Текст книги "Избранное в двух томах. Том II"

Автор книги: Юрий Стрехнин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)

СОБЛАЗН

Если вам доведется побывать в Будапеште, обязательно посетите остров Маргит. От центра города, из Пешта, до него рукой подать, стоит только пройти половину моста, носящего то же название, что и остров, – одного из шести будапештских мостов через Дунай. От середины моста небольшой примыкающий к нему мостик приведет вас на остров. Весь он, вытянувшийся вдоль реки между Будой и Пештом, представляет собой великолепный парк. Вековые деревья, смыкаясь кронами, образуют зеленые своды над аллеями и дорожками. Среди густой зелени многочисленные рестораны и кафе, танцевальные и спортивные площадки, плавательные бассейны, в которых можно купаться не только летом, но и зимой: в них с глубины свыше трехсот метров поступает по трубам горячая вода целебного источника. Бродя по парковым дорожкам и аллеям, вы сможете выйти к огромному зданию пляжа «Палатинус», вмещающему одновременно пятнадцать тысяч человек, в находящемся близ пляжа великолепном розарии полюбоваться розами двухсот видов, посетить какой-либо из зеленых театров – оперный или эстрадный, носящий теперь имя Маяковского.

На острове-парке ваше внимание привлекут заросшие плющом развалины древнего монастыря, светлое здание «Гранд-отеля», разбитый на искусственных скалах сад, в котором радуют глаз цветы тысячи видов, водопад, низвергающийся с одной из этих скал в окруженное старыми раскидистыми деревьями озеро, в котором плавают золотые рыбки. Вы с восхищением послушаете доносящиеся из «музыкального колодца» венгерские народные мелодии, рожденные силой движущейся воды. Прогулявшись по живописному парку до северной оконечности острова, вы под примыкающим к острову вторым мостом через Дунай, мостом Арпад, построенным уже после войны, выйдете к сложенному из серых камней волнолому, напоминающему нос корабля.

Остров Маргит для жителей Будапешта – любимое место прогулок и отдыха. Они заслуженно называют его жемчужиной Дуная.

Но совсем иначе выглядел этот прекрасный остров в суровые дни января сорок пятого года, когда в Будапеште шли бои. Для гитлеровцев, теснимых в Пеште, но еще крепко сидевших в Буде, Маргит был как бы передовым укреплением, с которого можно было просматривать реку и пештский берег. Парк был изрыт траншеями, изъязвлен снарядными воронками. Среди заснеженных, местами покалеченных осколками деревьев были запрятаны батареи пушек и минометов, на берегу оборудованы многочисленные пулеметные гнезда. И хотя лед на Дунае в ту для Венгрии необычайно суровую зиму давно был прочен, пройти по нему от Пешта, чтобы штурмовать остров, было невозможно: за всеми подступами к острову Маргит противник следил и держал их под прицелом.

Немцы на острове, отделенные от наших позиций ледяным полем замерзшей реки, чувствовали себя спокойнее, чем в других местах Будапешта, где нейтральная полоса проходила по жилым кварталам и подчас была такой узкой, что через нее можно было перебросить гранату.

Но, как ни стерегли гитлеровцы подступы к острову, матросы отряда разведки не раз проникали на Маргит.

Однажды Калганов послал в поиск на остров Любишу Жоржевича, Алексея Чхеидзе и Василия Глобу. Это было через два дня после Нового года, встречу которого разведчики отпраздновали по-особому: ровно в полночь по их заказу прогремели залпы нескольких наших батарей, снаряды обрушились на кабаре и рестораны, в которых собравшиеся на новогодний ужин офицеры окруженных в Будапеште немецких частей поднимали в ту минуту бокалы и желали друг другу в новом году выбраться из котла. Эти «новогодние» цели для артиллеристов разведал отряд Калганова.

Посылая на остров Маргит Жоржевича, Чхеидзе и Глобу, назначенного старшим, Калганов поставил им задачу – уточнить, где стоят крупнокалиберные пушки, каждый день обстреливающие наши позиции в Пеште. Данные об этих пушках нужны были, чтобы уничтожить их точным артиллерийским огнем. Попутно три разведчика должны были установить и расположение других сил врага на острове.

Глоба, Чхеидзе и Жоржевич пошли в поиск ранним утром, когда только-только начинался медленный зимний рассвет. В эту пору легче было обмануть бдительность врага: с наступлением дня гитлеровцы становились менее осторожными, к тому же утром они производили смену постов, завтракали.

Набросив белые накидки, разведчики спустились с пештской набережной на лед как раз напротив острова и поползли к нему. Лед был неровный; сломанный еще в начале зимы быстрым течением, когда был тонок, или разбитый совсем недавно снарядами, он застыл причудливыми нагромождениями. Разведчики где ползком, где перебежками от тороса к торосу благополучно добрались до острова и, присмотревшись, вышли на берег там, где, по их расчетам, противник не мог бы их заметить.

На острове они почувствовали себя спокойнее, хотя на льду их отделяло от врага и большее расстояние: на льду укрыться, если заметят, было негде. Здесь же в случае опасности они могли спрятаться где-нибудь в кустарнике, хотя по-зимнему и голом, но густом, за деревьями или в пустом здании какого-либо из увеселительных заведений.

Три разведчика долго ходили по острову, прокрадываясь от дерева к дереву, от куста к кусту, от одной постройки к другой. Они делали это довольно свободно в огромном парке, по которому шли, избегая аллей и дорожек. Гитлеровцы им почти не попадались навстречу. Если же разведчики замечали гитлеровцев, то незаметно обходили их стороной.

Проходив несколько часов по острову, отметив обнаруженные близ берега окопы и пулеметные гнезда, в которых, по их подсчетам, занимало позиции около двух рот гитлеровцев, Глоба, Жоржевич и Чхеидзе нашли наконец на небольшой лужайке в гуще парка то, что искали, – батарею стопятидесятимиллиметровых орудий, нацеленных в сторону Пешта. Разведчики запомнили место и отправились в обратный путь. Задание было выполнено.

Но даже если задание и выполнено, разведчик, пока он находится на вражеской стороне, продолжает поиск, тем более что возвращается он всегда другим путем. Глоба, Жоржевич и Чхеидзе внимательно рассматривали встречавшиеся по пути здания ресторанов и кафе, осторожно заглядывали в некоторые из них: не находятся ли там гитлеровцы? Но здания, в большинстве легкой, летней постройки, с выбитыми стеклами, местами поврежденные снарядами и авиабомбами, были пусты. Гитлеровцы либо грелись в землянках, сооруженных ими кое-где под деревьями парка, либо сидели в окопах.

Уже почти выйдя к берегу, разведчики увидели белое двухэтажное здание с множеством балкончиков по фасаду, окруженное аккуратно подстриженными деревьями и кустарниками.

– Стойте! – шепнул товарищам Чхеидзе.

– Что? – спросил Глоба.

– Кажется, в доме кто-то есть. Я слышал голоса.

– Какие голоса? – Глоба посмотрел в сторону здания. – А ну, послушаем…

Разведчики постояли, прислушиваясь.

– Никаких голосов! – сказал Глоба.

– Но я слышал: вроде вскрикнули, – стоял на своем Чхеидзе. – Немцы в здании!

– Едва ли, – с сомнением покачал головой Глоба. – Что им там мерзнуть? Видишь, Алексей, все окошки повыбиты.

– А все-таки надо посмотреть! – не отступал Чхеидзе.

– Ну что ж, посмотрим, – согласился Глоба.

– На всякий случай, я один схожу, – сказал Чхеидзе, – а вы меня здесь подождите.

Жоржевич и Глоба присели под могучим старым дубом, за черными припорошенными снегом ветвями которого шагах в двадцати белело здание. В стене, обращенной к разведчикам, виднелась широкая дверь, когда-то вся, сверху донизу, застекленная. К крыльцу, на которое выходила дверь, не вело никаких следов, снег перед ним был не тронут.

Глоба и Жоржевич следили, как Чхеидзе прокрался вдоль насаждений, окаймлявших здание, несколько секунд, присев, оглядывался, а затем быстро перебежал небольшое открытое пространство, отделявшее его от крыльца. Вот он взбежал на крыльцо и через раму лишенной стекол двери проскользнул внутрь.

…Едва Чхеидзе вошел в здание, как сразу же насторожился: ему показалось, что вблизи и в самом деле слышны какие-то невнятные голоса. С автоматом на изготовку он прижался к стене и осмотрелся. Полутемный вестибюль, битое стекло на присыпанном снегом полу, кресло, валяющееся вверх ножками, двери направо и налево, лестница, ведущая наверх, – похоже, здесь что-то вроде гостиницы… По всему видно, в здании давно никого не было, пожалуй, с самого начала боев. Но голоса, голоса? Чхеидзе прислушался еще: кажется, довольно веселые крики, смех. Кто это веселится и по какому поводу? Здесь, в промерзшем здании, в окнах которого не осталось, наверное, ни одного стекла?

Прислушиваясь к голосам, доносившимся сверху, Чхеидзе стал подниматься по лестнице на второй этаж. Голоса слышались все отчетливее. Но только доносились они не сверху, как показалось ему вначале, а снизу. Что бы это могло значить?

С верхней ступени лестницы, где он остановился, Чхеидзе увидел, что весь второй этаж представляет собой большую квадратную, обращенную внутрь, крытую галерею. Вдоль всей галереи видны многочисленные двери, ведущие, очевидно, в номера. С внутренней стороны галерея ограждена перилами, и над тем пространством, которое замыкают они, крыши нет, вверху сереет зимнее небо. На галерее не видно никого… Чхеидзе, согнувшись, приблизился к перилам и глянул вниз.

Там, в прямоугольнике, образуемом внутренними стенами здания, легким паром дымился под открытым небом большой облицованный светлым камнем бассейн. В его зеленоватой воде беззаботно плескались обнаженные люди. Посредине двое плыли наперегонки, размахивая руками. А сидящие по краям бассейна, кто совсем голый, кто полуодетый, кто в обмундировании столь знакомого и столь ненавистного грязно-зеленого цвета, криками подзадоривали плывущих.

И конечно, никто из гитлеровцев не подозревал, что за ними сверху, с галереи, следят внимательные глаза советского разведчика. Им и в голову не могло прийти такое. Ведь они находились в своем, хотя и самом ближнем, но все же тылу.

Прижавшись к перилам, Чхеидзе довольно долго рассматривал купающихся гитлеровцев. Злость на них все более разбирала его: «Мы тут по снегу ползаем, а они соревнования по плаванию устраивают! Расположились, как на курорте!»

Алексею очень хотелось дать очередь из автомата или бросить гранату в середину бассейна, но он сдержался. Разведчику не положено открывать огня, если его к тому не вынудил противник.

Чхеидзе вернулся к ожидавшим его товарищам.

– Пойдемте-ка посмотрим! – выслушав рассказ Чхеидзе, решил Глоба. – А вдруг и «языка» прихватить сумеем?

Чхеидзе привел товарищей на галерею тем путем, которым шел сам. Засев в укромном месте за перилами галереи, все трое внимательно осмотрели бассейн, шепотом посовещались. О том, чтобы попытаться взять «языка», не могло быть и речи: гитлеровцев – человек сорок, все они в куче, ни один из них не отходит в сторону.

– Идем обратно! – шепотом сказал Глоба.

Но Чхеидзе все же не утерпел, попросил:

– Дай я их гранатой пугану!

Глоба возразил:

– Не имеем права рисковать!

– Да какой риск? – Оглянувшись, Чхеидзе показал на лестницу, по которой они поднялись: – Как брошу – сразу по ней вниз и в кусты. Фрицы-то не этим ходом пользуются.

– Даже надо так! – неожиданно поддержал Алексея Жоржевич. – Подымется у немцев в тылу переполох, они – все внимание на это, от наблюдения отвлекутся, а мы тем временем – по льду.

– Ну что ж, дельно! – согласился Глоба. – Давай, Леша! А мы еще из автоматов подбавим.

Вытащив из кармана бушлата гранату и широко размахнувшись, Чхеидзе бросил ее через перила галереи в бассейн. Граната еще летела, а разведчики, просунув автоматы между балясинами балкона, уже открыли огонь.

Взрыв, треск автоматных очередей, вопли гитлеровцев…

Спеша вслед за Глобой и Жоржевичем к выходу, Чхеидзе на бегу успел бросить взгляд назад. Он увидел, как внизу, в бассейне, мечутся ошалевшие купальщики, как разбегаются они в стороны, – одни в чем мать родила, другие с мундирами и штанами в руках, некоторые на ходу пытаются одеться.

Не прошло и двух минут после того, как раздался взрыв гранаты Алексея Чхеидзе, а три разведчика, покинув здание, нырнули в кустарник и бегом, раздвигая оледеневшие, ломкие ветви, устремились к берегу, обращенному в сторону Пешта. Позади трещали автоматы, но свиста пуль не слышалось. Стреляли не в разведчиков. Можно было догадаться, что это гитлеровцы, купавшиеся в бассейне, палят вверх по галерее.

Разведчики быстро спустились на лед и снова от тороса к торосу, перебежками, огибая проделанные снарядами полыньи, поспешили через Дунай. Вслед так и не раздалось ни одного выстрела.

Трое благополучно вернулись в расположение отряда. Выслушав доклад Глобы и отметив на своей карте местонахождение обнаруженной вражеской батареи и других позиций, Калганов хотел было поругать разведчиков за то, что они без крайней необходимости обнаружили себя. Но командир был немногим старше своих матросов. Он легко представил себя на месте Алексея Чхеидзе в минуту, когда тот обнаружил бассейн с купающимися гитлеровцами, и читать нотации не стал, тем более что поиск завершился благополучно. Калганов понял, как велик был соблазн, и усомнился, устоял ли бы он сам перед этим. Пожалуй, что нет…

– Ну ладно! – сказал он. – Все хорошо, что хорошо кончается. – И пошутил: – Жаль, конечно, что вы какого-нибудь свежевымытого фашиста не привели.

ДВЕ КАРТЫ

Медленные январские сумерки. Кружась в воздухе, неторопливо падают редкие снежинки. Узкая улочка, каких немало в Пеште – центральной части венгерской столицы. Серые, местами в черных полосах гари стены домов. Мертвыми глазницами глядят выгоревшие окна. Торчат стропила из-под крутой крыши, покореженной бомбежкой. Косо свисает изрешеченная осколками вывеска над витриной, наглухо задернутой железной шторой. Где-то за домами изредка бухают пушечные выстрелы, глуховато рассыпаются пулеметные очереди. А на этой улочке, за линией обороны гитлеровцев, в их тылу, тихо и безлюдно.

Но чьи следы на тротуаре, припорошенном свежим снегом? Кто прошел только что? Следы ведут вдоль тротуара к арке ворот, пересекают тесный двор, теряются в проломе в стене дома, потом появляются с противоположной стороны его, петляют по развалинам разбитых бомбами зданий, дворами и переулками…

А по следам, присматриваясь к ним, спешат двое. Один – в черной шляпе, надвинутой на уши, в длинном пальто. Другой – в суконной шапке с козырьком, куртке со шнурами на груди, высоких военных сапогах. У того и другого на рукаве трехцветная повязка с изображением четырех черных скрещенных стрел. Такие повязки носят венгерские фашисты. Вместе со своими германскими хозяевами они сидят в обороне, патрулируют в кварталах, лежащих за передним краем. Такие могут безнаказанно и ограбить и пристрелить по первому подозрению. Жители Будапешта стараются не попадаться им на глаза.

Эти двое идут крадучись. У каждого правая рука в кармане.

За кем же гонятся, кого выслеживают они?

Петляющие по переулкам и дворам следы ведут к передовой. Их оставляют на свежем снегу пятеро быстро шагающих людей. Тот, что идет первым, высок, бородат, на нем коричневая теплая шапка, просторное потертое кожаное пальто, брюки навыпуск – это старший лейтенант Калганов. Следом за командиром, слегка сутулясь, широко шагает рослый парень в короткой желтоватой куртке – Веретеник. Рядом с ним третий – маленький, щуплый на вид, с острыми чертами лица. Он одет в широкий, явно ее по росту темный плащ, лихо сдвинута на затылок шапка. Это закадычный друг Веретеника Малахов. За ними идет, осторожно поглядывая по сторонам из-под черных густых бровей, невысокий, с маленькими, но очень приметными черными усами Максименко. Он в накидке какого-то неопределенного цвета. И последним, выделяясь крупной фигурой, шагает, временами неторопливо оглядываясь, одетый в зеленоватый реглан Никулин.

У всех пятерых автоматы, но они спрятаны под одеждой. Еще никто из них не видит, что по пятам бегут две фашистские ищейки.

Откуда же идут пятеро разведчиков, какое задание выполняли они в тылу врага на этот раз?

Еще в декабре, когда отряд только начинал действовать в Будапеште, Калганова вызвал начальник штаба флотилии капитан 1 ранга Свердлов и поставил задачу раздобыть сведения, где в Дунае выше Будапешта противником поставлены мины, затоплены суда, какими путями, свободными от этих опасностей, пользовался враг. Эти сведения нужны для будущего, когда бои в Будапеште закончатся, Дунай освободится ото льда и корабли флотилии снова пойдут вверх по реке вместе с наступающими войсками.

Выполнить это задание, казалось, невозможно. Нужные данные есть в документах или на картах, где зафиксирована навигационная обстановка. А где найдешь это? В каком-нибудь вражеском штабе? Но как узнать в каком и как туда проникнуть?

Разведчики много думали о том, как же выполнить задание. Калганов все время имел в виду предположение, высказанное ему начальником штаба, когда тот ставил задачу: навигационные документы могут быть в управлении Дунайского пароходства, ведь венгерские торговые суда, выполняя военные перевозки для гитлеровцев, ходили по Дунаю выше Будапешта, пока не замерзла река.

От местных жителей разведчики знали, что управление пароходства находится в одном из центральных кварталов Пешта, в глубине расположения врага. Было решено для начала отыскать кого-либо из служащих пароходства. Пользуясь тем, что Жоржевич хорошо владел венгерским языком, разведчики опрашивали местных жителей. Те охотно помогали в розыске. После долгих поисков к Калганову наконец привели служащего пароходства. Выяснилось, что он всего-навсего курьер, ничего не знает о навигационных документах. Но он сказал, что, по его мнению, документы, возможно, хранятся в секретном отделении пароходства. И главное – курьер назвал одного из чиновников этого отделения. Правда, он не мог сказать, где живет этот чиновник – в освобожденной части Будапешта или в одном из кварталов города, еще запятых врагом.

Тем не менее конец ниточки был уже в руках разведчиков. Теперь нужно размотать весь клубок. Это помогла сделать девушка Мари из дома, соседнего с тем, в котором располагались разведчики.

Кареглазая миловидная девушка, была приветлива с матросами и охотно рассказывала им о себе. Разведчики знали, что она студентка Будапештского университета, живет со своими родителями, а ее брат, тоже студент, арестован салашистами, и с тех пор о нем нет никаких вестей. Мари с жаром говорила, как она ненавидит и салашистов, и их немецких хозяев. После некоторых колебаний Калганов, посоветовавшись с товарищами, решил привлечь Мари к розыскам. Когда Жоржевич по поручению Калганова спросил Мари, не сможет ли она найти кого-либо из сотрудников городского справочного бюро, которое, как было известно, находится в освобожденной части города, девушка охотно взялась выполнить поручение.

Вскоре она привела пожилого человека, которого отрекомендовала как служащего адресного бюро. Калганов назвал ему фамилию чиновника и попросил найти по картотеке адрес.

Адрес чиновника был найден. Оказалось, что он живет на одной из улиц, находящихся в нашем тылу. В тот же день Жоржевич и Чхеидзе разыскали его и привели к Калганову. Но оказалось, что чиновник в секретном отделении занимает незначительную должность и ничего не знает о навигационных документах. Все же он оказался полезным: назвал фамилию и адрес своего начальника, старшего чиновника, имеющего доступ к секретной документации; его квартира в той части города, которая еще в руках врага. Значит, придется идти за передний край…

На поиски отправились Калганов, Жоржевич, Чхеидзе, Монайкин и Неверов. С ними пошла и Мари.

Переходили на вражескую сторону днем, воспользовавшись тем, что внимание противника было отвлечено боем, разгоревшимся поблизости.

Уже спускались ранние зимние сумерки, когда они приблизились к дому, где находилась квартира чиновника. Дом с виду выглядел пустым, как и многие дома Будапешта в те дни, – жители спасались от бомбежек и обстрелов в подвалах.

Оставив матросов скрытно наблюдать за улицей, Калганов с Мари и Жоржевичем вошли в подъезд и поднялись по лестнице. Мари указала на дверь одной из квартир.

Дверь оказалась запертой. На стук, как и можно было предположить, никто не отозвался. Калганов попросил Мари попытаться разыскать чиновника в убежище и сказать ему, что его подчиненный, младший чиновник, пришел по поручению полиции и ждет у дверей квартиры.

С нетерпением и тревогой ожидали Калганов и Жоржевич возвращения девушки.

Вот снизу по лестнице зазвучали шаги, гулко отдаваясь в тишине безлюдного дома.

С площадки Калганов и Жоржевич увидели: рядом с Мари по лестнице подымается осанистый человек в очках, одетый в добротное черное пальто и черную же из стриженого меха высокую шапку, какие носят зимой в Венгрии состоятельные люди. Он недоуменно оглядел двоих неизвестных, видимо ища среди них своего подчиненного. Но на площадке было уже темно, лица различались с трудом.

Калганов дал знак Любише, и тот быстро, решительным тоном сказал чиновнику:

– Зайдем в квартиру, нужно переговорить.

Растерявшийся чиновник дрожащей рукой вынул из кармана ключ, открыл дверь. Когда все вошли в квартиру и дверь захлопнулась, Калганов сказал Любише:

– Объясни ему, кто мы, и растолкуй, что нам от него требуется.

Услышав русскую речь, чиновник пошатнулся и опустился на стул. Широко раскрытыми глазами он смотрел на незнакомцев, и даже в тусклом свете зимнего дня было видно, как быстро запотевают его очки. Губы чиновника дрожали, зубы постукивали. Казалось, он не понимал, о чем его спрашивают. Некоторое время он не мог произнести ни слова. Но постепенно пришел в себя, успокоился и стал отвечать.

Чиновник рассказал, что управление пароходства после начала боев в Будапеште не функционирует, но в здании управления все осталось как было и оно охраняется. Наиболее важные документы из секретного отделения были переданы представителю германского командования, но некоторые документы служащие пароходства утаили: в сейфе секретного отделения находится лоция Дуная с нанесенной на ней обстановкой. В сейфах и шкафах остались и некоторые другие документы, в которых зафиксировано, какие места на фарватере опасны для плавания. Но ключей ни от шкафов, ни от сейфа, сказал чиновник, у него нет и у кого они – он не знает.

Как проникнуть в секретное отделение? Для этого надо знать расположение помещений управления и как оно охраняется. Из ответов чиновника можно было понять, что он и сам может дать кое-какие сведения об обстановке на фарватере. Но расспрашивать его подробно – надо немало времени. Да и расспросив, нельзя отпустить – об этом разговоре никто не должен знать.

Калганов решил увести чиновника с собой. Когда он через Любишу объявил ему об этом, чиновник дрожащим голосом попросил разрешения проститься с семьей. Согласиться на это Калганов не мог: опасно, можно навлечь слежку. Но велел Любише сказать чиновнику, что позже его отпустят домой. Мари Калганов послал в подвал сказать жене чиновника, что по важному служебному делу ее муж будет отсутствовать несколько дней, пусть она не беспокоится.

Над крышами Будапешта уже опускалась зимняя ночь, изредка прорезаемая светящимися трассами снарядов и пуль, когда разведчики вывели чиновника из дома. Вместе с ними вышла и Мари.

Разведчики пробрались дворами и безлюдными переулками почти до самого переднего края немцев. Когда приблизились к нему, стало уже совсем темно, наступил комендантский час. Теперь немецкие и салашистские патрули будут останавливать каждого прохожего. Значит, идти можно только скрытно… Не желая подвергать Мари лишнему риску, Калганов предложил ей идти одной. Мари ушла. Если ее и задержат, она сумеет отговориться.

Между передовыми позициями противника разведчики пробирались известными им лазейками – через выгоревшие дома, проходными дворами, пустыми траншеями на улицах и в скверах. Чиновник следовал за ними послушно. Все шло благополучно. Только в самом конце пути, когда нужно было пересечь последнюю улицу, по разведчикам застрочил немецкий пулемет. Но они, а с ними и чиновник, которому, конечно, хотелось жить, сделали рывок, и через несколько секунд все были в безопасности. Вскоре выяснилось, что и Мари удалось благополучно миновать вражеские позиции. Она пришла еще раньше.

Теперь можно было обстоятельно расспросить чиновника. Он рассказал все, что знал, начертил план расположения помещений в здании управления пароходства, указал подходы к зданию и где примерно можно встретить охрану.

Пока Калганов и Жоржевич вели все эти расспросы и готовились к поиску, разведчики – это было примерно через сутки после их возвращения – получили новое важное задание: выяснить, как обороняются гитлеровцами подступы к Эржебет-хид – мосту, находящемуся в их тылу и соединяющему с Будой еще удерживаемые ими кварталы Пешта. Эти сведения нужны были командованию для подготовки удара в направлении моста.

Второе задание, как и первое, было срочным. Посоветовавшись с матросами. Калганов решил выполнять оба задания одновременно, действуя двумя группами. В первую, для разведки возле моста Эржебет, вошли Веретеник, Малахов, Никулин и старшим – Максименко. Вторую, которая должна была достать документы из здания пароходства, составили Глоба и Чхеидзе, возглавил ее сам Калганов. Он припас несколько толовых шашек и запальный шнур, чтобы подорвать двери и сейф.

Когда все было готово, Калганов и Максименко напомнили всем, что, успешно проведя оба поиска, они не только ускорят победу, но и предотвратят многие жертвы с нашей стороны, а значит, нужно не жалеть себя, хотя и быть предельно осторожными.

В начале ночи обе группы скрытно от противника прошли через передовые позиции врага в прибрежных кварталах Пешта и углубились в его тыл. Пройдя немного, группы разделились. Максименко повел свою к мосту, Калганов свою – к управлению пароходства. Перед тем как разойтись, условились, что встретятся к концу ночи в развалинах многоэтажного дома, разбитого прямым попаданием авиабомбы.

Ничто не нарушало ночной тишины. Затих, может быть ненадолго, гул боя. Держась в тени зданий и оград, от подъезда к подъезду, из ворот в ворота, временами прячась в них, чтобы осмотреться, пробирались Калганов, Чхеидзе и Глоба к зданию управления. Калганов уверенно вел матросов по незнакомым улицам. Он отлично изучил план города и хорошо помнил все, что рассказал чиновник. Не было оснований опасаться, что тот обманул: до поры до времени он оставлен на базе разведчиков и прекрасно понимает, что будет с ним, если обнаружится, что дал заведомо ложные сведения.

По сведениям чиновника, управление помещается в конце улицы, второй дом от угла, четырехэтажный. Мимо все время ходят патрули: на этой улице находится еще несколько учреждений.

Разведчики уже дошли до соседнего с управлением здания и спрятались в его подъезде. Присматривались, как лучше проникнуть в здание. Через дверь нельзя: она на виду, да к тому же заперта. Окна первого этажа высоко. Но угол здания поврежден бомбой или залетевшим снарядом – в стене чернеет большой пролом. Калганов хотел дать знак Глобе и Чхеидзе пробираться к пролому, как позади них на улице послышались мерные приближающиеся шаги. Разведчики притаились. Мимо подъезда неторопливо прошли два салашиста с винтовками на ремнях. Справиться втроем с двумя врагами нетрудно. Но исчезновение патруля может быть быстро замечено. А неизвестно, сколько времени потребуется, чтобы разыскать документы.

Три разведчика терпеливо ждали, пока патруль пройдет.

Патрульные дошли до здания пароходства, миновали его, постояли на углу. Слышно было, как к ним подошел еще кто-то, очевидно встречные патрульные, донесся невнятный разговор, мелькнул огонек – наверное, закуривают. И опять послышались приближающиеся глуховатые на присыпанном снегом асфальте шаги – патруль возвращался.

Два салашиста снова прошли мимо темного подъезда, где затаились разведчики.

Как только шаги патрульных затихли, Калганов, Глоба и Чхеидзе быстро перебежали к зданию управления и юркнули в пролом.

Непроглядная тьма стояла внутри здания. Но пользоваться фонариком Калганов сразу не рискнул: могут заметить снаружи. Шел на ощупь, припоминая, что рассказал чиновник о расположении коридоров и комнат. Поднялись по лестнице на второй этаж. В конце коридора в темноте нащупали обитую мягкой кожей дверь. Это про нее чиновник сказал, что она ведет в секретное отделение. Нашарив запор, дверь без особого труда открыли отмычкой. Вошли. Осторожно посветили фонариком. Небольшая комната. Посередине – квадратный полированный стол, по стенам – большие фотографии под стеклом: пароходы, виды Дуная. Посреди внутренней стены – черная железная дверь. За нею-то и должно быть секретное отделение.

Железная дверь, как и предполагали, оказалась запертой. Как открыть ее? Проще всего подорвать, для того и взяты толовые шашки. Но воспользоваться ими можно только в том случае, если звук их взрыва затеряется в гуле артиллерийской стрельбы. Иначе взрыв неизбежно привлечет внимание патрульных, поднимется тревога.

Как на грех, в этот ночной час орудия замолкли. А весь расчет разведчиков был на то, чтобы подорвать двери и сейф под артиллерийский «шумок».

Решили попытаться вскрыть дверь без шума.

Поручив Чхеидзе наблюдать за улицей из окна, Калганов с Глобой начали взламывать дверь.

Они долго возились над запором, пытаясь потихоньку выворотить его заранее припасенным ломиком. Но запор оказался очень прочным. Час шел за часом, а дело не двигалось. Калганов и Глоба в темноте искровянили пальцы о неподатливый металл, но запор оставался на месте.

Ночь уже шла к концу. Скоро начнет светать, и тогда выбраться, не обратив на себя внимание патрульных, будет еще труднее…

Убедившись, что взломать дверь, несмотря на все усилия, не удастся, Калганов скрепя сердце дал приказ уходить. Когда выбрались из здания пароходства, Калганов оставил поблизости, в пустом доме, Глобу и Чхеидзе, с тем чтобы они в течение дня до его возвращения наблюдали, не произойдет ли перемен в патрулировании, не возникнет ли какая-нибудь новая опасность.

До рассвета оставалось совсем немного, когда Калганов встретился, как было условлено, в руинах разбомбленного дома с Максименко и другими разведчиками. Их тоже постигла неудача: близко к мосту Эржебет подойти не смогли – противник чрезвычайно бдителен в часы ночного затишья.

– Ну что ж, – сказал Калганов, выслушав Максименко, – не сумели ночью, придется днем. Поведу я.

Уже рассвело, когда разведчики, изрядно попетляв по дворам и переулкам, обходя позиции гитлеровцев, все же сумели пробраться близко к мосту, на набережную. Спрятавшись среди покрытых снегом камней, там, где набережная была разрушена бомбами, они в течение нескольких часов вели наблюдение, и Калганов нанес на карту все обнаруженные предмостные позиции врага, отметил, где стоят батареи, прикрывающие подступы к мосту.