Текст книги "Княгиня Евдокия 5 (СИ)"

Автор книги: Юлия Меллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– Семён пытается выяснить, с кем местные тати общались, чтобы поспрашивать.

– Надеется найти зацепку на заказчика?

– А как без надежды? Надо сыскать этого хитроумного розмысла.

– Борис Лукич, а моё похищение?

– Чегось?

– Ай-яй-яй, – погрозила пальчиком Евдокия. – Ты думал, я не догадаюсь, что чужака выманивали на записки Афанасия Никитина, а я живцом была.

– Дуняша, рази ж кто думал, что так получится? Мы ж разные слухи запустили и ждали… Живцом, как ты говоришь, была не только ты. Там такая компания… – Репешок поднял глаза наверх, но после досадливо махнул рукой, заново переживая крах замысла.

Евдокия подождала, не скажет ли чего ещё боярин, но он сделал вид, что заснул. Она поднялась, собираясь уходить, но по тайным ходам в гости к Борису Лукичу пожаловал сам царевич.

– Дуняшка?! Ты тут? Хорошо. Обо мне говорили? – весело спросил он.

– Многие лета! – проснулся Репешок и кряхтя поднявшись, поклонился. Евдокия тоже поклонилась и ответила:

– Всё так. Говорили о том, что с тобой случилось.

– Мать попросила узнать?

Боярышня кивнула.

– Какие мысли есть, Борис Лукич? – обратился царевич к Репешку, и боярин пересказал недавний разговор с Евдокией.

– Иван Иваныч, а как ты выбрался из ловушки? – задала неудобный вопрос боярышня.

Царевич замялся, но взглянув на неё прямо, ответил:

– По-дурости.

– Это как? – удивился Репешок и заслужил недовольный взгляд, но старого боярина это не проняло. Он смотрел с ожиданием.

– Я увидел упавший на моего воина аркан и попытался не дать его утащить. Но рывок был силен и меня следом выдернуло в туман. Я попал в кусты и вынужден был отпустить того, кого пытался удержать.

– Хм, да уж, – хмыкнул Борис Лукич. – Нашли мы среди татей человека-гору. Такому лошадь поднять как раз плюнуть. Он-то и выдергивал воев, как репку из грядки.

– Из кустов невозможно было выбраться, – кусая губы, признался Иван Иваныч. – Я туда-сюда, а когда вылез, то вокруг туман, орут отовсюду. Я с ножом в одну сторону, ткнул в кого-то… попал… потом смотрю чужак лежит. Не знаю, я его или нет… решил выбраться из тумана и дать знак, чтобы ко мне все шли, но...

Царевич замолчал. Признаваться, что заблудился и плутал сутки, не хотелось. Сами уж догадались. Он рассказал, как вышел к людям голодный, ободранный, злой и покусанный, а его повели в церковь, чтобы там подтвердили, что он всё ещё человек.

– Значит, была попытка запустить слух, что царевича колдовством подменили? – занервничала Евдокия. – Никита и другие ребята живы?

– Едва живы… – лицо Иван Иваныча ожесточилось. – Многие из воев поседели от ужаса и по выздоровлению хотят оставить службу, чтобы уйти в монастырь.

Евдокия шумно выдохнула, не смея осуждать вслух перепуганных воев, но всё же осуждая. Вместо того, чтобы искать того, кто им устроил такую западню, они будут до конца жизни байки в монастыре рассказывать, как с истинным злом столкнулись. А царевич молодец. Пытается во всем разобраться.

– Ну вот что, – деловито заявила она. – Я через московские новости дам приметы нашего злодея! У меня все искать его будут, – зло выпалила Дуня. – Он иноземец, и мы всех их возьмем под свой острый глаз…

– Бам! – хлопнула сухощавая рука Репешка по столу. – Ишь, раздухарилась! Не смей город баламутить! Без тебя разберемся.

– Дунька дело говорит! – вступился за неё царевич.

– И ты туда же?! – рассердился боярин. – Вот я к батьке твому схожу, расскажу про ваши буйные головушки. Пусть он голову ломает, куда дурну силу направить, – намерено по-простецки заругался Репешок.

– Но Борис Лукич, – заворковала Евдокия.

– А ну цыц! – погрозил он ей. – Жди, что царь скажет… маята!

Друзья, прекрасного Вам настроения и энергии!

Глава 7.

– Иван Иваныч, мерзкий тать возомнил себя гением злодейства, а я так в новостях напишу, что у него земля под ногами гореть будет! Всем миром ловить будем его.

– Дунь, а если мы всех иноземцев переловим? – засомневался царевич. – Ты же сама говорила, что нет у тебя примет!

– Он умный, зараза! А люди умников завсегда видят, так что невиновные не пострадают.

– Да неужто? – опешил юноша. – Вот только в тебе люд умницу отчего-то не распознал, – съязвил он.

– Как же это? – искренне удивилась Евдокия и даже с сожалением посмотрела на царевича. – Иван Иваныч, во-первых, мне всегда больше всех пересудов достаётся за мою прозорливость, а во-вторых, меня все любят и называют разумницей!

– С придурью, – поддел царевич и засмеялся.

Евдокия замерла с открытым ртом, позабыв, что хотела сказать, но царевич смеялся столь беззаботно, как-то по-детски, что она тоже засмеялась.

– Да ну тебя, – отмахнулась она, признавая его правоту и даже не думая обижаться.

Уж ей ли не знать, какие характеристики дают в народе каждому знатному человеку! Чаще всего насмешливые или злые, но ими всё одно гордятся. Да что говорить, если бояре и князья гордятся прозвищами, даже глупыми, а про Евдокию знают все от мала до велика.

– Дунь, ты погоди воевать со злыднем, – отсмеявшись, царевич благожелательно посмотрел на подружку. Он даже пожалел, что на той охоте её не было рядом. Уж вместе бы они не дали себя запутать и сразу во всём разобрались!

– Я согласен с Репешком, тут нельзя нахрапом действовать. Дождемся Семёна Волка, послушаем, что он вызнал и чего надумал, а уж опосля решим.

Евдокия вынужденно кивнула, хотя перспектива пламенного наскока казалась ей удачной. Тактика «пошурудить палкой в муравейнике» её никогда не подводила. Но если есть желающие скрупулезно разгребать случившееся, то мешать им глупо. Лишь бы не отступили.

– Ну чего ты скисла?

– Да так… думаю. Хочется поскорее со всем разобраться и жить спокойно.

– Неужели? – хмыкнул Иван Иваныч. – Ты и покой несовместимы!

– Да ты что! Разве ты не знаешь, что самое моё любимое дело – ничего не делать! – возмутилась боярышня. Царевич засмеялся.

– А я больше всего люблю читать, – признался он. – Была б моя воля… – он мечтательно посмотрел наверх, но вместо неба там был потолок подземного хода.

– Было бы ещё чего читать, – буркнула боярышня. – Если бы не я, то все тут умерли бы от читательского голода!

– Знаешь, а я тоже думаю написать сказку, – вдруг признался он.

– Ты? – не поверила боярышня. – Сказку?

– Да, страшную. Помнишь, как мы в детстве пугали друг друга?

– Иван Иваныч, при всём моём уважении ты можешь написать умную сказку, но никак не страшную.

– Думаешь?

Евдокия сделала вид, что глубоко задумалась, а потом кивнула.

– Дунь, ты ничего не чувствуешь? – неожиданно серьёзно спросил царевич.

– Чего? – настороженно спросила она, беспокойно оглядываясь. Вокруг было темно и только тени в неверном свете зажжённой лучины дрожали.

– Как по тебе ползёт… – Иван Иваныч опасливо отступил от неё.

– Что? – занервничала Дуня. – Сними с меня это! Где оно? – завертелась она, обстукивая себя по рукавам, бокам, голове.

– Снять? Нет! Нет! А вдруг оно на меня кинется! – в притворном ужасе возопил царевич и, хохоча, бросился бежать, увлекая за собой свою охрану.

– Иван Иваныч! Ты куда? Не оставляй меня здесь! – все ещё пытаясь с себя снять неведомое нечто, побежала следом Евдокия и только через несколько шагов до неё дошло, что царевич напугал её.

– Ах ты! – воскликнула она.

– Ага, я! – смеялся парень. – Ну что? Могу я написать страшную сказку?

Евдокия поклонилась, признавая свою неправоту.

– То-то же! – он наставительно вздел палец.

Они чуть не заплутали в подземных ходах, но царевич вовремя остановился и вывел Дуню с ее сопровождающим наверх. Сам же отправился дальше. Его охрана следовала за ним молчаливыми тенями, пряча в бородах улыбки.

Выйдя наверх, Евдокия глубоко вдохнула воздух свободы. Всё-таки подземные ходы навевали ей недобрые воспоминания. Она весело посмотрела на Балашёва и огляделась.

– А мы недалеко ушли от разбойной избы, – с облегчением произнесла она.

Кузьма с любопытством огляделся, окрикнул Илью с воями. Те подбежали, и Дуня решительно направилась к Марии Борисовне, чтобы рассказать о том, что узнала.

Царица выслушала её и повторила повеление Репешка тихо сидеть, дожидаясь царёва повеления. Дуняше хотелось обиженно воскликнуть, что если бы её поставили в известность о том, что на записки Никитина ловили шпиона, то она уже принесла бы им его на блюдечке, но промолчала. После покушения на царевича в Кремле стало напряженно, и махать флагом с лозунгом «Вот я какая!» было неразумно. Больше дел у боярышни не было, и она отправилась домой.

Ко всеобщему удовольствию дом преображался на глазах и становился уютным. Дуняша объявила домочадцам приход осени и расставила повсюду вазы с осенними букетами. Этот поступок запустил процесс вдохновения, и все занялись украшательством.

Милослава вспомнила о картинах дочери и развесила их где только можно. Получилось аляповато, но уютно и интересно. Ключница принесла из оранжереи горшки с южными растениями и украсила ими подоконники.

Сообща расставили привезённую мебель и дом больше не казался пустым. Особенно уютными стали те комнаты, где разместили ковры. Из-за ковров все спорили до хрипоты. Дуня хотела укрыть ими пол, но домашние требовали повесить эдакую красоту на стены, как гобелены в замках. Победило большинство, но только касательно больших заморских ковров. Маленькие же, домотканые, заняли своё место у кроватей.

В доме для слуг тоже многое изменилось. Мебель там ещё не всем подвезли, но старики с детишками целыми днями мастерили полочки, скамеечки, коробочки, вешалки и прочую мелочевку. Рукодельничали они во дворе и из хозяйского дома все было хорошо видно.

У Дорониных началась пора гостей. Наконец-то отпраздновали новоселье, а поток гостей не иссякал. Поначалу Евдокия активно участвовала в приеме гостей, но вскоре скинула хлопоты на маму и деда. Отец уехал проверять подготовку кирпичного завода имени царя к зиме и повёз туда Гришку с семьей. Дуня же с нетерпением ждала новостей.

Волк уже вернулся, но оставался неуловимым. Сестра только руками разводила, говоря, что в этот раз муж молчит и строго настрого приказал не лезть в это дело. А у Маши читатели страдают, ожидая новых историй с участием Пятачка.

Дуня на всякий случай сходила в гости к отцу Семёна. Повод был – новоселье! Но Григорий Волчара лишь намекнул ей, что скоро она всё сама узнает. Смирившись, что расследование идет без неё, Дуня ответственно ходила на работу в царицыны палаты и в Думу, ожидая решения царя.

Очередной день выдался пасмурным. Утром даже подморозило немного, но в меха рядиться было рано. Евдокия как обычно поехала с дедом в Кремль. Сегодня был день сбора Думы, и боярышня привычно заняла своё место, игнорируя ворчание стариков.

На пялившихся на нее новеньких она не обращала внимание. Время от времени в Думу приглашали князей, чтобы решить связанные с ними вопросы, и их Дуня называла новенькими. Бывало, что кто-нибудь из них тыкал в неё пальцем, возмущаясь её присутствием, но бояре с удовольствием осаживали их. Тот же Протасьич считал, что на вездесущую Дуньку лаять имеют право только свои.

Вытащив из сумочки письменные приборы, Евдокия заранее записала те вопросы, которые Дума вновь будет обсуждать. До сих пор мусолилась тема посольства в Молдавию к Стефану и возможная женитьба Иван Иваныча на малолетней Елене.

Не утихал спор о необходимости союза с бывшими правителями Валахии Басарабом или Владом. Сейчас там на престоле вновь сидел Раду Красавчик, но никто не сомневался, что Влад с удовольствием воспользуется помощью и расправится с братом.

Евдокия уже неплохо знала историю Влада и знала, что Раду юношей был вместе с ним заложником у султана. Вот только потом Раду пошёл вместе с султаном воевать для него свои же земли, свергать отца со старшим братом, а Влад остался верен православию и родичам.

Но Дума никак не могла понять, почему молдавский Стефан проталкивает на престол Валахии Басарабу, а не Влада. Версий было много и пока что это мешало прочертить линию поведения для возможного посольства.

Но не только этот вопрос оставался нерешенным в Думе. Боярыня Кошкина прислала письмо с просьбой подсобить с шитьем русского платья, вошедшего в моду у фрязинов. В процессе обсуждения выяснилось, что сами платья фрязины шьют без нас, поскольку ткань у них качественнее, но потребны жемчуга, лалы, меха и готовые головные уборы.

И опять-таки Евпраксия Елизаровна выслала запрос на шубки моделей последнего года, сапожки, суконные и меховые шапочки, диадемы, височные кольца. Все это дотошно разбиралось в Думе, поскольку список боярыни не просто увеличивал объём торговли, а добавлял совершенно новые позиции.

Дуня же только горько вздыхала, слушая как бояре выясняют какая была мода на шубки в прошлом году. Ей даже показалось, что они вновь насмешничают, потому что несмотря на все ее усилия мода оставалась заключена в оковы традиций и символизма. Менялись только застежки, цвет меховой опушки и наличие или отсутствие валяных украшений. Но нет, бояре были серьёзны.

А вообще, они радовались: доходы от экспортной торговли росли, как на дрожжах. Мастерские во всех крупных городах продолжали множиться и ширится, создавая рабочие места и повышая уровень жизни, а вместе с этим подстегивалась востребованность в сырье, и его заготовка уже не стоила копейки.

Договор Ивана Васильевича с Людовиком против ганзейского торгового союза, пошёл на пользу обеим странам.

Помимо торговли сегодня в Думе должны были обсудить городские выгребные ямы. Так получилось, что теперь ямы стали источником селитры, удобрения, червяков, тепла и вони, которую розмыслы культурно назвали газом. Людям стало казаться, что они отдают золотарям немыслимо ценный продукт и хотели получить с этого поблажки в налогах. Вопрос смешной, но набирающий силу. К сожалению, слухи о червяках, дармовом тепле и выходящем наружу газе были сильно преувеличены. Впрочем, размножение червяков все же грозило выйти на окупаемость, поскольку их с удовольствием ела домашняя птица, а вот выделяющееся тепло при брожении и газ – это перспектива.

Остальные вопросы будут заслушаны в Думе впервые. Евдокия видела в приёмной воевод, держащих города на границе с Литовским княжеством. Они наверняка попросят усилить укрепления.

А ещё она видела псковичей с новгородцами, надеющихся урезать аппетиты Ливонии при помощи царского войска. В далеком будущем боярышня даже не подозревала, что многие земли Ливонии начали осваивать русские князья, и если бы они не пустили туда монахов для миссионерской деятельности, то продолжили бы это делать.

Заседание Думы началось.

Евдокия слушала и помечала темы, которые пойдут в новостные листки. Одновременно рисовала бояр в виде зверюшек. Не без удовольствия она изобразила Протасьича в виде старого барсука, Кошкина вальяжным котом, Плещеева кабаном… Все эти зарисовки будут отпечатаны на почтовых конвертах, кои стали пользоваться огромным спросом. Евдокия млела от удовольствия, зная, что благодаря ей зародилось общество ценителей прекрасного в бытовых вещах. Можно сказать первые филателисты!

– Перерыв! – объявил глашатай, и девушка встрепенулась.

В палаты вошли царицыны слуги, внесли столы и поставили их вдоль стены, после принесли закуски. Бояре оживились, потянулись к угощению, устроенному наподобие фуршета. Старый Протасьич ворчал, что ему не дойти до стола и вот раньше ему больше нравилось. Евдокия вздыхала, набирала на поднос закуски и приносила их ему в руки. Еремей Профыч ругался, но Протасьич был из старого княжьего рода и умаления чести для Дуни не было.

– Продолжаем работу! – призвал всех к порядку распорядитель.

– Вздремнуть бы сейчас, – начались привычные сетования.

– Бояре, не спать! – весело объявил Иван Васильевич, входя в палаты.

Евдокия украдкой зевнула и в который раз бросила взгляд на окно. Его бы открыть и проветрить, но оно не открывается. Она подготовила чистый лист для новых записей и вновь зевнула, а потом ещё раз.

– Ты можешь идти отдохнуть, – ласково обратился к ней Иван Васильевич и Дуня зажала себе рот рукой, изображая преданный взгляд.

Её этой мнимой ласковостью уже давно не обмануть. Несмотря на сто тыщ раз доказанную ею полезность, царь не упускал случая проверить её стойкость. Евдокия подозревала, что ему нравится дразнить её, но этим грешили все бояре, так что она уж привычная.

Бояре на её креслице выливали клей, подпиливали ножку, на столике оставляли зазубрины, а однажды подложили тухлое яйцо, но этого шутника потом сами же посохами побили. И вот устроят они диверсию и смотрят, что она будет делать. Весело им*! Особенно им нравилось, когда она ругалась, что они как дети малые. Тогда все начинали хохотать…

– Бояре! Шлём посольство к Стефану иль нет? Пора уж решить, а то на зиму мы наметили поход в Ливонию и хорошо бы его возглавить царевичу.

– Царевичу должно остаться! Вот родит сына и пущай едет куда хошь, а пока что пусть под нашим доглядом правит. Ты же езжай воевать, царь-батюшка. Тебя мы отпускаем!

Иван Васильевич хмыкнул и подал знак распорядителю. Тот вышел из палат пригласить кого-то, а царь повторил свой вопрос:

– Посольство шлём или нет?

Он требовательно смотрел на Думу, и бояре начали высказываться:

– Ну-у, пущай едет посольство, чего уж.

– Посватаемся к Елене, но она ж ещё дитя. Это сколько нам наследника ждать?

– А не рано ли вы меня хороните и сына моего? Все будет в срок!

– Так дела-то нынче какие творятся? Враги повсюду!

– Так ложись в домовину! Тут свободнее станет, – тут же ответили бояре с противоположной стороны, но спор разгореться не успел. Царь стукнул посохом и объявил:

– Я вас выслушал и вот вам моё решение. Посольству быть! И сын мой поедет вместе с дьяками посольскими, посмотрит на дочку Стефана.

– Не отпустим царевича!

– С сыном поедет мой брат Юрий.

Евдокия торопливо скрипела пером, сокращая слова и усмехалась. Царю надоело ждать, и он сам все решил. Народ будет в восторге: царевич едет невесту смотреть. Новости из дальней дали будут расхватываться, как горячие пирожки. Она уже прикидывала кого бы послать с царевичем, как двери раскрылись и был объявлен князь Дмитровский Юрий.

Боярышня удивлённо подняла голову и увидела, как в палаты входит Юрий Васильевич. Сделал несколько шагов, поклонился царю, кивнул боярам и другим князьям, а потом поклонился ей. Евдокия подскочила, поклонилась ответно, а бояре оживились.

– Это чего это? – прокаркал Протасьич. – Дмитровский на нашу Дуньку зарится?

– А тебе какое дело? – подскочил её дед.

– Завидуешь? – поддержал его Репешок.

– И чего проснулся? – недовольно буркнул Кошкин на Протасьича.

Сторонники старого боярина ответили, и в Думе поднялся гвалт.

Евдокия села, схватилась за перо и сделала вид, что ужасно занята. Юрий Васильевич смотрел на неё, она это чувствовала.

Царь несколько раз стукнул об пол посохом и в палатах установилась тишина.

– Юрий, слушай мой наказ, – обведя всех грозных взглядом, обратился Иван Васильевич к брату. – Поедешь с царевичем смотреть ему невесту и будешь беречь его.

Юрий Васильевич поклонился, принимая службу. Евдокия сообразила, что всё было обговорено заранее.

– В дорогу отправитесь, как только в Москву приедет матушка Аграфена. Она возьмёт под своё покровительство Еленку, если у вас со Стефаном всё сладится, и он разрешит дочери жить у нас до её взросления.

Евдокия бросилась записывать речь царя и не сразу догадалась, что говорят о её бабке Аграфене. Конечно, та не настоятельница монастыря, как её сестра Анастасия, но с девочкой она должна будет легко найти общий язык.

Дуня одобрительно кивнула решению царя и уже рассчитывала просить бабушку присылать ей заметки для новостных листков. Даже название придумала: «Путевые очерки».

Вдохновение мгновенно захватило боярышню, и она даже уже начала накидывать темы, которые будут интересны читателю. И можно сделать дополнительные тиражи…

– Боярышня Евдокия поедет с посольством и её поручением будет развлекать в дороге маленькую господарыньку, дабы девочка не пугалась новых людей и учила язык, коли будет в том надобность.

Евдокия всё быстренько записала, пробежалась глазами по своим записям и только после этого недоуменно уставилась на царя.

– Все, Дунька, выпроваживают тебя, – захихикал Протасьич, но его никто не поддержал. Наоборот, бояре стали предлагать своих дочерей в сопровождающие к маленькой дочери господаря.

– Иван Васильевич, не мог бы ты повторить, что сказал? – растерянно попросила Евдокия. Царь недовольно поджал губы, посмотрел на новую склоку бояр, на злорадно смотрящего на Евдокию писаря и вздохнув, произнес:

– Ну чего тебе непонятно? Отправляю тебя с царевичем восвояси.

– Да как же вы все тут без меня? – удивилась она, но по виду Ивана Васильевича поняла, что прекрасно обойдутся. – У меня дом не обжит и зима на носу! – возмутилась Евдокия, не желая расставаться с мечтой провести наконец-то зиму в новом доме.

– Дунька! – рявкнул дед, издалека поняв по виду внучки, что она спорит с царём.

Евдокия оглянулась на грозящего кулаком деда, потом увидела обеспокоенный взгляд Юрия Васильевича – и до неё дошло, что царь даёт добро на её общение с ним.

Она вопросительно посмотрела на Ивана Васильевича, тот хмурил брови, но едва заметно кивнул. Во рту Дуни все пересохло. Ей оставалось только догадываться, какие переговоры были проведены за её спиной. А она-то думала, что князь Юрий Васильевич забыл о ней!

Евдокия перевела взгляд на него, чуть склонила голову набок и робко улыбнулась. А увидев, как расцвёл князь, позабыла о всех своих делах и что-то внутри неё перевернулось, заставляя мгновенно стать краше. Метаморфозы с Евдокией многие заметили. Только что сидела деловитая боярышня, не упускающая случая влезть не в свое дело, а теперь появилась обаятельнейшая девушка, которой хотелось любоваться.

– Тьфу ты, вот девка! – проворчал Протасьич, подметивший, как изменилась Дуня. – И как они это умеют?

– Ну, сладили поезд, а там как бог даст, – подытожил заседание царь и отпустил всех по домам.

Пояснения к тексту. Весело им* – с большим удивлением узнала, как по-детски шутили друг над другом отцы-основатели ядерной физики. Академики! Удивилась и сделала своих бояр шутниками 😊)

Глава 8.

Юрий не мог удержаться от улыбки – ему в последние дни всё было в радость. У него всё получилось, хотя он сомневался до последнего. В прошлый раз, когда он примчался в Москву, чтобы поговорить с братом, всё висело на волоске. Он готовился к разговору и продумал каждое слово, но как же трудно было убедить Ивана освободить его от клятвы не продолжать свой род!

Память заставила заново пережить прошлое. Ему не раз уже снилась та выматывающая беседа, и во сне он до сих пор пытался подобрать весомые доводы, но отныне воспоминания станут свидетелями его триумфа. Как он тогда начал разговор?

– Брат, ты не боишься, что когда мы с тобой уйдем на покой, то твой сын останется один против многочисленной родни? Андрей и Борис женаты, и Борькина Ульяна непраздна. Шуйские никуда не делись и об обиде рассказывают своим детям. А есть ещё князья, думающие, что достойны сесть на твоё место.

– У сына есть друзья.

– Есть, – согласиться с этим было легко: целый ряд знатных отпрысков воспитывался вместе с наследником. – Но они подчиняются семье, и их родня будет поддерживать наследника, пока он им благоволит, но тот же Алексашка не очень умён и пользы от него нет. Что будет, когда наследник заслуженно отодвинет его от дел?

– Ты поэтому талдычишь боярам, что незаменимых нет?

– Есть такое, – согласился Юрий. – А ещё я возвышаю умных, деятельных и преданных, чтобы наша знать понимала, что замена им рядом.

– На тебя жалуются.

– Это понятно, – хмыкнул князь.

– Зачем ты провоцируешь их? Думаешь, новые бояре будут честнее?

– Если поймут, что наверху удержатся только лучшие и полезные для государства, то будут. Умный сумеет заработать, не воруя и никого не притесняя. И умный воспитает наследников так, чтобы те безопасно преумножили достояние своей семьи.

– А коли оступятся?

– А коли не оправдают царского доверия, то потеряют власть. Желающих занять их место полно.

– Ты так станешь изгоем. Бояре будут до последнего сражаться за наследуемый титул.

– В конце концов привыкнут и смирятся. Они рискуют только должностью, а не землями. Ты должен понимать, что я создаю тебе сильный рычаг давления на них.

– Да, понимаю я, – устало прикрыв глаза, буркнул Иван Васильевич. – Сейчас твои потуги незаметны, но коли не бросишь начатое, то Ванюше уже свободнее будет править.

Оба помолчали. Юрий хотел напомнить, с чего они начали разговор, но брат ничего не забыл.

– Хочешь к Дуняшке свататься? Ты же из-за неё примчался сюда?

– Да, – коротко ответил, чтобы не выдать упрек, что девчонку у него под носом чуть не сгубили.

Иван смотрел исподлобья, и взгляд его был тяжёл.

– Это твои вои держатся вблизи неё?

– Агафон и Лука, – кивнул Юрий, вспомнив, что воины рассказывали, как их окружили люди из разбойного приказа и допросили.

– Почему я должен верить тебе, что твои дети не захотят идти воевать моего Ванюшку?

– Я вроде не глуп, чтобы желать царского стола, – хмыкнул князь. – Мне на моём месте хорошо и детям дел хватит. Наша стезя воинская, её и впредь держаться будем.

Глаза царя сузились, и Юрий поспешил добавить:

– Евдокиюшка никогда не пойдёт против твоего сына.

Лицо брата осветила улыбка:

– А ты прав! Она не позволит даже мысли зародиться сменить царя. Уж не знаю откуда это у нее, но с детства такая. Уверена, что всех ждет беда, если меня заменить или Ванюшку.

Иван насмешливо посмотрел на Юрия и неожиданно произнёс:

– Но коли твои наследники окажутся бестолковыми, то они всё потеряют. Как ты там говоришь «незаменимых нет». Ты готов к этому?

– Мои дети станут опорой племяннику, – твёрдо ответил князь.

– И будут получать награды из рук Ванюши, – закончил Иван Васильевич. – Ты суров к своим будущим детям, но зато на них действительно можно будет положиться.

Царь поднялся с трона и, обняв брата, прошептал ему на ухо:

– Идём, Юрка, в церковь, снимем с тебя клятву о непродолжении рода. Только об одном прошу: не сватайся к Дуняшке до того, пока не сосватаешь моему Ваньке невесту.

– Но…

– Всё в твоих руках. Скачи к Казимиру, договаривайся о безопасном проезде через его земли. Чем скорее ты подготовишь путь в Молдову, тем быстрее я отправлю отсюда сына и её. Им здесь небезопасно оставаться.

– А в дороге?

– Дружина будет рядом днём и ночью, а тут так не получается.

– А бояре одобрят сватовство?

– Мы их пока торопить не будем. Пусть грызут эту кость, пока всё не обсосут, а потом я их прижму. Ты, главное, поспеши, чтобы до весны моя Марьюшка уже с невесткой нянчилась. Елене-то всего одиннадцать годков.

– Положись на меня… брат.

– Ну ладно, ладно… поспешим клятву снимать. Глядишь, мы с тобой ещё младшего Андрейку женим. Прав ты, что приехал ко мне с этим разговором. Жаль, что второй Дуняшки у меня нет, а то бы меньшого тож сосватали…

Юрий улыбнулся воспоминанию. Младшему брату придётся довольствоваться девушкой попроще. И Иван может придумать ему испытание наподобие того, что исполняет сам Юрий. А он счастлив уже оттого, что может позволить себе ухаживать за девушкой.

Вот только как? Да и забыть она могла о нём…

Улыбка на его лице растаяла, уступив место сомнениям.

Не стар ли он для неё? Не скучен ли? А вдруг она давно уже передумала?

Но вроде бы была рада видеть его в Думе. Улыбнулась и глаз не отводила. Как бы узнать наверняка?

***

Евдокия как в тумане провела время до приезда бабушки Аграфены. Мысли о собственном будущем её сильно смущали. Когда-то она обнадежила князя Юрия Васильевича, но теперь сильно сомневалась, что ей нужно выходить замуж.

Уж больна хороша была жизнь вольной птички! Сейчас ей никто не указ, а каково будет замужем? А дети? Это ж выносить надо будет, потом родить и следить, чтобы все с крохой было хорошо. Сколько лет потребуется, чтобы вновь оказаться предоставленной самой себе?

А с другой стороны, интересно побывать замужем, стать мамой, потом бабушкой. Вдруг это не так обременительно, как кажется? Милослава-то не перетрудилась, воспитывая троих детей, а Евдокия может родить одного и посмотреть, каково это. Вдруг сердце зайдётся от счастья, когда маленькие детские ручки обнимут её за шею? Вон Машка как сияет, когда на своих карапузов смотрит!

Боярышня никак не могла решить, какое будущее её устроит, но по приезду бабушки Аграфены решила положиться на судьбу по примеру Балашёва. В его фатализме было что-то обнадеживающее. Ведь благодаря ему Кузьма не сломался, вернувшись домой. Он уверен, что бог ведет его туда, куда ему надо больше всего.

Бабушка ничуть не изменилась, оставаясь такой же весёлой толстушкой, какой её запомнила Дуня.

– Ах вы мои славные, – ворковала она, обнимая двоюродных внуков. – Ванюша, какой же ты статный и мужественный! А усище-то… это же усы, а не молочная пенка? – прищурилась Аграфена, дразня заважничавшего при ней боярича.

Ванька выпучил глаза, а Евдокия расхохоталась. Была б её воля, она обязательно сбрила бы брату кошачью щеточку и тот пушок, что он зовёт бородой. Но Ванюшка не даётся.

– Какие вы взрослые! – умилялась монахиня. – Машенька, как же ты похожа на Настьку… хм, на настоятельницу Анастасию в молодости. От неё в юности никто глаз отвесть не мог.

Мария смутилась.

– А это что за малыши? Никак правнуки?

Натетешкавшись с Машиными крохами, Аграфена обняла Дуню.

– Забыла ты нас, не приезжаешь, – шёпотом упрекнула она. – А мы все слухи о тебе собираем… Настька повелела всё записывать, чтобы потом легче было житие твоё составлять потомкам.

Евдокия крепче прижалась к бабушке. Она переросла ее на полголовы. Та погладила её по плечику и отпустила. Глаза ее подозрительно заблестели, но внучка увлекла ее смотреть дом.

Родственница с удовольствием прошлась по всем этажам, сиюминутно ахая и охая, а за столом рассказала о житье-бытье в монастыре. О молитвах умолчала, то само собой. Зато с гордостью перечислила о творимых делах и сестрах, ставших соратницами.

– А я думала, что у вас тишь да гладь да божья благодать, – с улыбкой произнесла Милослава. – Иногда подумываю, что мне к вам пора.

– Да ты что такое говоришь? При живом-то муже? Или неладно у тебя с ним? – забеспокоилась Аграфена.

– Все ладно у нас, но дети выросли… – всхлипнула Милослава, – Маша замужем и редко приходит. Ей мужняя семья ближе стала, – несправедливо пожаловалась боярыня. – Дуняша дома не бывает, а сейчас вовсе уезжает и вот-вот замуж выскочит.

– У тебя сын растёт! – напомнила ей Аграфена.

– Ванюшка новиком идёт службу служить.

– Да-а, как время летит, – покачала головой монахиня. – Но тебе в монастырь нельзя, – строго произнесла она. – Еремея одного не оставишь, да и о муже заботиться надо. Мила, ты глупость в голову пустила! Не успеешь оглянуться, как настанет пора сына сватать, он жену в дом приведёт, а подсказать ей по хозяйству некому.