Текст книги "Княгиня Евдокия 5 (СИ)"

Автор книги: Юлия Меллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Боярышня остановилась, смахнула непрошенную слезинку и подумала, пусть он знает, что любим и не корил себя за недавно случившееся. А то придумал себе, что виноват!

Евдокия присела на край сундука, призадумалась, а потом начала все вываливать из него. Вот на кой ляд ей столько барахла? А Гришане пригодится, в трудный час продаст, и главное: всё прямо в сундуке можно отдать, и станет в доме одним сундуком меньше! Работа у боярышни закипела и вскоре она вытолкала огромный короб в коридор:

– Всё! Тащите вниз его! – крикнула она, сдувая растрепавшиеся прядки волос.

По её примеру поступила мама и неожиданно для всех Ванюшка. Брат обижался на всех и особенно на Олежку, когда увидел его радость при известии о переменах в своей судьбе, но добра собрал ему больше остальных.

Дед даже заглянул в приготовленный им сундук и усмехнулся. В неподъемном деревянном коробе было полно детских игрушек, которыми ребята не так давно играли. Вещи не первой необходимости, но статусные, особенно детские сабельки и кольчужки. Но помимо этих сокровищ, был прикреплен мешочек с серебром. Еремей Профыч взвесил его на руке и одобрительно кивнул, а Олежка вдруг расплакался и убежал. Но то понятно: редко кто заканчивал свое холопство с таким солидным прибытком. А боярич одарил именно его, а не отца.

Дальнейшие сборы Гришкиной семьи взяла на себя Василиса, а Дорониных захватили другие хлопоты.

– Всё, внучка, думай, как будем принимать гостей!

– А почему я?

– Ну не мамка же твоя?!

– Дед, вот сейчас непонятно, объясни, – потребовала Евдокия.

– Не юли! Сама говорила, что Милослава опростоволосилась со своими сундуками. Живем как не пойми кто! Эхо по горницам гуляет! И куда такие хоромы отстроила? – Еремей вывалил на неё ворох претензий и недовольно отвернулся.

– Дед, ну ты чего? – опешила Дуня, забегая вперёд него и заглядывая в глаза.

– А я перед всеми хвалюсь, баю, что просторно мне тут, дышится легко! – обиженно ответил он ей и задумчиво посмотрел вдаль. Дуняша расстроилась, начала теребить деда, ластиться:

– Дедуль, не пойму я что-то…

– Гости придут, посмотрят и поймут, что заврался я, – вздохнул боярин.

– Тебе не нравится здесь жить? – спросила и сжалась в ожидании ответа. Боярин посмотрел на неё, погладил по голове: – Дуняш, я уж старый… привык к нашему дому… в тесноте, да не в обиде жили. Утром соседский Петька горло дерёт, наш Петюня подхватывает и жизнь начинается, а тута тишина...

– Так ты окошечко приоткрой.

– Ещё чего удумала! Нечистую силу в дом зазывать! Без отца Варфоломея совсем от рук отбилась!

Евдокия нахохлилась, но посмотрев на расстроенного деда, вновь прильнула к его плечу и поглаживая по руке, заворковала:

– Дедуль, все наладится. Фёдор на днях мебель на продажу привезёт, так я обоз сюда заверну. Сделаем здесь всё удобным…

– Дуняшка, да что мне твои мебеля! Раньше, бывало, я выйду во двор, сяду на лавочке и смотрю, как малышня играет или вои упражняются, а то за бабами пригляжу. Тут же… – Еремей Профыч обвёл рукой голую землю.

– Деда, поставлю я тебе лавочки! У тебя же прямо из горницы выход на террасу! Там и столик поставлю, чтобы ты с Борис Лукичом посидел. А ещё скамьи поставлю с внешней стороны дома и там можно сидеть да на улицу поглядывать. Сейчас уж лето на исходе, а следующим летом забор хмелем обовьёт, совсем красота будет. Рябину в ряд посадим и от птиц отбоя не будет.

– Рябину хорошо сажать от чёрного глаза…

– Во-от, – подхватила она дедову заинтересованность, – мы по всей длине забора её и посадим. У дядьки Анисия саженцы есть, так я их у него куплю.

– У дома под окнами яблоньки посади, – оживился Еремей.

– И цветов много посажу. У нас в имении уже чего только не растёт! Ты ж давно туда не ездил и не видел, как там красиво. А я здесь ещё краше сделаю!

– Ох, ладно сказываешь, но с мамкой поговори, чтоб она не мешала тебе приём гостей организовать.

Евдокия с подозрением посмотрела на довольно оглядывающегося боярина.

– Э-э, деда… ты чего-то прям ожил.

Боярин хитро глянул на неё и с улыбкой произнес:

– Так чего мне не ожить, коли все хорошо? Я уж думал, что всю жизнь на одном месте проживу, а тут перемены, да ещё какие! Сама говоришь, что тут красиво будет.

– А Петя-петушок? Тебе ж его дурного ора не хватало.

– А Васька наша на что? Она ж с утра криком кричит, надрывается, что б я услышал, что она уже на ногах и по хозяйству хлопочет.

– Та-а-ак… – протянула Евдокия, упирая руки в бока.

– Всё, – хлопнул Еремей по бедрам. – Нету у меня времени с тобой болтать. Работать надо. А ты домом займись! – боярин наставил на внучку палец. – Кому сказать, что царевича во дворе принимала, со стыда сгореть можно.

– Не во дворе, а в саду.

– Так сада нет ещё, а ты даже табличку не поставила, что это сад, – хохотнул дед, вспомнив как внучка когда-то на деревяшке подписала, что кусок расковырянной земли называется цветником и топтать его не следует. Вот только козу она забыла научить читать, а той мягкая земелька глянулась, да не только ей.

Евдокия возмущенно посмотрела на деда, но, по сути, он был прав. Царевича толком не угостила, потому что дом пустой, а мама целыми днями сидит с мастерицами, делает вид, что шибко занята. А все потому, что долгожданный переезд случился неожиданно и все растерялись.

Ныне всё по-другому, и надо подлаживаться под новый быт. И коли так, то надо бы помочь обжиться тем, кто получил комнаты в отдельном доме. Упустила Евдокия этот момент.

Отложив все дела, она наведалась в дом, куда переселилась часть их людей. Те, кто остался жить в хозяйском доме, последовали за ней. Им было интересно, как обустроились те, кто стал жить отдельно. А отселенцы заволновались, что их вновь куда-то переселят. На новом месте им было непривычно, но вроде бы уже обжились.

– Чисто у вас, – громко похвалила Евдокия, входя на лестничную площадку и вновь похвалила, миновав общие помещения. – Вы все молодцы!

Она заглянула в одну комнату, другую, третью. В каждой было окно и отопительная батарея. Сами комнатки были метражом около пятнадцати метров. После тесноты прошлого дома это было роскошно.

В комнатах было пусто и гулко. В некоторых помимо расстеленной на полу постели, стоял сундук или лавка. В большие окна лился солнечный свет, заставляя жмуриться. Евдокия посмотрела общий кухонный закуток, который может понадобиться семейным, но пока там даже плиту ни разу не топили. Боярышня не побрезговала, окинула взглядом туалетные комнаты и удовлетворенно кивнула:

– Молодцы!

Жёнки довольно переглянулись, а самая старшая сказала:

– Так вода под боком, нечистоты все уходят, грех нам грязь разводить. Да и привыкшие мы к чистоте, сама знаешь, боярышня.

Евдокия улыбнулась, вспомнив, как насаждала культ чистоты в отстроенном после пожара дома. И без неё блюли её, а под приглядом боярышни даже в закутках всё блестело.

– Во дворике самым маленьким качели поставим и горку, – начала планировать Евдокия. – Старикам скамью под навесом сделаем, что б приглядывали за мелюзгой. Главное, порядок поддерживайте и клопов сюда на запустите.

– Да откуда им взяться? У нас этой напасти уж сколько лет не бывало! – встревоженно загомонили женки.

Евдокия ещё походила, посмотрела, как устроились семейные, потом переговорила со старшим по дому:

– Ты вот что, Сафроныч, спроси у Василисы старый инструмент и сюда принеси. Мало ли что самим смастерить удастся. Стройка в слободке ещё не закончилась и на ней можно много чего полезного для дома найти. Из обрезков доски ту же скамеечку для дитяти смастерить или полочку, а может, ящичек для цветка, чтобы зимой душу радовал на подоконнике и от яркого солнца прикрывал.

– На тебя сошлюсь, боярышня, когда к ключнице пойду.

– Сошлись-сошлись, – усмехнулась Евдокия. – На днях из поместья обоз с платьевыми коробами приедет, так пришли семейных, чтобы они себе отобрали. Один короб с тремя дверками на одну семью.

– А остальным будет чего?

– Не всё сразу. Сначала столы закажем нашим мастерам, а ты поспрашивай, кому какого размера стол делать, чтобы он всю спаленку не занимал. Может кому махонький столик надо и полочки сверху. Обговори со своими, всё запиши и Василисе отдай, чтобы посчитала, во что нам это обойдётся. А платьевые короба я велю понемногу подвозить, глядишь, к зиме у всех стоять будут.

Евдокия посмотрела на слушающих её людей – и засомневалась, правильно ли она поступает? Люди целыми днями находятся в хозяйском доме, исполняя разную работу, кормясь и отдыхая там же, а она им тут отдельное жильё создает.

Нужно ли им это, если они сюда только спать будут приходить? Но среди них есть старые, которым хочется уже собственного распорядка дня, а ещё есть малые, которым требуется детство. Пусть короткое, но всё же детство. Так что ради них. Пусть хоть в младости и старости люди увидят отдых.

Само холопство Дуню не смущало. Все тут сызмальства крутятся, как белки в колесе! Свободных нет. Вся разница меж людьми в том, что одним легче жить в коллективе и полагаться на решения главы, а другим важно жить своей головой. А всё равно все под кем-нибудь ходят. Ну и никто не даст гарантий, что начальник не будет дурковать.

И только знание о будущем положении простых людей волновало Дуню, но над этим она работала. Даст бог, все изменится, и хлебопашец никогда не станет рабом, и остальной люд не потеряет своей силы перед так называемой голубой кровью.

Домой возвращались толпой, возбуждённо гомоня. После того, как боярышня одобрила новоселье и пообещала мебель, всем радостно стало. Как будто только сейчас окончательно приняли новую бытность и поверили, что всё к лучшему.

Евдокия же собралась на работу, и впервые Гришаня не сопровождал её. Он порывался, но она сама остановила его, указав, что ему надо идти с дедом, чтобы завершить оформление бумаг.

Она сделала вид, что не видит покатившиеся из Гришкиных глаз слёзы. Отвернулась, чтобы скрыть, что у самой щёки мокрые. На миг ей вновь захотелось всё повернуть вспять и оставить Гришаню себе, но переборола.

Всё у её верного телохранителя будет хорошо! Пожил интересно и хватит, пора окунаться в будни, которые тоже могут удивлять.

– Поспешай, Илья, дел много, – велела боярышня новому старшему её охраны. Когда-то он возился с карпом Фёдором Федоровичем, а теперь заменил своего наставника и сидит на коне, распрямив плечи, поглядывая на окружающих орлиным взором.

– Боярышня! – окликнул ее Балашёв.

– Илья, погоди!

Евдокия вытерла слёзы, шмыгнула носом, оглянулась.

– Провожу тебя, – коротко пояснил служилый, догоняя её верхом. – Еремей Профыч велел присмотреть за тобой, – как можно мягче пояснил он, не понимая её слезливого состояния.

Илья насупился, но не смел ничего сказать. Он сразу понял, что Балашёв сможет проследовать за боярышней в царицыны палаты, а ему туда доступ закрыт. Один раз, может, по делу пропустят, а постоянно находиться подле неё не разрешат.

А Балашёв в это время с удивлением смотрел по сторонам, дивясь горожанам. Одеты они были добротно, вели себя спокойно, благожелательно и это бросалось в глаза. Часто останавливались, чтобы пообщаться, к ним легко присоединялись прохожие и подключались к разговору. Никого это не раздражало.

На пробегающих мальцов никто не кричал, а на спешащих по делу отроковиц смотрели с одобрением. Во всем чувствовалась упорядоченность. Нищих и вовсе не было, если только на паперти, но туда Кузьма ещё не добрался. Сам же город казался ему большим садом с чудными возками, катящимися по чистым улочкам.

Увиденное походило на сон и только его гостевание в пустоватом доме Дорониных показало, что люди не в сказке живут, а планомерно улучшают свою жизнь, и не всегда так было.

Балашёв проводил боярышню до той горницы в Царицыных палатах, где вчера её чуть не отравили. Он уселся дожидаться её в сторонке, а сам с любопытством наблюдал за суетящимися жёнками и вспоминал, как юная Евдокия участвовала в восстановлении Алексина. Рядом с ней был её отец, отец Варфоломей и другие, но люди быстро поняли, что вдохновителем хлынувшей в город помощи была вездесущая боярышня.

Благодаря ей город получил поддержку от царя с царицей, от церковных иерархов и именитых бояр. Кузьма хотел остаться в Алексино, но в город потянулись со всех сторон паломники, чтобы посмотреть на строящийся дивный храм, и оставались, пораженные видом отстроенных домов с застекленными оконцами.

Он почувствовал, что не сможет спокойно жить-поживать в чудо-городе и направился к царю. По пути брал временную службу, чтобы купить саблю, сменить рваньё на более-менее приличную одежу, но в Кремль пришёл точно ко времени.

На этой мысли Кузьма поднялся, передвинул коротенькую лавочку с подлокотниками в угол, сел так, чтобы входящий не сразу увидел его и принялся сторожить боярышню.

Историческая справка:

Папа римский Сикст – основные сведения мною о нем соблюдены. Очень яркий персонаж, и в его характеристике есть вопиющие минусы, делающие его мерзавцем, но плюсы тоже весомые, представляющие его важным государственным деятелем.

А вот про тайный орден, собирающий знания – авторская выдумка, которая может оказаться вовсе не выдумкой. В конце концов в закромах Ватикана летописи и артефакты появлялись не сами собой.

*»Песенка сыщика», куплет которой спела Дуня – текст Юрий Энтин, музыка Геннадий Гладков.

Глава 6.

«А так хорошо день начался», – обречённо думала Евдокия, косясь на ругающихся бояр. Весть от присланного гонца: «Царевич сгинул!» – изменила всё. Евдокия только и успела подумать, кто ж такие новости дуриком выкрикивает, как посыпались вопросы:

– Как сгинул?

– Куда сгинул?

– Когда вернётся?

Гонец с выпученными глазами в страхе мотал головой, пока его не увели допрашивать. Царь сидел ни жив ни мёртв, Евдокия отчего-то сочла дурные вести недоразумением, а восклицания бояр начали меняться.

– Как же мы без наследника? – растерянно спросил у Думы Протасьич – и все загомонили с новой силой, а потом: – Где ж мы нового найдем при живой-то царице? – раздался голос из-за спины старика.

И этот вопрос послужил спуском лавины взаимных обвинений, предречения будущих бед и стенаний о том, что царь упёрся, не пожелав отправить пустую Марию Борисовну в монастырь, чтобы вдругорядь жениться и нарожать детишек полный дом.

Евдокия пришибленно сидела в огороженном закутке и молча страдала из-за злых слов. Бояре не зря шумели. Столько планов было завязано на спокойной передаче власти, на крепкой паре правящих людей, а теперь что же? Но каково сейчас Марии Борисовне и Ивану Васильевичу?

Боярышня отвернулась от подскакивавших с мест бояр и посмотрела на мертвенно-бледного царя.

Он словно окаменел, а его взгляд был страшен, и Евдокия поёжилась. Он сейчас напоминал безумца, готового рвать всех зубами. Боярам бы поостеречься выступать в такой момент, а они тычут его в самое болезненное место, едва только получили подтверждение своих опасений насчёт одного наследника. Как будто ранее не кивали согласно, что единственный царевич – благо.

Евдокия посмотрела на испуганного писца, постаравшегося спрятаться за стойкой. Похоже, он ожидал бунта и намеревался при первых же признаках сбежать. Рынды царя напряженно следили за орущими друг на друга боярами и были готовы к схватке. Священник куда-то утёк, иначе и не скажешь. Вряд ли со страху, поскольку на него никто не поднял бы руку, но, видно, новость жгла ему язык, и он побёг полоскать его.

Боярышня бросила взгляд на деда, ором доказывающего что-то Плещееву, но в общем шуме было не разобрать, из-за чего меж ними лай. Ей бы тихонько уйти, пойти к Марии Борисовне, утешить её, но Дуня вновь посмотрела на Ивана Васильевича – и её сердце сжалось.

Каково ему сейчас? Все почему-то забыли, что он не только царь, теряющий позиции, но и отец. А Иван Иваныч? Никто о нём ничего не сказал, не охнул плаксиво, не зарычал в ярости. А она сама? Почему она воспринимает новость, как дурную шутку? Не мог он сгинуть, ну никак не мог! И все-таки ей обидно стало за царевича. Он достоин того, чтобы глаза бояр загорелись отмщением! Евдокия подскочила, метнулась к брошенному на пол скомканному посланию, подняла, прочитала:

«Царевич сгинул во время охоты», – и недоуменно посмотрела на Ивана Васильевича. А потом потрясла перед его носом листком и возмущенно спросила:

– Так чего ж мы тут сидим? Искать надо. Если Иван Иваныча похитили, то каждый миг дорог.

В зале общий шум потихоньку затихал и все больше бояр устремляли свои взгляды на царя, спрашивая:

– Как искать? Гонец же сказал, что царевич сгинул!

– Я так понимаю, – Евдокия повернулась ко всем, – что за царевичем не уследили и он пропал! Оттого паника среди сопровождающих и такое бестолковое послание с заполошным гонцом.

Боярышня строго посмотрела на всех и наставительно произнесла:

– Нам же голову терять не след, нам Иван Иваныча искать надо. Бояре! Надобно следствие учинить, пустить по следу собак или Пятачка, – последние слова Дуня договаривала царю, так как Дума уже не слушала её, переключившись на решение поставленной задачи. С лица Ивана Васильевича сходила бледность, но свирепая хищность никуда не делась, однако, теперь она была направлена куда-то во вне.

Евдокия благоразумно отступила, а Дума энергично выдавала ценные указанные по организации поиска царевича, и боярышня впервые увидела, насколько быстро и решительно могут реагировать бояре. Все ухватились за шанс найти и спасти наследника. В считанные часы была собрана спасательная операция, включающая в себя специалистов разного направления и уже готова была выдвигаться в сторону лесов, где пропал Иван Иваныч, как в Кремль влетел новый гонец.

– Царевич нашёлся! – с порога захрипел он и закашлялся. Ему сунули в руку кубок с ягодной водичкой. Он жадно выпил и громко объявил: —Жив-здоров и едет домой!

Все выдохнули, но собранные в поисковую дружину воины поехали навстречу Иван Иванычу. Их дело было встретить наследника, выслушать его и на месте решить, учинять ли следствие или вернуться с ним в Кремль. Через пару дней весь город вышел встречать царевича. Люди искренне радовались ему, а в церквях прошли службы во здравие его.

Дуняша отстояла службу в церкви при Кремле среди ближних боярынь царицы. Исхудавшая от переживаний Мария Борисовна благодарила бога за счастливое возвращение сына домой, а Евдокия молилась за всю царскую семью.

При выходе из церкви она заметила стоящих поодаль Балашёва и Илью с воями. Возвышенное настроение боярышни уступило место деловитости, и она нетерпеливо посмотрела на замешкавшуюся Марию Борисовну, собравшуюся раздавать милостыню.

Царица вместе со своими ближними женками уже спустилась со ступенек, и боярышня хмуро пригляделась к толпящимся попрошайкам. Она отвыкла уже видеть их в таком количестве, но здесь, видимо, сытно им было. Нахмурив брови, Евдокия высматривала ложно-страждущих, но, к её удивлению, убогие начали торопливо произносить здравицы царице, отказываясь от милостыни или вовсе разбегаясь.

Евдокия проводила взглядом прыткого дедка, убегавшего от её взгляда с молодецкой удалью, но вмешиваться не стала. В другой раз не спустила бы обмана, но сейчас ей хотелось помочь людям, а не разоблачать беспринципных хитрецов. Она отвязала от пояса свой кошелек, но оставшиеся попрошайки резво засобирались по своим делам, и Мария Борисовна начала растерянно вертеть головой.

Когда царица нашла взглядом Дуню, то боярыни принялись весело рассказывать друг другу обо всех случаях внезапного исцеления там, где появлялась Доронина. Евдокия же впервые ходила молиться с царицей и её очень удивила реакция мнимых калек. Она даже не подозревала, что местные нищие давно держатся от неё подальше. А в церкви, куда она ходит, стоят только погорельцы или пришлые из окрестных земель.

– Так что, они все здоровы? – растерянно спросила Мария Борисовна ближних.

– Вряд ли все, матушка, но многим предлагается работа по силам, а старательных направляют в Кошкинские мастерские за приставляемыми руками, ногами или в лекарни, чтобы облегчить страдания.

– Знаю об этом. Я же сама делаю вклады на это богоугодное дело. Так ты думаешь, что… – царица не договорила, но и так было понятно, кого она прикормила.

– Многим проще жить, как птичкам божиим, – благонравно ответила одна из ближних, вкладывая копеечку в руку жёнки с детьми.

– Да уж какие птички? Милостыней они больше заработают, чем честным трудом, – резко поправила её боярыня Наталья. – Права Евдокия, что не даёт им жизни. Они же сбились в стаю и не подпускают действительно нуждающихся.

Наталья посмотрела на неожиданно для себя оказавшуюся впереди женку с детьми и ласково спросила ее:

– Откуда ты, милая?

– Из Голенищево. Муж слёг ещё весной, всё лето мучился, сейчас отошёл. Зиму мне с малыми в деревне не прожить, вот я в город подалась.

– Что ж ты к своему боярину за помощью не пришла?

Женщина бухнулась на колени, заставляя и детей просить милостыни. А Наталья поманила к себе одного из слуг:

– Проводи ее ко мне во двор, скажи, чтобы накормили и кров дали. Приду, разберусь.

Евдокия, как и все, понимала, что не каждый помещик возьмёт в свой дом женщину с малыми детьми на зиму. Толку от неё будет немного, а хлопот полон рот. Если бы она умела делать что-то особенное, то это другое дело, а принести воду, постирать, вымыть полы, да нить скрутить без неё умелиц хватает. К тому же этот труд не приносит дохода, а всего лишь создает удобства для хозяев. Даже в будущем никто не поставит в дом лишнюю стиральную машину.

Тем не менее ближние царицы по примеру Натальи взялись помогать обеспокоенно оглядывающимся страждущим, которые уж не чаяли пробиться в первые ряды, и вскоре разобрали себе подопечных. Евдокия не успела оглянуться, как никого не осталось. Она догнала Марию Борисовну и отпросилась у неё в разбойный приказ.

– Схожу за новостями, – тихо пояснила она ей. – А то все о чертовщине какой-то треплют, вспоминая, как пропал на их глазах Иван Иваныч, – обе они перекрестились, и Дуня ещё тише добавила: – не верю я в это. Колдовской туман, душераздирающие крики, исчезновения… прям театр какой-то!..

– Сходи, милая. Ванюша тоже говорит, что много странного было.

Евдокия поклонилась и поспешила в приказ. Илья с воями сопровождали её, весело скалясь, а Балашёв выглядел озадаченно. Она вопросительно посмотрела на Илью и тот шепнул ей, что рассказал служилому о её способностях к мгновенному исцелению.

– Кузьма, – обратилась она к Балашеву, – ты всему-то не верь, что тебе говорят. Не в исцелениях дело, а в том, что здоровые изображают калек. Вот таких я разоблачаю, от того и шарахаются они от меня.

– Как же это? Зачем они? – не мог поверить Балашёв.

– А чтобы не работать, но зарабатывать.

Лицо Кузьмы омрачилось. Теперь для него многое разъяснилось из того, что он видел по пути в Москву.

– Идем в разбойный приказ, – известила боярышня своих людей и поспешила.

Ей не терпелось узнать подробности произошедшего с царевичем. Каким образом заурядная охота превратилась для него и его друзей в кошмар? О каком колдовстве идут слухи?

– Дядька Анисим! – закричала она, увидев своего старого знакомого. – Здравия тебе!

– И тебе здравствовать, боярышня, – в приветствии склонил голову Анисим и улыбнулся. Суетящиеся рядом вои из приказа с завистью посмотрели на него.

– Хорошего вам дня, служилые! – пожелала Евдокия остальным.

Ей ответили склонением головы или легкими поклонами. Все улыбались в ответ, а некоторые смутились. Всем лестно было, что дева окинула их приятственным взглядом. Но Анисиму она всё же уделила намного больше внимания. А ведь ещё ходили слухи, что краса-боярышня каждую весну покупала у него саженцы и цветочную рассаду. Этому долго никто не мог поверить! Возню с растениями весь приказ считал блажью Анисима, но год от года всё больше баб крутилось возле него, расспрашивая о цветочках.

– Дядька Анисим, Семён вернулся? – отойдя в сторонку, спросила Евдокия.

– Рано ещё. Ждем его через два-три дня. А тебе он зачем?

– Так по делу!

– Это ж по какому?

– По тому самому… – Евдокия округлила глаза, – наиважнейшему.

– Зайди к Борису Лукичу. Семён Григорьевич загодя прислал ему вести, так, можа, он расскажет тебе чего, – шепотом посоветовал Анисим.

– А сам чего же задержался? – удивилась боярышня.

– Дык знамо чего. Местной службе разгона дать, чтобы пошевеливались. Чай не нечисть пакость проделала, а живые люди, и их искать надобно.

Евдокия взбодрилась, услышав подтверждение своим мыслям.

– А ты читал Семёновы вести? Может, скажешь мне?

– Прости, боярышня, но с этим ты лучше к Борису Лукичу, – испытывая неловкость, всё же отказал Анисим.

– Он меня корить станет, что я заневестилась.

– Так заневестилась, – простодушно подтвердил служилый и Евдокия надулась.

– Не скажешь?

– Ты проведай старика, – добродушно посоветовал ей Анисим. – Он всегда рад тебе, а на его ворчание не обращай внимания.

– Ладно, чего уж… – смутилась девушка и отправилась в подземелье, сопровождаемая Кузьмой Балашёвым. Пройдя привычным маршрутом, она вышла к кабинету Репешка.

– Борис Лукич! – крикнула она и только после этого постучала, чуть выждала, давая время спрятать бумаги или принять деловой вид, и только тогда потянула дверь на себя.

У боярина было жарко натоплено.

– Дуняшка! – обрадовался он ей и поднялся, выходя навстречу.

– Здравствуй, Борис Лукич, – обняла она его. – Мёрзнешь?

– Перед непогодой мерзну. Особливо спина.

– А пояс из собачьей шерсти носишь? – строго спросила она его.

Репешок обеспокоенно взглянул на оставшуюся открытой дверь, Дуня понятливо закрыла ее. И только тогда боярин показал на свою поясницу и подтвердил:

– Только и спасаюсь им, но неловко мне говорить, что пояс собачий. Засмеют же. Боярам положено соболя носить, а я…

– Ох, Борис Лукич, ну ты как дитя! – всплеснула руками Евдокия. – Этот пояс подороже соболей стоит. Поди найди ещё такую собаку, чтобы мех у неё был чистый и подходящий для скручивания нитки. К тому же зверя хорошо кормить надо, постоянно вычесывать, а это не быстрая история.

Довольный Дуняшкиной заботой Репешок слушал и кивал. Она уж об этом поясе не раз говорила ему. Он знал, что сейчас для него собирают шерсть на носки, но послушать лишний раз о том, что для него делается, было приятно. Тем более Еремею такой же пояс захотелось, но ключница ему в этом не потворствует. Она на его спину изводит барсучий жир, а Дуняшка терпеть не может этот запах и ворчит на обоих.

– Борис Лукич, объясни мне, что случилось с царевичем, – попросила Евдокия. – Мария Борисовна переживает, да и я тож.

Репешок вернулся за стол и не сразу начал говорить:

– С соколами охотиться Иван Иваныч не захотел, поехал в Луцинское, чтобы на зверя покрупнее выйти. Вроде как мяса запасти для кухни. Раньше начала холодов его не ждали обратно. Не первый год он ездит. Все знакомо, но ты про то знаешь.

– Знаю, Борис Лукич.

– И в этот раз было всё, как всегда. Приехали, осмотрелись, обустроились на полянке, вечером хвастливые байки друг другу рассказывали. Собрались уж спать идти, да откуда ни возьмись туман наползать стал.

– Слышала про то, – кивнула Дуня.

– Непростой туман: густой, дымный. Заклубился так, что ни зги не видно.

– Дымовой, говоришь?

– Про то не сразу догадались, что туман рукотворный. Это уж потом. А тогда в свете костра всем показалось, что сама тьма жрать их идет.

– Небось сами себя напугали охотничьими байками, – предположила Евдокия.

– Не без этого. Но то молодежь спужалась, а охрану сбили с толку блуждающие в тумане огни. Вот этого они никак не смогли себе объяснить и упустили ситуацию.

– Совсем ничего не сделали ради спасения царевича?

– Дунь, все схватились за оружие и закрыли собою царевича, но как защититься от невидимого врага?

Евдокия покивала. Она уже была наслышана про туман, огни в воздухе, леденящий душу вой, а на закуску исчезновение воёв.

– А дальше начали пропадать воины, – подтвердил Репешок.

– Целиком или по частям? – уточнила Евдокия. Боярин поперхнулся, прокашлялся и спросил:

– Что ты имеешь в виде, говоря «по частям»?

– Ну-у, может сначала руки-ноги перестали быть видными, потом туловище, а напоследок голова и последней оставалась улыбка? – не удержалась от только ей понятной шутки. Репешок обладал хорошим воображением и, представив себе эту картину, замахал на неё руками.

– Придумаешь же, – хохотнул он. – Но ты при других так не шути, – погрозил он ей пальцем. – Не поймут. Это мы тут… – Борис Лукич хотел сказать, что в разбойном приказе всякое повидали и шутят соответственно, но вовремя осёкся и с укоризной посмотрел на Евдокию.

– Хм, так… как пропадали спрашиваешь? Семён написал, что арканом ловили стоящих по краям воев и утягивали в туман.

– Ага, ну хоть что-то понятное. А туман? Точнее, дым.

– Дым был не тот, что используют бортники (пчеловоды), но суть одна. Интересно другое: округ поляны были зарыты кувшины со смесью, дающей густой дым. От кувшинов тянулась пропитанная чем-то горючим верёвка. Тать всё подготовил заранее, а ночью на расстоянии поджёг верёвки, и когда огонёк добрался до кувшинов, то повалил туман. Ветра не было, и он полз во все стороны, а не только к сидящим на поляне.

– Ну да, у страха глаза велики.

– Хм, верно сказано.

– И как все это Семён расследовал?

– Не до всех кувшинов добрался огонек. А про аркан, так то подсказали тела убитых.

– Хочется узнать про огни в тумане. Это факелы? – Евдокия все больше хмурилась. Организатор ловушки оказался тем ещё затейником. На лицо был сбор данных, планирование, подготовительная работа – и все с выдумкой.

Репешок видел, что егоза пасмурнела, но ничего утаивать от неё не стал. Он чувствовал себя виноватым перед ней за недавнюю попытку похищения. Перемудрили они с царем, раскидывая приманки для выявления заинтересованных лиц. Этих лиц оказалось столь много, что захлебнулись в расследовании, а теперь вот… из охотников чуть не превратились в добычу.

– Нет, не факелы, – вздохнул Борис Лукич. – На деревьях хитро развесили плошки с прорезями, а внутри зажгли фитиль. Вот тебе необъяснимый огонек в воздухе. Так ещё поставили человека, который дергал за веревочки, раскачивая плошки одновременно. Вот и весь секрет блуждающих огоньков.

– Все просто, – вздохнула Дуня.

– Про леденящий вой не спросишь?

– У отца Семёна есть полный сундук всяких разных приспособ, которые издают разные звуки. Там есть рожки с пронзительным визгом, трещотки и крякалки… – боярышня повела ладошкой, показывая, что в этом нет секрета. – А подельники татя-затейника?

– Всех нашли мертвыми. Потравил их наниматель.

– Как у него ловко выходит с ядами!

Репешок согласно кивнул. Он заподозрил лекарей, но те пришли в полный восторг, узнав об использовании эфира. Насилу ноги унёс от них.