Текст книги "Руны законов Сварога (СИ)"
Автор книги: Юлия Поспешная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
В эту же секунду я услышала над собой знакомый голос глумливого и жестокого усача.
– Ведьма⁈ Чего с тобой такой⁈ Что за истерика⁈.. Эй, а с тобой что, чужак⁈ Благодать Сварога!!!
Я с усилием заставила себя приподняться от холодного пола, упираясь дрожащими руками в промёрзшие плиты, укрытые пожухлой старой соломой, я посмотрела на ратника, что возвышался надо мной с факелом в руке. Воин грубо пнул сапогом по решётке.
– Ты что с ним сделала, тварь⁈ Отвечай! Это твоих рук дело⁈ Специально решила нагадить мудрейшему и пресветлому волхву Кресибору⁈ Что вылупилась, Чернобогово отродье!.. Одного сгубила, за другого взялась?!!
Новый удар тяжелого сапога воина заставил решётку отозваться протяжным коротким гулом.
– Ч-то… – через силу выговорила я, содрогаясь от лихорадки боли.
Теперь болезненный жгучий жар спускался в тело, медленно растекаясь по венам, обжигая изнутри плоть, органы и обволакивая кости. Я едва могла говорить. Каждый вздох только усиливал боль.
– Что с ним⁈ – быстро выдавила я и потеряла голос.
Ратник опешил и в растерянности отступил от решётке.
– Ты не придуриваешься⁈ Тебе тоже паршиво⁈ Кто это вас так?.. Святость Сварога!..
– Д-дай мне помочь ему… – попросила я и снова опустила головой.
Боль жгла, высушивала изнутри и по капле быстро вынимала жизнь. Дыхание жгло горло и лёгкие. Казалось, неведомое заклятие Кресибора медленно убивало меня такими приступами. И я понятия не имела, как спасти себя от магии очкастого ублюдка.
– Помочь? – неуверенно и нервно переспросил стражник. – А ты сможешь, ведьма?.. Он вон как будто…
Усач поперхнулся, заглядывая в соседнюю решётку.
– Он как будто льдом покрылся или чего-то вроде того…
Ратник нервно и шумно сглотнул, вновь метнул задумчиво-встревоженный взгляд в мою сторону. Кажется, он пытался принять решение и наверняка раздумывал, колебался между двумя сложными выборами. Усач явно был здесь за старшего. И, если бы с важными узниками самого мудрейшего и милостивого волхва Первого пламени что-нибудь случилось, спрашивать станут именно с него. Однако мне нужно было подтолкнуть ратника в нужном направлении.
– Слушай, незнаю-как-тебя-там, – с тяжестью и болью проговорила я, – если ты сейчас ничего не сделаешь, как минимум кто-то из нас двоих умрёт – он или я. А может быть мы оба…
При этих моих словах усатый воин вновь сглотнул. Сейчас он выглядел не угрожающе, а просто жалко, пытаясь понять, какое из двух плохих решений может быть самым худшим.
– Если ты сейчас метнёшься за волхвами, то потом именно с тебя спросят, как ты допустил, чтобы с нами такое произошло! Как бы тебе самому потом не пришлось чахнуть в соседней камере?
Я намеренно пугала владельца пышных усов, рассчитывая, что сейчас он соображал намного хуже, пока лихорадочно думал, как себя обезопасить от возможного гнева Кресибора.
– Чего ты хочешь⁈ – усатый приблизился к решётке моей камеры.
– Для начала, дай… Твою же мать!.. – не в силах терпеть боль, я снова вся сжалась, опуская голову и судорожно сжимая пальцы в кулаки. – Да чтоб тебя!.. Мне нужно взглянуть на него! Просто… взглянуть… Возможно, я смогу что-то… сделать…
– Ты выглядишь так, словно сама сейчас кони двинешь, ведьма! – воскликнул усатый, но в его руках уже зазвенела связка ключей.
Удивительно, как разительно страх, порой, меняет людей. Он превращает храбрецов в предусмотрительных мудрецов, трусов – в рабов, хамов – в вежливых и обходительных вельмож, а упрямцев делает невероятно покладистыми. Говорят, что страх, как и боль, пришёл из Нави, когда-то в седые времена. Но на мой взгляд, это было одно из самых полезных тёмных явлений Нави.
Усач помог мне подняться, вывел из камеры и подвёл к решётке Ставра. Я бы закричала, когда увидела, ЧТО происходит со Святославом, но кричать было бы ещё больнее, чем просто говорить. Я прежде никогда не видела ничего подобного!
Святослав, лёжа на полу и кутаясь в тонкое одеяло в буквальном смысле покрывался корками льда! Серо-белые наросты позли по прямо по его одежде, одеялу и прорастали между прядей густых тёмно-русых волос. Дыхание мужчины звучало со сдавленной звонкой хрипотой и при этом как будто всё тише, слабее и тяжелее.
– Ну⁈ Что с ним⁈ – с нервным нетерпением громко спросил усатый. – Ты сможешь ему помочь⁈
Я не знала, что на это ответить. Поэтому просто молча вошла в камеру к Святославу, когда усатый открыл дверцу, и упала на колени рядом с мужчиной. Ставра заметно лихорадило, а треклятый лёд, на моих глазах рос всё дальше, покрывая собой всё новые участки тела Святослава.
– Сними с меня ошейник, – велела я усатому.
– Чего-о⁈ – протянул тот со злостью. – Ты что думаешь…
– Чтоб тебя! – воскликнула я. – Возьми арбалет и держи меня под прицелом, если боишься. Ты всяко успеешь выстрелить быстрее, чем я заколдовать тебя! Но без магии я ему не помогу!
Усатый недовольно, с очевидной нерешительностью поджал губы, но затем крикнул куда-то в сторону.
– Жмыхарь! А ну принеси мне самострел! Живее!
Когда напарник усача, тот самый урод, который шлёпнул меня по ниже пояса, притащил самострел, воин с усами действительно собрался снять с меня ошейник, но тут Святослав глухо застонал, а затем захрипел с нескрываемым страданием. Затем воин тут же замолчал и затих на несколько мгновений, чем жутко меня напугал.
Я тут же поспешила дотронуться до Ставра, а ошейник с опалами так и остался на моей шее. У меня ещё не было понимания, что могло бы помочь против удивительного и ужасающего проклятия, но к моему удивлению, в тех местах, где я коснулась Святослава, лёд мгновенно начал таять. Поддавшись наитию и странному инстинктивному желанию, я провела руками по его плечам и коснулась волос.
Чародейский лёд таял, отступал и довольно быстро исчезал, а дыхание Ставра постепенно выравнивалось, становилось спокойнее, и уже звучало без хрипа. Я не могла понять, что происходит и как вообще это всё может быть взаимосвязанно – мои прикосновения и магический лёд на теле мужчины. Но моё присутствие однозначно непостижимым образом помогало Святославу. При этом, в эти доли секунды я позорно потеряла самообладание. Мысль о том, что Святослав мог вот так вот запросто и внезапно умереть прямо на моих глазах внезапно вызвала у меня глубокое моральное потрясение, а вслед этим душевное смятение… Я чувствовала себя совершенно бессильной, глупой и беспомощной. От смеси негативных чувств на глазах сами собой выступили слёзы, словно я была не опытной ведьмой, а едва начавшей обучение ученицей. Подобное случалось со мной уже второй раз за всю жизнь. Первый был, когда ни стало Арыси Михайловны.
Часть моих слёз – от боли и страха – несколькими мелкими капельками упали на лицо Ставра, и тот смешно дёрнул носом. Я вздохнула, постепенно успокаиваясь, аккуратно положила голову Святослава на свои колени и ласково, медленно провела по его рукам. Сердце само, словно в чьих-то жёстких пальцах, сжалось в комок от жалости, когда я увидела покрытые изморозью и льдом предплечья, локти и кисти рук Ставра.
– Всё будет хорошо, с тобой всё буде в порядке… Ты не умрёшь… Во всяком случае, не здесь… и не сегодня…
Слова приходилось шептать, сквозь кипящую в голове боль, с паузами и усилиями. Но лёд неведомо откуда взявшийся на теле моего гостя, продолжал отступать. При этом он не столько таял, сколько просто исчезал в никуда.
– Ну вот… становится лучше… – слабым тонким голосом, глотая боль и слёзы, проговорила я.
Ещё одинокая капелька моей слезы упала на лицо Святослава, и в этот миг он открыл глаза. Наши взгляды встретились: мой, заплаканный и измученный болью и страхом, и взгляд Ставра – сонный, удивлённый, с неожиданной мягкостью и добротой.
Не говоря ни слова, Святослав поднял правую руку и ласково коснулся моей щеки. Рука у него была неожиданно тёплой, а касание мужской немного мозолистой ладони, с парой шрамов и загрубевшей кожей – показалось мне сладостно приятным и желанным. Я непроизвольно закрыла глаза, наслаждаясь нежным прикосновением Ставра, и вдруг почувствовала, как боль в моей голове… начала таять подобно льду на теле Святослава.
Я охнула, выпрямилась и чуть вскинула голову. А затем, совершенно непроизвольным жестом, по необъяснимому наитию, своей левой ладонью накрыла пальцы правой руки Святослава и чуть прижала к своей щеке. Сейчас мне хотелось, чтобы Ставр никогда не убирал руку, чтобы продолжал касаться меня, как можно дольше… Его ласковое прикосновение было таким тёплым и дарило такое необъяснимое блаженство, что внутри меня несколько раз пронёсся неожиданный нежный трепет. И чем дольше широкая мужская ладонь касалась моего лица, тем быстрее исчезала моя боль.
Я несколько раз поморгала, растерянно глядя вниз и перед собой, а затем посмотрела вниз, в лицо и в глаза Ставру. Лежа головой на моих коленях, он облегченно и одобрительно улыбался. Но меня в этот момент больше всего привлекли глаза мужчины – из них почти полностью исчез белок, а радужка и зрачок серьёзно увеличились в размерах. В расширенных зрачках воителя я отчётливо увидела знакомый мне желто-зелёный свет – таким светом горит Погранстена между Явью и Навью.
Следом за чувством блаженства и признательности, мою душу захлестнуло новое смятение и совсем новый страх – те чувства, когда сталкиваешься с чем-то необъяснимым и неизвестным. Теперь у меня не было никаких сомнений в том, что Святослав, как бы дико это не звучало, является ходячим порталом в Навь. А это значит, что Ставр мог быт кем угодно, но только не человеком… Во всяком случае не в традиционном понимании этого определения. Мой гость, похоже, был гостем и в нашей Яви.
Руна одиннадцатая. Искусство убеждения
Усатый наблюдал за мной и Святославом несколько секунд, а затем прокашлялся и закрыл решётку камеры Святослава. Ошейники, к несчастью, с меня так и не сняли, но зато Ставру и мне самой стало намного легче, а вскоре наши недуги отступили и исчезли вовсе.
– Пока вдвоём посидите, – убрав висящей на ремне самострел за спину, усатый ратник нахмурился и закрыл замок решётчатой двери. – Только это, смотрите мне тут, без этих, как его…
Он свободной рукой почесал неряшливо разросшуюся бороду.
– А! Вот!.. Без пре-любо-деяний! Во!.. А то это…
Воин глумливо хохотнул.
– Придём с мужиками и присоединимся, без спросу. Ты, ведьма, девка приятная, так что не провоцируй – мы тут вчетвером уже почитай три месяца баб не щупали. Даш повод, сама знаешь, чего будет… Всё, сидите тихо и не подыхайте мне тут больше.
Пнув для острастки решётку, воин собрался было уйти, но тут откуда-то слева, со стороны входа в темницу послышались быстро усиливающиеся шаги. Я узнала этот звук шагов – за годы жизни в остроге Орлец, у меня выработалось умение распознавать знакомых людей по характерным шагам.
– Э-э… А ты здесь чего?.. – неуверенно спросил усатый воин, чуть отступив назад.
Я без удивления посмотрела на появившегося слева Коцела Кочебора. Десятник бросил на меня прямой, долгий и ледяной взгляд, вперемешку со сдерживаемой яростью. Вот теперь можно было не сомневаться, что Коцел узнал-таки о том, какой ценой я спасла его отряд.
– Я десятник Коцел Кочебор из Орлеца, нахожусь на службе у посадника Любодара Квашни, – сухо представился Коцел.
– Так, а здесь, вроде, посадник, твой, Любодар, не распоряжается, – с долей надменности и пренебрежения ответил усатый ратник.
Коцел снова наградил меня пристальным многообещающим взглядом, показывая насколько ему не терпится поговорить со мной. Но прежде, десятник вновь повернулся к усатому воину и с грозным видом добавил:
– Ты помнишь фамилию начальника башни «Аннушка», воин?
Теперь уже в голосе Коцела появилось некоторое пренебрежение.
– Вашего начального человека, сотника гарнизонной рати сторожевой башни, зовут Вышебор Кочебор Коцелович. Тебя это ни на какие мысли не наталкивает?
Судя по сомнению, а затем мгновенно появившемуся беспокойству на лице усача, у того появилась как минимум одна мысль и один вывод о том, кто перед ним находится. Не прошло и нескольких секунд, как решётчатая дверь камеры, в которой находились мы со Святославом была открыта.
* * *
Это было удивительно, но похоже, что Коцелу разрешили не только посетить меня в темнице, но и вывести оттуда. Чем Коцебор немедленно и воспользовался. Увидев, что я одета в одну нижнюю сорочку и сапоги, десятник снял с себя тёплый кафтан с меховыми рукавами и накинул на меня. Я с благодарным видом поплотнее закуталась в тёплый и немного тяжеловатый кафтан десятника, заметно пропахший табаком. Сам Коцел остался в панцире и тёплых портах. Пока мы поднимались по ступеням из темницы и потом по ступеням башни, Коцел не произнёс ни слова. А я не рисковала нарушать тишину. И так было понятно, что разговор между нами будет пренеприятнейший.
В конце концов Коцел привёл меня в небольшие, но довольно уютные покои на пятом этаже башни, аккурат под покоями сотника гарнизона и его десятников. В помещении было настолько теплее, чем в темнице, где я успела заметно озябнуть, что я быстро начала млеть. А когда увидела на столе несколько тарелок с горячей едой – мясом, супами и кашами – и почувствовала их запах, рот немедленно наполнился слюной, а я смешно и позорно сглотнула, под жалобное урчание живота.
– Угощайся, – холодно предложил Коцел. – Под крышкой, в вазочке, вон там неплохая смоква*. Ты любишь такое, я знаю.
Отведав немного каши с тушёной редькой и говядиной, я конечно же откусила немного и от смоквы. Коцел тем временем закрыл дверь в покои на ключ и начал медленно расхаживать из стороны в сторону, с хмурым видом что-то обдумывая. Его дыхание звучало чуть сдавленно, тяжело, а половицы словно поскрипывали в такт тягостным размышлениям десятника – коротко и угрожающе.
Я с опаской наблюдала за ним и одновременно складывала часть еды в одну из глубоких деревянных тарелок с росписью – мне хотелось захватить немного вкусностей и яств для Святослава.
(Смоква – десерт, подобный мармеладу, из плодов яблоневых и рябиновых деревьев, прим. автора)
– Поела? – требовательно осведомился Кочебор.
Я аккуратно вытерла губы краешком лежащего рядом маленького тонкого полотенца, приспособленного для подобных нужд.
– Поела, – вздохнула я и подняла взгляд на десятника. – Слушаю тебя, Коцел.
Кочебор перестал расхаживать из стороны в сторону и остановился передо мной. Несколько секунд стареющий воин смотрел мне в глаза. Я успела прочитать в его глазах надежду и растерянность, вперемешку со сдерживаемой яростью и возмущением. Он не понимал, но искренне пытался понять и как будто без слов надеялся найти ответ в моих глазах.
– Зачем? – только и смог вымолвить Коцел. – Зачем ты так с ним? Зачем погубила молодого парня, Звеня?
В голосе десятника звучала не поддельная горечь. Да такая, что мне невольно стало стыдно.
– У тебя же было второе зелье против колдовства улишиц, – добавил Коцел. – Два пузырька, Звеня – это две жизни, а не одна…
Я грустно усмехнулась и покачала головой.
– Что? Это не так⁈ – с напором спросил десятник и уже громче резко добавил. – Не молчи ты!
Я вздохнула и начала объяснять.
– Одна улишица может одновременно заколдовать и заморочить сразу нескольких воинов. А по лесу, следом за нами, бежало не меньше десятка улишиц, Коцел. Они пробовали бы заколдовать твоих людей снова и снова, без конца. Голод не позволил бы им отступить.
– Но у нас были твои обереги, – чуть прищурившись, заметил десятник.
– Именно поэтому колдовство рогатых тварей поразило только двух из вас, – я опустила взгляд. – Но под магическим напором оголодавших улишиц, некоторые амулеты могли дать слабину и пропустить колдовство тварей… Что я должна была бы сделать, если бы улишицы околдовали уже не двух, а пятерых, семерых или десятерых ратников, Коцел? Что бы я сделала с двумя то пузырьками?
Кочебор отвёл взгляд, задышал чаще, громче, с большей яростью. Я видела, что он внял моим словам и принял мои доводы, но острое чувство несправедливости не позволяло ему смириться с правильностью моих действий.
– Почему у тебя с собой было только два таких зелья?
– Потому что я вчера не могла знать, что вдруг нам понадобится ехать в Долгую ночь мимо оголодавшей нечисти, – ответила я. – Да и улишицы, мягко говоря, не самые частые гости в наших краях.
Я чуть-чуть пожала плечами и с печальной полуулыбкой добавила:
– У нас в краях, как ты знаешь, всё больше упыри, оборотни, да болотники всякие. Чуть реже полуденица, кикиморы аль ещё какой бруколак заявится. Вот к встрече с ними я прежде всего и готовлюсь всегда, хотя…
Я стыдливо прикусила губу.
– Ко встрече с упырями-волотами я была не готова.
Кочебор в ответ понимающе хмыкнул.
– Никто не был готов. Клятвенники, если тебе интересно, тоже охренели прилично – никогда таких ублюдков не видывали.
– Ещё бы век их не видать.
Но Коцел покачал головой.
– Что-то происходит в мире, Звеня. Что-то не так, как будто… Есть у меня чой-то некое предчувствие, что чой-то готовится – важное, роковое. Я не знаю, как это объяснить, но…
Коцел небрежно отмахнулся.
– Ладно, это уже не важно.
Он снова взглянул на меня испытующе и спросил:
– Значит, если бы улишицы не остались по… пожирать нашего Милко, они бы попёрлись за нами и сожрали ещё больше воинов? Ты это хочешь сказать⁈
– Рада, что ты понял.
– Это не значит, что я тебя простил.
– Я ведьма, Коцел, – засмеялась я коротко, тихо, но ещё печальнее и более устало. – Нам с рождения нет прощения. Ни нам, ни волхвам. Боги всё равно за спросят за все наши дела. Спросят и накажут.
– И правильно сделают, – с назиданием ответил Коцел и снова пару раз прошёлся из стороны в сторону. – Когда вернёмся в Орлец – ты сама придёшь к родителям Милко и всё им объяснишь. Поняла?
– Справедливо, – вздохнула я, представляя себе ругательства и проклятия родителей покойного Милки.
«Надо будет заранее подготовить целебную мазь – мать Милко наверняка попытается расцарапать мне лицо или убить меня ухватом, – удручённо подумала я»
– Отлично. Рад, что ты не прячешься от ответственности. Не то, что мой с… Не то, что начальник гарнизона «Аннушки».
Я вопросительно взглянула на десятника.
– Это ты о чём?
Десятник задумчиво взглянул на меня, фыркнул недовольно и объяснил:
– Это я про упрямство и нерешительность своего не путёвого сына.
Я внимательно посмотрела на десятника и не смогла сдержать одобрительной полуулыбки.
– Нечего улыбаться, Звеня, – одёрнул меня десятник. – Вышебор мой сын, тут ничего не изменить, но… Упрямый и самоуверенный, как… Как…
Коцел не мог подобрать слов.
– Как ты в его возрасте? – хихикнув, уточнила я.
Десятник круто развернулся ко мне и открыл рот, чтобы возразить, но затем плечи его опустились, и Кочебор выдохнул, сокрушенно покачав головой.
– Боги… Кого я пытаюсь обмануть⁈ Я ведь и правда, как будто смотрю в собственное отражение.
– Из-за чего вы поругались на этот раз? – спросила я.
– Из-за того, что лазутчики докладывают о приближении целой орды упырей к «Аннушке», а Вышебор отказывается предпринимать рациональные меры для обороны, вверенной ему крепости.
– А что за рациональные меры? – поинтересовалась я.
Коцел упёр руки в бока пару раз шумно вздохнул, сдерживая эмоции.
– К северу от башни есть речка, Иванкой называется. Она опоясывает близ лежащие земли от «Аннушки» сразу с севера, с северо-запада и аж до юго-востока. Я предложил расколоть в местной кузнице серебряные изделия, дать волхвам-последователям положить заклинание аль какой заговор на них и выбросить в реку.
– Волхвов или изделия? – не удержалась я.
– Звеня! – одёрнул меня Коцел. – Не смешно! Сейчас не время шутки шутить!
– Прости, но идея с заколдованным серебром в реке… – я аж скривилась, – Местные озерницы, русалки, водяные и прочие жители лесов, озёр и рек – мягко говоря, будут не в восторге.
– Угу, – промычал раздражённый Коцел. – Вот и Вышебор то же самое твердит. Дескать, не желает он ссориться ни с лешим, ни с русалками, ни с водяными, поскольку они его селение сильно выручают: рыбу там гонят рыбакам и течение левого рукава Иванки нарочно усиливают, чтобы в крепости водяная мельница работал лучше.
– Это серьёзные аргументы, Коцел, – заметила я.
– Да знаю я! – громыхнул басом десятник. – Но сейчас не об том думать нужно! На хрена какие-то договоры с русалками и водяными, ежели упыри придут и разорвут всех на части?!! Или, что ещё хуже, в таких же тварей обратят⁈ Что тогда⁈ Какой прок гарнизону и жителям внутреннего двора «Аннушки» от договоров с водяными, ежели всех упыри растерзают⁈
Я согласно кивнула. Аргументы Коцела мне была понятнЫ. Бороться всегда нужно прежде всего за главное и жизненно важное. Сейчас главной целью было выжить. А с водяными и русалками… Можно попытаться договориться вновь. Тем более, что наличие волхвов-последователей в крепости вынудит жителей озёр, лесов и рек пойти на многие уступки людям.
– А что Вышебор отвечает на твои аргументы? – осторожно поинтересовалась я.
– Да всё то же самое, – огрызнулся раздражающийся ещё больше Коцел. – Он только одно и твердит: «Нельзя так поступать с водяными и русалками – озлобятся и начнут пакостить, а мы тут живём с рыбной ловли!»
Кочебор с раздражением сплюнул.
– Тьфу! Дуралей самоуверенный! Ничего слышать не желает!
– А ты не пробовал убедить его с помощью Азиты? – тихо поинтересовалась я.
– Чего⁈ – Коцел тут же ошарашенно уставился на меня. – Через эту чужестранную смугляшку⁈ Ещё чего! Я её видеть не желаю!
– Боги, Коцел, – вздохнула я. – Ты ненавидишь Азиту только за то, что у неё оттенок кожи примерно такой же, как загар у моряков из южных портов Полянского княжества? Полно тебе. Азита вон язык наш выучила, книги детям читает, и сама к тебе подход пытается найти, потому что для неё важно благословение отца её мужа… А ты костеришь тут эту девушку, почём зря, только за то, что она родом из Брахнадора.
Коцел ничего не ответил, только задышал тяжело и гневно, а затем сдвинул густые брови на переносице и почесал бороду. Я рискнула встать и подойти к стареющему десятнику.
– Попробуй поговорить с ней и объясни, почему ей сейчас нужно повлиять на мужа.
– С каких пор у нас мужики стали баб слушать? Особливо в ратном деле⁈ – со скептическим недовольством спросил Кочебор.
– Примерно с тех пор, как ты начал советоваться с Солохой, женой своей, о том, кого тебе в десятке за место себя оставлять, когда отлучаешься, и какой подарок сотнику вашему на именины купить, а ещё, когда ты у Солохи совета спрашивал, стоит ли тебе просить повышения жалования за выслугу лет.
Коцел фыркнул и покачал головой.
– Ох любите же вы посплетничать, бабы. Одна треплет без умолку, а вторая запоминает, что не надобно, а потом ещё додумывает, что не услышала.
– А что не верно сказывает Солоха? – я по-доброму улыбнулась. – Да и не один ты такой, Коцел. Любодар наш, поместник, у своей супруги тоже совета просит, когда выбирает подарки для…
Я задумалась, что сказать, чтобы не выдавать внебрачные похождения нашего посадника.
– Для дочерей своих старших дружинников аль для племяшек и крестниц.
– Для племяшек и крестниц, как же, – понимающе хмыкнул Коцел и кивнул. – Ладно, хрен с тобой. Попытка не пытка. Попробую через Азиту зайти. Вдруг и правда этот олух к её словам прислушается. Он в ней, вроде как, души не чает.
Я сдержала довольную улыбку, которая так и просилась на уста. На самом деле я не столько думала об успешном плане защиты башни, сколько мне хотелось помирить, наконец-то, Коцела с Вышебором. А то их обоих жалко, и Азиту, которая видит, что муж постоянно угрюмый ходит из-за обиды на отца, а свёкор саму Азиту на порог не пускает.
Ну, да, немного коварной манипуляции. Но, если всё получится, то и «Аннушку» защитим – серебро в водах Иванке всяко вынудит упырей в обход идти – и раздор в семье Коцела утихнет. Всем будет счастье.
Ну, да. Вот только оказалось, что даже попытка разговора с Азитой будет серьёзным испытанием. Потому что…
Коцел походил из стороны в сторону. Затем остановился и развёл руками.
– Я… Я не знаю с чего начать.
Я села поудобнее в кресле, укрытом медвежьими шкурами и отпила немного горячего липового чая.
– Начни с простого приветствия, – предложила я. – Потом спроси, как Азита себя чувствует и спроси, не хочет ли она поговорить с тобой. А там уже посмотри, что невестка ответит.
Коцел прокашлялся, на миг опустил глаза и ответил:
– Не захочет она вот так вот запросто разговаривать.
– Отчего же? – чуть нахмурилась я.
– Да я… – Коцел снова прокашлялся. – В последнюю нашу встречу, когда она с гостинцами пришла… Я такого тогда наговорил, что до сих пор думаю, не перегнул ли.
Я закрыла глаза, шумно вздохнула, а затем вновь взглянула на стареющего десятника.
– Ладно, – слегка протянула я. – Тогда тебе придётся совершить невероятный подвиг, на который, во всяком случае искренне, способны очень немногие люди. Это будет труднейшее твоё испытание, которое потребует силы и стойкости духа.
Коцел чуть повернул голову в сторону, слегка искоса взглянул на меня с долей подозрения.
– Это ты сейчас о чём? Что мне нужно сделать?
Я коротко улыбнулась одними губами.
– Извиниться.
Кочебор так и застыл с перекошенным лицом и вытаращенным взглядом. На какой-то миг мне даже стало страшно: а вдруг его удар хватит, а я и колдовать не могу, и под рукой ничего из целебных снадобий нет.
– Ты… – с трудом выговаривая слова начал Кочебор. – Хочешь… Чтобы Я… Заслуженный воин Орлеца, несколько раз награждённый посадником Любодаром и лично нашим удельным князем, Войданом Властолюбовым… Чтобы я… Отец четырёх парней и двух девок… дед нескольких внуков… Взял и… и…
От ярости у Коцела побагровело лицо и начал заканчиваться воздух в лёгких.
– Чтобы я из… извинился… перед какой-то… БЕЗРОДНОЙ БРАХНАДОРСКОЙ ДЕВКОЙ?!!
Я взяла из вазочки засахаренную вишенку, скушала и ответила:
– Ты хочешь остановить упырей и спасти «Аннушку», с её жителями и гарнизоном?
– Да, – выдавил через силу Кочебор.
– Тогда тебе нужно убедить Вышебора прислушаться к твоим словам, – напомнила я чуть елейным голоском.
– Ну да… – мрачно произнёс Коцел.
– А в таком случае, нужно, чтобы Азита была на твоей стороне: вместе у вас с ней будет больше шансов.
– Наверное.
– Тогда тебе нужно в любо случае необходимо побеседовать с невесткой. А перед этим извиниться перед ней. А иначе придут упыри и все здесь умрут и сами станут упырями: ты, я, Вышебор с Азитой, твои внуки и все остальные вокруг. Всё это точно сто́ит твоей гордости?
Коцел поджал губы, шумно и свирепо выдохнул носом, а затем покачал головой, глядя на меня с осуждением:
– Ведьма ты, Звенислава!
Я улыбнулась, съела ещё одну вишенку и ответила:
– Ещё какая.
