Текст книги "Тебе держать ответ"
Автор книги: Юлия Остапенко
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
3
У неё было лицо Камиллы. Кожа Камиллы, её волосы, её руки, даже одежда цветов её клана. Только глаза выдавали, кто она на самом деле, но он не смотрел ей в глаза.
– Что ты делаешь? – спросила она. – Что ты делаешь, Том?
Конечно, она не была Камиллой, даже тенью или духом Камиллы. Камилла умерла намного раньше, чем он стал зваться Томом. А она называла его этим именем, потому что знала, что именно так он в мыслях называет сам себя. Это действовало.
– Я знаю, что я делаю, – как всегда спокойно ответил он.
– Неужели? Прежде ты не мог похвалиться этим.
– Оставь меня в покое, – устало попросил Том, хотя и знал, что она не уйдёт.
Лже-Камилла наклонила голову, качнув вплетённым в волосы жёлтым цветком. Наверное, Том должен был помнить, как сам срывал и вплетал его, и оттого расчувствоваться, но он ничего не помнил. Всё это было так давно.
– Меня волнуешь не ты, Том…
– Я знаю.
– …меня волнует мальчик.
– Я знаю.
– Ты сказал ему?
– Нет.
– Почему? Почему нет? Чего ты ждёшь?
– Ещё рано.
Она тяжело вздохнула. Её всегда раздражало его упрямство.
– Пойми, ты не можешь просто держать его здесь силой.
– Почему не могу? Вполне могу.
– Ты погубишь его. Так же, как себя, и как…
– Может, ты права, – сказал он задумчиво. – Может, так было бы лучше. Если бы он умер. Я подумаю над этим.
Она тихонько рассмеялась смехом Камиллы… должно быть, её смехом – Том плохо его помнил, а может, не помнил вовсе и ему только казалось, что и смех у неё должен быть, как у Камиллы, раз уж она украла всё остальное.
– Ты не станешь думать об этом, Том. Ты давно решил и теперь делаешь.
– Спасибо. Польщён твоей верой в мою целеустремлённость.
– Я не говорила, что это хорошо.
– Ну тогда не взыщи.
Она протянула руку и провела ладонью по его щеке. Том почувствовал это прикосновение, будто оно случилось наяву.
– Ты так зарос, – сказала она со смесью ласки и неодобрения. – И загорел. И отощал. Я тебя помнила совсем другим. Что ты сделал с собой?
– Ничего такого, о чём стоило бы жалеть, – ответил он и убрал её руку от своего лица. Она не стала смеяться, но улыбнулась улыбкой Камиллы.
– Адриан не позволит тебе, – сказала она, и это звучало как обещание. – Он не захочет стоять в стороне. Он не такой, как ты.
– Дай-то бог, чтоб не такой, – сказал Том и проснулся.
Он сел в постели и с остервенением потёр лицо ладонями, хотя в этом и не было нужды. Ему казалось, что он не спал вовсе, и почти наверняка так оно и было: только что состоявшийся разговор не был сном, хотя и явью тоже не был. Выбросив его из головы, Том откинул волчью шкуру, служившую ему одеялом в становившиеся прохладными ночи, и встал. Сквозь дверные щели слабо пробивалось утреннее солнце.
Том сделал шаг и легонько пнул босой ногой Адриана, свернувшегося калачиком на полу.
– Просыпайся, парень. День на дворе.
Адриан заныл сквозь сон и скрутился улиткой, натягивая шкуру на голову. Он никак не мог привыкнуть вставать так рано, хотя прошёл уже почти месяц, и каждый день его приходилось поднимать пинками. Том традиционно дал ему несколько минут, как раз успев сходить во двор, справить с ночи нужду и умыться, а потом вернулся и сорвал с Адриана одеяло.
– Подъём, солдат! – заорал он, и начался обычный сельский день, ничем не отличавшийся от предыдущих.
Они пришли сюда три недели назад, аккурат перед летним праздником Эоху. На сам праздник, правда, не попали – после того, что случилось в деревне Эвентри, Том всячески ограждал Адриана от встреч с людьми. Тот, конечно, думал, что дело в обычных предосторожностях, которые предпринимает разбойник, чтоб утаить украденное; Том его не разуверял. Они успели проскочить на земли Сафларе прежде, чем Индабиран добрался до границы; дальше пошли землями Флейнов, клана, по счастью, также остававшегося нейтральным в сваре между главенствующими родами Бертана. Том продал лошадь в Дубовой Роще человеку, стремившемуся как можно скорее убраться оттуда, и таким образом выручил гораздо больше денег, чем мог рассчитывать – почти втрое больше, чем он отдал за кобылу и телегу несколькими днями ранее, когда затеял вылазку в замок Эвентри. Тогда на это ушли все его деньги; теперь он почти роскошествовал и мог не бояться случайных застав и сборщиков податей. Земли Флейнов они прошли без происшествий – Адриан даже не пытался бежать, несколько удивив Тома и немало его обнадёжив. В тот момент ему даже показалось, что изначально он недооценил мальчика, заранее приписав ему глупость, самоуверенность и задиристость всех мальчишек этого возраста, а в особенности – если им повезло родиться в семье главы клана. Но стоило им покинуть Флейнов и ступить на земли Гвэнтли, где Том собирался осесть, начались проблемы.
Мальчишке, видите ли, взбрело в голову, что он должен вернуться и отыскать брата, в счастливое спасение которого он твёрдо верил. Ни как, ни зачем это нужно делать – он, разумеется, не думал и думать не собирался. Ему не было дела, что Анастас Эвентри, если даже его не схватили вычёсывающие местность ищейки Индабиранов, наверняка удрал к лояльным соседям на западе или на юго-востоке, ну а дальше – либо подастся с жалобой к конунгу, либо, что более вероятно, безропотно вольётся в его войско. Ведь пока лорд Ричард Эвентри жив, Анастас остаётся всего только лэрдом – первым наследником главы клана, и не более того. Формально у мальчишки нет никаких прав, в том числе и на требование заступничества. И Адриану, и его брату можно было надеяться лишь на то, что другие кланы, лояльные Фосигану, в достаточной степени возмутятся этим дерзким нападением и, объединив усилия, всё-таки надавят на конунга. Но такие дела не делаются скоро, и в ближайшее время Адриану некуда бежать, потому что не к кому возвращаться.
Всего этого четырнадцатилетний парнишка без малейшего знания жизни, но с ветром в голове, конечно, понять не мог, поэтому Том даже не пытался объяснить. В Гвэнтли он старался не отпускать Адриана далеко от себя и не сводил с него глаз. Ему в этом даже помогали. Байка про непокорного щенка, противящегося посвящению Гвидре, оказалась очень удачной, и на каждом постоялом дворе или хуторе, где они останавливались, хозяева следили за мальчишкой чуть ли не зорче, чем сам Том. Адриан тоже заметил это и попытался сбежать всего один раз, в результате чего едва не был затравлен собаками, которых спустил не в меру ретивый хуторянин прежде, чем Том успел его остановить. К счастью, мальчишка отделался подранными штанами. Том заставил его заштопать их, причём не пускал спать, пока работа не была окончена, потом дал профилактический подзатыльник и простил. Это приключение произвело на Адриана впечатление, и потом он вёл себя тихо до самого Уивиелла.
Они шли в горы, хотя Адриан почти до самого конца об этом не знал. В горах Уивиелл у Тома была хижина с клочком плодородной земли, обустроенной под незамысловатый огород. Он купил её десять лет назад на деньги, оставшиеся у него от продажи всего, что на нём было – благо в те времена он, безмозглый щенок вроде Адриана Эвентри, щеголял в тряпье, стоившем целое состояние. Деревья здесь не росли, скотины он не держал – вернее, держал раньше, но, собираясь в дорогу, всю распродал: ему нужны были деньги, к тому же за животными всё равно некому было смотреть во время его отсутствия. Хижина находилась высоко, и, что важнее, была надёжно спрятана от людских глаз. К ней почти невозможно было пройти, не зная дороги наверняка; сам Том, когда она досталась ему, целую неделю ходил вверх-вниз ущельями и едва заметными тропками, разматывая за собой красную шерстяную нить, чтобы выучить дорогу. Юго-западный склон Уивиелла, отделявший Гвэнтли от северо-восточных равнин, был неприступен, пустынен и безразличен для людей из долины. Даже сами Гвэнтли мало интересовались горным участком своих владений – с тех пор, как сто лет назад в Уивиелле окончательно иссякло золото. Именно тогда здесь стали появляться странные люди, бродившие по ущельям с куда меньшим азартом, чем положено припозднившимся золотоискателям, но упрямо и воровато. Некоторые из них были беглыми каторжниками – даром что прииск иссяк, Уивиеллская каторга осталась и процветала, ибо не было в Бертане лучшего способа неторопливо, но надёжно угробить преступника. Однако другие путники – и их было большинство – про каторгу знали только из обвинительных приговоров, которые выкрикивали глашатаи на городских площадях. И таких людей Том остерегался больше, чем беглых разбойников. Впрочем, ни те ни другие увидеть его не могли – они шлялись внизу, а дом Тома стоял намного выше по склону.
Разумеется, богатый знатный мальчик Адриан пришёл от этого места в ужас. В других обстоятельствах мальчишка вроде него был бы в восторге от перспективы целыми днями скакать по горам, будто не в меру энергичный горный козлик. Однако ввиду сложившейся ситуации пещеры и перевалы Адриана не заинтересовали, тем более что Том не собирался его к ним подпускать. Когда после трёх часов утомительного подъёма он остановился перед покосившейся за зиму, неухоженной избой, воткнул посох в грунт и сообщил: «Жить будем здесь», Адриан вытаращился на него и, забыв обо всех предосторожностях, заявил: «Да я сегодня же отсюда сбегу!» Том ответил: «Не сбежишь», – и он знал, что говорит. Отсюда было невозможно сбежать – запутанные и опасные, местами почти непроходимые горные тропы держали надёжнее замков и решёток. Адриан тоже понял это, хотя и не сразу.
Тогда-то драка у них началась всерьёз.
Том с самого начала отдавал себе отчет, что мальчишка не сразу ему подчинится, и заранее пообещал себе ничего ему не спускать. Он вдоволь насмотрелся на избалованных сынков знати и понимал, как опасно хоть раз показать перед ними слабину. Разумеется, Адриан прошёл с ним весь этот путь только потому, что был растерян и напуган – он впервые в жизни оказался один против всего мира и не знал, что делать дальше. Это дало Тому нешуточную фору, и, стремясь продлить её, он старался быть с Адрианом не очень грубым. Теперь они были на месте, и необходимость в нежничанье отпала.
Утро начиналось с суровой побудки, почти неизменно сопровождавшейся тумаками. Том гнал Адриана во двор, где заставлял раздеться донага и несколько раз облиться ледяной водой. Мальчишка был слишком малого роста для своих лет, и хотя Том не назвал бы его тщедушным, очевидно, что его физическим воспитанием до сих пор никто толком не занимался. Вообще сложно понять, что с ним собирались делать дальше: ему не светил хоть сколько-нибудь жирный кусок от наследства, на воина его тоже не тренировали, но и в учёбу не закапывали, явно не рассчитывая посвятить мальчика богам. Получалось, что он рос как бы сам по себе, будто сорняк, который лень выпалывать, но и растить его тоже ни к чему. Это было не просто грустно – с учётом обстоятельств, о которых Адриан пока не знал, это было очень опасно. Поэтому Тому пришлось, помимо своей собственной работы, делать ещё и ту, которую перекинули на него безответственные родичи Адриана Эвентри.
После ледяного душа мальчишке полагалось бежать за водой. К горной речушке вела отчётливая дорожка между камней, идти было недалеко, а заблудиться – невозможно. Натаскав полную бадью воды, на что требовалось не менее трёх ходок, Адриан зарабатывал право на завтрак, состоявший из пшеничной каши, которую Том варил из старых запасов, и репы, выкопанной на заросшем за год огороде. Репа была прошлогодняя и разрослась огромными клубнями, твёрдыми и почти безвкусными, но есть её было можно. Понимая, что подрастающий организм на таком не поднимешь, Том принялся заново осваивать огород. Вернее, осваивать его пришлось Адриану под бдительным руководством Тома, не позволявшего ни халтурить, ни делать передышки слишком часто. За неделю огород был перекопан и засажен, и каждое утро после завтрака юный Эвентри утыкался носом в землю, чтобы до самого полудня очищать её от сорняка. Он, как и положено лордёнышу, ничего не смыслил в огородах, потому не мог знать, что работает почти впустую – урожая в этом году им всё равно не снять. Но ничего – весной они засеют землю заново. У них было много времени.
Вторую половину дня Том занимал Адриана мелкими хозяйственными делами – то дров наколоть, то полы выдраить, то крышу подлатать. А если дел не находилось, давал ему в руки палку и заставлял отрабатывать навыки фехтования до тех пор, пока мальчишка не валился с ног, а с самого Тома не начинал катиться пот. Последнее, впрочем, он делал больше для самого себя. Драка на палках с глупым ершистым мальчишкой – это единственная битва, которую Том мог теперь себе позволить.
На закате Адриан получал вторую, и последнюю за день, миску каши и пинками отправлялся спать. Том быстро обнаружил, что режим дня у мальчишки ни к бесу не годится: он привык поздно ложиться и поздно вставать, и с этим тоже надо было что-то делать. Впрочем, тут Том действовал не без корысти: вымотанный за день Адриан вырубался, едва улёгшись на дощатый пол (в хижине была только одна лежанка, и Том на правах старшего занял её, выделив своему невольному воспитаннику две медвежьи шкуры и клочок пола), так что Том мог спокойно посидеть на крыльце, разглядывая ночное небо и вдыхая резкий воздух гор. В такие минуты ему очень хотелось затянуться трубкой, но, как выяснилось, все запасы табака он выкурил ещё в прошлом году. В конце концов именно это сподвигло Тома спуститься в долину; впрочем, он и так собирался сделать это – рацион из пшена и репы понемногу вгонял Адриана в чёрную депрессию, а в планы Тома не входило лишать мальчика разума. Совсем наоборот: он хотел, чтобы парень набрался ума, только и всего. Это было трудно, адски трудно. Но также и адски важно, и он знал заранее, на что шёл.
Разумеется, Адриан его ненавидел. Так, как, должно быть, не ненавидел никого и никогда в своей недолгой пока ещё, глупой жизни – даже Индабирана, захватившего его семью, потому что Индабиран был далеко и мучил кого-то другого, а Том был рядом и мучил самого Адриана. Несмотря на обещание Тома, что у них будет время всё обсудить, разговаривали они мало. Том приказывал, Адриан огрызался, получал затрещину и на время затихал, но позже всё повторялось снова. За прошедшие недели поговорить толком им пришлось всего один раз, и то – при не самых заурядных обстоятельствах.
Это случилось в один из первых дней, когда Адриан ещё не до конца оправился от шока, вызванного новым распорядком дня. Тяжелей всего он переносил ранний подъём и больше всего из-за этого возмущался, причём словечки подбирал ядрёные – парень явно слишком много времени проводил с отцовскими солдатами, которые учили его не мечу, а площадной брани. Однажды, нахамив Тому особенно дерзко, он получил в награду звонкую пощёчину, взъярился и, выкрикнув очередное бессмысленное оскорбление, сорвался с места и удрал. Том не кинулся в погоню – мальчишке надо было попытаться сбежать хотя бы раз, чтобы убедиться в бессмысленности этой затеи. Он прождал до полудня и только тогда отправился на поиски. Какой-то частью разума он понимал, до чего рискованно такое равнодушие – за эти пять часов Адриан мог сотню раз сорваться с неверной тропки и полететь в обрыв, мог и просто забрести в расщелину, о существовании которой не знает сам Молог, или провалиться в старую штольню и навсегда остаться там, лишь через много дней приняв мучительную смерть от голода и жажды. И где-то ещё глубже, ещё смутнее Том сознавал, что некая часть его хотела этого, потому что, возможно, так было бы лучше для всех – как было бы лучше, если бы этот мальчик не родился вовсе. Но не родился бы он – родился бы кто-то другой. И остальное естество Тома решительно гнало эти мысли, когда он спускался по горной тропе, осыпавшейся гравием у него из-под ног.
Адриана он нашёл уже под вечер, когда почти стемнело. Как и следовало ожидать, мальчишка пошёл тем путём, что казался самым широким и лёгким, и вскоре упёрся в тупик, из которого был только один лаз – в запутанную систему ущелий и скальных лабиринтов. То, что Том всё-таки нашёл его там, было сродни чуду – а может быть, и знаку богов. Том думал об этом, пока нёс наверх бесчувственное тело мальчика, очень лёгкое, почти невесомое. Именно тогда Том подумал, что парень слишком тощий и слабый, и надо бы заняться его тренировкой. Чтобы, если снова взбредёт блажь сбежать, не упал без сознания посреди дороги.
Кашу на сей раз Том сварил понаваристее и даже, расщедрившись, добавил сушеного мяса. Адриан очнулся к вечеру и долго не мог понять, где находится. Похоже, от прогулки по горам он слегка одурел.
– Проветрился? – поинтересовался Том, силой впихивая ему в руки ложку и горшок с кашей. Адриан тупо уставился на них, потом с жадностью набросился на еду и не отвечал, пока не умёл всё до последней капли. Затем посмотрел на Тома с таким видом, словно готов был вылизать горшок. Более милосердный человек принял бы во внимание нервное истощение и дал парню добавки, но Том был непреклонен. Как-никак, мальчишка провинился, и пострадал исключительно из-за собственной глупости.
– Ну как, понравились здешние пейзажи?
– Ладно, хватит глумиться, – отвернувшись, проворчал Адриан. – Я всё понял. Дороги вниз нет.
– Почему же нет. Есть дорога. Другое дело, что её знать надо. Я вот её знаю, ты – не знаешь. Делай выводы.
– Теперь понятно, почему тут такая глушь, – уныло сказал Адриан. – Тут сам Молог шею свернёт.
– Ну уж нет, как раз Мологу это место – в самый раз. Это, можно сказать, его дом родной. Единственное место в телесном мире, где хозяйствует он, а не Гилас.
Адриан насторожился. Он вообще вздрагивал всякий раз, когда Том заводил речь о Мологе. Богобоязненность была, судя по всему, единственным, что его родичи озаботились в него вложить.
– А ты не знал? – делано удивился Том. – Ведь именно в Уивиелле находится тайное святилище Молога. Не единственное, конечно, но главное – это точно.
– Святилище Молога?! – неестественно высоким голосом переспросил Адриан. И тут же, сорвав голос до хрипоты, сдавленно добавил: – Здесь?!
– Ну, не прямо здесь, конечно. Оно под землёй. Лабиринты, по которым ты сегодня бродил – только верхняя, самая малая часть горной гряды. По слухам, эти ущелья уходят на много миль в глубь земли, и где-то там находится святилище, такое же огромное, как святилище Гилас в Сотелсхейме. Впрочем, ты, должно быть, никогда не бывал в Сотелсхейме…
– А ты бывал там? – всё так же хрипло спросил Адриан. Глаза у него стали огромные, как блюдца, и от этого он стал казаться ещё младше – сущий цыплёнок.
– В Сотелсхейме? Приходилось пару раз. Хотя святилище Гилас там – не самое большое строение, ты б поглядел на замок конунга…
– Да не Гилас, – просипел Адриан. – Молог! В святилище Молога ты… был?
– Нет, – улыбнулся Том. – И тебе не советую. Вряд ли там происходит нечто такое, что может послужить стоящим назиданием для юноши твоих лет. Но учти: будешь шастать ночами по ущельям – не ровен час, забредёшь и в святилище. Никто не знает его точного местонахождения, во всяком случае, никто им зазря не поделится… но вот так набрести – людское счастье. Так что гляди.
– Гляжу, – понуро отозвался Адриан.
Том пожалел, что не воспользовался этой историей сразу: ему не хотелось запугивать мальчишку лишний раз, но вот так, понемножку, – почему бы и нет. Тем более, насколько он мог судить, толки о святилище Молога в Уивиелле были вовсе не лишены основания.
– А ты откуда столько знаешь про Молога?
На сей раз Том ответил лишь холодным взглядом.
– Вымой горшок, – велел он, и на том их разговор окончился, так и оставшись единственной беседой на последующие несколько недель.
Однако расчёт Тома оказался ошибочен. Хотя Адриан и боялся злого бога и явно подозревал Тома в поклонении ему, на самого Тома этот страх не распространился. Том, впрочем, не слишком из-за этого переживал. Адриан по-прежнему глухо ненавидел его, по-прежнему огрызался, но, по крайней мере, делал всё, что ему велели, и больше не пытался удрать. Конечно, наверняка это было неспроста, и мальчишка вынашивал новый глупый план, но пока что Тома вполне устраивало и такое напряжённое перемирие. Так и жили: Адриан втихаря точил зуб, Том же как ни в чём не бывало мордовал Адриана, загружая его работой до предела мальчишеских сил, не оставляя времени, чтобы думать и страдать в полной мере. Ведь Адриан не знал, и не должен был знать, главного: важнее его физического возмужания, и даже важнее изоляции от людей была необходимость тяжёлым каждодневным трудом заглушить в нём тоску и тревогу по родным, по прежней жизни, потому что ни к чему из этого у него не было возврата. О чём он тоже пока не должен был знать; эта мысль, могущая в нём зародиться, Томом всячески подавлялась. И не без успеха: только однажды Адриан спросил его: «Когда ты отпустишь меня?» – за что получил затрещину – и больше не спрашивал.
На четвёртой неделе их совместного отшельничества Том решил, что уже может оставить Адриана одного на день-другой. Бегать он не будет, с хозяйством управится, с голоду не помрёт.
– Я иду в долину, – непререкаемым тоном сказал Том, когда они, как обычно, завтракали в атмосфере молчаливой враждебности. – Вернусь завтра к вечеру.
– Зачем? – мрачно спросил Адриан.
– Зачем иду или зачем вернусь?
– Да пошёл ты, – всё так же мрачно посоветовал Адриан, коротко крякнул от дежурного подзатыльника и смолк.
Том показал ему, где лежат припасы.
– Каши я тебе наварил на два дня, но холодная она дрянь, так что бери отсюда что хочешь. К огню не лезь, ещё сожжёшь тут всё. Лучше уж лопай мясо, пока есть возможность, – когда я вернусь, пировать больше не получится.
Адриан хмуро посмотрел на то, чем ему предлагалось пировать, и мотнул головой – видимо, это означало примирение со своей судьбой.
Том снял с пояса нож в простых кожаных ножнах и протянул Адриану.
– Держи. На случай, если беглый каторжник заглянет на огонёк. На моей памяти, правда, такое лишь раза два случалось, но мало ли.
Адриан вытаращился на нож, потом на Тома. Поняв, что тот ничуть не шутит, принял подарок и, неуверенно потянув из ножен, осмотрел лезвие, будто ожидая увидеть вместо него тупую деревяшку. Убедившись в дееспособности оружия, вернул клинок на место.
– Спасибо.
Том удивился, но виду не подал.
– Не за что, дурья твоя башка. Дай-то Гилас, чтоб не пригодился.
Собираясь в дорогу, Том размышлял, не совершил ли ошибку. Ему казалось, что Адриан не из тех, кто станет бить в спину, но жизнь научила его, что ни в ком и ни в чём нельзя быть уверенным до конца. Однако если мальчишка и затевал что-то подобное, то собирался с духом слишком долго – а может, даже понимал, что, убив своего мучителя, останется навеки заперт в этом богами забытом месте. Том беспрепятственно вышел из хижины, и Адриан ступил за ним на порог. Нож он заткнул за пояс и стоял теперь, спрятав руки за спину, будто скрывал что-то от чужих глаз.
Том подумал, что надо бы дать ему ещё какое-то напутствие, но ничего толкового в голову не приходило. Поэтому он просто коротко кивнул на прощание и зашагал вниз по тропе.
Он опасался, что Адриан проследит за ним, оставляя метки на дороге, поэтому нарочно шёл длинным путём по открытой местности, где мальчишке негде было бы укрыться. Но, похоже, Адриану не хватило на это ума – за Томом никто не следил. Уже на полпути к долине он вспомнил, как посоветовал Адриану не зажигать огонь, и вслух обругал себя идиотом. Лучшее, что парень мог сейчас предпринять, чтобы избавиться от заточения – это поджечь хижину. Правда, так недолго и самому сгореть или задохнуться в дыму, но если отсидеться в одной из ближних расщелин, то можно было дождаться Тома и, разведя руками, поставить его перед фактом: горное убежище уничтожено, жить и кормиться негде. И Тому пришлось бы отвести его в долину. Сперва бы выпорол, конечно, но потом бы отвёл. Оставалось молиться Хитроумной Аравин, чтобы она отвратила свой взор от мальчишки и не дала ему ума на такой коварный трюк.
Эти мысли изрядно подпортили Тому настроение, и по пути вниз он постоянно оборачивался, ожидая увидеть клубящийся в вышине дым. Но дыма видно не было, и он всё-таки спустился в долину, где было тепло и сухо и вовсю кипела жатва.
От подножия гор до ближайшей деревеньки было часа четыре пешего ходу, и, когда Том добрался до неё, послеполуденный зной спал, а большинство крестьян уже вернулись с полей, и можно было без труда выторговать необходимые товары. Тома в деревне знали, хотя и несколько сторонились – никто не станет радостно привечать чудака, живущего отшельником в горах. К тому же они не знали, что он вернулся, – Том вёл Адриана в Уивиелл мимо деревни, окольной дорогой. Так что со стороны это и впрямь смотрелось странно: то пропадал незнамо где, а теперь нате – явился как ни в чём не бывало. Однако Том был вежлив, одет в чистое и предлагал звонкую монету, поэтому никто не стал задавать ему слишком много вопросов. А вот сам он вопросы задавал, и это тоже было совершенно нормально для человека, раз в год спускающегося с гор в долину.
На слухи и новости деревня оказалась богата. Только и разговоров стояло, что про недавнюю бурю во фьеве Эвентри. От Гвэнтли до Эвентри был не один десяток лиг, их разделяли два других фьева, но беглые крестьяне из разорённых Индабиранами деревень добрались и сюда. Кое-кто из них осел на землях Гвэнтли, и никому это не казалось изменой, потому что все сходились в одном: клана Эвентри больше нет, а потому и верность хранить некому.
– Всех повязали, всех! – охотно делился впечатлениями один из перебежавших крестьян, которому кружка дармового эля, благодушно оплаченного Томом, мгновенно развязала язык. Он снялся с места одним из первых и успел вывезти всю семью, а поскольку в Гвэнтли жила родня его жены, туда и направились, однако по дороге успели набраться слухов, и теперь крестьянин охотно их распространял. – Старшего сына Эвентри, лэрда то бишь, порубили в первую же ночь. Говорят, сопротивленье оказывал – ну да ещё бы, когда такой гвалт творится! Старый лорд тоже за меч взялся, и ему досталось. Говорят, не выжил.
– Что, и лорда, и наследника? Так кто же теперь глава клана? – вмешался один из мгновенно подсевших к общему столу слушателей – про бурю в Эвентри поговорить горазды были все.
– Выходит так, что Анастас, второй сын лорда Ричарда. Да только его как раз найти не смогли – говорят, не было его в замке той ночью. И его, и третьего сына тоже. Говорят, они вдвоём сбежали и теперь войско собирают.
– Какое войско? – испугался кто-то. – Что, война будет?!
– Да не у нас, дурень! Наш лорд-то сам по себе, он ни Фосигану, ни Одвеллу присяги не давал, – растолковал осведомлённый крестьянин. – Стало быть, и мы ни при чём.
– Однако ж быстро ты своего прежнего лорда позабыл, – заметил кто-то.
Говоривший не обиделся, только пожал плечами.
– А разница-то в чём? Там землю пахал, и тут буду, там повинность платил, и тут стану. А лорды – они на то и лорды, чай меж собой как-нибудь сами разберутся.
– Постой-ка, но ведь у лордов Эвентри вроде ещё младший сынок был? И дочки? – влез ещё один знающий, не исключено, что тоже беглый. Рассказчик окинул его оценивающим взглядом.
– Был и есть, – изрёк он наконец. – Только он мальчонка семи, что ли, годков. Говорят, его собираются в дальний монастырь отослать, к Лутдаху, вроде.
– Милосердный Гвидре, помилуй мальчика! – жалостно воскликнул кто-то – Гвэнтли тоже поклонялись богу странников, поэтому сочувствие выглядело искренним. – Мало что в монастырь, так ещё и чужому богу отдали…
– Сыну Молога, – мрачно напомнил крестьянин. – Да, что уж говорить, не повезло пацану. Но и двоим старшим, что пропали, – как знать, больше ли повезло. Уж и в живых-то нет наверняка.
– Да нет, я слыхал, младшего из тех двоих – как там бишь его? – видели в окрестностях замка, будто под видом угольщика…
– Ага, – сказал крестьянин и смачно сплюнул под стол. – Угольщик, как же, помню. И с ним мужик какой-то, что за его отца себя выдавал. Индабираны всё вокруг перерыли и перевязали всех угольщиков в округе. Две деревни дотла сожгли.
– Прям сожгли?! – ахнул кто-то.
– А то. Чай не их земля, не их люд, чего им жалеть.
– Но теперь-то, выходит, земля – их?
– Не их, а Одвеллов. Индабираны – верные септы, если воруют, то не для себя, а для великого клана.
Мужики зло посмеялись, без особого веселья. Том чувствовал их затаенное напряжение и, несмотря на разговоры о том, что Гвэнтли сохранят нейтралитет, понимал, что всё не так просто. Равнодушие мужиков было понятно – простолюдины на землях Эвентри не сильно пострадали; судя по этому и другим разговорам, которые он слышал, всё ограничилось стихийным набегом на две восточные деревни у замка и репрессиями против угольщиков. Грабить и жечь Индабираны не стали – они просто совершили поразительный в своей наглости набег, почти бескровно захватив клан, приходившийся септой главенствующему ныне клану Фосиган. Это был могучий удар по конунгу, но также – и удар по Одвеллам, которым присягали и от имени которых действовали Индабираны. Тому с трудом верилось, что Одвеллы в самом деле пошли на такую дерзость – подобный произвол возвращал Бертан в давние времена хаоса и кровавых междоусобных распрей, существовавших испокон веков и если не прекратившихся, то хотя бы поутихших с установлением власти великого конунга. Однако за этот титул, за причитавшиеся ему замок-город Сотелсхейм, за влияние и власть шли битвы подчас не менее, а то и более кровавые, чем в прежние времена. Что более коварные – так это точно. Прежде замок Эвентри взяли бы штурмом или подвергли изнурительной осаде, но чтобы вот так, прокрасться ночью и одним ударом обезглавить целый клан… это было просто, изящно и очень подло.
Продолжая слушать и помалкивать, Том выяснил, что леди Эвентри жива и невредима, но после смерти мужа пожелала удалиться от мира и посвятить себя Гвидре. Похоже, в отличие от младшего братишки Адриана, бедной женщине, по крайней мере, позволили самой выбрать бога, которому отныне будет отдана её жизнь. Девочки Эвентри также были живы и – тут Том прислушался внимательнее – помолвлены с септами Одвеллов, причём свадьба одной из них уже состоялась. Такая поспешность, а главное, осмотрительность наводила на самые нехорошие подозрения. Одвеллы вознамерились как можно крепче связать себя с Эвентри, что было в принципе невозможно в мирное время – поскольку Эвентри присягнули Фосиганам, а также в силу других причин, о которых Том знал больше, чем ему хотелось бы. Однако методы, которыми создавалась эта искусственная связь, были слишком неуклюжи – будто кто-то наспех пытался загладить допущенную ошибку. А ведь ничем иным, кроме как ошибкой, нападение на Эвентри не было. Спасут ли их Фосиганы от полного уничтожения – вопрос спорный, в особенности если Анастас Эвентри погиб, а Адриана Том выдавать ни в коем случае не собирался. Малолетний Бертран отдан в монахи, живых братьев и дядьев по отцовской линии у погибшего лорда Ричарда не осталось – возглавить клан некому, значит, клана не существует. Но ничто не мешает Фосиганам отомстить за павшего септу, организовав карательный поход против Одвеллов. И чем больше Том об этом думал, тем больше ему казалось, что сложившаяся ситуация гораздо более выгодна Фосиганам, давно мечтавшим уничтожить извечных соперников в битве за конунгат, чем Одвеллам, которые всего лишь сняли одну пешку с доски. Хорошо, пусть не пешку – пусть ладью, дела это не меняло. Так или иначе, эта минутная победа грозила Одвеллам скорым шахом и матом.