Текст книги "Морской фронт"

Автор книги: Юрий Пантелеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

В 16.00 снялись с якоря главные силы флота. За пятью базовыми тральщиками шел крейсер «Киров» под флагом комфлота, за ним лидер «Ленинград» и эскадренные миноносцы, подводные лодки и другие боевые корабли. Всего отряд главных сил насчитывал 25 вымпелов, кроме спасательных и ледокольных судов. Быстро построившись в походный ордер, корабли догнали конвои и прикрыли их от самолетов своим зенитным огнем.

В 17 часов настала наша очередь – отряда прикрытия.

Командиры кораблей давно ждали сигнала о съемке с якоря, все были уже на мостиках, а баковая команда с боцманами – у шпилей. Не успел сигнал «Буки» на флагмане дойти до места, как на всех кораблях заработали шпили, загромыхали якорные цепи.

Лидер «Минск», эскадренные миноносцы, подводные лодки построились в кильватерную колонну и пошли за пятью базовыми тральщиками. Всего в отряде прикрытия было 20 боевых кораблей.

Редкие всплески от падения вражеских снарядов остались позади и потерялись на фоне дыма и огня на берегу. Очертания города бледнели, различались еще только башни, кирки и русский собор.

Матросы с грустью смотрели на город и каждый думал: «Когда мы вернемся к тебе, Таллин?» Безусловно, вернемся, и скоро! Именно так хотелось крикнуть, чтобы на берегу было слышно…

Мы шли 12-узловым ходом за тральщиками. Я стоял на мостике и смотрел на кильватерную колонну миноносцев. До чего же красивы были эти корабли! Они шли вздымая белоснежные буруны.

Едва отряд кораблей поравнялся с островом Аэгна, с его старыми башенными двенадцатидюймовыми батареями, как там раздались взрывы. С уходом флота батареи больше нам не нужны.

На наших глазах над лесом вдруг взлетела башня с орудиями, секунду продержалась в воздухе и с грохотом рухнула вниз, в огненную чашу. Затем все смолкло, только над лесом медленно поднимался к небу густой черный дым…

Взрывы на островах следовали один за другим, их мощные раскаты гневно возвещали о том, что мы ничего не оставляем врагу, кроме камней и пепла пожарищ. Дым на островах закрыл от нас город. Мы видели в бинокль, как какой-то кораблик подходил к острову, видимо, за подрывными партиями.

Со спокойной совестью уходили моряки из Таллина, Они провели 549 стрельб, выпустив на голову противника 13 тысяч снарядов. Флот послал на сухопутный фронт более 16 тысяч матросов и командиров. Эти ударные отряды вместе с частями армии более чем на месяц задержали фашистов под Таллином.

Немцы хвастались на весь мир, что 21 июля будут в Ленинграде, но едва-едва 28 августа заняли Таллин, сняв для этого с ленинградского направления три пехотные дивизии.

Несколько соединений фашистской авиации также были переброшены сюда из-под Ленинграда. Многие гитлеровские самолеты навеки заглушили свои моторы под Таллином… Более сотни тысяч солдат стоила фашистам столица Эстонии, десятки танков усеяли поля на подходах к Главной базе флота…

Наши матросы

Едва мы прошли остров Аэгна, начались воздушные налеты. Либо летчики были неопытные, либо хотели лишь произвести разведку, но, наткнувшись на огонь лидера и миноносцев, они отвернули в сторону, так и не сбросив бомб. На мостике оживление, зенитчики у пушек тоже смеются, острят:

– Кишка тонка!

Как всегда, в 18 часов горнист лихо проиграл сигнал на ужин. Мигом у камбуза собрались бачковые, и скоро матросы, сидя у орудий и торпедных аппаратов, с аппетитом ели борщ. В кают-компании тоже, как всегда, накрыт был стол, и старший вестовой, во всем белом, пригласил нас к столу. Но мы с командиром корабля Петуниным решили что-нибудь перехватить на мостике: уж очень необычной и неспокойной была вся окружающая обстановка.

Вечерело, на юго-западе над берегом еще колыхалось зарево пожаров и к небу высоко поднимался дым. Море успокоилось, небо в редких тучах. На горизонте позади нас хорошо видны корабли арьергарда, видно, как они короткими очередями ведут по самолетам-разведчикам зенитный огонь. Впереди по курсу десятки транспортов вытянулись длинной цепочкой, уходящей на востоке за горизонт. Чуть левее транспортов видны мачты и трубы крейсера «Киров», а также охраняющих его миноносцев… Словом, все море утыкано лесом мачт…

На подходе к острову Кэри обгоняем корабли третьего, концевого конвоя, на палубах слышна гармонь и песня. Солдаты приветливо нам машут…

Не кончился походный ужин, как несколько групп «юнкерсов» начали атаки на транспорты головного и концевого конвоев. Самолеты появились из-за леса на южном берегу залива.

Крейсер «Киров», а за ним весь флот открыли мощный зенитный огонь, не было ни одного нестреляющего корабля. Били зенитные орудия, автоматы и пулеметы всех калибров. Воздушная атака была отбита, десятки бомб гитлеровцы сбросили далеко от кораблей. Многим из нас показалось, что несколько вражеских самолетов загорелись и нашли свой конец в море. Об этом докладывали и звонкоголосые сигнальщики. Все может быть. Под зенитную «симфонию» и закончился наш первый ужин на переходе, хотелось верить, что хорошо закончится и весь первый день перехода.

Темнеет. Море совсем затихло, стих и ветер, гулко жужжат турбовентиляторы кораблей. В штилевую погоду их гул далеко разносится по морю и, конечно, сильно нас демаскирует, ибо по его характерному звуку сразу можно определить, какие идут корабли.

Стоим мы с комиссаром штаба Серебренниковым на крыле мостика и не можем оторвать глаз от горизонта, от грандиозного зарева, на фоне которого колышется частокол мачт. Корабли идут молча упорно вперед.

В 19.00 в небе снова показались «юнкерсы». Они шли на этот раз в направлении первого, головного, конвоя. Корабли главных сил открыли огонь из всех орудий. Фашисты и на этот раз шарахнулись от крейсера в сторону и, обойдя его, обрушились на транспорты. В сумерках ясно слышались разрывы, даже наш корабль вздрагивал…

Видим две яркие желтые вспышки, превратившиеся разом в костры. На мостике воцарилось молчание. Бомбы попали в цель. Бинокли устремлены на пострадавшие суда. Но до них далеко, ничего не разглядеть. Всегда прекрасно владеющий собой, капитан 2 ранга П. Н Петунин громко командует:

– Сигнальщики! Внимательно следить за самолетами.

– Есть! Смотрим! – ответил старшина.

Замолчали зенитки. Фашистские бомбардировщики улетели на свои аэродромы.

– Тральщики ворочают влево! Прямо по курсу катер без хода, – докладывает сигнальщик.

Выждав нужное время, командир корабля негромко говорит рулевому:

– Лево десять градусов!

Корабль уваливается чуть влево, затем вновь ложится за тральщиками на прежний курс. По правому борту оставляем катер-охотник, с него принят семафор, сигнальщик громко читает: «Начальнику штаба флота. Подбираю команду ледокола „Вольдемаре“…»

Идем дальше, впиваемся глазами в густеющие сумерки. Впереди и справа по курсу блеснули вспышки, а затем донесся раскатистый гул залпов тяжелых орудий.

– Батарея с берега открыла огонь, – докладывает сигнальщик.

Это с мыса Юминда! Курсы кораблей проходят в пределах дальности огня вражеской 152-миллиметровой батареи. До нее примерно 110 кабельтовых (20 километров). Далеко, но все же попадание возможно. Крейсер «Киров» открывает огонь главным калибром. Вражеская батарея на время замолкает. Этим воспользовались корабли охранения и прикрыли конвои и крейсер дымовыми завесами. Ни один снаряд батареи не попал в корабли. Батарея еще и еще раз пыталась открывать огонь, но ее грозный рык уже ни на кого не действовал, а с наступлением темноты она вовсе замолчала.

Наблюдаем, как искусно прикрывает транспорты миноносец «Свирепый» под командой капитан-лейтенанта П. Ф. Мазепина, его завесы стоят долго и непроницаемы.

Уже совсем в сумерках наш отряд подошел к стоящему на месте штабному кораблю.

– «Вирония»! «Вирония»! – с сожалением пронеслось на мостике.

Красивый пассажирский пароход тоскливо стоял без хода, накренившись на правый борт и кормой осев в воду. Над ним струился жидкий дымок, видимо, пожар недавно потушен, на баке еще работала с пожарными шлангами в руках боцманская команда. Приказываю спасательному судну «Сатурн», шедшему у нас за кормой, срочно взять «Виронию» на буксир и оказать ей помощь.

Эскадренным миноносцем «Суровый», который тоже подошел к «Виронии», командовал капитан 2 ранга В. Ф. Андреев – спокойный и рассудительный офицер, он умело распорядился спасением «Виронии», и она пошла на буксире «Сатурна»…

Наползавшая темнота скрывала флот от глаз фашистских летчиков, но появился новый враг – мина! Он пришел тихо и незаметно, вернее, мы сами шли ему навстречу.

В сумерках подсеченные тралами и всплывшие мины оставались почти незаметными, расстреливать их было трудно, да и опасно, потому что вокруг мин часто проходило много различных мелких кораблей, особенно катеров.

Все внимание сигнальщиков и впередсмотрящих привлечено было к морю, ибо небо как бы ушло, закрылось от нас темнотой, там пока не таилось опасности. Зато любой предмет на воде: бочка, ящик – все-все казалось минами, и корабль маневрировал, стараясь ничего и никого не задевать своим корпусом, а всяких предметов проплывало немало – то разбитая шлюпка, то ломаная мебель. А вот проплыл спасательный круг с надписью: «Тральщик „Краб“»…

– Слева двадцать градусов торпедные катера, – доложил сигнальщик. – Идут на нас!

Шесть фашистских катеров строем уступа полным ходом летели на нас по почти зеркальной, темнеющей поверхности моря.

Командир просит у меня разрешения открыть огонь. Старший артиллерист дает установки на орудия. Все готово! Тишина на мостике, тихо и у орудий, слушаем доклады дальномерщиков: 90, 85, 80 кабельтовых…

Расстояние быстро сокращается. Открывать огонь с большой дистанции по таким маленьким целям – значит уменьшать шансы прямого попадания; а промахи сразу же вызовут нервозность наводчиков. Нет, надо стрелять наверняка…

– Шестьдесят пять кабельтовых! – почти кричит дальномерщик.

Приказываю:

– Открыть огонь!

И разом грянули 130-миллиметровые орудия лидера. Им вторят пушки идущего нам в кильватер миноносца «Скорый». В мирные дни, когда на учебных стрельбах орудия открывали огонь, мы обычно затыкали уши ватой. Признаться, как штурман, я не особенно любил артиллерийские стрельбы. Какими же приятными, даже ласкающими звуками казалась сейчас наша канонада! Я стоял почти рядом с орудием, ударной волной больно стегало по глазам, но мы этого даже не замечали: не отрываясь от биноклей, следили за катерами. Эх, недолет! Опять недолет!.. Пушки стреляют будто бы медленно… Артиллерист подает команды спокойно. Молодец! А фашистские катера все же летят на нас. Они все ближе.

И тут же море озаряется оранжевым пламенем. Мы слышим три взрыва. Один особенно сильный, – видимо, вместе с катером взорвались торпеды. А вон падают обломки второго катера, третьего… Все окуталось светлым дымом. Сквозь него блеснула еще вспышка. Потом мы увидели, как два уцелевших катера удирают на север в окружении всплесков наших снарядов.

Четыре катера уничтожены, два спаслись бегством.

По кораблю проносится «ура»! Кричат не только наши матросы, но и моряки «Скорого». Видим, как на баке эсминца люди восторженно машут нам бескозырками.

Везде только и разговору об отражении катеров. Ведь они несли двенадцать торпед. Этого хватило бы не только нашему «Минску», но еще на пару таких же кораблей, не говоря о транспортах, шедших справа от нас параллельными курсами.

– Вот мы и прикрыли друзей, – с гордостью говорили комендоры у пушек.

Настроение было чудесное. Но длилось оно недолго. Впереди взвился язык огня. Глухой удар встряхнул море. А вот еще взрыв, теперь уже позади нас…

Сигнальщики не успевали делать записи в журнале, радисты перехватывали тревожные сообщения. Мы узнали, что спасательный корабль «Сатурн», оказывавший помощь «Виронии», сам погиб на мине, а чуть позднее погибла и наша «Вирония»…

Тяжелые вести следуют одна за другой. В тралах тральщиков первого конвоя то и дело рвутся мины. Приходится менять тралы, что задерживает общее движение. Кораблям, идущим без огней, трудно удерживать свое место в строю. В тралах третьего конвоя взорвалось девять мин, почти все тралы перебиты, и к ночи в этом конвое исправной оказалась лишь одна пара тральщиков. Понес потери и четвертый конвой; подорвалась канонерская лодка «И-8», нет связи с подводной лодкой «Щ-301».

Еще сложнее обстановка в отряде главных сил, которые в это время выходили в голову всех конвоев. Здесь тральщики подцепили сразу четыре мины. Тралы перебило, тральщик «Гафель» получил повреждения. Замена тралов создала задержку в движении, равнение неизбежно нарушилось, к тому же мешали наседавшие сзади корабли первого конвоя. Подводная лодка «С-5», шедшая за крейсером, чтобы не столкнуться с ним, вышла из протраленной полосы. Здесь она задела мину. Взрыв был чрезвычайной силы, – наверно, сдетонировали торпеды лодки. Над морем взвилось медно-красное пламя, быстро исчезнувшее без всякого дыма. На мостике погибшей лодки находился командир бригады Герой Советского Союза капитан 1 ранга Н. П. Египко, Взрывом его выбросило в море. Он проплавал несколько часов, пока не был подобран случайно проходившим катером.

Через четверть часа с мостика крейсера заметили, что правый параван подходит к борту и всплывает. В нем была отчетливо видна мина… Немедленно за борт спустились два матроса с автогенной горелкой. Они отсекли тралящую часть паравана; вместе с ней пошла ко дну и мина. Все это делалось на ходу корабля. Мина в любое мгновение могла коснуться обшивки борта и взорваться…

Сколько героизма проявили наши матросы в ту страшную ночь!..

Идущие впереди тральщики продолжали подсекать мины. Тралы рвались, надо было заводить новые, запасные…

В 21.00, уже в темноте, мы обошли три мины, проплывшие слева, как вдруг матрос-впередсмотрящий, стоявший на носу возле самого форштевня, подал свистком сигнал и громко доложил:

– По носу вижу мины. Две, три, пять!..

Командир рванул машинные телеграфы на «Полный назад». Вдоль борта действительно проплыло пять черных шаров. И в это время над морем прокатился оглушительный взрыв. Миноносец «Яков Свердлов» (бывший «Новик»), старейший из всех наших миноносцев, исчез с поверхности моря.

Крейсер «Киров» открыл огонь из своего главного калибра. В чем дело? Оказывается, показались четыре фашистских торпедных катера. При первых же выстрелах «Кирова» гитлеровцы поставили завесу и скрылись.

Решительно боролись с минами и моряки лидера «Ленинград». В его параванах сразу застряли две мины. Один параван был взрывом оторван. Другая мина всплыла у борта, матросы шестами оттолкнули ее и, передавая друг другу, проводили за корму.

Об обнаруженных минах корабли передавали «по линии» всем сзади идущим.

Мы то наблюдали и слушали отдаленные взрывы, то содрогались от близких взрывов в тралах наших тральщиков, за которыми шли. Мины рвались поодиночке и сразу несколько. К 22 часам тральщики нашего отряда вытралили и подорвали двадцать одну мину. Сколько страшных рогатых шаров поплыло дальше, никто не знает… Досадна, что все тралы оказались перебитыми. Тральщики шли только с параванами в строе уступа вправо, ширина протраленной полосы при этом непрерывно сужалась и в конце концов составляла всего полтора кабельтова (кабельтов – одна десятая мили – 185,2 метра).

Из радиограммы мы узнали, что у миноносца «Славный» за вечер взорвалось у борта уже две мины. Корабль лишился хода, через пробоину он принял 420 тонн воды и вынужден был временно встать на якорь. С корабля спустили на воду шестерку, и матросы на ней, держась в отдалении от форштевня корабля, шестами отталкивали плывущие мины, предупреждая о них командира. Наши люди ко всему могут привыкнуть, даже к такому опасному занятию! Моряки «Славного» исправили повреждения, и на рассвете миноносец вновь шел вместе с нами. Командовал этим кораблем капитан 3 ранга Осадчий, смелый и находчивый офицер.

В густой темноте вокруг – то тут, то там – загораются на воде костры. Но доклады сигнальщиков уже спокойнее:

– Взрыв слева пятнадцать градусов.

– Взрыв прямо по носу.

А уже с кем и что случилось, – этого мы не могли разобрать, едва успевали отвечать на семафоры, поступавшие с кораблей. Свернуть с тяжелого пути никто не мог. Мы все еще форсировали минное поле и должны были идти строго по фарватеру. Тихий ход раздражал, всем хотелось идти привычным для лидера большим ходом, не менее 20 узлов, но нас связывали тихоходные транспорты. Да и тральщики не могли дать больше 12 узлов.

Совсем близко возник силуэт миноносца. Обходим его. Это без хода стоит «Гордый» из отряда главных сил. Семафором сообщает: «Подорвался, не имею хода». Посылаю к нему тральщик «Гак». Туда же направляется миноносец «Свирепый».

А потом наступила и наша очередь…

В 21 час 40 минут под ногами дернулась палуба. У меня больно подогнулись колени, и затем разом посыпались на голову осколки фарфоровых изоляторов с мачты, какие-то стекла…

Звука взрыва никто не слышал, хотя, безусловно, он был… Чуть позади правого крыла мостика поднялся огромный черный столб. Нас обдало грязной жирной водой, пахнущей мазутом. На палубе кто-то застонал. Послышалась команда: «Санитары, носилки!» Слово «мина» никто не успел произнести, но и так всем было ясно, что именно она взорвалась у правого борта, подтянутая параваном, теоретически предназначенным для отвода мин от борта корабля…

«Минск» начал медленно крениться на правый борт и одновременно садиться носом в воду. И по тому, как лидер неумолимо, хотя и не быстро, валился на бок, можно было ожидать, что он неминуемо перевернется. Мелькнула мысль, что в таких случаях корабль засасывает с собою людей, даже хорошо умеющих плавать. Надо спасать корабль. Капитан 2 ранга Петунин спокойно отдал команду в пост энергетики и живучести:

– Выровнять крен! Доложить обстановку!

«Молодец! Ну совсем как на учении», – мелькнула у меня мысль.

Быстро пришла в движение вся система борьбы за живучесть корабля. Человеческих голосов почти не было слышно. В темноте что-то тащили, что-то роняли, что-то лопалось, лязгало. Глухо ударяли кувалды… Замелькали ручные фонарики, ибо свет на корабле погас.

Рулевой доложил:

– Руль не работает… Встали машины…

Да, действительно, стрелки тахометров – указателей оборотов машин – медленно поползли влево и замерли на нулях. Заглохли вентиляторы котельных отделений.

Корабль замер. Без стона валился на бок тяжелораненый исполин. А сигнальщик снова докладывает:

– Слева десять градусов мина.

Кто-то из штабных тихо острит: «С нас довольно и одной», а вахтенный офицер приказывает боцману на баке шестами провести мину за корму и чуть тише добавляет:

– Только смотрите там, осторожнее…

Накрапывал мелкий дождь, вода за бортом черная, холодная, и от нее противно пахнет мазутом. Нет, плавать в ней не доставит удовольствия…

Мину провели за корму и сообщили об этом сзади идущему миноносцу «Скорый», который при нашем неожиданном подрыве выкатился влево, чуть-чуть не помяв нам корму. С миноносца запрашивают: не нужна ли нам помощь? Отвечаю: «Пока нет, держитесь ближе и не выходите из протраленной полосы…»

Сколько времени прошло, сказать трудно, но на мостик вбежал один из инженер-механиков корабля и, тяжело дыша, доложил:

– Пробоина около двух квадратных метров между сорок пятым и пятидесятым шпангоутами правого борта. Приняли шестьсот тонн воды. Вода пока больше не поступает. Переборки держат. Но есть течь по швам. Свет скоро будет.

Что ж, положение не такое страшное. Корабль ранен, но не убит. Он будет жить! И как все показалось кругом совсем иным и не таким мрачным! Радисты, налаживая временную антенну, обещали, что радиосвязь с командующим флотом скоро будет восстановлена. Составили донесение на «Киров» комфлоту: «Подорвался на мине, принял шестьсот тонн воды, в помощи пока не нуждаюсь».

Прошли еще многие томительные десятки минут, прежде чем стало очевидно, что корабль больше не кренится, не садится носом в воду и даже начинает выпрямляться. Но машины еще мертвы, не работает руль, с трудом его установили в нулевое положение.

Нас дрейфовало по минному полю, надо скорее выбираться на протраленный фарватер. Но где же кильватерные огоньки наших тральщиков? Их, к сожалению, уже не видно. Тральщики ушли вперед, не заметив нашей беды.

Я подозвал к левому борту посыльное судно «Пиккер», стоявшее рядом на якоре. Переправил на него всех раненых и пассажиров. На «Минске» остался лишь штатный его экипаж. Командиру «Пиккера» приказываю держаться в кильватер концевому миноносцу нашего отряда.

Оставаться без хода, тем более на минном поле, рискованно. Чуть рассветет, нас расстреляют с берега, а наша артиллерия взрывом выведена из строя.

Приказываю следующему за нами миноносцу «Скорый» подойти и взять нас на буксир. Он хорошо и быстро подошел к борту. Командир миноносца капитан 3 ранга А. И. Баландин предлагает нашему походному штабу перейти к нему, уверяя нас, что управлять отрядом надо с исправного корабля. Возможно, это было теоретически и так, но не хотелось покидать «Минск», на котором уже были пережиты тяжелые минуты. И походный штаб остался на лидере.

Получив все указания о порядке буксировки, пожелав нам счастливого плавания, «Скорый» дал ход… Его корма медленно прошла мимо нашего форштевня, буксир начал натягиваться. Блестел, как маленькая звездочка, кильватерный огонь эсминца. Нас мягко дернуло вперед. «Минск» хотел уже забирать ход… Но буксир вдруг разом осел, не успев как следует натянуться.

Взрыв всем нам показался очень далеким и глухим. Помню только в темноте вскрик сигнальщика:

– «Скорый»!..

Дальше голос матроса оборвался. Я увидел, как миноносец рыскнул вправо, его форштевень стал быстро подниматься из воды и вместе с ним поднялась корма с винтами и рулем… Корпус корабля складывался, как перочинный нож, и стремительно уходил в воду. Вот тут до слуха донесся особым звук, будто падали десятки буфетов с массой посуды, и скрежет, и шипение пара, славно раскаленное железо опустили в воду… Все это казалось страшным сном. Море усеялось десятками голов и огласилось невнятными криками. Оцепенение у нас на мостике разом прошло, командир приказал: «Шлюпки на воду, концы и круги за борт!» Это же я приказал капитану 1 ранга Питерскому передать на сзади идущие корабли. Шлюпки мигом оказались на воде и устремились в гущу тонущих людей. Над водой не смолкали крики… Запомнился хриплый голос:

– Эй, на шлюпке! Берите раненого! Я продержусь еще…

Мы подняли с воды около ста человек. Капитана 3 ранга А. Баландина и батальонного комиссара С. Корпикова среди них не было. Командир и комиссар оставались на мостике до конца и погибли вместе с родным кораблем.

Видимо, мы все еще находились на минном поле, идти дальше без тральщиков было слишком опасно, и в 22 часа 45 минут я приказал отряду прикрытия стать на якорь. Загрохотали якорные цепи.

Отряд находился в 12 милях к западу от острова Вайндло. Осмотревшись, мы увидели вокруг множество транспортов, они тоже стояли на якоре. Недалеко обнаружили силуэты лидера «Ленинград» и миноносцев из состава отряда главных сил. Подошел тральщик «Гак», который я посылал к «Гордому» оказать помощь. Командир его доложил, что «Свирепый» взял «Гордого» на буксир, но сейчас оба эскадренных миноносца стали на якорь. К рассвету повреждения на «Гордом» будут устранены, и командир предполагает идти дальше самостоятельно.

Получая донесения о гибели кораблей и о большом количестве плавающих мин, командующий флотом, оказывается, еще раньше приказал всему флоту стать на якорь до рассвета. Приказание это поступило не на все корабли, так как на многих были повреждены средства связи, поэтому одни останавливались, другие еще продолжали движение. Только к полуночи все корабли стали на якорь.

Взрывы к ночи прекратились, корабли строго соблюдали светомаскировку, только она могла прикрыть их от катеров и от подводных лодок противника.

Внутри корабля не прекращалась напряженная работа. Матросы приводили в порядок машины и рулевое устройство. Все понимали, что с рассветом налетит авиация противника. Без хода от нее не спастись. И работа кипела. Крен корабля почти устранили, но еще упорно держался дифферент на нос. Вскоре заработало радио. Видимость совсем ухудшилась, опять заморосил дождь. В темноте слышался шум моторов. Это командиры конвоев обходили на катерах свои транспорты, давали капитанам указания о порядке дальнейшего движения.

На море стояла зловещая тишина, доносились голоса и отдельные команды на стоящих где-то рядом кораблях, но чаще всего было слышно:

– Слева мина!..

– Осторожней!

– У вас под носом мина!

Да, мины плыли и плыли… На всех кораблях по бортам были расставлены матросы с шестами в руках. До боли в глазах они вглядывались во мрак. На многих кораблях спустили шлюпки – с них легче было разглядеть мину.

Спускаюсь на палубу и слышу легкий плеск воды за бортом, кто-то, не торопясь, плывет. С воды послышался голос:

– На миноносце, дайте шлюпку!

Человек проплывал совсем близко от борта, ему хотели бросить конец, но он еще громче крикнул:

– Осторожнее, я держусь за мину!

Матрос плыл и медленно отводил мину за корму. Об этом немедля сообщили «по линии» на все корабли. Моряка подняли на борт. Оказалось, он с потопленного тральщика, пробыл в воде, держась за мину, более трех часов. Все боялся, что какой-нибудь корабль наткнется на нее. Поднявшись на палубу, он бросил взгляд в сторону мины и сказал:

– Ну, прощай, голубушка. Если бы не ты, была бы мне крышка. Только смотри, наши корабли не трогай!.. – и, обращаясь к матросам, попросил: – Ребята, дайте закурить.

В этом мужественном спокойствии был весь характер нашего матроса.

Совсем близко от нас появился какой-то катер. Приказываю ему немедленно стать на якорь. И тут выяснилось что он в сумерках в паре с другим катером-охотником подобрал с воды около семидесяти человек, часть их передали на миноносцы. Спрашиваю в мегафон:

– С каких кораблей люди?

Совсем тихо нам отвечают:

– С эсминцев арьергарда.

– Где адмирал Ралль?

– Ранен, снят с «Калинина» на катер.

– Все ясно, с рассветом можете идти на Гогланд.

Чувствую, что страшно устал. Захотелось поесть.

Командир лидера остался на мостике, а мы с комиссаром штаба Серебренниковым и начштаба Питерским спустились в боевую рубку, что тут же под мостиком.

Комиссар корабля полковой комиссар Воспитанный принес в рубку сушки с тмином и плитку шоколада. Рассказал, как подвигается ремонт машин. За разговором время пошло быстрее. Затем мы с Л. В. Серебренниковым обошли корабль. Поражало меня деловое спокойствие команды. Как будто ничего особенного не случилось.

К утру одна машина вошла в строй. Починили рулевое управление. Командующий флотом сообщил, что дано приказание командующему авиацией и командиру Кронштадтской военно-морской базы на рассвете прикрыть корабли с воздуха и выслать к острову Вайндло все имеющиеся сторожевые корабли, торпедные катера, тральщики и буксиры, перебазированные для этого на Гогланд в бухту Сууркюла и сведенные в спасательный отряд под общей командой капитана 2 ранга И. Г. Святова. Ободряющая весть! Но пока еще ночь, темная и тихая. Опять слышим всплески. Явно прыгали люди: один, два, три… В чем дело? Что за ночное купание?

Спрашиваю об этом в мегафон соседний транспорт. Ответ совсем неожиданный:

– Матросы прыгнули за борт, чтобы оттолкнуть две мины от борта. Все в порядке.

Взрывов больше не раздавалось.

Комфлот приказал с рассветом всем кораблям начать движение по плану. В 4 часа командир лидера Петунин доложил мне о том, что машины проверены, и мы можем идти своим ходом, но все же с дифферентом на нос. Сейчас же было передано приказание на корабли нашего отряда о съемке с якоря в 6.00, а командиру лидера «Ленинград» – идти головным за тральщиком «Гак».

На «Минске» после взрыва не работали компасы, нам нужно было навигационное лидирование, поэтому мы и решили идти за «Ленинградом». За нами пойдут эскадренные миноносцы «Суровый» и «Славный», посыльное судно «Пиккер» и две подводные лодки типа «Щ», отставшие от отряда главных сил. На одной из них шел комбриг подлодок капитан 2 ранга Орел. Команде выдали «ночной ужин», хотя и брезжил уже рассвет. Эх, с каким аппетитом «заправлялись» матросы! Коки были довольны. Перспектива двигаться вперед всех весьма ободряла!

Я спустился в кают-компанию. Вошел и ахнул! Она походила на свалку мусора, битого стекла и ломаной мебели. Все предметы сорвало с мест, поломало и отбросило в угол. Буфет разбит, посуда из него вылетела и превратилась в груду черепков. В слабом свете ручного фонарика кают-компания казалась мрачной пещерой. Диван у борта остался на месте, хотя и был завален осколками разбитых плафонов. В лучик фонарика попал патефон с расколотой пластинкой. К удивлению, сам патефон не пострадал, я завел его и поставил мембрану на уцелевшую часть пластинки. Странно было услышать веселую песенку «Кукарача» в исполнении талантливой опереточной артистки Новиковой. Думала ли она когда-нибудь о том, что в такой обстановке будет звучать ее голос?! Вестовые матросы услышали музыку, обрадовались, что их патефон жив, и бодро стали подпевать.

После того как я ушел на мостик, матросы долго еще крутили эту пластинку, видно, музыка и для них была целебным бальзамом.

Хожу по мостику. Машинные вентиляторы уже жужжат. Крепкий чай развеял сон. В ушах все еще звучит голос певицы, полный жизнерадостности и силы.

Кончалась ночь, сквозь туман все яснее вырисовывались силуэты кораблей. Чуть рассвело, крейсер «Киров», а за ним и все корабли отряда главных сил снялись с якоря и пошли за пятью тральщиками; четыре других – исправных тралов не имели, а потому несли лишь охранение крейсера от подводных лодок. И сразу же начались налеты фашистской авиации, пытавшейся прежде всего прорваться к «Кирову». Мощный зенитный огонь флота заставил фашистов сбросить бомбы в 100–200 метрах от крейсера. Тогда, убедившись в безрезультатности своих попыток, вся фашистская авиация устремилась на транспорты.

Единственному оставшемуся при нашем отряде тральщику «Гак» приказано было обойти с параваном вокруг кораблей, после чего встать в голову колонны. Не сильное было у нас противоминное обеспечение! Но надо было и его использовать в полной мере. Не успели мы дать ход, как к правому борту лихо подлетел катер «МО-208», и командир первого конвоя капитан 2 ранга Н. Г. Богданов доложил, что его корабли готовы к походу и что из состава конвоя погибли два транспорта и два тральщика… Богданов просил дать ему воздушное прикрытие. Что ж, просьба была вполне законной. Только где взять это прикрытие?!

Мы вновь начали движение на восток. Вне строя, правее нас, шел миноносец «Свирепый», буксируя поврежденного «Гордого». Для усиления зенитного огня с ними шел также сторожевой корабль «Аметист».