Текст книги "Новогодний P.S. (СИ)"
Автор книги: Юлия Монакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
Глава 2
Светлана
Рейс из Нью-Йорка прилетал ранним утром, ещё затемно.
Светлана совершенно изнервничалась от долгого ожидания – накануне не спала почти всю ночь, заставила Даниэля выехать с большим запасом времени, хотя он уверял её, что в пять утра пробок на дороге не будет совершенно точно. Однако она настояла на том, чтобы прибыть в аэропорт заранее и сейчас не знала, чем себя занять: сидела за столиком одного из кафе и пила кофе, чашку за чашкой. Хорошо хоть, сонные пассажиры, одуревшие от ночного бдения и точно так же коротающие время в кофейне, не обращали никакого внимания на актрису в этот ранний час. Поклонников и просьб о совместном селфи Светлана бы сейчас точно не вынесла…
– Расслабься, – Даниэль положил ей руку на плечо, ободряюще улыбнулся. – И с кофе, кстати, притормози, тебе нельзя столько.
– Я читала в интернете, что вред кофе для почек – это миф, – отбилась она. Брови Даниэля поползли вверх в шутливом возмущении:
– Читала в интернете? И не стыдно тебе произносить такое вслух, жена врача?
– "Вы знаете, может это и ужасно, но… не стыдно", – спародировала она Анфису из фильма "Девчата" и сделала ещё глоток. Даниэль посерьёзнел.
– Всё будет хорошо, Веточка, ну что ты дёргаешься. Это же далеко не первая ваша встреча.
– На моей территории – первая, – вздохнула Светлана и сжала виски ладонями. – А вдруг… вдруг ей здесь не понравится? Вдруг Россия её разочарует?
– Даже если и так, что с того? – муж философски пожал плечами. – Ей вовсе не обязательно любить страну, где живёт её мать. Главное – она любит тебя, она летит к тебе, а всё остальное… просто фасад. Декорации. Не надо проецировать её гипотетическое разочарование страной – на себя.
– Да, наверное, ты прав… – она снова глубоко вздохнула. – Я паникёрша, да?.. В конце концов, Наташка сама решила приехать. То есть… я действительно нужна ей в этот сложный период, понимаешь? Именно я, а не её отец… – Светлана с надеждой взглянула в глаза Даниэлю.
– Именно ты, – подтвердил он и взял её руку в свою: легонько сжал тонкие прохладные пальцы, поднёс к губам, привычно согревая своим дыханием. – Ты знаешь… если бы Давид согласился прилететь ко мне – даже с условием, что он возненавидит Россию на веки вечные… я был бы счастлив просто от того, что он рядом. Что он сам сделал этот шаг.
– Ты же знаешь, почему он не хочет сюда приезжать, – Светлана опустила ресницы. – Дело вовсе не в тебе, а во мне…
Знаменитый московский хирург Даниэль Шульман и популярная актриса Светлана Звёздная поженились, когда обоим уже исполнилось сорок. За плечами у каждого был развалившийся брак, оставивший после себя по ребёнку.
Сын Даниэля – Давид – жил с матерью в Израиле. У Светланы же была дочь Наталия, проживающая в США со своим отцом.
И Даниэль, и Светлана старались поддерживать общение с детьми, как могли, но она в этом плане больше преуспела: дочь не имела ничего против её нового замужества. И вообще ситуация выглядела куда радужнее: Наташка горячо любила Светлану и поэтому охотно приняла Даниэля. Она ласково называла его "Дэнни" на американский манер и относилась к нему с искренней симпатией.
Что касается Давида, то он воспринял второй брак отца в штыки – несмотря на то, что Даниэль и так уже много лет не жил с ними. Мальчишка категорически отказался даже просто знакомиться со Светланой, заявив, что для него новой жены отца не существует. Конечно, Даниэль продолжал сам прилетать к мальчику по мере сил и возможностей, но в их отношениях с тех пор наблюдался явственный холодок.
С годами позиция Давида не изменилась. Он стал взрослым, образованным молодым человеком, успешным адвокатом – а Светлану по-прежнему игнорировал, не желая ничего даже слышать о ней.
– Ты тут тоже ни при чём, Веточка, – Даниэль вздохнул, снял очки и потёр переносицу. Он всегда делал так в минуты волнения, которое пытался скрыть. – Будь на твоём месте кто-то ещё… Давид заочно забраковал бы любую.
– Ах, любую? – Светлана изобразила дикую ревность и швырнула в мужа скомканной бумажной салфеткой. – И много у тебя было… кандидаток?
– Ты всё равно ничего не сможешь доказать, – подмигнул Даниэль, – я избавился и от тел, и от улик.
Наконец, было объявлено о прибытии самолёта. Светлана подскочила, едва не опрокинув на стол чашку с кофе, намереваясь немедленно бежать и встречать Наташку, но Даниэль мягким движением удержал её:
– Не спеши. Ей ещё паспортный контроль нужно будет пройти, получить багаж… Мы успеем.
Наташка сразу же выхватила взглядом их лица среди встречающих, обрадовалась, моментально расцветая широкой, очень “американской” улыбкой, кинулась навстречу и защебетала:
– Hi, mom! Hi, Danny! How are you?*
– Ты-то как, моя родная? – обнимая и целуя дочь, чуть не плача от нахлынувших эмоций, спрашивала Светлана. – Как долетела? Устала?..
Наташка прекрасно понимала русский язык на слух, несмотря на то, что прожила в Америке всю свою сознательную жизнь. Просто говорила на нём она не очень умело, стеснялась. Зато у неё был большой пассивный словарный запас – она с удовольствием смотрела фильмы на русском языке без перевода. Светлана, в свою очередь, владела английским довольно посредственно, на самом базовом, разговорном уровне, поэтому общение матери и дочери обычно строилось так: Светлана говорила по-русски, Наташка отвечала ей по-английски, а верный Даниэль переводил в случае заминок или недопониманий. Впрочем, во время своих недолгих российских каникул Наташка планировала основательно поднатореть в устной речи. В конце концов, она ведь была русской про крови, оба её родителя родились и выросли в Советском Союзе…
Она долго не решалась на визит в Россию, запуганная то ли многочисленными мифами о стране, муссирующимися в американских СМИ, то ли дальним расстоянием. К тому же, Светлана сама прилетала к ней при первой же возможности, и до поры до времени дочь это абсолютно устраивало. В начале зимы Наташка всё-таки подала документы на оформление российской визы, повинуясь какому-то смутному интуитивному порыву, даже не будучи уверенной в том, что сможет использовать эту визу по назначению.
Наверное, планы на поездку в Россию так и остались бы нереализованными, если бы не внезапно разыгравшаяся личная драма. Бойфренд, с которым Наташка встречалась несколько лет, бросил её прямо перед самым Рождеством. Вот так по-свински испортил любимый праздник, да ещё и банально, словно в дешёвом любовном романе: начал встречаться с её лучшей подругой.
В Сочельник, когда вся страна веселилась в компании родных и любимых, бедняга Наташка осталась и без парня, и без подруги. Прорыдав всю ночь под звуки рождественских гимнов – за романтично накрытым столом, над остывающей индюшкой под соусом карри и собственноручно испечённым имбирным печеньем, – Наташка выдула в одиночку бутылку вина, а затем открыла интернет и, отбросив последние сомнения, немедленно забронировала авиабилет в Москву, к маме… Ну не с отцом же делиться своими душевными “девочковыми” терзаниями.
Обе – и мать, и дочь – искренне верили в то, что эта поездка отвлечёт и развлечёт Наташку. Обе отчаянно трусили и так же отчаянно ждали этой встречи в Москве…
___________________________
* Привет, мам! Привет, Дэнни! Как вы?
В машине Наташка болтала без умолку – очевидно, от волнения, помноженного на усталость. Всё-таки, долгий межконтинентальный перелёт давал о себе знать, и она никак не могла справиться с нервным возбуждением. Наташка издавала восхищённые возгласы, вертела головой, комментировала всё, что видит за окном, одновременно задавая миллион интересующих её вопросов.
Больше всего её поразило количество наряженных ёлок – в Америке многие уже повыбрасывали свои отслужившие Christmas trees.* Здесь же, в России, всё только дышало предвкушением праздника – а главное веселье было ещё впереди.
– У вас дома тоже ёлка? – спросила Наташка по-английски.
– А как же. Дожидается новогодней ночи. И ёлка есть, и подарки будут. Разожжём камин, будем пить глинтвейн… или какао с зефирками, всё как полагается, – отозвался Даниэль.
– Супер! – воскликнула она. – Прямо как в детстве… Кстати, папа тоже любит Новый год больше, чем Рождество. За столько лет в Америке так и не смог привыкнуть. Тридцать первого декабря у нас на столе всегда есть “русский салат” и эта, как её… “шуба”, да? А ещё… как же оно называется… “хо-ло-детс”, точно! – старательно выговаривая названия блюд русской кухни, вспомнила она.
– Тебе нравится? – спросила Светлана. Дочь забавно наморщила нос.
– Русский салат ещё ничего. Ну, тот, в который кладётся зелёный горошек, картофель, яйцо, огурцы и мясо, хотя я предпочла бы заменить мясо тунцом. А вот шуба… нет, я не понимаю, что вкусного в смеси вонючей солёной рыбы и варёной свёклы, намазанной жирным соусом. И холодец… прости, мам, но он похож на корм для котов – куски мяса в желе, жуть какая-то! А если тронуть его вилкой, он так отвратительно двигается и трясётся… брр!
– Окрошку, наверное, ты тоже не уважаешь? – поинтересовался Даниэль с улыбкой. – Пробовала когда-нибудь?
– О да, это очень странное блюдо – заливать варёные овощи напитком из хлеба…
– А вообще ты что-нибудь любишь из русской кухни? Чем нам тебя угощать все эти дни? – с притворной озабоченностью спросил Даниэль.
– Люблю блинчики, – добросовестно принялась вспоминать Наташка. – Только для меня это всё-таки десерт. Обожаю есть их с джемом, шоколадной пастой или сиропом… А папа заворачивает в них рыбу, мясо и икру, – её даже передёрнуло. – Хорошо отношусь к пельменям, они похожи на равиоли, только очень большие.
– Да не переживай ты, – вмешалась Светлана. – Уж голодной точно не останешься. В Москве полно итальянских, китайских, индийских и других ресторанов с доставкой на дом… найдём, чем тебя кормить.
Она была так счастлива от того, что видит Наташку рядом с собой, может коснуться её, когда вздумается, в любой момент обнять, прижать к себе, поцеловать… Светлана любовалась дочерью, которая беззаботно болтала с Даниэлем, и не могла насмотреться на её золотистые локоны, совсем как у неё самой в детстве, на нежное личико, ясные голубые глаза, открытую белозубую улыбку… “Девочка. Моя девочка…” – думала она, и внутри у неё всё пело от счастья.
___________________________
*Christmas tree – буквально “рожденственское дерево” (англ.), ель, украшенная на Рождество.
Наконец, они приехали домой.
– О, я знаю, у русских принято разуваться при входе! – воскликнула Наташка, пытаясь стащить с ног сапожки, но Светлана остановила её:
– Не стоит, на первом этаже мы спокойно ходим прямо в обуви. Вот наверху, если захочешь, можешь разуться… а впрочем, делай, как удобно. Я покажу тебе твою комнату.
Она отвела дочь наверх, распахнула дверь и сделала приглашающий жест.
– Входи. Это твоя спальня. Тебе нравится?
– Очень здорово, мам! – искренне отозвалась Наташка. – У вас такой большой и красивый дом… Вы с Дэнни молодцы! Ты мне всё-всё покажешь тут… но попозже, хорошо? Сейчас я немного устала и хочу принять душ.
Светлана подошла к окну и задёрнула плотные тяжёлые шторы.
– Скоро начнёт светать, – пояснила она свои действия, – а тебе, наверное, захочется вздремнуть хоть немного. Можешь отдохнуть. Или ты проголодалась? Хочешь перекусить?
– Нет, спасибо, – отчаянно зевая, отозвалась Наташка. – На самом деле, у меня реально глаза слипаются. Странное ощущение: я вылетела из Нью-Йорка в понедельник, в обед… а оказалась в Москве утром вторника. Куда-то выпала и запропастилась целая ночь. У себя в это время я как раз собираюсь ложиться спать…
– Поспи, ну разумеется, поспи, – кивнула Светлана. – К смене часовых поясов не так-то быстро приспособиться.
– А ты не обидишься? – смущённо спросила Наташка. – Тебе, наверное, хотелось бы поболтать, и вообще… я не так уж надолго приехала.
– Ну конечно, не обижусь! – воскликнула Светлана. – Мы обязательно поболтаем с тобой… обо всём. Чуть позже.
Когда Наташка уже приняла душ и лежала в своей постели, мать принесла ей бутерброды и графин с соком – на всякий случай. Деликатно постучала в дверь и вошла, услышав приглашение. Оставила поднос на прикроватной тумбочке, а потом робко спросила, прекрасно понимая, что бесцеремонно вторгается сейчас в столь почитаемое американцами “личное пространство”:
– Не помешаю? Хочу немного посидеть с тобой. Я не буду беспокоить тебя разговорами, спи спокойно, не обращай на меня внимания. Просто… – она беспомощно улыбнулась, – хочется побыть рядом. Я всё ещё не верю, что ты ко мне приехала, мне нужно осознать и принять эту мысль, привыкнуть к ней…
– Ложись, – Наташка запросто похлопала рукой рядом с собой. – Места всем хватит.
Светлана прилегла на кровать, и дочь по-детски подалась к ней, обхватила своими тонкими руками, уткнулась носом в материнскую шею.
– Как же я рада, что всё-таки приехала, мам, – прошептала она. – Мне, честно, всегда этого ужасно не хватало… Вот когда ты и я – просто вдвоём. Вместе…
Светлана знала, что дочь никогда не была особо близка с мачехой, несмотря на то, что жила с ней с самого младенчества. К горлу подкатил комок.
– Мне тоже этого не хватало, милая, – отозвалась она, тихонько гладя её по пахнущим шампунем волосам и едва удерживаясь, чтобы не стиснуть, не задушить в объятиях. – Мне тоже… Ты прости меня за то, что не могла тебе дать всего этого раньше… Я так перед тобой виновата.
Наташка отстранилась, чтобы взглянуть ей в лицо.
– Виновата?! Ну, перестань! В том, что мы с тобой не жили вместе, нет твоей вины, и мне это прекрасно известно. Я умею анализировать ситуацию…
– Всё равно, – Светлана сжала её ладонь. – Постоянно думаю о том, что должна была сделать что-то для того, чтобы отвоевать тебя. Не отпустить… Мне же… мне же даже попрощаться с тобой не дали, когда увезли.
– Время такое было, – Наташка философски пожала плечами. – Страна разваливалась, удирали все, кто мог… Куда тебе было тягаться против связей и денег отца с мачехой. Нет, ну серьёзно, мам. Я никогда не считала тебя виноватой, честное слово… Я очень сильно тебя люблю.
Когда через час, разыскивая по всему дому куда-то запропастившуюся жену, Даниэль осторожно постучал и заглянул в комнату Наташки, то обнаружил обеих на кровати – погружённых в сладкий безмятежный сон.
Галинка
Вновь повернувшись к зеркалу и приложив к себе платье, словно прикидывая, подходит оно для церемонии или нет, Галинка окинула своё отражение критическим взглядом и нерешительно спросила:
– Саша, а мне… действительно так уж необходимо туда идти?
Муж нахмурился.
– В каком смысле?
– Да в прямом, – чуть нервно отозвалась она. Где-то в горле закипало уже знакомое раздражение, смешанное со слезами. – Насколько важно моё присутствие рядом с тобой?
Белецкий растерянно улыбнулся.
– Галюша, ну а как ты сама думаешь? Это одна из важнейших театральных премий, наравне с "Хрустальной Турандот", просто решение выносят не члены жюри, а сами зрители.
Всё это, разумеется, Галинка знала и понимала. Голосование независимой премии зрительских симпатий "Московский театрал" продолжалось в течение всего сезона. Сначала публика номинировала понравившиеся премьерные работы на сайте премии, и на основании результатов голосования формировался лонг-лист. Затем – с сентября по декабрь – шло голосование в шорт-листе, и, наконец, в конце декабря, незадолго до Нового года, на торжественной церемонии оглашались имена лауреатов.
В этом театральном сезоне Белецкий претендовал на лучшую мужскую роль за участие в спектакле "Леди Макбет Мценского уезда", а сам спектакль имел все шансы победить в номинации "Большая форма". Само собой, Галинка не могла не отдавать себе отчёта в том, как много эта премия значит для мужа. И всё же… малодушная, трусливая мысль – отправить его одного, а самой отсидеться дома – так и скреблась в её голове.
Она немного одичала в своём декрете и не могла этого не признавать – слава богу, дурой Галинка не была никогда. Она просто отвыкла выходить в свет и развлекаться. Все эти богемные приёмы сделались ей чужды и неинтересны, даже пугали. Собственно, она никогда и не слыла заядлой тусовщицей, хотя тоже являлась представительницей довольно публичной профессии: Галинка была певицей.
Полгода назад они с мужем стали родителями очаровательной малышки Алины. Оба не чаяли в ней души, оба щедро дарили ей нежность и обожание, но… каждое утро Белецкий уезжал в театр и до позднего вечера жил своей собственной, не связанной с женой и дочерью, жизнью: репетиции, спектакли, овации, в которых купала его благодарная публика… Плюс очень часто, помимо игры на сцене, артист был занят в кино – и порою ему приходилось уезжать на съёмки в другой город, даже в другую страну.
Галинка знала, что он безумно любит их с дочкой. Но… не мог же он, в самом деле, наплевать на карьеру и усесться со своими любимыми девочками дома. Тем более, он, как умел, старался облегчить жене быт: уборкой и готовкой занималась приходящая домработница, Белецкий предлагал даже взять для Алины няню, но от этого Галинка категорически отказалась: её пугало, что с дочерью будет проводить время какая-то посторонняя, чужая тётка. Она даже в присутствии домработницы чувствовала себя не слишком комфортно.
Уже был случай, когда женщина, устроившаяся в их дом, оказалась засланным казачком и втихаря сливала в СМИ информацию о личной жизни звёздной пары. К счастью, ничего серьёзного: что едят, какие фильмы смотрят, о чём разговаривают. Её удалось довольно быстро застукать с поличным в момент тайной видеосъёмки. Белецкий тогда страшно взбесился, мобильный телефон, разумеется, у домработницы отобрал и весь уже отснятый материал (фото, видео, аудиозаписи) уничтожил. Эта тётка потом жаловалась в ток-шоу и жёлтых изданиях, что известный артист – всё-таки ужасный психопат. Удивительно, но только один журналист додумался задать ей резонный вопрос: а не считает ли она, что сама поступала крайне неэтично, даже противозаконно? На что бывшая домработница выкатила в изумлении глаза и чистосердечно ответила, что не причинила супругам никакого вреда, наоборот, ещё и по хозяйству помогала, ну а то, что пошпионила немножко – так это мелочи, никто же не пострадал.
Чего уж говорить о няне! Как можно подпустить к дочери совершенно незнакомого человека… Кто знает, не захочет ли она тут же выложить фотографии младенца, которого родители тщательно оберегали от внимания прессы, в свой инстаграм?
Подобный жгучий интерес к семье Белецкого у журналистов и папарацци был вызван тем, что сам артист прослыл неисправимым интровертом, не давал интервью на личные темы, только на профессиональные, и тщательно оберегал свою частную жизнь, не пуская туда посторонних. У него даже не было аккаунтов в соцсетях – ни единого!
Раз он так упорно и тщательно скрывается – значит, есть, что скрывать, уверовали многие. Жёлтые издания готовы были заплатить немалую сумму тому, кто рассказал бы о скелетах в шкафу этого звёздного семейства…
Для Белецкого женитьба на Галинке стала своеобразной лебединой песней – после двух предыдущих, не слишком-то удачных, браков он буквально боготворил молодую жену и не мог отказать ей ни в чём. А она… она тоже очень сильно его любила. И всё-таки с некоторых пор всё чаще стала ему кое в чём отказывать.
Да-да, отказывала в сексе: ссылаясь на усталость, головую боль или недосып.
– Я себя чувствую прямо мужем из анекдотов, для которого у жены всегда “болит голова”, – невесело пошутил однажды он. – Что вообще происходит? Я причиняю тебе боль? Вызываю отвращение? Тебе плохо со мной в постели?
– Хорошо. Всё хорошо, – твердила Галинка, как заведённая. – Я просто устала.
– Просто устала, – повторил он обманчиво ровным голосом, скрывая внутреннее напряжение. – Если ты устаёшь, не высыпаешься, то может, всё-таки стоит нанять няню? И не просто приходящую на несколько часов, а на полный день и даже на ночь, с проживанием.
– Но я справляюсь… – запротестовала было Галинка.
– Справляешься? – рявкнул он в сердцах. Алина, играющая в манеже со своими игрушками, вздрогнула от неожиданности, выпятила нижнюю губёшку и испуганно заплакала. Галинка тут же подхватила её на руки, что-то заворковала, успокаивая и утешая…
– Я вижу, ага, как ты офигенно справляешься, – сбавив тон, с досадой произнёс он. – К чему эти ненужные жертвы, когда ты буквально валишься с ног?! Мне, чёрт возьми, нужна весёлая и счастливая жена, а не самоотверженная мать Тереза. К тому же, я хочу иногда заниматься с ней любовью, вот удивительно, правда? Я, представь себе, не железный!
И, чтобы в запале не наговорить лишнего – о чём впоследствии он мог бы сильно пожалеть – Белецкий быстро вышел из детской.
Галинка заревела, уткнувшись лицом в сладко пахнущие волосики дочери. Она чувствовала себя виноватой и… бесконечно несчастной.
На самом деле, проблема была не в муже – во всяком случае, не в том, что он сделался ей противен или причинял боль. Белецкий по-прежнему оставался одним из самых красивых мужчин российского кинематографа. А вот сама Галинка дико комплексовала…
Ей казалось, что после родов она стала выглядеть просто ужасно. Жирная корова, иначе и не скажешь! Она всегда была стройной, подтянутой, с хорошей спортивной фигурой: длинные сильные ноги, тонкая талия, безупречный плоский живот… Всё своё детство и юность Галинка провела, плескаясь в волнах Чёрного моря. Многолетние занятия плаванием сделали её кожу идеально гладкой, а тело упругим. А теперь… задница – как дирижабль, увеличившаяся минимум на пару размеров грудь, округлившиеся щёки… Она ненавидела своё отражение в зеркале, но особенно ненавидела себя – раздетую. Живот больше не был впалым, а тело – шелковисто-гладким, и хотя обошлось почти без растяжек, всё равно лишний вес и некоторую общую физическую запущенность нельзя было скрыть. Галинка теперь постоянно должна была носить утягивающее бельё, особенно для выхода в люди.
Именно поэтому её так и пугали все эти светские мероприятия, богемные тусовки, где каждая мало-мальски известная персона оказывалась под прицелом многочисленных камер. Галинка не обольщалась на свой счёт, понимая, что прежде всего интересует папарацци как супруга знаменитого актёра, и с содроганием представляла кричащие заголовки жёлтых изданий: “Шокирующие фото! Жена известного артиста безобразно потеряла форму после родов!” или “Жена Белецкого ДО и ПОСЛЕ: почувствуйте разницу!”
Секс, конечно, случался – примерно раз в две недели. В основном в темноте, второпях, под одеялом и молча, пока дочка спит. Детская кроватка стояла в их спальне, Алину ещё рановато было отселять в отдельную комнату, поэтому Галинка, как ни пыталась, не могла окончательно расслабиться. Она ловила себя на том, что выдумывает, как бы поизящнее лечь и какую позу принять, чтобы муж не заметил и не нащупал складок на животе… Когда он прикасался к её груди, оттуда могло выделиться немного молока, и это тоже смущало Галинку и казалось неловким. Какая уж тут страсть!.. Только гнетущее чувство вины за то, что она стала таким вот классическим бревном в постели.
До этого Белецкий заводил её одним прикосновением, даже просто взглядом – умел посмотреть так, что её обдавало жаром с головы до ног. Теперь же мужу приходилось немало потрудиться, чтобы она могла получить хотя бы чисто механическую, бледную разрядку.
Галинка стала избегать даже случайных бытовых касаний, которые могли бы невольно спровоцировать его желание. Раньше она обожала обниматься с мужем, трогать его даже мимолётно, как бы невзначай задевать, когда они оказывались рядом… теперь же она старалась держаться от Белецкого подальше, чтобы он, не дай бог, внеурочно не захотел секса.
Она понимала, что проблема, прежде всего, в её голове, но ничего не могла с собой поделать. На форумах и в пабликах Галинка начиталась, что такое бывает в первые месяцы материнства – сниженное либидо на почве недосыпа, усталости и кормления грудью. “Какой секс, девочки, я вас умоляю, – откровенно делились своим печальным опытом с товарками молодые мамы. – Честное слово, если муж заведёт любовницу – я буду только рада. Пусть потрахивает её втихомолку, лишь бы меня не трогал, на фиг…”
Нет, нет, у Галинки не было никакого снижения либидо, она знала это совершенно точно! Она хотела своего мужа и любила его, и вовсе не желала, чтобы он заводил любовницу. И всё-таки… всё-таки она не могла переступить через свои свежеприобретённые комплексы. Стоило Белецкому обнять её, а его рукам – скользнуть по её талии или бёдрам, как она зажималась, чувствуя себя жалкой уродиной.
Признаться ему в истинной причине своей холодности она не могла, было стыдно. А с кем ей ещё поделиться? С мамой Галинка не привыкла говорить о таких интимных вещах, между ними это было не принято. С подругами?.. С собеседницами на форуме?.. А может, просто банально взяться за себя? Поделать дома какие-нибудь физические упражнения, записаться на фитнес или в бассейн… А может, вообще – к психотерапевту?.. В любом случае, нужно было что-то делать, пока не стало слишком поздно.
Он вернулся в детскую через пять минут. Присел рядом, виновато прижался губами к Галинкиным ладоням – к каждой поочерёдно, обнял жену и дочку, поцеловал их обеих…
– Простите, девочки мои, – прошептал он в искреннем раскаянии. – Я напугал вас, да?
Он бережно вытер с лица жены оставшиеся слёзы.
– Я дурак. Эгоист. На самом деле, я понимаю, как тебе сейчас нелегко. Извини, просто сорвался.
– Всё нормально… – отозвалась Галинка, прислонившись головой к его плечу и закрывая глаза. Ничего не нормально, она врёт самой себе и ему, но… она благодарна ему за то, что он всё это терпит.
Пока ещё терпит…
Ася
Утро выдалось крайне недобрым.
Когда Ася выползла на кухню, морщась от адской головной боли, Дима окинул её красноречивым взглядом и понимающе присвистнул.
– Да… – протянул он будто бы сочувствующим тоном. – Головка бо-бо, Асенька? Ручки дрожат? Чего тебе дать, рассольчику? А может, активированного угля или аспиринчика?
– Не ори, – простонала она, жмурясь от яркого света. – Дай мне спокойно умереть…
– Умеете вы развлекаться, девчонки, даже завидно, – усмехнулся Дима. – Хотя… Илона ещё нормальная была по сравнению с тобой: видимо, в полный отрыв ей не позволяли уйти материнский инстинкт и чувство ответственности! – он не выдержал и рассмеялся, и его смех отозвался у Аси в черепной коробке болезненным эхом.
Да, отметили приезд Илоны они вчера весьма ударно. И ведь начиналось всё весьма невинно: вкусный ужин, немного вина, тёплый общий разговор… Затем дети – сначала Сонечка, а чуть позже Никита – были отправлены спать, а после и Дима деликатно самоустранился, чтобы дать подругам возможность спокойно пообщаться и посекретничать о своём, о женском. Разговор делался всё задушевнее, вслед за первой бутылкой пошла вторая, затем они принялись варить глинтвейн… А дальше Ася помнила смутно. Когда и во сколько они легли спать – тоже.
– Господи, ещё и на работу ехать… – невыносимо страдая, прошептала она, осторожно, стараясь не делать резких движений, присаживаясь к столу. – Хорошо хоть, сегодня последний день, а потом нас всех отпускают отдыхать с миром… Чёрт, чуть не забыла! Я же должна вечером идти на театральную премию, – вспомнила Ася с досадой и покосилась на мужа. – Ты ведь поедешь со мной, правда? У меня пригласительный на два лица.
– Ой, нет, – Дима замотал головой, – пожалуйста, избавь меня от подобного счастья. Ты в курсе, какого я мнения о ваших великосветских тусовках.
Дима ненавидел всю эту “богему” – творческую элиту, среди которой по роду своей профессиональной деятельности вечно вращалась Ася. Она работала в пресс-центре крупнейшей российской кинокомпании и была на короткой ноге со многими звёздами экрана. К тому же, Ася писала статьи для глянцевых журналов и интернет-порталов, а также вела свой популярный блог в сети.
Музыканты, артисты, художники, фотографы, скульпторы, писатели и журналисты – вот кто входил в круг Асиного общения. Те, кого её муж Дима глубоко презирал в душе за позёрство. Люди, которые не могли сказать и слова в простоте, перманентно страдали от всевозможных творческих кризисов, метаний, терзаний и колебаний, были в вечном поиске себя и смысла жизни… Как уверяла Ася, это свойственно лишь людям с тонкой душевной организацией, но Дима полагал, что это просто банальное привлечение внимания. Ах, я бездарь! Разубеждайте меня немедленно! Ах, я в депрессии, моя муза меня покинула. Ах, работа над образом отняла у меня несколько лет жизни… Диме все эти разговоры казались пустыми, надуманными и фальшивыми, зато Ася обожала подобные компании и чувствовала себя там, как рыба в воде. Дима же на фоне всех её творческих товарищей ощущал себя просто Иванушкой-дурачком.
– Как же так, – растерялась Ася. – Предлагаешь мне идти туда одной? Это даже неприлично…
– Возьми вон Илону с собой. Только на напивайтесь там снова в зюзю, – пошутил Дима.
– Ну, в зюзю-то при всём желании не получится, это же не банкет, а солидная и престижная театральная премия. Для интеллигентой публики! – подчеркнула Ася.
– А какое отношение ваша кинокомпания имеет к театру?
– Ну, как же… многие наши ведущие актёры параллельно со съёмками в фильмах постоянно заняты игрой на сцене. Некоторые из них сегодня номинированы.
– Ясно. Ну, тогда бери Илону, в самом деле. Она как раз женщина интеллигентная, по ней видно… ей такое должно понравиться.
– А Сонечка? Не может же Илонка тащить с собой на церемонию годовалую малышку.
– А мы с Никитосом на что? – Дима философски пожал плечами. – Неужто не справимся с одним-единственным ребёнком?
– Ну, не знаю… – с сомнением протянула Ася. – В любом случае, я спрошу у Илоны, как она на это смотрит. Позвоню ей позже, с работы, когда она проснётся.
– Хорошо. А теперь давай завтракать. Что ты хочешь? Яйца, гренки, хлопья?
Её невольно передёрнуло.
– Ой, замолчи!.. Не могу ничего есть, тошнит. Даже слышать про еду не хочется. Я только кофе выпью, а завтракать не буду.
– Надо, Ася, надо, – вздохнул Дима, пряча в глазах усмешку, и шмякнул ей на тарелку щедрую порцию шкворчащей яичницы прямо со сковороды. – Хочешь, подкину тебя до работы? Ты, по-моему, не в состоянии сама вести машину. Да и если вдруг остановят… сегодня тебе в трубочку явно лучше не дышать.
– Я и сама подумывала о том, чтобы такси вызвать. Но если тебе не трудно… – с благодарностью откликнулась Ася, а затем, смрщив нос, с отвращением принялась ковыряться вилкой в яичнице, делая вид, что ест.