Текст книги "Третий – не лишний! (СИ)"

Автор книги: Юлия Славачевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

 – Что ты хотела узнать? – осторожно спросил он, пока Филлипэ, сделав мужественно-отрешенное лицо, усиленно обижался.

 – Где я нахожусь, – вздохнула я. – Третьи сутки в этом мире и даже названия не знаю.

 – А-а-а, – обрадовался Эмилио. – А зачем?

 – Хочу быть образованной, – фыркнула я. – Ты вот, например, меня спросишь: 'Не пойти ли нам в кровать, дорогая?' А я тебе: 'Конечно, милый, в этом мире такая накаленная политическая обстановка, что ее просто необходимо спустить'.

 – Эмилио, – прошипел Филлипэ. – Выдай ей краткий курс по географии и устройству государства, пока эта накаленная обстановка не коснулась нас.

 – Наш мир состоит из тридцати шести островов, – смирился сиреневоглазый с ролью учителя. – Каждый остров – это отдельное государство. Наша страна называется Тернеция.

 – Тернеция, – повторила я, катая на языке название. – Красиво.

 – Управляет страной Совет Дожей, – продолжил просвещать меня мужчина, не забывая, впрочем, оглаживать по заднице. – Когда военное положение, как сейчас, то полное руководство переходит к Дожу. Также как и окончательные решения по важным или спорным судебным процессам, не касающимся религии.

 – Любопытно, – пробормотала я. – Очень похоже на Венецию. Дож у вас, как и у них, -должность выборная?

 – Да, – подтвердил Эмилио. Сейчас он преобразился и выглядел гораздо старше и серьезней. – Никто не имеет наследственных прав на престол Дожей. Любая достаточно знатная аристократическая семья, обладающая достаточными заслугами перед государством, может выдвинуть своего представителя на трон после смерти последнего Дожа. Не зря они Совет Дожей.

 – А член Совета Дожей, получается, наследственное звание? – допытывалась я.

 – Да, – резко отозвался Филиппэ, забирая пальму исключительности в преподавании. Почему-то мне показалось, что эти сведения никакой радости ему не доставляют. Завидует? Знатностью в дожи не вышел?

 – Ой! – подпрыгнула я, когда мужская ладонь особенно настойчиво сжала полупопие.

 Филлипэ помрачнел и практически обуглился от ревности.

 – У тебя такое зверское выражение лица, – заметила я, обращаясь к синеглазому. – Что на месте окрестного зверья я бы уже заранее падала замертво. На всякий случай.

 – Я бы предпочел тебя одну, в любой позе, – процедил он сквозь зубы.

 – От муравейника отказываюсь заранее и сразу! – оценив оказанную честь и способ расслабления, нахмурилась я. – Хоть я где-то и читала, что муравьиные укусы благотворно действуют на потенцию, но проверять на практике не будем. Потому как если ваши мужские 'чуда' раздует еще больше...

 – Магдалена! – рыкнул Филлипэ, поправляя одежду в стратегическом месте. Причем, именно то, что уже напряглось и увеличилось в размере.

 – Так как называется столица Тернеции? – приникла я к Эмилио.

 – Тирири, – выдохнул довольный мужчина. – Кроме столицы, у нас еще четыре крупных города: Аллола, Скалек, Семара, Азалемара.

 – Красивые названия, – отметила я, полностью игнорируя мрачного, как грозовая туча, Филлипэ. – Города чем-то знамениты?

 – Да, – просвещал меня Эмилио, все больше распуская шаловливые руки. – В Азалемаре главный храм Игори, темного бога. В Семаре главный храм Сольгри, светлого божества. В Аллоле до сих пор поклоняются Хаосу. А Скалек – торговый порт.

 – Ага, – кивнула я, начиная ерзать. С умным видом попросила:– Ты знаешь, мне бы надо в кустики и желательно одной.

 – Делаем привал, – посветлел Филлипэ и направил лосей к подлеску.

 Там сначала меня строем и при полном параде сопроводили в зеленые насаждения, потом временные супруги вдвоем, невзирая на мое возмущение, под мои гневные вопли осмотрели и снова смазали потертости чудо-мазью, от которой заживало все в считанные минуты. Когда мужчины, исполнив свои обязанности мужей милосердия, стали способны хоть немного слышать, мне вручили новый бутерброд и фляжку, присовокупив ко всему горсть изюма.

 После быстрого перекуса меня подхватил довольный синеглазый и под ревнивым взглядом Эмо потащил к своему лосю.

 – А теперь давай держать твой рот занятым, – начала я интервенцию. – Какие у вас сословия?

 – Три, – ухмыльнулся синеглазый, который, судя по всему, сейчас на раз выдал бы мне все военные тайны, только чтобы держать меня в своих руках. – Низшее – это крестьяне и ремесленники. Среднее – это торговцы и зажиточные горожане. Высшая – аристократия.

 – И как вы их различаете? – полюбопытствовала я. – Внешне? По одежде? По магии? По нашивкам и погонам? По фамилиям с приставкой 'сэр', 'фон' или 'дэ'?

 – Внешне, – охотно поделился Филлипэ, – отличаются только благородные. Все лорды обладают высоким ростом и мощным сложением. Это повелось издревле, еще когда слово 'аристократ' значило 'защитник', 'воин'. Но только знатнейшие из дворян, приближенные к Дожу или входящие в Совет Дожей, обладают необычным цветом глаз и имеют законное право носить маски.

 – А незаконное? – В этом вопросе мне почудилась некоторая недосказанность.

 – Незаконное... – вздохнул временный супружник. – Обычно носят наемные убийцы. И я сделаю все, чтобы тебе никогда не пришлось с ними познакомиться! – сказал как отрезал.

 – Занятно, – прижалась я к временному мужу, вызвав у него невольную дрожь. – А скажи мне, милый, почему вы, такие все из себя красивые, воруете людей из других миров?

 – Около столетия назад, – вздохнул синеглазый. – Что-то случилось, и у нас прекратили рождаться дети. Причем, во всех государствах. Но в нашем – особенно. Пары не могли зачать детей в течении долгого времени, и страна начала стремительно вымирать. Тогда маги и придумали способ как выжить...

 – Угу, – хмыкнула я. – Видела я этот способ. 'Халява' называется.

 – Ты не понимаешь, – спел свою любимую песенку Филлипэ. – Нам было остро необходимо выжить. Тем более, обычно наши маги размещают ловушки только в местах, куда могут попасть исключительно тренированные и выносливые люди с высокой склонностью к риску. Мужчины, как правило, – покосился он на меня. – С хорошей выдержкой и устойчивой психикой.

 – Я польщена, – хихикнула я. – Исключая определение меня как мужчины, все остальное – истинная правда.

 – Я бы так не сказал, – влез Эмилио.

 – И не говори, – посоветовала ему я. Развернулась к Филлипэ: – То, что вы благородно таскаете экстремалов – я поняла. А зачем вы их продаете?

 – Ну, – чуть замялся синеглазый. – Во-первых, мощные магические ловушки достаточно дороги. Во-вторых, есть возможность заиметь детей не одной женщине, а многим...

 – Быки-производители везде в почете, – поморщилась я. – Вы бы еще доильный автомат наладили и сперму по бутылкам разливали.

 Синеглазый скривился:

 – Если ты думаешь, что всем это нравится, то сильно ошибаешься. Если простолюдины могут поделиться иномирным мужем друг с другом, отдолжить на вечер и тому подобное, то каждый дворянин-мужчина с рождения ставится магами на учет для подбора подходящей иномирянки при вхождении его в определенный возраст. И некоторые жду годами, десятилетиями.

 – Почему? – Вроде как ни купишь книжку, там каждый первый попаданец – обязательно женщина.

 – Женщины попадаются крайне редко и считаются подарком судьбы, – тихо признался подъехавший Эмилио. – Их дозволено продавать только дворянам или аристократам.

 – Наверное потому, что они не занимаются экстремальными видами спорта, – зло пробурчала я, отлично понимая, что эта песня про меня.

 – Нет, – покачал головой Эмилио. – Совсем не поэтому. Почему-то наши маги не могут завлечь в ловушки женщин, даже расставив их в людных местах. Ваш пол как будто чувствует опасность и старательно избегает. Чтобы наше дворянство не вымерло, за одной-единственной женщиной приходилось отправлять в глухие места целые команды. Иномирянок друг у друга похищали, если дворянин слабее родом – отнимали насильно...

 Я присвистнула. Хорошенькое дело! Влипла так, как невозможно представить нормальному человеку.

 Филиппэ перехватил эстафету:

 – За эти годы случалось многое. Без чужих женщин вымирали целые дворянские рода. С тех пор возникло правило и был издан закон: за похищение иномирянки – смерть. За малейший вред будущей матери детей – смертный приговор.

 Взволнованный Эмилио:

 – Если муж не смог отстоять свою жену-иномирянку, и ее похитили – смерть ему тоже! Значит, слаб, а, следовательно, недостоин.

 – Так что если не хочешь попасть в жадные чужие руки и видеть небо только сквозь толстую железную решетку – пожалуйста, никуда не бегай, – подытожил Филлипэ.

 Я с досады запыхтела паровозом и чуть на выдала ушами свисток. Так я и поверила! Макароны с ушей вилами отмотала, в сторонке штабелями сложила. Я смотрю, мне опять две утяжеленных версии Коленьки в нагрузку перепали: брешут – не краснеют! А врут-то как складно... Заслушаешься.

 – Куда бежать-то? – нахмурилась я, пытаясь постичь трагедию мира. – Мне уже показали один выход – напрямую к палачу.

 – Магдалена, – тихо сказал Эмилио. – Если бы они знали, что ты женщина, то тебя, скорей всего, увезли в столицу и там провели закрытые торги между самыми знатными и богатыми родами Тернеции.

 Рука Филлипэ сжалась на моей талии, стискивая до удушья, будто боясь отпустить:

 – Ты плохо понимаешь, девочка, – тихо-тихо, с надрывом сказал он. – Мы уже подходим к тому возрасту, когда должны обрести свою пару и создать семьи. Но после того, что случилось...

 – Да, что случилось-то? – не выдержала я: изнывая от любопытства.

 – Это уже как-нибудь в другой раз, – внезапно прервал разговор Эмилио. – Мы почти приехали.

 И правда, впереди показались постройки. Загородное имение оказалось небольшим и довольно специфическим, чем-то средним между усадьбой и хутором. Как я поняла, нечто вроде охотничьей заимки, только с учетом характерной хозяйской гигантомании.

 Мы проехали мимо лосиной фермы, потом миновали бобровую заводь и въехали в большой двор по которому бродили индюки, утки и гуси. В тени деревьев, вывалив лопатообразные языки, лежали собакообразные монстры.

 – Ничего себе 'собачки', – пробормотала я, разглядывая этих чудовищ.

 – Это гаринарды, – пояснил Филлипэ. – Специально выведенная порода собак для охраны. Подчиняется только хозяину. Не имеет слабостей и обладает очень высоким интеллектом.

 – Угу, – немедленно сделала я вывод. – На ступени эволюции стоит выше женщины.

 – Колючка, – чмокнул меня в макушку синеглазый.

 – Лысину протрешь, – буркнула я, все еще под впечатлением от рассказа. – Удобно вы все тут устроили. Лосей, если что – на выпас в лес. Индюков – туда же. Собачки... главное, чтобы эти крокодилы своих людей не ели! А коли сожрут десяток посторонних – никто и не заметит.

 – Хозяйка, – хохотнул Эмилио, снимая меня около трехэтажного каменного дома. – Сразу всех по местам расставила.

 Кроме каменной 'хижины' (статус обязывает), здесь в отдалении стояла еще пара домов с соломенной крышей и загоны для скакунов и птицы.

 Дальше осмотреться мне не дали, сняли с лося и понесли в дом.

 – Теперь я секс-игрушка! – запела я песенку, болтая ногами в воздухе. – Домашняя зверюшка! И мне никто свободы не дает!

 – До чего же ты голосистая, – неодобрительно заметил волокущий меня вовнутрь Эмилио.

 – Это нервное, – заверила его я. – Послушай лучше! – и снова заблажила. – Жесткий трах сегодняшнего дня! Двое вас на одну меня! Ты не трожь меня, ты не трожь меня, дай поспать до завтрашнего дня!

 – Наверное, я с тобой соглашусь, Филлипэ, – обратился к другу Эмо. – Когда она молчит, все гораздо проще.

 – Тогда нужно сделать, чтобы она молчала как можно больше, – мрачно сказал синеглазый, кивая выбежавшим встречать хозяев слугам.

 Нас приветствовали уже знакомые мне рыжик с белобрысым, три дородные тетки и молоденькая девчушка.

 Филлипэ скинул плащ и маску на руки слуге и перехватил меня у Эмилио, пока тот раздевался.

 – Ванна готова? – бросил он слугам.

 – Пять минут, – быстро отреагировала одна из теток и смылась.

 – Сейчас ты искупаешься, моя радость, – сообщил мне Эмо. – И твоя хандра пройдет.

 – Конечно! – закатила я глаза. – Когда тебе наступает хана, то до хандры уже не доходит.

 – Да что же ты за существо такое! – возмутился Филлипэ, поднимаясь вверх по лестнице со мной на руках. – Что бы с тобой не делали, ты всегда недовольна!

 – А ты ничего не делай, – посоветовала я. – И увидишь результат.

 – Давай так, – занес он меня в спальню с безбрежной кроватью. – Ты попробуешь смириться хотя бы на время и дашь нам шанс доказать, что все не так уж плохо.

 – А потом? – посерьезнела я, не мешая ему стаскивать с меня одежду.

 – А потом мы поговорим, – пообещал он. – Если, конечно, в этом будет необходимость. В большинстве случаев, женщины быстро привыкают и сразу успокаиваются.

 – К тому же, – влез Эмилио, снимая с меня сапожки. – Ты, возможно, уже носишь ребенка.

 – Надейся, – фыркнула я. – Но поход разумный, зная историю вашей страны. Хорошо, я попытаюсь быть...э-э-э... менее критичной. Но только одну неделю. А потом мы сядем и поговорим!

 – Хорошо, дорогая, – закивали довольные мужчины, наивно полагая, что они меня обдурили. Счас!

 – Высокие лорды, – поскреблась с другой стороны двери служанка. – Ванна готова.

 – Приготовь халат для леди, – распорядился Филлипэ, стаскивая с себя камзол. – Добавь смену чистой одежды для нас – и можешь быть свободна. Да, и распорядись по поводу ужина.

 – Как прикажут высокие лорды, – пропела женщина и зашлепала по лестнице.

 Мужчины споро и слаженно стащили с меня все – от туники до штанов, и сами освободились от лишней одежды. После чего Эмилио подхватил меня руки и потащил из комнаты в ванную, которая располагалась на том же этаже в конце коридора.

 Я честно придерживалась новых правил игры и по-партизански молчала, хотя и испытывала жуткое раздражение от навязанной мне роли, на которую согласилась по глупости и доброте душевной.

 – Какая умница, – довольно сказал Филлипэ, отметив мою молчаливость.

 Ванная поражала своими размерами. Особенно в глаза бросался каменный бассейн, размерами скорей напоминавший джакузи на пятерых, нежели ванну.

 Синеглазый осторожно, как с хрустальной, снял с меня последнюю одежду, пока Эмилио проверял температуру воды. После чего меня опустили в горячую воду, где, судя по одуряющему аромату, уже были растворены пахучие масла.

 – У нее опять потертости, – сообщил другу Филлипэ, залазя следом. – Надо не забыть потом полечить.

 – Да, – кивнул тот, присоединяясь. – У Магдалены атласная нежная кожа...

 Я скрипнула зубами. Создавалось ощущение, что меня здесь просто нет.

 Мужчины нежно, но со знанием дела вымыли меня, скользя огрубевшими намыленными ладонями по груди, пощипывая соски. Отмывая и гладя распаренную кожу.

 Эмилио притянул меня к себе спиной, заставив почувствовать вздыбленный член, и вымыл волосы, ополаскивая каждую прядку и игнорируя рвущийся в тело орган.

 Филлипэ с таким же отрешением скользнул мне между ног, промывая складочки.

 – Такая нежная, – с восторгом поделился он с другом. – Такая сладкая. Так бы и съел.

 – У нас еще будет такая возможность, – хмыкнул Эмилио.

 Я закатила глаза. Боже, на что я подписалась? Как мне, воспитанной на самостоятельности и независимости, выносить все это шовинистическое отношение? Надеюсь, что на неделю меня хватит. А там посмотрим.

 Мужчины, наконец, закончили меня мыть и вынули из ванны, аккуратно промокнув воду мягкими полотенцами. Еще раз осмотрев мое тело, они смазали все на их взгляд проблемные места мазью и усадили меня на скамейку сохнуть, пока мылись сами.

 Я рассматривала идеально сложенные мускулистые тела, по которым бежали струйки воды и начинала завидовать сама себе. Потом вспоминала, что они со мной творят и мгновенно разочаровывалась.

 Так и захлебывалась слюной. Сначала от вожделения, а потом от злости.

 Закончив омовение, временные мужья быстренько оделись. Практически полностью. То есть нижнее белье, брюки, рубашки и короткие мягкие сапоги. Мне же достался лишь длинный бархатный халат, отороченный кружевом. Который они с многообещающими улыбочками натянули на меня.

 Так бы и стерла с их лиц эти плотоядные ухмылки! И желательно наждаком! Так, чтобы до первого этажа одни уши доехали!

 – Жду не дождусь, – промурлыкал мне на ухо Филлипэ, приподнимая мою грудь на ладонях сквозь ткань. – Когда сниму с тебя это одеяние и заставлю кричать от желания.

 Честное слово, мне нужно выдать даже не медаль за терпение. И не орден. Мне следует прижизненно отлить памятник в бронзе. Бюст. И подарить мне. Чтобы я этим бюстом одарила этих двух засранцев. По головам.

 Меня в который раз подхватили на руки. На этот раз синеглазый. И под ревнивым взглядом Эмилио попер вниз.

 Господи! Дай мне терпение, чтобы не откусить себе язык. Потому что он мне еще понадобится, когда я буду им рассказывать где, когда, сколько раз и в каких позах я видела такое к себе отношение. Конечно, я могу показать это и на пальцах. Но лучше совместить. И сделать все предельно ясно и красочно.

 В столовой, оформленной светлыми панелями из полированного дерева, нас уже ждал обед, сервированный на гигантском столе. Все весьма изысканно. Фарфор, серебро, хрусталь, крахмальные салфетки.

 При такой сервировке я ощутила себя девушкой в купальнике, случайно попавшей в шикарный ресторан вместо пляжного бара. Остро чувствовалось, что под шикарным халатом ничего нет, при практически полной одетости моих сотрапезников.

 – А может... – открыла я рот, пока меня бережно усаживали на стул с высокой спинкой.

 – Тс-с-с, Магдалена, – скользнули по моим губам пальцы Эмилио. – Хорошо воспитанные жены не разговаривают за обедом.

 Судя по всему, хорошо воспитанные жены вообще не разговаривают! А в их черепной коробке гуляет эхо, потому что там после трепанации черепа нет мозга!

 Я одарила обоих супругов злобным взглядом, ожесточенно жуя салфетку.

 – Это плохое поведение, Магдалена, – отобрал у меня тренажер для вымещения злости Филлипэ и расстелил пожеванную салфетку на моих коленях. – Ты же хочешь соответствовать высшим стандартам нашего общества?

 – Я... не... – Мне впихнули в рот орешков. – Кхе-кхе...

 Вторая попытка:

 – Я не... – В ход пошли курага, чернослив и дольки сухофруктов. Их мне скармливали в четыре руки. Что-то не то попало в дыхательное горло, и я, пока выкашливала, едва не посинела.

 Тогда я в противовес чужому утверждению со слезами на глазах помотала головой. Напрасно.

 – Какая замечательная восприимчивость к нашим устоям, – порадовался Эмилио, занимая место слева от меня. – Еще немного – и ты будешь идеальна.

 Еще немного – и мне будет не для кого быть идеальной! Либо кого-то прибью, либо сама лопну от ярости!

 – Согласен, – подтвердил Филлипэ, усаживаясь справа. – Лаской и убеждением можно достичь много. Лишь запастись терпением.

 Счастливые! У меня это качество характера стремительно превращалось в мифическое.

 – Подавайте! – крикнул синеглазый. И в столовую важно вплыл рыжик, несущий красивую супницу.

 Слуга, чувствуя важность момента и явно гордясь предоставленной честью, медленно и печально наполнил наши тарелки ароматным, вкусно пахнущим варевом.

 У меня активировался желудок и потребовал сейчас и немедленно. Я пошла у него на поводу и резво схватила ложку, готовясь начинать молотить обалденный густой суп.

 Ложку у меня тут же отобрали.

 Я начала звереть и уже открыла рот, чтобы выразить свой протест, как невозмутимый Филлипэ зачерпнул суп, чуть остудил его и поднес ложку к моим губам.

 Я машинально проглотила, пытаясь сообразить – это они так изощренно издеваются или на самом деле так живут?

 Если первое, то я отомщу. А если второе, то кто-то хорошо отомстил мне, когда направил меня в этот мир и вручил этим двоим. Потому что с целым миром мне не справиться. Хотя, если посвятить этому всю жизнь...

 Меня накормили и промокнули губы свежей салфеткой, после чего мужчины утолили свой голод и началась новая перемена блюд.

 На этот раз белобрысый принес большое серебряное блюдо с запеченной птицей и овощами. И вручил Филлипэ шикарный ножик размером с приличное мачете. Я тут же положила глаз на этот инвентарь и стала фантазировать, куда бы его приспособить.

 И очень хорошо придумала. Особенно после того, как мне даже вилку не позволили взять в руки. Так пичкали: 'Открой ротик, Магдалена!', 'Пережевывай тщательнее, дорогая'.

 Под конец обеда я уже кипела от злости и мечтала сначала порезать двоих шовинистов на мелкие кусочки, потом пережевать со всей тщательностью. И выплюнуть, чтобы не засорять вредными канцерогенами свой организм!

 – Ты сыта, драгоценная? – обратился ко мне Эмилио, заботливо промокая губы салфеткой. В то время как Филлипэ держал наготове хрустальный бокал с травяным настоем, пока кто-то очень жадный (два экземпляра в штанах!) глушил вкусно пахнущее вино.

 – Да, – пробурчала я, вся из себя в раздумьях, что же нужно за столом держать руками. Мне, конечно, приходила в голову светлая мысль, окрашенная некоторым садизмом. Но применять я ее не спешила.

 – Достаточно просто кивнуть или улыбнуться, – просветил меня синеглазый, поднося к губам напиток. – Хорошо воспитанные жены употребляют очень мало слов и в основном в постели.

 'Хорошо воспитанная жена' после этого чуть не откусила от ярости кусок от бокала и не написала кровавыми письменами на каменных телах мужей лозунг современной феминистки 'Врешь! Не пройдешь!'.

 С таким трудом подавив внутреннее восстание эмансипированной женской натуры, я скрежетнула зубами и мотнула головой.

 – Какая умница, – погладил меня по голове Эмилио. Он не знал, что очень рисковал остаться без руки. Потом плеча, потом грудной клетки – и так до пяток. Но бобер во мне еще окончательно не проснулся, хотя был гораздо ближе, чем можно было вообразить.

 – Ты готов? – поинтересовался Филлипэ у друга, подхватывая меня на руки и втаскивая на второй этаж.

 – Уже давно, – хохотнул тот, неотступно следуя за нами.

 И что-то мне все это не нравилось. Потому что в глазах мужиков горело предвкушение, которое меня пугало до чертиков.

 Меня донесли до места использования, поставили на ковер и...

 – Магдале-ена, – жарко шепнул Эмилио, начиная стаскивать с меня халат и намеренно касаясь там, где это совсем не требовалось.

 – Хорошая, славная девочка, – проурчал Филлипэ, обхватывая сзади и прижимаясь носом в ложбинку за моей ушной раковиной.

 Вырваться не было никакой возможности. Держали меня крепко-накрепко. Зажали своими телами, как тисками, и сейчас с упорством, достойным самых высокопородных ослов, закручивали гайки.

 Мне вспомнился наказ шефа на работе, когда мы готовили заказ для клиента: 'Изнасилуй, а потом уговаривай!'. Что-то похожее на это происходило и сейчас.

 Холодный страх пробежался мириадами игл по моему позвоночнику, потому что в аметистовых и кобальтовых глазах зажегся нездоровый азарт. Мальчики созрели до второго акта драмы. Пришла пора печальной саги про десантника Тузика и боевую подругу – грелку.

 Потому что Эмилио, как фокусник, откуда-то выудил склянку с мазью и очень упорно подбирался туда, где еще не ступала нога... пардон, не проникал член.

 Внутри меня сражались два чувства: огромный интерес к происходящему, сплавленный с огромнейшим искушением, и страх боли, переходящий в мышечный зажим.

 – Магдале-ена... – этот низкий свистящий шепот поднял все волоски на моем теле дыбом. Жадные руки захватнически шарили по телу. Мои мужчины, оба, спустились на колени, раздевая меня внизу и в то же время целуя и лаская мой живот, бедра и ноги. Блин, и удрать сложно – и жить тяжело!

 Я напряженно выдохнула, переступив с ноги на ногу.

 Мужчины, отбросив в сторону уже ненужный халат, начали раздеваться сами, но по очереди, не выпуская меня из жадных рук. И, против обыкновения, в постель не спешили.

 – Дорогая, – шепнул Эмилио, целуя мне плечи. – В спальне ты можешь говорить, что угодно и сколько угодно. Здесь не работают ни воспитание, ни приличия!

 Я открыла рот, чтобы донести до них, как страшно далеки они от народа и что у них назревает кризис власти, но бдительный Филлипэ закрыл мне рот поцелуем.

 Понятно! Говори все, что хочешь, но про себя. Мудрое решение.

 – А теперь, милая говорливая жена, – прошептал мне в ухо Филлипэ, отрываясь от моих губ. – Давай на этот раз попробуем стоя, – и шагнул к стене, прижимаясь грудью к моей спине и касаясь кончиком своего орудия входа в лоно.

 Пугающее начало. Перед глазами замелькали кадры немецкой порнушки. Я задергалась.

 Эмилио опустился на колени и чуть отодвинул меня от стены, зажав руками мои бедра и целуя живот и лобок.

 Пипец! Сейчас немного поиграют с добычей, прежде чем разыграется драма с двумя членами и одним актом: 'Прощай, Маруся Климова! Два кола – и ни одного любимого!'. Повторения на 'бис' не будет по причине скоропостижной кончины одного из исполнителей!

 Синеглазый прошелся пальцами по моей груди, вызывая стон удовольствия, и слегка перегнул, наклоняя вперед, а аметистовоглазый спустился поцелуями еще ниже, слегка раздвигая мои ноги и достигая клитора. Меня выгнуло дугой.

 Этим воспользовался Фил и начал медленное вторжение. Через пару секунд я не выдержала и застонала, а вскоре и закричала. Просто контраст ощущений члена сзади и языка на клиторе спереди... убийственное сочетание.

 Все начиналось тягуче-медленно, сладко до потери пульса.

 – Бы... – начала я, но мою голову мгновенно уложил себе на плечо Филлипэ и припал к губам, самодовольно хмыкнув. Он прекрасно понял, о чем я хотела попросить, но даже и не подумал этого делать. Зато Эмо усилил нажим языка, заставляя меня стонать в рот синеглазого.

 Я отстранилась от поцелуя и уперлась в стену руками, потому что ноги подкашивались и все вокруг плыло. Опустив голову, я увидела, как Эмилио вылизывает меня, рукой лаская свой возбужденный член. И начался второй раунд: 'Умру ли от возбуждения, или оргазм уже не за горами'.

 Соски стояли и были чувствительными до безобразия. От нежных рук Филлипэ на них вниз текли интенсивные волны удовольствия, заставляя теснее сжимать таранящий меня пенис. Во рту пересохло. Внутри горел неугасимый пожар.

 Я выгнулась, потираясь попкой о синеглазого, и прижала голову Эмилио к себе, запустив жадные руки ему в волосы. И мужики сорвались с катушек.

 С предельно наглым, самодовольным смешком Филлипэ наклонился и поставил меня на четвереньки, а сам нагнулся надо мной, прикусывая загривок. Эмилио наоборот, встал, мягко тыкаясь мне в рот эрегированным пенисом.

 После невероятно возбуждающего вида ласкающего самого себя Эмо отказаться ощутить его вкус я просто не могла.

 И опять понеслась наша тройка по просторам чужой родины...

 Бедная моя целомудренная натура, прощай. Ты была дорога мне как память. Я увязла в пучине разврата, и мне там понравилось!

 Так что я, пожалуй, немного потону в этой трясине порока. И если не вернусь, то считайте – я пала в неравном бою с моралью.

 Дальше мои мозги ушли погулять и в этой восхитительной оргии участвовало лишь мое тело.

  Меня брали спереди и сзади одновременно, брали медленно и быстро, чуть входя или вколачиваясь на всю длину. Распаленные мужчины сворачивали и разворачивали меня всеми способами, как им только хотелось.

 Входили и выходили из моего тела под любым углом, брали жестко и ласково, медленно и быстро, рывками. Мне было все равно. У меня перед глазами стоял ласкающий себя Эмилио и это напрочь срывало крышу. Такое чувство, словно я угодила в циклон, смерч, ужасную бурю!

 Боли не было. Никакой. То ли за счет особенной смазки, которой мои мужчины намазывали этим вечером себя особенно тщательно, то ли за счет дикого, неимоверного возбуждения, которое выбросило у меня в кровь столько адреналина и прочих естественных обезболивающих, что их хватило бы на полк тяжелораненых – не знаю.

 Признаюсь в одном: когда стоит волна возбуждения такой силы, анальный секс – это здорово! И пусть даже я потом еще пару дней не смогу нормально присесть, оно того стоило.

 – Спи, сладкая, – наконец мужчины угомонились и зажали меня с обеих сторон. – Тебе понадобятся силы завтра.

 Утром мне понадобились не силы, мне была нужна аптечка и желательно размером со Скорую Помощь. Болело все, даже то, что болеть не могло по определению. Только к сожалению, оно об этом не ведало и все равно болело.

 – Сейчас тебе будет легче, – заверил меня Филлипэ, намазывая от макушки до пяток лечебным бальзамом.

 Соврал. 'Сейчас' не наступило даже через пару часов.

 – Как ты себя чувствуешь? – волновался Эмилио, пытаясь запихать в меня масло, разведенное в сливках.

 – Как будто меня изнасиловал поезд, – буркнула я, утыкаясь в подушку. – Причем, на мне отметились все вагоны, прихватив с собой рельсы и шпалы. А после того, как все это надругалось надо мной в особо извращенной форме, меня переехало паровозом!

 – Не знаю, что такое поезд, – встрял Филлипэ. – Но давай я еще раз все смажу и помассирую.

 – Хочешь, покажу? – подняла я лицо и злобно зыркнула на виновников моего нынешнего состояния. – Сначала раскатаю под пирожок, а потом спою песенку: 'Дружок, хочешь я расскажу тебе сказку?'

 – Ты просто устала, – убеждал меня Эмилио спустя пару часов, притащив мне мед, разведенный в сливках. – Тебе следует поесть и сразу полегчает.

 Я одним глазом заглянула в чашку, получила гипергликемическую кому и жалобно простонала, давя на неизвестного им зверя – совесть:

 – А мяса можно?

 Тут возмутился отиравшийся рядом Филлипэ:

 – Ты с ума сошла! В твоем состоянии нельзя есть такую тяжелую пищу!

 – Почему? – закряхтела я, поворачиваясь, чтобы этот засранец посмотрел мне прямо в глаза и увидел в них свой приговор.

 – Потому что, если ты больна – следует употреблять легкие продукты, – присел рядом Филлипэ. – А если беременна, то тем более нужно принимать питательные вещества.

 – Диетолог с хреном, – пробурчала я, но военную тайну по поводу невозможности забеременеть не выдала.

 – Хорошо воспитанные жены, – нравоучительно сказал Эмилио, уговаривая съесть меня творог, залитый сливками. – Не грубят, послушно открывают ротик и молчат, когда не находятся в кровати. Помнишь, о чем мы договаривались?

 Я выразительно показала взглядом на то, на чем лежала.

 – В кровати с мужем, – поправился мужчина, подсовывая мне стакан со сливками, от которых меня просто мутило.

 Я тяжело вздохнула, мысленно убедила себя, что у меня разгрузочный день, легла на спину, сложила на груди руки и закрыла глаза.

 Мужчины выдержали меня в такой позе минут пятнадцать. После чего попытались выкопать у меня сознательность:

 – В твоем состоянии нужно есть! – убеждал меня Эмилио.

 – Магдалена, ты обещала быть послушной, – напоминал Филлипэ.