Текст книги "Дневник (не)любимой женщины (СИ)"

Автор книги: Юлия Огнева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Сделка.

...– Вот безмозглая, я сказала, МНЕ здесь рады всегда. Дай пройти.

– Но... Дмитрий...

– Ты хочешь, чтобы тебя уволили?

Я откладываю документ в сторону и устало тру виски.

Из коридора доносится голос Марины, спорящей с секретаршей.

Интересно, почему некоторым людям так важно показать свою значимость? Почему Марина просто не может дождаться, когда о ней доложит Вика? Нет, ей надо очертить границы своего королевства, я бы даже сказал, пометить территорию.

И почему раньше я в ней этого не замечал, а сейчас её поведение вызывает у меня раздражение? Что изменилось?

Марина влетает в мой кабинет, а следом за ней секретарша.

– Дми...

– Виктория, можешь быть свободна. – спокойно говорю я своей подчиненной и вижу, как Марина, усмехаясь, смотрит на Вику.

Секретарша кидает на девушку недобрый взгляд и, ничего не говоря, выходит.

– У тебя с ней что-то было? – тоном ревнивой жены спрашивает меня любовница.

– Нет – я откидываюсь на спинку кресла.

– Наглая женщина – Марина разворачивается ко мне, и я только сейчас обращаю внимание на её наряд. Тонкий плащик не скрывает ни одного изгиба её тела. И, такое ощущение, что там, под ним вообще ничего нет. – Не хотела меня к тебе пускать, понимаешь? Ей надо..

– О чем ты хотела со мной поговорить? – перебиваю я её.

– Любимый – она тянет руки к поясу, и я понимаю, что мои догадки верны – скорее всего, Марина под плащом... не одета – Я таак соскучилась.

– Стой! – я вытягиваю руку вперед, когда Марина уже развязывает узел – Остановись... Сейчас должны придти подрядчики. И у нас мало времени.

– Подождут – пояс падает на пол, а девушка, изящно поведя плечиком, заставляет ткань одежды скользить по её телу вниз.

Фух, хоть нижнее белье есть. И это радует.

Интересно, когда Катя срывала с себя полотенце, это выглядело так же возбуждающе?

Жена хоть и не большого роста, но все же фигура у нее замечательная. Ну в смысле, такие вещи мужчины фиксируют где-то там, в подкорке мозга. И даже если мы не воспринимаем девушку, как сексуальный объект, мы все равно её осматриваем, оцениваем. Так вот, Катя...

– Диим! – щупальцами-словами вытягивает меня из моих мыслей Марина – ты чего?

Я вижу, что девушка начинает волноваться.

– Мариин – я смотрю на её идеальное тело, облаченное лишь в сексуальное белье и ... ничего.

Нет, физиология конечно берет свое, и член тут же становится колом. Но вот мозги.... Мозги коротко и ясно дают команду: "Не хочу".

Я думаю о наших отношениях с Мариной. Не было там любви! Не было! Одна крышеносная страсть, в порыве которой мы могли выходить за рамки дозволенного. Марина позволяла мне в постели все. И поверьте, раньше меня это цепляло. Еще как!

Но теперь. Теперь я понимал, что есть и другой тип отношений – когда о тебе заботятся, переживают. Когда ждут не затем, чтобы попросить еще больше денег, а просто для того, чтобы пообщаться. Даже если ты и не заслуживаешь этого.

– Нам правда надо поговорить. – я бросаю взгляд на часы, а потом вновь смотрю на девушку.

Я наблюдаю за девушкой и вижу, как её красивое лицо перекашивается от злобы.

Она подходит к креслу, даже не заботясь о внешнем виде, и садится в него.

– Прав был брат – говорит она, закидывая ногу на ногу. – Ты что-то чувствуешь к этой... своей жене. Да?

– Ты об этом хотела со мной поговорить? – задаю ей встречный вопрос – Обо мне и Кате?

– Пф... – раздражается девушка – Катее. – передразнивает она меня – А ты не забыл, что твоя жена виновата в том, что мы не поженились? Да даже в том, что ты застрял в этом офисе вместо того, чтобы заниматься любимым делом?

Я от удивления даже распахиваю глаза. Это Катя заставила меня работать здесь?

– Кто? Катя? А не ты ли говорила о том, что я должен отваевывать этот бизнес для наших детей?

– И, поверь мне, – хватается за эту ниточку Марина и, потянувшись через весь стол, накрывает мою руку своей. – они скоро будут. Врачи же сказали, что мы можем иметь их.

– Марин, хватит – я убираю свою руку и кладу её на свое бедро – Мы столько раз пробовали и ничего.

– А сейчас я прямо чувствую, что скоро будут – девушка улыбается счастливой улыбкой – поверь моей интуиции. Она никогда меня не подводила.

– Марин – я несколько секунд смотрю на нее, собираясь с мыслями. Все-таки я понимаю, что сейчас сделаю девушке больно – у нас не будет совместных детей. Потому что мы расстаемся.

– К.. Как? – с непониманием смотрит на меня теперь уже бывшая любовница. Она сильно сжимает пальцами край столешницы . – Я не понимаю... Почему?

– Я не люблю тебя – стараясь выглядеть спокойным, говорю я первое, что приходит мне в голову. Хотя, как я теперь понимаю – причин много.

– Но, но... нам же было так хорошо вместе. – Марина обходит стол и вплотную приближается к моему креслу – Просто ты давно не трахал меня. – она стягивает лямку лифчика – Диим, я хочу тебя.

Я вскакиваю и, отодвигая девушку в сторону, отхожу от стола.

– Хватит, Марин! Этим ты ничего не добьешься! Мы расстаемся. И точка. – я стараюсь не смотреть на девушку. – Готов даже заплатить тебе отступные. Назови любую сумму, и я переведу её на твой счет.

– Вот значит как, да?– Марина подходит и встает так, чтобы видеть мое лицо – мне жалкие крохи, а ей – она кивает головой куда то в сторону – ей все, да?

Мне становится легче от того, что все-таки сердце девушки не ранено моим решением. её заботит именно финансовая сторона. А уж с этим я как-нибудь справлюсь.

– Назови цену – снова говорю я.

– Двадцать пять миллионов – тут же отвечает Марина.

А я тихо окуеваю.

– Сколько? – переспрашиваю я.

Наверно показалось.

– Двадцать пять миллионов – с вызовом смотрит на меня бывшая любовница. – Ты сказал назови, вот я и называю.

– Марин – я пытаюсь быть спокойным– Надо трезво оценивать мои возможности и свои способности.

Бл... Ну три лимона, ну пять я еще мог бы ей предложить. Но двадцать пять? У меня просто нет таких свободных денег.

– Так дай мне показать – Марина кладет руку мне на член – на что еще я способна.

– Нет – я решительно отдергиваю её руку – назови реальную цену и давай расстанемся по хорошему.

– Это реальная цена. – Марина отходит к креслу и садится в него. И сейчас я вижу перед собой не любящую женщину, а ледяную бизнесвумен, которую ничего, кроме денег не волнует.

Куда же пропала влюбленная в меня девушка? Где те, вечные чувства, о которых она постоянно говорила?

– Не забывай, – продолжает Марина – ты с твоим дружком еще Леше должны за то, что Анна раньше срока родила. Хоть Сашенька и выжил, но он очень слаб. Его еще надо выходить. А это тоже ОЧЕНЬ много денег.

– Напиши мне номер телефона своего брата, я с ним поговорю.

Мне и впрямь хочется извиниться перед мужчиной за то, что так вышло с его женой и ребенком.

– Он, – Марина поворачивается ко мне и одаривает осуждающим взглядом – после произошедшего, слышать тебя не хочет. Так что, можешь поддерживать связь через меня.

Я скептически смотрю на нее:

– Ты кинь лучше номер, я как-нибудь сам.

– Ну так что, мы договорились? – Марина, не реагируя на мои слова, снова возвращается к интересующей её теме – насчет денег?

Я смотрю на нее и до сих пор не верю. Это та самая Марина? Та, с которой я вместе провел последние годы и хотел связать всю жизнь?

Разве может человек буквально в течение нескольких минут так разительно измениться? Или Марина все это время носила маску? А вот теперь решила показать свое истинное лицо?

– Договоримся – я также включаю режим делового человека – если ты изменишь сумму.

И честно, мне становится легче от того, что не будет между нами сопливых прощаний. Даже наоборот. Если мы договоримся о цене, каждый останется при своей выгоде. Я с Катей, Марина с деньгами.

– Ну хорошо. – Марина скрещивает руки на груди – Какую сумму назовешь ты?

Начнем с меньшего.

– Три миллиона.

– Ты издеваешься? Я и два месяца на эти деньги не проживу.

– Дааа?

Интересно, сколько денег я тратил на нее, если она жила на ТАКУЮ широкую ногу? Никогда не думал об этом. А вот теперь... задумался.

– Да! Дом, слуги, еда – надо ОЧЕНЬ много денег, чтобы это все иметь. Я уже не говорю про себя.

– А ты не трать, а вложи их куда-нибудь.

– Поэтому я и прошу двадцать пять. Мне хватит на первое время. Да и можно будет их инвестировать. Есть у меня один бизнес-план.

Бл..., когда мы были вместе, то никогда не говорили о деньгах. Вернее, не так. Мы говорили о них в контексте "дай-возьми".

А тут уже и бизнес-план имеется.

Мне дураку, надо было бы сделать из Марины не любовницу, а финансиста. Хватка то у нее того, бульдожья.

– Четыре – поднимаю цену.

– Ха – Марина выдавливает из себя смех – насмешил. Ты еще мне..

Звук входящего звонка заставляет меня отвлечься от слов девушки.

Я достаю телефон.

Следователь.

Сердце пропускает один удар сердца.

Нашлась?

Я взмахом руки заставляю Марину замолчать.

– Да – я говорю коротко, потому что боюсь сорваться.

– Здравствуйте. Это вас следова...

– Я знаю, кто мне звонит. – прерываю я его. Это сейчас совсем не важно. – Я ваш номер записал.

– Ну хорошо – после недолгого молчания отвечают на том конце. – Дело в том, что... Ваша жена нашлась.

– Нашлась ? – кричу я так, что Марина подпрыгивает на кресле и тут же подлетает ко мне. – Где? Когда? Как?

Боже мой! Зачем мне это все сейчас. Это не важно! Не важно!

Главное, что я увижу её совсем скоро. Я буду, стоя на коленях вымаливать у нее прощение за каждый прожитый день со мною.

Нашлась!

НАШЛАСЬ!

Она, скорее всего, сейчас дает показания в полиции. Интересно, что за уроды удерживали её? Найду их и лично растерзаю.

– Эээ.. Вам надо подъехать в больницу... Она...

– Она ранена, избита?

Бл..., что эти су...и с ней сделали? Ей сейчас плохо? Больно?

– В каком она отделении? – я хватаю ключи и, не говоря ни слова взволнованной Марине, выбегаю из кабинета.

Как бы Кате не было больно, что бы с ней не случилось, я буду рядом. Я – ее муж. Я должен перенести все невзгоды с ней вместе.

– Э... я ... Вам надо приехать в больницу... в морг.

Не она, она.

Где здесь этот ху...в морг? Я бегаю вокруг здания и ни хрена ни вижу эту небольшую, как мне объяснили, оцинкованную дверь.

Уже начинает колоть бок, а мне хочется бежать еще быстрее, чтобы задохнуться. Чтобы не видеть свою жену на холодном металлическом столе.

Неет! Они все перепутали. Там не Катя. Там другая.

Я вижу, как ко мне спешит женщина в цветастом халате.

– Мужчина, вы что-то ищите? – спрашивает она, когда мы оказываемся рядом.

– М.. мо... морг – пытаясь отдышаться, говорю я.

Зря я в последнее время забросил тренировки.

– Так он не в этом здании, а вот в том. – женщина указывает на неприметный домик, спрятанный среди старых деревьев.

– С..пасибо – я быстрым шагом направляюсь к моргу и, чуть помедлив, все же вхожу в него.

Меня у порога встречает грузный мужчина.

– Вы к кому?

– Меня вызывали. У меня тут...

Я просто не могу этого сказать. Не могу.

– Аа – мужчина указывает рукой в сторону коридора – Понятно. Вам до конца и направо.

Я иду, и мне все тяжелее дается каждый шаг – страх сковывает тело железным обручем.

Не она это, не она – твердит упрямо мозг.

Потому что я не могу потерять Катю, так и не успев сказать ей, что она самый удивительный человек из всех, кого я знаю. И что я очень благодарен ей за её дневник. Если не он, я, наверно, никогда бы Катю не рассмотрел, не узнал.

Я иду дальше, и все отчетливее слышу голоса. И мне кажется, что один из них принадлежит следователю.

Вскоре я останавливаюсь в проеме распахнутой двери.

– Аа, это вы? – полицейский, вставая из-за стола, подходит ко мне и протягивает руку.– Здравствуйте.

– Здравствуйте – я отвечаю на рукопожатие.

– Это Юрий Викторович-следователь указывает на мужчину, который также встает и подходит к нам – Патологоанатом.

Молодой еще врач смотрит на меня с сочувствием. Не опытный – решаю я. Врачи со стажем так не смотрят.

Юрий Викторович что-то говорит о правилах, о том, что мне после опознания надо будет подписать какие-то бумаги.

А я уже не слушаю его. Я смотрю на соседнюю толстую дверь

Она может быть там. Катя там – отдает пульсацией в висках.

– Только, я должен вас предупредить – голос следователя звучит громче, чем голос врача, и, поэтому, я, волей неволей, прислушиваюсь к нему – Зрелище не для слабонервных. Труп – это слово заставляет меня поежиться – нашли в лесу. Но к тому моменту там уже побывали бродячие собаки. Отца Екатерины Алексеевны мы не стали пока вызывать. Думаю, вашего опознания будет достаточно.

Он указывает мне на вешалку с такими же белыми халатами, как и у них.

Я накидываю один из них на плечи, и мы по очереди заходим в холодное, я бы даже сказал, могильное, помещение.

Непонятный, но такой противный запах бьет в нос. Хочется выскочить из этого помещения. И... никогда сюда не возвращаться.

Но я иду вперед.

Точнее, душа осталась там у двери. Она вцепилась в его косяк всеми пальцами и не зашла внутрь.

А тело. Тело на автопилоте продолжает предложенный ей путь. Механически переставляет ноги, не имея никаких мыслей в голове.

Все столы, кроме одного, были пусты. И я знал, что мы идем к нему. Потому что под тонкой, застиранной простыней отчетливо проступали изгибы женского тела.

Маленького, хрупкого тела.

Оно казалось каким-то детским на огромном, металлическом столе.

Нееет, это не Катя. Нееет.

Следователь, шедший сзади, видит мое замешательство.

– Вам плохо? – спрашивает он.

Бл...., нашел, что спросить.

– Нет – говорю я и снова делаю шаг.

Меня и этот треклятый стол разделяют всего три шага, и, честно, я с трудом преодолеваю это расстояние.

Мы несколько секунд стоим около стола, пока врач не хватается за край простыни.

– Готовы? – спрашивает он.

"НЕЕЕТ"

– Да...

Он аккуратно отодвигает край ткани и...

Я шарахаюсь от стола и, пытаясь сдержать рвотные позывы, зажимаю рот.

Б..ЯЯЯТЬ! ЧТО ЭТО?

Б..ЯТЬ!

У. НЕЕ. НЕТ. ЛИЦА!

ВООБЩЕ.

– Об этом мы и говорили – слышу голос полицейского – бродячие собаки, мать их так.

Я смотрю на него и не вижу.

У меня перед глазами это месиво из грязи, крови, плоти.

Неет, так не бывает. Так человек не умирает!

– Это её... собаки убили? – стараясь больше не смотреть на стол, спрашиваю я.

– Нет – стоящий сбоку врач отодвигает простынку еще ниже. – Судя по краям ран, они ел... напали на девушку, когда та уже была мертва.

– Вы узнаете её? – спрашивает с другого бока следователь.

Я заставляю себя посмотреть на стол. Это ради Кати. Ради нее.

Теперь женское тело открыто до пояса и я, собрав всю силу воли в кулак и стараясь не смотреть на то, что осталось от лица, начинаю пристально осматривать девушку.

Только ни хрена мне это не дает.

Потому что НИХ...Я я не знаю тела своей жены. Ни вот эта родинка под правой грудью девушки, ни шрам сбоку ребра, ни о чем мне не говорят.

Я свою жену полностью голой никогда не видел.

Нет, конечно, видел. Но не помню.

Только как об этом сказать выжидающе смотрящему на меня следователю? Как?

– Кажется, у него шок! – приходит мне на помощь врач.

Я со стороны, наверное, выгляжу, как идиот.

Почему КАК? Идиот и есть.

– Я выйду – то ли спрашиваю, то ли ставлю перед фактом стоящих рядом мужчин.

– Да, да, конечно! – врач трогает меня за локоть – идите.

Я выхожу из помещения и начинаю глубоко дышать. Кажется, что мне все это время не хватало воздуха.

Курить. Нужно срочно покурить!

Я подхожу к стоящей неподалеку лавочке и присаживаюсь на обшарпанные доски.

Мыслей в голове куча, но, ни одной из них я не могу предать форму. Они мелькают неясными образами, перебивая друг друга.

И все же один образ то и дело врывается в общую картинку и загораживает все вокруг.

Девушка без лица, лежащая на холодном столе. С родинкой и со шрамом.

А я. Я не знаю ни одной черточки Катиного тела, ни одной отличительной черты.

Есть ли у жены родинки и шрамы? Или вот это самое тело – это и есть моя жена?

Я не знаю, сколько так сижу. Но прихожу в себя тогда, когда кто-то останавливается рядом.

– Ты уже видел – сиплым голосом спрашивает меня тесть – Катю видел?

Я поднимаю на него глаза и вижу боль. Бескрайняя боль плещется на его ставшем еще более старом лице.

Наверно, я сейчас выгляжу не лучше.

И мне хочется кричать на него. Схватить за лацканы идеально отутюженного пиджака и спросить, почему он ТАК поступил со своей дочерью.

Только я не могу. Не имею права.

В этом вопросе мы с ним – соучастники преступления. У обоих одна и та же вина – безразличие.

И если получится так, что там, в морге, все-таки Катя, то мучиться от угрызений совести нам с ним вместе.

– Видел – отвечаю я и, выбрасывая уже давно потухший окурок, протягиваю ему руку.

Мужчина жмет мою в ответ и, видимо, ждет продолжения.

Только его не будет. Потому что мне больше нечего сказать.

– Сам все увидишь – киваю я в сторону двери морга.

Тесть сразу же сутулится и, коротко кивнув, заходит в здание.

А я остаюсь на улице. Ждать приговора.

Я снова прикуриваю сигарету, когда слышу женский голос:

– Вы бы тут не курили. – говорит та же самая женщина, что показала мне дорогу к моргу – А то штраф придется платить.

– Сколько?– поднося сигарету к зубам, спрашиваю я.

– Хах. Сколько. – усмехается женщина – Думаете, деньги есть, все можно? А как же закон, правила? Нормы поведения, в конце концов? – как маленького отсчитывает она меня.

И меня это злит. Что, я школьник какой-нибудь?

– Сейчас за деньги можно купить все – и любой закон и любые правила под тебя подстроят – зло говорю я.

– Да ты не злись – женщина прикладывает руку к сердцу – Я же не со зла... Только... если бы мог все купить, думаю, ты бы здесь не сидел.

Я смотрю на женщину и понимаю – права она.

Всю жизнь меня окружали деньги. Где-то мне приходилось платить, чтобы добиться желаемого, а где-то, наоборот, отказываться от чего-то в пользу денег.

Но вот сейчас, когда я готов был отдать все сокровища мира за один Катин вздох, оказалось, что не кому их давать. Нет такого человека, у которого я бы мог купить жизнь жены.

– Извините – чуть слышно произношу я – Что нагрубил. И вот за это – я бросаю в урну недокуренный бычок – тоже извините.

– Да что же я, не понимаю что ли? – женщина присаживается рядом – Кто? – тихо спрашивает она.

– Жена – понимаю я её вопрос.

– Ой, Господи – прижимает она руки к щекам – как же так?

– Пока не знаю...

– Ты держись. Жизнь, она непредсказуемая. Может быть, встретишь еще свое счастье. Мимо не пройдешь.

А мне хочется истерически смеяться.

Потому что уже встретил. И прошел. Мимо. Не разглядел своего счастья. Не увидел главного.

Мы некоторое время сидим молча. Женщина понимает, что сейчас из меня плохой собеседник.

Вскоре дверь открывается, и в проеме показывается Катин отец.

Я вскакиваю со скамьи и подхожу к нему.

– Ну что? – спрашиваю мужчину.

Тот опирается об косяк и смотрит в небо.

– Она? – снова спрашиваю я.

Тесть опускает взгляд на меня:

– Не она!

Я начинаю улыбаться, но мужчина не разделяет моей радости.

– Я только не пойму – скрещивая руки на груди, произносит он – Как ты мог перепутать эту девушку с Катей? Ты что, никогда не видел её родимого пятна?

Я молчу. А что тут скажешь? Нет, я год жил с вашей дочерью под одной крышей, но абсолютно не знал её? Так?

– Кажется – мужчина отрывается от двери и подходит ко мне ближе – Нам надо поговорить.

По душам.

Мы располагаемся с тестем тут же, в парке при больнице.

И не знаем, с чего начать.

Каждому хочется высказаться, но никто не начинает. Потому что понимаем – виноваты оба.

Если бы раньше кто-нибудь сказал мне, что я буду подбирать слова в разговоре с не приятным мне человеком, я бы рассмеялся. Но сейчас этот сидящий рядом мужчина – единственная живая, пусть и тонкая, ниточка, связывающая меня с Катей.

Кажется, что, нагрубив тестю, я обижу свою жену.

Мой телефон не перестает вибрировать, оповещая о входящих звонках и сообщениях в мессенджерах. Слышу, как сотовый тестя также разрывается. Такое ощущение, что нам пытается дозвониться весь город.

А мы сидим среди старых деревьев и молчим.

Потому что оба опустошены сегодняшним этим происшествием.

Только сейчас до меня наконец-то доходит то, что я не всесильный. И одного моего желания, чтобы Катя оказалась жива, не достаточно.

Да, там, в морге лежит не она. Но где, бл..., гарантия, что завтра моя жена не окажется на месте незнакомки?

Я снова хочу курить. Но вместо этого обламываю веточку растущего рядом дерева и засовываю её в рот.

– Катя всегда была особенной – наконец-то начинает разговор её отец – Добрая, отзывчивая. Когда её мама была жива, кого только дочь не приносила домой – и кошек, и собак, и лягушек, и паучков – никогда она не испытывала страха перед животными.

Один случай я хорошо запомнил – как-то раз дочка пришла домой вся поцарапанная. Мы тогда страшно испугались. И сразу не обратили внимание на то, что дочь держит что-то в своей куртке.

Катюшка плакала. Ей было больно. Но сверток не отдала. Сказала, что там раненая кошка. Как потом оказалось, это животное и поцарапало дочку.

Мы долго пытались уговорить её отдать нам животное, но Катя не соглашалась.

"Она царапается, потому что ей плохо".

Вот что дочь сказала тогда. Она боялась, что мы из-за нее можем навредить этому обезумевшему от боли зверю.

Конечно, потом мы все-таки убедили Катю в том, что кошке в приюте будет лучше...

Но она всегда была такой – ей делают больно, а она ищет этому оправдания...

Я краем глаза вижу, как тесть смотрит на меня. Но сам не могу поднять глаз.

Это я. Я – то самое животное, которое царапало и кусало девушку, пока она пыталась его спасти.

Я – та раненая кошка, которую она не захотела никому отдавать.

И если до этого момента я думал, что идеальных людей не бывает, то теперь понимал – есть. Она – Катя существует.

– Я почти не разговаривал с ней – почему-то сейчас мне необходимо высказаться. Исповедоваться. – Не замечал её. Считал преградой на пути к своему счастью.

Все-таки достаю сигарету и прикуриваю.

Иначе, бл...ь, взорвусь.

– Дай мне – тянет мужчина руку к сигаретам, и я протягиваю ему пачку.

Но мужчина не прикуривает, а просто вертит в руках:

– Я мечтал о вашем браке. Считал, сколько это выгод принесет. Но не думал о чувствах дочери. Конечно, я спросил Катю, согласна ли она стать твоей женой, и она согласилась. На этом я и успокоился. Когда вы поженились, я все время надеялся: стерпится-слюбится. Приходил к вам в гости и делал вид, будто не замечаю, что тебя постоянно нет дома, а Катя, пряча глаза, оправдывает тебя.

Еще страшнее было смотреть ей в глаза самому. Я боялся увидеть там упрек. Боялся разглядеть во взгляде дочери правду – она не так счастлива, как я пытаюсь себе представить...

– Счастлива? – усмехаюсь я. – Она ни одного дня не была счастлива со мной. Ни одного часа... Ты знал, что она потеряла ребенка?

Я, после пережитого шока, нахожусь под действием какого-то дурмана правды – слова льются из меня, как из рога изобилия.

Понимаю, что, скорее всего, такого со мной уже не произойдет. Никогда больше я не буду выворачивать душу наизнанку перед, по сути, незнакомым человеком.

И тем сильнее хочется выговориться. Сказать все, что думаю, пока не закончился запал.

– Как? Когда? – я вижу, как бледнеет лицо мужчины.

– Это я виноват. Я. – наконец-то говорю это.

Потому что так оно и есть.

– Ты что... – мужчина разворачивается ко мне всем корпусом и, кажется, перестает дышать – её бил?

– Неет. Никогда даже пальцем не тронул.

– Как тогда это случилось?

Я снова затягиваюсь сигаретой, стараясь подобрать правильные слова.

– Катя кое о чем узнала, и из-за переживаний потеряла малыша.

Мужчина вновь опускает голову. Он опять замолкает на некоторое время.

– Мы оба виноваты... Пусть бы Катя только нашлась... живой, и тогда я заберу её домой.

– Нет – не раздумывая, отвечаю я. – Неет.

– Почему? – удивляется тесть – Мне кажется, так всем будет лучше.

– Нет – как заведенный повторяю я.

Бл..., ну вот как ему объяснить, что теперь я хочу, чтобы Катя была моей женой.

Мужчина долго смотрит на меня, дожидаясь ответа.

– Я думаю... ей лучше побыть в той обстановке, к которой она привыкла.

– Может быть. Только где у нее эта привычная обстановка, если она ни с тобой, ни с нами не была счастлива?

Никто из нас не знает ответа на этот вопрос.

Да, она не была со мной счастлива. Но сейчас, я могу все изменить.

– У меня, хм... вопрос – тесть отворачивается в сторону. – Вы же с ней ... Хм... А ты даже её... не видел?

Я понимаю, о чем он хочет сказать. И, да! Разговаривать об этом с отцом жены как-то неудобно.

Поэтому я просто рассказываю ему о своей проблеме.

– Я в восемнадцать лет на большой скорости упал с мотоцикла. И голову повредил... Четыре дня комы. Еще четыре дня амнезии. Потом все восстановилось. Единственное, когда выпью, теряю память. Не всегда конечно. Сначала мне надо напиться до нужной кондиции, а потом происходит щелчок. И все. Память отключается. Поэтому стараюсь много не пить. Но, иногда, бывает...

Тесть смотрит на меня, и ему не надо больше ничего объяснять.

– М-да. Весело. – задумчиво говорит он.

– Угу. – отвечаю я.

И снова эта давящая на каждый нерв тишина.

Столько всего хотелось сказать, но нервное потрясение потихоньку сходит на нет. А вместе с ним и желание откровенничать.

Кажется, с тестем происходит то же самое.

И мы просто продолжаем беседу о поисках Кати. О том, что еще мы можем сделать, чтобы её найти.

И, бл...ь, не единой мысли, где бы она могла быть.

А откуда они могут быть, если не то, что я, родной отец не знает, как и с кем Катя проводила свой досуг.

Мы прощаемся с ним, почти, как родственники. С рукопожатием и обещанием сообщать друг другу новости.

Даже номерами телефонов обмениваемся.

Я чувствую небольшое облегчение от того, что хоть с кем-то поговорил.

Но, когда подъезжаю к дому, тут же возникает желание ударить по газам и проехать мимо.

У здания стоят две родительские машины.

Отец и мать даже в одной машине ездить не могут – до того ненавидят друг друга.

Причем, так было всегда. С самого моего детства я видел их каждодневные ссоры, чуть ли не переходящие в рукоприкладство.

Удивляюсь, как они вообще решились на ребенка.

Хотя... они всегда старались соответствовать.

В семье должен быть ребенок? Пожалуйста. Конечно, не сразу. Сначала надо пожить для себя.

В моде маленькие собачки? И у нас есть. И никто не догадывался, что наши собачки каждый раз были разные – они у нас не задерживались. Кто-то сдыхал, кто-то сбегал.

Я еще в детстве уяснил – ни к кому нельзя привязываться. Так легче пережить потерю....

Я захожу в дом и сразу же слышу их голоса – спокойный мужской и истеричный женский.

Отец хорошо выучил маму, и знает, что ничто так не выводит её, как его каменное спокойствие.

Этим и пользуется. Доводит её до белого каления.

– ... родительский долг, в конце-то концов – кричит мать.

– Он уже вырос, женился. И теперь сам должен решать.

– Женился? Да если бы не ты, мы бы не были посмешищем для всего города!

Я быстро захожу в гостиную.

– Привет всем – говорю я и кидаю ключи на стеклянный стол.

– Что за деревенские замашки? – тут же пытается учить меня родительница – Здравствуй, сын.

Она подходит и целует воздух около моей щеки.

Мать сегодня прямо сама любезность.

– Привет – цепляется за не понравившееся матери слово отец.

Вот так и живем.

Мать зыркает на него пылающим взглядом. Но молчит.

Правильно. Она не хочет терять союзников в борьбе против ... меня.

– Чем обязан? – я сажусь на диван.

– Все тому же... – мать опускается в кресло напротив – нужна пресс-конференция. Мы уже итак терпим убытки...

– Вот вроде бы вы решили отойти от дел и заняться своими спа-салоном и загородным клубом. А фирма – ваш свадебный подарок...

– И чтоо? – мать смотрит на свои идеальные ногти – это не значит, что мне не интересна судьба МОЕЙ фирмы... Поэтому, ты просто обязан сообщить прессе об изменах своей жены.

– Я не буду ничего говорить. Это глупо. Катя вернется и все будет хорошо.

– Ты, правда, такой наивный? Она, скорее всего, уже червей кормит.

– Хватит – рявкаю я. – Она жива. Жива!

Мать гневным взглядом поедает отца. Все потому, что тот до сих пор не вступил в разговор.

Но отец молчит. Плевать он хотел на её взгляд.

Нет, он заговорит. Оо, еще как. Но... когда решит сам.

– А если нет? – не унимается родительница – Ты же не можешь знать наверняка?

– Не могу – соглашаюсь я – но никакой пресс-конференции не будет.

– Я не пойму – наконец-то выдает отец – тебя никогда не волновала Катя. Трахая свою шлюху и оплачивая ей роскошную жизнь, ты о чувствах жены не думал. Что теперь изменилось? Ты внезапно стал джентльменом? Или, ты виновен в смерти Екатерины и теперь пытаешься замести следы?

В этом весь отец. Ищет место побольнее, чтобы ударить.

– Ни то, ни другое – я стараюсь быть спокойным – Джентльмена из меня вы не вырастили. Вряд ли я им когда-нибудь стану. А, по поводу убийства – если бы я хотел кого-нибудь убить, то Катя была бы не первой в списке возможных моих жертв.

Я исподлобья смотрю на мужчину, но тот только ухмыляется.

– Тогда тем более ничего не мешает тебе сказать о том, что твоя жена – бл..ь. Я найду столь....

– Замолчи – ору я и вскакиваю с места – моя жена – не бл... ь.!

Я направляюсь к нему с таким видом, будто действительно хочу прикончить.

Но отец, продолжая улыбаться, даже не трогается с места.

– Не пойму, чем тебя так задевают мои слова. Разве ты не понимаешь, что, в любом случае, это твоя возможность стать свободным и жениться наконец-то на своей Марине. Жаль только, что внуков нам вы никогда не подарите.

– В смысле? – я останавливаюсь, забывая возразить против его слов о разводе.

– А ты что думал, что я не узнаю, что ей в юности сделали операцию, после которой твоя Марина не может иметь детей? Да я о ней сразу все узнал, как только вы встречаться начали. Могу даже сказать, сколько у нее мужиков до тебя было. Сказать?

Он говорит это жестко, в надежде задеть меня. И, честно, меня это задевает.

Но не так, как это думает он.

Марина только недавно говорила о совместных детях.

Зачем она дурила мне голову возможной беременностью? Что она задумывала?