Текст книги "Княгиня Евдокия 5 (СИ)"

Автор книги: Юлия Меллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Annotation

1475 год. Евдокии идет восемнадцатый год и пора бы ее отдать в руки мужа, но кто им будет?

Княгиня Евдокия -5-

Глава 1.

Глава 2.

Глава 3.

Глава 4.

Глава 5.

Глава 6.

Глава 7.

Глава 8.

Глава 9.

Глава 10.

Глава 11.

Глава 12.

Глава 13.

Глава 14.

Глава 15.

Глава 16.

Глава 17.

Глава 18.

Глава 19.

Глава 20.

Глава 21.

Глава 22.

Глава 23.

Глава 24 и эпилог с послесловием

Княгиня Евдокия -5–

Глава 1.

– Сидишь и молчишь, поняла? – наставлял Евдокию Иван Васильевич по пути в палаты, но замолк, увидев вышедшую навстречу царицу с боярынями.

– Ладо мой, – ласково обратилась к нему Мария Борисовна, – дозволь Дуняшке подарочек передать.

– Передавай, – вздохнул царь, не имея сил отказать Марьюшке и просительно смотрящим на него жёнкам.

А началось всё с того, что он наградил Евдокию чином летописца. Боярыни тут же окружили его такой заботой, что он уж не знал, куда от неё деваться. Не заметил даже, как ввёл должность куратора и уже с пяток боярынь в этом чине приглядывают за чистотой города, особенно рек. И хоть получается у них лучше мужей, но все равно как-то непривычно видеть жёнок в чинах и на службе. И даже себе трудно признаться, что в кои-то веки в летнюю жару вся Москва дышала воздухом, а не пойми чем.

А всё закрутилось из-за Дуняшки! Была бы она замужем, то из-за её чина летописца поворчали бы и смирились, но ведь девка! Пришлось боярыням угождать, чтобы заступились за нее. А они за Дуньку горой! Вместе с ней дал чин торгового куратора Мотьке Савиной, ставшей Матреной Овиной. Овины загордились, но отдарились щедро. Была бы у них ещё одна дельная родственница, так он, пожалуй, и её на службу взял за такие-то отдарки.

Ну, а так-то не прогадал Иван Васильевич с жёнками! Они хозяйственные и за дело радеют. Постоянно в только что отстроенных царицыных палатах толкутся, предложения вносят и отчитываются перед Марьюшкой, а Дунька потом всё в новостных листках печатает. Иногда так распишет, что кажется – без женок все мужи пропали бы. Так она умудрилась ещё в Думу пролезть!

На этих мыслях Иван Васильевич отстранился, как будто не он давал разрешение, а кто-то другой, неразумный, непонимающий, что Дунька та ещё коза и с удовольствием потопчется по боярским мозолям. И так всё провернула, что не нашлось причин отказать. Сказала, что она там просто посидит и запишет чего надо по должности ейной.

«Я же летописец? – вспомнилось ему. – Ты, царь-батюшка, не сомневайся во мне! Я тебя в историю внесу на руках!» – и даже ладошки свои протянула, показывая, как бережно несёт его.

Но чего уж терзать голову воспоминаниями! Иван Васильевич пристально посмотрел на жену, увидел, как она зарделась, и одобрил её желание передать Дуньке подарок. Можно подумать, девку не в Думу отправляют в уголочке посидеть, а в дальние дали.

Царица резко вздохнула, как будто до этого забыла, как дышать, подняла руку – и в неё тут же вложили коробочку с пишущими принадлежностями.

– Пользуйся – обратилась Мария Борисовна к Дуне, – и не греши против истины! – дала она наставление, одаряя боярышню серебряным пером и стеклянной чернильницей. – А остальное тебе сейчас к месту принесут!

Евдокия с трепетом приняла царский подарок и вытянувшись, торжественно выкрикнула:

– Не посрамлю!

Иван Васильевич тяжко вздохнул, незаметно для боярынь пнул Дуньку по пяткам, чтобы не вздумала долгие речи произносить, и твёрдым шагом продолжил путь-дорогу до расписных палат.

– Царь-батюшка, – отвлек его от смурных мыслей тихий голос из-за приоткрытых дверей одной из горниц, – на посошок!

Иван Васильевиче остановился, увидел своего человека с подносом, на котором стоял кувшинчик, чарочка с крепким настоянным медком и плошка с мочёной рябиной.

– А то ведь цельный день будешь с боярами заседать, а они те есчо ироды, – заторопился оправдать медок вне пира служилый.

Евдокия сделала вид, что не слышит, а Иван Васильевич остановился, ещё раз вздохнул и буркнул ей:

– Ну, ты иди… устраивайся там.

– Иду-иду, – покладисто ответила боярышня, встрепенулась и шагом деловой женщины из будущего устремилась вперёд.

А чего ей стесняться? Должность царского летописца она получила сразу по возращению из Алексино, а чтобы отличаться от церковных летописцев, попросила сделать приписку, что она обозреватель мира. Чуть позже Дуня сообразила, что мировые новости надо бы не на рынке собирать, а прямо в Думе. Ну и вот, собственно, она уже идёт туда. Царь хотел было пойти на попятную, но женская партия во дворце стеной встала за должность обозревателя и место присутствия в Думе. Так что… Евдокия ворвалась в Думу как вихрь.

– Бояре, долгих лет вам! – радостно поприветствовала она их и промчалась к приготовленному специально для неё рабочему месту.

– Куда мир катится? – заворчали бояре, наблюдая, как Дуня занимает огороженный закуток поблизости от царского трона. Специально для неё на возвышении поставили стол, креслице и все прикрыли низеньким заборчиком. Вот туда она проскользнула, уселась и открыла царицын подарок. Бояре и князья с любопытством вытянули шеи.

– Мария Борисовна подарила, – с улыбкой сообщила всем Евдокия, показывая новые писчие принадлежности, но бояре не успели разглядеть, потому что в палату вбежали царицыны служанки.

– Куда?! – рявкнул один из старейших бояр, поняв, что жёнки бегут к Евдокии и низко кланяясь, оставляют подле неё короба. – Бояре! – возопил старик. – Да что же такое деется? До чего мы дожили? Это ж всему наперекор! Неужто стерпим?

Но всем сейчас было не до старческого брюзжания. Из коробов вкусно пахло выпечкой.

– Сюда, сюда, – хлопотала подскочившая с места боярышня, ища свободное местечко в своем закутке. – Не забудьте сказать Марии Борисовне, что я низко кланялась и благодарила, – напутствовала Дуня, не обращая внимания на нахохлившихся бояр.

– Данила Дмитриевич, чего смурной? – обратилась боярышня к симпатичному князю Холмскому, когда наконец-то устроилась. – Хочешь пирожок?

Князь хмыкнул, благодарно приложил руку к груди, но ответить ничего не успел. В палаты вошёл царь. Все поднялись, поклонились, а Дунино перо в полной тишине зашуршало по бумаге.

– Ну и чего ты уже пишешь? – усевшись на трон, со смешком спросил Иван Васильевич.

– Как чего? Вот, дословно: «Великий государь земли Русской открыл заседание Думы, в составе которой…» – Евдокия кашлянула, при этому успев с превосходством посмотреть на демонстративно отворачивающегося от неё писаря, – ну, тут дальше список присутствующих…

В палатах наступила гробовая тишина. Мало того, что Дунька тут сидит, так она ещё говорит! Кое-кто начал недобро посматривать в сторону её деда, а тот устроился с Репешком за спиной Кошкина и делает вид, что ничего не слышит, не видит.

– Кстати, бояре, – звонко обратилась она и строго посмотрела на лепших людей царства, – всех поименно записала! – угрожающе потрясла серебряным пером. – Если кто отсутствует без уважительной причины, то извольте оплатить виру.

– Что?! – отмерли все разом.

– Какая вира? – захлопали они глазами.

– Кому? Куда? – голоса стали громче и возмущённее, несмотря на то, что многие собирались делать вид, что боярышни в палатах не существует.

– Вира в пользу казны! – громко провозгласила она. – А как вы думали? – удивилась Дуня и укоризненно покачала головой.

– А если отсутствовал по уважительной причине? – растерянно спросил князь Сицкий.

– Принести справку! – насупив брови, ответила боярышня и, не выдержав, расхохоталась. – Ой не могу! – плюхнулась она на стул и обмахиваясь листком бумаги.

– Дунька, мало тебя Еремей порол! – воскликнул Кошкин и пояснил другим: – Шуткует она.

Но это уже все поняли и посмеивались, толкая друг друга локтями и подначивая, что поверили.

– Евдокия, я же тебя просил! – со вздохом воззвал к её совести царь.

– Так я же разрядить обстановку, а то все смотрят на меня, как на врага народа!

– Правильно, не место девке в Думе! – сипло прокаркал старый Протасьич.

– А с другой стороны, – гордо вздернув подбородок, начала отвечать Евдокия, – в каждой шутке есть доля правды. Надо бы отрегулировать протокол посещения Думы и озвучить уважительные причины отсутствия. И чтобы справочки были на официальной бумаге, купленной у писаря.

Писарь с подозрением посмотрел на неё, перевёл взгляд на царя, а тот откинулся на спинку трона, задумчиво пропуская пальцы через бороду. Потом он дал знак записать дельное предложение, чем насторожил бояр. Все зашушукались, но под тяжёлым царским взглядом вскоре установилась тишина, и служилый объявил:

– Курицын Федор Васильевич! * С докладом о своем посольстве к Стефану.*

(*Стефан Великий – князь Молдавии).

Евдокия с удовольствием вывела полное именование думного дьяка и посла Курицына. Зарождающаяся мода на пренебрежительное именования людей окончательно сошла на нет. Теперь редко кого назовут Федькой, если только не хотят дать подзатыльник.

– Осенью два лета тому назад, – раскланявшись со всеми, начал Курицын, – молдавский господарь Стефан сместил с Валахского престола Раду Красивого и посадил туда Басараба Старого.

Евдокия старательно всё записала, намереваясь после узнать, кто такие Раду и Басараб. Так-то Курицын прибыл из Молдавии… или Венгрии? Во всяком случае Дуня слышала разговоры о Трансильвании, Валахии и Молдавии, в которых отметилось наше посольство. Османы там уже пролили немало крови, обложили тамошний народ данью, и Иван Васильевич решил поискать союзников против них.

– Но уже зимой Раду Красивый вернулся и сверг Басараба, – Курицын развёл руками, показывая, что сам удивлен.

– Дальше, – поторопил его царь.

– Весной следующего лета Стефан вновь посадил Басараба, но как только он ушёл, Раду прогнал его.

Бояре с князьями начали перешёптываться и посмеиваться над неудачником Басарабом, а Дуня возмущенно начала чиркать на своём свитке.

– Осенью того же лета Басарабу удалось самому вернуть себе Валахию…

– Но Раду опять пнул его под зад! – предположил князь Патрикеев и все засмеялись. Курицын улыбнулся и согласно кивнул.

– Всё так, выпнули Басараба, но люди говорят, что Раду Красивый болен и долго не протянет, так что рано или поздно, но в Валахии сядет Басараб.

– Ну и какой толк нам от этих поскакушек? – спросил один из бояр.

– Толк есть. Раду во всем поддерживает осман, а Басараб держит руку Стефана. Стефан же твёрдо стоит за православие.

– Точно! И жена у Стефана из Олельковичей! – заметил князь Холмский.

– Евдокия? Так она уж умерла, – возразили ему.

– Новая тож православная из Палеологов, – вернул себе инициативу Курицын. – Стефан лелеет мечту занять византийский престол, вот и...

– Губа не дура!

Курицын пожал плечами, но более комментировать надежды молдавского господаря не стал.

– Значит, Басараб твердо стоит за веру нашу? – задал вопрос Кошкин.

Насколько он знал, османы уже обложили Валахию данью, но если во главе тех земель станет Басараб и откажется платить дань, то война там вновь разгорится.

– В Стефане я уверен, а вот Басараб… скользкий он какой-то, – ответил Курицын.

– И что же, Стефан этого не видит? – удивился старый боярин. – Неужто других претендентов на Валахию нет?

– Есть, как не бывать, – ответил ему Федор Васильевич Курицын, видя, что царь внимательно слушает. – У Раду есть старший брат Влад. Он тоже из рода Дракул, вот только боярам он не по нраву.

Евдокия как услышала про Влада Дракула, так перестала делать пометки и уставилась на Курицына, а тот выдержал паузу и драматическим голосом объявил:

– Они говорят о нём, как о монстре. Я знаю, что они не довольны тем, что он не смирился с захватом Валахии, но хуже всего, что гуляет слух, что после того, как отцу Влада отрубили голову, а старшего брата похоронили заживо, у него из глаз начали течь кровавые слёзы.

Дума ожила, зашепталась, заёрзала. Кровавые слезы – это серьезный повод усомнится в том, а человек ли Влад! Царь пристукнул посохом, призывая к порядку расшумевшихся бояр, а Евдокия фыркнула и с видом всезнайки глубоко вздохнула. Иван Васильевич с подозрением посмотрел на неё, но она ладошкой закрыла себе рот и ответила преданным взглядом.

– Так, может, он одержим? – начали выкрикивать бояре, совершенно позабыв о Раде, Басарабе со Стефаном и османах.

Курицын пожал плечами и ответил пространно:

– В тех землях кровь льется бессчётно! Османы людей режут на кусочки, местные отвечают тем же, а сажание на кол – вообще любимый вид казни у обеих сторон, если есть время.

– Ад на земле? – спросил кто-то.

– Не богохульствуй! – рявкнул присутствующий в Думе священник. – Народ за свою веру сражается!

– Так-то оно так, но кровавые слёзы? – засомневались бояре.

Евдокия возмущенно всплеснула руками, но не издала ни звука, как обещала. Однако Дума все подмечала, и Ряполовский недовольно спросил:

– Ты чего там шумишь?

Евдокия молча указала на себя пальцем и возмущенно потрясла пером.

– Вот и я говорю, покоя от неё нет, – неожиданно поддержал Ряполовского ворчун Протасьич.

Дуня требовательно посмотрела на царя, ожидая защиты, но тот поднял руку и устало велел:

– Скажи уже, а то нет сил на тебя смотреть.

Евдокия с достоинством поднялась, вышла из-за огородки и легким поклоном головы, попросив прощения у Курицына за то, что прерывает его доклад, произнесла:

– Кровавые слёзы – это всего лишь редкое заболевание. Такое может случиться со всяким от перенапряжения сил. В глазу лопаются кровяные сосудики и глаз становится красным. Это со временем проходит, но у некоторых людей кровь до конца жизни прячется за глазами и выходит только со слезами. Это ни о чём не говорит. У кого-то ломается рука в сражении, у кого-то ломается глаз и до конца жизни беспокоит неудобством.

– Так значит, он не одержим? – начали уточнять бояре.

– С этим вопросом обратитесь в церковь, но кровавые слёзы – всего лишь редкая болезнь глаз. Выглядит страшно и пугающе, но как по мне гниющие раны с червяками намного противнее.

– Хм, всё сказала? – нахмурился царь.

– Да.

– Сядь и не мешай больше.

Евдокия обижено посмотрела на Ивана Васильевича, но прошла на свое место и села.

Курицын улыбнулся и продолжил доклад. Он сыпал именами воевод, которые садились править и свергались. Называл земли, которые отошли османам, но как бы не совсем и время от времени отвоевывались обратно. Евдокия даже записывать не стала, поскольку быстро запуталась.

«Они там все ненормальные какие-то», – пришла она к выводу и даже почувствовала обиду за Влада Дракулу, которого в будущем знали, как Цепеша, (сажатель на кол) и вампира, хотя его конкуренты оказались теми ещё упырями.

– Считаю нужным заключить союз со Стефаном против осман и ляхов, – закончил свой доклад Курицын, вырывая Евдокию из дум о людях, оставивших след в истории. К примеру, о Стефане и тем более уж о Раде с Басарабом она ранее ничего не знала, а Влад всё-таки прославился, хоть и вампиром.

– Так поженить кого-то надо… а кого? Нам бы тоже взять невесту для наследника из Палеологов, как Стефан.

– У Палеологов никого не осталось. Император Константин погиб во время захвата Константинополя и законнорождённых детей у него нет. У его брата Дмитрия султан забрал дочь в гарем, у другого брата есть две дочери. Одну уже выдали замуж, а вторая сидит под боком папы и приняла католичество.

Бояре вновь оживились.

– Это ты про Зою? Так ведь, как приняла, так обратно вернётся…

– Её бы сосватать нашему царевичу, но уж больно стара для него.

– А сколько ей?

– Уж двадцать.

– Так может, она хороша собою? Бывает, что перестарки слаще юниц!

– Ты думай, чего и где говоришь! – осадили сластолюбца, показывая глазами на склонившуюся над бумагами Евдокию. А она как раз замерла, соображая, о какой-такой Зое Палеолог идёт речь… и озноб прошёл по её спине. Вот только этой интриганки здесь не хватало!

– Бояре! Мы с чего начали? – осадил всех Кошкин. – Нам нужен союз с молдавским господарем Стефаном или нет?

– А чего нам? Это ему нужен союз с нами! У нас всё хорошо. Османы далеко.

– Тьфу, дураком жил – дураком помрёшь!

– А ты своё жало змеиное придержи, что б не вырвали ненароком!

– У тебя голова – что горшок! Пустая и звонкая!

– А у тебя…

– Бояре! – призвал к порядку Иван Васильевич. – Голосуем по делу и дальше решаем.

– У Стефана есть дочь Елена. Можно её сосватать нашему царевичу. Вот и будет союз.

Иван Васильевич зло прищурился, но Думу было уже не остановить. Всем понравилась тема сватовства.

– Сколько ей?

Все посмотрели на Курицына и тот чинно огладив бородку, молвил:

– Одиннадцать должно быть.

– Протестую! – звонко выдала Евдокия, подняв руку.

– Тьфу на тебя! – дружно ответили ей бояре и засмеялись над слаженностью порыва.

– Ну, чего тебе опять не так? – со смехом спросил её Протасьич.

– Я вносила на рассмотрение проект о повышении брачного возраста.

– Поддерживаю, – неожиданно поднялся и высказался священник.

– Так пока сосватают, пока приедет сюда, да поживет под рукой царицы.

– Прежде чем сватать, надо принять закон о возрасте выхода замуж и женитьбы, – не отступила Евдокия, но едва она успела договорить, как Иван Васильевич крепко ударил посохом по полу.

– Объявляю перерыв.

Дуня сразу же плюхнулась и потянулась к коробам. Она сноровисто откинула крышку одного, потом другого. Вкусный запах с новой силой защекотал носы важных людей, и все взгляды устремились на неё. А боярышня подхватила один из коробов и начала обходить бояр с князьями приговаривая:

– Угощайся, Семён Иванович! Угощайся Иван Федорович! Угощайся… – всех называла с вежеством по имени с отчеством. Никто не отказался, принимал угощение, зная, что этим озаботилась сама царица. Да и Дунька росла у них на глазах, дружила с дочерями, каталась на саночках с их сыновьями, ну а то, что егоза и на язык остра, так не чужая же!

Слуги быстро принесли столики с напитками и всем стало совсем весело. Ране такого не бывало, но Евдокия хоть и дева ещё, но уже хозяюшка. Озаботилась о думных мужах, побеспокоилась о них.

– Деда, тебе хватит, – шикнула она на Еремея, увидев, что он тянется к третьему пирожку. Репешок гаденько захихикал, но боярышня пристально посмотрела на него и с сомнением произнесла:

– Борис Лукич, тебе бы то ж не увлекаться сдобой, а то изжога замучает.

– Цыц, сопля! – выругался он, но руку перестал тянуть. Зато Кошкин ни в чём себе не отказал, а на строгий Дунин взгляд посмеялся.

Она только тяжко вздохнула, но удержалась от совета Якову Захарьевичу похудеть. Вот вернется Евпраксия Елизаровна из французских земель, тогда ему мало не покажется. Уж если боярыня стала другом Людовика, которого прозвали пауком за умение плести интриги, то старшему Кошкину будет не отвертеться от строгой диеты.

С гордым видом Евдокия уселась на своё место и вскоре заседание Думы продолжилось. По окончанию она подошла к Ивану Васильевичу:

– Царь-батюшка, будь добр, проверь пожалуйста протокол заседания! Все ли верно записано?

Писарь ожёг её негодующим взглядом, но, когда Иван Васильевич взял её свиток и начал быстро просматривать, нервно собрал свои бумаги и вытянул шею, стараясь увидеть её записи.

– Хм, – Иван Васильевич отметил интересную форму записи. Шапка заседания была сокращена, но понятна, потом была записана повестка дня, присутствующие, поднятые вопросы в ходе обсуждения, решения.

– Ну, вроде всё так, – похвалил он её.

Евдокия обрадовалась и протянула ему своё перо.

– Тогда изволь расписаться вот тут и тут, что всё верно.

– А больше тебе ничего не надо? – как-то неожиданно ласково спросил её царь.

– Э-э, – насторожилась Евдокия, – порядок же, как же иначе? Тут же документ же, – от волнения боярышня «зажужжала», как говорил дед.

Писарь смотрел на неё, раскрыв глаза и даже с уважением. Он бы так никогда не посмел, а надо бы! Все ж действительно документ.

– Дунька, не дури! – все ещё ласково, но уши у Евдокии отчего-то покраснели, и она решила в этот раз дать поблажку царю:

– Я тогда за тебя крестик поставлю, – буркнула она, тяня к себе свиток.

Иван Васильевич как-то по рыбьи хлопнул ртом пару раз, дал ей по рукам, сердито расписался и велел:

– Уйди с глаз моих долой!

А вечером боярышня отдала в печать международные новости, в которых пестрели заголовки:

«Будет ли посольство в Валахию?», «Московская библиотека — пример для отсталого Ватикана», «Акведук из Больших Мытищ к Москве», «Как добиваться поставленных целей и не устать», «Первый день работы летописца Евдокии и её впечатления», «Чем кормят в царском дворце».

Историческая справка:

Курицын* – дипломат, думный дьяк, писатель. Нам известен больше, как автор «Сказание о Дракуле воеводе»

Сказание сильно отличается от летописей европейцев. К примеру: у Курицына поход против осман – одобрительно, у других – Дракула разоритель. Курицын пишет о порядке в княжестве Дракулы, о его поддержки церквей, а другие обвиняют его… в диктатуре! 😊).

Курицын не замалчивает о жестокости Дракулы, но не забывает упомянуть, что это ответ на предательство бояр или жестокость захватчиков османов.

Влад Дракула позже получил прозвище «Цепеш» – сажатель на кол. Но те же османы точно так же сажали людей на кол, подвешивали на крюк за ребро, распинали, а кому-то доставалось методичное размозжение головы в ступе.

Дракула – это семейное поименование, означающее «сын дракона».

Служилый – грубо говоря, работающий на государство. От боярина до простого стражника. Разница в наградах и передачи службы по наследству. Условия службы менялись при разных царях.

Друзья, очень рада Вам 😊) Это завершающая книга о Дуняшке. Приятного Вам чтения!

Глава 2.

Еремей пребывал в хорошем настроении и, выбирая наиболее запекшиеся сырнички, поучал сына:

– Славка, тебе не хватает ухватистости. Вон смотри, как наша егоза в Думе заседает и в царицыных палатах крутится! Любо-дорого посмотреть, – боярин подцепил пальцами сырник и обмакнув в сметану, начал неспеша откусывать.

Вячеслав согласно кивнул, подвинул к себе стопку с блинами и плошку с мёдом. Спорить с отцом ему было лень, но зря он Дуняшку называет ухватистой. Спора нет, у дочки талант находить в любом деле неожиданные и лучшие стороны, и именно за это её ценят. Вот только о выгоде она задумывается потом и часто облегченно выдыхает, когда понимает, что всё само собой лепо сложилось. Так что выгода к ней приходит, как следствие, и подчас случайное.

– В Царицыных палатах народу-у-у! – с ноткой зависти протянул Еремей. – А у нашей Дуньки там своя горница есть. Она целыми днями сидит в ней и пишет чего-то.

– Обустроилась, значит?

– Ой, да так ладно! Оконца в ейной горнице небольшие, но их три в ряд. Дунька повелела сделать так, чтобы рамы двойные были и открывались.

– А у других разве не так? – удивился Вячеслав, невольно поглядывая на окна в своей горнице.

– Не так. Дороговасто вышло бы, да и сам знаешь, что народ у нас суеверный.

Вячеслав хмыкнул, но напоминать, что отец сам лишний раз окно не откроет из-за боязни впустить нечисть в дом, не стал.

– Слушай дальше, – Еремей толкнул сына локтем, заметив, что тот отвлекся. – Стены побелила, повсюду картинки свои повесила и вроде девичья, а вроде и дельно всё. Стол поставила, креслица для себя и посетителя, ну и полки от пола до потолка.

Вячеслав слушал, улыбался и ел блины.

– А ты, Славка, такую службу царю сослужил, а награды нет! – неожиданно закончил свою речь Еремей.

– Как же нет, – удивился сын. – Царь мне землицы прирезал, где Дуняшке велено кирпичное дело поставить, да за ней приглядеть.

– Во-от! Рази ж это награда, – насупился Еремей, но Вячеслав укоризненно покачал головой:

– Сижу дома, царское жалование получаю, доход с земли у нас есть, а дочка мне ещё подарки делает за то, что ей помогаю. Я ж как сыр в масле катаюсь! В кои-то веки с детьми общаюсь, с внуком нянчусь. Отъелся, отоспался, жена довольна. Батя, ты бы не гневил бога, – посоветовал Вячеслав и дал знак подслушивающей Василисе подлить мёда в плошку, а то кружевные блиночки ещё остались.

– Эх! – махнул рукой Еремей и с неприязнью отодвинул сырники. – Тебе бы новое дело, а то об Алексине уже все забыли. Да чтобы своя приказная изба была, – мечтательно протянул Еремей. – Ты пойми, я ж тебе своё место передать не смогу. Там шустрить нужно, да людей знать. Я Ванятку готовлю, он справится, а тебя обведут вокруг пальца!

Вячеслав хмыкнул. Сын у него хват, не поспоришь! Пацан в отличие от Дуняшки всегда видит свою выгоду. Еремей замолчал, покосился на сына. У него уж седые волоски в бороде и на висках, но, слава богу, крепок. Доронинская порода.

– Чего там с Дунькиной слободкой? – перевёл он тему. – Давненько я туда не хаживал. Когда переезжать будем?

– Да хоть завтра, – пожал плечами Вячеслав и засмеялся, увидев вытянувшееся лицо отца.

– Как завтра? Там же ещё «конь не валялся», как внучка говорит. Она ж никого туда не пускает! Всю землицу огородила стенами с башенками. Выдумала же! Но красиво, ничего не скажешь, только расточительно.

– Ничего, зато туда можно пушечки поставить, да и лучникам отстреливаться удобно.

– Не дай бог! Коли враг в город прорвется, то никакие башенки с «пушечками», – сварливо передразнил Еремей, – не спасут.

– Не волнуйся, она с фрязином столько подземных ходов нарыла для прокладки труб, что там люди со всей слободки потеряются и не найдут их. Спроси у неё как-нибудь план посмотреть, без него она не помнит, где у неё трубы, где просто подземные переходы, а где складские помещения.

– А я думаю – куда столько кирпича уходит? – воскликнул боярин, хлопнув ладонью по столу. – Домики вроде бы небольшие, аккуратные, а Фёдор доложил, что кирпича больше, чем на Кремль, ушло. Вместо того, чтобы продавать его, все на стройку уходит. И зачем ты ей позволил столько подземелий городить?

– Как раз чтобы наверху все было чисто и аккуратно, – пояснил Вячеслав. Он хотел было прихвастнуть, что подземные ходы и склады тоже сделаны на загляденье, но отец не оценит вложенного труда. А сделано всё по уму, не абы как! Фиораванти все просчитал: воздуховоды, постоянную температуру в любое время года, влажность и удобный доступ ко всему, особенно для складирования льда. Хоть на телеге въезжай в подземелье!

– А чего же сидим? – растерянно спросил Еремей.

– Вот и я говорю, – влезла Василиса, – сидим друг у друга на головах, когда цельный дом нас ждёт не дождётся!

– Цыц! Гарпий не спрашивали!

Вячеслав засмеялся, увидев, что ключница скручивает полотенце и вот-вот погонит засидевшегося боярина-батюшку.

– Поехали смотреть, – скомандовал он, и Василиса сразу сменила воинственное настроение на просительный взгляд.

– Вячеслав Еремеич, а я? – игнорируя Еремея Профыча, проблеяла женщина.

– Как же мы без тебя-то? – влез боярин. – Скажи боярыне, чтобы тож собиралась.

Ключница заторопилась за хозяйкой, а Еремей с сомнением посмотрел на неё:

– Не уместимся мы все в одной коляске из-за Васькиных телес.

– А тебе, боярин-батюшка, можно и пешочком прогуляться! – крикнула она.

– Вот слухастая! – наигранно всполошился Дунин дед. – Я давеча у кухарки соленых шкварочек выпросил, так эта надоеда пресекла и теперь бдит. Ещё засомневалась, что я мало двигаюсь. Чуешь, к чему её это «пешочком прогуляться»?

– Батя, я тебя защищу! – засмеялся Вячеслав и дружески похлопал отца по плечу. – Но пост и прогулки тебе на пользу, не отрицай. Посмотри на своих ровесников и делай выводы.

– Окромя Репешка, не на кого смотреть, все дома на печи сидят, кости греют, а я в любую погоду на службу... – Еремей вдруг осекся, поник, будто придавленный тяжкой жизнью.

– Бать, ты чего? – встревожился Вячеслав. – Радоваться надо, что на всё сил хватает!

– Не хватает, сынок… уже не хватает, – горестно признался боярин.

– Болит чего? Ты бы к Катерине…

– Ай, ну чего у меня болеть может, кроме головы из-за Васькиных заскоков?

– Не понимаю я тебя… – Вячеслав внимательно осмотрел отца, но тот источал здоровье всем на загляденье.

– На баб, говорю, меня больше не хватает, – вздохнул Еремей. – А всё гарпия эта виной. Подкараулила меня и ну лицо драть своими когтями.

Вячеслав с сомнением вгляделся в лицо отца, но никаких следов на нём не было.

– Да не меня расцарапала, а зазнобу мою, – фыркнул боярин. – Такой визг подняли, что я еле ноги унёс.

– У тебя зазноба была? – удивился сын, а потом нахмурился и спросил: – Как унёс? А баб одних оставил?

Еремей с отеческой укоризной вздохнул. Внучек Ванятка давно прознал, что дедуля «шлындрает налево», а взрослый сын глаза по совиному округлил, да ещё за хищниц обеспокоился. Однако наставление дал:

– Ну, а как же? Без меня им не о чем ссориться, а при мне не угомонились бы, – для наглядности Еремей поднял палец вверх.

– Да ты, батя, тактик! – улыбнулся Вячеслав.

– Кто? А-а-а, этот, – вяло махнул рукой Еремей. – Я ж чего говорю: Васька, зараза, мне охоту отбила.

– Бать, ну… даже не знаю, что сказать. Ты ж боярин и любая вдова тебя лаской отогреет…

– Не продолжай! Тебе не понять. Мне не нужна любая. Это тебе по молодости важно к тёплому боку прижаться, а мне интересно обхаживать, приучать к себе, чтобы при моём появлении у любушки моей глаза светить от радости начинали!

– Хм-м…

– Я ж аки голубь кружусь вокруг своей голубицы, убеждаю, что лучше меня никого нет, а потом уж топчу. И приятно мне знать, что до меня моя голубка была грозной орлицей, клевавшей чужие зенки, а я её покорил. И скажи мне, где в этой благостной картине место вороне по прозванью Василиса?

– Ну-у, не знаю бать… может, тебе ключницу потоптать?

– Этого аспида в юбке?! – Еремей чуть не задохнулся от возмущенья. – Ты что, моей смерти хочешь?

Вячеслав поднял руки, показывая, что больше ничего советовать не будет, но отец усмехнулся:

– Хватит того, что я её привередничаньем извожу. В тонусе держу, – Еремей вновь наставительно поднял палец, вспомнив умное слово лекарки, – жизнь продлеваю. А то б заскучала и померла, но большего подвига от меня не жди!

– Ладно, бать, – Вячеслав вконец запутался во взаимоотношениях отца с жёнками, – мы едем или как?

– Едем, твоя гусыня уж собралась… слышь, командует?

По городу ехать было приятно. Во многих дворах на забор крепили ящики с цветами и интересно было посмотреть, у кого что выросло. Сажали разное, но Еремею больше всего нравились травки или мхи, свисающие вниз, а если они ещё вкусно пахли, то вообще благодать.

Коляску на очередной улице затрясло и Милослава недовольно заметила:

– Не пойми чем замостили улицу.

Еремей согласно кивнул. Он на своих костях прочувствовал все виды мощения. Никаких ухищрений для повышения плавности хода не хватало, чтобы свести на нет неровности дороги. А так-то Якимкин булыжник боярин ставил на первое место. У парня золотые руки. Жаль, что скала быстро кончилась, но да чего уж теперь. Кирпичное дело не хуже. Якимкина Любка развернулась, помощников нашла. Если б Дунька не забирала всё для слободки, то озолотились бы уже.