Текст книги "Тебе держать ответ"
Автор книги: Юлия Остапенко
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
Родж явно не ждал удара, и, взмахнув ручищами, нелепо повалился навзничь. Он походил на завалившегося на спину таракана, и Адриану стало ужасно смешно. «Надо же, я и не думал, что так легко быть героем», – подумал он, когда Родж неожиданно прытко вскочил на ноги и ринулся в бой. Адриан легко уклонился от его сумбурной атаки и, перехватив руку противника, вывернул кверху острый локоть. Родж взвыл и вдруг упал.
Он не должен был падать. Адриан не толкал его – пьянчуга просто потерял равновесие, но что сделано, то сделано. Он упал, а Адриан держал его руку вывернутой локтем вверх. Когда выпустил, было поздно – Родж уже орал благим матом так, что зрители со двора все сбежались в трактир и обступили его, шумно переговариваясь.
– А-а, поломал! Поломал! – вопил Родж, рыдая, как ребёнок. Адриан только теперь заметил, что он и есть почти ребёнок – лет шестнадцати, не больше. Ему едва не стало стыдно, но тут он вспомнил о Вилме – и о незнакомце, следившем за представлением с тем же безразличием, что и трактирщик. Теперь трактирщик не был безразличен, а незнакомец так и не вышел из тени. Адриан стиснул зубы.
– Вилма, – сказал он, и она немедленно вцепилась в его руку. Он сжал её горячие, дрожащие пальцы и стал решительно проталкиваться к выходу. Им никто не мешал – всеобщее внимание было приковано к вопящему Роджу.
– Ах, бедолага, погонит ведь его Пат теперь, – сказал кто-то, и это было последним, что услышал Адриан.
– Всё, – сказал он, когда они оказались снаружи. – Обзор окончен. Идём домой.
Она не ответила, только кивнула.
Дорога обратно казалась гораздо короче. Адриан уже не глазел по сторонам, только упрямо пёр по тропинке вверх. Вилма едва поспевала за ним и скоро начала задыхаться.
– Стой! – крикнула она наконец, вырывая руку. – Да стой же!
Он остановился. Смотрел, как она тяжко переводит дыхание. Потом спросил:
– Почему ты терпишь это? Как ты…
– А что, я могу выбирать? – резко ответила она. – Ты пойми, это же не я их терплю – они меня! И то лишь потому, что я ведьмова прислужница… мологово отродье и ведьмовская прислужница. Что, думаешь, это всё от почтения к твоей леди Алекзайн? Просто они боятся её. И меня бы боялись, если б не бабка. А то видят, что я бабке ничего не делаю, ну и думают, что я ни на что не способна. Другая б на моём месте её давно отравила, а я её кормлю. Вот они и думают, что я ничто, что я это сама со страху…
– А на деле как?
Она отвернулась. Потом сказала глухо:
– Мать меня в колыбели удавить хотела. Она не дала.
Повисла неуютная, нехорошая тишина. Адриан пытался представить, как эта старая карга могла оказаться единственным существом в деревне, имеющим представление о сострадании, и не мог. Потом вспомнил незнакомца из трактира, который даром что был не из деревни, а о сострадании тоже ничего не знал, и снова разозлился. На Вилму – раз больше никого не было рядом.
– Это всё глупо, – выпалил он. – И неправильно, и… просто смешно!
– Тебе, может, и смешно, – сказала Вилма и пошла вперёд. Потом остановилась и, не оглядываясь, тихо сказала: – Извини… я… не права. Я не привыкла просто… Спасибо тебе.
И пошла дальше. Адриан смотрел какое-то время на пыльный подол её платья, на чёрные волосы, разлетевшиеся по плечам. Потом зашагал следом.
Он проснулся наутро с головной болью, как будто и в самом деле пил деревенский самогон и как будто тот и впрямь оказался непомерно заборист. Было пасмурно, в окно задувал ветер. Адриан какое-то время сидел в постели, устало моргая. Он не мог понять, который час. Рано, должно быть, раз Вилма ещё не ворвалась к нему под очередным дурацким предлогом. У Адриана остался осадок после вчерашнего происшествия в деревне. В тот день он больше не видел Вилму – ни её, ни леди Алекзайн. Гильбер сказал, что миледи принимает гостя, и Адриан не стал мешаться – ушёл из дома и до вечера просидел над обрывом, позволяя ветру яростно дёргать волосы и усиленно раздумывая, что ему теперь делать. Ничего так и не придумав, он вернулся в дом, когда уже смеркалось, забрёл на кухню перекусить, а потом почти сразу заснул. Новый день не обещал хоть чем-то отличаться от предыдущего. Надо было делать что-то. Надо было уходить.
Вот только куда?
Адриан оделся и спустился вниз. Дом казался пустым. Свет внизу не горел. Адриан неуверенно направился к двери и почти сразу услышал на лестнице шаги.
Он обернулся, почти уверенный, что это миледи, и тут же застыл, узнав эту тень, этот силуэт – и голос, обратившийся к нему:
– Вы поднялись наконец, юноша? Не чаял высказать вам своё почтение. Позвольте заметить, однако, что спать до полудня в вашем возрасте чревато для здоровья самыми неприятными последствиями… лет через десять. Впрочем, вряд ли вы загадываете так далеко.
– Вы… – Адриан внезапно осознал смысл его слов и переполошился: – До полудня?! Я не знал, что уже так поздно!
– Я тоже – лёг с первыми петухами, знаете ли. Ваша хозяйка оказалась поразительно несговорчивой, и убеждать её пришлось куда как дольше, чем я рассчитывал.
Адриан почувствовал, что краснеет. Кто бы ни был этот человек и что бы ни было нужно ему от леди Алекзайн, это, бесспорно, его и её дело; Адриан не собирался в это вмешиваться, хотя чем он больше думал об этом, тем сильнее краснел. К счастью, в полумраке это вряд ли было заметно.
– Однако мне уже пора. С вашей миледи я попрощался. Вы, я так понимаю, меня проводите? – в голосе незнакомца слышалась насмешка. Адриан не ответил ему и не шевельнулся, когда он прошёл мимо и раскрыл дверь. И только когда дневной свет хлынул в коридор, Адриан наконец увидел этого человека.
Он был выше среднего роста, довольно хорош собой, хотя, пожалуй, полноват, что было несколько странно после его болтовни о здоровом образе жизни. Лицо у него оказалось гладко выбритое, с мягкими, даже вялыми чертами, и потому на нём особенно выделялись острые и живые глаза. У него был характерный нос уроженца юга, хотя выговор по-прежнему казался Адриану незнакомым. Оружия при нём Адриан не заметил.
– Почему вы вчера ничего не сделали?
– Прошу прощения?
– Вчера, – повторил Адриан, не сводя с него глаз. – В трактире. Когда местные стали цеплять… эту девушку. Вам было всё равно?
– Помилуйте, – засмеялся мужчина; улыбка открывала крепкие зубы и пускала лучики от глаз, но создавала неожиданно жёсткие складки в уголках рта. – С чего бы мне вступать на защиту служанки в кабаке? К тому же она, если не ошибаюсь, была с вами.
Адриан закусил губу, но взгляд не отвёл. Мужчина мягко улыбнулся и, подняв пухлую руку, сжал и разжал пальцы.
– Я не воин, мальчик, и не кулачный боец. Я лекарь. Мне надо беречь руки. К тому же ты прекрасно справился сам. Как рука, кстати, не болит?
Адриан машинально перевёл взгляд на свой кулак – и с изумлением увидел ссадины на костяшках пальцев. Будто не веря своим глазам, он недоуменно потёр их – и поморщился от боли.
– Промой, – посоветовал человек, назвавшийся лекарем. – И береги руки.
– Как вы бережёте? – презрительно бросил Адриан.
Улыбка мужчина стала странной.
– Не совсем так. Но все мы должны беречь то, что приносит наибольшую пользу нам и тем, кто нас окружает. У меня это руки. Промой ссадины, не шути с этим. Мне случалось видеть людей, умиравших и от меньшего.
Он нахлобучил на голову шляпу, которую до того держал в руке, и вышел за порог. Адриан, помедлив, ступил следом и смотрел, как кучер выводит для господина коня – рыжего мерина, такого же упитанного и холёного, как и его хозяин. Интересно, что могло понадобиться этому хлыщу от леди Алекзайн? Неужели… неужели она чем-то больна? От этой мысли Адриан застыл. Она была такой бледной, и эти круги под её глазами…
– Загляни к Роджу, – крикнул Адриан, когда лекарь уже повернул коня к воротам.
– Что ты говоришь, мальчик?
– К Роджу загляни. К тому человеку, который… которого я вчера… – Адриан запнулся и решительно закончил: – Которого я поколотил.
– А, – лекарь криво усмехнулся. – Как благородно с вашей стороны, мой лорд. Но в этом нет нужды. Я ещё вчера осмотрел его, когда вы ушли. Это всего лишь вывих.
– Правда?
– Да. Оклемается через неделю.
И не успел Адриан высказать свою самую горячую радость и искреннее облегчение по этому поводу, когда пространство над обрывом рассёк крик:
– Помер! Помер!
Вилма бежала вверх по склону, путаясь в юбках и спотыкаясь. Адриан подумал, до чего же это неудобно для девчонок-прислужниц – носить такие юбки. Помер. Кто помер? Кто мог помереть, если лекарь сказал, что всё будет в порядке?
Вилма оказалась перед ним и вцепилась в его предплечье обеими руками. Её разные глаза были широко распахнуты, в них был страх, отчаяние, гнев и едва сдерживаемое злобное торжество.
– К-кто? – с трудом выговорил Адриан, не пытаясь её оттолкнуть; кучер и остановившийся в воротах лекарь внимательно наблюдали за ними. – Кто помер?
– Родж, – выдохнула Вилма. – Родж помер! Скотина эта! Помер совсем…
– От чего? – довольно резко спросил лекарь, избавив Адриана от необходимости выдавливать этот вопрос из себя.
– К колодцу с ночи пошёл, сушняк его замучил или что – а всё пить меньше надо было! Да рука-то одна, другую на перевязи носил – ну, и не удержал ворот одной-то рукой. Его, видать, рукояткой по роже долбануло, вот он и кувыркнулся в колодец. А дело ночью было, никто ничего не слышал – только утром увидели, а он уже и утонул…
– Да, – покачал головой лекарь. – Потрясающее невезение. Жаль парня.
– Не жаль, – прошипела Вилма и вскинула на лекаря взгляд, который не мог выдержать ни один человек на свете. Лекарь не отличался от других и отвернулся. Нахлобучил шляпу ниже.
– Незадача, – пробормотал он и выехал со двора, не удостоив Адриана словами прощания. Но тот этого не заметил. Он даже хватку Вилмы едва замечал. Он только думал о том, что она сказала.
Утонул. В колодце утонул. Рукояткой по роже долбануло. Одной рукой не удержать. А рука-то одна.
Из-за Адриана – рука одна. А другая на перевязи. Зажила бы через неделю.
– Он… ты не жалей его, – будто издалека, услышал он голос Вилмы. – Он подонок был. Он меня, когда я меньше была… а! к Мологу его… Не жалей. Слышишь? И меня не жалей. Мне-то что – я всегда в деревне всем несчастье приношу, это давно известно.
– Не ты.
– А? – она как будто удивилась, что он заговорил.
– Не ты, – с неимоверным трудом выговорил Адриан, высвобождая свою руку. – Это не ты… в ответе. Это я.
«Я всегда в ответе. За всё».
Не видя ничего перед глазами, Адриан развернулся и побрёл обратно в дом. У него болели костяшки пальцев.
– Миледи…
Она сидела у окна, в точности как позавчера, и читала книгу – ту же самую, может статься, что ту же страницу. Тысячу лет она уже так сидела и просидит ещё тысячу лет, неизменная, вечная, невозмутимая и прекрасная, как Гилас в своём чертоге.
– Миледи, – сказал Адриан, – я убил человека.
Она подняла на него глаза, и в них мелькнуло слабое, мимолётное любопытство.
Только любопытство и ничего больше.
– В самом деле? – спросила леди Алекзайн. – Как же это произошло?
Он рассказал. Она слушала, не перебивая и не кивая, глядя на него с прежней внимательной нежностью. Так мать слушала бы бессвязный лепет ребёнка о том, как здорово он провёл это утро. Адриан сам не знал, чего ждал от неё – страха, гнева, может быть, смятения, или пощёчины, или исполненного отвращения взгляда с приказом убраться вон… или, может быть, он ждал, что она обнимет его, прижав его лоб к своим коленям, и скажет, что он не виноват. Что он не в ответе, он ни при чём. Что это просто несчастная случайность.
– Вот видишь, – сказала леди Алекзайн, когда он умолк и поднял на неё взгляд. – Я же говорила.
– Говорили что, миледи? – с трудом выговорил он.
– Что ты можешь сделать всё, что угодно. Скажи, это ведь было легко? О чём ты думал, когда бил этого человека?
– Я его не бил! Я просто… просто угомонить его хотел, а он упал неудачно и… ну я ведь уже рассказывал вам!
– О, Адриан, – вздохнула Алекзайн. – Я знаю, что ты рассказывал мне. Но ты, увы, сам не понимаешь, что в твоём рассказе правда, а что вымысел. Поначалу всегда так.
– Но я не собирался его убивать!
– Конечно. Конечно, милый. Ты и не убил его. Что ты так смотришь? Разве ты воткнул этому человеку нож под ребро, или отравил его, или сломал ему шею?
Она действительно ждала ответа.
– Н-нет, – неуверенно проговорил Адриан, по непостижимой причине чувствуя себя загнанной в угол дичью. – Я только…
Он смолк, когда она встала и подошла к нему. И снова почувствовал, как впадает в оцепенение, стоит ей оказаться от него на расстоянии вытянутой руки – будто от неё веяло сковывающим холодом, но на самом деле это было так тепло.
– Ты обладаешь огромной силой. Тебе вовсе не обязательно убивать человека, чтобы убить его, Адриан. Довольно одной лишь несмертельной раны. И даже меньшего.
Внезапно он наконец понял, что ошарашило его в ней. Она говорила так спокойно, так деловито и уверенно, будто они были на уроке естествознания, и она лишь водила прутикам по внутренностям заживо вспоротого лягушачьего брюха. От этой мысли Адриана затошнило, и он сделал то, о чём ещё утром и помыслить не мог бы – он отступил от леди Алекзайн на шаг.
Кем всё-таки был этот человек, которого она приняла прошлой ночью?
– Но я же не хотел этого! – закричал Адриан. – Я не хотел его убивать! Я никого не хочу убивать! Всё равно как!
– Во-первых, вовсе не всё равно, – сурово сказала Алекзайн. – А во-вторых, это первое и главное, чему тебе придётся научиться в самом скором времени. Иначе ты не сможешь выполнить клятву, которую дал мне.
Упоминание о его обещании будто обухом огрело Адриана. Он не помнил уже, что и когда ей обещал, знал только, что это не те клятвы, которые можно нарушить. И он понял – только начинал понимать, – что, кажется, попал в беду.
– Чему мне придётся научиться? – хрипло спросил он.
Прикосновение её пальцев к его щеке было едва ощутимым, будто прикосновение паутины, слегка задевшей лицо.
– Хотеть, – мягко сказала Алекзайн.
И его так тянуло поверить ей. Сделать всё, как она просит, как она приказывает, сделать и… насладиться этим.
Захотеть насладиться этим.
Но она ведь даже не спросила имени человека, который этой ночью умер по его вине.
И когда он думал об этом, в его затуманенном сознании всплывало что-то ещё, что-то важное, такое важное, о чём он то и дело забывал…
Её глаза расширились за миг до того, как он вздрогнул. Адриан не заметил этого, а если бы и заметил, не сумел бы правильно истолковать. Он только непроизвольно сжал кулаки так, что ободранные костяшки заныли сильнее, и выпалил:
– Прежде всего прочего, миледи, я должен разыскать своего брата. Он старший теперь… а я второй по старшинству. Я должен узнать, что с моей семьёй и с моим…
– С чего ты взял, что твой брат ещё жив? – перебила его Алекзайн, и её голос прозвучал так равнодушно, что на долю мгновения Адриан словно очнулся и увидел её как в первый раз, не такой, совсем не такой, какой она была в закатных лучах, когда ветер шевелил пряди её волос, смешивая чёрное с рыжим, и страницы шелестели под её белыми пальцами…
Он сглотнул и ответил:
– Я… у меня есть его письмо. Написанное совсем недавно. Я знаю, что он жив и ему нужна помощь.
– Письмо? Какое письмо? Ты не говорил мне ни о каком письме. Покажи мне.
Она говорила отрывисто и недовольно, и Адриан едва не впал в отчаяние, поняв, что впервые опасно приблизился к её немилости. Странно – известие о забытом письме рассердило её много больше, чем то, что он убил человека. Однако у Адриана не было времени раздумывать над этим: он быстро поднялся в свою комнату и вернулся обратно, неся свиток, перевязанный лентами цветов клана Эвентри.
Он протянул свиток Алекзайн, и та взяла его, но не стала читать.
Вместо этого она быстро и решительно порвала свиток в клочки.
– Что вы делаете?! – воскликнул Адриан, бросаясь на пол и беспомощно сгребая обрывки. Они всё сыпались; один клочок застрял в его волосах. Алекзайн наклонилась и лёгким движением вытащила его. Адриан чувствовал её дыхание кожей лба, когда она тихо сказала:
– Забудь. Забудь свою семью. Свой клан. Забудь самого себя. У тебя есть более важная миссия, которой ты дал обет. И лишь это имеет значение. Это и то, как ты это сделаешь.
– Но как… как же я это сделаю?!
– Ты поедешь к конунгу. Ты найдёшь способ собрать войско и повести его за восточные моря. Ты сделаешь это, Адриан, и туда ты должен смотреть. В сторону Сотелсхейма, а оттуда за море. И не гляди больше на запад. Это твоя судьба, а не выбор, и не тебе решать.
Адриан вздохнул, растерянно, но уже едва ли осознанно продолжая сгребать обрывки письма. Голова у него шла кругом. Всё, что она говорит, да и само это место, этот воздух, даже он сам – всё казалось сном, и он никак не мог решить, хочет ли проснуться. Алекзайн порвала письмо Анастаса, Алекзайн была равнодушна к чужой смерти, Алекзайн говорила, что он должен спасти мир для неё, и пальцы Алекзайн были в его волосах, и её тёплое дыхание согревало его кожу…
И лишь одно мешало ему окончательно сдаться её воле и на её милость.
– Том… рассказывал мне… он говорил, что это не так просто, миледи. Он говорил… я плохо помню, но… что-то вроде того, что всё зависит от моего выбора и решать именно мне…
Её ладони схватили его лицо. Может быть, страстно, а может, жёстко и грубо – Адриан не мог понять, потому что в этот же миг её губы оказались возле его губ, так близко, что он мог коснуться их своими, если бы она не держала его голову так крепко.
– Забудь о Томе, Адриан. Слышишь? Забудь всё, что он говорил тебе. Он не тот, кто может давать советы в этом деле, поверь мне. Забудь о нём. И никогда не вспоминай. – Она разжала руки, и её пальцы пробежали по его лицу – по вискам, щекам, губам, словно она была слепой и хотела узнать его черты. – Ты совсем не такой, как он, – прошептала Алекзайн и поцеловала Адриана в лоб.
Она говорила что-то ещё, но это было излишне – он не слышал, не хотел слышать, ему было всё равно.
Он любил её больше, чем кого-либо когда-либо на этом свете.
3
На второй неделе пути ему наконец-то повезло. Он смотрел вокруг чуть расширенными глазами, чувствуя смесь удивления с недоверием. Человек, более двенадцати лет называвший себя просто Томом, был далёк от веры в собственную проницательность, поэтому недоумевал, как то, что было очевидно для него, оставалось незамечено другими. А именно – солдатами лорда Индабирана.
Лакмор был скорее большой деревней, чем маленьким городком, даром что в центре его высилось строение, гордо именовавшееся Лакморским замком. Строение это обладало одной башней, включавшей в себя все жилые помещения, и было обнесено стеной, через которую при некоторой сноровке перелез бы и ребёнок. Тем не менее эрл Лакмора, числившийся септой клана Эвентри, был очень горд своими владениями – именно по его приказу Лакмор именовался городом, а не деревней, чем, в сущности, и был. В гарнизоне городка состояли две дюжины грязных, немытых и вечно пьяных вояк, часть из которых праздно шаталась по улицам, почёсывая пузо и лениво озираясь в поисках правонарушителя, которого можно оштрафовать на кружку пива. Горожане правила игры давно приняли и опасались доблестных защитников города куда меньше, чем жители настоящих городов. Эрл Лакмора был человеком хотя и тщеславным, но благоразумным, и его амбиции ограничивались такими ни к чему не обязывающими мелочами, как количество трактиров, суровый контроль за тем, какие цвета носят простолюдины и наличием в городе собственной муниципальной бани. Остальное его заботило мало, и ничто не мешало людям работать и, при должном прилежании, процветать.
По крайней мере, так было, когда Том проезжал через Лакмор в последний раз – около двух месяцев назад, направляясь в замок Эвентри. До того, как замок Эвентри стал замком Индабиранов.
Тихий, сонливый и приветливый Лакмор ныне был как-то особенно тих, сонлив и приветлив. Узнав в Томе пришлого, от него прежде отводили взгляд – а теперь лучисто улыбались и кланялись в пояс, хотя он был далёк от мысли, будто выглядит знатным господином. Впрочем, для этого путешествия ему пришлось отказаться от ставшего привычным за последние годы образа нищего оборванца, приодеться и прицепить к бедру старый отцовский меч – всё, что осталось когда-то от прежней жизни. И это действовало – в Лакморе особенно. Дорогу указывали подробно и верно; уличные торговцы не прилипали так назойливо, как обычно, детвора не швырялась камнями, даже собаки стали облаивать реже. Патрульных на улицах прибавилось, и хотя ни один из них не попытался остановить Тома, все они провожали его цепкими, пристальными взглядами. Если в чём подозревали – запросто могли скрутить и бросить в каталажку, а там душевно беседовать до зари, но почему-то этого не делали.
Лишь через несколько часов пребывания в Лакморе Том понял, что они боялись.
И этот страх, вместе с нарочитой любезностью и в то же время настороженной отстранённостью, выдавал их с потрохами. Том поскрипывал зубами, не зная, смеяться или злиться. Они так боялись быть раскрытыми, что самим страхом привлекали к себе внимание. И эти хлипкие стеночки вместе с нелепым замком-башней стояли всё ещё лишь потому, что солдаты Индабирана не удосужились до них добраться. Иначе они тоже поняли бы всё.
Или они просто глупцы.
«Здесь, – подумал Том, окидывая взглядом извилистую улицу, гордо именуемую Главной и ведущую к высившемуся впереди замку. – О Гилас, наконец-то!» Люд копошился у неказистых деревянных домиков, занимался своими делами и старательно не глядел Тому вслед. Город казался погружённым в глубокую и неизлечимую паранойю. Похоже, каждой семье было что скрывать – или, более вероятно, было кого укрывать. Если Индабиран пронюхает об этом, все эти люди будут мертвы. Интересно, подумал Том, понимают ли они это.
Он попросил указать ему самый приличный трактир, рассчитывая, что в таких обстоятельствах с пришлого, вполне могущего оказаться шпиком, не потребуют большой платы. Так и произошло – ему удалось получить отдельную комнату со столом и видом на Лакморский замок за сущие гроши. Хозяин кланялся до земли и бормотал, как счастлив приютить путника в такую погоду, хотя слабо моросящий с утра дождичек трудно было назвать суровым ненастьем.
«Где же он может быть?» – глядя из окна на башню, размышлял Том. В замке? Очевидно, а потому – маловероятно. Это первое место, куда Индабираны кинуться его искать, если пройдёт слух, что недобитки Эвентри прячутся в Лакморе. Их так и называли – «недобитками Эвентри». Том сам не раз слышал это за те две недели, что шёл по землям некогда славного клана, останавливаясь в каждой деревне и всюду задавая один и тот же вопрос – вернее, делая один и тот же намёк. Безрезультатно. Впрочем, здесь даже вопросы были излишни – всё ясно и так.
Том тяжело вздохнул и спустился вниз. Обеденный зал был пуст, только служанка протирала столы. При звуке шагов Тома она испуганно вскинулась и застыла, глядя на него распахнутыми от ужаса глазами. Э-э, милая, да у твоего батюшки в погребе, почитай, целая дюжина недобитков Эвентри прячется, так ли, нет?
Такие верные, думал Том с жалостью, и такие глупые. Неудивительно, что по всём фьеве об Эвентри говорят как о прошлом деле – с такими-то союзниками врагов не надо.
Том уселся за стол и равнодушным голосом потребовал пива. Служанка охотно умчалась, обрадовавшись, что нет нужды больше выдерживать его взгляд. Том воспользовался минутным одиночеством и украдкой пересчитал оставшиеся деньги. Проклятье, мало, совсем мало. И хорошо бы Анастасу Эвентри действительно оказаться здесь, потому что дольше Том уже не мог его искать.
Рядом кто-то заворочался, и Том обернулся, удивившись, чего это девка подкрадывается к нему сбоку. Обернулся – да так и застыл, очутившись лицом к лицу с приплюснутой рожицей синюшного цвета, уставившейся на него маленькими круглыми глазами.
– Ты, – не совладав с собой, потрясённо выдохнул Том.
Деревенский дурачок Эвентри – как же там его?.. Олберт? Уилберт? – склонил голову набок и задумчиво уронил с оттопыренной губы вязкую нитку слюны. Маленькие глазки глядели рассеянно и отрешённо, будто их обладатель пытался вспомнить давно забытую мелодию.
Том осторожно потянулся к нему и коснулся его плеча.
– Я ищу Адриана, – тихо сказал он. – Ты помнишь? Помнишь Адриана?
– А-адриана… – протянул дурак и, часто заморгав, отшатнулся. Том поспешно убрал руку с его плеча. Дурачок отвернулся и часто засеменил к стойке, переваливаясь на ходу. Том смотрел ему вслед.
«Здесь. Всё-таки здесь», – со смесью торжества и тревоги подумал он. Казалось почти невероятным, что лорд Эвентри, подаваясь в бега, прихватил с собой деревенского дурака, но кто его знает, этого нового лорда? Он лишился всех своих близких, родителей, сестёр и братьев – в порыве сентиментальности и не такое может в голову взбрести. Совсем другой вопрос, что уродец делает в таверне. Вряд ли за лошадьми смотрит, хотя на что ещё он годен?
– Простите, милостивый сударь, заставили вас дожидаться…
Пива ему принесла не служанка, а трактирщик – судя по внешнему сходству, он приходился ей отцом. Видать, и впрямь струхнула девка, раз он её к гостю не пустил. «А и то верно, – подумал Том, – как я со стороны-то смотрюсь? Хожу тут, рассматриваю всё, выспрашиваю… В другое время точно бы шею свернули. А так – боятся. Боятся, что завтра на смену мне явится войско Индабирана и потребует ответить за гибель своего человека».
И это, если задуматься, было очень удобно.
– Слушай, хозяин, – сказал Том, жестом предлагая трактирщику присесть рядом. – Что-то городок ваш приуныл, я прямо не признаю его. Прошлой весной тут повеселился всласть, а сейчас, гляжу, все будто на поминках… Случилось чего?
– Так уж на поминках? – хмыкнул трактирщик, изо всех сил стараясь казаться беспечным. – А что взгрустнулось – это да, верно милостивым сударем подмечено. Совсем в этом году налогами удушили, всё из-за войны.
– Да? – удивился Том. – А кто же налог-то собирает, если вашего лорда больше нет?
– Как нет? – испугался трактирщик. – Есть он, как же, никуда не девался дорогой наш эрл, как и завсегда…
– Я не об эрле. Я о вашем лорде Эвентри. Как мог он поднять налоги, если помер?
Трактирщик насупился, заёрзал. Буркнул:
– Того не знаю. А что велит господин наш эрл Лакмор, то платим честно. Да ещё и храмовую десятину сверх того.
Он явно не отличался разговорчивостью большинства своих собратьев по ремеслу. И, Том был вынужден это признать, с этой стороны к нему не подкопаться. У каждого горожанина, буде его начнут расспрашивать о причине всеобщего уныния, наверняка найдётся столь же убедительное объяснение – что война измотала, мужиков в солдаты забрили, урожай толком не убран, а впереди зима… У кого праздный интерес – тот не будет дальше допытываться, а если будет – значит, шпик.
Том про себя восхитился простоте и действенности такой тактики. Но тот, кто придумал её, не учёл одного: война, налоги и неурожай тревожили теперь каждого в бывших владениях клана Эвентри. Однако только в Лакморе все эти невзгоды вынуждали людей к повышенной обходительности и страху обидеть случайного путника.
Прикинув всё это, Том решил действовать. Тем более что после столкновения с дурачком Уилбертом – или как там его? – сомнений у него почти не осталось, а на расшаркивания не было времени.
– Я слыхал, недобитков Эвентри всё ещё ищут, – спокойно сказал он уже поднявшемуся было трактирщику. Тот изменился в лице и ухватился за край стола, но обратно не сел. Голос его звучал равнодушно, идя вразрез с выражением лица:
– Да вроде того.
– Двоих ведь так и не нашли? Второго сына и, кажется, третьего? Ну, насчёт третьего-то то я уверен, а про второго слыхал только.
Он внимательно смотрел трактирщику в лицо. Ход был грубый, и, если уж начистоту, неоправданно опасный. Но у Тома не было выхода – приходилось рисковать. Хотя уж теперь-то он играл почти наверняка.
Трактирщик, впрочем, оказался то ли туповат, то ли слишком осторожен. Он наконец отцепился от стола и проворчал:
– Не слыхал, не ведаю. Сплетни всякие ходят, вам лучше вечерком порасспрашивать, когда люд соберётся.
Том беззвучно вздохнул и пошёл напролом.
– Мне указали твою гостиницу как лучшую в Лакморе.
– Так и есть, – со сдержанным достоинством, более свойственном замковому мажордому, кивнул трактирщик.
– Держатель лучшей гостиницы всегда в курсе всех слухов, что ходят по городу. Также он обычно принимает у себя самых дорогих и важных гостей либо знает, кто оказал им приют. И хозяин лучшей гостиницы никогда не позволит слюнявым дурачкам валандаться по обеденной зале, когда в ней есть гость.
Тут уж трактирщика проняло. Он выпрямился, с шумом втянул воздух. Его глаза забегали; Том понял, что дурачок оказался в зале случайно – может быть, удрал из-под замка. А ещё он понял, что трактирщик знал об их встрече. И, может быть, дурачок успел сказать ему пару-тройку более связных слов, чем вытянул из него Том.
Должен же быть от него какой-то толк, раз он здесь.
– Передай тому, кто может быть в этом заинтересован, что у меня есть сведения о третьем сыне лорда Ричарда Эвентри. И что я буду в городе до завтрашнего утра, а после уйду. Теперь налей мне ещё пива, и рачков варёных к нему не помешало бы. Думаю, что за твой счёт.
Вот так. Теперь можно было есть, пить – не напиваясь по возможности, как бы ни хотелось – и ждать, чем всё это кончится. А кончиться могло очень по-разному. При самом лучшем раскладе вскоре Том встретится с Анастасом Эвентри – и, может быть, с Адрианом. С Анастасом – в любом случае, вне зависимости от того, с ним ли Адриан, как надеялся Том, или нет. Если с ним – они захотят увидеть его, чтобы удостовериться, что он не продаст их Индабиранам. Если нет… что ж, он увидит Анастаса, этого пока довольно. Том просто не знал, куда Адриан мог ещё пойти. По крайней мере, искать его вдовом должно быть немного полегче. Сам он уже взвыть был готов, несмотря на то, что последние две недели боги были к нему более чем милостивы…
Потому что при не столь удачном раскладе заинтересованным лицом может оказаться не Анастас Эвентри, а Топпер Индабиран – и те, кто служат ему. Всякий раз, заводя этот разговор в очередной деревне или городке, Том рисковал нарваться на его шпиков. Но не нарвался ни разу – и потому был склонен считать, что дело больше чем в простом везении. Скорее, Адриан Эвентри уже не интересовал Индабиранов так, как раньше. Вероятно, они полагали его мёртвым – а может, полностью сосредоточились на грядущей войне Одвеллов с Фосиганами, посчитав Эвентри окончательно убранными с доски. И в самом деле – прошло уже несколько недель с той вероломной во всех отношениях ночи, когда Том увёз Адриана из его родового замка. Если Эвентри собирались возродиться и отстоять своё имя и свои права, то им следовало уже давно это сделать. Но, судя по всему, они не могли – им не хватало людей, а вернее – предводителя, за которым эти люди бы пошли. У Эвентри и их септ в общей сложности было несколько сотен воинов – но, чтобы выступить слаженно, они должны были услышать зов, на который им полагалось откликнуться. Зов не прозвучал – и Индабираны практически беспрепятственно, если не считать крестьянских волнений на западе, ввели свои войска в большинство значимых городов и форпостов провинции. Сейчас, по слухам, они ждали ещё подкрепления, чтобы оккупировать оставшиеся места – вроде города-деревни Лакмора. А с севера тем временем стягивались войска кланов, принявших сторону Одвелла – и полным молчанием отвечал на это Сотелсхейм, будто не замечая, что земли Эвентри превратились в беспокойное пограничье между смутьянами и землями конунга…