Текст книги "Особо опасен (СИ)"

Автор книги: Юрий Артемьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Но тут я вспомнил Анечку и всех остальных, что остались там, далеко в родной стране. Боже, как давно это было? Кажется, что где-то в другой, очень далёкой отсюда жизни.

В то же самое время.

Где-то в Москве…

Алексей Громов (Тихий)

– Ты реально чувствуешь его? – спросила Маринка.

– Да. Я сам ещё не разобрался в этом. Но у меня появляется ни на чём не основанное чувство тревоги.

– Может, ты просто так сильно беспокоишься о нём?

– Нет. Это немного другое. Беспокойство – это просто обычное беспокойство. А где-то глубже, на ментальном уровне…

– На каком уровне?

– Не заморачивайся по пустякам. Это просто такое слово.

– Ну, объясни мне, пожалуйста! У тебя всегда много всяких словечек, которые я не понимаю. Ты же не хочешь, чтобы я ощущала себя дурой?

– Марин! Ты – не дура. А то, что ты не знаешь каких-то слов и их значение, это из-за того, что ты мало читаешь.

– И поэтому, я – дура?

– Стоп. Давай вот прямо сейчас на этом остановимся. Ладно?

– Я – не дура. – девушка насупилась, надула губы. И приготовилась обижаться.

Блин. Так было всегда и во все времена. Девочки – они такие девочки. Хлебом не корми. Дай пообижаться им да слегка поскандалить. Они это любят. До глобального и грандиозного скандала может никогда и не дойти, но такие вот «бои местного значения», это как здрасьте…

– Марина! Ментальная связь людей – это такое совпадение мыслей, чувств и потребностей двух разных людей. Как бы так сказать… Некая телепатическая связь близких людей, независимо от расстояния, на котором они находятся друг от друга.

– И ты его чувствуешь постоянно?

– Нет. Но иногда возникает некая тревога. Просто так вот. Ни с того, ни с сего. И я понимаю, что он в беде. Вот, например, мне недавно казалось, что меня сильно мучает голод и жажда, хотя я только что попил чаю. И я ловлю себя на мысли, что это мне передались Сашкины чувства на тот момент.

– А меня ты чувствуешь?

– Да. – я притянул её к себе. – Очень хорошо чувствую и ощущаю. Но пока только, когда ты рядом со мной.

– Ну, во-от… – протянула обиженно девушка.

– Ты меня, что. к брату ревнуешь?

– К Сашке? Нет. Нисколько… Просто мне очень хочется, чтобы ты и меня так же ментально ощущал на любом расстоянии.

– Это у нас получится. Обязательно, но чуть позже… Не бывает так, чтобы всё и сразу.

– Ты меня любишь?

– Что за глупые вопросы?

– Это не глупый вопрос.

– Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю?

– Но ты об этом никогда не говоришь.

– А это обязательно?

– Дурак.

– Слушай, Марин! А ты не беременна, случайно?

– Случайно, нет.

– А не случайно?

– Тоже нет. – она опять надулась. – Дурак!

– Откуда в тебе это? Раньше ты такой не была.

– А какой я была?

– Ну… Ты была такой…

– Пацанкой, да?

– Ну, типа того. Помнится, мы даже подрались с тобой при первом знакомстве.

– Хочешь повторить?

– Легко. Хочешь подраться со мной?

– Не хочу…

– Что с тобой?

– Понимаешь… Я сама не знаю, что со мной. Раньше я рассчитывала только на себя. И мне это было нормально и привычно. Но теперь, когда у меня есть ты, я стала бояться…

– Кого?

– Того, что вдруг тебя со мной больше не будет.

– И для этого тебе надо, чтобы я всё время, как попугай, повторял тебе всякие слова? Люблю! Сундук куплю!

– Дурак!

Она стукнула меня кулачком в грудь, но было видно, что она уже не сердится на меня.

– Слова пусты. Что они значат? Есть множество людей, которые могут наговорить тебе столько всяких слов. Но они тебя обманут, потому что слова их – это ложь. Старайся верить лишь делам. Можно молча делать то, что надо, и не украшать всё это красивым словоблудием. Неужели ты до сих пор это не поняла?

– Я всё понимаю. Но ты, хотя бы иногда, говори мне хоть что-то тёплое…

– Свитер.

– Что?

– Свитер. Он – тёплый.

– Ты та-акой дурак.

На меня обрушилась целая серия ударов маленькими, но крепкими кулачками. Но я сгрёб девушку в охапку, и всё закончилось крепкими объятиями и продолжительным поцелуем.

* * *

У Сашки какие-то проблемы. Бо-ольшие проблемы. Просто огромные проблемы. Не… У Маринки – тоже проблемы. Но в голове.

Такое бывает у девчонок абсолютно разного возраста, от детсада и до пенсии. Когда всё в жизни идёт ровно и нормально, они вдруг задаются мыслью? «а чего это всё так нормально и ровно идёт? Так же не бывает?»

И задавшись этой дурацкой идеей, они стараются сделать всё, чтобы жизнь пошла так, сяк, наперекосяк. А когда это у них получается именно так, то они с чувством собственного величия глубокомысленно заявляют: «Ага! Я же говорила…»

Забыл добавить: «Это – не лечится.»

* * *

Подготовка идёт такими темпами, что выдыхать приходится через раз. И вот в такие короткие-короткие моменты отдыха Маринка устраивает мне сцены. А тут ещё Алёнка занимается вместе с нами. Моя Маринка её почему-то невзлюбила. Может, ревнует? Хотя повода я вроде бы никакого не давал.

Или у неё вызывает огорчение то, что по дисциплинам, не связанным со спортом, Алёнка опережает её. Да что там говорить? Порой и у меня успехи в некоторых предметах слабее, чем у этой тихони.

Надо обязательно все эти вопросу обсудить и решить до того, как мы куда-то рванём. В команде не должно быть таких «подводных камней» и левых течений.

Но, что же там с Сашкой? Никак не могу успокоиться…

Середина какого-то дня в начале сентябре. 1974 год.

США. Штат Монтана. Где-то в горах.

Александр Тихий.

Довольно урча, я доедаю тушёнку из грубо вскрытой ножом консервной банки. Довольно урчит мой пустой живот, принимая жирную пищу. Запить нечем, так что проблемы с жаждой немного впереди. Но я подумаю об этом после. А сейчас я ем. А когда я ем – я нем. Но не глух. Поедая тушёное мясо, я слежу за всем вокруг, как стрекоза фасеточными глазами. А уши у меня шевелятся, как у кошки. Я уже видел птиц и белку. Лес в горах живой, и все погодные неприятности – это временно. Высохнет глина и станет дорогой. Муть в воде ручья осядет, и снова чистая и звонкая она потечёт, весело журча по камням. Но для начала, надо бы ещё найти это ручей.

После того, как первое чувство голода прошло, жить стало веселее. Как мало надо человеку для счастья… Только что подыхал от голода, а закинул своему червячку несколько ложек жирного тушёного мяса неизвестного происхождения, и уже в голове теплится мысль: «А жизнь-то налаживается!». А чтобы жизни не только налаживалась, но и продолжалась, я всухомятку заставил себя съесть целый пузырёк антибиотика. Лучше, конечно бы, внутримышечно, но и так сойдёт.

Всё-таки человек – это по большому счёту – животное. Да, разумное. Но не всегда. Да, цивилизованное… Более или менее. Но, всё же животное. Выдерни любого из его привычного мирка с электричеством, магазинами и общественным транспортом. Отними у него всё, что он считает нормой. Ну, например, одежду, обувь и всякие предметы из металла и пластмассы. Через какое-то время, он станет убивать себе подобных и жрать сырое мясо.

Хотя, некоторые и так уже этим занимаются, охотясь на себе подобных. Я вспомнил военных копов, что пытались поймать Джека. Надо бы сходить и посмотреть, что там и как.

* * *

Я собрался в небольшой поход, типа на разведку. Тащить с собой все свои вещи мне даже и в голову не пришло. Тем более, что я и не унесу всё разом. Так что, пусть пока пещерка побудет моей временной базой.

Первым делом я переоделся. Из чистой одежды у меня осталась только та полувоенная форма, что я прикупил в армейском магазине, да настоящая форма, оставшаяся в наследство от Джека Прайора. Но форма техника-сержанта мне чуть маловата будет, да и по росту тоже. Так что оделся в своё.

Мокрую и грязную одежду, как мог, отжал и разложил «сушиться» на камнях. Пистолет за пояс. Небольшую сумку через плечо. Туда бросил запасные магазины для ППК, запасную футболку, пару банок консервов, нож, документы и деньги. Деньги взял не все. Так… Пару пачек, не глядя. Пустую бутылку из-под колы. А вдруг воду найду. Ну и так, по мелочи кое-чего набрал. Старался не особо набивать сумку. Я же не надолго. Хотя, есть такая поговорка: «Идёшь в тайгу на день, бери запас на неделю!» Здесь не тайга, конечно, но хрен его знает, куда кривая выведет…

Я повязал на голову бандану. Вышел наружу. Огляделся… Вход в пещеру с дороги не особо виден. Для того, чтобы его разглядеть, надо сойти с дороги, зайти за испачканные глиной кусты, а потом только можно, с трудом, разглядеть небольшую нишу возле большого и грязного валуна.

До сих пор не могу поверить, что мне удалось его сдвинуть. Наверное, отчаяние, в состоянии которого я находился, придало мне силы. Да и помощь от товарища Архимеда не помешала. Помнится, он что-то говорил про точку опоры и достаточно длинный рычаг, чтобы Землю перевернуть… Это ему вряд ли удалось, но если добавить к этому силу злости и отчаяние, то всё вполне возможно. Главное правило: «Никогда не сдавайся!». А то случаи разные бывают. Умирающий от жажды в пустыне, не дополз до заветного колодца метров сто и сдох от отчаяния. Потому что сдался.

Так. Стоп. Не думать о жажде! Я найду воду. Она и сейчас есть рядом. Только слишком мутная и грязная. В виде коричневой жижи в которой есть и песок, и глина, и ещё хрен знает чего… Может, попробовать её профильтровать через ткань? Ладно. Это всегда успею сделать. Попробую найти ручей почище.

Ну, всё… Пора на разведку.

Глава 9

Глава девятая.

Siksikaitsitapi (Блэкфут)

В день какой неведомо, где-то в начале сентября. 1974 год.

США. Штат Монтана. Где-то в горах.

Александр Тихий.

Первое, не слишком приятно открытие поджидало меня метров через сто от пещеры. Склероза в таком юном возрасте, вроде бы быть не должно. И я точно помню, что вот именно тут, у поворота, рядом со скальным выступом, мы с Джеком бросили нашу машину, когда в ней закончилось топливо. Ошибиться я не мог. Это был самый первый изгиб горной дороги. Да и ходил я тут уже несколько раз, и туда, и обратно. Но машины не было на том месте, где мы её бросили. Скала была. Дорога была… Вернее, остатки дороги. Вместо мелких камней теперь тут почти ровная гладь из красноватой влажной глины. Я даже не пытался ходить по этой глинистой субстанции. Старался передвигаться, наступая на камни, что ещё сохранились по краям бывшей дороги. Часть глинистого языка свернула за поворот, но основная масса грязевого потока пошла прямо. А прямо – это туда, где скальный участок обрывался в пропасть. Когда мы ехали на машине, я туда не заглядывал, а потом и случая не было, да и желания подходить к краю, чтобы поглядеть вниз, не возникало. Но сейчас такое желание у меня возникло. Потому что я подозреваю, что наша машина прячется где-то там.

* * *

Так оно и оказалось. Похоже, что поток обладал такой огромной разрушительно силой, что пара тонн железа на колёсах ему было «на закуску». Подойти к обрыву было не только сложно, но и довольно-таки опасно. Хотя заглянуть за край очень хотелось. Соблюдая все мыслимые и немыслимые правила осторожности, я всё-таки сделал это. Стоять на краю мне не хотелось, поэтому я лёг и к самой кромке приближался исключительно лёжа. Одной рукой я держался за крепкие ветки какой-то лианы. Их тут хватало. Они опутывали стволы деревьев и даже спускались вниз по камням. Надеюсь, что они достаточно крепкие, чтобы выдержать меня.

Искорёженная машина валялась внизу. Наполовину она была залеплена глиной, но и сейчас можно было её рассмотреть. Хотя разглядывать её немного и мешали небольшие корявые деревца, растущие прямо из скалы.

Да. Жить захочешь и не так раскорячишься. Меня всегда удивляли силы природы. Особенно, когда маленькое и слабое зёрнышко, попав в небольшую трещинку в камнях или в асфальте, прорываясь навстречу солнцу, разрывая камень, вырастает в большое и сильное дерево.

А хорошо, что мне не пришла в голову «умная» мысль, переждать ливень, сидя в машине. Так и унесло бы меня в тартарары вместе с ней.

* * *

Вдоволь налюбовавшись своим бывшим движимым имуществом, я стал отползать от края. Похоже, что я опять слишком расслабился. А может это у меня ещё не прошла слабость после болезни.

В тот самый момент, когда я поднимался, и имел глупость отпустить, наконец-то, крепкий побег лианы… Короче, мои ноги заскользили по влажной глине, я упал на задницу, сильно при этом ударившись о камни. Но не это было самое страшное. Как в далёком-далёком детстве своего прошлого будущего, я заскользил прямо на заднице куда-то вниз с горы.

В детстве это было весело. Мчаться вниз по обледенелой снежной горке… На картонке или на санках, но чаще просто на заднице… Ух…

Сейчас это было не так весело. Я скользил к краю обрыва, и у меня не было возможности ни затормозить, ни даже ухватиться за что-нибудь… Моя попытка снова схватить спасительную лиану, не увенчалась успехом. Испачканные в глине пальцы лишь слегка скользнули по гибкой, но такой крепкой ветке, и я потеряв опору под собой стремительно рухнул вниз.

О*уенное ощущение. Для передачи его, больше всего подойдёт англоязычное «вау», но ближе по смыслу, всё-таки, наш русский «пи**ец».

* * *

Говорят, что перед самой смертью, прямо перед глазами быстро-быстро проносится вся жизнь. Что-то я такого в прошлый раз не видел ни хрена. Хотя, я вроде бы и не умер. Нет… Там-то, во дворе старого дома, конечно, мы с Лёхой получили по контрольному выстрелу в голову, и наверняка отдали богу душу. Но, как видно, наши души не пришлись ему по сердцу, и нас направили сюда. Хотя там наши тушки всё-таки прекратили свою земную жизнь и умерли. Но мы-то с ним оказались здесь. Я не знаю, может это какой-то филиал ада. А может просто мы не в ту комнату зашли, и нас по обычаю каких-нибудь индусов направили на реинкарнацию. Но раз мы с ним здесь, значит… Ни фига это не значит. Это вообще какая-то ненаучная фантастика. Но факт есть факт.

Но теперь-то, сорвавшись в пропасть, я должен или попасть куда-нибудь в другое место и снова отправиться не перерождение. Жаль, что больше не увижу Лёху, Анечку, Маринку…

Хотя, не исключён вариант, что сдохну окончательно. Это у кошки, по неподтверждённым наукой фактам, девять жизней. Но я-то не кошка. И даже не кот… Хотя, если судить по моим амурным похождениям этим летом, в коты я вполне сгодился бы. Но, нет. В кота перерождаться я не хочу. Потому что никакого желания нет вылизывать свой собственный зад и лакать молоко из блюдца…

* * *

А я бы сейчас с удовольствием чего-нибудь попил бы. Даже согласен, чтобы это была просто вода. Я согласен даже лакать её из блюдца. Лишь бы было побольше…

Пить хочется со страшной силой. Во рту суше, чем в пустыне Атакама. Хотя говорят, что именно там самое сухое место на Земле. Нет. Сейчас самое сухое место на земле – это мой рот.

Но тут явно что-то не сходится. Если я умер, то откуда такая нестерпимая жажда? А это значит, что я не умер… Тогда почему мне так тяжело дышать?

* * *

Хорошие сумки шьют для американских военных. И ткань у них крепкая, что-то вроде тонкого брезента. Вот именно такой полубрезентовый ремень от сумки и давит мне на грудь. Мешая свободно дышать. А я висю… Или вишу… Да, нет. Скорее всего правильнее сказать, что я повис на своей же сумке, зацепившись ею за ветки торчащего из скалы небольшого деревца. Я это обнаружил, когда немного пришёл в себя. Всё тело болело от ушибов о ветки деревца, некоторые их которых я обломал своим телом, когда летел вниз. Но я был жив, а это сейчас самое главное… А теперь надо подумать, как выбраться из этой передряги с минимальным ущербом для себя. Только бы ветка не обломилась, да сумка не порвалась…

Интерлюдия 1.

Трудно было определить возраст человека, который не спеша шёл по следу. Вроде бы молодой, но… Вот именно «но». Слишком серьёзный взгляд, слишком неторопливые выверенные движения. Мягкая, почти кошачья походка. Казалось, что он скользит над землёй, не оставляя на ней своих следов. Зато чужие следы он прекрасно «читал» на земле.

Среднего роста, широкоплечий парень чуть старше двадцати лет, явно индейского происхождения. На это указывали длинные тёмные волосы, широкие скулы и немного орлиный нос. И, конечно, его одежда. Это не было карикатурно-голливудским индейским одеянием. Никаких там перьев на голове и прочих ярких атрибутов «настоящего индейца». Но его кожаные куртка и штаны явно были сшиты не на фабрике. Да и мягкие мокасины на ногах, тоже мало напоминали фабричную обувь. Лишь ружьё за спиной было заводского изготовления.

Несколько трупов, обнаруженные им возле повреждённого джипа он уже осмотрел, и примерно представлял, кто и куда стрелял. Он даже сообразил, что один из участников битвы ушёл.

Ну а дальше, на дороге, в самом её узком месте ещё шесть трупов. Все в военной форме. Звери уже успели попробовать на вкус человеческое мясо. И даже сейчас чёрные птицы продолжали лакомиться падалью. Но это было не так важно. Важнее были следы, которые снова ему рассказали, что и как тут произошло. И опять, один человек ушёл с поля боя. Ушёл победителем. И следопыт пошёл за ним.

Но далеко пройти ему не получилось. Дорогу перекрывал завал из глины, камней и обломков дерева. Опытный охотник не стал преодолевать возникшее препятствие. Он пошёл в обход.

Обойдя по большой дуге последствия грязевого потока, он опять вышел на бывшую дорогу. Следов тут не было. Всё было покрыто свежеподсохшей глиной. Поднявшись повыше в горы, следопыт стал спускаться вниз вдоль дороги, внимательно осматривая всё по обе стороны. Не мог человек, убивший столько врагов, исчезнуть бесследно. А если след есть, то он его обязательно отыщет.

Следы нашлись. Причём их было так много, что тут пришлось задержаться надолго. Картины того, что здесь происходило вставали перед глазами опытного следопыта, как будто он сам всё это видел.

Камень перед небольшой пещерой за последнее время двигали не один раз. Сперва большая вода с глиной сдвинула его с места, и он прикрыл собой вход в пещеру, но тем самым не дал грязевому потоку проникнуть туда внутрь. А там в пещере долгое время был тот, кто убил всех тех людей на дороге. А потом человек изнутри долго пытался отодвинуть этот камень, чтобы выбраться наружу. Следопыт оценил величину и вес камня на глаз. Впечатляло. Камень большой и тяжелый.

Обнаружив в пещере несколько погнутых винтовок, он понял, как незнакомцу удалось сдвинуть валун в сторону. Но даже при помощи этих подручных средств, это было серьёзной работой, потребовавшей от пленника пещеры неимоверных усилий.

Вещи, оставленные неизвестным, следопыт трогать не стал. Если человек ещё жив, он сам вернётся за ними. А если погиб, то сюда можно вернуться и после.

Дальнейшие следы привели охотника к обрыву. И он даже поверил, что человек, по следам которого он сюда пришёл, погиб. Осторожно, держась за лианы, следопыт заглянул за край, и первым делом увидел внизу разбитую машину. И лишь потом обнаружил человека, который молча висел на ветках, растущего из скалы небольшого деревца.

Начало сентября. 1974 год.

США. Штат Монтана. Где-то в горах…

Александр Тихий.

Попытка хоть как-то исправить своё положение не увенчалась успехом. Особо сильно шевелиться я не хотел, ибо не уверен в прочности сумочного ремня и ветки, за которую он зацепился. Кое-как удалось немного изменить положение тела. Так мне стало удобнее дышать, и ремень уже не давит на подмышку так сильно.

Ну а дальше что? Да, ничего… Продолжаю висеть, как сарделька. Разглядываю окрестности, любуюсь пейзажами. Красота неописуемая. Хотя я, несмотря на мучающую меня жажду, сейчас бы с удовольствием эти живописные пейзажи описал бы. Ну, в смысле, окропил бы помаленьку.

Вот как в одном живом организме могут одновременно присутствовать сразу два таких противоречивых желания? Должен же быть какой-то водный баланс, что ли? А то и то, и другое сразу… Блин.

Всё-таки мне, каким-то образом, удалось, одной рукой, справится хотя бы с частью проблемы. Представляю, как я сейчас смотрюсь со стороны. Болтаюсь над пропастью, как писающий мальчик на фонтане в Брюсселе. Надеюсь, если меня кто-нибудь сейчас увидит, то хотя бы не осудит. Ведь это выглядит так по-европейски. Хотя тот мальчик на фонтане забрался, чтобы сделать свои мокрые дела не так высоко, как я.

Жаль, что жажду не удастся удовлетворить так просто. Если, конечно, вдруг снова не пойдёт дождик. Но повторение недавно прошедшего ливня меня тоже не устраивает. Новый поток глины и всякой грязи снесёт меня с моей веточки, и полечу я в тартарары вверх тормашками. Лететь недалеко, метров двадцать, не больше. Но я думаю, что мне за глаза хватит, чтобы разбиться вдребезги и «пораскинуть мозгами» в прямом, а не в переносном смысле. Блин. Что со мной. Я тут на грани, а пробивает на «хи-хи». Лечится пора, у психиатра, или как он тут у них называется…

Интерлюдия 2.

«А этот парень там внизу не паникует.» – подумал следопыт наблюдая за действиями подвешенного на ветвях незнакомца. – «Не наш. Из белых. Но не трус.»

* * *

Чтобы вернуться к джипу, индейскому охотнику пришлось снова делать большой крюк, огибая завалы из камней и грязи. Так что путь до машины и обратно занял какое-то время. Но это было необходимо. По дороге ничего не изменилось. Все тела оставались на своих местах. Мёртвые не ходят по земле. Они уже далеко-далеко. Кто-то из них в стране вечной охоты, а кто-то просто исчез навсегда.

Вернувшись к краю обрыва, индеец снова, проявляя осторожность, выглянул вниз. Тут тоже ничего не изменилось.

«Хорошо, что это парень не сорвался пока меня не было.»

Начало сентября. 1974 год.

США. Штат Монтана. Где-то в горах…

Александр Тихий.

Второй раз за короткое время я оказываюсь в безвыходном положении. Сперва в пещере, заваленной камнями, а теперь вот тут, в подвешенном состоянии. Что-то не так с моей кармой. Где-то я сильно перешёл грань между тем и этим. А может это мне наказание такое, за то, что я не слишком бережно отношусь к своим близким. Лолиту потерял, Джека не спас…

* * *

Когда перед моими глазами появилось что-то тонкое и длинное, первая мысль была: «Это змея!»

Но как-то отреагировать на это я не успел. Потому что понял, что не змея это, а толстая верёвка с петлёй на конце. Какие-то глупые мысли на тему того: «Откуда это взялось!» и «Кто мне скинул эту верёвку?» в тот момент мне в голову абсолютно не пришли. Я протянул руку и схватился за спасительный трос. Первым делом просунул руку в петлю и закрепился. Теперь у меня есть две точки опоры.

Потянув верёвку слегка на себя, я почувствовал, что на том конце её кто-то крепко держит. Тогда я просто пару раз слегка дёрнул, показывая, что готов к подъёму. А сам тем временем схватился за этот канатик и второй рукой. Так будет надёжнее. И невидимая сила стала не спеша подтягивать меня наверх.

Спохватившись о том, что зацепившаяся сумка может мне помешать выбираться, я всё-таки освободил одну руку и как мог, постарался, освободить её от веток. Странно, но и это мне удалось. И вот я снова, держусь двумя руками за спасительный канат, а кто-то меня тянет наверх. Не торопясь, не спеша, но настойчиво. Перебирая ногами по почти отвесной стене, я медленно приближаюсь к краю обрыва, но на этот раз с другой стороны.

Но впереди самое сложное. Потому что край обрыва слегка выступает надо мной. Не помню, как это называется у скалолазов, но что-то отрицательное.

А невидимый помощник продолжает настойчиво подтягивать меня вверх…

Край всё ближе…

Ещё немного…

Ещё…

Интерлюдия 3.

А этот парень внизу, не такой уж и лёгкий. Лишь бы не сорвался. Следопыту пришлось перекинуть канат через самое ближайшее дерево. Так надёжнее. По крайней мере, есть возможность иногда чуть-чуть отдыхать.

Подъём продолжается уже несколько минут. Мышцы рук покрыты вздувшимися венами, лицо покраснело, а на лбу выступил пот. Но если твёрдо следовать заветам предков, то начав дело, отступать уже нельзя. И как будто услышав упоминание о себе, предки незримо начинают помогать молодому воину. Казалось, что все силы уже задействованы, но в какой-то момент приходит уверенность в победе, и усталость в мышцах исчезает, а новые силы как бы ниоткуда появляются в руках.

Верёвка ползёт медленно-медленно, но всё-таки ползёт…

Ещё немного…

Ещё…

Какой-то день в начале сентября. 1974 год.

США. Штат Монтана. Где-то в горах…

Александр Тихий.

Вот он и край обрыва. Кажется, что уже можно достать рукой. Но пока что не стоит выпускать из рук спасительную верёвку. Надо подождать ещё немного.

А вот теперь – пора!

Свободной рукой цепляюсь за край. Хотя, если честно, только пытаюсь зацепиться. Рука скользит по грязи. Камни, покрытые слоем глины, не позволяют даже на мгновение закрепиться.

Но невидимая сила продолжает тянуть канат. И вот я уже могу заглянуть за край. Совсем недавно я хотел посмотреть сверху вниз. А теперь всё наоборот. Как быстро в этой жизни происходят перемены позиций. И это только в математике от перемены мест ничего не меняется… А на войне, как на войне. Либо ты со щитом, либо тебя несут на щите. Вот и я, как козлик на привязи… Как собака на поводке… и ничего не могу сделать, чтобы улучшить своё положение.

Я уже до половины перегнулся через край. Пытаюсь помочь себе ногами, но скорее всего они просто смешно болтаются над пропастью, бесполезные в данный момент. Но даже это я не могу увидеть. Я снова весь перепачкался в грязи и глине. Да… В последнее время я только и делаю, что пачкаю одежду. У меня даже сейчас нет ничего, во что бы я мог переодеться. Ну, разве что военная форма Джека, которая мне мала и коротка.

И вот произошло то, о чём я мечтал так долго, целую вечность… Моё тело целиком уже находится по эту сторону… Сразу же приходит ассоциация с тонкой гранью между жизнью и смертью. Но вроде бы, всё страшное уже позади, и я уже в полутора метрах от края. Напоследок меня немного протащили по уже сухим камням, и натяжение верёвки, наконец-то, ослабло. Кажется, что я уже могу встать на ноги. Но сил на это почти нет. Дрожат руки и ноги, а в голове снова пульсирует какой-то звенящий звук. Кое-как удалось встать на четвереньки и посмотреть на того, кто вытащил меня.

В нескольких метрах от меня, на том конце каната, тяжело дышал, стоя на коленях человек со смугловатым лицом. Больше всего он был похож…

На цыгана?

Нет.

Широкие скулы и орлиный нос. Длинные тёмные волосы перетянуты налобной повязкой. Кожаные штаны и куртка. А на ногах… Мокасины?

Данунах…

Это же индеец. Не киношный Гойко Митич с мышцами, как у Шварценеггера, а просто обычный человек. Но при этом – самый настоящий американский индеец.

Ну, ни фига ж себе.

Я нашёл в себе силы всё-таки встать на ноги. А потом, сняв верёвочную петлю с правой руки, приложил ладонь к груди в районе сердца, и слегка склонив голову сказал, слегка дрожащим голосом:

– Благодарю тебя! Ты спас мне жизнь!

Глава 10

Глава десятая.

«Настоящему индейцу завсегда везде ништяк.»

Фёдор Чистяков

Я всё ещё не знаю, какой сегодня день сентября, но год-то уж точно 1974-й.

США. Штат Монтана. Где-то в горах…

Я приложил правую руку к груди, и слегка склонив голову, произнес:

– Благодарю тебя! Ты спас мне жизнь!

Какой ко всем чертям покер-фейс? Покер-фейс – это всего лишь маска хитрого карточного игрока, чтобы не выдать противникам комбинацию карт в его руке. Хрень всё это собачья.

Вы когда-нибудь смотрели на лицо индейца, который в упор смотрит на тебя, но при этом его лицо не выражает ничего. Ни– че-го… То есть, абсолютно ничего. Ну, разве что только, абсолютное суровое спокойствие. И всё…

Слегка переведя дыхание, мой собеседник поднялся на ноги, и так же приложив кулак правой руки к груди, сказал:

– Óh-kee (Оки – приветствие на языке сиксика «черноногих»)

Немая сцена. Я стою и смотрю на него. а он стоит и смотрит на меня. Я понятия не имею, на каком языке он ко мне обратился. И что при этом сказал, но очень похоже на приветствие.

Блин… Я – такой дурак. Я только сейчас сообразил, что сгоряча поблагодарил его исключительно на русском языке… Срочно надо исправлять положение.

Снова исполнив ритуал с прикладыванием кулака к сердцу, приветствую его так же, как и он меня до этого. Надеюсь, что я не перепутал буквы и ударения:

– Óh-kee!

И сразу же после этого произношу:

– Thank you! You saved my life! (англ. Благодарю тебя! Ты спас мне жизнь!)

– Ца ниита’пии? – откликается мой собеседник.

Он явно меня о чём-то спросил…

– Я не понимаю. – отвечаю ему по-английски.

– Как ты? – переходит и он на язык Шекспира.

– Нормально.

Ну, а следующий вопрос, больше похож даже не на вопрос, а на утверждение.

– Ты убил всех тех людей на дороге…

Ну, что же… Я не хочу врать этому человеку. Он спас мне жизнь. А ещё… А ещё я понимаю, что врать ему бесполезно. Он уже был там и знает правду. Если он, конечно. настоящий индеец. Хотя трудно в этом сомневаться, глядя на него.

– Нет. Я убил только семерых. Шестерых на дороге и одного, того, кто лежал у машины. Но его я убил, когда они гнались за нами. Стрелять по нам они начали первыми. Человека без головы… (я не знал, как лучше сказать про вышибленные картечью мозги копа). Его убил мой друг, когда спасал меня. Друг умер от раны. Его подстрелили, когда гнались за нами.

– Ты много говоришь…

– Всё, что я тебе сказал – правда.

– Я знаю. – изрёк индеец и снова замолчал.

Кажется, что он не любит многословия. А может все индейцы такие. Недаром бледнолицых они называли людьми с двумя языками. За частую ложь и словоблудие.

– Пойдём! – предложил индеец и не дожидаясь моего ответа, повернулся ко мне спиной и зашагал в сторону моей бывшей пещеры.

Иду следом. Наблюдаю за тем, как он мягко ступает по камням, ловко огибая места с глиной и грязью. После него если и остаются какие-то следы на земле, то прочитать их вряд ли сможет кто-то посторонний. Ну, разве что такой же, как и он, индеец– охотник.

До пещеры мы дошли быстро. Он указал на вход и сказал.

– Твои вещи там.

– Я не смогу забрать всё. Не донесу.

– Возьми то, что тебе по силам!

Спускаюсь в пещеру. Что мне взять? Я действительно не унесу всё. Даже то, что хотел бы забрать. Это мне реально не по силам. Попробую взять только самое необходимое. Ещё бы знать, что мне необходимо.

В сумку летят несколько магазинов к автомату. Сумка с остальными деньгами. Что ещё?

Если бы я знал, куда меня поведёт этот молчаливый индеец. Ладно. Положусь на судьбу. К тому же, почему-то этот суровый молодой воин не вызывает у меня опасения. И только въевшаяся под кожу привычка никому не доверять, заставляет меня сомневаться во всех незнакомых людях. А иногда и в знакомых тоже…

Снаряжаю Ремингтон до полного, и закидываю за спину. Калаш в руку, сумку на плечо. А остальное? Да и хрен с ним. Не получится забрать, плакать не буду…

Выбираюсь из пещеры, где ждёт меня у входа мой проводник. Он снова кивает мне, типа «пошли!» и идёт в лес. Мне ничего не остаётся, как последовать за ним.