Текст книги "Портальеро. Круг второй (СИ)"

Автор книги: Юрий Артемьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глава 25

Глава двадцать пятая.

Испачканную совесть не отмыть. Но показывать свою совесть вообще никому не стоит. Пусть продолжают думать, что ты чист.

В этом сером мире мало ярких красок.

Как мишени в тире миллионы масок.

Я гляжу устало, улыбаясь мнимо,

В маски пешеходов, движущихся мимо.

Кто они такие? Мне неинтересно.

Говоря об этом, заявляю честно,

Что моя задача – выжить в этом мире.

Ну, а остальные – лишь мишени в тире.

19 августа. 1990 год.

СССР. Москва. НИИ им. Склифосовского.

– Я вижу, что вы удивлены? – спросил меня ушлый следователь.

– Не понимаю Вас. – вялым голосом, ответил я.

Показывать ментам, что я на самом деле гораздо бодрее, чем выгляжу, я не собирался. Пока что делаю вид, что мне так хреново, что я аж кушать не могу…

– Я заметил, как Вы удивились, когда я назвал Вас по имени-отчеству, Максим Александрович.

– А я разве «Максим Александрович»?

– Ну а как же. Судя по отпечаткам Ваших пальчиков, что нашлись в нашей базе, Вы Шварц Максим Александрович, шестьдесят восьмого года рождения, уроженец города Москвы. А ещё вы в розыске, Максим Александрович.

– За что? – с наивностью в голосе спросил я.

– А Вы не помните, как убили собственную мать? И ещё несколько человек…

– Не помню… Когда это было?

Следак посмотрел в бумаги из своей папки, и продолжил.

– В августе восемьдесят второго в Москве, а потом ещё в сентябре убили милиционеров в Сочи.

– Простите! Но во-первых: Я этого не помню. А во-вторых: Уголовная ответственность за такие преступления наступает только с четырнадцати лет, а я только в середине октября восемьдесят второго года достиг этого возраста.

– Но троих молодых людей, вы убили совсем недавно. А сейчас вам уже гораздо больше четырнадцати. И, кстати, где вы скрывались всё это время…

– Не помню, чтобы я кого-то убивал… У меня была в детстве черепно-мозговая травма с частичной потерей памяти. И с тех пор, я периодически выпадаю из реальности, а воспоминания полностью стираются.

– Как в том кино? Тут помню, тут не помню…

– Да он издевается над нами. – влез в нашу беседу, молчавший до этого полковник.

– Да. – как бы вспомнил я. – Тут мне пару дней назад кто-то сильно по голове ударил. Я с тех пор даже имя своё вспомнил с трудом. Вот Вы, товарищ следователь, назвали меня Максимом. И я вспомнил, что действительно Максим. Но всё остальное, как в тумане.

– Дураком прикидываешься? – не унимался полковник.

– Зачем обзываетесь? – обиженно проканючил я. – Я человек больной на всю голову. А кто меня ударил по голове? Вы?

Это я спросил, обращаясь непосредственно к полковнику.

Красный, как рак полковник надолго замолчал, а потом развернулся и вышел из палаты. Ну а следователь продолжил задавать мне вопросы спокойным и «добрым» голосом. Но старая игра в «хорошего и плохого полицейского» не принесла ему никакой пользы. Как говорится: «Там, где вас учили, мы преподавали». Я же им не юноша бледный со взглядом горящим. Мне и не такое пришлось пережить в прошлой моей жизни. Так что, через некоторое время, я перебил следователя:

– Я, кажется, кое-что вспомнил.

– Что вы вспомнили, Максим Александрович? – оживился следователь.

– Со мною вроде бы была девушка… Где она сейчас?

– А кто она Вам? – вопросом на вопрос ответил следак.

– Не помню точно, но, кажется, что она мне не посторонняя. Ей не сделали ничего плохого?

– Нет, насколько я знаю. – поспешно ответил мне этот хитрый человек.

– А где она? Почему она меня не навестила здесь в больнице? Я очень хотел бы снова её увидеть. Может быть тогда я вспомню ещё что-нибудь…

* * *

Следователь с полковником удалились несолоно хлебавши. Ничего путного они от меня не узнали под протокол. Все мои «не помню», к делу не пришьёшь. Старые дела за давностью лет и моим малолетним возрастом на тот период, в который произошли те события, тоже мне пришить сейчас было затруднительно.

А вот трое мёртвых гопников в лесопарке – это уже дело свежее. Но, насколько я помню, наружных, как и всяких других признаков насильственной смерти. Асфиксия без наличия всяких следов на шее потерпевших. И что это значит? А хрен его знает. Я-то тут причём?

Отпечатки моих пальцев на машине? Да. Тут я прокололся. Расслабился, наверное. Да и одежда на мне и Машке была трофейная… Но тут можно было пришить только кражу вещей с трупов. Типа мародёрство. Но у меня вроде бы есть отмазка в виде старого диагноза о черепно-мозговой травме. А если к ней добавить и тот удар по затылку, который мне нанёс в комиссионке отец одного из гопников скорее всего милицейской резиновой дубинкой… Да. Скорее всего дубинкой. Ну не с бейсбольной же битой разгуливают по городу сотрудники милиции с большими звёздами…

Так тут можно и в обратку развернуть дело, если найдётся опытный адвокат. Нанесение телесных повреждений… Превышением или даже злоупотреблением служебными полномочиями попахивает. Я же ведь никакого сопротивления в тот момент никому не оказывал. Но вряд ли этому найдутся свидетели. Зато остаётся повод косить под очередную потерю памяти.

А что? Могут и не посадить меня. Хотя… Что в лоб, что по лбу. Не посадят, так запихнут в психушку, где будут кормить галоперидолом и копаться у меня в мозгах… Я-то выкручусь как-нибудь. Но время… Время…

Пока меня будут там мурыжить и мариновать, неизвестно что они тут сделают с Машкой. Наверняка её тоже сейчас пытают на тему: «Кто такая? Откуда вещи?». Не исключено, что и про меня всякие каверзные вопросы задают. Нет. Мне надо срочно отсюда выбираться. Спасать Марию и сваливать вместе с ней куда-нибудь.

Куда? Да куда-нибудь в другое измерение. Найти портал и…

Да-а… Можно подумать, что порталы у нас в августе растут после дождичка словно грибы где попало… Портал ещё поискать придётся.

Пока я тут отдыхал в Склифе, я уже неоднократно пытался просканировать всё вокруг, но перстень не проявлял никакой активности. Ни красным, ни синим не светился. Да и жёлтым светом меня не баловал. Хотя я и проверил его реакцию на золото. Достав из хранилища небольшую кучку презренного металла. Перстень тут же проявил активность. А после сдулся, стоило убрать всё обратно.

Всё свободное время я качал своё здоровье. Все магические силы направлял на восстановление организма. Было бы питание в больнице получше, я бы ещё и мышечную массу нарастил. Но, как известно, без топлива паровоз никуда не едет.

Ладно… Это всё лирика. Мне нельзя поддаваться эмоциям, как тому шибко резвому папаше шибко непутёвого сынка. Ведь если бы он не врезал сгоряча тогда в магазине мне по затылку…

Блин. Прокол за проколом. А ещё мы умудрились попасть именно в ту самую реальность, из которой благополучно слиняли не так давно. Только Машка тогда была мёртвой девочкой, а год был восемьдесят второй. Но кто же знал-то, что так получится.

Ладненько. Скоро уже ужин. Мне надо пополнять калории, а потом спать. Завтра ведь уже понедельник. А понедельник, как известно, день тяжёлый.

20 августа. 1990 год.

СССР. Москва. Склиф.

Я выспался на все сто. И даже чувствовал себя совсем не так, как вчера. И хотя я с виду оставался всё тем же худосочным доходягой с костлявыми боками и впалыми щеками, но я чувствовал, как по жилам растекается проснувшаяся сила. Последствия от того подлого удара, что нанёс мне Осипов-старший, я уже залечил. Так что можно считать, что никаких последствий и не осталось вовсе. А заодно я усилил свою защиту на будущее, если кто-то снова попытается напасть исподтишка. Мысленно я нанёс на всё своё тело тонкую невидимую сетку, которая с минимальной магической подпиткой была способна защитить меня от неожиданного удара с любой стороны. Ну а после того, как удар будет нанесён, у меня найдутся неприятные сюрпризы для нападающих.

Из меня повынимали все лишние трубки и иголки. После чего покормили довольно-таки жидким завтраком. А в придачу выдали пижаму и перевели из реанимации в палату на другом этаже. Меня везли на какой-то каталке, пристёгнутого наручником к железной дужке. Катили меня санитары, а сопровождал угрюмый сержант. В общем, началась какая-то движуха. Но я этому даже был рад. Хотя подозревал, что не исключён вариант перевода меня в палату, где уже лежит какой-нибудь бедолага с хитрым диагнозом. Есть такой способ у ментов. Подержать того, кто не даёт нужных им показаний в одиночной камере, а после перевести в более оживлённое место. Неопытные сидельцы порой, соскучившись по простому человеческому общению, начинают трепать языком почём зря. Но я не из таких. Мне и одному комфортно. Так что я вполне смогу обойтись без общения со всякими дятлами и наседками.

Палата и не самом деле оказалась двухместной. Но вторая шконка пустовала. Меня переложили с каталки на койку и снова пристегнули наручником к дужке кровати. Я даже улыбнулся. Вспомнилась песня цыгана Яшки из «Неуловимых мстителей». Там, как раз были очень правильные слова: «Спрячь за решёткой ты вольную волю, выкраду вместе с решёткой.» а ещё: «На пять замков запирай вороного, выкраду вместе с замками.»

Да, уж… Когда мне понадобится уйти отсюда, я легко смогу это сделать, забрав с собой и наручники, и кровать, и двери с замками, и мента с пистолетом. Унесу и не поморщусь.

Эх… Мне бы ещё второй куплет этой песни удалось спеть. Это там, где поётся: «Спрячь за высоким забором девчонку, выкраду вместе с забором…»

Ведь все эти дни, что я лежал в больнице, я времени зря не терял. Тренировка – наше всё. Я провёл полную диагностику организма, подкачался магически, и теперь был готов не только к побегу, но и к битве.

С кем? Да со всем миром.

Я уже решился и собрался. Осталось только узнать, где сейчас томится в темнице рыжая девица. Мария Кнопке… Машенька… Моя боевая подруга.

Но, куда бы они не спрятали мою Машку, я освобожу её. И мы слиняем с ней отсюда куда подальше. Ибо нам тут не рады, как оказалось.

* * *

Я давно уже заметил, что в жизни чаще действуют не законы божьи, а законы какого-то неизвестного мне Мёрфи. Это с его лёгкой руки стали срабатывать правила: «Если что-то плохое должно случиться, то это обязательно случится». А ещё: «Если что-то может пойти не так, оно обязательно пойдёт не так».

Но кто-то очень давно сказал: «Человек предполагает, а бог располагает». И хотя я никогда не был сугубо верующим, но всё равно нет-нет, да подозревал, что где-то там есть кто-то или что-то, кто порою вмешивается в суетные дела людские. Иначе как объяснить всякие чудеса, что порою происходят. Вот и сейчас тоже… Произошло чудо.

* * *

Лежу. В потолок гляжу.

А тут вдруг, нате вам с кисточкой.

В дверь моей палаты без стука вошёл милиционер. Огляделся… Убедился, что за время его отсутствия тут ничего не прибавилось и не убавилось. А после распахнул дверь пошире, и ко мне зашла целая делегация. Давешний следователь, ещё какой-то хрен в штатском, тётка в милицейской форме и… Да-да… Мария Кнопке собственной персоной.

Правда она, как и я тоже была прикована наручниками к милицейской тётке за руку, но…

«Машка! Как я рад тебя видеть!» – мысленно высказал я ей то, что кипело на душе, и никак не могло вырваться наружу.

«Максим! Забери меня оттуда! Мне там плохо…»

«Откуда» Где тебя держат?'

Договорить нам не дали. Помешал следователь, который обратился ко мне с ехидной улыбочкой на лице:

– Я вижу, Максим Александрович, что Вы узнали эту девушку?

– Это Маша.

– А фамилия какая у этой Маши?

Я пожал плечами.

– Не знаю. Я не интересовался.

«Маша! Где тебя содержат?» – снова обратился я мысленно к своей подруге.

«На Матросской Тишине»

«Но там же вроде бы только мужики сидят…»

«Я там на больничке. Камера номер четыре. Девчонки сказали…»

– А вы, Мария, можете опознать этого человека? – опять влез следак со своими дурацкими вопросами.

– Это Максим! Я его люблю.

В глазах у Маши стояли слёзы…

«Тебя били?»

«Нет… Почти нет.»

«Я убью их всех. Порву на хрен… На лоскуты…»

«Не надо! Просто забери меня оттуда и… Давай уйдём куда-нибудь в другое место… Мне тут не нравится.»

– Подпишите вот здесь! – снова вмешался следователь, подсовывая мне какую-то бумагу.

– Ничего я не буду подписывать.

– Зря Вы так, Максим Александрович. Не в вашем положении так упираться. С нами надо сотрудничать. Иначе…

– Иначе что? Снова будете бить? А тебе не снятся призраки людей, которых ты посадил, гнида?

Я уже почти орал на следователя. Ещё немного, и я бы сорвался. Но меня останавливало то, что сейчас не слишком подходящий момент для противодействия. Ведь Машку привезли. А это значит, там где-то внизу припаркован автозак или ещё какая-то машина с ментами. Устроить шум-бурум, покрошить их тут всех в капусту, чтобы потом убегать, отстреливаясь от всех ментов Московского округа? Это нонсенс. Лучше среди ночи, уйти по-тихому. Забрать Машку из Матросской Тишины. Да и свалить в туман, пока все спят. А к утру мы сможем уже быть так далеко, что…

– Я хотел по-хорошему с Вами, Максим Александрович. Но Вы видимо по-хорошему не понимаете.

В голосе следователя уже не было того слащавого елея, что присутствовал до этого. Теперь это была желчь. Едкая и вонючая.

– Отпустите Марию! И тогда, может быть, я буду с вами разговаривать по-другому.

– Условия мне ставишь, щенок?

– А не пошёл бы ты, дядя, к нехорошей маме!

– Завтра тебя переведут в следственный изолятор. Там ты по-другому запоёшь, ублюдок! Я сам подберу для тебя соответствующую компанию. Ты пожалеешь о том, что не стал говорить со мной.

Не обращая никакого внимания на следователя, который орал ещё что-то брызгая слюной, я обратился к той, кто мне был действительно дорог.

«Машенька! Я сегодня ночью приду за тобой!»

«Я буду ждать!»

20 августа. 1990 год.

СССР. Москва. Следственный изолятор «Матросская Тишина».

Интерлюдия.

– Ты понимаешь, что тебе червонец корячится?

Некрасивая девушка, сидящая напротив человека в форме, молчала, опустив голову.

– Это сейчас ты тут на больничке расслабляешься. А потом с тобой никто цацкаться не будет. Ты вообще меня слушаешь?

– Да. – угрюмо проговорила девушка.

– Хорошо слушаешь?

– Да…

– Тогда слушай, что я тебе скажу. В твоей камере сидит Мария. И я знаю, что ты с ней в хороших отношениях. Это так?

– Да.

– А я ведь всё знаю. Ты даже тут не могла посидеть спокойно, пока твои швы заживают… Ну, спрашивается, зачем ты полезла заступаться за эту пигалицу? Тебе мало того, что у тебя было до этого? Тебе теперь добавят нового срока за эту корову, что ты отправила в нокаут. Ты выйдешь из тюрьмы старой беззубой и никому не нужной старухой. Ты хоть это-то понимаешь?

– Понимаю.

– Поэтому только от тебя теперь зависит твоя будущая судьба. Ты поможешь нам, а мы поможем тебе. Тебе ясно?

– Ясно… Но ведь мне всё равно добавят за эту…

– Это дело я смогу замять. И у тебя останется только год, который тебе присудят за превышение необходимой обороны. Я даже удивляюсь, зачем ты вообще ерепенилась. Не с твоей внешностью от мужиков беречься. Надо было радоваться, что хоть кто-то на тебя позарился.

После этих слов девушка так взглянула на своего собеседника, что тот даже отшатнулся.

– Ладно, ладно… Шучу я. Ты всё правильно сделала. Он хотел тебя изнасиловать, угрожал ножом… Ты у него ножик отняла, все руки вон порезала… Но зачем ты в него-то стала ножом тыкать?

Девушка сидела молча. На этот вопрос она сейчас даже сама себе не смогла бы ответить. Всё было как в тумане в тот вечер, когда…

* * *

Ирина Сомова с самого раннего детства знала, что она некрасивая. В детдоме ей все об этом говорили. Некоторые девочки с пелёнок выглядели, как куколки, а другие, пройдя подростковую угловатость и прыщеватость, расцветали чуть позже. Ира всегда была крупной. Не толстой, нет. Но, чисто по-крестьянски, кряжистой, плечистой и крепкой. Связываться с ней побаивались даже мальчишки постарше. Она всегда радела за справедливость и заступалась за тех, кого обижали. А когда подросла, стала заниматься ещё и самбо. Особых спортивных успехов она не добилась, только мышцы стали крепче и рельефнее. Понятно, что женской красоты ей это не прибавило.

После детдома она пошла работать на фабрику «Рот-фронт». Там и общежитие было, и поесть можно было от души, пока ты на работе. Правило было такое: Выносить за пределы фабрики ничего нельзя. Но в цеху никто не следил за тем, сколько орешков или шоколады ты съел. У большинства работников уже были проблемы с зубами из-за излишнего потребления сладкого. У них в медпункте даже был отдельный стоматологический кабинет для сотрудников. И он редко когда пустовал.

* * *

В тот вечер Ира возвращалась поздно из кино, когда к ней стал приставать какой-то парень. Возможно, в темноте переулка он не смог рассмотреть, что девушка некрасивая. А может быть, ему было всё равно, в силу большого количества алкоголя, употреблённого накануне.

Приставал он очень настойчиво. И довольно навязчиво шутил, но шутки у него были пошлые, а руки липкие и противные. А когда Ирина сильно его оттолкнула, да так, что он упал в какую-то лужу, неизвестно откуда здесь взявшуюся, то парень не стерпел и схватился за нож.

Ножик она у него отняла, конечно. Правда при этом, сильно порезала ладони. А потом, сгоряча, вернула ему ножик обратно… Прямо в бок. И ещё раз, и ещё… Почти зарезала. Не насмерть, нет. Но крови из него тогда вытекло, как из того порося…

Приехавшую на шум драки милицию, поджидала следующая картина: Корчащийся в луже собственной крови потерпевший и некрасивая крепкая девушка с ножом, в окровавленных руках.

Вуаля. Картина маслом.

* * *

– В общем… – продолжил говорить опер. – Если тебе удастся разговорить Машу и выведать у неё всё, что нас интересует, то инцидент с твоей сокамерницей мы забудем. А если ты и в дальнейшем будешь нам помогать, то сможем и с твоим основным делом разобраться. Понятно?

– Понятно… – потупив глаза ответила девушка.

Глава 26

Глава двадцать шестая.

Голливудская улыбка – это простой и надёжный способ показать всему миру кто здесь самый главный хищник.

Я улетаю всерьёз и надолго.

Я затеряюсь, как в стоге иголка.

И, там, где не был ещё никогда я,

В утреннем небе звездою растаю.

Я улетаю. Я падаю в небо…

Там, где никто, никогда ещё не был…

В мире, откуда никто не вернётся,

Может быть, новое что-то начнётся.

Вечер 20 августа. 1990 год.

СССР. Москва. НИИ им. Склифосовского.

Бродя бестелесной тенью по бесконечным коридорам большого больничного комплекса, я помаленьку изучал все входы и выходы. Узнал, как тут всё работает, а потом уже принял решение. Пора! Хватит. Отдохнул. Пора и честь знать.

Из вещей, приватизированных в комиссионном магазине, я всё-таки остановился на том костюме, что выбрал сам и оплатил его через кассу. Да… Поторопился я швыряться деньгами. Если бы заранее знал, что Дора сдаст нас, как стеклотару…

Наверное, я слишком часто веду себя, как порядочный человек. А времена-то нынче не слишком порядочные настали. Ну… То ли ещё будет. Я-то уж точно знаю об этом. Да ещё и с подробностями.

Но парадокс в том, что я по натуре – человек добрый. И продолжаю неосознанно верить, что люди ко мне будут так же добры, как и я к ним. Но… Да. Главная проблема умных интеллигентных людей в том, что они опрометчиво думают, что все остальные люди тоже думают… А это не всегда так.

* * *

Убрав наручники в своё магическое хранилище, я тут же достал их обратно. Проверил. Всё нормально. Работают.

Переоделся в костюм. Обулся. Ну, вот. Как мало нужно человеку для счастья. Оделся – и снова почувствовал себя человеком.

Подошёл к дверям. Прислушался. Обычная больничная тишина. А потом…

А потом я понял, что имея магические возможности, веду себя, как неопытный взломщик. Зачем мне прислушиваться, если я могу сразу выглянуть и посмотреть.

Сев обратно на кровать, я привалился спиной к стене, да и покинул своё тело, полетев на разведку.

* * *

Коридор был тих и пуст. Свет был не таким ярким, как это было днём. Похоже, что часть потолочных ламп на ночь выключают. Экономия, мать её… Но мне же лучше.

Сержант, делая вид, что охраняет двери моей палаты, дремал. Убивать этого мента мне совсем не хотелось. Ничего плохого он мне не сделал. А то, что он выполнял приказание своего начальства, так у него служба такая. С начальством я могу и попозже разобраться.

Так-с… И что мне с ним делать? В честном поединке я такого могу и не победить. Значит, придётся играть не по правилам…

* * *

Я пролетел по длинному коридору туда-сюда, но никого посторонних не обнаружил. Ну и правильно. Это же не приёмный покой, где круглосуточно полно народу. А тем более здесь в Склифе. Скорая помощь ежедневно и еженощно подвозит ломанных и обожжённых, битых и резаных. Это Москва. Тут народу немерено. Ну а процент идиотов тут только выше, чем в других городах почему-то. А скоро девяностые начнутся. Союз развалится. Начнётся передел собственности. Тогда к резанным ещё прибавятся ещё и стрелянные со взорванными.

Ладно. Главное, что сейчас в коридоре пусто. Никто мне не помешает заняться делом.

Я просканировал сержант и поразился… У него даже оружия с собой не было. Что за фигня? Это что, подстава такая? Может, его тут специально выставили охранять меня и не дали с собой оружия, чтобы я попытался напасть на него? А меня, типа, на живца ловят? Или просто у них запрещено сидеть тут в больнице с оружием? Не понимаю…

Но отступать уже поздно. Я уже решил сегодня совершить побег, чтобы вытащить затем ещё и Машку из заточения.

Но если это засада, то я и сам не сбегу, и подругу не спасу…

А и ладно. Понадеюсь, как всегда, на авось. Авось всё и получится. Раньше-то получалось…

* * *

Прибрав дремлющего мента в магическое хранилище, я тут же вернулся в своё тело, и приготовился к следующему этапу. Первым делом я достал наручники и пистолет. Их у меня уже была целая коллекция. Но я решил воспользоваться старым проверенным наганом. Его я, помнится, затрофеил у полицая в лесах под Смоленском. Надёжная машинка. А главное его преимущество, что в случае стрельбы, все гильзы остаются в барабане. С перезарядкой, в случае чего, правда долго придётся повозиться. Но у меня на такой случай есть ещё и другие пистолеты.

Не затягивая время, я вернул сержанта из хранилища. Он ещё не посинел, но уже кашлял и хватался за горло от недостатка воздуха. Приставив ствол револьвера прямо промеж глаз бравому правоохранителю, я спокойным голосом спросил у него:

– Жить хочешь?

Видя замешательство и непонимание в глазах моего охранника, я продолжил:

– Я не хотел бы тебя убивать, но если ты дёрнешься, то поверь мне, рука не дрогнет. Так что, я опять задаю тебе просто, но очень важный вопрос: «Жить хочешь?» Ты кивни, если «Да». А говорить что-то и тем более кричать не надо. Я человек нервный, могу и стрельнуть случайно…

Сержант после секундной задержки, всё-таки кивнул головой.

– Ты будешь вести себя тихо?

Снова кивок в ответ.

– Тогда ложись на пол лицом вниз!

Он послушно выполнил мой приказ. Я не мешкая сковал ему наручниками руки за спиной, а ноги связал простынёй. Сильно не старался. Захочет, освободится. Но не от наручников. Хотя… Наверняка у него где-то в кармане есть и маленький ключик от этих стальных кандалов…

– Ключи от наручников у тебя есть?

– Да. – раздался хрипловатый голос от пола. – На связке с остальными ключами.

– Я заберу его. Не переживай! Тебя скоро освободят.

Отцепив маленький ключик от массивной связки, я вернул остальные ключи в карман милиционера. Сняв наволочку с подушки, я снова обратился к своему пленнику.

– Прости! Я сейчас запихну наволочку тебе вместо кляпа. Потерпи! Так надо. Возможно, у тебя будут неприятности по службе из-за моего побега, но зато останешься в мире живых.

Я тщательно запихал наволочку в рот пленнику.

– Постарайся не шуметь, хотя бы с полчаса. Тогда я смогу обойтись без стрельбы и уйти тихо. Кивни, если понял.

Он так усердно кивнул, что даже ударился об пол своим лбом.

– Эй! Полегче! А то скажут, что я с тобой жестоко обошёлся. И, кстати, я тебе во внутренний карман тут положу кое-что. Может хоть как-то это тебе компенсирует будущие проблемы с начальством.

В кармане милицейского кителя я оставил одну из золотых плюшек, размером с екатерининский пятак. Помнится я от скуки все ювелирные изделия, лишённые драгоценных камней, сминал, превращая вот в такие плюшки. Серьги, колечки и всякие кулоны. Если его обыщут и найдут это, то решат, что я его подкупил. А если не найдут, то он сможет потом продать это, даже по цене золотого лома, получив приличные деньги. Золото, оно и в Африке золото.

Оставив мента валяться на полу, я осторожно вышел из палаты. В коридоре по-прежнему было тихо. Похоже, что моя версия про засаду была безосновательна.

Безопасный маршрут, идя по которому у меня было меньше шансов встретить кого-нибудь, я уже давно изучил, летая тут в виде прозрачного привидения. Но на всякий случай у меня на плечи был накинут белый халат. Мало ли кто на ночь глядя ходит тут по этим коридорам. В палаты я не лезу, иду себе на выход, а значит, так и надо. Люди в такой большой больнице редко проявляют любопытство к мужчинам в костюме. Тем более, если он соблюдает правило «накинутого белого халата».

Оставив халат в приёмном покое, я вышел в прохладу вечернего города и вздохнул полной грудью. Вот он какой вкусный – воздух свободы…

Ночь с 20-го на 21-е августа. 1990 год.

СССР. Москва.

Выйдя в переулок, я двинулся в сторону проспекта Мира. Ближе мне было, конечно же, идти в сторону трёх вокзалов. Но я на всякий случай шёл в сторону противоположную той, что мне была нужна.

На улице было темно и свежо. Я искренне наслаждался вечерней прохладой. Идти было легко и приятно. Мне уже порядком надоело валяться в больничной палате с прикованной наручниками рукой к дужке кровати. Свобода опьяняла.

Идти пришлось не долго. Вот он – широкий проспект имени Мира. Непонятно только вот какого. В русском языке трудно понять, когда говорят слово «мир». Может имеют в виду весь шарик со всеми его морями, океанами, материками и людьми, населяющими Землю. Или это просто отсутствие войны. Вот у англов всё просто. Есть «world», а есть «peace». А по-русски и то, и другое будет просто «мир».

Первый же таксист согласился меня покатать по Москве за чирик в час. До кучи, я пообещал ему в придачу ещё и счётчик оплатить, если он не будет задавать мне лишних вопросов. Водила щёлкнул таксометром, и погасив зелёный огонёк, мы покатили вперёд. Дав червонец вперёд, чтобы таксист не подозревал меня в том, что я уйду не расплатившись, я назвал первый адрес. Специально выбрал совершенно нейтральное и совсем не нужное мне место. Мне надо было, чтобы таксист понял. Что если я куда-то ухожу, то обязательно вернусь, чтобы добавить ему ещё денег. А дела пассажира, если они даже и не слишком понятные, это таксиста не касается. Совсем уж криминалом я заниматься у него на глазах не собирался, а всё остальное… Счётчик тикает, клиент платит…

В одном из пустых дворов, где-то на Таганке, я вышел, и направился в давно известный мне подъезд. Подъезд был тихий и проходной. Я о нём узнал в своём прошлом будущем. Одного моего знакомого там кинули на бабки. Пока он ждал их у входа в подъезд, мошенники ушли через двор и скрылись, на поджидающей их машине. В более поздние времена такого почти не осталось. На подъездах появились металлические двери, а запасные выходы перекрыли. Да и почти во всех дворах появились шлагбаумы, чтобы абы кто не заезжал куда попало. Но сейчас времена были ещё не те, и как говорится: «Заходи кто хочет и делай что хочешь».

Ну а мне нужно было сейчас тихое место для того, чтобы приготовить одежду для Машки. Когда нас менты приняли, на ней был вполне себе модный по нынешним временам джинсовый костюм из варёнки. Но как она одета сейчас, я понятия не имею. Помнится, что в летний период в камерах довольно-таки жарковато. И те, кто там сидят, могут находиться, как бы так выразиться, совсем налегке. Не знаю, как в женских камерах, но у парней так и было. Так что если я застану её там в полном неглиже, то лучше будет сразу её переодеть. Ладно. Это уже детали. Отобрав набор одежды и обуви, я сложил всё в один пакет. Так будет удобнее, когда это всё нам будет нужно.

* * *

Таксист спокойно ждал меня на том же месте, не проявляя никакой нервозности. Ну ещё бы. Червонец я ему вперёд уже заплатил. А на счётчике даже и трёшника ещё не натикало.

Я решил, что подъезжать прямо к СИЗО не стоит. Тем более, что для моих манёвров это и не требовалось. Сперва хотел подъехать с набережной Яузы, да и постоять в большом доме, что как бы прикрывает тюремные постройки от глаз людских, но потом вспомнил, что там вроде бы давали квартиры сотрудникам. А лишние внимательные глаза мне не нужны. Так что, я остановился на более интересном варианте.

– Шеф! Давай на Электрозаводскую. А там я покажу.

* * *

Хорошо по Москве ночью кататься. Можно ехать и с ветерком. Камер на всех столбах ещё не скоро понавешают. А с редкими гаишниками пока ещё можно легко договориться за очень небольшие и смешные деньги. Но на всякий случай, я сказал таксисту, чтобы он особо не гнал.

Все попытки водителя поговорить со мной, я обломал. Не сболтнуть бы чего лишнего. Таксисты – народ внимательный. Отболтался тем, что очень устал, и большую часть пути делал вид, что дремал, следя за дорогой вполглаза. Зато я был не против, чтобы он включил музыку. Думал, что он врубит радио, но парень воткнул в магнитолу кассету, и зазвучали знакомые аккорды Виктора Цоя. Я был не против. Я сам любил песни группы «Кино». Не все, конечно, но многие. Слушая про группу крови и пачку сигарет, я чуть было не заснул на самом деле. Разбудил меня голос таксиста:

– А где на Электрозаводской?

* * *

Знать бы ещё где… Я объяснил, что был тут всего лишь пару раз, и дом моей девушки надо будет немного ещё и поискать. Таксист был не против.

Я нашёл более-менее уютный тихий дворик недалеко от Злектрозавода.

– Здесь подожди!

Отдал водителю ещё один червонец, я углубился во двор пятиэтажки. А таксисту пояснил, что здесь живёт знакомая девушка…

Была у меня мысль присесть на лавочку во дворе, а потом уже полететь в сторону сизо. Здесь напрямки и километра не будет. Этого расстояния мне вполне хватит.

Но двор не был таким уж спокойным. Окна в доме горели. Люди ходили… Вернувшись в машину, я решил. Что лучше будет действовать оттуда.

– Блин. Эти девчонки не могут собраться быстро. – пояснил я парню. – Сказала, что скоро придёт. А это «скоро» у них может быть и полчаса…

Водитель согласился со мной и попытался рассказать мне какую-то похожую историю из своей жизни. Но я прервал его разговорчивость, вручив ему ещё один червонец.

– Шеф! Я вздремну тут у тебя на заднем диванчике. Устал сегодня не по-детски. Музыку можешь не выключать. Она мне не помешает.