Текст книги "Княгиня Евдокия 5 (СИ)"

Автор книги: Юлия Меллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– Порадовала ты меня, ой, как порадовала! Долгонько я живу, а таких сказительниц, как ты, не встречал. Прими дар от всей нашей семьи.

По знаку князя боярышне вручили небольшой ларец, внутри которого лежал золотой обруч с крупной каплевидной жемчужиной. Княжеский головной обруч. Подарок со значением и одобрением возможной смены статуса в будущем.

Евдокия поклонилась старику, потом повернулась и поклонилась сидящим рядом сыновьям Федора Львовича и остальным членам семьи. Жена среднего сына князя Анна Константиновна подошла и крепко обняла Дуню, шепча ей ласковые слова.

Провожать вышли все Воротынские и долго стояли, смотря вслед царскому поезду. Горожане вновь выстроились вдоль дороги и желали Ивану Иванычу доброго пути. Евдокии очень хотелось помахать всем рукой, но из домика это было сделать невозможно. Она посмотрела на уставшую бабушку, задремавшую возле растопленной печки, и решила не мешать ей отдыхать. Полезла в сундук, вытащила мужскую одежу и переоделась. На первой же заминке выскользнула наружу и велела седлать плетущуюся за походным домиком Муху.

– Вот так-то лучше, – улыбнулась она, встраиваясь в ряд своих воёв и ища взглядом князя Юрия.

С вичем* – *по имени отчеству

Глава 10.

Наряд у Евдокии был статусным, и со стороны она походила на красивого богатого отрока: укороченная шуба, крытая расшитой тканью; кафтан мужского покроя, повторяющий фасоном шубу; порты и поверх шелковые штаны, заправленные в сапожки. Косу она спрятала под шапку с меховой опушкой, но не для того, чтобы казаться мальчиком, а чтобы не зацепиться ею. В целом её одежда вписывалась в разношерстный вид царского поезда и любопытные взоры были только из-за отделки шубы тканью.

Дуне даже показалось, что её появление никто не приметил из-за того, что её вои держались рядом с нею. За их спинами не враз кого приметишь, тем более они грозно зыркали, не давая никому приглядываться.

Как только поезд подъезжал к очередному постоялому двору, то Дуня спрыгивала с Мухи и на ходу залезала в домик. Бабушка настояла, чтобы на людях внучка ходила в платье. Евдокия и во время пути не раз возвращалась к бабушке, когда уставала ехать верхом или замерзала.

Подъезжая к новому постоялому двору, Евдокия переоделась, накинула шубу с длинными рукавами и вышла из походного домика. Обернулась, помогла бабушке спуститься и с удивлением посмотрела на подъехавшего царевича, князя и их ближних.

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросила она.

– Где он? – глухо спросил Юрий Васильевич.

– Кто? – нахмурилась Аграфена.

– Боярич… баский ликом… пригожий, весь из себя… – глухо произнес князь, смотря в глаза Евдокии, но та лишь приподняла брови. – Или то твой брат? Тогда почему не сказала, что он едет с тобой?

Боярышня с монахиней какое-то время молча смотрели на окруживших их мужчин, а потом:

– Ой, не могу! – всплеснув руками, захохотала Евдокия. – Да то ж я! – для достоверности она хлопнула себя по груди. – Надоедает сиднем сидеть, вот и… – она трогательно развела ладошки и с улыбкой обвела взглядом суровых мужчин.

– А я тебе говорил, что это Дунька в дорожной одежке, – хохотнул царевич и спросил: – Чего к нам не подъехала?

– Да мои не пустили, – кивая в сторону Балашёва с Ильей, призналась она. – Тем более, что я подолгу не езжу… так чего всех баламутить, скача туда-сюда.

Иван Иваныч одобрительно кивнул Балашёву, мельком глянув на крутящихся поблизости парочку неприметных воев. То князевы охотники. О них он узнал, когда читал список входящих в поезд людей. Подле него тож такие же находились. С виду неказистые, но глазастые и опасные.

Царевич тронул Юрия за рукав, торопя его пройти в дом. Смущенный князь хотел было что-то сказать боярышне, но чувствуя себя дураком, отступил, поспешил за племянником.

– Ловко же тот пан ввёл нас в заблуждение, – произнёс царевич, когда остался наедине с Юрием. – Вроде как о безопасности поезда беспокоился, заметил нового человека, а не мог не понять, что это боярышня.

Князь согласно кивнул, наново переживая то смятение, когда услышал, что с боярышней соседствует какой-то юнец. Не поверил. Схватился за оружие, чтобы наказать наветчика, но нашлись свидетели. А он и свидетелей готов был рубить. И если бы не царевич, сказавший, что юнцом может быть сама Евдокия, то случилась бы беда. А теперь ничем не укоришь ляха. Он выполнил свои обязанности и сообщил о том, что видел, а то, что не отличил девку от юноши, то не с него спрос.

– Хотелось бы знать, с какой целью он это сделал, – сквозь зубы произнёс Юрий Васильевич. – Ведь нарочно с намёком всё рассказал!

– Не думаю, что нам стоит опасаться людей Казимира, – посерьёзнел Иван Иваныч. – Если здесь прольётся моя кровь, то Казимир вырежет не только род убийцы, но и тех, кто не остановил. Ты ж сам обговаривал условия и другие короли выступили гарантами.

Юрий Васильевич с этим был согласен, но…

– Но, – подхватил мысль дядьки царевич, – как говорит Дуня, «подёргать кота за усы» они себе в удовольствии не отказывают, – закончил он свою мысль.

– И я им этого не спущу.

– Погоди, дядька, не ярись. Им же только этого и надо. Мы ответим шутникам, но не здесь и не сейчас. Вот вернем себе эти земли, тогда и посмеёмся над ними…

Юрий сжал кулак и усмехнулся: племянник был прав. Воротынские ясно выразили своё желание вернуться под руку царя, а за ними последуют другие. А кто задержится, то он лично подгонит мечом. Таких князей, как Воротынские, что бегают от одного правителя к другому, полно по всей границе, и брат прав, что взялся за эту вольницу.

Тем временем царевич посмотрел комнаты на постоялом дворе, поморщился и велел ставить шатры. Гонцы, которых он каждый раз посылал вперёд, чтобы дворники готовились для приёма большого поезда, угрюмо смотрели себе под ноги.

– Ништо, – успокаивающе обронил Иван Иваныч, понимая, что у местных хозяев нет возможностей зараз принять стольких гостей.

Выйдя во двор, он приметил выезжающий домик Евдокии. Усмехнулся, поняв, что она первая сообразила, что им всем здесь нечего делать и поехала на поиск продуктов, пока светло. Иван Иваныч тоже решил не задерживаться и даже не стал покупать выставленные на стол бочонки с напитками для дружины и еду обозникам. От местного пойла воины буянили и наутро выглядели больными.

Да и Дуняшка предостерегла его пить эту гадость, сказав, что крепость напиткам придают черти и они таким образом привязывают к себе разум пьющих. Вроде пошутила, но при этом описала, как со временем меняется внешность любителей горелого вина, и Иван с ужасом узнавал эти признаки во многих иноземцах.

– Разобьём лагерь в лесу, – дал указание царевич и посмотрел на ясное небо. Судя по всему, ночь будет морозная и коням не помешает укрытие. – Поторопимся! – крикнул Иван Иваныч и показал пример.

Евдокия утаптывала площадку возле походного домика и поглядывала на лагерную суету. Бабушка готовилась ко сну и нудно наставляла Арину, как топить печку, чтобы ночью не было душно.

– Скучаешь? – спросил её подъехавший царевич.

– Немного.

– Пошли к моему костру, – предложил он ей.

– Не могу, бабушка уже спать ложится.

– Возьми с собой служилых жёнок, кои к моей невесте будут приставлены. Мама отобрала в дорогу самых верных и полезных.

Евдокия оглянулась, позади стоял ещё один походный домик и там суетились жёнки. Они уже тоже перекусили и грели себе воду, чтобы протереть тело. Заботу о животных взяли на себя царские слуги.

– Дунь, скучно без тебя, – совсем как в детстве заныл Иван Иваныч. – Я думал, мы в дороге поболтаем, а ты наособицу держишься…

– Так получается, – пожала плечами девушка.

– Твоя сказка у Воротынских была потрясающей. Расскажешь её ещё раз?

– Только не на улице, – покачала она головой. – Слишком холодно для музыки.

– А ты без неё.

Евдокия задумчиво посмотрела на царевича и улыбнулась:

– Пошли! – скомандовала она.

За ней сразу последовал Балашёв, а когда боярышня уже подошла к шатру Иван Иваныча, то её догнала старшая всех женок Надежда. Рядом с царским шатром стоял княжеский, а их окружали воинские шатры. Чуть поодаль из срубленных жердин и наломанного лапника было сооружено укрытие для дорогих скакунов.

Князь Юрий Васильевич, думный дьяк Курицын и бессменный дядька Иван Иваныча Никифор Пантелеймонович сидели за столом меж двух костров.

Евдокия всех поприветствовала, приняла кубок с горячим травяным напитком и не успела сделать глоток, как до всех донеслась ругань со стороны костра казимировых воинов. Старший отряда срывал своё недовольство на одном из подчиненных, а тот униженно кланялся.

Царевич поморщился, у князя заиграли желваки, а дьяк с дядькой усмехнулись. Дуня понимала, что всех раздражает шум, а не суть произошедшего. Орать поблизости от высоких лиц было невежливо, а ругающийся литвин заставил обратить на себя внимание всего поезда. Евдокия же обратила внимание на то, как получивший люлей подчиненный начал лупить своих боевых холопов. Курицын с пестуном царевича засмеялись, а Дуня, кивнув в сторону орудующего плеткой литвина, произнесла:

– Я знаю басню, которая очень хорошо описывает эту ситуацию, – и начала читать: – Послушать певчих птиц однажды пригласили начальство…

Евдокия читала басню Михалкова «Без вины пострадавшие» – и слушатели улыбались. Им в диковинку было слышать, как звери приняли на себя роли людей, а когда боярышня произнесла последние слова:

– …готовые уже за указанье считать обычное чиханье вышестоящего лица, – то засмеялись.

– Как ладно у тебя получается, – похвалил её Курицын. – И ведь как верно! Я уж сколько повидал таких людей, что всё переврут, но во всем виноватят подчинённых! Сам уж зарекся держать их поблизости, а они все одно пролезают и чудят.

Тут Евдокия не удержалась и прочитала свою любимую ворону с сыром, чем изрядно повеселила мужей. Её дважды просили повторить эту басню, пока сами не заучили.

Боярышня улыбалась вместе со всеми, радовалась тому, что сумела развлечь мужей, но сама чувствовала себя выжатой. Впервые ей пришлось побывать в роли хозяйки вечера у костра, и это оказалось нелегко. Как только все стихли, Евдокия поднялась.

– Благодарствую за хороший вечер, – приложив руку к груди, произнесла она. – Пойду я.

Все поднялись, ответно поблагодарили её — и у Дуни словно открылось второе дыхание. Ей могли просто улыбнуться в ответ, как всегда бывало, но исполнили ритуал и ответили, как взрослой честной боярыне. Невольно она до предела расправила плечи и запретила себе мчаться в домик вприпрыжку, чтобы согреть озябшие ноги. И совсем благостно на душе стало, когда князь решил проводить её. Тут уж Дуня не оплошала, подарила ему одну из самых добрых своих улыбок и на прощание пожелала спокойной ночи.

Но как только Дуня зашла в домик и закрыла за собой дверь, то ей захотелось смеяться. Ей даже пришлось зажать себе рот руками и от этого стало ещё смешнее.

– Ты чего? – сонно спросила Аграфена, поднимая голову от свернутой в рулон шкуры. Вместе с ней на боярышню посмотрела Арина, сидевшая возле печи и занимающаяся рукоделием под светом толстой свечи, спрятанной в стеклянный плафон. Женка с удивлением таращилась на боярышню и её губы невольно расползлись в улыбке.

Дуня замахала бабушке руками, показывая на дверь и уши. Та хмыкнула и легла обратно. А Евдокии вновь стало весело, и она нарочитой павой прошлась по узкому проходу, а потом задорно изобразила цыганский танец, охлопывая себя руками и смешно качая плечами. Арина прыснула, закрывая себе рот, как давеча делала боярышня. А Аграфена с улыбкой посоветовала:

– Уймись, оглашенная!

Дуня замотала головой и несколько раз прошлась по проходу, молча выписывая кренделя, но запуталась в подоле и упала со смехом. Арина бросилась её поднимать, но боярышня быстро подскочила, чмокнула её в щеку и, изображая пикирующую птицу, понеслась к своей постели.

Евдокия так и уснула с улыбкой на устах. На следующий день боярышня с утра села на Муху и расплылась счастливой улыбкой, увидев, как князь незамедлительно поскакал к ней.

– Доброго дня тебе, Евдокиюшка, – пожелал он ей и протянул завернутое в платочек угощение. – То местные делают, – пояснил он. – Тесто по-особому в печи пекут, а потом медом поливают и в шар катают. Попробуй, необычно!

Дуня развернула платочек и надкусила деревенское лакомство. Всего лишь крошка из белого хлеба, политая медом, но внимание князя она оценила. Тем более он старательно делал вид, что его не интересует её реакция.

– Действительно необычно и вкусно. Благодарствую, – она улыбнулась и изобразила поклон, не слезая с лошади. – Я велю в дом отнести, чтобы с горячим отваром после попить, – заворачивая обратно в платочек угощение, пояснила Дуня.

– Сегодня будем ехать целый день, – сообщил он ей.

– Но как же животные?

– Завтра будет метель, придётся переждать и они отдохнут.

Боярышня удивленно посмотрела на князя, и он рассказал ей, что у пестуна царевича на погоду ломит кости. Постепенно между князем и Евдокией завязался разговор, и они ехали вместе до первой стоянки. После боярышня оставалась в походном домике и слышала, как Юрий Васильевич несколько раз спрашивал, не утомилась ли она, а вечером её вновь пригласили к костру царевича.

В этот раз многие вои постарались расположиться поближе, чтобы тоже послушать сказки Евдокии. Так и повелось. День за днем, неделя за неделей. Остановки в городах перестали радовать и больше утомляли, зато вечера в лесу возле костра стали долгожданными. С пересечением границы воинский отряд Казимира попрощался, и все вздохнули с облегчением.

Окружающая обстановка сменилась. Зима стала намного мягче, жители беднее и угрюмее, а знать воинственней. Евдокия уже в который раз пыталась разобраться, кто с кем на этих землях воюет и получалось, что под колпаком у османов режет друг друга родня. Тот же Стефан пришёл к власти, свергнув дядю, который до этого убил своего брата, чтобы стать господарем. И на фоне этой борьбы за власть известный ей Влад Дракула ничем не выделялся.

– Дуняша, что за шум? – спросила Аграфена, когда внучка вернулась в домик, чтобы отдохнуть.

– Стефан прислал воинов сопровождения.

– Не торопился он. Мы же уже подъезжаем к Сучаве?

– Да. Надо бы переодеться, – осматриваясь, пробормотала боярышня.

– Я тебе уже всё приготовила. А вон там украшения. Надень.

– Бабуль, не слишком ли?

– Ты представитель царя и царицы, так что нет. Пусть все видят, что мы хорошо живём.

Евдокия предпочла бы побыть в тени, чтобы оглядеться, но так было не принято. Встречали по одежде, и это было важным моментом.

Боярышня еле дождалась, когда поезд подъедет к городу, проедет по тесным улочкам и войдёт в крепость. Когда открылась дверца домика, то она с удовольствием вышла и попыталась охватить всё взглядом.

Покрытые рыхлым снежком стены крепости, множество темноглазых людей, вычищенная дорожка… а потом Евдокия увидела восхищенные взгляды, устремленные на неё. Её жадно разглядывали все, от мала до велика. Юная, белая ликом и в роскошных светлых одежах. Даже мех на ее парадно-выходной шубе был белоснежным. Кому-то вспомнилась покойная жена Стефана Евдокия Олельковна, которую он обожал. Золотоволосая, голубоглазая красавица прожила с ним всего четыре года, но люди до сих пор помнили её.

Евдокия нашла глазами царевича с князем и направилась к ним, стараясь ни с кем не зацепиться взглядом. Бабушка держалась рядом с нею, но на полшага позади и смотрела властно. Она-то хорошо видела, какими взглядами провожают внучку, особенно знать. Даже Стефан долго не мог оторвать от неё взгляда, а что уж говорить о других. Крепче сжав посох в руке, она ожгла взглядом бесцеремонных мужей, и те наконец-то уделили должное внимание главному гостю.

– Добро пожаловать, царевич Иоан.

Глава 11.

– Ой, какая же ты беленькая! – в который раз воскликнула дочка Стефана, складывая пухлые ручки в молитвенном жесте. – Так и хочется тебя потрогать, – добавила она и осторожно погладила Евдокию по плечику.

Дуня быстро притянула девочку к себе, чмокнула её в пухлую щёчку и сказала:

– А ты мне кажешься сладенькой! Так бы и зацеловала!

Девчонка засмеялась, шутливо попыталась вырваться, но тут же прильнула обратно:

– В эту щёку ещё не целовала! – заявила она, поворачиваясь боком.

Евдокия обхватила маленькую господарыньку и, расцеловав в щёчки, носик и глазки, выпустила. Девчонка разомлела, прижалась к боярышне и затихла.

Маленькая Елена Стефановна покорила русское посольство с первых дней — и всё благодаря её непосредственности. В день приезда, когда её отец с мачехой встречали царевича, она, не дождавшись окончания затянувшихся приветственных речей, выскочила вперед с возгласом:

– Леля! – и остановилась перед Евдокией, смотря на неё с благоговейным восхищением.

Стефан сердито посмотрел на няньку Елены, потчующую дочь старыми сказами о прошлых богах. Та побледнела, попятилась назад, а потом как в омут ринулась за девочкой, намереваясь её оттащить от гостьи. Все были в великом смущении.

Представители церкви хмурились, местные бояре супили брови, а стоявшие в стороне иноземные гости кривили губы, получив доказательство варварства местных. Мало того, что Стефан, по их мнению, еретик, так ещё и язычник!

А Евдокия удивлённо подняла брови, не сразу сообразив, что её приняли за дочь Лады, юную богиню любви и красоты Лелю. Она-то в дороге вспоминала больше греческих богов, думая, что они могут быть затронуты в беседе на предмет истории при дворе Стефана, а тут надо же!

Девочка остановилась перед боярышней в шаге от неё и смотрела как на чудо. Евдокия наклонилась к ней, заглянула в глаза и спросила:

– А ты солнечный лучик, что решил осветить мрачные стены в день нашего приезда?

– Я?

– Рядом с тобой тепло на душе и хочется радоваться, – пояснила Дуня, давая время девочке и остальным понять, что её хвалят и что ничего страшного не произошло.

– Я не знаю, – смутилась Елена. – Я обычная.

Евдокия улыбнулась и заговорщически спросила:

– А ладошки у тебя тёплые?

Елена подняла руки и показывая их боярышне, ответила:

– Горячие! Они у меня всегда жаром пышут.

– А у меня ледяные, – пожаловалась Дуня. – При въезде в город мы перестали топить печку и сразу стало холодно.

– Так я тебя согрею! – девочка обхватила своими ладошками её руки и жарко подышала на них.

– Покажешь мне свой замок? – спросила Евдокия – и Елена сразу же потянула её ко входу, выпустив из своего захвата только одну руку, чтобы не мешать идти гостье. Свою няньку она игнорировала, а та держалась рядом, опасаясь смотреть на господаря.

Боярышня всем улыбнулась, поклонилась Стефану и его жене, и последовала за маленькой господарынькой. Аграфена и жёнки поспешили за Евдокией.

Жена господаря Мария успокаивающе погладила мужа по руке и ушла вслед за гостями. Мужи постояли, а потом кто-то смешливо фыркнул и все захохотали.

– Вот же ж! – мотнул головой Стефан и белозубо улыбнулся, приглашая остальных гостей в дом.

Елена же с первого дня старалась не отходить от Евдокии. Ей нравилась не только боярышня, но и прибывшая с ней старая монахиня и все жёнки посольства. Аграфена на ночь глядя объяснила внучке, что девочка тоскует без матери и устала переживать за своё место при отце. А тут именно к ней приехало посольство и любить будут именно её, а не братьев или сестёр.

– Дуня, ты не обольщайся, – шепотом наставляла её Аграфена. – Елену Стефановну привлекла не твоя красота, а общее впечатление.

– Бабуль, да я понимаю, что не первая красавица. Одёжа у меня такая, что любая в ней будет неотразима.

– То да, но ты мне ответь, какими тебе показались люди при дворе Стефана?

– Э-э-э… – растерялась девушка, но бабушка ждала ответа. – В общем?

– Да.

– Ну-у, много чернявых… – Дуня вопросительно посмотрела на монахиню, но та жестом показала, чтобы внучка продолжала: – …лихие, бойкие. Наверное, безудержные в веселье и бою. От них ожидается напряжение в эмоциях.

– Согласна, продолжай.

– Бабуль, это лишь мои впечатления и всё может оказаться не так. У нас шальных тоже навалом, а по виду тихони. Или взять тех же скандинавов, те ещё отморозки!

– Сколько раз просила тебя не выражаться! И тем не менее, ты восприняла местных такими, как сказала. А теперь подумай, какими они могут воспринимать нас?

– Хм, пожалуй, нас посчитают неспешными, дружелюбными, не жадными… добрыми?

– Вот ты и ответила, почему к тебе тянется девочка. Ей не хватает тепла, а ты видимое олицетворение её понимания любви. Все мы кажемся ей добрыми, потому что у нас мягкие черты лица и глаза завораживающего для них цвета. А ещё у нас не принято повышать голос.

– Ой, вот тут ты права! Тут жёнки постоянно срываются на крик, когда сердятся. Даже боярыни… хм, пожалуй, они не кричат, но взгляд у них такой, что пробирает до костей.

– Тёмноокие и густобровые, – согласно кивнула Аграфена.

– Ну-у, не знаю, – покачала головой Евдокия. – У нас татарские девы тоже кареглазые, но ведьминского накала в них нет. Их к сердцу прижать хочется, а не…

– Дуня! Ты думай, что говоришь! Какие ведьмы?

– Прости, бабуль! Я имела в виду, что…

– Да поняла я, – заворчала Аграфена. – Сама виновата, что затеяла такой разговор. Но ты поняла, почему девочка тянется к тебе?

– Поняла, бабуль!

– Не отталкивай её…

– Да я и не…

– Но сильно не давай привязаться. Помни, ей Мария Борисовна станет матерью. Смотри, не стань помехой!

Евдокия согласно покивала. Ей Елена очень понравилась и хотелось для неё счастливого будущего. Но не привязывать и самой не привязываться не получалось. Будущая царевна оказалась очень умненькой и интересной собеседницей, добросердечной по нраву и ответственной. И вот в Сучаве они гостят уже третий день, и Елена поутру вновь прибежала к Евдокии.

Погода не благоволила. Зима на землях Стефана была какой-то мягко-липкой, сырой и промозглой. По замку гуляли поющие сквозняки, по полу тянуло стылой мерзлотой, а запах чадящих свечей перекрывал собою тяжелые парфюмерные ароматы дам, всепроникающую туалетную вонь и едкий дух лошадиного пота. Все это не в укор хозяевам замка, о чистоте здесь пеклись со всем усердием, но без водопровода и канализации даже Золушка не добилась бы свежести. Если только не выселить всех обитателей крепости, не убрать со двора конюшню и скотный двор, но тогда и крепость не нужна…

Единственное, за что упрекнула бы Евдокия хозяев, так это за свободно разгуливающих по замку собак. Прогулка дозволялась только любимчикам господаря, но животные ежедневно гадили где попало, а убиралось это только, если обнаруживалось.

Евдокия уже на следующий день своего пребывания в замке передала старшей жёнке Надежде деньги, чтобы та собрала местную прислугу и заняла их уборкой. Весь гостевой коридор вымели и вымыли, а при входе поставили стражей, чтобы те не пускали собак и следили за сохранностью светильников, коими заменили бесполезные факелы.

При дворе Стефана посмеялись, что гости боятся псов, но быстро утихли. Уж больно неловкая выходила ситуация из-за произведённой дополнительной уборки. Тем более бегающая к гостям Елена при всех сказала, что там, где живут московиты, приятно пахнет.

А цилиндрические светильники со стеклянными вставками стали предметом зависти знати, и все надеялись, что гости оставят их там, где расположили. Запах же, который понравился Елене, был хвойным: по велению Евдокии несколько веток было закреплено на держателях для факелов, и они насытили пространство своим ароматом.

К сожалению, большего для комфорта ничего сделать нельзя было. Во всех комнатах топили круглосуточно, чтобы тепла хватало для тех помещений, где не было камина, но сквозняки всё одно выдували. И всё же Елена говорила, что у гостей теплее, чем у неё. Евдокия умалчивала, что их посольство доплачивает слугам за дрова, быструю доставку горячей воды и, конечно же, за сплетни.

– Евдокия, ты обещала показать маленьких летающих ангелов, – напомнила девочка, заглядывая боярышне в глаза.

– Это маленькое чудо есть у царевича, – таинственно прошептала Дуня. – Он хотел подарить тебе эту игрушку. Неужели ещё не подарил?

Елена отрицательно замотала головой.

– Наверное, робеет, – задумчиво предположила боярышня и девочка удивлённо раскрыла глаза.

Она ужасно стеснялась Иван Иваныча. Он ей казался грозным и прекрасным. Орлиный взгляд рюриковичей не вязался у неё с простоватыми на вид русичами, и Елена замирала перед ним, как кролик перед удавом.

– Не может быть, – выдавила из себя господарынька, – он такой… такой… – она опустила глаза и залилась румянцем.

– Он грозен с врагами, строг с поданными, но к жёнкам добр, а к тебе ласков и очень боится тебя ненароком обидеть.

– Да?

– Ты потом сама это увидишь.

– А это хорошо, что он ко всем жёнкам добр?

Евдокия задумалась, прежде чем ответить.

– У нас все мужи по добру относятся к жёнкам. Они великодушны и стараются не пугать нас грозным взглядом или воинственным видом. Наша царица очень много сделала, чтобы укрепить уважение мужей к жёнкам, а Иван Иваныч показывает достойный пример отношения к противоположному полу.

– Вот как? А правда, что у вас раньше жёнки были во главе семьи?

– Может, где и были, – неуверенно согласилась Евдокия. – Наша земля собрана из разных общин и не раз рассыпалась, собиралась обратно и вновь расходилась на кусочки. Сейчас отец Иван Иваныча создаёт большое государство, и Мария Борисовна со своими боярынями во всем помогает ему. Всем работы хватает, а спорить о главенстве нам некогда. Без мужа как без рук, без жены – что без ума.

Елена смешливо фыркнула, а Евдокия потянула девочку на выход. Арина уже убежала предупредить царевича, что внизу в зале его будут ждать с подарком дочь господаря и боярышня. Перед выходом Дуня накинула на плечи девочки соболью шубу.

– Что-то ты легко одета, – покачала она головой. – Негоже невесте нашего царевича мерзнуть.

– Я ещё не невеста, – пробормотала Елена, пытаясь щекой ощутить мягкость меха. – Отец сомневается. Ему нужен союз против осман, а царь Иоан вельми осторожен. Вот если бы он согласился…

– Елена, у каждого государства есть свои враги, и осторожность нашего царя оправдана. Мы могли бы бросить все силы для помощи твоему отцу, но тогда ты станешь женой царевича разоренного государства. Ты готова сидеть на руинах в нищете?

Девочка захлопала глазами, впервые подумав о том, что, пробуя протолкнуть интересы отца, она ослабляет свой будущий дом и подвергает опасности будущих детей. Евдокия буквально видела, как этот ребёнок смотрит вперёд, чувствуя свою ответственность перед своими потомками.

– Твой отец – сильный правитель, и тебе не надо беспокоиться о нём. Он будет рад, если ты станешь счастливой, а союзы… они создаются и распадаются, чтобы вновь создаться, потому что обстановка меняется. Ты же выходишь замуж один раз и навсегда.

Елена слушала Евдокию, хмуря широкие брови. Они у нее норовили срастись, но чья-то ловкая рука выщипывала их.

– Мне всегда говорили по-другому, – тихо произнесла девочка. – Отец – всему голова, и я должна всегда в первую очередь думать о нём и его интересах.

– Все так, но тебе придется найти в своём сердечке уголок для мужа, и вы вместе с ним станете не только сыном и дочерью для своих родителей, но ещё мужем и женой, отцом и матерью для своих детишек.

– Ох, как же всё это вместить в себе? Хватит ли моего сердца для любви на всех?

Евдокия засмеялась и уверено произнесла:

– Конечно, хватит! Пойдем же скорее, а то неловко будет, если царевич нас уже ждёт.

За боярышней и дочерью Стефана последовала целая вереница женщин, но оттого было только веселее. Они шумной толпой заполонили большой зал, заставляя обратить на себя внимание находящихся там людей.

Евдокия увидела Курицына, разговаривающего с каким-то важным незнакомцем, парочку иноземцев, местного боярина со своими людьми и охрану. Все они жадно смотрели на роскошную шубу, которую Елена придерживала на плечах.

Не успела Дуня выбрать окошко, где можно было бы остановиться, не боясь сквозняка, как в зал вошёл царевич с сопровождающими. Позади него шёл дядька Никифор Пантелеймонович, держа в руках ларец. Царевич неспешно подошёл к вспыхнувшей маковым цветом Елене, поздоровался. Та гордо вскинула голову, но смущение помешало ей ответить, и Дуня помогла:

– Иван Иваныч, я рассказала хозяюшке этого замка о чудесном подарке, который ты приготовил для неё.

– У меня много подарков для моей будущей невесты, но ты имела в виду эту игрушку?

Никифор Пантелеймонович подал царевичу шкатулку, и он поставил её на столик.

– Открывай! – обратился он к девочке. Та закусила губу, вопросительно посмотрела на царевича, он ободряюще ей кивнул. Тогда Елена повернулась к столику и… вновь обернулась к Иван Иванычу.

– Что же ты? – мягко спросил он у нее. – Хочешь, вместе откроем?

Елена кивнула, но тут одна из присоединившихся ко всем дама фыркнула, и девочка отказалась:

– Я сама.

Царевич ожёг взглядом появившуюся знатную даму, что успела состроить ему глазки, а Евдокия с другими жёнками быстро вытеснили её за круг. Та хотела было возмутиться, но жёнки встали плотно, а Арина картинно принюхалась и чихнула со всем презрением.

– Еленушка, поверни ключик, – наклонившись к ушку девочки, посоветовал царевич, а потом и вовсе обхватил своей рукой её пальцы. – Вот так… когда что-то делаешь вместе, то завсегда проще.

Елена не смогла ничего ответить и только взгляд выдавал её волнение.

– А теперь давай собирать подарок, – с улыбкой произнес Иван Иванович, видя недоумение в глазах девочки.

Он быстро разложил детали позолоченного деревца, подноса и крутящейся вертушки с подвесными ангелочками. Это был вариант самой первой игрушки, которую они с Дунькой заказали у кузнеца много лет тому назад.

– Ставь свечи и зажигай, – велел царевич, отдавая инициативу будущей невесте. Та все исполнила и посмотрела на него.

– Ты на игрушку смотри, – посоветовал он ей, и та как раз начала работать. Верхушка раскрутилась от поднимающегося вверх тёплого воздуха, подвешенные к ней невесомые ангелы начали движение и, задевая бубенцы, расположенные на древе, заиграли в длинные трубы.

– Ах! – воскликнула Елена и захлопала в ладоши. – Какая красота!

Присутствующие приблизились, чтобы разглядеть, чем восхищается дочь Стефана. Жёнки расступились и многоголосое «ах» повторилось. В зале уже было намного больше народа, чем когда сюда пришла Елена с боярышней из русского посольства.

Евдокия тоже отошла, позволяя остаться царевичу с дочерью господаря вдвоём посреди людей. Они сразу почувствовали, что на них смотрят и Иван Иваныч ободряюще посмотрел на девочку, а та выпрямилась, чтобы показать, какая она взрослая. Вот только накинутая поверх плеч шуба соскользнула и упала бы, если бы царевич не удержал её.