Текст книги "Серебро далёкого Севера (СИ)"

Автор книги: Юрий Циммерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

"Что‑то я теряю нить, – растерянно подумал Зборовский. – Будь здесь на моем месте Энцилия, она наверняка бы разобралась в этой мудреной философии, но меня – увольте!". И он ломанулся напрямик, без обиняков:

– Так что же, досточтимая Теннеке, возможно все‑таки вернуть к жизни моего друга и человека, за судьбу которого я несу личную ответственность перед Его Высочеством?

– Да, возможно, – женщина резко встряхнула головой, и ее взор обрел прежнюю ясность. – Только имейте в виду: пробудить вашего Юрая, а точнее, заново напитать его энергией волшебства, хотя бы и непроявленной – это не по моей части: здесь нужен именно маг, причем высочайшей квалификации. Хотя сделать бы это мог, наверное, мой сват, у которого я сейчас гощу. Но сначала судьба преподобного Юрая должна быть решена и приговорена… Судя по выражению вашего лица, господин Зборовский, вы меня не вполне понимаете. Но, впрочем, это и неважно. – Фру Теннеке весело и задорно рассмеялась, и в ней проглянула прежняя Танька, разбитная и беззаботная деваха‑охотница.

– Просящий неизбежно дает, барон. Это – закон мироздания. Чем вы готовы заплатить за спасение вашего компаньона?

– Пол‑жизни отдам! – твердо сказал Влад. – А если о презренном металле, так Великий Князь, я думаю, не пожалеет и многих сотен в золотой монете, надо только для посольства добраться.

– О нет, прошу вас, барон, не беспокойтесь. Столь крупных жертв не потребуется ни от вас, ни от вашего сюзерена. Преподобный Юрай пал на поле брани с мечом в руке, защищая друга… Он вполне достоен возвращения в этот мир, так что плата будет почти символической. Вы всего лишь выполните три моих желания. Согласны? – и женщина снова звонко расхохоталась, бросая на Зборовского лукавый взгляд.

Смех над телом умирающего Юрая мог бы показаться кощунством. Но Теннеке, судя по всему, была не из тех, кто бросает слово на ветер. И барон с азартом заядлого картёжника решился сделать ставку на открывшуюся перед ним бубновую даму.

– Согласен!

– Ну так быть посему! – Дама сорвала с плеча лук и отточенным движением пустила стрелу отвесно вверх, в предвечернее небо. – Поберегите глаза, милорд!

Увы, предостережение запоздало. Завороженно следивший за полетом стрелы Зборовский уже не смог отвести взгляд, и когда, долетев до высшей точки, она вспыхнула и разорвалась на тысячи искр, опадая на поляну зеленовато‑голубым сиянием – барон просто ослеп на какую‑то долгую минуту. А придя в себя, застыл в остолбенении. Ибо его глазам предстала не лиса, не девица‑оборотень и даже не светская дама – но Высшая Сущность из тех, которые увидеть при жизни доводится лишь единицам из смертных, а уж остаться после этого в живых – и того меньше. Да, создание все ещё было по виду женщиной: дородной, крепко сбитой, с мощными ногами и руками, с объемистыми шарами грудей, распирающими кольчугу… Но рост ее превосходил теперь нормального человека раза в полтора, голову венчал венок из дубовых листьев, а над плечами распростерлись широкие крылья. И когда ее мощная длань взметнула к небу огромный тяжелый меч, нужное слово наконец выскочило из глубин памяти Збровского: "Валькирия!" А громовой голос крылатой воительницы, казалось, уже раскалывал надвое и землю, и небеса:

– Я, Танненхильд Олбеорнсдоттир, дарованной мне богами властью принимаю в себя судьбу доблестного мужа Юрая и приговариваю его к продолжению земного пути, понеже не исполнено предуготованное ему божественным промыслом предназначение!

Сверкнула молния, и после громового раската на поляну хлынул бушующий ливень. Дождь был бесконечен и всеобъемлющ, он хлестал по веткам, переполнял русла ручьев и речушек, выгонял полевок и зайцев из затопленных нор, подтапливал лисьи логова и медвежьи берлоги, заливал костры невезучих путников… Дождь, дождь, дождь – повсюду и везде, и не было места в округе, которое осталось бы сухим.

Барону, впрочем, вымокнуть не довелось: и его, и недвижного Юрая подхватили мягкие обволакивающие крылья. Подхватили, укутали в невидимый кокон и понесли над кронами деревьев куда‑то вдаль.

14. На последней горизонтали

– Интересно, все‑таки: откуда появились в Круге Земель цыгане?

Вопрос был далеко не из самых насущных. Говоря по совести, голову Вачи должны были бы занимать сейчас совсем иные вопросы. Например, где взять денег. И вообще, что ему делать дальше: оставаться в Эгедвереше, чтобы организовать амедонскую знать на выступление против князя Рене и его обнаглевшей энгрской клики – или податься в иные края, где найдется нужда в опытном одаренном маге? Но думать об этом совершенно не хотелось. Думай – не думай, уже сотню раз передумано, но так ничего и не решено. А пока что Вачи лениво потягивал "Мейвенское полусладкое" и слушал цыганский наигрыш – светловолосый мужчина неопределенного возраста, со слегка наивным выражением на округлом лице. Ни дать ни взять – вчерашний школяр, успешно закончивший гимназиум и устроившийся младшим писарем при каком‑нибудь баронском дворе. Лишь очень и очень проницательный взгляд мог угадать в облике блондина глубоко сокрытую мудрость, опыт и решительную жестокость. Сосредоточенность. Умение убивать и готовность это делать.

К сожалению, те, кого бы магу хотелось убить в первую очередь, были сейчас далеко и вне пределов его досягаемости. И Вачи вернулся к неторопливым размышлениям о мелком и смуглом народе. Об отношении цыган к волшебству, например, было уже сломано немало копий в Конклаве и защищено множество диссертаций в Университете, но ясности в этом вопросе так и не прибавилось. С одной стороны, синди (так называли себя сами цыгане) были совершенно неспособны к высокой магии, чародейству и плетению заклинаний. С другой же – практически все они от рождения были одарены ясновидением и способностью предсказывать будущее, да и мелкие любовные привороты удавались любой необученной цыганке с самого начала уже настолько, насколько обычной знахарке или колдунье только лишь после полугодового курса подготовки в Хеертоне, не раньше. Так что колода карт была столь же привычна руке синди, как и конские поводья или, скажем, лютня. Что же касается музыки, пения и танцев – этим кочевой народ издревле ублажал всех обитателей Круга Земель, от Вестенланда до Чжэн‑Го. Ну а здесь, в Амедонии и особенно в ее столице, вообще редкий кабак обходился без цыганских песен и плясок.

Сам Вачи танцевать любил и умел – это было, пожалуй, единственным светскими развлечением, которое он себе позволял в бытность при дворе князя Ренне: маг почитал сдержанность во всем, сберегая и накапливая силы для чародейства. Но танцевал он исключительно церемонные бальные танцы, в которых всё, что мог позволить себе кавалер – это на мгновение коснуться пальцев затянутой в перчатку руки своей партнерши. И волшебник, уже малость захмелевший, даже позавидовал той непринужденной легкости и беззаботности, с которой отплясывающая сейчас перед ним раскрасневшаяся красотка с черными, как смоль, косами вздымала свои многочисленные юбки, выбивая сапожками дробь по дощатому полу заведения.

– Ай, красавец! – Мимолетный интерес солидного и явно состоятельного мужчины не остался незамеченным, а готовность подарить свою благосклонность за умеренную плату также принадлежала к числу традиционных цыганских добродетелей. – Уж не потанцевать ли нам с тобой вдвоем, наверху в номерах, бриллиантовый?!

От подобной перспективы Вачи внутренне содрогнулся: все долгие годы учебы и службы он решительно оберегал свою девственность пуще зеницы ока. Она и только она давала ему магическую энергию, именно в ней черпал он свою силу и жизненное предназначение, оставаясь одинокой и загадочной белой вороной как в университетских общежитиях, так и в светских салонах Энграма. И сейчас он отстранил от себя прилипчивую танцовщицу привычным заговором:

– Нет‑нет, любезная, давай останемся друзьями!

Цыганка, однако же, не унялась и попыталась забраться на колени к своей жертве, чтобы впечатать сладкий и влажный поцелуй, против которого красавчик, на ее взгляд, никак не мог устоять. Колдовать по мелочи не хотелось, поэтому Вачи просто оттолкнул девицу от себя резким движением, слегка не расчитав при этом силу толчка, так что она резко хлопнулась на пол. Тотчас же к столу обеспокоенно подлетел рослый цыган, который до этого подыгрывал танцовщице. Он попытался было было погасить назревающий скандал, переведя все в шутку, но это оказалось роковой ошибкой.

– Наш дорогой гость предпочитает мальчиков?!

– Что‑о‑о?! – взревел Вачи. Стерпеть подобное оскорбление чародей‑девственник уже не мог. Взмах рук, слаборазличимый шепот заклинания, и на незадачливых артистов обрушилась настоящая лавина холодного хрустящего снега.

– Охолоните‑ка, милейшие, и научитесь вести себя прилично с посетителями, покуда вас не вышвырнули отсюда вон!

Именно в этот момент из‑за соседнего столика поднялась невысокая, но крепко сложенная дама. Надо сказать, что Вачи уже давно ощущал направленный на него интерес: эта брюнетка, явно благородного происхождения, на протяжении всего вечера внимательно разглядывала своего соседа из‑под короткой черной вуалетки, сосредоточенно о чем‑то размышляя. Сейчас же она отставила свой недопитый бокал и, поправив элегантное дорожное платье, решительным шагом подошла к разъярённому волшебнику.

– Его Превосходительство лорд Сальве предпочитает более утонченное времяпре‑провождение, я не ошибаюсь? В таком случае мне есть что вам предложить, мастер. И, могу вас заверить: ваша помощь будет должным образом вознаграждена. Щедро, и не только в золоте. Вы заинтересованы? Тогда давайте пройдем куда‑нибудь, где мы сможем поговорить спокойно и без лишних любопытствующих глаз.

"Кажется, предчувствия меня не обманули, – подумал Вачи, позволяя даме подхватить себя под локоток и неспешно направляясь к выходу, – и я не зря проторчал в этой дыре столько времени. Теперь только не перепутать, кто из нас рыба, а кто червяк, и оказаться по нужную сторону крючка!"

….

Много средств передвижения испробовал за свою не столь уж долгую, но бурную жизнь барон Зборовский. Был зад его привычен к седлу, а рука – к поводьям: доводилось ему осёдлывать и породистых жеребцов баххарской крови, гарцуя на параде – и полудохлую деревенскую клячу, если требовалось срочно спасать свою шкуру от засады противника. Случалось Владисвету ездить и в золоченой баронской карете с гербом, с очередным посольством – и на крестянской подводе, сопровождая раненных соратников. Многие лиги истоптал он также пешком, когда требовали того тайные миссии короны. А однажды в юности Зборовскому даже довелось испытать себя в роли моряка, сходив на сторожевой барке вниз по течению Мейвена до самого Эскуадора – столицы Асконского королевства. Там же он едва не утонул, причем исключительно по собственной дурости: с молодецкой удалью нырнул в воды великой реки, на спор с мичманом и после третьей фляги местного "Вùно дель порто". Был с превеликим трудом спасён командой, вытащен обратно на борт, откачан судовым лекарем – и с тех пор навсегда поклялся без крайней нужды держаться подальше от кораблей и лодок.

Да уж, и ездил Зборовский верхом, и ходил пешком, и плавал когда‑то… Но вот лететь под облаками довелось ему сегодня впервые. К тому же, события разворачивались настолько стремительно, что он решил поберечь собственное здоровье и не задаваться излишними вопросами: перед грозной северной валькирией не то что какой‑нибудь барон – сам великий князь будет столь же беспомощен, как распоследний нищий крестьянин. И Влад отдался на волю судьбы, с любопытством наблюдая, как проносятся под ними с Юраем леса, поля и дороги. "Танненхильд, – вспомнилось ему ни с того ни с сего. – Алдырбор… чего‑то там…доттир! Поди ж какое имя мудреное, с трех раз не выговоришь. Но если кто Юраю и сумеет помочь, так только она. Не иначе."

Висеть, а точнее – проноситься над землей выше птичьего полёта и лишь чуть ниже темных и пугающе тяжелых облаков, которые вызвала своим последним колдовством валькирия, поначалу было страшновато. Только потом, когда Зборовский ощутил всем телом упругую завесу, которая удерживала их вместе с Юраем и немногими пожитками в тесном невидимом мешке и не давала упасть, заодно и защищая от встречного ветра… Тогда он слегка успокоился и начал оглядываться по сторонам. Пока что под ними разворачивались перелески и пустоши, но никаких признаков человеческого жилья не наблюдалось. А Танненхильд всё неслась над землей дальше и дальше, мощными взмахами крыльев сотрясая и раскачивая кокон с двумя незадачливыми путешественнниками, который держала в руках. Куда подевались в полете ноги небесной воительницы, понять барон так и не смог, хотя и пытался. Юраю в этом отношении было куда проще – тот продолжал оставаться в беспамятстве и самое интересное, как всегда, пропустил.

В какой‑то миг впереди блеснуло зеркало широкой водной глади, и валькирия начила снижаться, постепенно замедляя свой полёт. "Должно быть, Бело Озеро, – подумал Зборовский, припомнив дорожные карты. – Но Алатырь‑город стоит на другом его берегу, на северном, ведь мы же летим с юга? Так куда же нас несёт сейчас Танька, дурья ее башка?!"

Если Танненхильд‑как‑там‑её‑доттир умела читать мысли, то подобная непочтительность могла бы обойтись Владу очень дорого, но ему было уже все равно. Чему быть, того не миновать, а грубая солдатская шутка или смачное солёное словцо всегда были самым надежным средством, чтобы удержаться от паники и вернуть себе трезвый взгляд на окружающее в любой ситуации. Валькирия же тем временем спустилась к поверхности и плавно притормозила перед внушительных размеров деревянным теремом, который стоял на невысоком, поросшем луговой травой пригорье в окружении десятка домишек попроще. Вот, наконец, окутывавший энграмцев плотный невидимый мешок исчез, и ноги Зборовского ощутили землю под ногами. Барон первым делом аккуратно придержал Юрая, осторожно укладывая его бездвижное тело на траву, и лишь потом смог поднять взгляд. Как раз вовремя, чтобы увидеть крепкого окладистого мужичка с черной бородкой, который рассерженно глядел с крыльца терема на складывающую крылья небесную деву:

– Что, Танюха, опять озоруешь? Сколько раз я тебе говорил: не твоя это губерния, негоже здесь свою полную силу выказывать! Смотри, еще раз такое вытворишь – домой отправлю!

Бородатый крепыш взмахнул рукой, и, повинуясь его жесту, вокруг валькирии начал заворачиваться воздушный вихрь. Вихрь этот был очень точным и узким: не коснувшись ни стоявшего в нескольких шагах Зборовского, ни лежавшего у его ног волшебника, ветровая круговерть окутала Танненхильд, укрывая ее поднятой с земли листвой вперемежку с травинками и сором, в которые ненароком затесалась даже какая‑то случайная мышь, которая сейчас истошно пищала, описывая в воздухе всё ускоряющиеся круги вокруг того места, где только что стояла крылатая воительница. Шелест ветра становился всё громче и тоньше, потом перешёл в свист… Наконец, после резкого хлопка воздух неожиданно успокоился, и среди опавших листьев проявилась прежняя Танька – девчонка‑охотница в слегка потрёпанной кожаной куртке.

– Проблемы у нас, вуйко, – произнесла она извиняющимся тоном. – На тебя вся надёга!

Пока девушка вполголоса изъясняла бородачу беду Юрая, барон приходил в себя после стремительного полета под небесами. Вообще, та вереница необычайных происшествий, которая обрушилась на него за последние несколько часов, чуть менее крепкую душу запросто могла бы лишить рассудка. Неожиданное нападение разбойников само по себе, конечно, – случай не из редких. Но вот то, что за этим последовало – телепорт на полтораста лиг в неизвестность, встреча сначала со звеберем, а потом с лисицей‑оборотнем, которая меняла облики как перчатки и в конце концов оказалась не более не менее чем Высшей Сущностью… Чтобы понять и осмыслить любое из этих событий, по‑хорошему требовалось изрядное время. Однако барон Зборовский недаром считался одним из достойнейших мужей при дворе Вильдора – для того, чтобы прийти в себя, ему хватило считанных мгновений. Недолго ломал голову Влад и над тем, к кому именно в гости принесла путников нелегкая в лице Танненхильд‑растудыть‑ее‑доттир. Лишь один человек во всем Белозерье мог себе позволить указывать грозной крылатой воительнице, как ей следует себя вести – и это был отнюдь не царь Венцеслав. Теперь оставалось только вспомнить, как следует обращаться к верховному магу в здешней стране, ведь принятое в Энграме вестенландское "Ваше Сиятельство" тут было не в ходу. Но Влад сумел выкопать из своей памяти даже и это, так что когда Танька‑Теннеке подвела к нему своего собеседника и официально представила их друг другу, он поклонился с должным почтением:

– Счастлив встретиться с вами, Светлейший! И сожалею, что при столь печальных обстоятельствах.

Следующий час был всецело заполнен суматохой и хлопотами. Прежде всего пришлось проследить, чтобы для Юрая приготовили чистую комнату и постелили ему на постель самую мягкую перину, какую только возможно: прислуга – она и есть прислуга, за ней глаз да глаз нужен. После этого Зборовский самолично с величайшей осторожностью перенес бездыханного волшебника в отведенную ему горницу и уложил на постель. А потом с любопытством наблюдал, как озадаченный Всесвят совершает какие‑то пассы над его‑контуженным‑преподобием, бубня себе под нос еле различимые заклинания. Судя по всему, маг пока пытался понять, что же произошло с Юраем и в каком состоянии тот сейчас находится. Причем было непохоже, чтобы увиденное и прочувствованное с помощью всех этих магических наворотов светлейшему сильно нравилось.

– Интересно, – подумал Зборовский, – я ведь представлял себе Всесвята совсем другим: величавым старцем с длинными кудрявыми власами и седой бородой. А он, поди ж ты, моложав, крепок, да и волосом не светлее меня!

Наконец, волшебник глубоко вздохнул, резко распрямился и произвел быстрый жест обеими руками, словно стряхивая с них воду или присохшую паутину.

– Пойдемте‑ка лучше поужинаем, барон! За ночь состояние вашего товарища не ухудшится, а утро вечера мудренее.

Действительно, за всей этой суетой Влад даже и не заметил, как снаружи стемнело и на небе прорезались первые звезды. "А куда же подевались облака, интересно? Танненхильд их обратно разогнала, что ли?", – лениво размышлял барон, шагая вслед за Всесвятом. Резиденция верховного мага Белозерского царства своим размахом вполне соответствовала высокому положению ее владельца, и потребовалось пройти немало дверей, помещений и переходов, чтобы добраться наконец до трапезной залы. Ужин был уже накрыт – судя по всему, об этом позаботилась Танненхильд. Она вообще вела себя здесь как молодая хозяйка, даже в нынешнем облике Таньки‑охотницы: лихо погоняла девок, разносивших блюда, негодовала по поводу якобы прокисшего кваса, и собственноручно наливала мужчинам горячий сбитень. Словом, старательно изображала из себя капризную барыньку. "Надо же, валькирия, а резвится, как дитё малое. Обрыдло ей, похоже, там у себя в Валгалле. Отдохнуть захотелось, не иначе!"

Обнаружилось, что после всех треволнений этого дня барон изрядно проголодался, и он позволил себе от пуза наесться белозерскими разносолами – луковыми пирогами, квашеной капустой, нафаршироваными яйцами и лепешками со смородиновым вареньем. Удивляло то, что на столе не было ни мяса, ни водки, хотя рыбы, птицы и некрепкой бражки хватало с избытком. Но спросить у хозяина о причине он не решился: моложавый чародей, произнеся перед началом еды благодарственный наговор Арману, после этого уже почти ничего не говорил, да и пищу жевал как‑то отрешенно, не особенно замечая, что именно он ест – своими мыслями Всесвят явно пребывал где‑то в другом измерении. Наконец, покончив со сбитнем, маг обреченно вздохнул, а после этого внимательно посмотрел на Зборовского.

– Ну, и как вы себя чувствуете, барон? Насытились, отдохнули, пришли в себя?

– Несомненно, Светлейший, и искренне благодарен за гостеприимство. Я могу чем‑то быть вам полезен?

– Да, барон, и не только мне, но прежде всего вашему попавшему в беду товарищу. Пойдемте!

Решительно встав из‑за стола, Всесвят быстрым шагом двинулся куда‑то, и Зборовскому не оставалось ничего иного, как последовать за ним. Через несколько минут они оказались в небольшом помещении, заставленном сундуками, полками и странного вида инструментами. Была ли это собственно лаборатория чародея, склад артефактов или просто какая‑то подсобка, решить для себя барон не успел, но это оказалось и не столь уж важно. Всесвят быстро выдвинул изрядных размеров ящик и, покопавшись в нем, достал две блестящих фляги, одна из которых была тускло‑белой, а другая отливала желтизной.

– Вы ведь прекрасно видите в темноте, не правда ли?

Понятно, что для мага подобного уровня вампирская сущность Владисвета была видна насквозь. Ничего другого Зборовский и не ожидал, и поэтому он встретил прищуренный взгляд Всесвята твердо и с достоинством:

– Да, Светлейший. А что, это понадобится?

– Видите ли, мне необходимо будет приготовить к утру несколько особых снадобий для того, чтобы привести в чувство вашего Юрая. Вот, возьмите! – он протянул Зборовскому фляги. – От вас мне нужна вода, тёмная и светлая. Тёмную надо будет взять в болоте, которое вы найдёте позади моего терема, примерно в полулиге. Можно с тиной, но лучше с торфяным душком. И соберёте ее в оловянную флягу. А светлая вода бьёт из родника, что за пригорьем и через луг. Будете выходить – покажу. Для светлой воды лучше всего подошла бы фляга серебряная, но у вас, как я понимаю, с серебром отношения непростые… Так что держите уж золотую, в неё и наберёте. И постарайтесь до рассвета, хорошо? А я займусь приготовлениями здесь, в доме.

И Всесвят одобрительно хлопнул барона по плечу:

– Вперёд, гвардия!

………………….

– Ну а теперь, будь любезна, объясни, чего ради я должен пилить тот самый сук, на котором сижу?!

Верховный маг белозерского царства нервно вышагивал по своему кабинету, периодически бросая на Теннеке пронзительно‑скептический взгляд. Он специально отослал Зборовского, придумав тому неотложное задание. Конечно, темная и светлая вода были действительно нужны, но можно было бы вполне обойтись и тем, что было в доме. Другое дело, что Всесвят хотел поговорить с валькирией наедине, причем поговорить серьезно и без обиняков. И даже попросил ее принять для этого разговора более подходящий облик.

– Хорошо, сватья, твой Юрай останется в живых. В здравом уме и светлой памяти. Вода мёртвая, вода живая, пара дней отдыха, и готово. А телесных повреждений у него и вовсе нет. – Всесвят рубил необычно резкие и короткие фразы, что выдавало его крайнее возбуждение. – Но ведь ты же хочешь большего. Чтобы я вернул ему магические силы. А ты сама‑то хоть понимаешь, в чем его сила? Хорошо понимаешь? Я еще не настолько стар… чтобы позабыть эту иодайскую историю. Да, безумно талантливый был мальчишка. Испортили его только. Те двое, сладкая парочка… Он еще чудом в живых остался. Потом пятнадцать лет – никто и ничто. И теперь туда же, со свиным рылом в калашный ряд!

Маг выдержал хорошо рассчитанную барственную паузу – сказывалась многолетняя привычка произносить речи на заседаниях Конклава и убеждать могучих владык.

– Слушай дальше. Речь идет, чтобы тебе было ясно, о балансе потоков сил в нашем мире. Всего‑навсего. – От саркастической усмешки Светлейшего могло бы скиснуть молоко во всей округе. – А если твой Юрай попытается восуществить эту их шестую стихию, пусть и безуспешно – ведь он же весь Круг Земель…

Всесвят на мгновение запнулся, пытаясь подобрать выражение, уместное при дамах, но потом плюнул на всякий политес:

– Он же весь Круг Земель р‑а‑к‑о‑м поставит, да простят меня боги! При его способностях и полном отсутствии магического образования… Можешь себе представить, как пошатнется равновесие? Ты‑то здесь у меня в гостях, отдыхаешь, до Валгаллы далеко. Но когда смута охватит всё и вся, от Асконы до Великой Роси и от Свейна до Аль‑Баххара, достанет ли нам силы, чтобы сдержать сотрясение разбуженных стихий?!

– Вне всякого сомнения ты прав, сват, но в то же время ты ошибаешься. – В голосе Теннеке чувствовалась твёрдая уверенность. – Да, равновесие – благо, но в то же время полное равновесие, абсолютное равновесие – это смерть и только смерть. Вдумайся хорошенько, Светлейший: разве боги сотворили этот мир во всеблагой гармонии? Нет, Арман создал его живым и изменяющимся, а Тинктар следит за тем, чтобы это движение не останавливалось на минуту. Ведь конь, находящийся в равновесии, не сделает и шага! Река, которая не течет – это уже не река. И то равновесие… ах да, виновата, Светлейший, Равновесие с большой буквицы, которое вы навязываете своему миру – оно удобно владыкам, но неугодно течению судеб. Уж это‑то мне из Валгаллы прекрасно видно, кстати – по тем, кто от вас к нам приходит.

– Всё‑то ты вывернешь наизнанку, Танни! Чёрное у тебя будет белым, равновесие – смертью… А лесные пожары, наводнения и нашествия чумы, стало быть, – это божественная благодать и всеобщая польза?! Нет уж, прости, но ты меня не убедила. Боги создали этот мир в гармонии пяти стихий, а шестой не бывать!

– Не убедила, говоришь? Хорошо, попробую убедить по‑другому. – Теннеке изящным движением поднялась с кресла, в котором сидела до этого, подошла к Всесвяту и пристально заглянула ему в глаза. – А ну‑ка вспомни, сват, как мы с тобой в родстве оказались. Вспомни своего брата, Иншеслава. Вспомни, как отказался от богатства он, от воинской славы, от грядущей власти, от чародейской силы… От всего отказался – только лишь ради моей сестры. А уж от чего сама Фихтвеольд отказалась ради того, чтобы остаться с ним навсегда, помнишь? От бессмертия ведь отказалась, и от Валгаллы! Сколько им пришлось вынести и претерпеть ради своего счастья, не забыл? Так которая же из пяти Сил их вела, подскажи! – Теперь уже настал черед дамы сделать выразительную и многозначительную паузу. – А и не сумеешь, ибо сила та – иная.

До сих пор ее голос был тихим, приглушенным и проникновенным, но следующие, последние слова она произносила уже совсем по‑другому: тем напевным речитативом, которым раньше на поляне приговаривала судьбу Юрая:

– Я вижу, я чувствую, я знаю: ваша вселенная беременна новой стихией. И, как любая женщина, молюсь о том, чтобы дитя родилось в срок и здоровым.

Звание Верховного мага так запросто не дается, и Всесвят носил его вполне заслуженно. Он был не только искусен в заклинаниях, но и по‑настоящему мудр. А мерилом истинной мудрости служит порой умение осознавать границы собственной мудрости и могущества.

– Ну что сказать тебе, Танни? – Чародей обреченно вздохнул. – Нет, не стану я повитухой новой силе. Не могу и не хочу. Так и быть, я согласен не препятствовать ей, но большего от меня не жди. А дальше – да свершится воля богов

15. Детский мат

К моменту, когда Зборовский с двумя полными флягами в руках появился на пороге терема, приготовления у Всесвята шли уже полным ходом.

– Хотите посмотреть, барон? – с хитрым прищуром спросил чародей, вышедший забрать принесенные воды.

– Разумеется, Светлейший, но… – Зборовский скептическим взглядом окинул свой заляпанный грязью и промокший дорожный костюм. – Мог бы я сначала переодеться?

– О да, барон, простите великодушно. Грыцько!

Из холопской выбежал заспанный Грыцько.

– Свежую одежду его милости! А потом проводишь господина барона в малую светёлку. Да поторопись, любезный!

Посмотреть на волшебство, творимое одним из сильнейших магов Круга Земель, было величайшей честью, а кроме того – очень интересным и полезным опытом, который несомненно пригодится Зборовскому в будущем. Поэтому он безропотно и скоренько переоделся в предложенный ему типично белозерский костюм – просторные шаровары, подпоясанные зеленым кушаком, и рубаху‑косоворотку, тоже украшенную зеленой вышивкой, – и поспешил за Грыцьком в пресловутую "малую светёлку". Вопреки своему названию, помещение оказалось весьма просторным – с десяток шагов в длину и чуть меньше в ширину, и к тому же высоким – в два человеческих роста. В отличие от других помещений терема, в которых горели зажигаемые прислугой свечи, лаборатория была освещена бледным магическим светом жемчужно‑серого оттенка, который сам собой лился со всей поверхности потолка. Всесвят, одетый в короткую бирюзово‑зеленую мантию поверх обычных штанов и сорочки, совершал какие‑то манипуляции у длинного деревянного стола, стоявшего посередине залы. На противоположных концах этого стола сейчас стояли две чаши: оловянная со стороны заката и золотая – с того края, где за окном уже начинал брезжить рассвет. Именно в эти чаши, очевидно, перекочевала жидкость из двух фляг, принесенных Зборовским, и теперь маг прокладывал от одного сосуда к другому какие‑то дорожки, светящиеся в полутьме всеми пятью цветами радуги.

– Пришли, не заблудились? – В голосе Всесвята звучали самодовольные нотки. Верховный чародей был отнюдь не чужд тщеславию и явно радовался возможности произвести впечатление на титулованного иностранного гостя.

– Вот, посмотрите, барон! Две тинктуры, в просторечии называемые живой и мертвой водой, соответственно – в своей главной, водной стихии должны содержать как более чистые аспекты: Армана – для "aqua vita" и Тинктара – для "aqua morta". Та влага, которую вы мне принесли, изначально уже обогащена необходимыми аспектами, каждая своим. Собственно, судьба Юрая уже решена приговором Танненхильд, и будь он просто воином, павшим от меча или стрелы, с моей сегодняшней задачей справился бы любой хоть сколько‑нибудь обученный маг. Даже ваш бездарь Сальве!

Разумеется, архимаг был прекрасно осведомлен о том, что высший пост в энграмской Обсерватории перешел к Клариссе, но не отказал себе в удовольствии лишний раз пнуть ее предшественника: малоспособный, самоуверенный и нахрапистый Вачи Сальве за годы своей службы в должности верховного мага Великого Княжества сумел, кажется, наступить на хвост всем своим коллегам без исключения.

– Но ваш Юрай использовал магию. Неумело использовал и, судя по всему, совершенно не понимая, что он вообще делает – продолжал Всесвят, продолжая совершать какие‑то манипуляции над поверхностью стола между чашами. – А в результате исчерпал свою ауру полностью, до самого донышка. Потоки всех пяти стихий в нем замерли: всё ушло в этот дикий и сумбурный телепорт. Абсолютно всё, до последней капли, ведь он же еще и вас умудрился с собой прихватить! И поэтому мне придется теперь провести полное разделение структуры воды, по всем элементам до единого. Задача эта, доложу я вам, более чем непростая, мало кому по зубам.