Текст книги "Нептун: Похитители тел"

Автор книги: Юрий Бахорин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Веселенькая история,– усмехнулся Сол. Некоторое время оба молчали, пока Сол не нарушил тишину.

– А ты, Юл? – осторожно поинтересовался он.– Что произошло с тобой?

– Но я же…– начал было тот, но Сол мягко перебил его:

– Да перестань. Я готов поверить, что жизнь здесь для тебя – своего рода отдых, о котором ты действительно упоминал, но я знаю и другое: попасть в клинику доктора Фуджи не так-то просто. Я сам здесь лишь благодаря протекции одного из директоров Лиги,– несколько туманно сообщил он.– А ты? Как сюда попал ты, Юл?

Лундстрем выразительно посмотрел на собеседника, горестно вздохнул, пожал тощими плечами и нехотя заговорил:

– Вижу, от тебя ничего не скроешь, но моя история совсем не походит на фантастические рассказы ушедших только что бедолаг. Все, что тебе предстоит услышать, произошло со мной на самом деле, а потому не жди сверхъярких красок или сногсшибательной сенсации. Но если ты так уж хочешь, я расскажу, как очутился здесь. Тем более, что история моя не только простая, но и короткая.

Сол не стал кочевряжиться, сказал, что охотно выслушает рассказ, на что Лундстрем кивнул, поудобнее устроился в кресле и начал повествование глухим бесцветным голосом, каким обыкновенно говорят о глубоко затронувшем душу и слишком недавно пережитом событии.

– Я работал в одной из принадлежащих Лиге фирм, занятых разработкой систем искусственного интеллекта. К началу описываемого мною происшествия я проработал на фирме десять лет и пользовался вполне заслуженным уважением товарищей, да и начальство относилось ко мне благосклонно. Должен сказать, что занимался я разработкой поведенческих структур, которые в будущем должны заменить ныне применяемые мотиваторы роботов на более надежные.– Он посмотрел на Сола, и тот кивнул, показывая, что пусть поверхностно, но знаком с вопросом.– Именно поэтому я так обрадовался, когда узнал, кто ты. До сих пор я ломал себе голову над вопросом: как случилось, что робот сумел напасть на человека? – Он вопросительно посмотрел на Хука, и тому не оставалось ничего иного, как ответить на вопрос.

– Им ампутировали мотиваторы,– лаконично откликнулся он, надеясь на то, что на этом допрос и прекратится.

Некоторое время Лундстрем изумленно смотрел на собеседника, как бы спрашивая у него: но как?! Потом кивнул, показывая, что принимает объяснение.

– Что ж, ампутировали, так ампутировали. Не понимаю, как это, но, по крайней мере, твое объяснение проливает свет на картину. Робот без мотиватора все равно, что гиромобиль без тормозов,– задумчиво проговорил Юл.– На чем я остановился? – Он вопросительно посмотрел на собеседника.– Ах, да! Так вот, начальство мне благоволило, и когда в лаборатории появилась молоденькая практикантка, ее на все время стажировки прикрепили именно ко мне. Должен сразу признаться, что не люблю женщин в науке, в особенности хорошеньких. Как правило, польза от них нулевая – один только ежедневный косметический марафон чего стоит! Думаю, излишне говорить, что нагрузку я принял без энтузиазма.– Аксель сочувственно кивнул рассказчику.– Но в тот роковой для меня раз я ошибся. Линда оказалась не только красоткой, но и умницей. Новую информацию она усваивала с прямо-таки фантастической быстротой. Ее советы отличались продуманностью, а оценки говорили о прекрасном знании материала и глубоком понимании проблемы.

Через несколько дней я поймал себя на мысли, что девчонка делает за меня едва ли не всю работу. Мысль мне явно не понравилась, быть может, потому, что оказалась верной. Недельный план я…– тут он виновато посмотрел на Акселя и сконфужено улыбнулся,– мы проделали всего за три дня. Причем я так и не сумел ответить на вопрос, кто из нас внес большую лепту. Конечно, мои знания и опыт превосходили ее квалификацию, но она работала энергичнее и, по-моему, даже не обедала. Очень скоро я стал ловить на себе завистливые взгляды сослуживцев и откровенно восхищенные, бросаемые на Линду. Последние, как ни странно, вызывали у меня незнакомое прежде чувство, которое, по зрелом размышлении, подходило лишь под одно определение – ревность. Меня не утешало даже то, что сама Линда никого из окружающих не выделяла, со всеми поддерживала одинаково ровные отношения, а на предложения моих коллег провести вместе вечер отвечала неизменным отказом. Сам же я не мог даже помыслить о том, чтобы завести роман с молоденькой подчиненной.

С трудом дождался я окончания срока стажировки Линды и с замиранием сердца предложил ей отметить дату в ресторане. Девушка посмотрела на меня долгим, неожиданно посерьезневшим взглядом. Я совсем растерялся, не зная, чего ждать в следующий момент. Мне вдруг подумалось, не оскорбил ли я ее, и не получу ли сейчас по мордасам? И хотя я тут же отругал себя за глупость, на смену первому, явно идиотскому предположению, пришло второе, ничуть не менее неприятное: очкарику с такой бледной, как у меня мордой, не пристало зариться на подобную Линде красавицу. Она словно услышала каждую из мучивших меня мыслей, неожиданно мягко улыбнулась и коротко ответила: «Конечно, Юл». У меня едва сердце не выпрыгнуло из груди от счастья и затрепетало где-то в горле, в прямом и переносном смысле грозя перекрыть кислород.

Мы отправились в небольшой ресторанчик, где я иногда любил скоротать вечерок. Я заказал неплохой ужин и немного, зато хорошей выпивки. Оказалось, что Линда все-таки ест и даже с аппетитом. Заметь, это незначительное открытие настолько обрадовало меня, что я почувствовал себя едва ли не всемогущим.– Он испытующе посмотрел на Акселя.– Знаешь это ощущение, когда все у тебя получается, и даже ситуации, в которых ты прежде неизменно терпел неудачу, разрешаются сами собой? – Соломон понимающе кивнул.– Вот и я прежде всегда испытывал робость в женском обществе, а в тот вечер почувствовал себя на коне. Мы болтали, я каламбурил напропалую и сыпал анекдотами, она без умолку смеялась, так что я даже не сразу заметил, в какой момент мой смех зазвучал «соло».

Линда сидела, сложив руки на столе и неподвижным взглядом смотрела мимо… нет, сквозь меня. В первый момент я удивился, потом насторожился и позвал ее. Она не могла не услышать своего имени, как не могла не заметить обеспокоенности в моем взгляде, но никак не прореагировала ни на то, ни на другое. Она по-прежнему смотрела вдаль, на недоступную моему взгляду точку в пространстве, и никак не реагировала на происходящее. Уже не на шутку обеспокоенный, я наклонился через стол и дотронулся до ее руки…– Юл посмотрел на Акселя взглядом, ясно говорившим, что пережитое еще не изгладилось из его памяти.– Теплая и мягкая, она, тем не менее, производила впечатление руки мертвеца!

Я впервые увидел лицо Линды так близко. Я не знал, что и думать и только улыбался улыбкой идиота, глядя на ее словно превратившееся в маску милое лицо, ничего не выражающее теперь; всего лишь мгновение назад такие живые, и словно остекленевшие сейчас глаза. Сам не знаю зачем, я потянул ее за безжизненную руку и вдруг почувствовал, что она отвечает на мое усилие! Мелькнула спасительная мысль, что все происшедшее – лишь глупая шутка. Ее пальцы, словно живущие собственной жизнью существа, обхватили мою кисть и спазматически сжались с такой силой, что я невольно вскрикнул от боли. На нас начали косо поглядывать из-за соседних столиков, но это я осознал лишь позднее. Я даже удивиться не мог, я чувствовал только боль! Боль и страх! Инстинктивно я попытался вырваться, но мои усилия ни к чему не привели. Она не сдвинулась даже на миллиметр!

Охваченный ужасом, я позабыл обо всем на свете. Свободной рукой я схватил ее за платье на груди и рванул изо всей силы, пытаясь освободиться, не слыша смеха и глупых шуток остальных посетителей. Не выдержав усилия, ткань затрещала, и тут… тут я увидел то, чего никак не ожидал увидеть под платьем хорошенькой девушки. Скверно имитирующий кожу пластик явно не предназначался для всеобщего обозрения, поскольку имел целью лишь тактильную имитацию тела человека.

Я понял, что моя Линда не человек, и от этой мысли окончательно потерял власть над собой. Все еще конвульсивно вырывая руку из ее руки, я вскочил на стол и, уже ничего не видя вокруг, принялся истерично колотить ее по голове и в грудь ногами, дубасил по механической кукле, с которой всего час назад мечтал переспать. Я превратился в животное, в обезьяну, от которой, говорят, все мы произошли. Видимо от моих ударов что-то у нее внутри лопнуло и густая остро пахнущая жидкость черной кляксой расплылась на летнем цветастом платье. Спустя минуту давление в системе ослабло и мертвая механическая рука отпустила мою кисть.

Некоторое время Лундстрем молчал, заново переживая происшедшее, потом внимательно посмотрел на Акселя, пытаясь определить, какое впечатление на новичка произвел его рассказ.

– На следующий день передо мной долго извинялись, говорили, что такого развития событий никто не предполагал, что происшедшего просто не должно было случиться. Мне сказали, что производился эксперимент, понимаешь? Экзаменовали какой-то новый ЧИП и управляющую его работой систему искусственного интеллекта. Потому и на практику она попала именно ко мне – специалисту по поведенческим структурам. Естественно, мне ничего не сказали. Официальным отчетом считался мой отзыв о стажере. На следующий день мне собирались обо всем рассказать, и попросить написать официальное заключение… Вот такой оказалась моя первая, запоздалая любовь,– продолжил Юл через некоторое время с легким оттенком иронии в голосе.– Не думай, Сол, что я шучу. Я действительно любил Линду, хотя и понял это лишь после того, как осознал, что любовь моя бессмысленна. Сейчас я уже смирился с потерей, хотя это оказалось и непросто. Но с тех пор, как я сумел перебороть себя, я все чаще вспоминаю Линду, как недостижимый в реальной жизни идеал. Идеал, который я сумел полюбить, и который оказался всего лишь приводящей в действие омерзительный стальной костяк гидравлической системой, управляемой сверхсовременным микрочипом…

Несколько минут Лундстрем сидел, неподвижно уставясь в одну точку, словно сам превратился в кибернетическое существо, о драматических взаимоотношениях с которым он только что рассказал. Через минуту придя в себя, Юл рассеяно поглядел по сторонам, поднял глаза на Акселя, и взгляд его наполнился подозрительностью. Внезапно глаза его резко расширились, словно на месте собеседника он увидел омерзительную гадину и, прежде чем тот успел увернуться, накинулся на Сола.

– И ты, Брут?! – взревел он, зачем-то цитируя классика.– Проклятый робот – думал перехитрить меня?!

Потеряв остатки здравого смысла, Лундстрем потянул Акселя за карман драгоценного уплаволового пиджака, да так, что, несмотря на сверхпрочность ткани, Сол всерьез испугался за ее сохранность. Стремясь освободиться, Хук машинально перехватил его руку, и тогда Юл завизжал не своим голосом.

– Пусти меня, мерзкая железяка! Я приказываю тебе перейти в дежурный режим! Механик! Механик! – начал звать он.– Немедленно отключите устройство!

Лундстрем извивался, как червяк на рыболовном крючке, и орал, как стадо павианов, завидевших крадущегося к их детенышам леопарда. Наконец, ему удалось вырвать ладонь из руки Акселя. Сол несколько растерялся, потому что никогда прежде ему не приходилось попадать в столь комичную и вместе с тем не лишенную драматизма ситуацию. Неожиданно за спиной очкарика выросла громоздкая фигура черноволосого гиганта, того самого, что еще сидел в зале. Он бесцеремонно ухватил Лундстрема под мышки и выволок не прекращавшего взывать о помощи хлипака из библиотеки. Аксель невольно посмотрел в сторону двери, когда из темнеющего проема донесся густой бас верзилы:

– Эй, санитары! Заберите Лундстрема! У него начался приступ!

Пару минут спустя, гигант вернулся и, кивнув Акселю, уселся рядом с ним.

– Не расстраивайся, приятель, для Юла такое поведение в порядке вещей.– Он покачал головой и, одобрительно взглянув на Сола, кивнул ему.– А ты молодец, не поддался панике.– И, подумав о чем-то своем, продолжил: – Не знаю, куда смотрит доктор Фуджи. Это сейчас нас всего четверо, а обычно клиника забита пациентами. Представляете, что происходит, когда этот парень каждому из пятидесяти клиентов рассказывает историю своей дурацкой любви, причем с неизменной истерикой в финале? Тут не то, что не вылечишься, наоборот – психом станешь,– резюмировал он.– О Лундстреме не беспокойся,– неожиданно переключился черноволосый, сразу начав обращаться к новичку на «ты».– Всего час сна, и он забудет обо всем, что здесь произошло… Меня зовут Годдард.– Он сжал протянутую Акселем руку.– Тревор Годдард.– Тут он неожиданно наклонился к Соломону и прошептал: – Называй меня так, но знай, что это не мое имя. На самом деле Тревора Годдарда нет на планете Земля, а ты разговариваешь с его биоэнергетической копией, не с человеком.– Сейчас, на четвертой попытке, чего-то подобного Аксель и ожидал, а потому лишь посмотрел на Тревора внимательным взглядом, после чего понимающе кивнул. Годдард в ответ улыбнулся и приложил палец к губам.– Надеюсь, ты понимаешь – никому ни слова! – Аксель вновь кивнул.– Я сразу понял, что ты свой,– удовлетворенно констатировал черноволосый верзила,– я всегда распознаю андромедянина, а вот земляне нас не различают. Впрочем, что с них взять^;– отсталые существа. Впрочем, оно и к лучшему – меньше окажется проблем с колонизацией планеты. Будем держаться вместе! – Тут он с такой силой хватил Акселя по плечу, что тот едва не покачнулся.– Отлично! Прижмем местных к ногтю… Знаешь, как я скучаю по своим!

Он сделал неопределенный жест рукой, заговорщически подмигнул Солу и вышел. Аксель понял, что остался один, но не смог удержаться от непроизвольного желания оглядеться, словно всерьез опасался, что где-то под столом прячется еще несколько психов. Как и следовало ожидать, никого в библиотеке не оказалось. Тем не менее он встал и прошелся по залу. На всякий случай оглядел стены и полки. Проверил, не прячется ли кто-нибудь за спинками кресел. Невольно ему припомнились слова Годдарда: «Здесь не то, что не вылечишься, психом станешь»… М-да, очень похоже на правду. Остановившись у ближайшего стеллажа, он машинально посмотрел на роскошные переплеты. На первый взгляд, книги производили впечатление очень старых: кожаные корешки с золотым тиснением, пожелтевшая от времени бумага, но значок производителя на последней странице уведомлял, что в руках у Акселя всего лишь факсимиле, на пластике, прекрасно имитирующем давно вышедшую из употребления бумагу.

Аксель прочитал некоторые из оттиснутых на корешках названий. На полке рядом с ним стояли труды величайших философов античности, чуть дальше – работы мыслителей эпохи Возрождения и так далее. Ницше мирно уживался с Конфуцием, а Библия – с Махабхаратой.

На столе, за которым сидел Цезарь Оптимус Плиний, остался лежать открытый примерно на середине толстый том. Машинально взяв его в руки, Хук прочел на обложке: «Роджер Желязны. Хроники Амбера». На полях и между строками он увидел сделанные от руки карандашные пометки. «Полнейшая чушь! Годится только для сказочного романа!» «Не лишено практического смысла. Стоит на досуге попробовать». «Изумительное предвидение! Жаль, доступно лишь счастливому обладателю развитого художественного таланта». Создавалось впечатление, что Цезарь настойчиво искал путей возвращения в свой иллюзорный мир.

Аксель неспешно прошелся вдоль стеллажей. Кроме уже названной философии, он нашел великолепную подборку, изданий по оккультизму, магии, экстрасенсорике, прекрасную библиотеку фантастики и другим, не менее экзотическим дисциплинам, отличительной особенностью которых являлась попытка увести читателя от реальности.

И вновь Акселю показалось странным, что в библиотеке собраны исключительно те издания, что способны не излечить от опасных фантазий, а, наоборот, подбросить пищи пораженному недугом мозгу. В который уже раз Аксель задался вопросом, зачем Фуджи поощряет уход пациентов от реальности, но ответа вновь не нашел. Тем не менее, факт оказался налицо: метод доктора Фуджи не просто работал, а гарантированно ставил пациентов на ноги, чем не могли похвастать остальные коллеги доктора.

Поудобнее устроившись в дальнем углу странной библиотеки, Аксель вставил в ухо микротелефон электронного секретаря и на минуту задумался. Ни Тимоти Мэтисон, ни Цезарь Оптимус Плиний, ни Тревор Годдард не интересовали его. Все трое полностью находятся во власти заболевания и поглощены собственными бредовыми фантазиями. Возможно, каждый из троих и знает нечто, интересующее Акселя, но как добиться нужного ответа от человека, живущего в мире иллюзий, Сол не знал. Пожалуй, Юл Лундстрем единственный из четверки местных обитателей, кто по крайней мере часть времени осознает реалии окружающей действительности. Аксель нашел начало его досье, но, чуть поколебавшись набрал на клавиатуре имена всех четверых и принялся слушать все без разбора, краем глаза присматривая за входной дверью.

Что касается Юла Лундстрема, то все оказалось предельно ясным. Информация досье полностью подтверждала выводы Акселя, как, впрочем, и слова самого Юла. Сын богатых родителей, он не пожелал лениво прожигать жизнь, а предпочел заняться делом. Приведший к психической травме случай в ресторане полностью соответствовал действительности, и Аксель вновь подивился той смеси комичного и трагического, которая предстала в рассказанной Юлом истории. Его диагноз в медицинской карте имел следующую формулировку: «Идентификационное расстройство, приводящее к истерическому чувству страха». По первоначальному прогнозу доктора Фуджи, Юл должен был поправиться после первого же курса лечения, но ситуация осложнилась тем, что Лундстрем женился. Видно, мозги его к моменту свадьбы не полностью излечились от болезни. Движимый несбыточной мечтой вернуть столь дорогой его сердцу образ, он женился на скандинавке, как на грех обладавшей удивительным сходством с приведшей к заболеванию роковой красоткой. Похоже, облик девушки будил неприятные воспоминания, те накапливались в подкорке и периодически приводили к нервным срывам, примерно раз в год возвращавшим его в клинику. Сам Юл остроумно называл эти вояжи «профилактическим отдыхом от жены, от тещи, от их собачек, капризов и модных курортов…» Тем не менее ситуация медленно, но верно исправлялась и в его случае. Поначалу он нападал даже на старых знакомых, да еще не единожды, а, если разговор неосторожно переводили на связанные с его прежней работой темы, его умственное расстройство усиливалось. После первого же курса лечения Лундстрем начал считать роботами только новых знакомых, что всего лишь накладывало на круг его общения некоторые ограничения. После повторного курса рецидивы начали повторяться раз в год, и с каждым последующим курсом длительность их все уменьшалась. Сейчас всерьез ведется разговор о полном и скором выздоровлении.

Что касается Тимоти Мэтисона, то и его история полностью соответствовала действительности, за исключением того факта, что никакой физической травмы он не получал. Имело место лишь совпадение момента начала недуга с круизом. С равным успехом он мог «пострадать» и от космических излучений неизвестной природы при путешествии на пассажирском лайнере, или от чего-то еще.

С Цезарем Оптимусом Плинием история повторилась с той лишь разницей, что в его случае истине соответствовал не его собственный рассказ, а история, поведанная Акселю Юлом. Что же касается Тревора Годдарда, то тут Аксель оказался бессилен. Он знал, что к моменту его приезда в клинике останется всего пять пациентов, но Мтомба «на всякий случай» снабдил его историями доброй сотни наиболее вероятных претендентов на «замещение вакантных должностей». Не найдя в списке нужной фамилии, секретарь вышел в режим ожидания, Аксель же просто не знал, кто конкретно скрывается под именем Тревора Годдарда. Ничего не поделаешь, с этим фактом ему придется смириться. Пожав плечами, он освободился от наушника и спрятал его в карман пиджака.

Прослушав три досье и примирившись с недоступностью четвертого, Соломон еще раз нарисовал мысленный портрет каждого из четверки своих новых товарищей. Единственным вопросом, который ему предстояло решить – на чьи слова можно положиться? На первый взгляд, ответ прост, но Аксель не торопился с выводами. Здравый смысл подсказывал ему, что псих, живущий в вымышленном мире, вполне может оказаться правдивее и наблюдательнее кажущегося относительно здоровым Юла. Как говорится, свежий взгляд со стороны. Он скептически хмыкнул. Ну и свидетели…

Размышления Акселя прервал приход санитара, сообщившего, что «кушать подано», а, стало быть, пришло время возвращаться в свою комнату, поскольку рационы составляются индивидуально и, в силу последней причины, порции разносятся по номерам. Сол не стал спорить и вернулся в комнату, обнаружив на столе сытный обед и телеграмму, мгновенно приковавшую к себе внимание Соломона. На первый взгляд, ничего особенного – всего лишь поздравления по поводу рождения племянника и информация о том, что «мама чувствует себя превосходно». Первая часть телеграммы означала, что после отъезда Акселя события на рынке развиваются по предсказанному им сценарию, в то время как вторая ставила Хука в известность о том, что их собственное расследование продвигается вполне успешно. Все. Никакой конкретики. Как говорится, подробности при личной встрече. Ну и Бог с ним. «В конце концов, о том, на что не в силах повлиять, ни к чему и знать», – решил он, с аппетитом принимаясь за еду.

До заседания Совета оставалась еще достаточно времени, но он не мог себе позволить провести его здесь, в тихом болоте посреди пустыни, среди мающихся мозговыми дисфункциями людей. Как только он выяснит для себя круг общения находившегося здесь Токадо и судьбу прибывшей накануне Анны, мгновенно пошлет сигнал вызова и вернется в мир нормальных людей. Придя к такому выводу, Хук не удержался от ироничной усмешки. Если происходящее сейчас в «большом мире» он всерьез называет нормой, значит, он серьезно болен, а, стало быть, тут ему самое место. Бред… В любом случае для начала не мешает подвести промежуточный итог.

Итак, первый день подошел к концу. Он познакомился со всеми пациентами, каждый из которых находится здесь достаточно длительное время, а значит, может считаться потенциальным обладателем необходимой Акселю информации. Исключение составляет разве что Тревор Годдард, появившийся в клинике лишь несколько дней назад. Никого из обслуживающего персонала он так и не увидел и начал склоняться к мысли, что в отпуске находятся практически все. Это означает, что никаких горничных он не встретит, что еду готовит киберкухня – чья ценность в качестве источника информации равна нулю,– а из медицинского персонала доктору Фуджи остались помогать только два однояйцовых медбрата.

«Это плохо… Просто хуже не бывает», -подумал он. – Дальше. Оба санитара охотно откликаются на приветствия и вообще выглядят коммуникабельными парнями, но Аксель имел уже не одну возможность убедиться, что дальше необходимой вежливости их доброжелательность не распространяется – ни тот, ни другой на контакт с Соломоном идти не пожелал. Сам доктор Фуджи оказался словоохотливым и вполне доброжелательным человеком, но всерьез рассчитывать на то, что он станет давать одному из своих пациентов характеристики на других, всерьез не приходится. Остается надеяться разве что на случайные оговорки. Итак, придется рассчитывать только на собратьев по несчастью да на собственные силы…

Аксель уже доедал десерт, когда в дверь постучали. Он поднял голову и увидел в дверном проеме огромную фигуру Годдарда. Одним взглядом окинув комнату, он улыбнулся.

– Уже отобедал? Это хорошо. Идем. Санитары уберут посуду.– Вот как, санитары. Аксель не ошибся в выводах.

Соломон не заставил себя упрашивать, положил ложку на край тарелки, поднялся из-за стола и направился за своим провожатым. Несколько минут они молча шли коридорами. От нечего делать, Сол пытался угадать, куда они идут, но тут Тревор толкнул одну из дверей и отошел в сторону, пропуская его вперед. Соломон шагнул в дверной проем и обнаружил, что внутри комнаты собрались все. Все четверо – та самая компания, с которой он имел удовольствие познакомиться в библиотеке. Когда Аксель вошел, Мэтисон попытался прикрыть книгой нечто, напоминающее электробритву.

– Расслабься, старина.– Годдард кивнул и успокаивающе поднял руку.– Этот парень – наш – я лично его проверил.

Лично проверил, значит… Прямо-таки заговор идиотов, а он, Соломон Хук, сподобился чести стать среди них своим. Ладно, посмотрим… Тимоти облегченно вздохнул и, отложив книгу, взял черную коробочку. Коробочка оказалась последней моделью портативного всеволнового головизора. Вот, значит, что имел в виду Юл, говоря о молчаливом согласии доктора Фуджи. Имея элементарное желание, местонахождение такого устройства в клинике ничего не стоит определить по излучению гетеродина. Фуджи ограничился словесным запретом. Что же это? Наивность? Как психолог, доктор должен понимать, что запрет стимулирует желание нарушить его. Значит ли это, что ему желательно возникновение таких вот «тайных сообществ»? И если «да», то с какой целью? Отдушина для психов? Сомнительно… а может быть, и нет…

– Старик совершил ошибку! – заметив недоумение на лице Хука, рассмеялся Юл.– Ему следовало запретить привоз в клинику личных вещей. Он же ограничился лишь перечнем нежелательных предметов.– Включай, Тимоти. Сейчас начнется итоговый обзор…

Небольшой голошар приемника замерцал голубоватым инеем, и Аксель с удовлетворением отметил, что этих четверых, как и его, интересуют не шоу-программы и театральные постановки, а, в первую очередь, канал Мировых Новостей.

Затаив дыхание, Аксель слушал о панике на бирже, вызванной мощной волной банкротств частных компаний, занимающихся выпуском высокотехнологичной продукции. Покончив с сенсацией дня, диктор сообщил, что общественность требует от Лиги воссоздания Биржи Труда и выплаты оставшимся без работы специалистам пособий. Он долго смаковал тему, после чего пошли интервью. Функционеры Лиги выглядели явно растерянными, объясняли причины кризиса явно неубедительно, неуверенно заверяли, что правительство не допустит полного краха… что оставшиеся без работы граждане получат компенсацию и будут трудоустроены. Вновь заговорил обозреватель, задавая резонный вопрос: если происходящее не является крахом, то что же нас еще ожидает? И где Лига возьмет средства на компенсации? И каким, наконец, образом надеются трудоустроить сотни миллионов потерявших работу законопослушных граждан, жизненные планы которых в один день полетели под откос?!

Обозреватели, ответственные лица, эксперты сменяли друг друга, давая порой прямо противоположные объяснения происходящему, оценивая перспективы категориями от «грядущего в ближайшие дни полного краха» до «скорой реорганизации и последующего взлета» мировой промышленности.

– Ну и как тебе, дружище? – поинтересовался Тревор, когда шарик голополя погас, а сам приборчик упокоился в кармане пиджака Тима Мэтисона.

– Думаю, никто из них ни черта не понимает в происходящем,– осторожно заметил Аксель. Он прекрасно сознавал, что высказывание достаточно смелое, ибо демонстрирует здравомыслие, которым, как оказалось, не могут похвастаться ни чиновники Лиги, ни эксперты, ни журналисты… По крайней мере, не те, что выступали в информационном блоке, хотя среди них Аксель узнал немало весьма известных и уважаемых мастеров своего дела.

– Я знал, что ты разберешься…– Годдард одобрительно похлопал Акселя по плечу кончиками пальцев, в то время как остальные молча прислушивались к их разговору.– Я спрашиваю о другом: где кроются истоки происходящего?

Вот оно как? Ему подай полный анализ причин, приведших к непонятным пока последствиям. Вполне достойный психа вопрос.

– Я пока не понимаю, к чему вообще движется дело,– тщательно подбирая слова, заговорил Аксель.– Среди банкротов я услышал лишь названия фирм, специализирующихся на выпуске высокотехнологичной продукции, а это означает, что в скором времени наступит дефицит потребительских товаров названной категории…– Он кивнул на карман Мэтисона.– Тех же средств связи, транспортных средств, синтезаторов пищи и так далее. Неизбежна волна недовольства. Наверняка посыпятся требования к Лиге запустить остановленные производства. Наступит небольшая паника, и все вернется на круги своя. Наверняка кто-то сумеет здорово погреть на происходящем руки, но меня это мало трогает. Ясно как день, что через полгода все забудут о происшедшем, и только экономисты будут продолжать ломать головы над причинами случившегося.

Пока он говорил, остальные слушали, и только Годдард продолжал удовлетворенно кивать, словно каждое слово Акселя соответствовало его собственным выводам.

– То, о чем и я говорил, друзья. Ну? – Он обвел присутствующих победным взглядом.– Кто из вас скажет, что я скверно разбираюсь в людях и событиях?!

– Прости, Тревор,– как мог мягко, возразил Сол,– но, в отличие от тебя, я совсем не уверен в своем объяснении.

– Не понимаю.– Лицо черноволосого гиганта омрачилось, как у ребенка, у которого отняли любимую игрушку.– Ведь ты же сам только что сказал…

– Сказал,– не стал спорить Аксель.– Просто на сегодняшний день иного объяснения происходящему не вижу, но это не значит, что завтрашние события не изменят картину кардинальным образом.

– Какие события? – внезапно насторожился Годдард.

– Откуда мне знать? – демонстративно спокойно пожал плечами Соломон.– Я и о сегодняшних банкротствах вчера еще не догадывался,– простодушно признался он.

– А-а… ты вот о чем…– неуверенно протянул верзила.

– О чем же еще? – Аксель безразлично пожал плечами и лениво зевнул, прикрыв ладонью рот. Похоже, его пытаются прощупать на предмет сообразительности, а он не готов демонстрировать собственное невежество.– Прошу меня простить, друзья, но я, пожалуй, пойду. Что-то устал,– пояснил он, взглядом попросив извинения у каждого.

К удивлению Соломона, Годдард увязался следом. Хук с неудовольствием подумал о том, что, быть может, несчастный псих решил документально оформить его, Акселя, членство в «братстве андромедян». Однако черноволосый решил просто проводить новичка до его комнаты. Соломон открыл дверь, и мягкая волна ночного воздуха обдала его лицо, как случается порой, когда летучая мышь, оставаясь невидимой, пролетает мимо. Здесь летучих мышей быть не могло, значит, это сквозняк. Они распрощались. Аксель вошел к себе, а Годдард отправился дальше – оказалось, его покои находятся здесь же, почти напротив комнаты Акселя. Он посмотрел на табличку двери, рядом с которой остановился его опекун. Номер девятнадцать.