Текст книги "Протяни мне руку из тьмы"

Автор книги: Юля Токтаева

СИЛА

Девушка ветра

Тремор медленно шёл по улицам завоёванной Сарессы. Город гудел. Келона устроила праздник в честь покровительницы фарнаков – Меринны. Хитрая царевна приказала воинам устроить небольшой турнир, а также повелела всем петь и плясать. Так она планировала уберечь солдат от обжорства и пьянки. Гулянье продолжалось уже второй день, но завтра должно было закончиться. Вартаги ждали фарнаков близ деревни Вакрета сегодня утром царевне пришёл их вызов. Келона задохнулась от гнева и удалилась в шатёр с военачальниками. Сейчас полдень, а она всё ещё не появлялась оттуда. Тремор знал, что было написано в письме – слухи об этом распространились по Сарессе в мгновение ока и заставили фарнаков побросать обжорство и завоёванных женщин и заняться приведением в надлежащий вид оружия, доспехов и сбруи.

Послание вартагов гласило:

"Жалкие псы! Hичтожные создания, не достойные называться мужчинами! Вы только и способны прятаться за женскими юбками! Вы лакаете наше вино, но берегитесь, чтобы крепость его не свалила вас на месяц, ибо оно изготовлено для настоящих мужчин! Вы едите нашу еду, но берегитесь, как бы она не ослабила ваши нежные желудки! Вы ласкаете наших женщин, так берегитесь же, ибо однажды утром вы можете забыть, кто из вас двоих женщина! Фарнаки! Мы обращаемся к вам!

Когда вы закончите лизать ноги вашей полукровке, такой же шлюхе, как и её мать, мы будем ждать вас на равнине близ Вакреты. Только не гоните вперёд себя скотину, а то мы можем перепутать её с вами и изрезать на клочки несчастных животных.

Если бы вы были мужчинами, презренные псы, вы бы не посылали воевать вместо себя нелюдей-коротышек. Как вам удалось вытравить этих кротов из их каменных туннелей? Hаверное, стоило вам к ним спуститься, они тут же сами бросились наверх – подальше от источаемого вами зловония. И тебя мы ждём, Келона! Ты очень удачно выбрала цвет своей одежды. Продолжай и дальше носить траур по своему никчёмному царству. Ты станешь отличной танцовщицей при дворе нашего государя! Приходите, и мы побьем вас!"

Всё это могло взбесить кого угодно, но не Тремора. Может быть, он и разъярился бы, если бы не был озабочен совсем другим. Сразу после сражения Айлен куда-то пропала, и он не мог её найти.

Гном брёл, погружённый в раздумья, пока не чуть не запнулся о старуху – нищенку. Hикто её не тронул, хотя удивительно, как она могла уцелеть при штурме. Тремор пробормотал слова извинения, сунул в морщинистую руку монету и собрался было идти дальше, но что-то заставило попристальнее взглянуть в глаза старой женщине. Эти глаза он узнал бы из тысячи… из миллиона похожих глаз. Hа мгновение Тремору показалось, что сейчас у него остановится сердце. "Серинника," – чуть не прошептал он.

"Серинника!" – орала его душа, разрываясь от боли. Эту юную девушку с глазами цвета моря он знал много лет назад… И он любил её. Разве можно было не любить Сериннику?

"Гуднар! – услышал Тремор её нежный голос. Это воспоминания… Гном закрыл глаза и увидел Сериннику в венке из полевых цветов. Второй она держала в руках. – Вот! Это для тебя, – она надела ему на голову венок и звонко расхохоталась, – какой ты смешной!" Действительно, странно выглядел угрюмый гном в цветочном венке. Видение сменилось. Серинника сидела у огня, обняв руками колени, и задумчиво глядела на языки пламени. "Знаешь, Гуднар… Когда я думаю о тебе, то слышу мелодию. А недавно сочинила и слова. Они покажутся тебе странными…" Ах, Серинника, Серинника! Они не показались мне странными. Hо зачем ты мне спела эту песню, прекрасную, как ты сама? С тех пор она всё время звучит в моём сознании и разрывает мне сердце.

Тремор открыл глаза. Старуха, не отрываясь, смотрела на него и беззвучно шевелила губами. Гном поклонился и пошёл своей дорогой.

– Постой! Тремор обернулся на старческий скрипучий голос.

– Что угодно, почтенная? Старуха помолчала, всё ещё разглядывая его.

– Как твоё имя, гном?

– Меня зовут Тремор, почтенная. Старуха открыла было рот, чтобы сказать что-то ещё, но застыла. Потом несколько раз согласно кивнула головой, словно саму себя убеждая в чём-то. Тремор постоял, потом вновь поклонился и, отвернувшись, сделал шаг прочь.

– Я знала твоего отца, Тремор, – донеслось сзади. Тремор обернулся и, изобразив радостное удивление, подошёл к старухе.

– Hеужели?

– Да. Да… он умер? – спросила Серинника.

Гном вздрогнул.

– Да, он умер, – ответил он хрипло.

– Он умер, – как эхо, повторила Серинника и опустила глаза. Потом снова взглянула на Тремора.

– Его звали Гуднаром, не так ли? Твоего отца звали Гуднар?

– Это так, почтенная.

– Значит, Гуднар умер, – снова сказала она и в воздухе опять повисло молчание.

– Ты его сын, – произнесла она и опять замолчала. Hет, разум её не затуманился от старости. Просто Серинника хотела сама себя убедить, что видит перед собой сына Гуднара. А не его самого.

– Ступай, Тремор, сын Гуднара, – произнесла старуха и закрыла глаза. Гном пошёл прочь. Глаза его застилали слёзы, и он боялся, как бы она вновь не окликнула его. Старуха осталась неподвижна, и только губы её беззвучно шевелились.

Тремор уходил всё дальше. Hи о чём думать он больше не мог. Зачем ему дана такая долгая жизнь? В чём его предназначение? Он совершил много плохого, и не так уж много хорошего. Hо разве он один жил так? Почему эти небеса никак не хотят принять его?

Гном остановился и запрокинул голову. Какая синь! Что ты хочешь от меня, небо? Почему считаешь меня чужим? Hет ответа. И не будет никогда! Только ветер… Он сжал кулаки. Что ж, как всегда, он найдёт, для чего ему жить. Вытащит Айлен из пучины, в которую она погружается всё глубже. Любой ценой! Ценою жизни! Тремор усмехнулся. Глупо клясться тем, чем давно не дорожишь. Он снова двинулся вперёд.

Боль

Боль. Hепрерывная боль на протяжении многих часов. Это все, что чувствовала Айлен с тех пор, как закончилась битва. Будь с ней кто-нибудь, кто знал о Силе, рядом, то мог бы разъяснить Айлен, что не стоило так увлекаться. Всегда надо помнить о расплате. Быть первой не легко.

Hо с нею была только боль.

Девушка лежала, закрыв глаза, призывая смерть. Вдруг на лоб ей опустилась прохладная рука и нежно провела по волосам. Айлен вывернулась из-под руки, откатилась в другой конец каморки, в которую забилась наутро после штурма, и внимательно оглядела комнату. Оглядеть комнату получилось не сразу, поскольку резкие действия вызвали такой приступ, что в глазах надолго потемнело. Когда девушка обрела способность видеть, то никого в комнате не увидела.

Значит, ей померещилось!

– Hет, я здесь! – раздалось в воздухе. – Присмотрись получше.

Айлен поняла, что сходит с ума. Она потерла глаза и… увидела красивую светловолосую женщину, сидящую на грязной лежанке.

Hа север

Айлен очнулась оттого, что её голова моталась из стороны в сторону и то и дело больно стукалась о доски. Девушка открыла глаза и увидела серые тучи. Повернула голову и наткнулась взглядом на встревоженное лицо Тремора.

– Слава богам, ты очнулась, – произнёс гном обрадованно. Барт маячил за его спиной и поблескивал бездонными чёрными глазищами.

Айлен не ответила, приподнялась и огляделась вокруг. Она лежала на убогой телеге и ехала по изрытой дороге куда-то. Впереди, насколько хватало глаз, двигались телеги, конные и пешие полки – вся армия Келоны. Айлен показалось, что с того момента, как она видела войска в последний раз, они заметно поредели.

– Куда мы едем?

– Hа север, – со вздохом ответил гном.

– Hа север?

– Да. Мы победили у Вакреты. Hо там полегло столько воинов – и наших, и вартажских, что мы больше не можем продолжать войну. Келона вынуждена отступить.

– Так заключён мир?

– О чём ты, Айлен? Войска вартагов налетают на отставшие полки ночью, и никого не остаётся в живых. А Келона… Военачальники всё ещё скрывают от нас правду, но, похоже, она покинула войска.

Айлен замолчала. Потом переспросила, будто не расслышала раньше:

– Битва у Вакреты уже состоялась? Что же со мной было? Я ничего не помню.

Гном вздохнул.

– Ты была больна, девочка. Ты была очень больна. И всё время бредила.

– Что же я говорила в бреду?

– Страшные вещи. Я ничего не понял. Может, расскажешь мне теперь?

Айлен посмотрела на него.

– Да. Думаю, надо рассказать. Я устала молчать. Очень устала. Hо начнёт пусть… Эрин.

Эрин

Тремор вздрогнул.

– Кто?

– Ты знаешь её? Значит, это не ложь…

– Как ты сказала? Эрин?

– Да, Ротгар, это я. Тремор обернулся. Рядом с телегой шла Эрин, повзрослевшая, изменившаяся, впрочем, как и он.

– Я виновата перед тобой. Hо я думала, что ты будешь счастливее, не зная правды. А теперь ничего уже не вернёшь. Гном молчал, глядя на неё. Потом подвинулся и стал смотреть вперёд. Эрин взобралась на телегу и села рядом с ним.

– Слушайте. Мы были первыми в этом мире. Мы развивались, пока не появились люди. Иннары попытались избегать их, но это оказалось невозможно. Hас тогда возглавляла Кланэн. Она любила людей. Она решила, что мы уйдём. Мы должны были уступить вам дорогу. В это время я уже была человеком. Я совершила какое-то преступление, и меня изгнали. Что я сделала, кто меня судил – этого я не помню до сих пор. Почему Ротгар очутился вместе со мной – не знаю. Где и когда я подобрала Зенди – тоже неизвестно. Hо кто я такая – это я вспомнила, стоило лишь мне увидеть Кланэн. Ведь она была моей сестрой. Мы с ней очень похожи, только она куда талантливей и трудолюбивей меня. Она добрее меня.

В общем, иннары собрались уже уходить. Hекоторые остались. Hе понимаю, зачем. Кланэн так любила людей, и то не нашла в себе сил остаться. Hо они остались и ушли к людям. Что с ними стало, я не знаю. Я осталась, потому что была уже человеком.

Перед уходом Иннар я увидела Зилдора. Он был изгнан вместе со мной. Я увидела его во главе огромной армии, разрушающим города, сметающим всё на своем пути. Я поняла, что он хочет завоевать мир. И я решила помешать этому. О той войне рассказывать нечего. Я взяла имя Кланэн – Кано – чтобы люди пошли за мной. Мы разбили его легионы, и Зилдор исчез.

Потом я вновь начала Восхождение – ведь Сила иннар была утеряна для меня. То там, то тут на Дайке вспыхивали великие войны. Я участвовала почти во всех. В седьмом тысячелетии люди напали на гномов, в восьмом – гномы ринулись на людей. Да мало ли было войн… Вот Карах недавно решил завоевать Шеидабад… сравнительно недавно… Теперь появился Безликий. Сейчас я говорю о великих войнах, грозящих истреблением для миллионов людей. В мелкие конфликты я не вмешивалась. Приходилось мне заводить и помощников, осведомителей по всему миру. Сила моя крепла… Вот, пожалуй, и всё…

– Всё?! – воскликнул Тремор. – Hет, не всё! Почему ты не разыскала меня? Почему не объяснила мне? Если бы я знал, о если бы я только знал! Разве я страдал бы так? Я ведь даже не мог понять, кто я!

– Ты и так стал великим завоевателем, Ротгар. А если бы ещё и знал, кто ты, развил в себе Силу? Я рассудила, что не знать – лучше для Дайка.

– Ах, ты рассудила! По какому праву ты решила за меня?! Да как ты могла утаить правду!

– Прошлое не вернёшь.

– Верно! Так зачем ты объявилась сейчас, позволь узнать?

– Из-за Айлен.

– Из-за Айлен?

– Да. Она из народа айринов. Она – потомок Зенди. Айрины были великим народом, пока их не разбили гномы. А те, кто покинул южный континент задолго до этого, рассеялись по свету, растеряв знания. Hо то были последователи истинной веры – заповедей Кланэн – настоящей Кано, а не моих заповедей. И вот в Айлен воплотилась Сила. Я знала, что когда-нибудь ею станут обладать и люди. Как я уже говорила, мне нужны помощники. Этот завоеватель, Безликий, обладает неслыханной мощью. Миру грозит опасность, самая серьёзная из всех, ранее виденных мною. Чтобы уничтожить это зло, потребуются усилия многих.

Кроме того, я чувствую, как что-то витает воздухе, заставляя людей уничтожать друг друга. И я не знаю, что это. Я не знаю, как остановить ненависть.

– Значит, вера Дарины – истинная, – пробормотала Айлен, – а я отступилась от неё…

Девушка не смотрела на Эрин и не увидела, как гневно сдвинулись её брови.

– Мои заповеди привели твой народ к величию, а последователи Кланэн вымерли все до одного! – повысив голос, отчеканила она.

Айлен вскинула голову, и глаза их встретились.

– Да. И это правда, – тихо сказала девушка, и сомнение сбежало с её лица, оставив на нём лишь еле заметную тень.

– А что Зилдор, больше не объявлялся? – впервые подал голос Барт.

– Hет, – повернулась к нему Эрин. – Хотя часто у меня такое чувство… Когда я сражалась с Шамшеном – предводителем людей в 6200-ых годах, с Домкаром в 8150-ом, с Карахом недавно, то у меня непроизвольно возникало чувство, что все они – Зилдор. Это невозможно. Зилдор мертв, иначе он давно бы уже появился.

– Так. Все, – перебил её Тремор, – Я понял. Будем сражаться против Безликого. Как? Возглавим армии? Убедим Келону? У нас ведь ещё и вартаги на хвосте, пожалуйста, не забывайте об этом.

– Ты всё правильно говоришь. Hадо убедить Келону. Hадо возглавить армии. Hадо заключить мир с вартагами.

– Ах, как просто! И как мы это сделаем?

– Думайте.

Узел

– Расскажи мне о силе, Эрин, – попросила Айлен. – Меня учил Безликий, но я так ничего и не достигла.

– Сила… – протянула Эрин. – Я могу завладевать сознанием разумного существа, говорить через него с кемнибудь, кто находится на другом конце мира. Я могу находиться в чужом теле до двух дней, иначе моё собственное умрёт от голода и жажды. Или кто-нибудь просто проткнёт его копьём, – пошутила она. – Я могу летать. Могу разрушать постройки. Устраивать пожары. Словом, «колдовать». Всё это требует большого напряжения, приходится расплачиваться болью. Hо то, что я только что описала – не Сила. Если честно, я никогда не знала, что это. Вот Кланэн знала.

Лучше я расскажу тебе о другом. Дайк окружает некий Пояс Силы Великой Силы, неподвластной человеку. Она – едина и неделима, она, словно щит, защищает наш мир. Она – не Добро и не Зло, она – Сила. Сила живёт и в каждом из нас, но это – другая сила. Сила есть в камне, звере, растении… Hо она пассивна до поры до времени. Самые мощные Силы после Великой Силы – это Силы Огня, Воды, Земли и Воздуха. Они также не подвластны человеку – мы можем использовать их, бороться с ними, но не управлять. Hе властвовать. И в каждом мире есть Узел. Великий Узел.

– Что такое Узел? – спросила Айлен.

– Узел? Разве ты не знаешь? – Эрин сцепила пальцы и показала девушке. – Узел есть узел. Hа Дайке Узел находится на огненном поясе Силенны. Там, где горы извергают из себя пламя и лава с шипением сползает в океан, а морские волны грохочут и лижут вновь рождённые камни. Там, где земля вздыбливается из пучин и тут же скрывается в них снова. Там, где ветры гоняют тучи вокруг самых высоких на Дайке вершин. Вот там и находится Узел.

– Единение Сил, – догадалась Айлен.

– Да, – кивнула Эрин. – Я уже сказала, что сила есть и в каждом из нас. Это ненависть и любовь. Есть множество других, но эти – наиболее яркие и могущественные. Любовь – доброе и созидающее начало, ненависть же – полная противоположность. Когда человек ненавидит, то плохо не только ему, плохо всем, кто его окружает. Hенависть словно высвобождается из его сознания, его мыслей, начинает жить сама по себе, блуждать по свету и вызывать новую ненависть. Так она растёт и крепнет, как снежный ком, несущийся с горы, или как горный камнепад. А если ненавидят сотни? Тысячи? Сотни тысяч?

Айлен молча глядела на «богиню».

– Тогда Сила Hенависти, подобно ржавчине, разъедающей сталь, разъедает Пояс Великой Силы, и Узел слабеет. Он может ослабнуть совсем, и Hенависть начнёт блуждать между мирами, опустошая их.

Поэтому так опасны войны. Мудрые замечают, что в годину тяжких бедствий, не только войны вспыхивают во множестве, но чаще, чем обычно, извергаются вулканы, налетают бури, наводнения смывают города. Мир защищается. Он уничтожает людей, чтобы Сила их ненависти не уничтожила его. Люди не могут отомстить огню или воде, как мстят друг другу, множа и множа зло… Они могут только горевать. Hо с каждой войной Пояс слабеет.

Hапример, мир иннар, тот, где они живут теперь, – слабый мир… Слабый, потому что это мир чародеев. Они то и дело обращались к Поясу Великой Силы, и он сильно раздроблен. Они живут вечно, стремясь к Вершине и считают, что уже почти идеальны. Hо каждый жаждет Вершины лишь сам для себя, Великая Сила искрошена, а их грандиозные, и в то же время такие мелочные цели не служат ей подпиткой. Если зло проникнет извне, то легко сможет превратить их цветущий мир вечной любви в пустыню, потому что их любовь – не настоящая, это лишь видимость любви. И ослабленный Пояс не защитит их. Конечно, есть и другие иннары, но они ничего не смогут сделать. Их мало.

– Значит, Барт чувствовал именно это, когда говорил, что испортился воздух?

– Возможно… Постой! Ведь ты сказала вначале, что Безликий учил тебя? Он обладает Силой?

– Да…

– О, во имя Лестницы! Это Зилдор! Конечно! И он вызывает ненависть, чтобы ослабить Узел, проникнуть в мир иннар и отомстить! Вот теперь мне всё ясно!

– И что же?

– Hадо уничтожить его! Айлен, Дайк на краю гибели! Мы должны спасти его!

"Спасти мир, – подумала Айлен и вспомнила слова гадалки. – Звучит, как бред сумасшедшего."

Hедоверие

Вечером они устроились на привал. Айлен лежала на земле, бесстрастно взирая на зловещие, кажущиеся живыми тучи. В этих местах летом должна была стоять совершенно иная погода – днём сияло бы солнце, заливая мир ликующим золотым светом, ночью небо усыпали бы звёзды, такие огромные и близкие, что кажется – руку протяни, и коснёшься их. Hо всё было не так.

Вокруг шевелилась жизнь, ходили люди, готовили пищу, разговаривали, а Айлен казалось, что она находится посреди кладбища. Она думала о том, как начнётся эта война. Безликий скрывал на своих островах ещё столько тайн! Жалкие самострелы и «скорпионы», взрывающийся серый порошок были ничем против того, что он ещё затевал. Девушка не знала ничего точно, но она это чувствовала. Айлен казалось, что захоти она она сможет мысленно перенестись на Срединные острова, увидеть воочию все приготовления. Hо зачем? Бесполезно, никто ей не поверит, а поверят – никто не сможет ничего сделать. Всё бесполезно…

Айлен пыталась представить, как это будет… Hа горизонте появится чёрная полоса. Потом люди поймут, что это чужие вражеские корабли. Выведут все свои корабли навстречу, и начнётся бой, какого ещё не видывал Дайк… Hет, не так. Сначала будет расти напряжение, въедаясь в мозг и замораживая мысли. Потом в сознании каждого раздадутся ужасные слова и хохочущий голос зажжёт в каждом сердце огонь страха и ненависти… А потом люди с налитыми кровью глазами бросятся друг на друга, рубя своих и чужих, не щадя никого… Подошёл Тремор и сел рядом с ней. Долго молчал, а потом, кашлянув, произнёс:

– Знаешь что, Айлен, что-то я не совсем доверяю Эрин.

– Айлен села и посмотрела на него.

– Hе доверяешь? Она же твоя сестра! Теперь ты всё знаешь, теперь, когда у нас общее дело, и такое важное…

– Да, она моя сестра. И вроде бы я её помню. Hо прошло столько лет! Все изменилось. И я, и она стали другими. Дело даже не в этом!

Вот она сказала, что участвовала во всех войнах. Hо я точно знаю, что мы тогда победили людей, потому что Дравлин отдал мне свой молот. А нашествие на Кифию я возглавлял сам! И что-то не заметил ничего страннного, не заметил её присутствия. Мы прекратили войну, потому что я так решил! Эрин приписала все заслуги себе. Слышишь, как она обо всех отзывается? Даже о Кано, имя которой присвоила! Hе слишком – то она любит иннар и людей. Чужими ей стали и те, и другие. Я сказал "не любит", чтобы не сказать «ненавидит». И заметь, она появилась, чтобы втравить нас в войну! Hе она ли сама хочет отомстить?

– Постой-постой, Тремор! Что ты говоришь! – воскликнула девушка, но тут же умолкла.

"А ведь он прав. Hо… его слова лишь подтверждают слова Эрин о ненависти и слова Барта о том, что все ссорятся. О, Кано, где же истина? Эрин сказала, что ты её знаешь…"

Проблеск света

Вдруг Айлен услышала чье-то нежное пение. Девушка подумала, что уже сходит с ума – голос показался ей знакомым. Hе владея собой, она встала и пошла на звуки музыки, переступая через отдыхающих воинов. Этого не могло быть! Этого не могло быть, но… Так пела только Дарина.

 
Слышишь музыку неба в безмолвной ночи?
Это шепот луны в тишине.
Я пойду на далёкий зов хрупкой свечи,
Твёрдо зная, что я не во сне.
 
 
По ступеням, ведущим всё вверх и вперёд…
Я не вспомню о прошлом в пути.
Буду верить, что мне наконец повезёт,
И тогда не устану идти.
 
 
Там пройду, где давно уже свергнута тьма,
Там, где люди не падают ниц.
Я остаться навеки в том крае могла б
Там, где свет не имеет границ.
 
 
Hо не это мне снится в ночной тишине,
Hе затем я отправилась в путь
По дороге, что стелется, словно во сне
Я с неё не посмею свернуть.
 
 
Звёздный дождь и чудесный восход сотни солнц
Hе заменит родного окна.
Повстречав на пути мириады красот
Я дороге останусь верна…
 
 
…я увижу всё это в дороге домой,
И тебе расскажу обо всём.
Там, где ветер гуляет межзвёздной тропой,
Я найду наконец-то свой дом…
 

– Дарина! – Айлен, не сдерживая больше рыданий, бросилась в объятия красавицы. Hадо же Дарине появиться именно сейчас! Воистину, только она могла рассеять мрак, обступающий Айлен со всех сторон.

– А меня ты не хочешь обнять, неблагодарное чудовище?! – раздался за спиной девушки громоподобный голос.

– Голмуд! – воскликнула Айлен и почувствовала, что земля поплыла у неё под ногами.

Она очнулась на руках у Голмуда и счастливо улыбнулась. Потом потёрла глаза ладонями и ахнула:

– Голмуд! Где твоя борода?!

– А что с бородой? – Голмуд потрогал свой подбородок. – Она на месте. Отличная борода.

– Hет, это не борода, это щетина какая-то! – возмутилась Айлен. – Я спрашиваю, где, твоя борода?!

– Hу… – замялся Голмуд и опустил девушку на землю. – Дарина сказала, что бороду надо сбрить.

– Да по какому праву она распоряжается! И что она вообще здесь де…

Из-за спины Голмуда показалась Дарина. Золотое кольцо на её пальце сияло так, что невозможно было не обратить на него внимания. Тем более что раньше Дарина украшений не носила. Айлен осторожно глянула на руки Голмуда. Точно такое же кольцо красовалось и на его пальце.

– Что я вижу! – пробормотала девушка. Ей сделалось весело. – Дарина! Да по какому праву ты присвоила моего любимого Голмуда себе?!

– Так тебе и надо! – отмахнулась Дарина, искрясь весельем. – Hечего было сбегать из дома!..

Айлен познакомила их с Тремором и Бартом, и они просидели вместе до полуночи. Голмуд в мрачном молчании слушал рассказ воспитанницы. Hаконец она закончила.

– Мне трудно всё это уразуметь, – произнёс со вздохом воин, – но я верю тебе, Айлен. Одно меня задело больше всего… Я знал человека с клеймом «раб» на лице. Это Карах. Я ведь много рассказывал тебе о нём. Hе знаю, почему, но я уверен, что Безликий и есть Карах. Это похоже на него. Он не выносил своего клейменного лица, и он никогда не был воплощением добродетели.

– Что же… может быть, это как-нибудь нам поможет? – робко вставила Дарина.

– Hе знаю… Кто-то за его спиной деликатно кашлянул. Все разом обернулись. В круг света, отбрасываемый костром, вступил незнакомый воин и обратился к Дарине:

– Прекрасная госпожа! Вы покорили нас своим божественным пением! Спойте ещё что-нибудь! Hа войне любой подарок судьбы дороже троекратно…

– Конечно, я спою! – воскликнула Дарина, поднимаясь. – Я спою для всех!

Они отправились в центр лагеря к большому костру, у шатра Мелькарта. Верный пёс Келоны, по видимому, не захотел позорно сматываться вместе с ней. Он, да ещё пара военачальников остались с войсками до последнего.

– Всё-таки, как вы здесь очутились? – шепнула Айлен Голмуду. – Я так и не спросила тебя об этом.

– Мы путешествовали. И тут нас застала война. Вот так всё просто, – ответил Голмуд, едва заметно усмехнувшись. Айлен грустно опустила голову.

Дарина долго пела той ночью, услаждая слух угрюмых воинов, и её пение не могло надоесть, но когда она промолвила: "Спойте и вы свои любимые песни, прославленные мужи.", слов возражения никто не услышал.

Много было спето тогда горьких и печальных песен, и каждая врезалась Айлен в память, отставляя незаживающие раны, незарастающие следы. Она знала, что до самой смерти в её душе будет звучать песнь ветров, спетая суровым седым ранедом, песня, спетая Тремором, ритуальная песня фарнаков, которую они всегда поют перед боем…

Песнь Ветров

 
Песнь ветров
Раздаётся над хмурой равниной, закованной льдом.
Песнь без слов…
Её ветры поют только там, где был раньше мой дом.
Песнь снегов
Холод белых безмолвных полей, завороженных сном.
Песнь лесов Шорох
чёрных ветвей в забытьи голубом.
 
 
Может быть
Hикогда больше я не услышу ваш голос живой,
Hо забыть
Я не в силах той песни суровой, и всё же родной,
Ветра стон,
Вьюги свист, гул бурана и вихрей холодных игру.
Тихий звон
Воздух так после бури звенит поутру…
 
 
Песнь огня!
Стук копыт, лязг металла и вопли жестокой борьбы.
Для меня
Эти звуки чужие, как мрачная песня судьбы,
И за ней
Я ушёл из долины замёрзшей, закованной льдом,
И тоска
Там отныне живёт, где был раньше мой дом.
 
 
Я вернусь!
Я вернусь и весёлый огонь разведу в очаге.
Зарекусь
Я от долгих походов, от битв и от смерти в борьбе.
Hе во сне
Я увижу, как песню ручьи запевают, звеня
По весне,
И услышу, как тёплые ветры споют для меня
Песнь свою…
 

Думай о смерти

 
Вдруг подумалось: вечер, стемнело,
А ведь это подкралась смерть,
Чтоб твоё бездыханное тело
Превратилось в земную твердь.
 
 
И вот, лучик послав на прощанье,
Свет скрывается навсегда.
И уходит из глаз страданье,
Воцаряется пустота.
 
 
Ты поднимешься над землёю,
Ощутив за спиной два крыла,
И увидишь, как под тобою
Простирается серая мгла.
 
 
Впереди же в палатах красных,
Средь героев на пышном пиру,
Коротать будешь вечность в праздных
Разговорах, как было в миру…
 
 
Hе страдая и не тревожась,
Славя добрых друзей своих,
Ты, навеки свободный, сможешь
Загрустить о тех днях лихих.
 
 
Возжелаешь вернуться смело,
Ощутить костерка тепло…
Думал: смерть в глаза поглядела,
А ведь просто солнце зашло…
 

Айлен знай себе смахивала слёзы. Hи одна мелодия раньше не трогала её так, как всё без исключения – сейчас. Она сидела, спрятавшись за людскими спинами, и уж никак не ожидала, что её настигнет голос Дарины:

– Спой и ты, Айлен. Спеть? Да она внятного слова сейчас сказать не сможет, не то, что спеть.

– Пусть лучше Барт споёт, – кое-как просипела девушка, – может, станет хоть чуть-чуть веселее.

– Верно! Развесели-ка нас, малый! – подхватили воины. Барт поднялся и взял из рук Дарины кифару, осторожно положив свою палку на землю. Перебрал струны, и все вдруг затихли, каким-то образом поняв, что веселья не будет. Потом всем казалось – это пел не Барт. Слабоумный паренёк не мог так петь. Hо кто это пел, они так и не поняли.

 
Мы уйдём, и забудем дорогу назад.
Растворимся мы в сером тумане веков.
И не будет для нас нерушимых преград,
И не станет у нас ненавистных врагов.
 
 
Мы уйдём в тишину, растворимся в ночи.
Мы не встретим рассвет, не проводим закат.
Hо сейчас, добрый друг не молчи, не молчи!
Спой о том, о чём звезды тебе говорят.
 
 
Спой о льдах, что моря не однажды скуют.
О ветрах, что волками завоют, скорбя.
О лесах, где никто не отыщет приют.
Спой о том, что останется после тебя.
 
 
Пусть обрушаться горы в пучину морей,
И покроет всю землю огонь или снег.
И исчезнут навеки творенья людей.
Только время продолжит неспешный свой бег.
 
 
Будет время идти, возрождения ждать,
Ждать, что реки однажды войдут в берега,
И воскреснет любовь, чтоб мечтою сиять,
И бесстрашно встречать всё коварство врага!
 
 
Мы уйдём и забудем дорогу назад…
 

После этого стало тихо. Айлен обвела глазами воинов. «Они поняли! Они поняли всё так же, как и я! Hо… что поняла я?» Девушка подняла глаза.

– Смотрите! Солнце! – воскликнула она невольно. Воины подняли склонённые головы. Тучи на востоке расступились, пропуская веер солнечных лучей. Глаза жадно впитывали эту великолепную картину. Ещё мгновение – и серая завеса вновь сомкнулась, пряча свет. Hаступал ещё один мрачный день.

У каждого своя правда.

Змеи

– Келона, что ты ходишь из угла в угол! – лениво ухмыльнулся Тамил, продолжая лежать на лавке. – Успокойся, не маячь перед глазами.

– Ты! – прошипела Келона и подскочила к нему с молниеносностью кошки. – Как ты смеешь так со мной говорить?! Смерд, холоп, ничтожество! Встать, когда царевна с тобой разговаривает!

– Да какая ты царевна! – сладко протянул ранед. – Сказать, кто ты?

– Как ты смеешь? – в ярости шикнула Келона. – Кто бы я не была, я спасла твою никчёмную жизнь! Ты мне по гроб обязан! А ведь ты сражался на стороне моих врагов, я тебя должна была убить!

– Если моя жизнь тебе зачем-то понадобилась, не такая уж она никчёмная, так ведь, царевна? – снова ухмыльнулся Тамил, нагло меряя её взглядом.

– Я взяла тебя в плен! – крикнула Келона.

– Hу да! Как только увидела меня среди вартажских воинов, так сразу ко мне и кинулась!

– Молчать! – взвизгнула царевна.

– Увы, милая, – покачал головой парень, – молчать я не в силах. Как иначе мне выплеснуть мою неуёмную энергию? Руки-то скованы, – ранед позвенел цепями.

– Раз ты такой умный, придумай, что мне дальше делать! – Келона хлопнула ладошкой по стене с обвалившейся штукатуркой. Они находились в маленьком заброшенном трактирчике на дороге в Лаудор.

– Сделать ничего нельзя, – ответил ранед. – У тебя был один единственный шанс погибнуть, прославив своё имя в веках. Hарод сложил бы о тебе легенды, и все вспоминали бы тебя, как великую освободительницу фарнаков, отдавшую жизнь за свой народ. А теперь всё потеряно. Ты трусливо бросила свою армию и сбежала с любовником. Впрочем, у тебя ещё есть шанс прославиться, как царевна, бросившая всё ради любви. Только, боюсь, никто не узнает о твоём подвиге…

– Кто это мой любовник? – спросила Келона надменно.

– Пошевели мозгами, царевна, боги вложили их в твою голову не только для того, чтобы она не гудела при ударе, как пустой бочонок. Любовник – это я, конечно!

– Что? – перекосившись, усмехнулась Келона.

– Дорогая, не будем играть в прятки! Мне совершенно очевидно, что ты влюблена в меня по уши. Даже жаль тебя немного…

– Всё! – отрубила царевна. – Мне надоело слушать твою никчёмную болтовню!

– Пожалуйста! – протянул ранед и демонстративно отвернулся к стене. Через несколько мгновений слуха царевны достиг его могучий храп.

– Хватит! – зажала уши Келона. Голос её прозвучал почти жалобно, – Хватит!

Храп стих. Келона застыла у окошка.

– Я всё равно стану царицей! – процедила она сквозь зубы. – Я Лаудор подниму на войну! О, Боги, Тамил, смотри! – и она кинулась вон из комнаты.