Текст книги ""Короли без короны" "
Автор книги: Юлия Белова
Соавторы: Екатерина Александрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Александр де Бретей смотрел вслед мальчику и думал, что жить ему осталось ровно столько времени, сколько потребуется юному принцу для того, чтобы завернуть за угол. Если бы не его собственный кинжал, приставленный к шее, если бы не молчание Бризамбура, даже не пытавшегося задать какой-либо вопрос, Александр мог бы поверить, будто это всего лишь арест, который вряд ли продлится долго. Однако дворянин молчал, лишь один раз скользнув по нему таким взглядом, словно смотрел не на человека, а на готовый труп, и юноша понял, что дожидаться господина де Нанси Бризамбур не станет.
"Болван!" – ругал себя капитан, на мгновение поддавшись гневу отчаяния. "Пожалел мальчишку... Вообразил себя заступником всех угнетенных и обиженных... Идиот!"
Александр подумал, что удар кинжалом будет быстрым и почти безболезненным, и меланхолично задумался, расстроит ли его смерть шевалье де Шервилера... Если он вообще о ней узнает... А, впрочем, какая разница? За опоздание на урок мальчишку пожурят, затем погладят по головке, угостят конфеткой или подарят замок... Или сделают то, другое и третье одновременно. Нанси... Нанси наверняка назовет шевалье Александра глупцом и будет абсолютно прав. А Бриссак... Капитан похолодел. Бриссак решит, будто он удрал с полученными от Бельевра деньгами.
Насмешки миньонов, предложение министра, кинжал за спиной неожиданно показались Александру сущей чепухой по сравнению с позорной славой вора. Голова лихорадочно заработала, отыскивая пути к спасению. Назваться? Да кто же поверит такому оборванцу... Впрочем, если Бризамбур отправит его в Шатле, он всегда сможет доказать, что он – это он: Кабош узнает его в любом виде, да и капитан де Нанси не откажется это подтвердить. Александр осторожно набрал в грудь воздух, собираясь заговорить, и сразу же почувствовал, как кинжал кольнул его шею, а рука, держащая ворот, с такой силой рванула назад, что у шевалье перехватило дыхание.
Юный капитан оставил попытки заговорить, убедившись, что желание открыть рот может оказаться самоубийственным. Спасти его могло только своевременное появление барона. Впрочем, как бы медленно не полз шевалье де Шервилер, до поворота ему оставалось каких-то три шага. "Шел бы он что ли быстрей", – несколько непоследовательно подумал Александр, устав дожидаться смертельного удара.
Даже не догадываясь о мыслях офицера, шевалье де Шервилер спотыкался все чаще и чаще и, в конце концов, вовсе остановился. Повернулся, испытывающе посмотрел на воспитателя, на его людей, ненадолго задумался, шагнул назад... По лицу господина де Бризамбура скользнула тень. "Три дня... нет, четыре дня в своей комнате", – пообещал себе разгневанный придворный, вообразив, будто надоедливый принц хочет просить о смягчении наказания. "Целая неделя!" – решил он еще через мгновение. Однако на этот раз, точно так же как и все другие разы, дворянин ошибался. Шевалье де Шервилера не пугало придуманное воспитателем наказание, его напугала странная тишина за спиной. Почему господин де Бризамбур не задает господину офицеру никаких вопросов? И почему господин офицер не пробует протестовать?
Юный принц ускорил шаг, затем побежал, догадавшись, что его присутствие необходимо старшему другу.
– Что вам нужно от шевалье? – вскинул голову мальчик. – Он торопится! Его ждут дела!
Господин де Бризамбур закусил губу.
– Я во всем разберусь, шевалье. Идите...
– А чего здесь разбираться? – вспыхнул Ален. – Это мой друг!.. Он из армии! Вы что, подвергаете сомнению мои слова?!
"Высечь бы щенка!" – с тоской подумал Бризамбур, чувствуя, что упрямый мальчишка может расстроить его планы.
– Ну что вы, шевалье, – осторожно проговорил воспитатель. – Я вовсе не сомневаюсь в ваших словах. Я лишь сомневаюсь в словах этого... гм-гм... господина...
– Он офицер! – топнул ногой Ален. – У него поручение... Крестный никогда бы не стал так обращаться с офицером!
Бризамбур поморщился, словно от зубной боли. Шевалье Александр с удивлением понял, что впервые за время общения с мальчиком его не тянет биться головой об стену при упоминании его крестного.
– Да разве это офицер, шевалье! – пожал плечами придворный. – Подобными "офицерами" кишат все парижские трущобы...
Мальчик чуть не задохнулся от возмущения.
– А я говорю, что он мой друг! – выкрикнул он. – И я... я никому не позволю оскорблять своих друзей!
Раздосадованный придворный бросил на арестованного неприязненный взгляд, твердо решив, что коль скоро из-за этого стервеца он рискует рассориться с господином де Нанси и вызвать неудовольствие мадам Екатерины, незадачливый грабитель заплатит ему за это сполна. "Нет, приятель, тебе не повезло. Ударом кинжала ты явно не отделаешься. Вот только с принцем надо как-то объясниться".
– Вам стоило бы лучше разбираться в людях, шевалье, – строго заметил воспитатель. – При вашем положении при дворе многие захотят назваться вашими друзьями, и вам следует быть осторожным, прежде чем даровать первому встречному это почетное имя. Что касается этого... субъекта... должен вам сказать, что шпага на боку вовсе не делает ее обладателя дворянином и офицером. В Париже таких называют "браво", хотя я и не знаю, почему, – господин де Бризамбур позволил себе легкую усмешку. – Когда вы станете старше, шевалье, вы поймете, что подобные люди бывают весьма полезны для дел... которые дворянин не может выполнить лично. И стоят недорого. Но они должны помнить свое место и вовремя убираться с дороги благородных людей. В противном случае, у его величества достаточно виселиц, на которых эти господа смогут вволю позабавить добрых парижан.
На всем протяжении речи Бризамбура его подопечный упрямо тряс головой, а когда воспитатель замолчал, Ален неожиданно выпалил:
– Это все неправда... Мой друг честный человек. Я буду говорить о нем с ее величеством. Я крестному напишу!
При упоминании о принце Релинген придворный вновь скривился, но через мгновение вспомнил о более серьезных угрозах. Представил себе беседу мальчишки с венценосной бабушкой, а также другую беседу, которая будет ожидать уже его самого, и понял, что пора прибегать к самым решительным мерам. Коль скоро щенок не желал угомониться, стоило показать ему наглядно, что есть правосудие – от начала и до конца.
– Ну что ж, шевалье, – пожал плечами достойный дворянин. – Сейчас мы выясним, что за дела ждут висельника. Тома, обыщи негодяя.
Юный принц покраснел, затем побледнел, наконец, попытался что-то сказать – слова не шли с языка. Больше всего на свете мальчику хотелось провалиться сквозь землю, но он решительно не знал, как это сделать. В конце концов, Ален просто зажмурился и прижал ладони к щекам, будто надеялся, что унижение друга станет меньше от того, что он – шевалье де Шервилер – этого не увидит. К сожалению, маленький паж не догадался заткнуть уши точно так же, как закрыл глаза, так что до слуха мальчика донеслись и звуки шагов, и скрип кожи, и шорох ткани, и ворчание слуги.
Пока человек Бризамбура шарил по его одежде, всем своим видом выражая крайнюю степень брезгливости, Александр стоял с каменным лицом, глядя в никуда. Щеки и уши молодого человека горели, но он утешал себя тем, что будет жить, а жизнь для капитана означала избавление от славы вора. Неожиданно до шевалье де Бретея дошло, что своей жизнью, а значит и честью он обязан этому мальчику, оказавшемуся вовсе не похожим на Водемона, и тогда его бросило в жар от странной смеси благодарности и стыда. А потом благодарности стало больше, потому что мальчишка зажмурился, словно догадался, до чего невыносимо для офицера терпеть унижение на глазах ребенка.
Тома передал господину патент и заемное письмо, взвесил в руке кошелек де Бельевра, и Бризамбур удовлетворенно хмыкнул.
– Что ж, шевалье, я был прав. Смотрите.
Ален несмело открыл глаза, и воспитатель продемонстрировал ему два кошелька арестованного.
– Вот видите, шевалье, это, – придворный двумя пальцами принял из рук слуги кошелек офицера, слегка встряхнул его и презрительно пожал плечами, – так же покрыто грязью, как и его хозяин. Здесь... сейчас посмотрю... Подумать только – двадцать ливров и... и... не стоит внимания... – Бризамбур выпустил потертый мешочек из рук, и он упал на пол. Несколько су и денье выкатились на мраморные плиты. – А вот этот кошель – чистый и дорогой, и, что не менее важно, туго набитый. Следовательно, шевалье, мошенник его украл.
Глаза Александра расширились. Бризамбур что, сошел с ума? Разве он не видит?.. Господи, есть же патент, заемное письмо... Неужели не понятно?.. А с другой стороны, что еще должен подумать придворный, встретив оборванца с кошельком, набитым золотом, и заемным письмом на сто тысяч ливров?
– А вот здесь у нас патент, – продолжал меж тем воспитатель принца, – и... Ого! Заемное письмо, – Бризамбур покачал головой. – Видите, шевалье, ваш "друг" недавно ограбил и, скорее всего, убил благородного человека – дворянина, офицера, потому что ни один офицер не отдаст подобные документы без боя. Так что виселицей мерзавец не отделается – такие преступления тянут на колесо. Знаете, это весьма занятная процедура и, клянусь, вы сможете рассмотреть ее во всех подробностях.
Шевалье де Бретей стиснул зубы. Виселица и колесо ему не грозили, в этом он был уверен. Стоит Бризамбуру отправить его в Шатле – а в Бастилию грабителей не отправляют – как он без труда докажет свою невиновность. Вот только... что, если мальчишка поверит, будто он вор? Ведь ему вряд ли расскажут, что произошла ошибка.
В носу юноши вновь защипало и он понял, что должен доказать свою невиновность прямо здесь и сейчас. "Проклятие!" – мысленно воскликнул молодой человек. – "Хоть бы Нанси скорее пришел... Пусть называет меня "болваном", "глупцом" и "идиотом" – плевать, я все стерплю... Только пусть обратится ко мне по имени..."
Ален насупился:
– Так нельзя... Это неправильно... Филипп говорит... то есть граф д'Агно говорит... что назвать человека преступником может только суд... Он даже слово такое знает... по латыни! – с нажимом проговорил юный принц.
Александр с удивлением подумал, что граф д'Агно оказался не таким гадким мальчишкой, как он сгоряча вообразил, да и шевалье де Шервилер вовсе не жаждал верить вздорным обвинениям Бризамбура. "Мне нравится этот принц..." – думал капитан, от души жалея, что Ален не является законным сыном монарха. Будь этот мальчик дофином, Александр забыл бы свою гордость и просил бы, нет – умолял принца взять его к себе на службу.
– Если бы вы, господин де Бризамбур, четыре дня не слезали с седла, ваша одежда выглядела бы ничуть не лучше! – добавил Ален.
Придворный резко вскинул голову, оскорбленный тем, что королевский бастард посмел сравнить его с каким-то бродягой. Ну что ж, если щенок ничего не желает понимать, он поступит по-другому. В конце концов, если посулить мерзавцу избавление от колеса – он признается во всем... а потом пойдет на колесо за вновь открывшиеся преступления. И он заставит мальчишку досмотреть казнь до конца. Хватит миндальничать!
– Ну что ж, приятель, тебе повезло, его милость принял в тебе участие, – произнес Бризамбур, окинув арестованного оценивающим взглядом. – Возможно, тебе даже удастся избежать колеса. Разве ты не хочешь, чтобы тебя просто повесили? По глазам вижу, что хочешь, – бросил он. – Для такого душегуба как ты, виселица – все равно, что помилование.
– Я... я все расскажу ее величеству, – пожаловался Ален. – Я пойду к господину де Бельевру!
– Вы никуда не пойдете, шевалье, – произнес придворный самым строгим тоном. – Вы никуда не пойдете, пока я не разберусь с этим господином.
– Так вот, приятель, – презрительный прищур глаз, пренебрежительно выпяченная губа, платок поднимается к носу, – рассказывай, откуда ты все это взял, и тогда я похлопочу, чтобы тебя повесили – высоко и сразу. А если вспомнишь побольше – что ж, может быть, тебе удастся отделаться галерами.
Капитан не верил ни единому слову Бризамбура, но все же обрадовался, получив разрешение говорить. Только как убедить в своей невиновности человека, не желающего видеть очевидное?
– Ну? – нетерпеливо прикрикнул воспитатель принца. – Ты что – онемел? Шевалье ждет.
– Маршал де Бриссак поручил мне доставить пакет господину де Бельевру, – проговорил Александр, но Бризамбур только с досадой топнул ногой.
– Опять эти сказки... Вот что, приятель, или ты немедленно во всем признаешься, или... Ты знаешь, кто такой мэтр Кабош? Отвечай!
– Палач парижского суда.
– Вот видите, шевалье, это он знает, – заметил Бризамбур.
– Это все знают. И я тоже. И вы! – дерзко возразил паж. – Только это ничего не значит.
– Я предлагал тебе хорошую сделку, мошенник, – продолжал придворный, делая вид, что не слышит слов воспитанника, – очень щедрую. Облегчить душу, во всем признаться и, слово дворянина – тебя даже не стали бы долго держать в камере. Уверен, твои приятели распили бы не одну бутылку под твоей виселицей на Монфоконе. Ты ведь не претендуешь на обезглавливание? Обезглавливание – привилегия дворянства. Так как?
– Я выполнял поручение его светлости...
– Что ж, ты пойдешь на колесо, – сообщил Бризамбур. – Это серьезное событие в карьере любого браво и тебе следует поберечь силы и не запираться слишком долго.
– Господин де Бельевр вручил мне заемное письмо для нужд армии и патент с деньгами в награду за удачно выполненное поручение. Это произошло около часа тому назад...
– В прошлом месяце такая же сволочь, как ты издохла на колесе только после пятьдесят шестого удара... – заметил придворный.
– Ну почему вы не даете ему сказать? – возмутился Ален. – Крестный говорит, надо уметь слушать людей...
Бризамбура перекосило, а Александр отрешенно подумал, что принц Релинген далеко не всегда следовал этому чудесному правилу.
– Мои слова может подтвердить господин де Бельевр, – вслух произнес молодой человек, решив более не отвлекаться на бессмысленные воспоминания и не менее бессмысленные сожаления.
– Да, приятель, ты весьма складно врешь, но когда в тебя вольют ведро воды, а потом поджарят пятки – ты заговоришь по другому. Ты же не хочешь встретиться с мэтром Кабошем, правда?
"Хочу!" – чуть было не крикнул Александр, но вовремя прикусил язык. Бризамбур усмехнулся, решив, что достаточно запугал негодяя.
– Мои слова могут подтвердить господа де Сен-Мегрен, де Келюс, де Монтиньи, де Можирон, де Ливаро и де Сагонн... – упорствовал Александр. – А что до моего второго поручения, – заторопился капитан, заметив, как Бризамбур нахмурился, и, догадываясь, что сейчас его чуть ли не за шиворот поволокут в Шатле, – то оно касалось лично вас. Один ваш должник поручил мне передать вам пять тысяч ливров, и если вы вернете мне бумаги, до конца дня вы получите долг.
Придворный молчал, мрачно разглядывая оборванца.
– Этот человек задолжал вам в августе семьдесят второго, – добавил Александр, несколько обескураженный малым результатом своих слов. – Его зовут...
– Не надо, шевалье... не стоит называть здесь это лицо. Я все понял, – почти прошептал господин де Бризамбур. Ален облегченно вздохнул. Слуги вопросительно глядели на господина, все еще не решаясь отпустить пленника.
Придворный слабо махнул рукой, и Александр почувствовал себя свободным. После второго взмаха руки воспитателя принца шевалье де Бретею вернули оба кошелька, патент и заемное письмо.
– И верните моему другу его книгу! – вмешался малолетний шевалье де Шервилер. – Это я ее ему подарил!
Ошеломленный происходящим, Бризамбур лишь вяло кивнул. Затем собрался с силами. Необходимо было спешно примириться с посланником шевалье де Бретея.
– Вот ваша книга, капитан. Вы свободны. Надеюсь, вы понимаете, что произошла досадная ошибка, – осторожно проговорил придворный. – Я принял вас за другого. Но, полагаю, справедливость не позволит вам отрицать, что во многом вы сами были в этом повинны. Я понимаю, всему причиной возложенное на вас поручение и спешка, однако постарайтесь впредь... э-э... не путать королевскую резиденцию с Сен-Жерменской ярмаркой.
Дворяне учтиво раскланялись, словно попытка одного прирезать другого была не более чем дурным сном. Александр собирался уходить, когда Бризамбур остановил его:
– И, кстати, капитан, передайте мое нижайшее почтение господину полковнику и оставьте себе тысячу ливров из тех пяти. Не стоит расстраивать господина полковника рассказом о нашем маленьком недоразумении.
Господа де Бризамбур и де Шервилер наблюдали, как офицер скрылся за поворотом, а потом гнев воспитателя обрушился на воспитанника:
– Итак, шевалье, из-за вашего легкомыслия, из-за вашей навязчивости я чуть было не оскорбил благородного офицера. Неужели вам не понятно, что если дворянин, уважая ваше происхождение, не смеет вас покинуть, то это не значит, что у него нет неотложных дел?
Мальчик виновато опустил голову, вспоминая, как обидел доблестного офицера. Бризамбур ждал.
– Я больше не буду, – наконец-то вымолвил юный шевалье. – Слово чести.
– Ну что ж, шевалье, вас ждет ее величество, – буркнул воспитатель, размышляя о наказании для мальчишки, которое бы произвело на щенка впечатление, но вместе с тем и не вызвало бы негодования против воспитателя. Кто знает этого принца Релинген, вдруг он вернется в Париж через неделю? Бризамбур вспомнил, с какой скоростью принцы и короли имеют привычку ссориться и мириться, и подумал, что из-за них у простого придворного вполне может снести голову, причем в прямом смысле этого слова. Опала королевы Наваррской и недельное заточение любимцев короля случились слишком недавно, чтобы об этом можно было забыть. Король, королева-мать, супруги Релинген и Бретей – нет, это было слишком много для одного Бризамбура...
– И что у вас случилось? – раздался хмурый голос капитана де Нанси, в сопровождении четырех солдат вступившего в коридор. – Еще один призрак?
Бризамбур бросил на мальчика предостерегающий взгляд и барон усмехнулся.
– А, понимаю, этот юный шевалье опять потерялся. Знаете что, Бризамбур, повесьте ему на шею колокольчик, как корове. Все равно среди его побрякушек он не будет заметен.
Ален обиженно вскинул голову и шагнул вперед.
– Ее величество меня ждет, – гордо объявил он и пошел прочь, даже не поклонившись капитану королевской стражи.
Александр де Бретей пересекал двор Лувра и с тоской размышлял, где раздобыть обещанные Бризамбуру деньги. "Придется занять", – со вздохом решил капитан, прикидывая, что за десять лет ему, возможно, удастся покончить с долгом. "А теперь – в баню! В ближайшую..." Шевалье де Бретей чувствовал, что еще одной встречи в подобном виде он не переживет.
ГЛАВА 5,
В которой шевалье Александра за один день трижды выставили за дверь
Как бы не изменился за минувшие годы Париж, хорошо известная шевалье Александру баня находилась на прежнем месте. Прежними были и царившие в ней порядки, но вот люди сменились полностью. Последнее обстоятельство немало порадовало капитана, поскольку сталкиваться со старыми знакомыми и воскрешать то, что он полагал давно погребенным, Александру не хотелось.
Еще одной радостью шевалье стала возможность после мытья переодеться. Как и в прежние времена в бане процветала торговля старой одеждой, приобрести которую не представило бы труда для Александра даже в том случае, если бы он не получил кошелек господина де Бельевра. Примерив обнову, капитан решил, что имеет вполне приличный вид и может без стыда пройти по улицам Парижа и даже заглянуть в Лувр без того, чтобы его заподозрили в чем-либо дурном. Конечно, кружева и шитье на его новой рубашке основательно расползлись, зато полотно оставалось добротным даже после многочисленных стирок. Бархатные полоски на куртке и штанах слегка вытерлись, но само сукно было таким плотным и крепким, что ему не были страшны никакие испытания. Чулки оказались почти новыми, а перчатки лишь слегка потертыми. Плотный черный плащ был украшен самым простым и дешевым галуном, зато капитан не сомневался, что плащ прекрасно защитит его от непогоды. Шляпа и вовсе показалась Александру выше всяких похвал, и он лишь украсил ее тремя петушиными перьями, которые приобрел у того же банщика.
В общем, за какие-то двенадцать ливров капитан смог приодеться и стал выглядеть так, как и должен выглядеть молодой, небогатый, но бравый военный, который, к тому же, при всей ограниченности средств был не лишен изящества и хорошего вкуса. Если бы не нужда срочно раздобыть четыре тысячи ливров, Александр был бы вполне доволен собой и жизнью. Что бы там ни случилось за минувшие годы в столице, молодой человек не верил, будто они превратили Париж в Аркадию. Возможно, шевалье Александр и мог надеяться на поблажки у ростовщиков, но вызывать из небытия беспутного пажа честный офицер не желал. Равно как и испытывать удачу за игорным столом.
Таким образом, размышления шевалье были недолгими, а найденный выход – единственно возможным. Капитан решил заложить свое имение, только и всего. В конце концов, за прошедшие пять лет он бывал дома лишь дважды и вряд ли мог попасть туда в ближайшие пару-тройку лет. К тому же молодой человек вынужден был признать, что некогда роскошный охотничий домик вызывал в нем странную неприязнь. Было ли дело в печальных воспоминаниях или в чем-то ином, но небольшой скромный замок нагонял на Александра тоску. А раз так, что за беда, если даже он не сможет выкупить имущество в срок? Саше не Бретей, чтобы страдать из-за потери, а с другой стороны, напомнил себе Александр, он теперь капитан, так что вряд ли останется без крыши над головой.
Заложить имение, получить деньги и отдать долг не самое быстрое дело, так что в гостиницу Александр вернулся перед самым сигналом к тушению огней. Утомленный скачкой, Лувром, баней и Парижем, Александр торопливо покончил с ужином, совершенно не ощущая вкус еды, и завалился спать. За последний год молодому человеку не часто приходилось спать на настоящей кровати под балдахином, пусть этот балдахин и был сделан из самого простого и грубого полотна, так что сейчас Александр чувствовал себя сибаритом. Да и привидевшийся юноше сон был подстать этому ощущению. Капитану снился тот самый сон, что частенько снится молодым, здоровым, но при этом совершенно одиноким мужчинам – прекрасная женщина, явившаяся скрасить мужское одиночество. Правда, шевалье не мог с уверенностью сказать, была ли приснившаяся ему женщина красива или нет – в его сне было ничуть не светлее, чем бывает наяву в подобное время суток, но в остальном он мог быть доволен. То нежная и трепетная, то страстная и смелая, его ночная гостья была истинным украшением сна.
Молодому человеку было хорошо, и наутро он проснулся отдохнувшим, бодрым и веселым. И тут же понял, что в комнате что-то неуловимо изменилось. Александр оглянулся и с потрясением понял, что привидевшийся ему сон был не сном, а явью.
Шевалье де Бретей торопливо схватил одежду, желая немедленно выяснить, кто посмел пробраться в его комнату, и чуть было не выронил рубашку – молодой человек осознал, что лежащая на стуле одежда принадлежит не ему.
На какой-то миг Александр вообразил, будто, слишком устав накануне, перепутал комнаты, тем самым присвоив чужую кровать, чужую любовницу и чужой наряд, но здравый смысл заставил его отвергнуть подобное предположение как совершеннейшую нелепость. Завсегдатаи гостиниц деликатностью не отличались и наверняка выбросили бы захватчика вон, и уж тем более не стали делиться с ним женщинами и одеждой.
Тогда Александр решил, что продолжает спать. Молодой человек слепо нащупал на столе кувшин и щедро плеснул в лицо водой. Холодная вода убедила Александр, что он все же не спит, однако легче от этого не становилось. В полном потрясении шевалье взял со стола шляпу, украшенную пышными и очень дорогими перьями и с еще большим потрясением обнаружил под шляпой погашенную закладную на Саше и перстень с сапфиром.
В следующие мгновения Александр принялся одеваться, проявляя чудеса скорости, а еще через пару мгновений тряс хозяина гостиницы за ворот, требуя ответить, кто входил в его комнату и что все это значит. Пройдоха смотрел на офицера столь чистым и невинным взглядом, что это само по себе показалось молодому человеку крайне подозрительным.
– Ну, что вы, господин офицер, – проговорил трактирщик, когда Александр наконец-то выпустил его ворот. – Никто к вам не заходил, вам это, видно, приснилось... от усталости чего только не бывает... по себе знаю... Что, одежда?.. Неужели у вас что-то пропало?!. – на лице хозяина проявилось нечто отдаленно напоминающее ужас, правда, столько же лживый, как и выказанная прежде чистосердечность. – В моей гостинице такого просто не может быть! Да вы сами убедитесь, сударь, и с лошадками вашими все в порядке...
Александр собрался было вновь разразиться проклятиями, когда до него дошло, что хозяин как-то странно отзывается о Стервеце. С каких это пор о его коне говорят во множественном числе?!
Молодой человек ринулся в конюшню.
Стервец был весьма доволен денником, кормушкой и жизнью, но Александра поразило не это. Шевалье хорошо помнил упряжь своего коня, и вот теперь в ошалении увидел, что на гвозде висит нечто роскошное, о чем он не смел даже мечтать, да и лежащее перед ним седло было подстать разве что графу. Шевалье в таком потрясении уставился на конскую обнову, что даже не сразу заметил еще одну лошадь, однако подобная невнимательность оказалась не по душе хозяину гостиницы.
– И Флоретта ваша довольна, – с фальшивым умилением сообщил пройдоха растерянному офицеру. – Она у вас крепкая, всю поклажу снесет словно перышко.
Последнее утверждение окончательно добило капитана, и он вновь постарался привести в порядок разбредающиеся мысли. На какой то миг в голову шевалье даже пришла отчаянная идея сунуть хозяина гостиницы пятками в камин и тем самым добиться от него правды, но устыдившийся Александр отверг эту мысль. Вместо этого капитан вернулся в свою комнату, старательно зажмурился, а затем быстро открыл глаза. Рассчитывал ли шевалье де Бретей очнуться от бреда, он и сам бы не мог сказать, но, тщательно осмотрев все вокруг, капитан обнаружил и другие дары, доставшиеся ему после ночи наслаждений.
Роскошная экипировка, новенькие пистолеты и великолепный испанский кинжал при других обстоятельствах привели бы Александра в полный восторг, и он был бы счастлив, как мальчишка, которому впервые позволили пострелять из аркебуза. Однако, получив все это в качестве платы за ночь любви, Александр с отчаянием спрашивал себя, почему прошлое не желает оставлять его в покое. Словно утопающий, цепляющийся за соломинку, шевалье выхватил шпагу и с облегчением перевел дух. Шпага была прежней, так что Александру слегка полегчало. В следующий миг он даже решил, будто знает, кому обязан подарками, и убедил себя, что получить дары от невесты не стыдно, а после шестнадцати лет помолвки Соланж имеет право явиться к нему ночью и проявить большую смелость, чем можно было ожидать от невинной девушки.
Увы! Хорошо памятный молодому человеку отель Сен-Жилей был пуст, а скучавший в сторожке привратник сообщил, что юная госпожа уже два месяца была круглой сиротой. Александр расстроено вздохнул. Вернувшись в гостиницу, молодой человек пообещал себе как можно скорее получить отпуск и приехать к невесте в Азе-ле-Ридо, но сейчас необходимо было отыскать таинственную гостью и вернуть ей подарки. Неужели гостьей была герцогиня де Невер? – задумался молодой человек.
Через пару минут раздумий шевалье отверг и это предположение. Явиться незваной к мужчине, провести полную безумств ночь, а потом от души одарить любовника было вполне в духе взбалмошный Анриетты, но Александр готов был поклясться, что герцогиня не смогла бы так долго оставаться неузнанной и непременно обнаружила бы себя, с радостным смехом вынырнув из-за какой-нибудь перегородки. Других же дам, способных на подобную щедрость, шевалье де Бретей не знал.
Молодой человек еще раз тщательно осмотрел дары, рассчитывая отыскать на них пусть не герб, и не вензель, но хоть какой-нибудь намек, способный подсказать ему имя таинственной дарительницы, и, наконец, радостно хлопнул себя по лбу. Шевалье никогда не жаловался на память и теперь узнал чудесный сапфир, пять лет назад предложенный ему старым Моисеем. Неизвестная дама могла купить молчание хозяина гостиницы, но не могла предугадать, что Александр уже видел великолепный перстень. Решение было правильным – отправиться к Моисею.
Знаменитый ювелир радостно приветствовал давнего клиента, внимательно осмотрел камень и довольно улыбнулся.
– Как я счастлив, ваша милость, что вы сохранили перстень. Я горжусь этим сапфиром! Великолепная синева, как раз под стать вашим глазам, не правда ли?
Потрясенный Александр смог только невнятно пробормотать:
– Кто?.. Я?... Сохранил?...
– Ну, конечно, вы, – с непринужденностью продолжил ювелир. – Пять лет – срок немалый, и мне было бы жаль, если б вы заложили или же продали перстень. Надеюсь, камень хорошо держится и его не надо закрепить? – с некоторым беспокойством поинтересовался Моисей. – Или может быть почистить?
Шевалье тряхнул головой:
– Моисей, да ты спятил? Я получил этот перстень только вчера, кто его у тебя купил?
Глаза старика округлились от изумления:
– Как кто, ваша милость, конечно вы! Без малого пять лет назад. Вы тогда как раз собирались в армию и принесли мне в оценку свои драгоценности. Вы помните?
– Конечно, но я...
– Вот видите, – самым убедительным тоном произнес старик. – Как бежит время... Не хотите ли посмотреть что-нибудь еще?
Александр тупо глядел на Моисея, чувствуя, что начинает сомневаться в самом себе. Если бы старый ювелир сказал, что перстень купили, может быть, даже украли, и потребовал вернуть его назад, это было бы естественным и логичным. Но твердить, будто перстень купили пять лет назад и покупателем был Александр, по мнению шевалье было полным абсурдом. Капитан попытался что-то возразить, однако старый еврей мягко, но неумолимо сунул перстень в руки Александру, а затем, уверяя, будто у него сотни и даже тысячи самых неотложных дел, выставил молодого человека за дверь.
