355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Луговской » Черное солнце » Текст книги (страница 1)
Черное солнце
  • Текст добавлен: 6 июля 2017, 12:30

Текст книги "Черное солнце"


Автор книги: Юрий Луговской



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Annotation

Человечество тысячелетиями тянется к добру, взаимопониманию и гармонии, но жажда мести за нанесенные обиды рождает новые распри, разжигает новые войны. Люди перестают верить в благородные чувства, забывают об истинных ценностях и все более разобщаются. Что может объединить их? Только любовь. Ее всепобеждающая сила способна удержать человека от непоправимых поступков. Это подтверждает судьба главной героини романа Юрия Луговского, отказавшейся во имя любви от мести.

Жизнь однажды не оставляет ей выбора, и студентка исторического факультета МГУ оказывается в лагере по подготовке боевиков. А на тропе войны – свои законы, там нет места чувствам и цена человеческой жизни ничтожна. Порой слишком поздно осознаешь, что всего лишь исполняешь роль в чужой адской игре.

Луговской Юрий

Часть первая

Часть вторая

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Луговской Юрий

ЧЕРНОЕ СОЛНЦЕ

Роман

Благодарю Леонида Рошаля, Андрея Веселова, Юлию Гуревич, Александра Мельникова, Владислава Харитонова, Леонида Китаева-Смыка, Сергея Шишкова, Андрея Сиденко, Любовь Шубашову, Рустама Мадыгулова за моральную и творческую поддержку. Юрий Луговской

Часть первая

ЧЕРНАЯ НЕВЕСТА

1

Горячий песок летит в лицо. Вечером, перед сном, Гульсум опять будет вытряхивать его отовсюду. Помыться в лагере нет никакой возможности – для этих целей воду еще не привозили. И пока не обещали.

Гульсум закрывает глаза и подставляет лицо ветру. Ветер теплый, но сильный и хоть немного освежает. Но от песка все равно не скроешься. Песок в рубашке, в ботинках, скрипит на зубах, она вытряхивает его из трусов – песок везде.

Минута отдыха, а потом опять бегом по пустыне, ползком, опять бегом. И вновь в этой разрушенной и заброшенной деревне – уроки рукопашного боя. Их проводит мужчина, араб, лет тридцати, который называет себя Хасаном.

Хасан хвалит ее, Гульсум, за ее рвение. Хвалит с самого первого дня. Гульсум изо всех сил старается овладеть искусством боя. Ее никто сюда, в этот лагерь для боевой подготовки девушек, насильно не тащил, это был ее осознанный выбор. И если уж она решила отправиться сюда, будет делать все, как надо, и даже больше. Пусть иногда совсем не остается сил, она себя преодолеет. Жара, песок, пот, жажда, грязь, скорпионы – все это теперь не имеет никакого значения. Гульсум должна овладеть искусством войны во что бы то ни стало. И она им овладеет. Гульсум всегда, еще с детства, отличалась целеустремленностью. Все знали: если она что решила, что задумала – обязательно этого достигнет.

Наконец они во дворе заброшенного дома. Вчера здесь тоже проводился урок. Дело идет к вечеру, и жара спадает. Несколько минут им разрешают отдохнуть. Они садятся на известняковый пол. Гульсум кладет руки на камень, и они впитывают приятную прохладу.

Но вот звучит команда Хасана. Гульсум и еще семь девушек начинают отжиматься. Потом долго качают пресс – лежа поднимают прямые ноги. Суфия – девушка из Турции – больше не может выполнять упражнение. Она последний раз поднимает ноги на 30 градусов от пола и обессиленно бросает их.

Хасан, заметив это, подходит к ней и молча бьет сапогом по ее бедру. Суфия, скривившись от боли, продолжает делать упражнение.

Девушки разбиваются по парам для отработки приемов. Иранка Назахат не успевает найти себе пару, и ее подзывает Хасан. Все молча смотрят на девушку. Никто не хотел бы сейчас оказаться на ее месте. Хасан показывает удары в полном контакте.

Назахат в боевой стойке. Хасан знаком показывает ей, чтобы она провела ему удар в лицо. И когда кулак девушки летит по направлению к его глазам, он ставит блок, быстро отведя руку Назахат в сторону, и левой бьет ее в живот. Девушка сгибается, широко открывая рот и ловя воздух. Хасан бьет ее снизу по подбородку: не раскисай, соберись. Назахат разгибается, Хасан – в стойке, приманивает ее пальцем: нападай. Девушка проводит удар ногой, который в каратэ называется маваша, но и в этот раз ее нога упирается в стальное предплечье Хасана. Теперь его очередь. Он ловко подкашивает Назахат, и она падает на каменный пол.

– Десять ударов, потом бой, – говорит Хасан по-английски. На этом языке здесь изъясняются все инструкторы, так как девушки в лагере из разных стран: Гульсум – из России, Суфия – из Турции, Назахат – из Ирана, Лена – из Латвии, Рукия – из Ирака, Лола – из Франции, Фатима – из Арабских Эмиратов, Пердоз – из Ливии. Все девушки более или менее знают английский, на бытовом уровне понимают. А между собой общаются очень мало – на это почти нет времени.

Девушки выполняют задание инструктора. Они отрабатывают приемы, которые Хасан показывал им вчера. Гульсум стоит в паре с Леной, единственной, кроме нее, девушкой в лагере из бывшего СССР. Но Гульсум не старалась выбирать ее, чтобы оказаться в спарринге именно с ней. Не все ли равно, с кем драться? А то, что Лена почти ее землячка, Гульсум совершенно не волнует. Не имеет никакого значения – говорить по-английски с иностранками или по-русски с этой красивой блондинкой из Прибалтики.

Гульсум, отрабатывая с Леной блоки, краем глаза посматривает за тем, что делает Хасан с Назахат. Он сильно похлопал Назахат по щекам после очередного удара и вновь настраивает ее на атаку. Назахат мужественно атакует. Ее черные глаза горят от злости, и она пытается наносить удары Хасану. Тот только защищается, то ставя блоки, то отпрыгивая. Пока ни один удар Назахат не достиг цели. Но девушка продолжает упорно атаковать.

Гибкая фигура Хасана извивается, подпрыгивая на сильных ногах, как на пружине. Видно, что этот учебный спарринг доставляет инструктору истинное удовольствие. Он играет с ученицей как кошка с мышкой. Хасан почти подпускает Назахат к себе и, когда она наносит удар, ставит блок вполсилы, играючи, бьет девушку в живот, в плечо, в грудь. Лицо не трогает, бережет.

– Слушай, Гульсум, давай не будем особо напрягаться, – говорит Лена, – и так сил никаких не осталось. Мы же свои люди, че мы будем из кожи вон лезть?

Гульсум не отвечает. Она в стойке, готовая к бою.

– Ты что, оглохла? – Лена пока не собирается вставать в стойку. Гульсум молчит. – Ну, как хочешь. Смотри, пожалеешь, у меня опыта больше.

Лена проводит атаку, Гульсум защищается, увертывается. Потом, поставив очередной блок после удара Лены – та совсем раскрылась, – Гульсум сильно бьет ее в грудь. Лена отбегает назад, еле сохраняя равновесие. Но удерживается на ногах.

– Ах ты, сука чеченская, ну держись!

Лена бежит на Гульсум и проводит серию резких ударов ногами. Гульсум отбивает первый, второй, от третьего уклоняется, а четвертый пропускает. В ушах звенит, на секунду темнеет в глазах, она чувствует острую боль в виске и тут получает еще один удар – в грудь. Падает.

– Ладно, извини, если сильно, но ты сама этого хотела, – слышит она голос Лены.

Гульсум открывает глаза. Лена хлопает ее ладонью по щеке.

– Ты в порядке? – Гульсум видит, что Лена встревожена.

Гульсум молча встает. Она готова к бою. Лена демонстративно вздыхает:

– Ну что, амазонка, тебе мало? Еще хочешь?

Но тут девушки слышат голос Хасана:

– Все, закончили. На сегодня хватит. В лагерь! За мной! Бегом!

Измученные боем, девушки устремляются за Хасаном. Хорошо, что жара спала и стало даже прохладно. Силы девушкам придает только одно – сейчас они вернутся в лагерь, в свои глинобитные домики, где их ждут вода, ужин и где наконец они смогут принять горизонтальное положение и отдохнуть после очередного тяжелого дня.

Девушки живут в комнатах парами. Гульсум в комнате с Леной. Наверное, при расселении они придерживались территориального и языкового принципа, думает Гульсум. Лена – профессиональный снайпер. К обучению в лагере она подходит прагматически – за спецоперации, в которых она будет участвовать после окончания, ей обещали платить большой гонорар. Никакие идейные соображения, никакие идейные чувства Леной не руководят: этот лагерь для нее – просто курсы повышения квалификации, не более.

Девушки сразу идут на ужин. Они садятся в большой комнате за длинным столом. Повар – молодой мужчина арабской внешности – разливает воду из большой полиэтиленовой бутыли в пиалы, количество воды тут всегда ограничено. Раскладывает по тарелкам еду. Фасоль, кусок жареной рыбы, финики. Потом разливает всем чай. Девушки молча едят и расходятся по домикам.

Гульсум и Лена вытряхивают из одежды песок, раздеваются, ложатся на белые прохладные простыни, накрываются верблюжьими одеялами (ночью здесь прохладно) и тут же, не говоря друг другу ни слова, засыпают.

Гульсум просыпается оттого, что кто-то включил свет. Она слышит, как Лена ругается, и видит Хасана.

– Через две минуты построиться, сегодня ночью у вас спецзадание, – говорит он, выходит из комнаты и идет будить остальных девушек.

2

Программа в стрип-клубе «Кошки» началась как обычно, без опозданий, в одиннадцать вечера. Александр поставил «Бессамэ мучо» в обработке модной группы и сделал привычный знак танцовщицам: пора. Дверь из ди-джейской в комнату танцовщиц всегда была открыта. Девушки не стеснялись ди-джея, спокойно переодевались при нем. Они не стеснялись никого, такая уж у них была профессия – танцевать стриптиз.

А Саша был для них своим в доску. Ему можно было пожаловаться на жизнь, поплакаться в жилетку, весело поболтать – у него всегда наготове был новый анекдот. Парень он был симпатичный, к ним, девушкам, неравнодушен. Он говорил, что любит их всех, так никто не обижался. И всегда готов был доказать свою любовь на деле, тут же, в ди-джейской, или после программы, в вип-кабинете. Такое хоть и нечасто, но иногда все же происходило, к обоюдному удовольствию сторон. Этот секс ни к чему никого не обязывал, он, по сути, был домашним, семейным. Саша и девушки жили одной большой семьей, делились всем. По совместительству со своим ди-джейством Саша продюсировал танцовщиц из клуба «Кошки» для выступлений в других клубах, устраивал им гастроли по городам России и СНГ. Как их неофициальный менеджер и отчасти художественный руководитель, иногда он танцевал вместе с ними по его режиссуре, и тогда это был не просто стриптиз, а шоу-балет. Как менеджер и хореограф, он сам всегда ездил с ними, и это были очень веселые поездки.

Ди-джейство в стрип-клубе было не единственным занятием Александра. Он играл в рок-группе «Корни травы», писал музыку вместе с тремя такими же по возрасту рок-музыкантами, каждому из которых было около тридцати. Правда, в отличие от Александра, они не работали в ночных клубах и не получали таких больших денег, как Саша. Иногда ему даже было стыдно перед ребятами за то, что он работает в таком клубе, он понимал, что это не соответствует имиджу голодного идейного рокера. Но времена меняются, группе нужны деньги на клипы, студию, инструменты, промоушн. Сегодня без денег далеко не пробьешься, и музыканты старались как можно меньше иронизировать над Сашиной ночной работой. Он был их главным кормильцем. Купил новый синтезатор, договорился в помещении какого-то старого ДК в Сокольниках о круглосуточной аренде одной из комнат и сам за все платил – музыканты даже не знали, сколько и кому. О чем еще может мечтать рокер – есть база, есть инструмент.

В хороших, оригинальных песнях у группы недостатка не было, оставалось только сесть и записать альбом. К этому с огромным энтузиазмом и приступила группа «Корни травы». Дело осложнялось только тем, что их главный спонсор, их лидер Саша Кочетков не всегда был способен принять участие в записи. Как он говорил, он очень уставал после своей ночной работы, был выжат как лимон, и запись в студии то и дело приходилось откладывать на завтра, хотя никакой гарантии, что завтра не случится то же самое, не было. Ребята могли бы сделать записи сами, но не решались – он слишком много сделал для группы, и, если бы они записывали песни без него, Саша воспринял бы это болезненно. В результате они встречались максимум два раза в неделю, и работа шла очень медленно.

Ирина осталась в одном черном бикини, и Александр быстро поменял диск. Сейчас будет небольшая напряженная пауза, свет почти погаснет, и после паузы зрители, в полной тишине, затаив дыхание, будут смотреть на девушку – Ирина элегантным жестом снимет трусики.

Ирину у шеста сменила Анна, и Саша поставил латиноамериканскую композицию: Анька под латинос зажигает здорово. А к нему в ди-джейскую вбежала Маша, вся в слезах.

– Ну что, что такое случилось, Машуня? – Саша обнял девушку за голую талию, а сам смотрел сквозь окно на танцующую Аню. Клевая танцовщица, с ней можно делать большие дела. Куда бы еще ее предложить, в какой клуб, может, в «Куколки»?

Мария села к Саше на колени, уткнулась ему в плечо и разрыдалась. Он погладил ее по голове:

– Ну, ладно, ладно, успокойся… – Он губами вытирал слезы с ее щек. – Говори, что стряслось?

– Всё, он ушел, совсем.

– Ничего, ничего придет, вернется, – успокаивал ее Александр, даже не зная, о ком идет речь.

– Нет, не придет, теперь никогда не придет, я его так послала!

– Ну и правильно сделала. Не переживай, теперь тем более придет.

– Ты думаешь? – Маша подняла заплаканные глаза. – Почему ты так уверен?

– Интуиция. От такой девчонки, как ты, уйти невозможно.

– Правда? – Маша улыбнулась сквозь слезы.

Саша ласково потрепал ее по щеке и хлопнул по бедру:

– Вставай, иди готовься, тебе скоро выходить.

Маша встала с колен и прижалась к сидящему в своем вертящемся кресле ди-джею.

– Ну ладно, ладно, иди, сейчас некогда. – Он гладил ее по длинной ноге, а она еще больше прижималась. Он похлопал ее по голым ягодицам, в которых утопали красные трусики. – Иди умойся, Машунь, как ты такая размазанная танцевать выйдешь?

Маша посмотрела на себя в зеркало, увидела в нем любимого рыжего ди-джея, подмигнула ему и стала извиваться вокруг него, танцуя под музыку.

– Ну, сказал же, иди. Хватит меня возбуждать, танцевать в зале будешь.

Но Мария продолжала делать «восьмерку» бедрами, хитро глядя на ди-джея.

– Ну, хочешь, приходи под утро, когда программа закончится.

Маша чмокнула его в щечку и побежала в свою комнату. Там переодевались девушки, готовясь к выступлению. Александр даже не смотрел в их сторону. Это были для него рабочие будни, он каждый день видел их обнаженными. Танцовщицы его совершенно не стеснялись. Это не значило, что девушки не воспринимали его как мужчину, напротив, тридцатилетний прихиппованный ди-джей им нравился, многие его просто обожали, были к нему неравнодушны и редко ему отказывали.

Они жили сплоченной компанией, не ревнуя друг друга к Александру, а радуясь с ним жизни. К сексу он относился легко и учил этому их. Зачем отказываться от того, что составляет такую важную часть жизни? И зачем обставлять такое приятное безобидное занятие проблемами, как делают это большинство людей?

Саша увидел в зале Олигарха – такое прозвище носил хозяин клуба, крупный предприниматель Сергей Кудрявцев. Ди-джей, зная его вкусы, поставил любимую песню Кудрявцева.

Тебе повезло, ты не такой, как все,

ты работаешь в офисе, —


надрывалась певица из группы «Ленинград».

Кудрявцев, помимо клуба, владел еще несколькими магазинами в Москве, фитнес-центром, хоккейной командой суперлиги и, кроме этого, занимался финансовыми операциями. Одна из танцовщиц, Ира Андреева, была любовницей Олигарха, и поэтому Александр никогда с ней ничего себе не позволял, как она к этому ни стремилась. Какое-то время от нее просто не было отбоя. Ира видела, как легко и свободно ведут себя с ди-джеем девушки, иногда кто-то из них занимался с ним любовью тут же, в комнате, на глазах у других. Ее это сильно возбуждало, и она делала попытки соблазнить ди-джея. Но он был неприступен. Он знал, по чьей протекции попала сюда Ирина, видел, как Олигарх приезжал к концу программы и забирал девушку с собой. Саша очень дорожил работой в «Кошках», это было золотое дно, и у него не было никакого желания подниматься с этого дна на поверхность. Поэтому к Ирке, в отличие от всех остальных девиц, он и пальцем не прикасался. Она сначала обижалась, но потом смирилась, понимая, что у ди-джея нет другого выхода. Олигарх все равно узнает, он все видит, все контролирует.

Вышла Настя, значит, время Патрисии Каас. Настя была похожа на француженку в своем черном брючном костюме, и для нее Саша специально подобрал программу французских песен. Сначала Каас, потом Мирей Матье, и в заключение – Сальваторе Адамо пел свой знаменитый хит «Падает снег». Под Патрисию Настя снимала пиджак, под Матье – брюки. Крутился звездный шар, включалось соответствующее освещение, и в зале как будто начинался снегопад. К этому времени Настя оставалась в белых трусиках, не каких-нибудь блестящих концертных, а в самых обычных, простых. Девушка ложилась на пол и жалобно смотрела в глаза мужчинам. Адамо пел все драматичнее, снег кружился все быстрее, и на глазах у многих нетрезвых посетителей появлялись слезы. Руки с зелеными бумажками тянулись к белым трусикам Насти, и на этот раз мужчинам в порядке исключения разрешалось коснуться самых интимных частей тела танцовщицы, ведь они оставляли в ее трусиках купюры достоинством в 20, 50 и 100 долларов. Иногда это были евро, реже – наши тысячи. Никому не платили столько, сколько Насте, и Саша всерьез подумывал о шоу-балете, который давно планировал сколотить с этими талантливыми девчонками. Актерского образования у них, конечно, нет, да и танцевальное довольно поверхностное, но не это главное. Главное – природный артистизм, который был у некоторых – особенно у Ани, Насти и Маши, прекрасные фигуры, врожденная пластика и в то же время умение утонченно кокетничать. Эти трое вели себя как королевы, они знали себе цену, и в них не было ничего провинциального. Чем, к Сашиному сожалению, страдали остальные девушки. Опытный взгляд сразу отличал девушек из простых семей по тому, как они держались, как смотрели, как себя подавали.

После выступления Анастасии в программе был перерыв – перед самым радикальным стриптизом клиентам надо было перевести дух, да и переварить сентиментальный танец «француженки». В гримерную можно было попасть только через ди-джейскую, и Настя, проходя мимо Александра, потрепала его по длинным рыжим волосам. Он запустил руку ей в мокрые от пота трусы, нащупал купюру и подмигнул девушке:

– Хочешь, угадаю сколько?

– Ну, угадай, – Настя засмеялась, все еще тяжело дыша, но руку не убрала.

– Полтинник, – Александр вынул свернутую купюру, мокрую от Настиного пота.

– Ха-ха, обижаешь, начальник, – усмехнулась Настя, – стольник!

– Неплохо. Хозяевам выручку показывать будешь?

– Да надо, наверное, хоть и неохота. – Она достала из трусов все бумажки и одну протянула Саше.

– Ты что, Настюх, мне не надо, за что?

– За французскую программу. Если бы не ты, ничего бы не было.

– Да брось ты, это моя работа, хватит, убери, – он отодвинул ее руку с пятидесятидолларовой купюрой. Настя положила деньги ему на пульт. – Давай к нам, Шурик, чай пить.

Александр посмотрел на деньги, вздохнул, помотал головой, взял купюру и убрал ее в карман джинсов. На его мобильном телефоне заиграл Марш Мендельсона. Он посмотрел на высветившийся голубым светом дисплей. Паша. Что это он, среди ночи? То месяцами не звонит, а то вдруг – на тебе. На него не похоже.

– Привет, Павлик, что-нибудь случилось?

– Да, кое-что. Димка в Чечню собрался.

– В какую Чечню? Зачем? – Александр смотрел в комнату девушек. Маша резала сыр и клала его на тонко нарезанный хлеб, украшая сверху укропом. Ну и хозяин у нас, подумал он, даже не может обеспечить девушек ужином, когда такие бабки гребет с их же помощью.

– Как зачем? Работать. Михайлов предложил – директор Центра медицины катастроф.

– Каких катастроф? Не понимаю. Там катастрофа?

– Нет, там как всегда, – терпеливо ответил Павел, хотя Саша мог почувствовать, что терпение давалось брату нелегко. – Димка туда едет, через два дня собирается.

– Воевать, что ли? – спросил Саша и услышал, как брат устало вздохнул.

– Ну почему воевать? Разве Димка военный? Ты что, Шурик, там у себя в клубе, кокаин, что ли, нюхаешь?

– Скажешь тоже, кокаин… Кокаин дорогой, даже мне не по карману. – На эту тему он поговорил бы с удовольствием, но брат был не расположен для такой беседы. Он говорил о вещах, очень далеких, нереальных в этом теплом уютном клубе, где Александра окружали красивые полуголые девчонки. Они приглашают пить чай, а Пашка загружает какой-то Чечней. Но речь шла о родном брате, и Александр взял себя в руки. – Так что ты говоришь, зачем он туда собрался?

– Работать собрался, госпиталем руководить. В Гудермесе. Ну что, врубился?

– О Господи! В Гудермесе! – до Александра наконец дошли слова брата. – Поспокойнее места не мог найти?

– Значит, не мог, ты же знаешь Димку.

– И чего теперь делать?

– Ну а что мы можем сделать? Отговорить все равно не отговорим. Мать поддержать, вот что мы можем. И должны. У нее предынфарктное состояние.

– Завтра едем?

– Завтра.

– Во сколько, Паш?

– В семь, а, в общем, можешь и раньше, ты же днем свободен. А я в семь только смогу, и Димка не раньше.

– Все, буду.

– Ну, давай. – В трубке раздались короткие гудки. Александр посмотрел на девушек, Маша показывала на его чашку и бутерброд. Он вошел в гримерную, задумчивый, произнося: «Гудермес, эм-че-эс».

– Ты о чем? – спросила Маша. – Ты чего такой?

– Да нет, ничего, ничего, все в порядке. Родной брат в Чечню собрался.

– А кто он у тебя? – сочувственно спросила Настя.

– Детский хирург. – Саша взял чашку и отхлебнул крепкого английского чаю.

Девушки задумчиво смотрели на Александра. Все притихли. Это было так неожиданно. Брат – детский хирург. У такого симпатичного раздолбая. Совсем другой мир. Чечня, война, раненые, госпиталь. А тут стриптиз-клуб, кайф, деньги, секс, танцы.

– Вот такой у меня младший братец, – не без гордости сказал Саша.

– Он один? А старший есть? – спросила Настя.

– Есть. Старший – психолог. Братья у меня крутые. Один я выпал из гнезда. Это называется в семье не без урода, да? – Саша посмотрел на девушек в надежде, что они опровергнут его слова. И оказался прав.

– Ну что ты, что ты, солнышко ты наше, что ты на себя наговариваешь! – Маша подбежала и погладила его по голове. Она забеспокоилась, что Саша расстроится сравнением не в свою пользу. – Ты такой талантливый, такой хороший музыкант. И ди-джей классный. Перестань.

– Да? Ты так думаешь? – улыбаясь, посмотрел Саша на девушку.

– Конечно. – Маша взяла хлеб с сыром и протянула ему. – Ешь давай, твой любимый, пармезан.

Саша кивнул и откусил из Машиных рук от бутерброда с сыром.

3

Саша приехал к родителям в начале восьмого. Дима сидел с мамой на диване и мерил ей давление. Отец Андрей Сергеевич Кочетков, капитан первого ранга в отставке, теперь работающий в газете для ветеранов флота, стоял у окна с Пашей, они о чем-то тихо беседовали. В воздухе висела атмосфера тревоги и подавленности, Саша это сразу почувствовал.

– Ну какое? – спросила Татьяна Николаевна Кочеткова младшего сына.

– Немного повышенное, – ответил Дима, убирая тонометр в футляр.

– Какое повышенное? И что значит немного, по-твоему?

– 180 на 110, – сказал Дима.

– Ничего себе – немного повышенное. С таким немного повышенным и инсульт можно заработать. Разве нет, Димуль? – Татьяна Николаевна встревоженно смотрела на сына.

– Мам, ты, самое главное, не волнуйся, ты же сама знаешь, ты же врач. Для твоего возраста давление не катастрофическое. Таблеточек попьешь, я привез хорошие лекарства нового поколения, посидишь недельку на больничном, отдохнешь – и все пройдет.

– Отдохнешь тут с вами. Иди ко мне, сынок, – она увидела Сашу. – Что ж ты нас, стариков, совсем не навещаешь?

– Да некогда, мам. – Саша подошел, обнял маму и поцеловал.

– Да, мы знаем, ты у нас самый занятой, не то что твои братья. Павел у нас часто бывает, да и Димка захаживает, хотя уж он-то не меньше твоего занят.

– Да ладно, я знаю. Хорошо, мам, теперь буду часто бывать. – Саша почувствовал на спине взгляд отца. Обернулся. – Вот честное слово, пап, каждые выходные буду приходить. Нет, вернее, не в выходные, в выходные же у меня особая работа, но каждую неделю – это точно.

Отец вздохнул. В другое время он рассмеялся бы непутевому сыну, но сейчас настроение у него было подавленное. Как Паша ни успокаивал его, но Чечня есть Чечня, Гудермес есть Гудермес, «горячая точка» она и есть «горячая точка».

– А мне не будешь мерить? – спросил он Диму, видя, что тот отдает матери кожаную сумочку с тонометром.

– А что, надо, пап? Давай, если плохо себя чувствуешь. – Дима взял из рук мамы тонометр.

– Да нет, пожалуй, не надо, а то сейчас намеряешь, я еще больше расстроюсь.

– Это правильно, – сказал Павел, – не надо мерить. Как и по врачам не надо ходить никогда.

– И это говорит психолог, человек, у которого в семье двое врачей и сам он почти врач, – покачала головой Татьяна Николаевна.

– Ну ладно, давайте ужинать, что ли, а то все какие-то расстроенные сегодня, – бодро сказал Дима. – Мам, что у нас на ужин?

– Запеченная рыба, салат, картошка в духовке, как вы любите. Давайте к столу.

Андрей Сергеевич занял свое, главное, место, рядом расположился Павел. Дмитрий сел напротив брата и посмотрел на Сашу:

– Иди садись, пивка пока выпьем.

На столе стояли три бутылки чешского пива и бокалы. Саша посмотрел на свои руки.

– Сейчас, копыта только замою, – сказал Александр. – Я воду в машину заливал.

– Что сделаешь? Что замоешь? – испуганно спросила Татьяна Николаевна.

– Руки, мам, руки, – засмеялся Саша.

– Ну и жаргон, – покачал головой отец. – Дим, у вас в больнице тоже так говорят?

Дима засмеялся и отрицательно помотал головой.

– Нет, пап, у них свой сленг, медицинский. Ты что, не знаешь разве, что врачи самый циничный народ? – сказал Павел и разлил пиво по бокалам. Одной бутылки на четверых не хватило, открыл вторую. Пена красиво поднималась.

– Бегу, бегу, бегу, без меня не пейте! – Саша занял свое место, взял бокал и чокнулся с братьями и отцом.

– Мать, ты пиво будешь? – крикнул Андрей Сергеевич в сторону кухни.

– Не надо ей, с таким давлением, – тихо сказал Дима. – Ей лучше рюмку коньяку. Если мы, конечно, будем. – Дима хитро посмотрел на Павла.

– Будем, – подмигнул ему брат. – Мне клиент такой коньяк подарил. Тебе с твоей зарплатой полгода на такой работать надо.

– Теперь заработаю. У меня тройной оклад будет, – гордо заявил Дима. Услышав это, Андрей Сергеевич тяжело вздохнул и опустил голову на руки.

– Пап, ну ты еще будешь, ну ладно, не надо, а? – Дима встал из-за стола, подошел к отцу и положил ему руки на плечи. – Мать и так вон переживает, давление вон какое, и ты еще.

– А чего тебе, здесь плохо? – сдерживаясь изо всех сил, чтобы не сорваться на крик, сказал Андрей Сергеевич и убрал руки сына с плеча. – Здесь, что ли, мало тебе экстремальных операций, обязательно надо туда лезть? Что ты там забыл?

– Да меня Михайлов позвал, понимаешь ты или нет, папа? Или ты не знаешь, кто такой Михайлов?

– Да знаю я его прекрасно. Недавно у нас с ним интервью было. Он что, тоже едет?

– Нет, он только вернулся. Но обязательно навестит меня там. Всего-то два месяца.

– Да знаю я твои два месяца, потом еще будут два месяца, потом еще.

Татьяна Николаевна внесла блюдо с запеченной рыбой. Сыновья глубоко с наслаждением вдохнули аромат, который исходил от блюда. Никто не делал никаких движений, чтобы помочь матери, знали, она этого не любит. Поставив рыбу, она исчезла и внесла блюдо с салатом, затем малосольные огурцы и квашеную капусту. За ними последовала дымящаяся печеная картошка. Завершив сервировку стола, Татьяна Николаевна стала раскладывать еду по тарелкам, никого ни о чем не спрашивая. Начала с мужа, потом положила Павлу, затем Александру и последнему – самому младшему, Диме. Такой порядок в семье Кочетковых соблюдался всегда.

– А коньяк когда пить будем – потом или сейчас? – спросил Саша. Он посмотрел на Павла. – Что за манера у брата: похвалиться, подразнить, а на стол не выставить?

– Вообще-то я думал, мы будем пить его на десерт, то есть как дижестив, но, если хотите, я достану.

– Что? Какой еще дижестив? – недовольно поморщился Андрей Сергеевич.

– Ну, то же самое что десерт. Так на Западе говорят. Они любят крепкие напитки после еды пить, чтобы лучше переваривалось, – объяснил Павел.

– Нет уж, не надо нам никакого дижестива, на дижестив чай попьем. Давай доставай свой дорогой.

– Вот это правильно, папа, зачем нам этот диже… – весело отозвался Саша, но, почувствовав на себе строгий взгляд отца, решил не продолжать.

Павел достал бутылку «Хеннесси», легко открыл ее. Татьяна Николаевна достала из серванта рюмки.

– И мне налей, Павлуш.

Павел разлил коньяк по маленьким рюмкам. Саша хотел было сказать, что коньяк по правилам этикета положено наливать на дне бокала, но передумал. Все подняли рюмки и чокнулись.

– Ну, храни тебя Бог, сынок, – сказала Татьяна Николаевна, поднесла рюмку ко рту и выпила коньяк одним глотком. Смахнула слезу платком.

– Да ладно, что вы, как на поминках, – смущенно улыбнулся Дима. Паша сделал ему знак: не нужно, молчи.

– Ну, давайте поедим, мать старалась, – сказал Андрей Сергеевич, поставив рюмку. – Мягкий коньяк, не похож на армянский, вроде как пьешь и градусов не чувствуешь.

– Потому что «Хеннесси», – откусив огурец, сказал Саша.

– Да и хрен с ним, мне хоть хеннесси, хоть хернеси.

– Андрей, ты чего это? – Татьяна Николаевна с удивлением посмотрела на мужа.

– Да ладно, мать, все нормально. Салат что надо. Налей еще, Паш.

– Вы не очень-то расходитесь, – забеспокоилась Татьяна Николаевна, – что-то быстрый темп взяли.

– Между первой и второй – перерывчик небольшой, – вздохнул Андрей Сергеевич.

Отец тоже на пределе, подумал Павел, он так никогда себя не ведет, такие шутки никогда не отпускает. Но ничего не поделаешь, искусственно веселиться никто не будет – в семье не любили фальши. Пусть все идет как идет. Павел взял бутылку, вопросительно посмотрел на мать.

– Нет, сынок, мне хватит, я и так, по-моему, опьянела. Знаешь, Дим, ты прав был, голова прошла.

– Ну и хорошо, сосуды расширились, а больше и не надо, – серьезно сказал Дима. Паша разлил коньяк, и на этот раз все выпили молча.

Не коснуться Диминой чеченской темы родители не могли. Им хотелось знать все – как он будет жить, где, с кем общаться, что есть. Дима спокойно отвечал на все вопросы.

«Резиновый» госпиталь в Гудермесе. Гудермес – второй по величине город в Чечне после Грозного. Резиновые домики – 10 модулей, так называют эти домики, в них поставлено медицинское оборудование, проведено электричество, от него же печка. Рядом стоят два бывших кирпичных гаража, там он и еще трое врачей будут жить. У них будет круглосуточная охрана, хотя она в принципе не нужна – к российским врачам в Чечне относятся хорошо, потому что они лечат всех, никому не отказывают. При этих Диминых словах Андрей Сергеевич покачал головой и вздохнул, примерно то же проделала и Татьяна Николаевна. Дима сделал вид, что не заметил их жестов. Он сказал, что не было еще ни одного трагического случая, связанного с медицинским персоналом. Местные люди приносят еду, предупреждают об опасности.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю