Текст книги ""Короли без короны" "
Автор книги: Юлия Белова
Соавторы: Екатерина Александрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Граф де Саше был спокоен, собран и деловит, и это спокойствие двадцатилетнего мальчишки разозлило принцессу.
– Итак, юноша, – резко произнесла она, – это вы жаждете славы, подвигов и власти?
– Я жажду помочь другу, – ответил Александр, за три дня ожидания аудиенции успевший столько раз сказать себе о необходимости терпения, что теперь ему оставалось лишь применить эту редкую добродетель.
– И каким же образом? – поинтересовалась Маргарита, хорошо помнившая, что племянник Гиз при всей самоуверенности мгновенно терялся и делался скромнее, стоило заговорить с ним строгим тоном.
– Мой друг хочет получить корону Нидерландов, – ответил граф де Саше, – так почему же мне не помочь ему в этом деле?
– А если ваш друг возжелал бы заполучить луну? – уязвлено парировала принцесса.
– Конечно, принц Релинген мог бы пожелать и луну, – проговорил полковник, – но он не ребенок, а Нидерланды не луна. В желании его высочества нет ничего несбыточного. В конце концов, испанцы так досадили фламандцам, что местные жители будут только рады избавиться от них.
– А, вы заговорили об испанцах! – с мрачной радостью воскликнула хозяйка Барруа. – Значит, вы намереваетесь разбить Альбу и Фарнезе? А позвольте спросить, юноша, каким образом вы собираетесь совершить этот подвиг – одновременно или поочередно?
– Как мне будет удобнее, – терпеливо ответил Александр. – Хотя, скорее всего, сначала придется разбить одного, а потом другого.
Маргарита онемела. Такой наглости она не ждала даже от Гиза. Племянник от ее тона давно бы сник, а граф де Саше был спокоен и самоуверен. Ее высочество поняла, что друг сына относится к худшему племени безумцев – безумцев восторженных.
– Так с чего вы намерены начать свое завоевание, сударь? – с сарказмом спросила принцесса, вновь обретя дар речи.
Полковник вздохнул. Весь опыт его жизни утверждал, что женщины мало или совсем ничего не понимают в делах войны. Хозяйка Барруа вряд ли сильно отличалась от прочих женщин, но она была матерью друга, принцессой и человеком, предоставившим ему и его полку свой стол и кров. Подобные обстоятельства требовали от него терпения и снисходительности.
– Но, ваше высочество, – возразил Александр, – я ведь не собираюсь отправляться на войну прямо сейчас. Да, у меня есть полк, и смею заметить – хороший, но одного полка недостаточно для войны. Я должен набрать армию. Принц Релинген дал мне достаточно средств, чтобы завербовать людей, купить лошадей и оружие... Лучшее оружие, мадам!..
– И что дальше? – нетерпеливо прервала излияния полковника Маргарита.
– А дальше, мадам, будет Артуа. Артуа – это почти Франция. Там даже говорят по-французски...
Маргарита встрепенулась.
– Артуа? – переспросила она. – Вы говорите об Артуа? Во-первых, эта провинция верна королю Филиппу. Я вижу, вы этого не знаете? А во-вторых, вы намерены столкнуться со своим кузеном Эгмонтом?
Принцесса с удовольствием заметили на лице молодого человека нечто похожее на изумление.
– Что вас так удивило в моих словам, сударь? – перешла в атаку Маргарита. – Или вы не знали, что Филипп Эгмонт ваш кузен? Господь с вами, юноша, мой сын еще может не знать генеалогию – он и так принц, но на что рассчитывали вы, собираясь воевать в Нидерландах?
– Я знаю генеалогию французского дворянства, – попытался возразить полковник.
– Вы сейчас не во Франции, – отрезала Маргарита, – и вы собираетесь воевать в Артуа. Но король Филипп обещал Артуа вместе с должностью штатгальтера провинции вашему кузену Эгмонту. Он прочит его в приемники Альбе.
– Этого не может быть, – вырвалось у Александра. – Король Филипп и Альба убили отца Эгмонта!..
– Не убили, юноша, не убили, – поправила принцесса. – Ламораль Эгмонт кончил свою жизнь на эшафоте по приговору суда, в соответствии с законом, как мятежник и изменник. Полагаю, его сын не желает себе подобного же конца.
– Но Эгмонт не был изменником, – попытался настаивать Александр.
– Король Филипп считает изменниками всех, кто так или иначе противится его воле, – ответила Маргарита. – И значит, нас с вами тоже, разница лишь в том, что о нас он пока не знает. И, кстати, юноша, вы забыли еще и о маршале Баланьи. Как, неужели вы не знаете и об этом? А ведь вы уверяли, будто изучали генеалогию французского дворянства.
Граф де Саше молчал.
– Ответьте, сударь, на ком женат маршал? – требовательно вопросила принцесса.
– На Рене де Клермон, – как прилежный ученик ответил полковник.
– ... на сестре Бюсси, которая так нежно вас любит, что была бы счастлива узреть вас если не на костре, то хотя бы на колесе, – продолжила Маргарита. – Неужели вы думаете, что принцессой Камбрези Рене де Клермон именуется просто так? О, да, это большая дерзость со стороны простых дворян именовать себя принцами, но эта дерзость подкреплена гарнизоном в Камбре и армией Баланьи. Полагаю, чтобы порадовать жену маршал вполне способен договориться с испанцами и Эгмонтом, и тогда вы живо познакомитесь и с испанской пехотой, и с испанской инквизицией. Это будет незабываемым опытом, особенно последнее, но вряд ли долгим. Хотя... возможно, ваша жизнь несколько продлится, пока Баланьи и Эгмонт будут спорить, где лучше спасти вашу душу – в Аррасе или Камбре. Ну а потом, когда со спорами и с вами будет покончено, Филипп Эгмонт получит свое штатгальтерство, и не только в Артуа, но и в Гельдерне, причем с большим основанием, чем на Гельдерн могли бы претендовать вы. Потому что он потомок герцогов Гельдена по мужской линии, а вы-то по женской. Но и это еще не все. Так как Эгмонт в родстве с Лорренами, он вполне сможет замахнуться и на Барруа, давшее пристанищу мятежнику и еретику. Таким образом, ваш друг вместо того, чтобы получить новую корону, потеряет ту, что имеет. И как вам такие последствия, юноша?
Александр лихорадочно искал ответ на вопрос принцессы.
– Но ведь можно начать не с Артуа, – наконец-то произнес он.
– Вот когда вы придумаете что-нибудь достойное внимания, а не сказки о луне, тогда и поговорим, – подвела итог Маргарита, всем своим видом давая понять, что аудиенция окончена.
Граф де Саше вынужден был поклониться ее высочеству и покинуть принцессу. Настроение молодого человека было отвратительным. Принцесса Блуасская не пыталась отговорить его от похода, не старалась остановить, она только выставила его полным глупцом в собственных глазах, и от этого на душе было особенно мерзко.
Александр сел поближе к камину, стараясь понять, как быть и с чего начать. Сломанную некогда руку ломило, так что молодой человек мог лишь зябко тянуться к огню, стараясь перетерпеть боль. Пьер как всегда хлопотал вокруг, ворчал на ветра и холода, а в голове Александра не было ни одной мысли. Молодой полковник мог только радоваться, что находится в тепле и под крышей, а не в холодной сырой палатке на марше.
В этот вечер граф де Саше отправился спать раньше, чем обычно.
Утром, когда все вокруг стало белым от снега, а боль как всегда ушла, Александр смог начать рассуждать здраво. Бар-сюр-Орнен казался вылепленным из снега, и только еще не застывшая река выглядела неправдоподобно темной на фоне этой белизны. Граф де Саше отвернулся от окна, положил перед собой лист бумаги и стал вспоминать, что знает о Нидерландах кроме рассказов Жоржа.
Таких знаний было не так уж и много. Александр знал о Вильгельме Оранском, смутно помнил, что тот был трижды женат и, вроде, одна из его жен была из рода Бурбонов, а значит, состояла в свойстве с Соланж. Аньес Релинген уверяла, будто Вильгельм готов заключить союз хоть с англичанами, хоть с турками, хоть с чертом, лишь бы этот союз позволил ему укрепить свою власть над тройкой-пятеркой провинцией. Судя по всему, Вильгельм не менее страстно мечтал о короне Нидерландов, чем Жорж, а, значит, мог оказаться как союзником, так и врагом. Еще у него обнаружился кузен Эгмонт. Кроме того, Александр слышал о казненном Горне. Помнится, тот происходил из рода Монморанси, и, значит, тоже находился в дальнем родстве с ним. Смерть Христова, подумал полковник, скоро выяснится, что половина дворян Фландрии его родственники.
Аккуратно выписав на листе все известные ему имена, Александр постарался составить список семнадцати провинцией. Артуа, Фландрия, Брабант, – старательно писал полковник, – Гельдерн, Люксембург, Голландия, Фрисландия... На Фрисландии граф де Саше был вынужден остановиться. Семь провинций из семнадцати. Оставалось признать, что он знает больше, чем полагал, но много меньше, чем хотел бы. Молодой человек задумался, с чего начать: с карты, с генеалогий или лучше с того и другого одновременно?
Когда через день после аудиенции граф де Саше предстал перед ее высочеством, Маргарита де Бар с досадой подумала, что по примеру многих вздорных молодых людей, не способных придумать хоть что-то разумное, юный француз вознамерился ввязаться в очередную авантюру и отправиться на поиски мифических разбойников, дезертиров или мародеров. Нельзя сказать, будто подобные люди никогда не бродили по Барруа. Будь дело летом, Маргарита не преминула бы воспользоваться службой графа де Саше, дабы молодой человек со своим полком не зря ели ее хлеб. Но сейчас с наступлением зимы ее высочество полагала, будто ветер, снег и мороз лучше оружия и веревки просветляют головы и способствуют смирению бездельников. Вынужденные выбирать между возможностью замерзнуть в чистом поле или склониться перед ее властью, заблудшие мерзавцы должны были скинуть волчьи шкуры и влиться в гарнизоны Бар-сюр-Орнен и других городов графства. К изумлению ее высочества молодой француз вовсе не рвался на бессмысленную войну, а попросил разрешения воспользоваться библиотекой Маргариты и в особенности картами семнадцати провинций.
Принцесса милостиво кивнула. Хотя друг сына никак не желал успокоиться и отбросить вздорные мечты, книги были более безобидным занятием, чем маленькая война, и не могли взбудоражить графство и короля Филиппа. Оставалось надеяться, что после пары-тройки дней в библиотеке юноше наскучит корпеть над картами, он увлечется испанскими романами, и мечты о подвигах будут забыты.
Однако ничто не могло быть дальше подобных предположений. Свои изыскания Александр проводил с упорством и методичностью более подходящей для ученого монаха, чем полковника. Через три дня его явления в библиотеку несчастный смотритель с тоской вспоминал, какая спокойная и тихая жизнь была у него раньше. Граф де Саше не обращал внимания на романы, поэмы, сборники стихов и песен, его целью были Нидерланды. Через пять дней изысканий Александр окружил себя крепостной стеной из книг. Полковник угрюмо изучил твердыню и подумал, что на штурм этой крепости у него уйдет не одна неделя.
Карты провинций оказались на удивление подробными, родословные нидерландских родов таили в себе сотни открытий, и Александр дюйм за дюймом штриховал баронства, графства и герцогства, пытаясь разобраться в хитросплетении интересов, амбиций и убеждений местных дворян. Больше всего карта Нидерландов напоминала лоскутный наряд нищего до того момента, когда святой Мартин счел необходимым поделиться с ним половиной своего плаща. Некогда маршал де Бриссак отучил Александра думать о родственниках, но в Нидерландах полковник обнаружил, что чуть ли не каждое второе семейство находилось с ним в родстве. Вильгельм Оранский не представлял исключения, точно так же как Эгмонты, Горны или Ланнуа. Граф де Саше запоминал десятки имен, названий замков и городов, лучших портов, рынков и бирж. Больше всего на свете молодого человека приводили в изумление вольные города, и он никак не мог понять, как они вообще могли существовать и тем более – процветать.
Ветер завывал в каминной трубе, холод сковал Орнен, а Александр с исступлением изучал итальянскую книгу описаний Нидерландов. Имена, ордена, города, сеньориальные владения, карты, гравюры, гербы... Семнадцать провинций не давали юноше покоя ни днем, ни даже ночью. Днем были книги и карты, ночами – на удивление яркие и запоминающиеся сны.
Только по истечению третьей недели своих трудов молодой человек смог впервые оторваться от работы. Снег заметал улицы Бар-сюр-Орнен, насыпал огромные сугробы, белил стены и крыши домов, так что не только город, но и замок принцессы Блуасской казался выстроенным из снега, а не из камня. Впрочем, настоящих снежных крепостей в Бар-сюр-Орнен также хватало. Александр не раз наблюдал, с каким упоением мальчишки и даже взрослые обитатели города строили снежные крепости, потом с не меньшим упоением штурмовали их, разрушали до основания и снова с упоением строили и штурмовали. Временами полковнику де Саше хотелось бросить унылую библиотеку и присоединиться к веселой забаве, но каждый раз, когда Александр брался за ручку двери, перед его мысленным взором вставало насмешливое лицо принцессы Блуасской. Шевалье де Бретей вздыхал, отходил от двери, плотно закрывал ставнями окна и возвращался к ненавистному столу, ненавистным книгам и ненавистным карандашам.
Впервые за последний год граф де Саше занимался не тем, что ему нравилось, а тем, что было нужно.
ГЛАВА 18
Рождественские истории
Принцесса Релинген занималась тем, чем занимаются все дамы, впервые готовящиеся стать бабушками. Собрала вокруг Соланж целую армию повитух и кормилиц, заказала множество месс за благополучное разрешение юной графини от бремени, щедро раздавала милостыню бедным, простила должникам недоимки и даже потребовала от мужа помилования двух десятков висельников. Принц Релинген после отчета Шатнуа уже успевший успокоиться и решить, что Александру отныне ничего не грозит, с некоторой опаской следил за кипучей деятельностью жены, пытаясь понять, неужели рождение ребенка требует таких хлопот. Жорж-Мишель даже решил намекнуть жене, что несчастные стражники, вынужденные зимой конвоировать на галеры помилованных висельников, вряд ли будут ей благодарны и уж тем более не станут возносить молитву за тех, кто обременил их подобной заботой. Если его высочество полагал, что при этих словах Аньес махнет рукой и решит не менять уже вынесенный приговор, то он ошибся. Побелев, словно у нее на глазах рухнула замковая башня, ее высочество стальным голосом объявила, что не хочет никого утруждать и потому помилованные преступники останутся в турской тюрьме до весны.
Жорж-Мишель понял, что с женой лучше не спорить, а еще лучше некоторое время вообще не попадаться ей на глаза. Его высочество подумал, что давно не бывал в своей резиденции в Туре, вспомнил, сколько после отъезда Александра осталось незавершенных дел. Решение было правильным – отправиться в Тур.
В первый день своего пребывания в столице провинции его высочество чуть не схватился за голову от количества дел, требующих его внимания и незамедлительного решения, во второй – раздал уйму поручений и нагоняев, а на восьмой – с ужасом понял, что дела закончились. Делать было нечего, приходилось возвращаться в Лош. Жорж-Мишель только гадал, кого за время его отсутствия успеет облагодетельствовать жена. Видимых изменений в родном доме его высочество не заметил, разве что повитух, ученых докторов и деревенских знахарок во дворце прибавилось, капеллан слегка охрип, ежечасно вознося молитвы, а фрейлины жены щеголяли в раздаренных ею платьях. Жорж-Мишель тяжко вздохнул и задумался, не заняться ли ему истреблением волков. Его высочество вовремя вспомнил, что главный ловчий соседней провинции кое-чем ему обязан, а посему следовало устроить грандиозную облаву, ради чего необходимо было немедленно отбыть в Анжер.
Пока принц Релинген занимался делами и волками, ее высочество наконец-то вспомнила, кого обделила своим вниманием. Кузина де Коэтиви вот уже полгода забрасывала ее трогательными письмами и собственноручно вышитыми церковными покровами. Письма Луизы оседали у секретарей, покровы украшали лошские церкви, а ее высочество все никак не могла найти время, дабы выпустить графиню из монастырского заточения. И вот теперь это время пришло. Конечно, при здравом размышлении зимнее путешествие из Релингена в Турень вряд ли могло доставить удовольствие ее сиятельству, однако подобные мелочи не слишком занимали принцессу.
Как это время от времени случается в жизни, молитвы и добрые дела привели как раз к тому результату, которых от них и ожидают – утро Рождества юная графиня де Саше встретила матерью очаровательной девочки. Лошские колокола звонила сразу в честь двух радостных событий, Аньес со слезами на глазах возносила благодарственные молитвы Всевышнему, а Жорж-Мишель сочинял радостное письмо другу. Солнце впервые за несколько дней выглянуло из-за туч и жизнь была воистину прекрасной.
***
Графиня де Коэтиви встретила Рождество в монастырской церкви на молитве. Полученное накануне письмо принцессы Релинген, дозволявшее Луизе покинуть ненавистную обитель, вызвало у графини настоящий религиозный экстаз. Впервые за последние полтора года Луиза молилась совершенно искренне. Напрасно настоятельница монастыря уговаривала недавнюю узницу отложить отъезд хотя бы до весны, вслух пугая Луизу ужасами зимней дороги, а втайне надеясь, что до весны ее сиятельство сможет вышить еще один покров. Напрасно уверяла, будто во времена ее юности Релинген не знал подобных кошмаров и не иначе, это кара Господа за расплодившихся еретиков. Графиня де Коэтиви уверяла, будто обязана как можно скорее возблагодарить свою благодетельницу, и потому отправится в дорогу немедленно, даже если ей придется пробираться через все снега Московии и Татарии. Что-либо возразить на подобные заявление настоятельница не могла и потому предпочла без споров благословить раскаявшуюся грешницу. Луиза торжествовала. Ворота монастыря манили, мир за ними был прекрасен, а королевский двор должен был вновь пасть к ее ногам. Графиня размышляла, что офицеры принца Релинген вряд ли будут ждать в женском монастыре до весны, и значит, надо было как можно скорее мчаться туда, на свободу, торопиться в Париж в окружении блестящих шевалье.
К потрясению ее сиятельства, королева-мать, которую прежде всех навестила графиня де Коэтиви, за последний год как-то подзабыла о некогда любимой фрейлине. По мнению Екатерины, в свои двадцать пять лет Луиза была уже немолода и, значит, не могла соперничать с более юными красотками, а своей опрометчивостью и глупостью один раз уже внесла разлад между нею и принцессой Релинген. Холодно оглядев придворную даму с ног до головы, ее величество объявила Луизе, что ее служба ей более не нужна. Потрясенная этой холодностью, графиня попыталась напомнить ее величеству, какие узы их связывают, однако при упоминании внука королева-мать сообщила, будто шевалье де Шервилер слишком занят, чтобы встречаться со всеми дворянами Турени. На этот раз Луиза не нашлась, что сказать, а королева Екатерина посоветовала бывшей прислужнице вспомнить об обязанностях жены и, наконец, вернуться в семью.
Ее сиятельство в смятении бросилась к дофину, но герцог Анжуйский, все свое время отдававший мечтам о военной кампании в Нидерландах и любовной кампании в Англии, более нуждался в графе де Коэтиви, чем в его жене. Раздраженно посмотрев на опальную фаворитку и найдя, что с последней встречи она сильно изменилась и не в лучшую сторону, Франсуа посоветовал Луизе то же самое, что и королева-мать.
Отчаявшаяся Луиза отправилась в парижский отель мужа.
Граф де Коэтиви, собиравшийся с визитом в Анжуйский дворец, складывал в обтянутую бархатом папку необходимые для сеньора бумаги. Явление жены оказалось не слишком приятным сюрпризом для его сиятельства. Холодно посмотрев на Луизу, граф осведомился, что супруга делает в Париже, когда ее обязанности призывают ее в Турень. Графиня утерла слезы и по примеру многих дам стала молить мужа оказать ей хотя бы немного внимания, однако его сиятельство недовольно пожал плечами, напоминая Луизе, что недостойно доброй христианки думать о плотских утехах в постный день. Ошеломленная новым отказом, графиня только и могла, что в потрясении открыть рот, а когда пришла в себя и попросила у мужа денег, то лишь вызвала у него приступ смеха.
– Сударыня, – снисходительно заговорил граф, отсмеявшись, – я не король, чтобы облачаться в женские наряды, так что за прошедшие полтора года ваш гардероб не пострадал и находится в полном порядке. При дворе вам делать нечего, а в Вилландри вам не понадобятся новые платья. Собирайтесь, я хочу, чтобы вы как можно скорее отправились домой.
– Но... я должна поблагодарить ее высочество... – только и смогла пролепетать Луиза.
– Прошлый ваш визит к принцессе закончился монастырем, – спокойно заметил граф. – Если вы так жаждете удалиться в обитель, это можно сделать и без поездки в Лош. В Париже достаточно монастырей, выбирайте любой. Советую подумать о госпитальерках. Там умеют укрощать томление плоти.
Сообразив, что едва вырвавшись на свободу, может вновь попасть в заточение и на этот раз навсегда, графиня присела перед мужем в низком реверансе и сообщила, что готова подчиниться своему супругу и господину, и отправиться в Вилландри. Коэтиви пожал плечами и повернулся к жене спиной.
Через два часа в сопровождении свиты, более напоминающей конвой, Луиза покинула Париж. Бархатная маска надежно скрывала ее слезы, но графине казалось, что даже если она разрыдается в голос, это не произведет на слуг супруга ни малейшего впечатления. Впервые в жизни сразу два мужчины отвергли ее как женщину, и сейчас Луиза пребывала в такой растерянности, что просто боялась испытать еще один отказ.
В то время как графиня де Коэтиви покидала Париж, королева-мать с умилением наблюдала за любимым внуком. Юный шевалье де Шервилер произносил перед бабушкой латинскую речь, в которой доказывал превосходство королевской власти перед всеми другими формами правления. Королева Екатерина восхищалась сообразительностью и красноречием Луи и сокрушенно вздыхала из-за того, что этот прекрасный облик, этот пытливый и пылкий ум принадлежали бастарду. Если бы она могла предвидеть, к чему приведет мимолетная интрижка сына, она непременно женила бы Генриха на Луизе, а потом, когда невестка разрешилась бы от бремени, легко бы избавилась от дурехи с помощью пары крупинок одного из итальянских снадобий. И вот – кто бы мог подумать! – самый удачный из ее внуков был бастардом, а любимый сын все еще не имел наследников собственной плоти и крови.
При мысли о наследнике французского престола Екатерина как всегда поморщилась. Маленький и толстый, Франсуа был совсем не тем сыном, которым она могла бы гордиться. Но хуже всего были вечные претензии младшего сына. Дофин мечтал о короне, и ему было все равно, где удалось бы ее найти. Сейчас Франсуа бредил Нидерландами, однако ее величество не могла отделаться от мысли, что принц Релинген обманывает обоих ее сыновей. Необходимо было что-то предпринять, так что Екатерина ласково похвалила внука за старания, пообещала господину де Бризамбуру награду, если успехи шевалье де Шервилера в фехтовании будут не уступать его успехам в латыни, и благополучно отпустила обоих восвояси.
Благостное письмо из Бар-сюр-Орнен, в котором один из лакеев принцессы Блуасской рассказывал, что после беседы с ее высочеством граф де Саше оставил мечты о завоеваниях и теперь безвылазно сидит в библиотеке, заставило Екатерину побледнеть. Судя по всему, племянник оказался не столь опрометчив, как она надеялась, а граф де Саше был благоразумнее покойных друзей короля. Стоило поговорить с принцем Релинген, однако племянник безвылазно сидел в Турени и не собирался являться ко двору. Оставалось одно – ехать в Лош.
"Да, я стара", – вздыхала Екатерина. – "И кто знает, возможно, эта поездка станет для меня последней, но я не могу более оставаться в неведении. Надо ехать". Требовалось одно – найти подходящий предлог для поездки, ибо королева-мать не может просто так покинуть Париж и двор. Ее величество даже пожалела, что упустила возможность лично поздравить племянника с Рождеством. К счастью, итальянка вовремя вспомнила еще одно письмо, на этот раз из Тура. В своем отчете управляющий королевской резиденцией в Ланже между делом сообщал, что графиня де Саше в Рождественскую ночь разрешилась от бремени девочкой. Екатерина довольно улыбнулась – предлог был хорош, а великая честь, которую она окажет простым дворянам, должна была развязать языки. Оставалось убедить сына в необходимости своего отъезда, подобрать подарки будущей крестнице и ее матери, а главное – племяннику и племяннице.
Визит королевы-матери в Лош был обставлен торжественно и деловито. Однако при всей вежливости принц и принцесса Релинген встретили королеву-мать с легким недоумением. Лучшие покои, расторопные слуги и предупредительные служанки ничуть не помогали Екатерине развязать языки. Хозяева были милы, но совершенно непроницаемы, и только старший сын принцев – юный граф д'Агно – ненадолго разрушил эту стену, расстроено вопросив, почему не приехал его молочный брат. К величайшему сожалению Екатерины вопрос мальчика был единственным проявлением искренности, да и то недолгим. Принц Релинген бросил мимолетный взгляд на воспитателя сына, и почтенный дворянин немедленно увел мальчика прочь, что-то увлеченно говоря о занятиях, законах и правосудии. Королева-мать была вне себя. Даже небывалая честь, которую она намерена была оказать новорожденной дочери графа де Саше, была встречена хозяевами как должное. Можно было подумать, что в Лоше каждый день являются феи-крестные, дабы осыпать хозяев несметными дарами, после которых появление королевы-матери должно было показаться самым заурядным событием. И все же Екатерина привычно улыбалась, восхищалась красотой крестницы, мило льстила ее матери и предложила ей место при своей особе. Последняя милость также пропала втуне. Не успела королева-мать докончить фразу, как принцесса Релинген с любезной улыбкой сообщала, что графиня де Саше еще слишком слаба, чтобы отправляться ко двору. Решительно, с принцами Релинген ничего нельзя было поделать.
Через неделю тщетных усилий, когда лицо Екатерины начало болеть от необходимости постоянно улыбаться, королева-мать решила откровенно переговорить с племянником. Прежде такие разговоры всегда приносили плоды. Увы, с первых же слов племянника Екатерина поняла, что Жорж изменился. Ничуть не смутившись на вопрос о графе де Саше, племянник слегка пожал плечами.
– Тетушка, ну откуда же мне знать, как именно граф де Саше собирается выполнять приказ его величества? Я не разбираюсь в военных делах, да и Фландрия меня не волнует, – не моргнув глазом, солгал Жорж-Мишель и отодвинул карту семнадцати провинций. – Могу сказать лишь одно, и я, и граф верные подданные короля, и если король отдал графу приказ, то граф сделает все, чтобы его выполнить, в этом вы можете не сомневаться.
– Но в Барруа... – начала было Екатерина.
– О, Боже мой, тетушка, вы же знаете мою матушку, – немедленно возразил принц. – Наверняка, она обрадовалась, что нашелся человек, который сможет защитить ее от всех врагов. Уж не знаю, что там случилось, может, волки выли под стенами замка, или шайка разбойников решила ограбить близлежащую деревню, а может, ей просто приснился страшный сон, но теперь графу придется до лета гонять волков, разбойников и утешать матушку в ее страхах. Да и что еще он может сделать? Уж если я не в силах повлиять на матушку, то граф тем более не сможет. Вы знаете, иногда мне кажется, будто матушка упрямее покойной тетушки д'Альбре. С этим ничего не поделаешь... – его высочество сокрушенно развел руками.
Королева-мать смотрела на племянника и думала, что он лжет. Ей так и хотелось сказать принцу, что его мать вовсе не напоминает женщину, мечтающую вцепиться в крепкое мужское плечо, да и в любом случае, не двадцатилетнему юнцу исцелять воображаемые страхи ее высочества, но Екатерина молчала. "Где же ты так выучился лгать, мой мальчик?" – размышляла королева-мать. "Неужели в Италии? Да, Италия пошла тебе на пользу, вот только для Генриха это очень плохо. Для Генриха и даже для Франсуа".
– А знаете, тетушка, – произнес Жорж-Мишель с таким видом, как будто ему в голову только что пришла великолепная мысль, – может быть, письмо Генриха устыдит мою матушку и она отпустит графа? Право, матушка очень почитает короля и не осмелится ему перечить.
Екатерина представила письмо сына, а также ответ принцессы Блуасской, в котором хозяйка Барруа будет слезно просить его величество не оставлять ее без попечения и позволить графу де Саше и впредь защищать ее от мифических врагов, и поняла, что племянник просто наслаждается потоком собственной лжи. "Да он издевается надо мной", – поняла королева-мать. Принц Релинген лгал, это было очевидно, но что она могла сделать? Не зачитывать же племяннику письмо собственного шпиона... Екатерина вздохнула и решила подойти к делу с другой стороны.
– Жорж, вы знаете, как я вас люблю. Вас, Генриха, Франсуа... Вы дороги мне все трое. И мне кажется, вы все изрядно погорячились. Ну что, собственно, произошло? Обычная ссора между молодыми людьми. Я полагаю, изгнание графа было слишком суровым наказанием за подобную безделицу. Вы же хотите, чтобы ваш друг вновь оказался рядом с вами, не так ли? В конце концов, завоевание Нидерландов непосильная задача для юноши его лет. Такое надо поручать Бриссаку, или Неверу, или Строцци... Я решила, Жорж, моим подарком к крестинам будет возвращение графа домой. Напишите ему, что опала закончилась, и он может возвращаться...
– Тетушка, вы даже не представляете, как я вам благодарен, – проговорил принц Релинген, – вот только как же быть с королем? Граф не может нарушить приказ его величества и рисковать заточением в Бастилии...
– Неужели вы думаете, что я не заступлюсь за отца своей крестницы? – с укором проговорила королева-мать.
– Ну что вы, тетушка, я уверен, вы не дадите графа в обиду, но ведь есть еще и Франсуа, – возразил Жорж-Мишель. – Я слышал, он только и мечтает отомстить графу за покойного Бюсси. К тому же есть Рене де Клермон, а вы, тетушка, знаете, что женщины гораздо опаснее мужчин. Нет, я не сомневаюсь, что если, не дай то Бог, с графом что-либо случиться, вы дадите Франсуа жесточайшую отповедь, а Рене отправите в монастырь, но графу и мне от этого будет не легче.
