Текст книги ""Короли без короны" "
Автор книги: Юлия Белова
Соавторы: Екатерина Александрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
– Молитесь, чтобы ваши истории были достойны внимания ее высочества, иначе ваши жизни не будут стоить и денье, – на неожиданно великолепном французском сообщил дворянин принцессы Релинген Соланж и Луизе, окидывая презрительным взглядом обеих.
Во дворце Релингенов Луиза успокоилась. У нее было время обдумать, что сказать принцессе. Фаворитка принца по-прежнему оставалась невысокого мнения об уме Аньес. Фламандка оказалась более вспыльчива и надменна, чем ожидала бывшая подруга, но вспыльчивость, надменность и лебезящая перед титулом толпа не могли добавить добродетельной гусыне ума и красоты. Обмануть Аньес, показав раскаяние и сожаление, может быть даже вынести еще одну порку, избежать гнева королевы-матери и отправки в монастырь... Вернуть благосклонность Анжу, а потом лично проследить за тем, чтобы негодная девчонка отправилась на дно Сены... Луиза молилась только об одном – чтобы принцесса не стала медлить с расспросами.
В отличие от Луизы, Соланж приходила все в больший и больший трепет. А если принцесса Релинген ей не поверит и выставит вон?.. Или прикажет постричь в монахини за дурное поведение? Страх оказаться на улице и попасть в руки принца или навсегда затвориться в монастырской келье, слова офицера принцессы, не церемонящегося с обеими дамами, голод и усталость лишали девушку последних сил. Что могла она, скромная монастырская воспитанница сделать против воли принцев?.. Если бы не это, Соланж наверняка заметила бы ласковый взгляд Аньес, воспринявшей слова из молитвенника как знак свыше, но девушка была слишком измучена для наблюдений. В уже знакомом Луизе зале Карл указал фаворитке принца на табурет, а Соланж усадил на скамеечку с подушкой у ног принцессы. Это было место фрейлины Аньес, но не знавшая таких тонкостей Соланж подумала только, что скамейка с подушкой намного лучше жесткого табурета – она могла даже опираться на ножку стула. Последнее обстоятельство скрашивало необходимость находиться при принцессе почти в коленопреклоненном положении.
– Итак, Луиза, вы прекрасно знали, зачем я направляюсь к их величествам, и все-таки своей дикой выходкой вынудили меня вернуться. Я жду объяснений, – голос принцессы обдавал холодом.
Соланж сжалась. Уж если поведение графини принцесса признавала неподобающим и нарушившим ее планы, что тогда ждет Соланж, ставшую причиной переполоха?
Луиза де Коэтиви придала своему голосу самое чарующее звучание. Изящно соскользнув с табурета и присев в низком реверансе, графиня принялась восхвалять добродетели принцессы и ту радость, которую она неизменно испытывает в обществе Аньес. Соланж смотрела как зачарованная, размышляя, что ни за что не сможет так свободно и почтительно говорить с ее высочеством. Она не видела лицо принцессы, иначе сразу же поняла, что Луиза зря упражняется в красноречии – скука сменилась раздражением. Тон принцессы Релинген не потеплел ни на йоту.
– Ближе к делу, Коэтиви, пока я не услышала ничего нового.
Луиза запнулась.
– Ваше высочество, эта несчастная сирота действительно воспитанница принца. На нее находят припадки бешенства, и его высочество взял несчастную в Париж, чтобы отдать ее монахиням. Я почти месяц неотлучно следила за ней, оберегала. И вот благодарность за труды – девчонка сбегает. Я каюсь, что поступила не по-христиански, накричав на нее, но мы – я и принц, были так испуганы, а Франсуа просто пришел в ярость, вы же знаете нрав дофина. Я готова принять любое наказание, лишь бы спасти несчастное дитя.
Луиза приняла тон и позу кающейся грешницы. Глаза ее наполнялись крупными слезами, голос подрагивал, казалось, графиня едва сдерживалась от нахлынувших на нее чувств. Полный раскаяния взор в сторону принцессы... укоризненный взгляд, обращенный к Соланж. Этому голосу хотелось верить. Эти глаза не могли лгать. Соланж готова была разрыдаться. Что она могла противопоставить такой искусной паутине лжи? Аньес щелкнула пальцами, прерывая излияния графини.
– А что скажете вы, милая? – совсем иным тоном, чем ранее к госпоже де Коэтиви, обратилась принцесса к Соланж. Однако каким бы ласковым не был голос принцессы, мадемуазель де Сен-Жиль не смогла произнести ни слова. Язык никак не хотел поворачиваться, рот наполнился тягучей горькой слюной, и девушка разрыдалась, как простая деревенская девчонка, не в силах произнести ни слова. Странно, но слезы Соланж не вызвали раздражение принцессы Релинген.
– Назовите себя, дитя, – мягко, как бывало матушка, произнесла принцесса.
Мадемуазель де Сен-Жиль вновь обрела дар речи. Назвавшись, девушка пришла в себя. Ей нечего было скрывать, Бог свидетель. Просто и безыскусно Соланж поведала о том, как стала воспитанницей герцога, о его нескромных речах и оглушительном предложении, о путешествии в Париж, подслушанном разговоре, своем бегстве и награде за поимку.
Едва Соланж закончила рассказ, графиня вскочила с места.
– Да у нее рассудок помутился, может принц и говорил что-то о своей женитьбе, так эта дуреха навоображала, будто Франсуа жениться на ней... я же говорила – она помешанная!!!
Если бы взгляд Луизы мог, подобно легендарной Медузе обращать в камень, Соланж тотчас превратилась бы в статую.
– Не верю, ни одному вашему слову не верю, – отвращение в голосе Аньес Религен заставило Соланж вновь сжаться Конечно, ее рассказ, в отличие от повествования графини был столь неправдоподобен, а поведение принца столь кощунственно, что принцесса просто не могла в такое поверить.
– Ни единому, Луиза, – меж тем продолжала принцесса Релинген, выпрямившись во весь рост, – ну и дрянь же ты.
– Мадам, я правду говорю, – осознав, что ей не удалось провести Аньес, Луиза попыталась оправдаться. – Я заботилась о мадемуазель как о собственном ребенке.
– Тебе знакомы материнские чувства? – яростно выпалила принцесса, некстати для Луизы вспомнив о долгих поисках тел воспитанника и его матери во всех окрестностях Лоша. – Опять ложь. Ты способна думать только о себе. А уж три недели забот о помешанной девице?.. – Аньес усмехнулась. – Ты что меня дурой считаешь?
– Ваше высочество... мое почтение... – лепетала Луиза, сообразив, что от новой порки ей все-таки не уйти, и пришла пора вновь падать на колени.
– Хватит! – оборвала причитания Луизы Аньес. Если бы мадам де Коэтиви каким-либо способом проникла в мысли принцессы, она пришла бы ужас и поняла, что с падением на колени и мольбами о прощении уже опоздала. Аньес была воспитана истовой католичкой. Релинген примирил ее с реформаторством, однако мысль о том, что кто-то мог проявить святотатство, надругавшись над таинством брака, погубив при этом невинную девочку, привело ее в ярость, какую принцесса не испытывала вот уже лет десять.
– Богохульство и святотатство, – холодно изложила принцесса Релинген свой приговор.
Именно об этих словах на какой-то миг подумала Луиза три недели назад, предлагая принцу шутовской брак с монастырской воспитанницей. Однако тогда эти слова не казались такими страшными и неотвратимыми.
– Мадам, я не знала ничего о замыслах принца... – взвизгнула Луиза. – Скажите же, скажите, Сен-Жиль, я хоть раз была с вами непочтительна?! Принц обманул и меня! Я жертва, как и мадемуазель, – захлебываясь словами, почти рыдала графиня, забыв даже о своем желании пасть на колени. – Да, я солгала, что девица Сен-Жиль безумна, но только из неприязни к будущей дофине. Вы же знаете, Аньес, я жить не могу без Франсуа!
Аньес еще раз взглянула на девушку у своих ног. Вряд ли та понимала, в какую историю попала. Принцесса Релинген не верила, что Франсуа мог придумать ложный брак. Нет, скорее всего он приказал бы своим головорезам – тому же Бюсси – отвезти девицу в какой-нибудь тихий охотничий домик, а там соблазнил бы или взял силой, после чего стал бы хвастать направо и налево очередной победой. Только и всего. Но обречь девицу на смерть, а душу ее на вечное проклятье – до этого могла додуматься только Луиза. Аньес коснулась головы девушки, убеждаясь, что все услышанное и увиденное ею не наваждение. После шутовского брака девушку ожидали воды Сены, если комедия останется втайне, и петля, если история выйдет наружу. Луиза не заслуживала снисхождения.
– Тогда ты должна была радоваться бегству мадемуазель, а не назначать награду за ее поиски, – принцесса слушала рассказ Соланж очень внимательно, так что делать выводы для нее не составляла труда.
Луиза попыталась вновь заговорить, однако Аньес прервала ее, махнув рукой.
– В Испании ты бы отправилась на костер. На твое счастье мы не в Испании. Во Франции таких как ты вешают, в Релингене – зашивают в мешок и сбрасывают в воду. Ты можешь выбирать.
– У вас доказательств нет, – Луиза, впилась взглядом в принцессу. Она осознала, наконец, что мольбы бесполезны и надо защищаться.
Аньес улыбнулась, это было уже больше похоже на Луизу де Коэтиви, однако дерзость –это не то, что могла себе позволить провинившаяся графиня.
– Думаешь оправдаться на церковном следствии? – произнесла принцесса Релинген почти шепотом, но от этих тихих слов Луиза побледнела и опустила взгляд, Соланж же в ужасе прикрыла лицо руками. Только раз в Шинон приезжали следователи, чтобы забрать послушницу, но после этого почти полгода весь монастырь жил в страхе – никогда устав не соблюдался так строго, а наказания были часты и суровы. Соланж на всю жизнь запомнила этот страх.
Несколько мгновений две дамы стояли напротив друг друга в молчании.
– Только не виселица, – произнесла, наконец, Луиза, а принцесса Релинген удовлетворенно кивнула. Графиня де Коэтиви более не занимала ее мысли. Нужно было позаботиться о Соланж.
Соланж вцепилась в резную ножку кресла. Ее била дрожь. Принцесса вообразила, что поняла состояние воспитанницы.
– Вы быстро забудете этот ужас, милая. Мы скоро покинем Париж, – Аньес вновь ласково коснулась волос девушки, – мадам Екатерина выполнит мои условия и позаботится о Луи.
Принцесса поднялась с места, нахмурилась. Она едва не забыла о мальчике. Аньес подошла к стоявшей возле табурета Луизе. Мадам де Коэтиви отвернулась.
– Знаешь, Коэтиви, – принцесса с сожалением тряхнула головой, – твой сын опять спасает тебя от позора. Я не могу судить мать крестника принца. Это бросит тень на нашу семью. Впрочем, в монастырской тюрьме ты скоро будешь мечтать о виселице, – равнодушно закончила Аньес.
И тут Соланж опомнилась. Она рассказала правду, и суд принцессы тоже был справедлив, но мысль о том, что ее слова послужат причиной чьей-то смерти, была нестерпима. Пусть она лишится покровительницы, но молчать более не было сил. Девушка простерлась на плитах пола, моля ее высочество смягчить кару.
Луиза покраснела, вновь побледнела. Она уже смирилась со своей участью – в конце концов смерть лучше позорного возвращения ко двору. Но то, что одна добродетельная дура простит за нее другую, заставила ненависть вспыхнуть вновь. Графиня с такой силой впилась ногтями в ладони, что пальцы побелели. Она едва слышала согласие принцессы, ее распоряжение подготовить все необходимое для отправки графини де Коэтиви в один из религенских монастырей, благодарные речи Соланж. Мысли мадам де Коэтиви были далеко от дворца Релингенов. Графиня давала страшные клятвы, что когда-нибудь и Сен-Жиль, и Релинген горько пожалеют о сегодняшнем дне.
ГЛАВА 9
В которой рассуждается о разнице между графскими и герцогскими коронами
Когда мадам Екатерине во всех подробностях сообщили о разыгравшейся неподалеку от ее покоев сцене, она задумалась, почему придворные вертихвостки столь глупы. Вечно влюблявшиеся не в тех, в кого надо, рожавшие не от тех, от кого надо, ссорящиеся не с теми, с кем надо, ее фрейлины просто напрашивались на трепку. Впрочем, сообщения служанок о том, что графиня де Коэтиви была увезена во дворец Релингенов, после чего ее никто более не видел, успокоила королеву-мать, и она возблагодарила Создателя за то, что молодые люди так похожи друг на друга. Принцессы или фрейлины они были одинаково вспыльчивы, опрометчивы и непостоянны. Королева-мать не без основания полагала, что, выплеснув негодование на графиню де Коэтиви, воспитанница короля Филиппа успокоится и вряд ли запросит с Генриха слишком большую плату за возвращение супруга, а значит, какая бы участь не постигла Луизу, надо радоваться и благодарить судьбу.
Лишь одно обстоятельство беспокоило ее величество – какое отношение к девице де Сен-Жиль из Азе-ле-Ридо имеет Франсуа. Мадам Екатерина полагала, что Луиза де Коэтиви должна была завладеть всеми помыслами принца, дабы добросовестно сообщать ей, чем дышит и чего жаждет Франсуа, и вот, поди ж ты, какая-то провинциалка посмела нарушить установленную ею идиллию и своими жалобами могла вызвать слухи, неблагоприятные для дома Валуа.
Вызванный после приема у брата к королеве-матери, герцог Анжуйский не смутился расспросами и посмотрел на мать таким невинным и чистым взором, что хитрая Екатерина от всей души захотела поверить сыну.
– О, Боже мой, матушка, ну какое отношение ко мне может иметь девица де Сен-Жиль? – с самым простодушным видом пожал плечами Франсуа. – Она сирота и мой вассал, и в силу этого была взята мною под опеку, только и всего. Ну, возможно, я сказал ей пару добрый слов, дабы утешить в ее сиротстве, но разве это преступление? Это был мой долг, как опекуна, сеньора и христианина, и если она поняла мои слова как-то не так, то чего еще ждать от монастырской воспитанницы? Но, в любом случае, матушка, моей вины в этом нет, – спокойно докончил герцог.
Тон сына был преисполнен искренности, взгляд прям, руки спокойно лежали на подлокотниках кресла, и все же королева-мать чувствовала, что истина ускользает от нее. С минуту поразмыслив над объяснениями Франсуа, Екатерина предприняла другую попытку разговорить сына и все-таки добраться до правды:
– Но если все обстоит именно так, как вы утверждаете, сын мой, то почему девчонка сбежала от вас?
– Не от меня, матушка, вовсе не от меня, – возразил герцог с той досадой, которую испытывает невинный человек, столкнувшийся с обидным недоверием. – Она сбежала от Луизы. Вы же знаете графиню, временами она бывает капризной и совершенно непереносимой. Ей было скучно, и она взяла девицу себе в компаньонки. Не знаю, что между ними произошло, то ли Сен-Жиль что-то натворила, то ли Луиза показала себя во всей красе, – да я и не желаю вникать в женские дрязги – но девчонка сбежала из моего дворца. Когда я узнал об этом, то отчитал Луизу за несдержанность, но вы же понимаете, несчастие свершилось. Слава Богу, что девица нашлась! Она мой вассал и я не хотел бы, чтобы с ней приключилось какое-либо несчастье.
– И это все? – Екатерина устремила на сына недоверчивый и пристальный взгляд, но ей так и не удалось пробиться через спокойную уверенность Франсуа.
– Откуда же мне знать, матушка? О девице Сен-Жиль вам лучше расспросить Луизу, – ничуть не смутился герцог Анжуйский. – Но мне показалось, будто графиня что-то хотела от девчонки... она все время уверяла, что ее надо держать поблизости, потому что она кузина Беарнца. Вы уверены, матушка, что ваша придворная дама не решила начать собственную игру?
Итальянка шумно вздохнула. Нет-нет, Луиза никогда бы не осмелилась, ей просто не хватило бы на это ума! И все же... Мадам Екатерина покачала головой, пытаясь понять, хорошо или плохо, что графиня и девица попали в руки принцессе Релинген. По некоторым размышлениям королева-мать сочла, что это не худший вариант. Однако стоило подумать, чем угодить принцессе и какие владения добавить к уже имеющимся у Аньес.
– Надеюсь, сын мой, вы понимаете, что вам придется передать принцессе Релинген не только опеку над девчонкой Сен-Жиль, но и ее состояние? – внушительно произнесла королева-мать.
– Конечно, матушка, а как же иначе? – согласился Франсуа, в глубине души ликуя, что так дешево отделался. Ему удалось немыслимое – ввести в заблуждение мать, и он надеялся при необходимости обмануть и Аньес Релинген. В конце концов, во всех своих неприятностях, нынешних и будущих, Луиза де Коэтиви была виновата сама, и значит, что бы он ни наговорил о любовнице, хуже той не будет.
Да и что такое Луиза? – попытался утешить себя Франсуа. Ну да, она красива, умеет себя подать и даже умна, насколько может быть умна женщина, но разве при дворе этим можно кого-то удивить? В свите матушки дурочек и дурнушек вообще не держали, к тому же Соланж де Сен-Жиль была гораздо моложе Луизы и свежей. Франсуа расстраивало лишь то, что он так и не успел сорвать этот очаровательный цветок, но принц утешал себя тем, что Сен-Жиль вряд ли смогла бы порадовать его в постели, слишком уж много девица думала о молитвах, церкви и Боге. Его высочество не сомневался, что сейчас набожная дурочка наверняка просила принцессу Релинген подобрать для нее подходящий монастырь, где она могла бы принять постриг и со временем стать настоятельницей.
К недоумению Франсуа, день шел за днем, и неделя за неделей, а Соланж де Сен-Жиль из Азе-ле-Ридо не отправлялась в обитель. Напротив, благодаря Аньес Релинген девица все чаще появлялась при дворе, вызывая досаду и обиду принца. Ведя переговоры с их величествами, принцесса Релинген почти регулярно наносила визиты в Лувр, и Соланж де Сен-Жиль неизменно сопровождала ее высочество. Как заметили придворные, грозная принцесса обращалась со случайной воспитанницей с заботой и лаской, возможной в отношении только самых близких родственников. Удивленные и слегка встревоженные странным поведением ее высочества, особо осторожные обитатели Лувра попытались припомнить родословные дворянских семей Франции и с потрясением убедились, что Соланж де Сен-Жиль из Азе-ле-Ридо и правда была одной из ближайших родственниц принцессы, точнее, ее отсутствующего супруга.
Последнее обстоятельство убедило придворных, что мадам Соланж самая выгодная партия при дворе. Полагая, что за кузиной своего супруга принцесса Релинген даст огромное приданное, предприимчивые придворные дружным хором славили добродетель и ангельскую красоту девицы Сен-Жиль, ловили ее взоры, готовы были выполнить малейшую прихоть. С тем же успехом они могли расточать свои комплименты луне. Хозяйка Азе-ле-Ридо не поднимала на искателей счастья глаз, принцесса Релинген смотрела неодобрительно и грозно, а ее верный Карл так выразительно разглядывал не обремененных титулами и состояниями "женихов", словно раздумывал, каким способом лучше всего отправить наглецов на тот свет.
– Нет, господа, – шептали умудренные опытом старики, – этот ангел не про вас, можете не сомневаться. Не для того ее высочество вела переговоры с герцогом Анжуйским, чтобы отдать свою родственницу за кого-либо из вас. Да и стоит ли так стараться? Разве вы не знаете, что этот ангел сотворил с бедняжкой Коэтиви? Графиню отправили в монастырь, да еще из-за сущей безделицы. Говорят, когда девица узнала, что у герцога Анжуйского есть любовница, она так оскорбилась, что потребовала немедленно разорвать помолвку, а несчастную графиню заточить в монастырь самого строгого устава. Вы только взгляните, как страдает дофин, а она на него и не смотрит – не простила. И, поверьте, господа, ангелы все такие – ни себе, ни людям... Вы все еще не раздумали штурмовать эту крепость? Оставьте, господа, этот орешек вам не по зубам...
И все же проникновенные речи многоопытных придворных убеждали далеко не всех, однако даже графы и маркизы встречали со стороны принцессы Релинген столь холодный прием, что комплименты сами собой замирали у них на устах. Ее высочество полагала, что герцогская корона подойдет ее воспитаннице и кузине много больше, чем корона графская. В своем намерении защитить воспитанницу от неудачного брака Аньес была готова пойти так далеко, как только это было необходимо. А значит, смести все преграды на пути Соланж к процветанию и счастью, в ее, принцессы, понимании, конечно. Таким образом, особо непонятливыми претендентами должен был заниматься Карл, а принцесса Релинген придирчиво присматривалась к герцогам, размышляя, кто из них обладает наибольшим во Франции влиянием, состоянием и властью.
К сожалению, Соланж де Сен-Жиль оставалась равнодушной к ухаживаниям женихов, но принцесса Релинген полагала, что причина этого равнодушия заключалась в печали девушки из-за кончины матушки и навязчивости герцога Анжуйского. Последнее обстоятельство заставило Аньес поторопиться с окончанием переговоров и как можно скорее отправиться в Лош, где несчастное дитя могло отдохнуть и оправиться от горя, а она смогла бы принимать тех немногих, кого сочла достойными претендентами на руку и сердце воспитанницы.
Отъезд принцессы Релинген и Соланж де Сен-Жиль вызвал огорчение одних и вздохи облегчения других. К последним относились королева-мать и герцог Анжуйский. Екатерина Медичи полагала, что из-за недоразумения с супругом Аньес Релинген и так получила все возможные блага жизни – деньги, имения, должности для мужа – и теперь могла, наконец-то, остановиться в своих притязаниях. Увы, удовлетворить принцессу оказалось нелегко, так что по требованию Аньес его величеству королю Генриху даже пришлось обратиться в парижский парламент, дабы утвердить за кузеном Жоржем титул принца, чего прежде королева Екатерина так старалась избежать. Принцесса Релинген могла торжествовать, и королева-мать, желавшая как можно скорее вернуть племянника из Рима, вынуждена была изо всех сил торопить советников парламента, скрепя сердцем добиваясь того, что вызывало в ней столь сильное неприятие.
Возвращение принцессы Релинген в Лош было триумфальным, не в последнюю очередь из-за того, что в свите ее высочества находилось сразу четыре герцога, каждый из которых не оставлял надежду назвать Соланж де Сен-Жиль своей женой. Однако даже спокойная и непринужденная обстановка Лоша не помогла незадачливым женихам завоевать сердце хозяйки Азе-ле-Ридо. Уважая скорбь воспитанницы, Аньес посоветовала их светлостям временно покинуть Лош, дабы дать возможность Соланж оплакать свою утрату, но желая как можно лучше устроить судьбу родственницы, принцесса Релинген решилась поговорить с воспитанницей и воззвать к ее здравому смыслу.
– Дитя мое, – с проникновенной нежностью заговорила Аньес, когда женихи покинули Лош и в замке Релингенов восстановились покой и тишина, – я понимаю, сколь тяжела ваша утрата, но ваша матушка любила вас и в своей любви не захотела бы, чтобы вы так долго предавались скорби, позабыв о всех радостях жизни. К тому же я тоже не вечна, – рассудительно заметила принцесса, незадолго до бегства мужа как раз достигнувшая весьма почтенного возраста двадцати четырех лет, – и значит, вам надо как можно скорее найти мужа, который станет вашей защитой и составит счастье вашей жизни.
– Но у меня уже есть жених, – сбивчиво проговорила Соланж, с надеждой глядя на ее высочество. – Мы помолвлены шестнадцать лет!
Аньес невольно улыбнулась. Боже! Соланж еще такое дитя...
– Девочка моя, помолвка, которая длится шестнадцать лет и ни к чему не приводит, все равно что не существует. Да и сколько вам было лет, когда вас обручили? Два года?.. Уверена, вы даже не узнаете своего нареченного... Не бойтесь, такие дела решаются очень быстро и просто. Назовите имя своего жениха, и мы немедленно разорвем помолвку. В конце концов, коль скоро об этом обручении не было известно, ваша репутация не пострадает, и вы сможете ответить на чувство кого-нибудь из этих блестящих молодых господ. Поверьте, они были очень опечалены, покидая Лош и вас, и способны сделать вас счастливейшей из смертных.
– Но я не хочу разрывать помолвку, – торопливо возразила Соланж. – Я люблю своего жениха... и не хочу променять его ни на кого другого!
Принцесса Релинген вздохнула. Дело осложнялось. Впрочем, подумала Аньес, когда-то она тоже мечтала об Амадисе или Тристане.
– Ну что же, дитя мое, – проговорила Аньес, – любовь это прекрасное чувство и достойно самого глубоко уважения. И все же... – принцесса улыбнулась, – скажите хотя бы, как зовут вашего героя.
– Шевалье де Бретей, – взволнованно прошептала Соланж.
Если бы в лошский дворец ударила молния, это и то не произвело бы такого впечатления на Аньес, как бесхитростное признание родственницы. Ее высочество почувствовала необходимость сесть.
– Вы имеете в виду Александра де Бретей, сына Огюста де Бретей из Пикардии? – осторожно уточнила принцесса.
– Да, шевалье де Бретея, сеньора де Саше, – подтвердила Соланж. Ее несколько встревожила странная реакция ее высочества, и теперь она смотрела на принцессу с беспокойством и недоумением.
Лишь с величайшим трудом Аньес удалось подавить искушение схватиться за голову. Не такого мужа она желала для Соланж. Дело было даже не в странной репутации шевалье Александра – предъявлять претензии тому, на кого хотя бы на миг обратил внимание ее супруг, было несказанной дерзостью. И не в том, что шевалье де Бретей был беден – принцесса Релинген полагала нищим любого человека, который был бы не в состоянии купить Париж, так что степень этой нищеты Аньес уже не интересовала. Гораздо хуже было иное. Шевалье де Бретей не имел ни малейшего влияния в свете, он был никем и, судя по всему, был начисто лишен какого-либо честолюбия, иначе чем еще можно было объяснить тот факт, что имея все возможности достичь высочайшего положения при дворе, юноша сбежал в никуда и за пять лет так и не достиг ни славы, ни почестей? Но и с этой неприятностью можно было как-то совладать – Аньес знала, на что способна подвигнуть дворянина любовь, вот только любовь шевалье Александра вызывала у принцессы сомнения. Пять лет бегать от такого сокровища как Соланж, способен был только слепой и бессильный калека или же человек, подобный шевалье де Ликуру, а связывать судьбу воспитанницы с подобным человеком Аньес не собиралась. Однако объяснять бедной девочке особенности вкусов и пристрастий шевалье де Бретея принцесса не решилась. Вместо этого Аньес постаралась как следует расспросить Соланж, чем занимается и где обитает шевалье, полагая, что при личной встрече лучше всего сможет решить неожиданную проблему.
***
Ни ласковое солнце, ни теплый ветерок, ни трогательное семейство ланей на опушке густого леса не радовали шевалье Александра де Бретей. Прекрасный вид и блестящей наружности молодой дворянин не умиляли принцессу Релинген.
– Итак, сударь, что вы хотите за то, чтобы навсегда избавить мою воспитанницу от господина де Бретей? – молодой человек попытался обнаружить в тоне или взгляде ее высочества хотя бы намек на снисходительность и дружелюбие. Напрасно. Аньес Релинген не собиралась отступать.
– Итак, сударь, – по-прежнему холодно говорила принцесса Релинген, – вам нужен полк? Вы получите полк. Титул, состояние? Даю слово, что найду вам богатую вдову, способную подарить супругу деньги и титул. Только не тяните с ответом, Бретей, миг в вашем обществе – целая вечность.
Шевалье Александр молчал. Принцесса в нетерпении закусила уголок платка.
– Мадам, – голос молодого дворянина прозвучал неожиданно хрипло, сорвался, – а как же чувства Соланж... госпожи де Сен-Жиль, – поправился Александр, уловив гневный жест принцессы.
– Не вам беспокоиться об этом, сударь! – резко и холодно проговорила принцесса Релинген. – Можете принять мои условия или нет, брака не будет. Вы слишком долго бегали от своей невесты, чтобы я поверила в ваши чувства. Довольно играть комедию, сударь, все знают, что женщины вас не интересуют!
Молодой человек остолбенело воззрился на ее высочество.
– Но, мадам, – попытался возразить он, – это не так и я люблю Соланж... Я только хотел быть ее достойным... достичь положения... и успеха...
– Успеха?! – возмущенно повторила ее высочество. – Под покровительством моего супруга вы могли достичь всего, вы могли уже сейчас быть герцогом и пэром, а лет через пять получить маршальский жезл. И что вы выбрали вместо этого? Вы отправились сравнивать пикардийскую и овернскую грязь. Пехотный лейтенант, – с едкой насмешкой произнесла Аньес, – достойный выбор для отпрыска знатного рода... Ваш великий тезка царь Македонии никогда бы не пал так низко!..
– Я предпочитаю именоваться Жераром, – поправил ее высочество молодой человек, – это тоже мое имя.
– Не сомневаюсь, – с сарказмом ответила принцесса и вскинула голову, – вы ведь не честолюбивы. Имя Александр зовет к доблести, а вы вполне довольны своей судьбой...
– Но быть лейтенантом в пехотном полку и носить имя Александр – это все время нарываться на насмешки, – почти что с отчаянием попытался объяснить молодой офицер.
– И вы предпочли спрятаться, вместо того, чтобы стать достойным своего имени! Прекрасно!
Аньес Релинген с презрением отбросила платок. Смерила офицера негодующим взглядом.
– И после всего этого вы хотите, чтобы я отдала вам Соланж... Не смешите меня, юноша, это не смешно. Я бы еще поняла, если бы вы покинули моего супруга, дабы отправиться куда-нибудь в Индию и взять на шпагу королевство. Я бы поняла, если бы вы стали корсаром и составили себе состояние... Это было бы достойно вашего имени и происхождения. Но вместо этого вы предпочли безвестность и забвение. Да кто вы такой? Какой-то пехотный капитан...
– Я командую полком.
– В своих снах? – гневно парировала Аньес.
Молодой человек молчал, не зная, что ответить на упреки ее высочества. Принцесса требовательно смотрела ему в лицо, но, не дождавшись ответа, пожала плечами.
– Довольно, сударь, наша беседа и так затянулась. Вы не сделали ничего, чтобы я могла доверить вам Соланж. Слава Богу, есть герцог де Меркер, есть герцог де Майенн...
Шевалье вскинул голову и заговорил – неожиданно резко, горячо и возмущенно, будто не владетельная государыня стояла перед ним, а обычная девчонка, сморозившая глупость.
– Меркер и Майенн, мадам? Так вот, что вы готовите Соланж! Меркер, который столь труслив и неблагодарен, что не далее недели назад предлагал мне участие в заговоре против короля, а когда я отказался, с перепугу начал юлить и ныть, будто пошутил!.. Майенн, который меняет любовниц чаще, чем рубашку... таких супругов вы желаете девушке, которую я боготворю... Не надейтесь, мадам, что я останусь в стороне. Если вы хотите, чтобы Соланж осталась вдовой в первую же ночь после свадьбы – выдавайте ее замуж... за Меркера... Майенна... Даю слово, я убью любого из этих повес, как бы их не охраняли!
