Текст книги "Черное солнце"

Автор книги: Юрий Луговской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Гром аплодисментов, цветы – всем: Ане, Маше, Насте, Саше. Они уходят за кулисы, но им еще долго приходится принимать поздравления и приглашения отметить с ними этот ошеломляющий спектакль, который они сейчас показали. Они принимают приглашение синьора Ринато и его гостей и вскоре сидят за их большим столом, выслушивают множество комплиментов и теперь, уже не опасаясь ни за что, пьют вкусное вино и едят вкусное, ароматное мясо со спагетти. Саша рассказывает итальянцу помоложе – остальным не меньше пятидесяти, а этому лет сорок – о том, как он работает в Москве, как танцует, как играет в рок-группе «Корни травы». Его нового знакомого зовут Антонио. Когда артисты чувствуют неимоверную усталость и собираются откланяться, Антонио вдруг делает им интересное предложение.

Ему через три дня исполняется тридцать пять лет (а Саша думал, все сорок). Многие итальянцы выглядят старше, возможно, за счет той солидности, к которой они стремятся, правда, не всегда, на взгляд Саши, успешно. Свой тридцатипятилетний юбилей Антонио хочет отметить так, чтобы он запомнился ему на всю жизнь. Он почему-то считает, что 35 лет – это ровно полжизни. Зря ты так себя программируешь, говорит ему Саша. Но тот не слышит его. Все уже достаточно много выпили, и каждый слушает только себя. Но к предложению Антонио не прислушаться нельзя.

Он живет между Турином и Миланом, совсем недалеко от них, от Вивероны, километрах в пятидесяти. Антонио приглашает их к себе на день рождения, Сашу и его очаровательных танцовщиц, и просит, чтобы они исполнили на его юбилее этот номер, ну, и, конечно, стриптиз. Он часто видел стриптиз в ночных клубах Италии, но всегда оставался к нему равнодушным. А сегодня ему впервые понравилось. У него последнее время проблемы с потенцией, сказал он Саше по секрету. А вслух сообщил, что после шоу девушек он возбудился так, что может удовлетворить самых горячих гетер. В этот момент он посмотрел на каждую из танцовщиц по очереди, но девушки сделали вид, что не заметили намека Антонио. Никакой итальянец, даже красивый и богатый, им не был нужен. Все, что было нужно им в жизни, у них и так имелось. За это Саша их и любил. За легкость, любовь к себе и… к нему. И за то, что деньги для них вовсе не были главным в жизни. В отличие от всех остальных стриптизерок из его клуба.

Но Антонио нисколько не обиделся. Он и не рассчитывал ни на что. Он продолжал петь им дифирамбы, сказал, что их испанское шоу было очень эротично, но действие и танец отвлекли от возбуждения. Это было не менее, если не более прекрасно, чем их стриптиз, сказал Антонио. И, наконец, перешел к главному. Да, он приглашает всю четверку на день рождения, где они выступят, попразднуют с ним и с его друзьями и получат гонорар две тысячи евро.

Отказываться от такого предложения было глупо, это понимали и Саша, и девушки, но чтобы сохранить солидность, молодой человек сказал, что благодарит за предложение, но они должны его обдумать, решение у них принимаются коллегиально, а ответ Антонио они дадут завтра, перед отъездом. Когда они уезжают? В десять утра от отеля «Краун». Вот его телефон, он будет ждать звонка. Антонио обещал лично их проводить к отелю. На этом и распрощались.

Их проводили до отеля, и только войдя в лифт и дождавшись, пока дверцы закроются, все четверо хором закричали ура и бросились обнимать и целовать друг друга. Они не заметили, как открылись двери лифта, и, когда обернулись, увидели итальянскую пару среднего возраста, которая с улыбкой наблюдала за ними. Не переставая блаженно улыбаться, они поздоровались, вышли в коридор и, еще раз поцеловав друг друга, разошлись по своим номерам – ни на что, кроме сна, сил ни у кого не было.

Утром Антонио, как и обещал, ждал их в холле. Микроавтобус с водителем Педро был наготове, и, когда они подошли и поздоровались с Антонио, в этот момент на черном «Мерседесе» приехал синьор Чезаре, и начались объятия и благодарности. Гонорар он вручил Саше еще вчера и сегодня приехал только для того, чтобы проститься со своими новыми русскими друзьями. Он сказал, что, когда они закончат по контракту выступления в «Макамбо», он обязательно выделит в своем ресторане день или больше для их выступления. Этого хочет не только он, этого хотят все его посетители. А в будущем, может, он организует им какие-нибудь гастроли, если у них большой репертуар. Репертуар имеется, сказал Саша, и к гастролям они всегда готовы.

Антонио повторил свое приглашение на юбилей, и Саша ответил, что, посовещавшись со своими артистками, он решил принять предложение и будет рад поздравить Антонио на его вилле. Решено было созвониться накануне юбилея. Антонио пришлет за ними машину.

Обратная дорога показалась еще красивее и еще короче. Наверное, потому, что ехали домой. Пока они ехали, Саше позвонил синьор Ринато. Поблагодарил за триумфальное выступление и сказал, что ждет их сегодня вечером на ужин. Сегодня у них выходной, но положенный гонорар за этот день они все равно получат.

Саша ехал на переднем сиденье микроавтобуса и думал о том, как легко и как счастливо все складывается в его жизни. Единственное, наверное, чего нет, – это глубины. Вот и группу он забросил. И песни не пишет. Но зато он впитывает райскую жизнь. Одно время он увлекался буддизмом и много читал о реинкарнации. Может быть, в прошлой жизни он был монахом, жил в монастыре, подвергал себя аскетизму, лишениям? А теперь вот ему вознаграждение за это – теперь он должен вволю натусоваться, вволю заниматься сексом и всеми остальными плотскими радостями. Пусть все течет как течет. Не стоит напрягаться. Что Бог ни делает – все к лучшему. И если Бог считает, что я должен жить в раю, значит, так и есть. Эти мысли привели Сашу в полную гармонию с самим собой, он обернулся назад и посмотрел на девушек. Аня положила голову на плечо Насте и обе спали. Мария смотрела в окно, но, увидев, что Саша оглянулся, подмигнула ему, поцеловала ладошку и сдула с нее воздушный поцелуй.

12

Террористический акт на рынке в Грозном прямо накануне отъезда Гульсум не восприняла никак. Эта информация, она слышала ее по радио и потом обсуждения на улицах, не вызвала у нее никаких эмоций – ни положительных, ни отрицательных. Она никогда не интересовалась политикой, брат даже упрекал ее за полное равнодушие. Тебе бы только твои книжки читать, а о нашей независимости ты вообще не думаешь, говорил Исмаил. Гульсум думала о независимости, но только не о политической, она думала о независимости личности от каких бы то ни было на нее посягательств. Даже когда 9 Мая убили президента Кадырова на стадионе, ей, по сути, было все равно. Кто будет руководить ее республикой – Кадыров, Гантамиров или Масхадов, – ее не волновало, лишь бы была мирная жизнь и интересная работа.

И теракт на рынке интересовал ее только постольку, поскольку в результате могла быть отменена ее поездка в Москву. Но перемены после этого теракта в Грозном отозвались эхом в Гудермесе, и Гульсум не могла их не заметить. Солдаты федеральных войск и милиция чаще останавливали прохожих, проверяли документы и обыскивали каждого второго. Солдат, который всегда провожал ее взглядом около дома, решил остановить девушку. Неужели у меня подозрительный вид, подумала Гульсум. На шахидку, на террористку я вроде бы не похожа, по крайней мере пока. Может быть, со временем черты террористки проявятся в моей внешности, но пока по моему внешнему виду, по одежде этого не скажешь. Я одета вполне нейтрально. Но вскоре она поняла истинную причину желания обыскать ее.

Солдат остановил Гульсум, проверил документы, а потом, нагло глядя ей в глаза, присел, провел руками по бедрам, как будто тщательно обыскивая ее. Его руки обняли ее ногу в плотно облегающих синих джинсах, полезли выше. В этот момент солдат поднял голову и попытался поймать взгляд Гульсум. Но этого ему не удалось, она равнодушно смотрела куда-то вдаль. Он таким же образом обхватил левую ногу, слегка сжал ее и опять, медленно ощупывая, поднял руки снизу вверх. Встал, попросил поднять руки, и провел руками по ее бокам. Гульсум была в тоненькой кофте, и то, что у нее под ней ничего нет, было видно невооруженным взглядом. Но солдат ничего и не искал.

– Что в рюкзаке? – спросил он, хотя именно с рюкзака и надо было начинать обыск, если он действительно подозревал бы девушку.

– Продукты. Сыр, хлеб, овощи, сок, – спокойно ответила Гульсум. – На этот раз Гульсум посмотрела ему в глаза. Солдат вдруг неожиданно покраснел. Гульсум дернула плечом, чтобы снять рюкзак, но солдат сделал резкий отрицательный жест рукой: не нужно.

– Про теракт слышала?

– Да, слышала.

– Вот поэтому и обыскиваем всех, – солдат говорил не спеша, как будто ждал, что девушка поддержит разговор. – Сейчас Грозный вообще на чрезвычайном положении, террористов ищут, уже трех человек взяли. – Гульсум не отвечала. – Ладно, иди и поаккуратней, сама знаешь, какое время. Пять человек погибли и восемь раненых, – сказал солдат. Гульсум смотрела ему в глаза. Она о чем-то задумалась и впала в минутный транс. – Иди, Гульсум, домой, – сказал солдат, и она очнулась, услышав свое имя, как будто доносящееся издалека. Откуда он знает, как меня зовут, подумала она. Ах, да, паспорт…

Она быстро прошла к своему подъезду. Завтра она отправляется в путь. Что ей нужно взять с собой? Ничего, кроме самой необходимой одежды и документов. Ключ от квартиры, адрес. Этот район Москвы она знала прекрасно, там был театр «Вернисаж», где она однажды сидела в зале рядом с артистом Банионисом, который играл в одном из ее любимых фильмов Андрея Тарковского «Солярис». Неподалеку был и Дом кришнаитов с большим эзотерическим магазином, в котором она покупала ароматические палочки, фенечки, недорогие серебряные колечки, кожаные браслеты и дешевые, но очень изысканные индийские платья. Теперь она будет жить неподалеку и готовиться к террористическому акту, который должна совершить на рок-фестивале.

Борис дал задание войти в рокерскую тусовку. Но как она это может сделать? Никого из университетских друзей она вмешивать в это дело не хочет. Она даже не будет никому звонить. В принципе познакомиться с музыкантами несложно. И это при правильной тактике не составит для нее большого труда. Заодно она попрактикуется в том, чего никогда не делала. С точки зрения Катрин, это очень полезная техника. Надо прийти в какой-нибудь ночной клуб на рок-концерт известной группы, в такой клуб, совсем небольшой, камерный, где музыканты играют прямо перед тобой, где они полностью доступны. Сегодня таких заведений в Москве немало – «Бункер», например, или «Китайский летчик Джао Да». В таких маленьких клубах рокеры легко идут на контакт с кем угодно, они вообще легко идут на контакт, но на больших концертах от публики, от фанатов их охраняет милиция. А когда все рядом и нет никакой охраны, никакого ажиотажа… И тем более если красивая оригинальная девушка с восточной внешностью проявляет явный интерес к их творчеству… Познакомиться, пококетничать в меру, так, чтобы оставался стиль восточной, недоступной, загадочной женщины. Рано или поздно музыкант сам проявит активность, и вот тогда – закрыться от него, увиливать. Успех обеспечен. Через пару дней рок-музыкант, которого она сама выберет, будет полностью в ее власти. Раньше она никогда не практиковала такое поведение, но она знала, что у нее получится. Было интересно ощутить себя в новой роли, полностью заменить свою личность. Так становилось легче жить, легче воспринимать свое задание и свою цель, которую она перед собой поставила, когда решилась отправиться в лагерь, цель, которая время от времени куда-то ускользала от нее. Жизнь начинала напоминать какое-то нереальное абсурдное приключение. Алиса спустилась глубоко в Зазеркалье.

Гульсум посмотрела в окно, где двое солдат обыскивали мужчину, потом он вырвался и побежал, они стали стрелять ему вслед. Ранили, он упал, они подбежали, и один со всего размаха ударил раненого ногой в грудь. Гульсум равнодушно смотрела, как солдаты избивали раненого мужчину, потом отошла от окна и, открыв холодильник, стала думать о том, что она приготовит на ужин.

Борис больше не звонил, да они и не договаривались. Наверное, после взрыва на рынке отсиживается где-нибудь в своей норе, подумала Гульсум. В Москве ей еще наверняка предстоит с ним встретиться, и не раз. А скорее всего не только с ним. Пока же она будет довольствоваться обществом Елены.

С Леной они ни о чем не договаривались. У обеих билеты на руках, значит, они встретятся только в поезде. Если у них вообще места в одном купе и в одном вагоне. Этого Гульсум не уточнила, ей было все равно. Итак, в Москву, в Москву!

Она легко поймала машину, но водителя пришлось уговаривать, пришлось торговаться. Вид у него был не очень благообразный, и Гульсум решила не обещать большие деньги, мало ли что.

– Во Владикавказ? Да все дороги перекрыты после теракта, нет, не поеду.

– Перекрыты, и что, не пускают? – спросила Гульсум, уверенная в том, что через минуту она сядет в машину и поедет, несмотря ни на что.

– Не пускают, да еще и неприятности у меня могут быть.

– Какие? – спросила Гульсум.

– Не важно.

Водитель не уезжал, как будто чего-то ожидая, и Гульсум сказала:

– У меня билет на поезд, нас с ним пропустят. И я заплачу.

– Билет? Куда? – удивился водитель.

– В Москву, я там учусь.

Водитель задумался.

– А сколько заплатишь?

– А сколько надо?

– Ну, минимум баксов сто пятьдесят.

Гульсум сделала удивленное лицо, как будто это было неимоверно дорого, и особенно для нее.

– А что ты думаешь, нет, дешевле не поеду, рисковать не хочу.

Гульсум опять сделала вид, что мнется, раздумывает, и в конце концов после тяжелой внутренней борьбы за неимением других вариантов ей приходится согласиться.

– Ладно, заплачу. Правда, это почти все мои деньги.

Она села на переднее сиденье, захлопнула дверь «восьмерки», и водитель резко тронул с места. Он включил радио. Говорили о террористическом акте на рынке в Грозном.

Водитель молчал, Гульсум тоже не хотела обсуждать эту тему. Да и обсуждать тут было нечего. Дело было настолько темным, даже Гульсум это знала, в Чечне столько кланов, столько тэйпов, столько бандитов, что неизвестно еще, чьих рук это дело. Водитель, похоже, придерживался того же мнения.

Их остановили на посту, проверили документы, спросили, зачем они направляются во Владикавказ. Гульсум показала билет на поезд и свой студенческий. Их пропустили. Водитель с интересом посмотрел на девушку:

– Ты учишься в МГУ?

– Да, – сухо ответила Гульсум. Меньше всего ей хотелось сейчас обсуждать перспективы своего московского образования. Но водитель и не продолжил беседу. Он опять надолго замолчал. По радио зачитывали список погибших на рынке. Гульсум равнодушно слушала. И вдруг она услышала имя и фамилию, до боли ей знакомую. Кто это? Да это же Рустам, ее одноклассник. Рустам Манукаев. Она после школы видела его только один раз. Он уехал учиться в художественное училище в Санкт-Петербург и приезжал, как и она, только на каникулы. Рустам был влюблен в Гульсум, любил ее неразделенной любовью и только после школы, когда поступил в училище, видимо, отвлекся от этого чувства. Гульсум была и приятна, и немного тягостна его любовь. Она не могла ответить на нее, Рустам не был мужчиной ее мечты. Дружить она с ним хотела, но попытки дружбы с ним всегда оканчивались требованиями с его стороны более высокими.

Но сейчас, когда Гульсум узнала о его гибели, знакомый комок вновь подкатил к горлу. И первый раз она решила не ликвидировать боль никакими специальными техниками, никакими уходами в Зазеркалье. Ей почему-то хотелось до конца пережить это горе. Она всю дорогу вспоминала и вспоминала их школьные прогулки с Рустамом, то, как он пытался ее обнимать, целовать, как она мягко отказывала ему, как он огорчался. Когда они окончили школу, он написал ее портрет и подарил ей. Портрет остался в доме в Грозном. Гульсум казалось, что Рустам идеализировал ее, что она вовсе не была такой возвышенной, какой он ее себе представлял, она чувствовала себя гораздо более приземленной.

Она не замечала, как слезы лились по ее щекам. Водитель увидел это и сочувственно спросил:

– Погиб кто-то из близких?

– Одноклассник, – собравшись духом, ответила Гульсум и вытерла слезы рукавом джинсовки.

Водитель понимающе кивнул и вздохнул.

Они приехали на вокзал, и водитель предложил помочь.

– Да нет, спасибо, не надо, у меня мало вещей, – сказала Гульсум и протянула ему сто пятьдесят долларов. Он быстро убрал деньги в карман и спросил, чем еще может ей помочь. Гульсум поблагодарила, сказала, что у нее все в порядке, и водитель удивился – только что перед ним была грустная девушка, у которой погиб одноклассник, и она плакала, вспоминая его, а теперь перед ним деловая, спокойная, расчетливая девица, которая думала о том, как сядет в поезд, о своих дальнейших делах. Ни следа печали на ее лице. Прагматичная современная молодежь, решил водитель и пошел искать попутчиков, чтобы не ехать обратно вхолостую.

Лена была в голубой маечке, надетой без лифчика, и ее большая грудь привлекала заинтересованные взгляды мужчин и осуждающие – женщин. Легкие летние брючки в обтяжку, по последней моде, сумка кожаная, фирменная, с большим количеством карманов и раза в три больше рюкзака Гульсум. Таких девушек, как она, часто можно видеть в аэропортах на рейсах в Египет, Турцию или на Канары. Когда Лена увидела рюкзачок Гульсум, она прыснула:

– Это что, все, все твои вещи? А где же вечерние платья?

– Зачем? – удивилась Гульсум. Они даже не поздоровались, подумала она.

– Ну как зачем? Для ночных клубов, театров и светских приемов, – усмехнулась блондинка. – Да ладно, Гульсум, шучу. Здравствуй, как жизнь.

– Здравствуй, нормально.

– У нас одиннадцатый вагон. Пошли. Ух, слава богу, хоть в нормальную жизнь едем. Как они достали со своей войной! – Это говорит снайпер, для которого война – главное средство для заработка немаленьких денег, подумала Гульсум.

Они вошли в купе, одна полка нижняя, другая верхняя. Гульсум сразу сказала, что может на верхней – на верхней полке была хоть какая-то изоляция от общения, которое волей-неволей возникает в купе. Лена не стала отказываться от нижней. Только они успели положить сумки под нижнее сиденье, как в вагон вошла пожилая пара. Ну и хорошо, подумала Гульсум, не будет ни лишней тусовки, ни лишних разговоров. Лену, напротив, появление в их купе стариков слегка разочаровало. Но ненадолго. У нее на дорогу были планы развеяться. Она достала из сумки бутылку кофейного ликера «Бейлис» и поставила на столик.

– Выпьем по глоточку? – подмигнула она Гульсум.

– Не сейчас, может быть, позже. Сейчас не хочу, спасибо.

– Ну, как знаешь, – сказала Лена, нисколько не обидевшись. Достала из сумочки пластиковый стаканчик, открутила крышку бутылки и налила себе полстакана. Не пристает, не уговаривает, с ней легко, с облегчением отметила Гульсум.

– Мой любимый ликер. Давно мечтала: сяду в поезд, буду пить «Бейлис» и ни о чем не думать, по крайне мере во время дороги. – Она сделала глоток. – Ох, кайф! Давай налью. – Гульсум отказалась, залезла на верхнюю полку и открыла детективный роман на английском языке.

Поезд тронулся.

13

Сначала Дима всерьез не воспринял сообщение о том, что он должен отбыть в Москву для посещения известного учреждения на Лубянке. Ну, съездит, опять помучают одними и теми же вопросами, но в конце концов отпустят, и он вернется в Гудермес. И так бы он и оставался в счастливом неведении, если бы не милиционер, которого он недавно оперировал. Он пришел к Диме и рассказал ему по секрету, что есть информация о том, что доктор Дмитрий больше работать у них не будет. У лейтенанта друзья в местном ФСБ, и они сообщили ему, что доктора отзывают. Причина – пребывание в плену у боевиков, и не только это. Диму слишком любили и слишком уважали в Гудермесе. Он стал слишком яркой фигурой, слишком яркой личностью. Такие люди здесь были не нужны. Положение тут серьезное, кругом боевики, бандиты, а Дима лечит всех. В общем, такой Иисус Христос тут не нужен. Так что, как это ни печально, но доктор Дмитрий дорабатывает последние дни на их земле. Но они, горцы, не забывают добро. И если в жизни Димы случится беда, они всегда придут ему на помощь, в любых условиях, что бы ни случилось. Они сделают все возможное и обязательно помогут ему. У него здесь остались друзья на всю жизнь, пусть он об этом никогда не забывает.

Все это звучало очень трогательно, и слышать Диме было приятно, но весть о том, что он должен покинуть госпиталь, не радовала его. Он полностью верил лейтенанту Мустафе, у него не было причин ему не верить: новости тут распространялись мгновенно. Конечно, срок его командировки скоро все равно окончится, но пока он еще не вышел, как же он оставит бригаду, как они будут работать без него? Наверное, им пришлют другого врача, незаменимых нет, с грустью подумал Дима. На душе было так хреново, он растерянно смотрел на Мустафу, думал о том, что ему делать сегодня, вроде бы все операции завершены. И вдруг принял нестандартное для себя решение. Мустафа уже собрался уходить, как он вдруг положил ему руку на плечо и сказал:

– Мустафа, оставайся с нами.

– В каком смысле? – не понял милиционер.

– Ну, ты сегодня работаешь?

– Работаю. А что? Ради вас, доктор Дмитрий, я отложу любую работу.

– Мы сейчас посидим, как люди. Я позову друзей, и мы выпьем за мой отъезд. Раз уж они так хотят меня отсюда отправить, они не дождутся, что я буду страдать. Мы будем гулять. Сиди здесь. – И Дима выбежал из модуля с криком: – Таня! Самвел!

Испуганная Татьяна тут же явилась. Самвел заканчивает несложную операцию. Но скоро будет, сказала она. А что случилось? Она с тревогой посмотрела на Мустафу.

– Да ничего, отмечать сейчас будем, – сказал Дима.

– Что отмечать? – с опаской улыбнулась Таня. Тон ее любимого главного врача ей совсем не нравился.

– Мой отъезд, – сказал Дима.

– Какой отъезд, Дмитрий Андреевич? Вы меня пугаете.

– Увы, Танюш, меня отзывают. Срок еще не вышел, а уже не хотят, чтобы я дальше работал.

– Это точно? – мрачно спросила медсестра.

– Девяносто девять процентов, – сказал Дима и посмотрел на Мустафу. Тот пожал плечами, он не виноват, что принес такую грустную новость.

Таня отвернулась. Дима понял, что она не хочет показывать, как расстроилась, видимо, даже заплакала.

– Ну ладно, что ты, Танька, не последний раз видимся.

– Последний, – уверенно ответила медсестра.

– Откуда такая обреченность? Разве мы не можем увидеться в Москве? – спросил Дима, не глядя на медсестру.

– Не можем.

– Ну почему?

– Потому что вы не зовете.

– Я позову.

– Позовете?

– Ну, разберусь в Москве, посмотрю, что там у нас с кадрами, и позову.

Таня обреченно кивала головой.

– Вы не позовете, Дмитрий Андреевич, но я все равно буду ждать.

Через полчаса все уселись за стол. На столе была водка, сырокопченая колбаса, сыр, жареное мясо, картошка, помидоры, огурцы, зелень. Но ужин проходил, как на поминках, говорили мало и в основном на отвлеченные темы, никто не хотел касаться Диминого отъезда, никто как будто не хотел признаться себе в том, что они останутся без главного врача. Тема для разговора нашлась – последний теракт на рынке. Мустафа рассказал о версиях, сказал, кого задержали.

Выпили две бутылки водки, поели, поговорили и разошлись. Дима обнялся с Мустафой, и тот оставил ему свой телефон и адрес. Дима тоже дал лейтенанту гудермесской милиции свои координаты.

Еще четыре дня главный врач Дмитрий Андреевич Кочетков работал в госпитале в Гудермесе. На следующий день после сообщения Мустафы случилось ЧП, и Дима не отходил от операционной. В селе Ведено восемь боевиков захватили школу. Учебный год закончился, и детей не было, захватили только само здание, без заложников. Несколько человек из спецотряда ФСБ вступили в перестрелку с боевиками. Бой длился четыре часа, после чего эфэсбэшники все же выбили боевиков из школы. Тут же позвонили в военную комендатуру и сообщили, что все в порядке, что боевики уходят в лес, школа взята. И как будто в ответ на их сообщение прогремела пушечная атака – их обстреляли из тяжелой артиллерии. В результате – один убитый, двое тяжелораненых.

Их привезли в госпиталь к Диме. Он не отходил от них два дня и вернул ребят к жизни – одному сделали сложную операцию на легком, у другого было ранение в области печени.

Дима познакомился с майором ФСБ Евгением Красиковым. Сказал, что уезжает в Москву. Майор огорчился и спросил, в чем причина. Доктор рассказал. Майор объяснил, что, если есть приказ, сейчас сделать ничего не удастся, главное, чтобы по прибытии не было серьезных осложнений. Он сказал, что свяжется с кем надо – связи у него там неплохие – наверху и сделает все возможное, чтобы у Димы не было лишних хлопот. Дима спас ему жизнь, и он перед ним в долгу. Когда Дима ответил, что это всего-навсего его работа, Евгений усмехнулся и сказал, что выручать людей из беды – тоже его работа. И при всем бардаке, который существует в нашей жизни, она не отменяется. Вон и обстреляли их скорее всего свои, он приехал сюда, понятно, не за деньгами, а за тем, чтобы налаживать нормальную жизнь. И даже если это невозможно, как считают многие, он все равно будет биться лбом об стену. Только так в жизни что-то можно изменить, только так.

Это знакомство Диму приободрило, и уезжал он не с таким упадочническим настроением, какое было, когда он узнал от Мустафы, что больше сюда не вернется. Он еще не знал тогда, как помогла ему та операция, как поможет вскоре майор Красиков.

Димины проводы напоминали проводы отца на фронт во время войны. Он был чуть ли не самый молодой в бригаде, моложе только медсестры, но выступал истинным лидером, с ним было спокойно и несуетливо, он всегда был весел, даже когда падал с ног от усталости. И вот он уезжает. Кто придет на его место, неизвестно, скорее всего хороший человек и профессионал, плохие в медицине катастроф не работают, и все же это была огромная потеря. Коллеги бодрились, но даже мужчины с трудом сдерживали слезы. А медсестры – те и не пытались их сдерживать. Девушки во главе с Татьяной рыдали в три ручья. Дима с трудом уговорил их покинуть его и не устраивать на вокзале проводы на фронт. Тем более что ехал он в Москву, это они оставались в Чечне. Он дал всем слово, что после их возвращения они обязательно встретятся в столице, что он всем обязательно позвонит. И когда приедет, тоже позвонит, ответил он на вопрос Тани, которая спрашивала без всякой надежды.

Когда они покинули перрон, Дима облегченно вздохнул и вошел в вагон. Чтобы развеять мрачное настроение, оставшееся после проводов, он достал спутниковый телефон и позвонил родителям. Подошла мама. Услышав его голос, она закричала:

– Димочка, ты жив, что с тобой?

– Мамуля, успокойся, я еду домой.

– Домой? Не может быть… – Татьяна Николаевна как будто до конца не верила словам сына. – Какое счастье! Подожди, – ее голос вдруг стал тревожным, – а почему так рано? Ты же должен был вернуться через три недели. Что-то еще случилось?

– Да так, кое-что, ничего серьезного. Приеду – все расскажу.

– С тобой все в порядке? Ты ранен? – не успокаивалась мама.

– Все в порядке. Я полностью здоров, не волнуйся. И Пашке позвони.

– Тебя встретить?

– Да зачем? Не нужно.

– Нет, Паша тебя встретит. И сразу приедете к нам. У тебя дома ничего нет, поешь, помоешься, а потом поедешь домой, хорошо?

– Ну, хорошо, мама.

– Какой поезд? Скажи номер.

Дима назвал.

– Паша тебя встретит. Значит, завтра вечером ждем.

– До завтра, мам, целую, и папу поцелуй. Как он?

– Все хорошо, Димуля, только за тебя все волновались.

– Ну, ладно, пока.

Дима нажал кнопку отбоя, иначе разговор продолжался бы бесконечно. Спутниковый телефон у меня конфисковать забыли. А может, подарили? Вряд ли. Наверное, в ФСБ отберут, подумал он.

Спутниковый телефон… С чем-то приятным он у него ассоциировался. Ах, да, Гульсум. У нее тоже был такой телефон. Все-таки, наверное, она из богатой чеченской семьи. Такие семьи он видел и в Грозном, и в Гудермесе. Она обещала позвонить ему. Позвонит? Как бы он этого хотел! Она сказала, что учится в университете на искусствоведческом. Значит, можно найти ее в университете. Но сейчас лето, сессии окончены. Значит, только в сентябре. Не скоро. Но может быть, она все-таки позвонит ему?

Поезд тронулся. Дима развалился на полке и впервые за время пребывания на Кавказе открыл книгу. Он целый месяц не мог сдвинуться с первой главы романа Харуки Мураками «Охота на овец». Он столько слышал об этой книге, что иногда ему казалось, что он ее уже читал. Но вот наконец-то он познакомится с этим автором по-настоящему, и никто ему не сможет помешать. В его распоряжении целый день, ночью он будет спать, и еще целый день.

Как приятно жить экзистенциальными проблемами его японского ровесника в Токио, который едет в Саппоро затем, чтобы найти какую-то мифическую овцу. А куда едет он, Дима, и зачем? Ну, во-первых, он едет домой, и это уже неплохо. Там его ждет работа, скоро приедет Михайлов и, возможно, позовет его к себе, ведь он оправдал его доверие в Чечне. ФСБ не в счет. С ФСБ он как-нибудь разберется. Не зря же он оперировал их сотрудников. Да и Михайлов с президентом чуть ли в дружеских отношениях. Все будет о’кей, надо верить только в это. А пока – Токио, Мураками, и пошли все…

14

Да, что-то меня круто понесло с этим психологом, думал Сергей Кудрявцев, сидя в клубе «Кошки» на своем любимом незаметном месте. Кочетков, безусловно, парень способный, вон как раскрутил меня. И перемены, безусловно, есть. Прошли жуткие перепады настроения от приступов удручающей скуки до болезненного возбуждения. Он вспомнил садистский секс с Ириной, поморщился и решил сделать ей какой-нибудь подарок. Закончит выступление, и надо ее позвать, посидеть с ней, может, потом заняться любовью, только не так, как последний раз, помягче.

Но что он наговорил психологу? Зачем? Что, ему от этого стало легче? А ведь и правда, стало легче, и свечку он поставил. Но то, что об этом знает еще один человек, Сергею не нравилось. Из людей, которые окружали его в те времена, иных уж нет, а те далече. И вот теперь знает психолог. Он, конечно, человек неопасный и не вращается в кругах, где могут использовать эту информацию, а вдруг? Все может быть. Завтра к нему придет еще один бизнесмен, или он напьется с кем-нибудь из друзей, кто вращается в его, Сергея, тусовке. Что знают двое – знает свинья. Какой же он все-таки идиот, что рассказал ему все это! Что теперь делать? Убрать его? Это, конечно, несложно, но жалко. Он реально начал помогать ему справиться с депрессией. А то чуть ли не спиваться стал. Какая-то чернуха внутри его еще по-прежнему гнетет, но меньше, а когда приходит на сеансы к Кочеткову, она вообще исчезает. Неужели придется избавляться от Павла? Жаль, жаль… Но по крайней мере не сейчас, надо, чтобы он еще помог ему. Не зря все-таки американцы, даже среднеобеспеченные, не говоря о богатых, имеют личного психоаналитика. Американцы не дураки, просто так деньги платить не будут. И они наверняка рассказывают своим психоаналитикам все. И вряд ли потом убивают их, точно, не убивают. Но у нас, к сожалению, не Америка.