Текст книги ""Короли без короны" "
Автор книги: Юлия Белова
Соавторы: Екатерина Александрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
– Это невозможно... – прошептал он.
– Ну, почему же? – возразил полковник, неправильно истолковав слова принца. – В нашей прекрасной Франции возможно все, к тому же он тоже дворянин. Чем я лучше его? И потом, ваше высочество, ведь этот старик просит такую малость... Разве христианин не должен быть милосерден? Ведь вам это ничего не стоит ...
Когда Александр де Бретей заговорил о милосердии, Жорж-Мишель понял, что больше не может сдерживаться. Ни слова не говоря, его высочество поднялся из кресла, шагнул к двери и выскочил из кабинета. Пробежал несколько шагов и повалился на первый попавшийся сундук.
Дурной опекун, никуда не годный губернатор, слепой художник – неплохой итог тридцати лет жизни, – с отчаянием думал принц. – И он еще смел мечтать о Нидерландах!.. Не узнать Александра, единственного человека, которого он поминал в своих молитвах. Изводить его мелочными придирками. Мечтать о какой-то глупой мести. Жорж-Мишель с силой потер лицо, неожиданно сообразив, что единственный в Лоше не подозревал о полном имени графа де Саше. Теперь ему было понятно заступничество Аньес, восторженность Ликура, неприязнь Шатнуа. А потом Жорж-Мишель сообразил, что обязан поторопиться, иначе рискует второй раз лишиться воспитанника и, возможно, на этот раз уже навсегда.
Принц Релинген вытер слезы и вернулся в кабинет.
Вид графа де Саше подсказал его высочеству, что он не зря торопился. Молодой человек был уже в плаще и шляпе и как раз собирался надеть перчатки.
– Что за непоседливость, граф, – шутливо произнес Жорж-Мишель, изо всех сил стараясь скрыть смятение. – Вечно вы куда-то торопитесь. Я только хотел сказать, что ради такой безделицы вам не стоило утруждать себя, вы могли отправить с прошением любого слугу. Но в одном вы правы – спасти душу грешника долг каждого христианина, так что пусть этот несчастный исповедуется и причащается. Я даже согласен, чтобы его похоронили, вот – смотрите...
Его высочество торопливо подписал прошение и позвал слугу. Ничего не понимающий Жерар выронил перчатки.
– И, кстати, граф, вас хотела видеть ее высочество, – уже почти обычным тоном сообщил принц Релинген. – А завтра, когда вы отдохнете, мы поговорим.
Совершенно сбитый с толку, Жерар последовал за слугой. Но когда ее высочества заговорила, сколько неподобающе было поведение Соланж, и стала просить простить провинившуюся, полковник в потрясении опустился на ближайший табурет. Аньес Релинген с волнением смотрела на молодого родственника.
– Это все монастырское воспитание, – попыталась объяснить она. – Да и я тоже виновата. Вы простите нас – меня и ее?
Жерар де Саше со смятением понял, что продолжает сидеть перед стоящей принцессой, осознал, что ее высочество просит у него прощения и поспешил встать.
– Я... понимаю, ваше высочество... – бессвязно проговорил он.
– Так вы простите Соланж? – просительно повторила Аньес Релинген.
– От всего сердца, – вырвалось у Жерара, и его слова прозвучали так живо и непосредственно, что принцесса с облегчением вздохнула.
От ее высочества граф де Саше вышел одновременно радостный и растерянный. Соланж простила его, принцесса проявила неожиданное снисхождение. Мир встал на ноги, перевернулся, а потом встал на ноги опять. Молодой человек не знал, какого святого благодарить за свою удачу, но через пару мгновений понял, что с миром все же что-то не так.
Стоило графу выйти от ее высочества, как его окружили не менее десятка слуг принца, и Жерар сам не понял, каким образом оказался за столом, а потом в одной из лучших спален лошского замка. Слуги суетились, старались предугадать его желания, услужить так, словно он был любимым младшим братом господина. Когда же один из лакеев спросил, какую воду предпочитает его сиятельство по утрам, Жерар заподозрил, что сошел с ума. В том, что безумен принц Релинген, он не сомневался.
ГЛАВА 13
Nomen est omen*
* Имя это знамение (лат.)
При желании принц Релинген мог быть самим обаянием, и граф де Саше очень быстро это ощутил. Под напором доброжелательности его высочества понятная осторожность и недоверчивость полковника не смогли продержаться сколько-нибудь долго, и молодой человек с удивлением осознал, что его давняя мечта стать другом принца Релинген сбылась. Исчезло пренебрежительное равнодушие, отличавшее его высочество до сих пор, и столь же пренебрежительная снисходительность. Принц Релинген держался с ним так, как и должен держаться друг – как с равным. Ну, возможно, и не совсем с равным, признавал молодой человек. Шевалье Жорж общался с ним, как любящий старший брат общается с обожаемым младшим братом. Граф де Саше полагал, что десятилетняя разница в возрасте дает принцу Релинген это право. И, конечно, как и всякий старший брат, его высочество не скупился на добрые советы.
Правда, один из советов, который уже давно собирался дать другу принц Релинген, был не совсем бескорыстным. Каждый раз, когда лакей докладывал о появлении Жерара де Саше, Жорж-Мишель вздрагивал, вспоминая о собственной глупости, а также о тех последствиях, к которым эта глупость привела. Шесть лет назад он обязан был проверить всех владельцев лейтенантских патентов, как бы они себя не именовали, а по возвращении из Италии задуматься, как его кузина и воспитанница его жены могла выйти замуж за совершенно случайного человека. В общем, имя "Жерар де Саше" вызывало у его высочества сильнейшую неприязнь. Об этом принц Релинген и хотел говорить с другом и родственником. В конце концов, уверял себя Жорж-Мишель, молодой человек прислушивался к его советам и даже согласился завести подходящую для охоты лошадь.
И вот, в очередной раз завершив партию в шахматы и даже сведя ее к ничьей, принц Релинген решился на серьезный разговор.
– Скажите, друг мой, чем вам не угодило имя Александр?
Молодой человек вздрогнул.
– Нет-нет, не обижайтесь, я прекрасно понимаю, что для пехотного лейтенанта имя Жерар де Саше подходит, как перчатка к руке, но сейчас оставьте это имя там же, где и патент лейтенанта – в прошлом. Имя Жерар вам не идет... Скромность приличествует юным девицам, но никак не герою Турени. Да и кто из ваших близких называет вас Жераром? Даже вы сами – разве вам не приятнее именовать себя тем именем, каким называли вас родители и именуют друзья?
Его высочество заметил задумчивость на лице друга и поспешил перевести разговор на более безобидную тему, опасаясь, как бы молодой человек не счел его совет излишне назойливым.
– Но, впрочем, об этом вы подумаете позже, а сейчас не хотите ли взглянуть на новые книги? Их доставили только сегодня, – сообщил Жорж-Мишель, хорошо зная, что от этого удовольствия юный друг не отказывался еще никогда.
В библиотеке полковника действительно ожидали новенькие тома, приятно пахнущие кожей и типографской краской. Граф де Саше поспешил открыть первый том трактата Жана Бодена "О государстве", но, просмотрев пять страниц, с удивлением обнаружил, что слог автора оказался гораздо тяжелее, чем он предполагал. Молодой человек отложил книгу и решил почитать что-нибудь более приятное, но любимый трактат о военном деле вдруг показался ему вопиюще неуместным. Следующей жертвой графа стал новый испанский роман. С изумлением Жерар осознал, что вообще не хочет читать. Подобного с ним не случалось уже очень давно.
Конечно, в военном лагере, когда единственной мечтой было опустить голову... нет, не на подушку, а на любую ровную поверхность и уснуть, читать тоже не хотелось, но здесь, в покое и роскоши, среди лучших книг, собранных чуть ли не по всей Европе, подобное нежелание казалось странным и почти кощунственным. Граф де Саше рассеянно обвел взглядом зал. Книги, античные статуи и их копии, картины, карандашные наброски принца, среди которых было несколько его портретов, чучела птиц, засушенные морские звезды и огромное чучело крокодила на потолке – привычное и успокаивающее зрелище. Тогда что не дает ему покоя?
Молодой человек встал и подошел к окну. Вечер стремительно превращал небольшие стекла в свинцовых переплетах в зеркала. Изображение дробилось и граф, наконец, понял, что его тревожит. Разговор с другом. "Вам не идет имя Жерар...", – сказал принц. Он носил это имя шесть лет, но сейчас оно и правда казалось ему чужим и даже неприятным. Когда шесть лет назад он сбежал в армию, смена имени была разумным шагом – он не хотел, чтобы его нашли, и желал забыть прошлое. Но от чего он бежит теперь?
Александр... Жерар... Франсуа... Граф сосредоточенно изучал свои отражения. Что такого ужасного совершил Александр де Бретей, чтобы можно было так страстно хотеть похоронить саму память о нем? Обычный беспутный мальчишка, вроде тех, что царят сейчас при дворе. И разве Жерар де Саше чем-то лучше? Полковник задумался. Как ни стыдно было признавать, но все шесть лет своего существования Жерар де Саше только и делал, что от кого-то бегал.
Он бежал от принца, от невесты, от тестя, миньонов, мальчишки-бастарда, Бризамбура, Смиральды и собственной жены... Если же вспомнить, к чему приводило его бегство, то гордиться станет и вовсе нечем. Он удрал от принца Релинген и угодил на гражданскую войну. Слышал крики о пощаде на родном языке и не давал пощады, потому что у него был приказ. Жил от приказа до приказа, от убийства до убийства, от грабежа до грабежа... Ну, да, два месяца назад он сказал принцу чистую правду – от отправленного на колесо разбойника его отличало только наличие патента. Он сбежал от невесты и тестя, и так усердно бегал, что чуть не довел Соланж до погибели. Удрал от Бризамбура и оказался должником шлюхи, а потом сбежал и от нее. Бегал от принца, от собственной жены, и Бог знает, до чего мог бы добегаться, если бы не вмешательство ее высочества. Господи, да она просто святая, его ангел-хранитель, спасающий его уже который раз.
Молодой человек отер влажный лоб. Оставалось признать, что Жерар де Саше был трусом. Обыватели Турени сколько угодно могли славить его героем, называть Цезарем и Ахиллесом, но он-то знал, что рвался в армию только потому, что стремился сложить с себя всякую ответственность, отдать другим право распоряжаться своей судьбой, бежать от себя и собственных гарпий. И что теперь, взять имя Франсуа и начать жизнь сначала? Чтобы после очередной заварушки спрятаться в монастыре и принять четвертое имя? Ну, нет, это уже смешно. Он больше не будет бегать от судьбы, с этим покончено. И в гражданской войне он участвовать тоже не будет. Вот если кто-нибудь посмеет напасть на его дом, негодяям не поздоровится, но убивать французов за то, что они читают те же молитвы не на латыни, а на родном языке – увольте! Это не его война и не те победы, что могут принести славу. Скоро у него появится сын и он сделает все, чтобы сыну было, чем гордиться.
Жаркая волна стыда заставила вспыхнуть щеки и даже уши графа. А чем его сын будет гордиться? Именем Саше, от которого за целое лье разит презрительной милостью короля? Графским титулом, который ему швырнули словно кость?
Шевалье де Бретей, граф де Саше закусил губу. Не так важно, какое из имен – Александр, Франсуа или Жерар – он возьмет. Его гарпии всегда с ним, и, в общем-то, они весьма покладистые зверушки. Важнее другое. Из-за нелепого страха перед насмешками он отказался от родового имени, предал своих предков и будущих детей. Из-за его трусости имя Бретей забудут, словно и не было длинной череды его предков, не было подвигов, не было свершений, не было ничего...
Сердце бешено колотилось в груди, воздуха не хватало, и Александр понял, что сейчас умрет. Рванул ворот... попытался вздохнуть... а потом со всей силы ударил по стеклу, чтобы открыть створку окна... Отражения дрогнули, оконные стекла посыпались вниз, в лицо ударил ветер, так что молодой человек едва успел отшатнуться. Ударился спиной о ближайший книжный шкаф и почувствовал, как сверху что-то упало к его ногам.
Звон разбитого стекла, ветер, внезапно сгустившаяся темнота и суета сбежавшихся на шум слуг привели графа в чувство. Господи, что он натворил?!
– Ваше сиятельство, вы обронили, – смотритель библиотеки почтительно подал Александру упавший том. Слуги торопливо зажигали потухшие от ветра свечи и собирали разбитое стекло. Молодой человек рассеянно бросил взгляд на раскрытую книгу и замер:
"... Таким образом, – читал он, – граф Валеран де Бретей взошел на эшафот, возведенный для него перед королевским замком в Лоше. Как и всякий добрый христианин, он препоручил душу свою Всевышнему, а детей – заботам благородного короля, после чего и был обезглавлен в соответствии с приговором и традициями Французского королевства. Так закончил свои дни один из храбрейших капитанов нашего времени, вернейший рыцарь, даже заговором и смертью своей послуживший благополучию и величию короля. Граф Дюнуа и герцог Алансонский горько оплакивали кончину друга и боевого товарища и по великодушному дозволению короля Карла предали тело казненного погребению в церкви Нотр-Дам в Лоше. Что же до владений графа, то они были...".
Текст оборвался, следующая страница была вырвана, а дальше шел рассказ о графе Дюнуа. Александр принялся лихорадочно листать книгу, но начало рассказа также отсутствовало.
– Ну как вам мои приобретения? – только что вошедший в библиотеку принц Релинген с некоторым недоумением посмотрел на разбитое окно, перевел взгляд на друга.
– Что это? – почти прошептал полковник и протянул книгу.
Его высочество пробежал глазами текст и вообразил, будто начал что-то понимать. Не слишком приятно читать о казни предка, да еще и узнать, что казнь состоялась прямо здесь – в Лоше. Неудивительно, что в библиотеке пострадало окно. Под взглядом принца слуги бросились закрывать ставни.
– Не знаю, друг мой, – мягко произнес Жорж-Мишель, с сочувствием глядя на молодого человека. – Большая часть библиотеки досталась мне вместе с Лошем, и я понятия не имею, что за книги здесь можно найти. Лош ведь был и резиденцией короля, и тюрьмой. Когда-то мне рассказывали об этом, но в тринадцать лет думаешь о другом.
– Король говорил, что мой предок лишился титула из-за заговора...
– Да забудьте вы о короле, – с досадой перебил молодого человека Жорж-Мишель, – временами Генрих бывает мелочным как лавочник. Полтора года назад меня тоже обвиняли в заговоре. Уверен, заговор вашего предка был не более реален, чем тот, в котором обвинили меня, но не каждому же везет иметь в крестных Папу Римского. Да вы не расстраивайтесь. Если хотите, я поручу своим людям выяснить, что тогда произошло. Не пройдет и месяца, как вы будете знать все. Хотите?
– Конечно.
Принц Релинген ободряюще улыбнулся и пригласил друга ужинать.
***
Приняв решение вернуть себе имя предков, Александр успокоился и задумался, чем заняться. С разбойниками было покончено, участвовать в гражданской войне он не желал, а дела полка отнимали у него не так уж и много времени. К счастью оставались книги.
Чтение, страстные споры с принцем Релинген и временами победы в этих спорах – Александр де Бретей открывал для себя еще одну радость общения. Принц Релинген был чудесным собеседником и замечательным рассказчиком, и граф де Саше убедился, что может говорить с ним обо всем на свете: о войне и мире, о королях и королевствах, о поэзии, музыке, живописи, философии, риторике и науке.
Аньес Релинген и Соланж де Сен-Жиль не хотели оставаться в стороне от этого пиршества ума, однако предпочитали обсуждать поэзию и музыку, в то время как шевалье Жорж-Мишель больше всего любил говорить о живописи, камере-обскуре и Нидерландах. О Нидерландах он мог рассказывать часами.
Немногие счастливцы, получавшие приглашения на эти вечера, вскоре заговорили о Лошской Академии, которая ничем не уступала Академии Баифа, собиравшейся при королевском дворе, и даже во многом превосходила ее, ибо на заседаниях в Лоше не бывало случайных людей, как эту сплошь и рядом происходило в Лувре. При слухах о Лошской Академии король Генрих досадливо хмурился и жаловался королеве-матери, что Жорж слишком вольготно расположился в Турени, а Екатерина утешала сына уверениями, будто племянник всегда стремился ему подражать. Его величество ненадолго успокаивался, но растущие аппетиты Гизов, Католической Лиги и гибель на дуэли с гизарами Келюса и Можирона заставляли короля следить за Лорренами со все большей подозрительностью и неприязнью.
В то время как его величество хмурился, а обитатели Турени все чаще славили губернатора и полковника де Саше, принц Релинген не забыл данного обещания. Результат поисков ошеломил Жоржа-Мишеля. Целую неделю проходив под впечатлением узнанного, принц Релинген вознамерился как можно эффектнее представить сделанное им открытие. На одном из заседаний Академии нанятый его высочеством чтец, облаченный в наряд прошлого века, торжественно произнес под музыку Дюфая*
* Дюфай, Гийом (1400-1474) – нидерландский композитор. С 1420 г. жил в Италии, с 1439 г. в Камбрэ.
– «Повествование о героической жизни и печальной кончине благородного графа Валерана де Бретей из Пикардии»...
Александр как зачарованный слушал рассказ о своем предке. Дамы охали и прижимали ладони к щекам, втихомолку отмечая, что история графа оказалась куда занимательнее самых увлекательных испанских романов. Немногочисленные гости со все большим почтением посматривали на полковника. И даже шевалье Жорж-Мишель, заранее знавший, чем закончится рассказ, не мог сдержать слез при повествовании о том, как Валеран отказался от королевского помилования, дабы воссоединиться со своей почившей женой.
Когда Александр де Бретей услышал, в какую тоску впал граф, когда несчастный случай преждевременно унес жизнь его жены, он почувствовал, как к горлу подступил ком. Добрый христианин не может по собственной воле посягнуть на свою жизнь, доблестный рыцарь и капитан не может бросить короля, удалившись в обитель, но Валеран нашел выход, который должен был удовлетворить всех. Король Карл Седьмой, приложивший так много усилий, чтобы вернуть себе корону и изгнать из королевства англичан, вечно нуждался в деньгах и вечно был в долгах. Александр не стал бы этому удивляться, если бы заимодавцем короля не был отпрыск благородного и древнего рода герцог де Ла Тремуй, в своей алчности превзошедший самых безжалостных ростовщиков. Молодой человек уже давно понял, что не все дворяне достойно носят свои имена, но узнать, что потомок короля Торизмунда* мог беззастенчиво грабить сюзерена, дважды и трижды возвращая себе уже оплаченный долг, было дико. Александр даже не очень удивился желанию королевской тещи избавиться от мерзавца и вовсе не удивился, что Валеран принял это поручение на себя. Граф де Бретей и еще три молодых рыцаря – Бюей, Коэтиви и Брезе – совершили нападение на Ла Тремуйя, но покушение не удалось. Доблестные военные оказались плохими убийцами, все же они были рыцарями, а не "браво", и герцог отделался пустяковыми ранениями и выжил. Но даже неудачное покушение послужило благу короля, ибо перепуганный ростовщик предпочел покинуть двор и забыть о своих притязаниях, вот только по требованию родни герцога де Ла Тремуйя заговорщики отправились на эшафот.
* Торизмунд – победитель Аттилы на Каталаунских полях (осень 451 г.). Сын короля вестготов Теодориха.
Александр уже понял, чем должен был закончиться рассказ, и все же повествование о дне казни заставило его судорожно сжать подлокотники стула, так что костяшки пальцев побелели. Граф де Бретей был самым старшим из заговорщиков, он был душой заговора даже в большей степени, чем теща короля, и он не хотел просить пощады. Валеран был обезглавлен, а Брезе, Коэтиви и Бюей получили помилование его величества.
Потрясенная тишина по окончании рассказа и залитые слезами лица лучше всяких похвал подсказали принцу, что он достиг своей цели. Да и могло ли быть иначе? Возможно, его гости не так уж и редко слышали рассказы о подвигах, но все же не каждый день можно было услышать о рыцаре и капитане, спасшим Францию. И уж совсем не каждый день можно было услышать о такой любви и чувстве долга.
Когда гости тихо разошлись по своим покоям, а принц Релинген и граф де Саше остались наедине, Жорж-Мишель подошел к окну и указал Александру на площадь перед замком:
– Он умер здесь, на этом самом месте, – тихо произнес принц. – В присутствии короля, всего двора и своих боевых товарищей. Но это еще не все, – Жорж-Мишель отвернулся от окна, глядя прямо в глаза Александру. – Вы не поверите, друг мой, но во всем этом мне видится перст судьбы. Валеран де Бретей был не только вашим предком, но и моим, только вы происходите от его старшего сына, а я от дочери. Конечно, вы можете сказать, что все французские дворяне в родстве, но наше с вами родство весьма близкое. И еще, мне кажется, вам приятно будет об этом услышать. Наш предок был родом из Пикардии, но у него были владения и в Турени. Ему принадлежали земли Азе-ле-Ридо, сам замок тогда лежал в развалинах, и замок Саше. После казни король конфисковал эти владения, но судьба вернула их вам. Да-да, это какое-то чудо, но вы получили эти владения не случайно, не из милости и не из-за чьего-то каприза, а потому, что они должны были принадлежать вам. Вот так-то, кузен, – уже с улыбкой добавил Жорж-Мишель.
Сообщение его высочества окончательно умиротворило Александра. Пусть он и не мог жить в Бретее, но Азе-ле-Ридо также было землей его предков. Он был дома, рядом с ним находилась обожаемая жена, у него должен был родиться сын, и он обрел могилу предка. А еще его давняя мечта стать другом принца Релинген получила неожиданное оправдание. Простой дворянин и принц, губернатор и обычный полковник, тридцатилетний мужчина и двадцатилетний молодой человек – Александр представлял, что за сплетни о миньоне его высочества уже несколько месяцев будоражили Францию. Но теперь сплетни должны были умолкнуть. Они с принцем были родственниками и к тому же довольно близкими, и его мечта о дружбе была не блажью глупого юнца, а голосом крови.
Шевалье де Бретей, граф де Саше, сеньор Азе-ле-Ридо чувствовал, что обрел самого себя. Ему хотелось продлить это чувство покоя, и он стоял у окна Азе-ле-Ридо, любуясь на водную гладь, окружавшую замок. Заходящее солнце слепило глаза, и молодой человек задумался, где в Азе-ле-Ридо можно было построить камеру-обскуру, опытами с которой заинтересовал его Жорж. Торопливые шаги лакея отвлекли его от размышлений.
– Ваше сиятельство, – лакей почтительно склонил голову, – благородные путники просят предоставить им ночлег.
– Так в чем же дело? – удивился Александр. – Зовите их и приготовьте комнаты.
Когда два запыленных путника предстали перед графом де Саше, молодой человек вскочил, и, не веря собственным глазам, уставился на одного из них:
– Вы?!
Нет, невозможно, просто не может быть! Может, все может... – потерянно возразил самому себе Александр.
Невысокий полный юноша стащил с головы берет и с отчаянием проговорил:
– Шевалье Александр! Вы должны мне помочь!
ГЛАВА 14
О том, как принц Релинген размышлял о благородстве
Александр знал, что бывают в жизни моменты, когда единственными внятными словами могут стать замысловатые ругательства. Но ругаться в присутствии дамы, даже если она одета в мужской наряд и носит имя Дианы де Меридор, баронессы де Люс, а с недавнего времени и графини де Монсоро, было некрасиво. Молодой человек посмотрел на переодетую путешественницу и раздельно произнес:
– Я? Вам? Должен? Помочь? Мадам, а вы уверены в своих слова? На каком основании я вам что-либо должен?
– Но наши отношения... – попыталась объяснить Диана.
– Какие еще отношения?! – вспылил Александр. При первой встрече с шевалье де Бретеем Диана смогла так сильно задеть чувства юного пажа, что полтора последующих года молодой человек сделал все, чтобы превратить жизнь дамы в Ад.
– Вы всегда хорошо ко мне относились... вы всегда мне покровительствовали... – всхлипнула дама.
Александр остолбенел. В какой-то миг ему показалось, будто Диана издевается, но в следующее мгновение он сообразил, что графиня говорит искренне. "Бедная женщина, – ужаснулся молодой человек, – что же с ней случилось, если мои выходки кажутся ей образцом доброты?!"
– Ну что ж, мадам, – после некоторых раздумий проговорил граф де Саше, – сейчас я передам вас на попечение жены, а завтра вы все мне расскажете...
– Но я должна спешить, иначе он попытается взять штурмом ваш замок! – почти в истерике объявила Диана.
Александр пожал плечами.
– И кто этот сумасшедший? – поинтересовался он. – Надеюсь, не ваш муж?
– Мой муж в Париже, – вновь всхлипнула дама. – А Бюсси способен на все... Он не понимает слова "нет"! Вы ведь не отдадите меня ему? Правда?
Граф де Саше понял, что ждать здравомыслия от Дианы глупо.
– Коль скоро граф де Бюсси не является вашим мужем, с какой стати он может предъявлять на вас какие-то права? Не беспокойтесь, здесь вы можете в полной безопасности дожидаться возвращения супруга, а когда он вернется, он сможет защитить вас от любого бездельника.
– Я должна ехать к мужу, – упрямо повторила графиня. Молодой человек утомленно вздохнул. Беседа с Дианой рисковала пойти по кругу.
– Хорошо, вы поедите, – согласился он. – Но завтра и не в таком виде. К тому же благородной даме неприлично разъезжать по дорогам Франции в компании одной камеристки. Я дам вам сопровождение.
– Но Бюсси может напасть на них! – в очередной раз всхлипнула дама.
– В таком случае, это будет последнее, что он сделает, – успокоил Диану Александр. – Мои люди не страдают отсутствием решимости.
Молодой человек решил отпустить Диану хоть к мужу, хоть в монастырь, хоть на луну, опасаясь, что в противном случае графиня может наболтать Соланж что-нибудь лишнее об их "отношениях". Подвергать же опасности душевное спокойствие любимой женщины Александр не желал. Таким образом, утром следующего дня преобразившаяся графиня де Монсоро отправилась в Париж, а Александр получил возможность вернуться к своим делам. Дел у полковника было предостаточно, так что уже к полудню Диана, ее муж и граф де Бюсси оказались вытесненными куда-то на задворки сознания шевалье.
К разочарованию графа де Саше давно ожидаемый им отчет о разбойничьих пушках оказался пустышкой. Александр был уверен, и принц Релинген был с ним согласен, что при всем размахе грабежей разбойники не смогли бы обзавестись столь блестящей экипировкой и оружием самостоятельно, и значит, им кто-то помогал. Вот только найти покровителя разбойников в очередной раз не удалось. После некоторых раздумий молодой человек решил обратиться за советом к принцессе Релинген. Для полковника уже давно не было секретом, кто в семействе их высочеств занимается хозяйством. Александр надеялся, что совет ее высочества, а также ее управляющего, помогут отследить происхождение пушек и их заказчика, и тем самым окончательно избавят Турень от всех напастей.
Ее высочество оценила беспокойство молодого человека, а управляющий пусть и не смог сразу дать совет, все же обещал подумать, что можно предпринять. Успокоенный обещанием знающего и опытного человека, граф де Саше решил заняться еще одним делом – камерой-обскурой. Правда, интерес Александра обратился вовсе не на тот великолепный образец, что построил в Лоше принц Релинген, а на маленькую обскуру, привезенную его высочеством из Рима. Последнее немало удивляло Жоржа-Мишеля, ибо он полагал доставленный образец неплохой моделью и весьма забавной игрушкой, но никак не предметом, достойным какого-либо внимания.
– Не понимаю, – пожал плечами принц Релинген. – Для миниатюры эти изображения велики, а для картин... друг мой, но это даже не смешно...
– Зато эту камеру можно использовать в военных целях – в разведке, – сообщил полковник.
Жорж-Мишель задумался.
– Знаете, Александр, – произнес, наконец, принц, оценивающе глядя на друга, – странно, как при вашей практичности вы ухитряетесь писать стихи. Да, идея неплоха, только вы кое-что упустили из вида. Я признаю, что по четкости и точности изображение, получаемое этой камерой, ничуть не уступает большим, вот только скажите мне, кто из ваших солдат способен прорисовать все детали, ничего не упустив и не напутав? Вы-то сами беретесь это сделать? Лично я – нет. Одно дело рисовать внутри большой камеры и совсем другое пытаться что-то накарябать здесь. Если же вооружить вашего лазутчика камерой покрупней, то почему бы заодно не написать у него на лбу и слово "шпион"?
Александр улыбнулся. Горячность принца, а более всего его расстроенный вид, доказывали, что его высочество и сам опечален несостоятельностью идеи друга.
– Так я и не предлагаю выдавать лазутчикам обскуры в их нынешнем виде. Их надо усовершенствовать, – спокойно возразил молодой человек. – Вспомните, вы сами показывали мне чернила, которые становятся видны на бумаге только после нагревания. Так что нам мешает найти состав, который оставит след на бумаге или полотне не от нагревания, а от света? Представьте, какие возможности это открывает.
Жорж-Мишель оживился.
– Пожалуй, это можно осуществить. Даже не знаю, на что мне потратить свой талант, на большую обскуру или на малую, – самодовольно заметил он. – Могу сказать лишь одно, скучать нам не придется.
Его высочество и не предполагал, до какой степени прав. Скука в панике спешила покинуть Лош, ибо не прошло и часа обсуждения возможных опытов, как в комнату торопливо вошел Шатнуа и доложил, что к городу продвигается отряд, в котором не менее полусотни человек, и командует этим отрядом граф де Бюсси. Жорж-Мишель поморщился.
– Закройте ворота Лоша, – приказал принц. – Я не желаю говорить с Бюсси.
Шатнуа поклонился. На правах друга граф де Саше счел необходимым возразить губернатору Турени.
– Но, может, все же стоит поговорить с графом – предложил он. – В конце концов, после моего рейда в Анжу Бюсси имеет право на разговор.
– Какое право, какой рейд? – пожал плечами принц. – Прошло столько месяцев... Нет, Александр, если Бюсси охота сложить голову под стенами Лоша, я не стану ему мешать. Он что всерьез полагает, что сможет взять Лош во главе пятидесяти головорезов? Флаг ему в руки и пулю в голову. Его людей попросту перебьют, а жителям Лоша от этого не будет ни жарко, ни холодно.
