Текст книги "Не буди Лешего (СИ)"

Автор книги: Юрге Китон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 41. Тишка и Кощей

Как-то они встретились с Кощеем.

Тот прилетел, вылез из ступы. Обомлел, когда увидел, как на полянке я, волком обернувшись, играю с каким-то дитём.

– Это кто? – Кощей не ожидал. Обернулся человеком, подошёл. – Это же… – вслух говорить не стал. Дождался, когда я перекинусь в свое Лешачество и подойду. Тишка поздоровался и убежал в дом к Кикиморе – испить водицы.

– Это же… твой?

– Мой.

– А как? – Костейшество не верил.

– Ну вот успел как-то.

– А кто мать?

– Ну уж не Кикимора. Хотя она старается.

– В каком смысле? – Кощей снова не понял.

– Ухаживает за ребёнком, пока он здесь. Как бы не разбаловала.

– Так мать кто? Селянка твоя?

– Она.

– А она знает, что он тут?

– Да я не спрашивал. Спрошу. Прибегает парень часто. Не каждый день, но бывает. Уж поди, замечает женщина, что сына маленького где-то носит.

Когда Тишка выбежал, уже что-то на ходу дожевывая, Кощей спросил его:

– Звать как?

– Тишкой.

– Это Тихоном, что ли?

– Нет, Тихомир я.

– Имя какое занятное. А я Кощей. На ступе хочешь полетать?

– Хочу.

Кощей дождался, пока Тишка доест, что у него было с собой в руках и деловито вытрет руки о рубашку, а потом посадил его в ступу.

– Одного запустишь? – спросил я, наблюдая.

– Да не, вместе сначала кружок, потом пусть сам.

– Какое сам?

– Да всё нормально будет, – Кощей запрыгнул в ступу.

– Ты же не баба Яга и не к ней? Дитё вернёшь? – спросил я снова.

– Ты давно ли, Леший, стал курицей-наседкой? Вернёмся мы.

Они улетели. Вернулись когда, Кощей был какой-то позеленевший.

– Ну как, повадился с дитяткой? – осведомился я вежливо.

– Чуть не издох, – Кощей оставил Тишку в ступе, сам вылез, подошёл ко мне и сел на крыльцо рядом. – Сразу видно, что твой пацан.

– Любишь ты нас.

– Аж больше смерти.

– Больше жены любишь, выходит? Только ей не говори, она ревнивая. Что прилетел-то?

– Да просто так. Слухи ходят, вот, решил сам посмотреть.

Тишка летал на ступе по двору. Вышла Кикимора, поднесла Кощею воды, пригласила на обед. Кощеюшка, разглядывая мою зелёную жену, вежливо отказался, поцеловав ей ручку.

– А что Кикимора-то похорошела? – спросил он, когда она скрылась в доме.

– Ты мне друг, но жену не отдам, даже Кикимору. А что, всех Василис разогнали? Ты чего на чужих жён заглядываешься?

– Да как ты отошел от дел, они все ко мне, а я один не справляюсь, а тут Мара ещё сильно недовольная – говорит, что не для того она меня собирала из костей, чтоб я гулял по бабам, – он почесал ногу.

– А нога-то до сих пор от косули?

– Да вроде уже как родная стала. Как своя, – Кощей выпрямился. – А ты, Леший, хорошо устроился. И детеныш у тебя, и кот. Тебе бы только рожу свою вернуть смазливую, и все девки твои.

– Не надо мне никаких девок, я женат, – ответил я, наблюдая, как Тишка запихивает Баюна в ступу.

– Ну это решение правильное… – Кощей вздохнул. – Я вот иногда думаю, что если б не женился, уже бы прогулял всё своё царство. А раз я теперь женат, то мне надо богатство наживать быстрее, чем Мара его тратит. Мара, кстати, косы отрастила обратно, уже не лысая. Но после битвы стала поугрюмей, ты с ней поласковей. Увидишь если, сделай комплимент. Скажи, что она красавица.

– Соображу как-нибудь. Тишка, куда ты с котом собрался?

Мне ответили, что они на речку. На какую ещё речку?

– Здесь сиди. Дядя Кощей до дома подбросит. И кота выпусти.

Тишка нехотя вытащил Баюна из ступы.

– Грамоте ему учиться надо, – повернулся я к Кощею.

– Будешь учить?

– Да где мне? – я показал свою лапу. – Как я буду перо в руке держать?

– Хочешь, я с ним позанимаюсь? – Кощей взглянул на Тишку. – Толковый, поди. Только давай я его лучше счёту буду учить? Мне это ближе. Я каждую монетку наперечёт в своём царстве знаю.

– Счёт и я люблю. Я каждое деревце сосчитать должен и каждую зверушку.

Нечисть вообще любит счёт.

– Ну как-нибудь разберёмся. В общем, я беру парня на поруки.

– Колдовать только не учи раньше времени. Пусть человеком побудет, – предупредил я.

– Может перекинуться?

– Если лес поможет, только так.

– А что мать его?

– Поговорить надо с ней. Теперь уже хоть как надо. Вот собираюсь заманить её в лес.

– Привести её к тебе?

– Силой, что ли? Не надо. Сам подкараулю, она теперь в лес выходит. Уже мельком видел. Обдумываю пока, что скажу, да думать долго некогда. И так уже пять лет пропустил, пока был в дальнем лесе. А у меня сын тут уже бегал.

– Кстати, что я рассказать-то хотел! – Кощей ударил меня по плечу. – Я же разговаривал с Радой!

– Она вернулась?

Да нет ещё. Но до царицы дошла. И, не поверишь, скоро на арене будет биться!

– Как это – биться будет? С воинами?

– Есть бои такие на потеху публике. В городах больших ареной называются. Народ собирается посмотреть, как бьются воины. Часто бьются насмерть. Рад вызнала, что где-то там её муж, и тоже записалась. У них сейчас ночь, а завтра утром она на бой выходит.

– Она не спятила ли?

– Да мне откуда знать? Но я помочь вызвался. Буду издалека наблюдать за ней и подсказывать. Через амулет и меч мой можно связь держать. Буду видеть её глазами и управлять её оружием.

– Ну что сказать… Быстрее бы она уже нашла мужа.

А то так и будем с ней водиться.

Мы посмеялись. Рада, конечно, нашла снова себе приключеньице не по зубам. Но ввязалась. Хорошо, что Кощей смог услышать.

А через время какое-то, когда Тишка снова был у меня, и мы как раз обедали, Кощей ворвался, с глазами круглыми, сам горящий весь, чуть дом весь не спалил мне.

– Алеша! – взвыл он. – Быстро скажи мне, ты дарил что-нибудь Раде? Есть у неё какая вещь твоя? Лучше оружие?

Как оказалось, Рада прямо сейчас на арене бьётся и, видимо, она осталась без меча. А значит, и без поддержки Кощея…

– Нож дарил ей охотничий, – ответил я, наблюдая, как Кощей вытаскивает большое блюдо, гремя посудой, что тут же полетела на пол. Достал он блюдо медное, то самое, на котором голову мы вражьей нечисти допрашивали.

– Нож это хорошо, это сработать может! – он блюдо взгромоздил на стол передо мною. – Лапу дай, нужна твоя кровь.

– А по-другому никак, наш ты кровожадный? – я уже лапу ножом порезал и приложил к блюду.

– Никак… никак! – прорычал Кощей громче. – Не могу пробиться, нож не у Рады!

– Ну свяжись с тем, у кого нож! – прорычал я в ответ.

– Не могу… там душа чистая… Ребёнок… – Кощей вздохнул. – Даже если есть немного крови тёмной в нём, не свяжется он с нечистью. Слишком светлый дух, мне не закрепиться.

– Радогор наверное, Рады сын, – понял я. – То правда, это души чистые, их род охраняет белый волк.

– Ну так и что мне делать? – Кощей по сторонам посмотрел, развёл руками. – Где я возьму чистую душу, да ещё твоей крови, чтобы через твой нож связаться?

– Так вот же… – вдруг я додумался. – Ребёнок сидит перед тобой. Тишка! Сюда иди!

– Я не ребёнок, – промычал он, забираясь на лавку с моей стороны. – Что нужно делать?

Кажется, про кровь мою он не понял.

– Там где-то далеко, за многие земли отсюда, есть мальчик, примерно твоих лет, с ним связаться надо. У него в руках мой ножик охотничий. Так что мальчишка может тебя услышать.

Не спрашивая больше, что надо, Тишка сам чиркнул себе по ладони ножом и приложил ладонь к блюду. Я чуть не поперхнулся, но промолчал.

– Что-то надо говорить? – спросил малец, вглядываясь в блюдо.

– Нет, не надо, – Кощей тоже над блюдом наклонился. – Точнее, когда надо будет, ты поймёшь. Если ещё получится.

Кажется, у нас получилось. Мы увидели народу много, чьи-то ноги и спины. И забор высокий каменный, через щель в котором кто-то смотрел на… арену.

– Получилось, – Кощей вздрогнул и картина, что нам открылась в блюде, пошла рябью. – Тишка, мальца кличут Радогором. Попробуй у него спросить про матушку. Только не испугай. Ты сейчас видишь его глазами и нам показываешь. Сам не боишься?

– Нет, – прошептал Тишка, не отнимая ладонь от блюда. – Я… не уверен, но, кажется, он хочет перебраться через стену.

– На арену, что ли? – мы оба наклонились над блюдом.

– На арену… – Тишка замер, задержав дыхание. Потом зашептал. – Нет, не сюда, там, где выпускают из ворот, там можно выйти, там не следит никто.

– Ты что творишь? – Кощей зашептал тоже. – Ты ему подсказываешь?

– Он хочет выйти и не знает как, – Тишка оттолкнул Кощея свободной рукой. Кощей не сдвинулся, замер.

– Пробрался, кажись. Вон, картинка движется. Это Рада лежит на земле? – спросил я, вглядываясь. – Никак её сейчас зарубят.

– Малец к ней бежит, зарубят обоих, – выдохнул Кощей, по столу ударив. Снова рябь пошла.

– Ну-ка не маши руками, ты связь поддерживаешь. Я так понимаю, не один же Тишка?

– Твоя правда, – Кощей прикоснулся к блюду.

– Тишка, что он делает?

– К мамке бежит. Не мешайте мне, – шепнул Тишка. – Он меня слышит.

– Вы что разговариваете? – не понял я.

– Вроде того… Я смогу! – вдруг выкрикнул он. – Надо вниз падать. Падай! – крикнул он снова, вытягивая руку.

– Под меч! – Кощей взвыл.

– У него нож в руке. Кощей, бей! – я зарычал, схватив обоих. Кощей же схватил Тишку за руку, придавив её к блюду.

– Держи крепче, – не знаю, кому сказал он, а Тишка кивнул. Я ощутил волну от сильной отдачи.

– Он нож не выпустил, – ответил Тишка, выдохнув. Мы только что увидели, как от удара ножом по мечу, воина, который тот меч держал, далеко отбросило и доспехи его оплавило.

– Малец, у которого нож в руках, жив? – спросил Кощей у Тишки.

– Да, – кивнул мой сын. – Только… темнота теперь. Он больше не видит.

– Сознание потерял наверное, – объяснил Кощей. – Главное, живой? Боль в теле есть?

– Да, живой. Болит вот здесь, – Тишка показал на запястье. – И он не испугался.

– А ты испугался? – спросил я.

– Я нет. Мы оба не боялись, – ответил малец. – А что с дядей сталось, который отлетел?

– Вопрос хороший… – Кощей потёр руки.

– Этот дядя свой меч остановил. Насколько смог, – Тишка продолжал держаться за запястье.

Кощей посмотрел на меня.

– Леший, ты хоть представить можешь, сколько в нас в троих силы?

– Ну и что? – не понял я.

– Убили мы наверное его. Воина этого. Мужа твоей Рады убили.

Глава 42

– Ну а что бы мы сделали? Он зарубил бы сына на глазах у матери, а потом и её зарубил, – продолжил Кощей.

– Или нет, вон Тишка говорит, что воин остановил меч. Узнал, значит, семью свою.

– Может и узнал, а что ты предлагал делать?

– Да… всё правильно… – вздохнул я. – Хорошо хоть, что получилось вообще через такое расстояние ударить, да рукою ребёнка.

Тишка снова насупился. Не любит, когда его ребёнком называют.

Все трое долго сидели мы понурые. Я даже и забыл, что Тишке домой пора, к матери. Вот так оставишь его, а она там с ума начнёт сходить.

Тишка, может, из интереса больше, или как почувствовал что, прикоснулся к блюду снова. Замер над ним.

– Слышишь что? – спросил я.

Он только кивнул. Потом зашептал. Слух у нас с Кощеем хороший, и мы поняли, про что он разговаривает.

– С Радой? С матерью того мальчонки говоришь? – спросил я.

– С ней, – ответил за Тишку Кощей, он, колдовская морда, видимо, разговор контролировал.

– Ну, значит, оба живы, – я успокоился. Рада и сын живы, а за Родьку я не скажу, что сильно переживал.

Оставил Тишку ночевать у себя. Можно было, конечно, со стаей волков его домой отправить. Но не хотелось по ночи, всё ж таки лес, сплошь колдовское место, жадное до новой нечисти. И была небольшая вероятность, что опять с сыном Рады связаться получится.

Кощей улетел по своим царским делам, а среди ночи вернулся. Ворвался снова в дом ко мне, кость поганая, весь полыхая, и сообщил, что Рада живая – связалась с ним сама через амулет. И вся семья её жива-здорова. Богатырь, видать, пришёл в себя, а как именно они все освободились от плена далёкой царицы, то Кощей так сам толком и не понял.

– Я вот так рассуждаю, Леший, – сидел он за столом, отчитываясь. – Кто на ней женат, тот пусть её домой и провожает. Они теперь всей семьёй соединились – совет и любовь, дойдут как-нибудь. А мне к царице Барсе соваться нечего. Чужие земли, чего границы нарушать почём зря?

– Вспомнил, значит, царицу эту?

– Алёша, знал бы ты, какая там царица!

– Даже не начинай, – я кивнул на Тишку, сопящего на лавке.

– Повезло Раде, что у тебя сын есть. Ещё и такой сообразительный, – Кощей посидел ещё, задумчивый, спросил дежурно про здоровье Кикиморы и улетел восвояси.

Тишку я утром отправил домой. Он потом долго не приходил, наверное, Гостята отругала, что ночевал непонятно где. Но если снова явился, видать, под замок посадить не смогла.

С Горяном его как раз познакомил. А в другой раз, когда Тишка был у меня, пришлось знакомить с Марой.

Она явилась, и нет бы хоть мне сказать слово приветственное, да где там… Начала сразу с вопроса:

– Алёшенька, а где? Вижу! – она рванула к Тишке.

– Ну-ка, стой! – я остановил её своею лапой. Оттолкнул. Она принялась сопротивляться.

– Ну Лешенька, ну дай хоть посмотреть на твоего сына! Ну я чуть-чуть поиграть с дитятей! – она хищно пощёлкала когтями. – Тебе что, жалко?

– Мара, помилуй, ты же смерть. Куда тебе к ребёнку?

– Ну я аккуратненько. Он же почти нежить? Переживёт знакомство. Жадным не будь!

– Буду жадным! Лети отсюда.

– Алёша! Знаешь, что скажу тебе? Вот ты как был скотиной, так ею и остался. Только больше твоё лицо красивое никого в заблуждение не вводит. Вот эта морда лешачья тебе подходит больше!

– Соответствую снаружи тому, что внутри? – я ей пастью своей зубастой улыбнулся. – А сама тогда чего?

– А чего я? – она показала на своё красивое лицо, откинула назад густые волосы. – Я уже всё, обратно замаскировалась. Так и не скажешь, что я Смерть, да?

– С ребёнком всё равно поиграть не дам.

– О, смотри! Сам бежит сюда! Ну здравствуй! – Мара шагнула вперёд, наклонилась и помахала ручкой.

– Тишка, это Мара, – представил я своему сыну смерть.

– Мара? – Тишка бегло взглянул на неё. – Красивая тётя, – и убежал.

– Ну что, довольна, красивая тетя? – поинтересовался я.

– Вот скажи мне, это что же, тоже как-то по крови передаётся? Такая наглость? – Мара на меня взглянула.

– Он тебе комплимент сделал. Хорошо выглядишь. А тебе лет тысяча, – успокоил я её.

– Женщинам не напоминают про возраст, – огрызнулась Мара. Что ей напоминать, как будто она сама не помнит?

Была ещё одна причина, почему мне не нравилось, что Тишка бегает по лесу. Ту тварь, что нападает на зверьё, калечит и убивает без разбора и без надобности, я так и не изловил. И как раз так получилось, что когда ждал Тишку в гости, почувствовал что-то неладное.

Погрузился в лес, начал пробираться сквозь дебри густые и чащи, увидел всё ж таки глазами звериными, что Тишка в беде. Та тварь как раз его выслеживает, идёт по пятам, охотится. А он, кажется, понял. Или лес подсказал – какой-нибудь зверь.

Я туда рванулся, себя не помня. Обдирая свою волчью шкуру в клочья. Успел вовремя. Вся жизнь пронеслась перед глазами, а она у меня долгая. В один момент увидел тварь в прыжке и своего сына. Я тварь топором запущенным сбил, умудрившись перевернуться в Лешего, а потом зарубил её. На глазах у Тишки.

Не хотел я, чтоб ему открылось такое зрелище, но выбора не было. Тварь пришлось мне порубить на части, вытащить на поляну и прикрыть ветками. Хоронить нельзя, как бы не переродилась тварь и не встала. Объяснил Тишке, что надо, чтоб её ветрами на солнце высушило, развеяло или просто чтоб стала она пеплом и просочилась в землю, смешавшись, но не растворившись. Не примет её земля, но задержит.

Тишка начал спрашивать, почему так? И зачем вообще напала такая гадина? И что поделом ей. Я ему ответил, что он не прав. Не виновата та тварь, что по земле нашей пришлось слоняться ей.

Привели её сюда силой, на привязи. Выпустили, заставили убивать. Пережила она большую битву. В огне выжила. Домой ей ходу нет и здесь ей места нет. И даже сейчас она не упокоилась. Ну разве только что отмаялась.

Спросил Тишку – понял ли он что-нибудь? Он ответил, что понял. Про ту пору и битву в селении до сих пор говорят много, мальчишки, до рассказов охочие, многому верят – и правде и выдумке.

Я бы не хотел, чтоб он был как я.

В тот раз мне надо было успокоить зверьё в лесу и заодно свои нервы. Обход я делал, обернувшись в волка, и Тишку на спине катал. Снова оставил его на ночь, чтоб по тьме не шастал. Кикимора уж как любила его ночёвки. Сказки садилась ему рассказывать и кормила сладким. А утром, когда Тишка уходил, он внезапно спросил у меня.

– Батюшка Леший, а ты ведь отец мне?

– Да, – проскрипел я, сгибая лапы непослушные, чтоб присесть и сравняться ростом. – Я тебе отец.

– А как я появился на свет? – так сосредоточенно, пожалуй, от меня никто и никогда не ждал ответа.

– Ты же знаешь, что Кощей и Горыныч людьми обращаются. И я когда-то мог. В ту пору мы с твоей мамой познакомились.

– Вы вместе жили?

– Да. Недолго. Три дня.

– А теперь не живёте, потому что ты не можешь быть человеком?

Всё ж таки дети умнее женщин. Рада донимала меня расспросами, пока её кое-как не выгнал, Тишка сам додумался.

– Так и есть.

Он как будто кивнул и собрался уходить, а потом повернулся и спросил:

– А мама об этом знает?

И точно дети умнее меня. По крайней мере, вот этот.

– С твоей мамой… нам в любом случае надо поговорить. Как только выпадет случай.

– Ты из леса не можешь выходить, батюшка?

– Нет, не могу. Дождусь, когда твоя матушка сама за чем-нибудь в лес сподобится.

Тишка кивнул понимающе.

– Она скоро пойдёт в лес – травы заготавливать на Купалу. Раньше она боялась в лес ходить, а потом как-то привыкла, и теперь иногда ходит. Когда надо очень. Мне предупредить, когда она пойдёт?

– Не надо, я знаю, когда у людей праздник Купалы, – я потрепал лапой Тишку по лохматой голове и усадил на волка. – Езжай домой, с матерью твоей мы свидимся.

И, может, не надо было этого ему говорить, как бы не вышло, что я его матушку любимую обвиняю, но, видать, наболело у меня.

– Я про тебя узнал только когда у источника мёртвой воды увидел, в который ты чуть не свалился.

Больше ничего говорить не стал. Тишка понятливый.

В моей постели чужая женщина с чужим ребёнком нянчилась, я видел, как чужой сын начал ходить. А своего не видел. Гостята меня этого лишила.

Какой с меня в то время был прок, правда? Что я делал? Как раз пьянствовал и буйствовал, или обустраивал дом для Кикиморы? А потом ушёл в дальний лес. Но я не знал.

Отправил Тишку восвояси, раздумывая, что скажу Гостяте. Нам с ней теперь не ругаться надо и не поминать былое, а решать про Тишку.

А вышло так, что свидеться пришлось нам раньше, чем перед Купалой.

Глава 43. Здесь будет лес

Тишка прибежал внезапно. Испуганный и разозлённый. С криками, что один ничего не может сделать, а никого из мужиков в селении нет. Все на своих покосах. Семья мельника пришла к Гостяте и обвиняет её в убийстве мельниковой старухи, а теперь ещё и в травле младшего сына мельника жены.

– Мамка не травила никого! – нервничал Тишка. – Старуха эта померла от старости. Если б не мама, она и столько, сколько прожила, не протянула б! Мама её лечила долго. Всё сокрушалась, что мельниковы снохи ухаживать, как надо, не умеют! Это не мамка её свела со свету!

– А что с женою сына мельника? – спросил я, уже понимая, что надо как-то вмешиваться. Хотя пока не сообразил, как.

– Она от неудачных родов мается. Детей раз за разом скидывает, и вот теперь мамку обвинили, что та из ревности её опаивает.

– Зачем ей из ревности? – не понял я.

– Так это жена Дарёна, – злился моей непонятливости сын. Я первым делом решил, что надо вызвать Горяна или Кощея. Они могут людьми хоть куда зайти. И там или откупятся, или силой всех разгонят и заберут знахарку. Но как с ними связаться быстро? Нужно в дом мне возвращаться, в сердце леса, в самую чащу, а мы почти на краю, вот так быстро с Тишкой потому и встретились, что я его почуял.

Можно через реку, по водной глади позвать Кикимору, объяснить ей, что мне нужен Кощей. Но ей может колдовских способностей не хватить пробудить заговоренное блюдце, чтоб с Кощеем связаться. Раздумывать долго некогда, уж больно Тишка переживал. Мало ли что может сделать люд разгневанный, если обвиняют знахарку в убийстве.

– Главное, маму выведи в подлесок. Он близко подступает к селению. Там уже её никто не тронет, – сказал. Перекинулся в волка, дождался, пока Тишка заберётся мне на спину и побежал к селению Гостяты.

У самого края остановился. Различать, где избушка знахарки, мне не понадобилось. Несколько мужчин и отроков постарше вывели знахарку на поляну перед лесом, привязали к столбу и разводили костёр. Про то, что хотят сжечь ведьму за убийство мельниковской старухи и травлю молодой снохи, услышал в обрывках фраз.

– Тишка, стой! – едва успел крикнуть, а схватить не успел. Скатившись с моей волчьей спины, Тишка побежал к матери. Ничего он один не сделает против стольких взрослых мужиков.

Я из леса прыгнул, не думая. Дёрнуло меня со страшной силой обратно. Как удавкой затянуло, помутилось в глазах. Обернулся в Лешего, смотрел, как мой маленький сын полез драться.

– На костёр его. Сжечь вместе с ведьмой ведьминское отродье! – подвывал самый мерзкий из их сборища. Тишку потащили на костёр. Гостята, до этого сыпавшая проклятиями, вдруг взмолилась, чтоб отпустили сына. Я больше ждать не мог.

Не знаю как, мне то неведомо, но я в человека перекинулся. Боль в теле резанула так, что чуть сознания не лишился. В огне тогда было хуже, но это тело слабее. И всё оно калечное. Тут же и понял, почему не могу обращаться. Не в одной моей голове дело, да сейчас важно не это. Нащупал рога, оба на месте. Повалил деревце ближайшее, наклонил голову, отрубил себе рога топором.

Кое-как поднялся, кровь моя нечеловеческая, а всё одно тёплая, заливала за шиворот. Делал всё быстро, думать некогда. Выбрал, как ближе подойти – по подлеску. Почти к полянке самой подберусь. Пошёл. Как понял, что видно меня, крикнул этому их карательному сборищу.

– Зачем обижаете ребёнка и женщину?

– Тебе какое дело? – ответил тот, кто постарше выглядел. Видать, зрение у него похуже, он начал подходить и приглядываться.

– Иди своей дорогой, – ответил другой мужик. – Тут дела этого селения вершатся.

– Вы женщину на костре решили сжечь, – не согласился я, высматривая, можно ли ещё подойти. Тело начинало гудеть, привязь моя меня душила.

– Иди по добру по здорову, как сказано, – повторил самый старший из них. А какой-то отрок запустил в меня камнем. Я уклонился. Повторил им ещё раз.

– Лучше бы вам отпустить их обоих, не накликаете на себя беду.

– В лес ушла и пропала пропадом, коли так, – кивнул мужик помладше на Гостяту. – А даже если и сожгли ведьму – так очистили селение, благое дело сделали.

– Один ещё раз повторю: отпускайте их.

– Ты, что ли, доложишь на нас? – спросил тот, что мне сразу не понравился.

– Посмотрите, он в крови весь, он раненый! – разглядел один из отроков.

– И то правда, разбойник, кажись, – повторил старший из них.

– Зря ты пришёл сюда. Если сказать больше нечего, уходи, – самый рослый из мужчин сделал шаг вперёд, доставая нож. – Ты человек пришлый, это дело не твоё.

– Уж так вышло что моё.

– Он сам упадёт скоро, братцы, – крикнул вертлявый доставучий мужик, – давайте быстро порешаем его!

– И куда его?

– В лес. Звери съедят.

Стало мне смешно. Смог сделать ещё несколько шагов. Больше тянуть нечего. Граница леса закончилась, сдавило страшной болью меня. Тело начало разрушаться. Видать, покачнулся я, что местных больно обрадовало.

– Хочешь что сказать, подойди, скажи, – мужик с ножом сам ко мне приближаться начал. Осторожно, присматриваясь.

– Здесь лес когда-то был, – начал я. – Чую грибницу под ногами. И корни оставшиеся деревьев выкорчеванных.

– И что с того? Везде был лес. Теперь тут людское поселение.

– Людское ли? Собаки вас лучше, – я подошёл ещё. Тело высыхало, как дерево без долгого полива.

– Не заговаривался бы, – ответил их старший. Они, не понимая, что происходит, начали меня окружать. Вертлявый бросил тлеющие угли в сухую траву и ветки, сложенные для костра под ногами Гостяты. Быстро начал заниматься огонь. Я прислушался к ощущениям, призывая к себе силу природную. Под ногами появились побеги зелёные, это молодые деревца проклюнулись.

– Здесь был когда-то лес и будет снова. Такое моё слово, – сказал я и побеги поползли выше. Собравшиеся вокруг меня люди пока ничего не понимали, но большого страха, видать, не испытывали. Кого испугает сильно раненый, хоть и происходит странное?

– Да режь его, что думать? – вертлявый, что помладше, толкнул в бок того мужика, что с ножом. А он, подошедши, боялся первый, да ещё и один, нападать. Я его и в этом обличии и здоровее, и выше.

– Я предупреждал, – посмотрев в сторону костра, я ветер вызвал и потушил огонь. А после всё вокруг Гостяты и Тишки густым кустарником затянуло – с шипами длинными, торчащими наружу. Из леса моего повыходили волки. Если б не белый день, и нечисть повыходила бы. Хотя чего бы не позвать – под моей защитой пройдут и днём.

Топор, чтоб сразу не пугать, я в подлеске оставил, теперь же, руку вытянув вдоль тела, чувствовал, как вверх по ней, обвиваясь, ползут цепи. Скоро и топор в руку лёг удобно.

Я не знаю, кто из них Дарён. Никогда не видел, не сообразил и сейчас тоже. Но мне вертлявый настолько сразу не понравился, что я уже знал, кого первым зарублю.

Они теперь все с ножами, и страх в глазах проклюнулся. Но мне ножи не помеха, а бояться надо было раньше – за шкуру свою.

Лес вокруг быстро разрастался, уже по домам лез, валил заборы и постройки начал задавливать. Выбежала скотина. Будет моему зверью что покушать.

Сам я почувствовал, как по ногам моим и рукам поднимается лесная силушка, и как будто не одним разом, а постепенно в зверя превращая меня. И рога мои снова выросли, и морда селян оскалом порадовала, все раны затянуло и закрыло толстой шкурой – оделся как в броню.

Второй топор мне волк принёс. Но чтобы начать, мне одного топора хватило, потом уже подхватил второй. Взглянул мельком на Гостяту, среди густых ветвей её видно было. На белом бескровном лице искусанные до крови губы и глаза большие, от страха или удивления так широко раскрытые. Она на меня смотрела. На то, как я обращаюсь в зверя. Ну пусть смотрит, коли любопытно.

Не то ты в лесу бревно выбрала, девица, чтобы прилечь вздремнуть.

Я зарубил всё семейство мельника – мужскую его часть. И, видать, всех друзей его. По крайней мере, тех, кто вместе с ним пришёл Гостяту на костре жечь. Молодняк их – отроков неразумных, моя волчья стая, погоняв и покусав изрядно – выгнала. Пусть идут в соседнее селение или куда хотят. Не доверяя неразумной нежити, сам прошёл по всем домам, проверяя, не осталось ли где малых детей. Нашёл только пару старых бабок и одну девку – все по домам сидели – их тоже выгнал, здесь ничего не останется. Может, и не виноваты все люди, что здесь жили, но места этого, где сына моего хотели на костре сжечь вместе с его матерью, больше не будет.

Лес задавил всё. Все дома разрушило, все хлевы, овины и амбары. Всё поломало, везде всё проросло травой. Если смогут забрать своё добро люди, пусть забирают, но здесь больше никогда не будет ничего.

Мельницу – одну на два селения, тоже разрушил. Настолько впал я в буйство, меня уже было не остановить. Хорошо, что крепко окружил кустарником знахарку с сыном и оставил их привязанными. Не надо им на всё, что мы тут делаем, смотреть.

Я не помню, как освобождал их. Вроде бы сам. Когда я пришёл, Тишка уже развязался и развязывал мать. Наверное я их сгрёб и вынес на лапах, потому как не помню, чтобы обращался в кого.