Текст книги "Тебе держать ответ"

Автор книги: Юлия Остапенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

– Чтоб его Молог сожрал! – негодующе вырвалось у Адриана.

Алекзайн грустно покачала головой.

– Не спеши судить его. Он был глуп и слаб… он отчаялся. У него были свои причины так поступить, что, впрочем, не извиняет его. Из того ручья пили не только Фосиганы, но и окрестные крестьяне, а через них зараза снова попадала в другие воды и так по реке дошла до самого Сотелсхейма… – она смолка, и, хотя это было невозможно, Адриану показалось, будто она видела всё это сама и теперь вспоминает, как бы тяжело это ей ни давалось. Потом она продолжила, медленно роняя слова из всё той же давно написанной и заученной книги: – Того безумца больше нет, но в мире много страшных людей. А ещё в мире есть оспа, которая снова идёт к нам с востока. А ещё, – она сжала его руку крепче, – в мире теперь есть ты. Останови их. Останови людей из-за восточных морей, прежде чем они принесут на нашу землю мор.

Этого Адриан не ожидал. От кружившей голову уверенности не осталось и следа. Он сперва даже не до конца понял, что она сказала.

– Остановить… их? – переспросил он.

– Да. Останови. Это единственный путь.

– Но… как? Как я их остановлю? Я же не полководец… Я даже не воин…

– Значит, придётся им стать, – жёстко сказал Алекзайн и отпустила его руку.

Адриан беспомощно смотрел, как она встаёт и идёт к окну. Ветер, трепавший страницы раскрытой книги на подоконнике, отбрасывал за спину её волосы.

– Ты должен будешь собрать войско, – сказала Алекзайн. – Большое войско, не меньше двух тысяч воинов. Построить корабли. Выйти на них в Косматое Море. Встретить там врага. Может быть, встретить смерть. Но не пустить её в Бертан. Довольно.

Она смотрела в сторону, говоря это, Адриан не мог видеть её глаз, но в голосе её ясно слышал глухую, жёсткую, непреклонную решимость. Адриан судорожно стиснул зубы. То, что она говорила, было немыслимо…

Но немыслимо ли для него?

Впрочем, в нынешнем своём положении он едва ли мог рассчитывать не то что на две тысячи – на два десятка воинов.

– Но мой клан… мой клан сейчас… – он никак не мог выговорить слово, жуткое слово, которое прежде опасался произносить даже в мыслях, и Алекзайн с неожиданной беспечной жестокостью сделала это за него:

– Уничтожен? Что ж, тогда забудь о своём клане. Придётся найти другой путь.

Она обернулась, и её лицо смягчилось, словно она только теперь осознала тяжесть груза, который взваливает на него.

– Разве я говорила, что это будет легко? – спросила она мягко, с таким сочувствием, с таким терпением, что Адриан не удержался и бросился-таки к её ногам. Он обхватил руками её колени, ткнулся в них лицом, чувствуя, что сердце вот-вот разорвёт горло и вырвется наружу… Но прохладные тонкие пальцы вплелись ему в волосы и заставили поднять голову.

– Ты сделаешь это для меня, – тихо сказала Алекзайн. – Сделаешь?

– Сделаю, – выдохнул он.

– Для меня, Адриан?

– Я сделаю это для тебя, – сказал он, и она улыбнулась, слабо и так спокойно, будто теперь ей не страшно было и умереть.

Потом, много времени спустя, Адриан встал и, пошатываясь, побрёл к выходу. Алекзайн не останавливала его, просто смотрела ему вслед взглядом, который с той минуты надолго поселился в её обведённых тёмными кругами глазах. Когда дверь за ним закрылась, улыбка не исчезла с её губ, но ноги ослабли, и она тяжело прислонилась к стене, глядя в окно и слушая шелест книжных страниц.

Я знала, что сделаю это, Том, сказала она, отдалённо ощущая его и втайне наслаждаясь его бессилием, его злостью, его отчаянием и больше всего – его невозможностью ни ответить, не перестать слышать её голос.

Не бойся, мой дорогой. Ты знал, что делаешь, но я знаю тоже. Всё будет хорошо. Теперь всё будет так, как должно быть, подумала Алекзайн и прижала пальцы к губам, то ли посылая ему поцелуй, то ли отказываясь говорить больше.

Адриан плохо помнил, как добрался до своей спальни. По дороге ему не встретилось ни души – в доме, кроме Алекзайн, жили лишь Вилма и угрюмый кучер Гильбер. Он брёл короткими и в то же время бесконечными коридорами, спотыкаясь и не помня ничего, кроме её обведённых тёмными кругами глаз, запаха лилий… и своего голоса, своего нового взрослого голоса, обещавшего сделать это для неё.

Сделать что угодно для неё.

В своей комнате он рухнул на кровать и какое-то время лежал, бессмысленно пялясь на балдахин. Потом лениво, не прибегая к помощи рук, стащил с себя ногами сапоги – новые сапоги, которые подарила ему его леди. Вся одежда, которая была на нём сейчас, была её подарком. Его жизнь была её подарком. Жизнь, и что-то большее, что-то, от чего захватывало дух, хоть он и не мог подыскать этому названия.

Его клонило в усталый сон, словно после долгой тяжёлой работы, и в то же время сердце стучало, не давая расслабиться. Адриан с тихим стоном перекатился на живот и уткнулся лицом в покрывало. Что-то царапнуло грудь, и, поёрзав, Адриан вспомнил, что сунул за пазуху письмо…

Письмо Анастаса.

Адриан сел и достал свиток. Подержал его в руках, медля, и уже хотел вновь развернуть, когда дверь распахнулась – и, как следовало ожидать, Вилма бесцеремонно вторглась в его покои.

Адриану это начинало уже надоедать.

– Чего тебе? – резко сев, грубо спросил он.

Он застыла на пороге. Адриан увидел в её руке подсвечник с толстой свечой, тускло отливавшей белизной в сумерках.

– Света тебе принесла, – ответила Вилма, и Адриану почудилась в её голосе сдерживаемая обида. Он не позволил себе раскаяться и, вскочив, почти вырвал подсвечник у девушки из рук.

– Ну, принесла? Благодарствую. Теперь пошла вон.

– А огня не надо? – язвительно поинтересовалась Вилма и, не дожидаясь ответа, бросила ему огниво. Адриан машинально поймал его, снова растерявшись, но теперь только на миг. Он теперь видел, какая она ещё маленькая и до чего ничтожная. Помощница золотаря… Гилас помилуй. Девочку стоило пожалеть. И уж совсем глупо обижаться и сердиться на неё. Тем более ему – человеку, способному одним своим поступком, одним словом изменить мир.

– Спасибо. Ты можешь идти, – почти ласково сказал Адриан и, отвернувшись от неё, зажёг свечу. Это не сразу ему удалось – огниво было плохое, а фитиль лохматый. Наконец над воском вспыхнул тонкий огонёк. Адриан удовлетворённо вздохнул – и тут обнаружил, что Вилма всё ещё стоит за его спиной, тихо, словно не дыша.

– Что тебе ещё? Я же сказал, ты можешь…

– Дурак. Глупый… гадкий, ещё и глупый! Поверил ей, да? Слушал её? А она ведьма! Богами проклятая ведьма! – закричала Вилма и, круто развернувшись, бросилась в темноту и пропала в ней. Только гулко хлопнула дверь, отдавшись кратким эхом под потолком.

Адриан стоял, приоткрыв рот, не замечая, что свеча быстро тает и воск уже течёт по подсвечнику, и смотрел Вилме вслед.

2

В последние недели он редко видел сны. Должно быть, слишком сильно уставал, и измученное за день сознание отказывалось от лишней работы, предпочитая благодатные часы небытия. Первая ночь, проведённая Адрианом в доме над утёсом, на краю Косматого моря, была первой ночью снов. Первой ночью кошмаров, и длилась она без конца.

Он не знал, что именно ему снится, даже в тот миг, когда видел сам сон. Там были краски, звуки, чьи-то золотистые волосы и шепот, переходящий в шипение, но и много чего ещё, и сон был совсем о другом. Адриан кричал, и в другое время непременно проснулся бы от собственного крика, но этот кошмар держал его слишком цепко. Потом в сон пришёл холод, чувство прикосновения – первое тактильное ощущение в этом кошмаре, кошмару не принадлежавшее, и именно поэтому оно смогло вернуть Адриана в явь.

Он сел в кровати, задыхаясь, моргая от заливавшего глаза пота и резкого света, бьющего в лицо. Был яркий, солнечный день, недавно взошедшее солнце висело в окне над морем. Леди Алекзайн сидела на краю постели и держала его руку в своих холодных ладонях.

– Всё хорошо, Адриан, – сказала она, вызвав у него мучительное воспоминание. – Теперь всё будет хорошо.

Она не сказала «это только сон», как сказал бы Анастас, как когда-то, очень давно, говорила матушка и как – что за странная мысль… – наверное, сказал бы Том. Но сделала нечто более важное – дала обещание. Адриан посмотрел на неё с невыразимой благодарностью, потом вздрогнул и отстранился, сообразив, как он выглядит после сна. Кровь прилила к его щекам.

– О, простите, миледи, – с искренним раскаянием пробормотал он. – Я вас потревожил…

Она засмеялась. Смех у неё был негромкий, как будто сдержанный – интересно, смеётся ли она когда-нибудь во весь голос, от души.

– Ты потревожил меня, родившись на свет, Адриан Эвентри. Поздно просить прощения.

Он не мог понять, шутит она или нет, поэтому промолчал. Он спал в штанах и сорочке, опасаясь очередных вторжений Вилмы, поэтому сейчас мог без особого стеснения выбраться из постели, даже не очень глупо себя при этом чувствуя.

«Странно, что она не спросила, что мне снилось», – отчего-то подумал он. Хотя ему нечего было бы на это ответить.

– Посмотри на меня.

Он послушно посмотрел. Алекзайн несколько мгновений рассматривала его, глядя снизу вверх, как изучают лицо больного, пытаясь решить, умирает он или идёт на поправку.

– Ты должен сходить вниз, – тоном лекаря, отдающего непререкаемое приказание непослушному пациенту, заявила она наконец.

– Вниз?

– В деревню. Это недалеко. Вилма проводит тебя.

– Но… – он снова ничего не понимал.

Алекзайн встала и взяла его за руку. Этот жест стал уже почти привычным, и что-то обрывалось в нём, когда она так делала, – это прикосновение стоило тысячи убедительных страстных слов.

– Ты не веришь, – сказала Алекзайн вполголоса; её лицо и глаза ярко сияли в солнечных лучах. – Ты до сих пор боишься, что всё это может не быть правдой. Но это правда, Адриан. Тебе пора свыкаться с этой мыслью. Иди вниз и сделай, что захочешь.

– Что захочу?

– Да. То, что тебе захочется сделать. Сделай. И смотри. – Она смолкла на миг, глядя на него с нежностью – так, как, он снова смутно припоминал, когда-то очень давно на него смотрела мать. – Запомни, Адриан: этот мир твой.

Он бесконечно долго стоял перед ней, босиком на каменном полу. Потом робко шагнул назад, и она без сопротивления выпустила его руку. О, милостивая Гилас, как прекрасна она была в солнечных лучах, отвести глаза от неё не было никакой возможности, но тут Адриан совсем некстати ощутил в желудке голодный спазм. Несколько ужасных мгновений ему казалось, что в животе у него сейчас громко забурчит, преступно разрушив чистоту и таинство момента. Но что поделать – он ничего не ел со вчерашнего утра, когда они прибыли сюда и угрюмый повар, он же кучер и сторож, принёс ему миску каши. Адриан проглотил её тогда, не чувствуя вкуса – он был слишком измотан и ошарашен, чтобы думать о еде. Но сейчас есть хотелось, а леди Алекзайн ни словом не обмолвилась о завтраке. Похоже, она считала, что спасители мира должны питаться солнечным светом и божественным вдохновением. Спросить об этом – значило бы опозориться, поэтому Адриан подавил вздох и, отвесив даме своего сердца как можно более куртуазный поклон, вышел из своей спальни с таким смущением, как будто спальня эта принадлежала ей. Алекзайн осталась стоять на месте, не шевелясь, пока дверь за ним не закрылась.

Адриан наконец позволил себе вздохнуть, и желудок немедленно откликнулся радостным урчанием. «Может, внизу найдётся что-нибудь», – подумал Адриан без особого энтузиазма и, пройдя коротким коридором, стал спускаться по лестнице.

Вилма как раз поднималась по ней, и они едва не столкнулись в полумраке неосвещённой площадки.

– Я за тобой, – выпалила она прежде, чем Адриан успел раскрыть рот, в очередной раз нарушив все писаные и неписаные правила поведения для прислуги.

– Я знаю, – холодно сказал Адриан. – Проведи меня в деревню, – и немедленно пожалел, что поспешил отдать приказ, потому что теперь о кухне приходилось забыть.

– Как прикажете, милорд, – пожав плечами, бросила Вилма и сбежала по лестнице вниз. Адриан медленно спустился за ней, кляня себя и недоумевая, за каким бесом ему вообще сдалась эта девчонка. Дорога-то до деревни прямая, он добежал бы и сам, если…

Если только маленькая разноглазая мерзавка не приставлена к нему в качестве сторожа.

Эта неприятная мысль до того поразила его, что Адриан на миг застыл, занеся ногу над последней ступенькой.

– Ну, что ты там застрял? – нетерпеливо донёсся голос Вилмы от дверей.

Он заставил себя идти дальше.

Ему очень сильно этого не хотелось.

Дорога с утёса шла круто вниз, петляя меж валунов и теряясь вдали, в пёстрых пятнышках домов. Растительности здесь было мало, лишь куцая редкая трава да кусты, притулившиеся к крупным камням. Чем ближе к низине, тем зеленее становились краски, но и запах моря там ощущался заметно слабее.

– А здесь можно спуститься к воде? – спросил Адриан, когда они прошли пятьдесят шагов.

– Здесь нельзя, – ответила Вилма, не оборачиваясь. – Утёс тянется на лигу к северу и почти на столько же к югу. Там идёт на убыль, но толку мало – всё равно берег скалистый, там повсюду рифы торчат. Когда волна идёт, расшибёшься на раз, косточек не соберут.

– Рифы?

– Ну, скалы. Подводные, – пояснила она и бросила на него презрительный взгляд. Она шагала быстро и твёрдо. Подол её платья волочился по пыльной дороге. Адриан закусил губу.

– Каково это?

– Что?

– Жить с такими глазами.

Она резко остановилась. Адриан тоже остановился, и какое-то время они не сводили друг с друга тяжёлых взглядов. Даром что у девчонки был глаз Молога, глядел он совершенно так же, как и другой, вполне человеческий. Или это человеческий глаз перенял бесовщинку от другого – шут разберёт. Как бы там ни было, в обоих этих глазах сейчас отражались самые недобрые чувства.

– А тебе каково жить таким идиотом? – наконец бросила Вилма с небрежностью, слишком наигранной после затянувшейся паузы, и быстро пошла дальше. Адриан сперва ошалело смотрел ей вслед, потом понял, что надо было изобразить снисходительность, но выглядело бы это теперь так же фальшиво, как и её беспечность. Она что, обиделась? Он же ничего такого не сказал. Будто она сама не знает, что у неё разные глаза!

Когда Адриан нагнал её, они проделали уже почти половину пути в долину. Какая-то белая птица со странным гортанным криком пронеслась над ними, и Адриан задрал голову – он никогда не видел таких.

– Это чайка, – всё тем же тоном непререкаемого превосходства пояснила Вилма. – Не глазей, а то сядет на башку да как клюнет в темечко.

– Слушай, чего ты так на меня злишься? – не выдержал он. – Я тебе ничего плохого не сделал.

– А то, – съязвила девчонка. – В деревню я, стало быть, ради собственной придури тащусь.

– Ты не хочешь в деревню? – эта мысль его не на шутку удивила – ему почему-то казалось, то Вилма сама вызвалась его провожать. Потом он сообразил, что у него нет никаких оснований так думать – она просто выполняла приказ своей хозяйки. – Но это ведь твоя деревня? Ты там родилась?

– Я там родилась. Но это не моя деревня.

Они замолчали после этих слов и молчали долго. Дорога стала шире и ровнее, а пятнышки домиков внизу превратились в чёткие силуэты. Деревня имела форму вытянутого к востоку треугольника, самые крайние, ближние к утёсу дома были маленькими и неказистыми, а хутора на противоположной оконечности селения казались вдесятеро больше каждого из этих домиков. Всего, как успел прикинуть Адриан, деревня вмещала полторы дюжины дворов – немало, особенно для поселения, удалённого от господского замка.

– А замок Скортиар отсюда далеко? – радуясь возможности сменить тему, спросил Адриан. Вилма что-то неразборчиво буркнула.

– А?

– Не знаю, говорю! Откуда мне знать-то? Я дальше долины никогда не бывала. Вроде далеко.

– Да уж, для тебя всё, что за сараем, – далеко, – съязвил Адриан, задетый её грубостью в ответ на совсем уж невинный вопрос.

К его удивлению, на сей раз она не стала огрызаться. Дома виднелись уже совсем близко. Воздух здесь был совсем другой – Адриан обернулся и поразился тому, как далеко и высоко остался утёс. Дом леди Алекзайн теперь выделялся на нём крохотным ярким камушком, будто ласточкино гнездо. Скалы совсем закрывали море, и, кажется, его запах тоже не мог пробиться сквозь них. Адриану показалось, что море ужасно далеко. И те, кто придут из-за него – люди с востока, о которых говорила Алекзайн, несущие смерть, – они тоже бесконечно далеко, и им никогда не преодолеть этих скал и этого утёса.

– Дальше я не пойду, – сказала Вилма.

Он удивлённо обернулся на неё. Они остановились в полусотне шагов от ближайшей хатки, корявой и кособокой, с глинобитными стенами и погнившей от сырости соломой на крыше. Окна хатки были наглухо заперты, забора не было, и вообще жилище казалось заброшенным. Дом с привидениями, что ли? Иначе чего Вилма так перепугалась?

Адриана взяла злость. В конце концов, ему вовсе не хотелось сюда идти. На подоконнике в своей комнате ему нравилось гораздо больше, да и край утёса, даром что уходивший в обрыв, представлял куда больший исследовательский интерес, чем это селение с дурацкими халупами. Но нет, его отправили сюда, непонятно зачем, ещё и приставили эту маленькую мерзавку, чтобы она за ним проследила, – так пусть не жалуется теперь.

Адриан решительно шагнул к Вилме и сжал её руку – так, как сжимал руку Бетани, когда она становилась особенно упрямой.

– Нет, – мстительно сказал он. – Ты пойдёшь дальше. И покажешь мне тут всё. Ты ведь это место знаешь как свои пять пальцев, верно?

Изумление в её глазах было непривычным само по себе, но ещё более странным оно казалось во взгляде, принадлежащем Мологу. «Молог смотрит на меня с изумлением, – удовлетворённо подумал Адриан. – Так ему. А ведь я ещё даже не разогрелся».

Он пошёл вперёд, увлекая Вилму за собой. Она слабо попыталась было освободиться из хватки, но тут же сдалась и уныло поплелась следом.

– Мологово отродье!

Адриан подскочил на месте, то ли от страха, то ли от неожиданности, и круто развернулся к убогой хатке на краю, которую разглядывал минуту назад. Перед дверью теперь стояла старуха самого мерзопакостного вида, какой Адриан мог представить. Нос крючком, глазки навыкате, беззубая пасть с отвисшей губой, три волосинки на голове и красная бородавка во лбу – всё при ней. Ну ровно ведьма из народной сказки – Бертран до сих пор вопил и забирался под стол, когда нянька рассказывала истории про таких старух. А тут она стояла перед Адрианом живая, и, будь неподалёку стол, Адриан испытал бы нестерпимое желание под него забраться.

– У-у, мологово отродье! – прошамкала старуха и погрозила Адриану клюкой, зажатой в костлявом кулаке.

Вернее, не Адриану. Вовсе не Адриану – а Вилме.

Он понял, что всё ещё крепко держит девчонку за руку, и инстинктивно разжал её – лишь через мгновение поняв, что не мог выбрать для этого менее удачного момента.

– Что вылупилась, мерзавка? Глазищи б твои поганые повыдирать в колыбели! Так я мамашке твоей, шалаве, завсегда сказывала! У-у, не видала б я тебя, не слыхивала б вовек! Чего пришла?

– Идём, – тихо сказал Вилма и пошла вперёд, мимо продолжавшей сыпать проклятиями ведьмы. Её голова была низко опущена, пальцы крепко сжимали складки юбки.

– А? Бежишь? Глазищи свои проклятущие прячешь, не смеешь в глаза глядеть честным людям? Гадина подколодная! Прочь пошла!

Они едва миновали двор сумасшедшей старухи, когда Вилма приостановилась и сказала всё так же тихо, не поднимая головы:

– Она не всегда так. Сейчас просто увидела, что я с пустыми руками пришла, вот и… я поэтому идти не хотела. Она всегда меня выглядывает, наверняка издалека увидела. А я с пустыми руками…

– Погоди, ты о чём? – прервал эту сбивчивую речь Адриан. – Ты ей что-то приносишь? Зачем?!

– Она моя бабка. Ты не слушай, что она… ну… – Вилма запнулась и умолкла, а Адриан только удивлённо таращился на неё, пытаясь уразуметь, как можно кричать такие ужасные вещи своей родной внучке, пусть бы внучка и разноглазая.

– Ох, ну вот… я говорила, – тихонько сказала Вилма, и Адриан, подняв голову, заметил ещё нескольких людей, которые вышли из соседних домов или оторвались от своих занятий и с любопытством смотрели на них. Здороваться никто не собирался, хотя в этой глуши, где все друг друга знали, появление нового человека, выглядевшего и державшегося как благородный, не могло остаться незамеченным. Проходя мимо них, Адриан мучительно раздумывал, что ему делать. Поздороваться первым со смердами он не мог – это уронило бы его в их глазах. Но и терпеть их молчаливое, однако всё равно оскорбительное любопытство он тоже не мог. Теперь он понял, почему Вилма не хотела сюда идти – и почему инстинктивно не хотел того же он сам. Но ведь леди Алекзайн, должно быть, знала, что делает…

– Вилмочка! Кого вижу, с чем пожаловала? – окликнул их весёлый голос, и Адриан радостно обернулся на него. Вилма обернулась тоже, с гораздо меньшей охотой. Они уже прошли с полдюжины дворов, и дома тут были намного опрятнее, чем на окраине деревни. Дородный мужчина средних лет стоял в воротах одного из домов, уперев руки в бока, и с прищуром разглядывал Адриана.

– Вот… хозяйкиного гостя… привела, – ответила Вилма так тихо, что сам Адриан её едва расслышал. Здоровяк радостно закивал.

– Хозяйкиного гостя, вижу! Ну, хозяйкины гости – наши гости! Заходите, попотчуем чем сможем, коли не побрезгуете!

– Спасибо, дядя Урмас, некогда нам, потом как-нибудь, – протараторила Вилма прежде, чем Адриан успел раскрыть рот, и, вцепившись ему в руку, с неожиданной силой потащила за собой.

– А, ну хорошо, хорошо, – ничуть не обидевшись, крикнул здоровяк им вслед. – Ну ты, как минутка выдастся, и сама ко мне забегай, Вилмочка, милая, не забудь старика!

– Чего ты? – удивился Адриан, когда они миновали гостеприимный двор. – Он же вроде хорошо к тебе…

Она зыркнула на него так, что он едва не прикусил язык.

– Пройдём до конца деревни, – после тяжёлой тишины проговорила она. – И сразу обратно. В обход. Миледи велела тебе деревню показать, я покажу. А ты гляди и помалкивай.

Как и в большинстве подобных селений, в этой деревне была только одна улица, так что прогулка не грозила затянуться надолго. На середине её располагался деревенский трактир, в это время суток тихий и умиротворённый. Большинство сельчан были в поле, немногие ремесленники занимались своими делами, отрываясь лишь затем, чтобы бросить вслед Адриану и Вилме тяжёлый взгляд. Но что-то было не так. Адриан понял, что именно, лишь когда они прошли половину деревни и поравнялись с трактиром.

На улицах не было детей.

– Вилма! Не ждал тебя сегодня. За каким товаром? – спросил, выходя из здания, кряжистый человек, державшийся как хозяин этого заведения, а то и всей деревни. Руки у него были по локоть в лоснящемся на солнце жире, и он неторопливо отирал их краем передника.

– Да я так, – ответила Вилма, несколько уверенней, чем прежде, – похоже, от этого человека подвоха она не ждала. – Вот, лордёныш к миледи приехал, велела выгулять.

Адриан потрясённо уставился на неё, отказываясь верить, что она вправду сказала такое. И прежде чем успел понять, что делает, отвесил девчонке крепкий подзатыльник.

– За языком следи, – яростно выпалил он, пылая от злости и стыда, а потом как сквозь дымку услышал негромкий смешок трактирщика и, к своему ужасу, ещё нескольких голосов. С полдюжины крестьян собрались на улочке, наблюдая за картиной.

– И впрямь лордёныш, – беззлобно сказал трактирщик и отвесил не слишком глубокий, но вроде бы не насмешливый поклон. – Счастлив услужить вашей милости. Извольте угоститься чем богаты.

Адриан надменно кивнул и твёрдым шагом проследовал в трактир. Последует ли за ним Вилма, его интересовало мало, так же как и её реакция на затрещину. Какого беса, девчонка совсем потеряла стыд! Поразительно, как это терпит леди Алекзайн.

В маленьком трактирном зале были два общих стола и небольшой угловой столик для особо важных гостей. Там сейчас сидел какой-то господин, с виду тоже нездешний. Это отчасти объясняло не слишком большой интерес селян к Адриану – у них тут уже был свой собственный пришлый, остановившийся в трактире. Адриан посмотрел на него с интересом, но человек сидел в тени, и толком ничего нельзя было разглядеть. Занятый этим делом, Адриан даже пропустил момент, когда его усадили за общий стол, и очнулся, когда возмущаться было уже поздно.

– Чего ваша милость изволит? Вина, эля, местной самогоночки?

– На ваш выбор, если вам будет угодно, – рассеянно отозвался Адриан и снова спохватился, что говорить так пристало в гостях у равного себе по происхождению, а не в захудалой сельской забегаловке. Трактирщик, однако, довольно ухмыльнулся и с поклоном отошёл. Адриан вспомнил, что у него нет денег. Потом вспомнил о Вилме и обернулся. Она мялась возле порога. Просто поразительно, как сочетались с ней эта пугливая робость с бездумной наглостью…

Адриана осенило, что, возможно, она свои слова и поступки дерзкими вовсе не считает. Она всю жизнь тут прожила и, судя по всему, никогда не служила господам, кроме леди Алекзайн… а Адриан ничего, совсем ничего не знал о леди Алекзайн.

– Иди сюда. Сядь, – позвал он. Она смутилась, бросила настороженный взгляд на человека в углу зала, но подошла и села.

– Эль у вас хороший? – неловко спросил Адриан. – А вино? Что вообще брать?

Она пожала плечами, не слишком расположенная к болтовне. Адриан ясно видел, как ей хочется отсюда поскорее уйти. И это тоже было странно – трактирщик вёл себя с ней вполне любезно, да и тот здоровяк тоже, и вообще, не считая косых взглядов да безумных бабкиных воплей, Вилме не на что было пожаловаться…

«Только она вообще не из тех, кто жалуется», – почему-то подумал Адриан. Смотрел на неё и думал об этом.

– Не пейте здешнего эля, юноша, – раздался голос из угла комнаты, заставив Адриана подскочить на месте. – И вина тоже не пейте. Вообще ничего не пейте, если вам дорога ваша печень.

– Я… – Адриан сглотнул. Речь незнакомца сильно отличалась от выговора крестьян и вообще от любого выговора, который слышал Адриан прежде. – Я умею пить.

– Не сомневаюсь. Все умеют пить. Все от этого умирают. Просто одни раньше, другие позже. От здешнего пойла вы умрёте очень скоро, я заявляю вам это со всей ответственностью.

Он говорил насмешливо, чуть растягивая слова, как будто с ленцой. Адриану ужасно хотелось попросить его выйти на свет, но он не знал, как сделать это учтиво, а выглядеть грубияном перед этим человеком не хотелось.

– Я… – он раскрыл было рот, собираясь представиться, и тут же застыл, сообразив, что не может этого сделать. Его клан сейчас – предмет раздора между сильными мира сего, и он уже без того наделал достаточно глупостей, чтобы сейчас так неосмотрительно выдать себя. Поэтому Адриан перевёл дух и закончил со всей возможной любезностью: – Я благодарю вас за ценный совет.

– Не только ценный, юноша, не только. Он ещё и в высшей степени компетентный. Хотя, впрочем, ваша гостеприимная хозяйка едва ли с вами согласится.

– Вы знакомы с леди Алекзайн? – оживился Адриан. Человек в углу зала сделал неопределённый жест, всё так же оставаясь в глубокой тени.

– Некоторым образом.

– Тогда почему вы не… – начал Адриан, но закончить ему не дали сразу два события.

Первое за событие, впрочем, сойти могло едва ли – объявился трактирщик, неся нечто, что загадочный человек в углу зала так настойчиво отсоветовал пить. Со вторым было хуже. Второе было тем, за чем Алекзайн послала Адриана в деревню. Хотя вряд ли она знала, что посылает именно за этим.

– Мологово отродье!

Крик был бабкин, и злобное отвращение было бабкино – только кричала бабка низким и сиплым мужским голосом. Вилма испуганно вскочила, Адриан обернулся. Оба они увидели тощего, как швабра, щуплого мужика с копной волос, похожих на разорённое птичье гнездо. Разило от мужика за пять шагов, однако, несмотря на нелепый вид, рожа у него была самая свирепая. И – Адриан увидел это ясно и не на шутку удивился – Вилма его испугалась. Кажется, сильнее даже, чем того добродушного здоровяка, что звал их угоститься.

– Грязная сучка! Ты как посмела сюда зая… я-за… виться! Ты, Курт, охренел вконец, этакую шваль на порог пускать!

Адриан с надеждой посмотрел на трактирщика. Наверняка он сейчас объяснит, что всякую шваль на порог пускать и впрямь не намерен, и выставит пьяницу вон… Но хозяин лишь равнодушно пожал плечами.

– Ничего поделать не могу, Родж. Она, вишь, с лордёнышем явилась. Лордёныш к леди приехал.

– Мологово отродье! – снова взревел Родж, потрясая хилыми и длинными, как ветки, руками и выглядя при том необычайно глупо. – А ну прочь пошла! Хоть с лордёнышем, хоть без! Глянь, на общей скамье расселась, сука!

Адриан завертел головой, не понимая, что происходит. Человек в углу зала безмолвствовал, равнодушный к этой сцене. Трактирщик стоял, скрестив руки на груди и насмешливо глядя на Адриана – урезонивать пьянчужку он явно не собирался. Адриан глянул в дверной проём. Там виднелись несколько переговаривающихся и посмеивающихся мужчин – только мужчины, ни женщин, ни детей.

Женщины и дети попрятались по домам, пока мужики травят мологово отродье.

Адриан наконец понял, почему Вилма так не хотела сюда идти.

Он поднялся, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Вилма уже юркнула за скамью. Она наверняка сбежала бы, если бы пошатывающийся Родж не стоял посреди прохода, раскинув ветвистые лапищи, будто силок. Он был неимоверно жалок, но маленькой девочке, которую все ненавидели за то, что она родилась с глазами разного цвета, он должен был казаться воплощением зла и несправедливости. Они терпят её, потому что она служанка леди – и потому что пришла с гостем леди, – но что взять с пьянчуги, которому здравый смысл не указ? Поколотит девку всем на радость, с него же потом и спрос. А остальные что – ну, не спохватились вовремя, чья ж тут вина – это же не бычара какой, всего лишь разиня Родж, вечно пьяный, вечно без царя в голове. Не углядели, простите, госпожа…

– Хозяин, – сказал Адриан, и наконец Родж прекратил голосить, будто впервые заметив его. – Вы не собираетесь урезонить этого… человека?

Трактирщик сверкнул глазами, но ничего не ответил. Адриан бросил последний отчаянный взгляд в сторону незнакомца с правильной речью, но тому было вполне уютно и удобно в своём углу и своей тени. Адриан почувствовал отвращение к нему – и к ним всем: к трактирщику, к идиоту Роджу, воплощавшему волю деревни, к Вилме, которая терпела всё это… а что ещё она могла?

Адриан сжал кулак. Но прежде чем нанести удар, колебался мгновение – шутка ли, сын лорда Эвентри… нет, брат лорда Эвентри, лэрд Эвентри бьёт кулаком по лицу смерда, ещё и ради кого – ради служанки! Но не смотреть же было, как эта жердь её поколотит, а остальные будут глумиться. Анастас бы не стал спокойно смотреть. Это Адриан точно знал.