Текст книги "Пойманные в city"
Автор книги: Юлия Монакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
– Да, Люсь, – откликнулся он сонным голосом.
– Я тебя разбудила? – виновато догадалась она. – Прости…
– Да ничего страшного, я еще толком не успел заснуть. Решил немного отдохнуть перед ночным концертом, а то сил нет совершенно… Ты где, на работе?
– Нет, я уже освободилась… Гуляю.
– Ммм… Хочешь, я к тебе подъеду? Где ты сейчас? Погуляли бы вместе.
– Ты же спишь.
– Ну, я уже все равно проснулся…
– Дим, – решилась наконец Люська. – Нам нужно поговорить. Только не при всех, не на людях, понимаешь?
– Что-то случилось? – с тревогой спросил он. – Можем поговорить у меня, я заеду за тобой… Ты в порядке?
– Я лучше сама к тебе сейчас приеду, так быстрее, – сказала она. – Все в порядке… почти. Я объясню. Ты будешь дома?
– Ну конечно. Жду…
Люська добралась до Новопесчаной улицы за полчаса. Охранник в подъезде кивнул ей из своей стеклянной будочки, как старой знакомой. Она миновала дверь студии «Айдолз Мэйкер» на первом этаже и торопливо, не дожидаясь лифта, поднялась вверх по лестнице, к Диминой квартире.
Дима открыл ей дверь взъерошенный, в домашнем махровом халате – видно, успел еще немножко подремать перед ее приходом. «Бедненький, как же он все-таки устает…» – подумала Люська с внезапным приливом жалости к нему.
– Извини, – пробормотала она в раскаянии, – я тебе отдохнуть не дала…
– Да перестань, – он обнял ее, – мне приятно тебя видеть в любое время, ты же знаешь.
Он был такой теплый и трогательный спросонья, что Люська рассмеялась, забыв на минуту обо всем, что ее беспокоило.
– Ну что, приготовить тебе яичницу с помидорами, детка? – спросила она. – А то ты, небось, с утра не жрамши…
– Успеешь, – он взял ее за руку и с тревогой заглянул в глаза. – Что у тебя стряслось-то? Я же волнуюсь, у тебя по телефону такой голос странный был…
Люська вздохнула.
– Что стряслось? Если бы я еще могла это толком объяснить…
Дима мягко потянул ее за собой в комнату и усадил на диван.
– Ну, а теперь выкладывай. Как можешь. Но от начала до конца.
Люська пожала плечами.
– Я в себе запуталась, вот тебе и начало, и конец.
– В каком смысле? – Дима удивленно посмотрел на нее.
– Не знаю… Понимаешь, такое зыбкое ощущение непостоянства… Когда ни в чем не можешь быть уверенной. Это так трудно, когда нет уверенности в завтрашнем дне. Хочется какой-то стабильности, определенности, нормальной работы, нормальной дружбы, нормального жилья, нормальной любви… – Люська понимала, что, наверное, уже достала его своими непонятными претензиями, но ее несло.
– Любви? – Дима как-то болезненно поморщился. Люська поняла, что, пожалуй, сморозила глупость. Нет, конечно, они с Димой вроде бы «девушка и парень». Однако о любви в их странном тандеме даже речи не шло. То, что было между ними, сложно было назвать отношениями. Они считались «как бы парой», а на самом-то деле…
– Кто мы с тобой друг для друга? – выразила она вслух свою мысль.
– Я… я не понимаю, – отозвался он.
– Влюбленные? Друзья? Брат с сестрой? Если уж ты не понимаешь, то я и подавно. Дим, я так устала, – жалобно сказала она. – Честное слово, мне, наверное, пора в психушку. Ничего не радует, такая тоска кругом…
Он молчал, серьезно глядя на нее своими темными глазами, но… она видела перед собой те, другие глаза – зеленые, которые были перед ней всего каких-то пару часов назад. Да черт возьми, сколько это наваждение может продолжаться?! Неожиданно для самой себя она разрыдалась – так, как всегда плакала в последнее время, истерично, взахлеб…
– Не знаю, что насчет усталости, а вот нервы у тебя действительно ни к черту, – растерянно сказал Дима и крепко прижал ее голову к своей груди.
– Ну, тихо-тихо, прекрати, что это ты вдруг раскисла? Господи, я и забыл, что ты великая нюня. Люсь, перестань плакать, я тебя прошу, а то я сейчас тоже заплачу… – он обнимал ее и тщетно пытался успокоить.
– Не могу так больше, – выдохнула Люська сквозь душившие ее слезы. – Я себя ненавижу… Я вся превратилась в сплошной ходячий комплекс, я уже не верю, что кто-нибудь сможет меня полюбить по-настоящему и что я тоже смогу кого-то полюбить… Я – никто, я никому не нужна, понимаешь? Ни-ко-му…
– Мне нужна, – отозвался Дима, не выпуская ее из объятий. – Люсь, ты мне очень-очень нужна.
– Зачем? – она взглянула ему в глаза. По ее щекам все еще катились слезы. – Для чего? Как я могу быть нужна такому… такому, как ты? Что у нас общего?
– Дурища ты… – вздохнул он. – При чем тут «общего»? Я тебя люблю, понимаешь? Просто – люблю. По-настоящему и давно. Так понятней?
– Ты – любишь – меня?! – у нее перехватило дыхание.
– Да, люблю, – повторил он мрачно. – Почему такая странная реакция? Ты думаешь, что я совсем уж чурбан бесчувственный? Или ты считаешь, что в тебя невозможно влюбиться?
– Знаешь, мне кажется, что действительно – невозможно, – вспомнив разговоры с Жанкой, призналась она. Та неоднократно высказывала свои сомнения относительно Димы и Люськи. Господи, сколько комплексов она нажила за время совместного существования с этой так называемой «подругой»! И ведь терпела же, терпела… Зачем, спрашивается, во имя чего? Чтобы сейчас, когда замечательный, так нравящийся ей парень признался в любви, она заподозрила его в обмане?! Ей очень хотелось довериться ему, но в то же время она дико боялась верить.
– Думаешь, вру? – Дима словно прочитал ее мысли. – Что мне нужно сделать для того, чтобы тебя переубедить? – спросил он без улыбки. – Повторить еще сто раз? Люблю, люблю, люблю, люблю!
– Это ведь не просто слова, для меня это слишком серьезно… – пробормотала она в замешательстве.
– Да черт возьми, – он сбросил ее руки со своих плеч и в раздражении вскочил с дивана. – Я знаю, что для тебя это серьезно! Для меня это тоже серьезно, представь себе! Именно поэтому я и не говорил тебе этих слов… так долго. Но я, знаешь ли, тоже не железный! Ты не думала, что и у меня могут быть чувства? Что и мне может быть больно, а не только тебе?
Люська затихла. Дима, быстро ходивший взад-вперед по комнате, вдруг остановился, пристально взглянул на нее и опустился на пол рядом с диваном, обхватив ее колени.
– Ты не представляешь, как долго я готовился к этому разговору, – сказал он. – Я песню для тебя написал… Я и сам не думал, что это выйдет вот так, спонтанно… глупо, наверное.
– Нет, нет, нет, не глупо! – она замотала головой. – Именно так, как нужно! Дим, ты не представляешь, насколько ты сейчас все это вовремя сделал, как мне это было необходимо! Как здорово, что ты мне это сказал! – слезы снова потекли по ее лицу, но это были уже другие слезы, светлые и приносящие облегчение. Дима осторожно прикоснулся губами к ее соленым щекам.
– Ну вот, опять плачешь. И за что мне досталась такая ревушка-коровушка?
Она обняла его крепко-крепко, почувствовав впервые за много дней, как в душе воцаряется спокойствие и тихое счастье. Неужели ей наконец-то повезло?.. Дима поцеловал ее в губы – уже по-иному, очень страстно и чувственно, он никогда раньше ее так не целовал.
– У нас теперь все будет… по-настоящему? – прошептала она. Он улыбнулся ей.
– Люсь, когда ты уже научишься называть вещи своими именами? Скажи прямо, что ты имеешь в виду, иначе я так и буду теряться в догадках – действительно ли оно тебе надо.
Люська решительно тряхнула головой. И в самом деле, чего ходить вокруг да около…
– Хорошо, ставлю вопрос по-другому: Дима, мы с тобой будем заниматься любовью?
Договаривая последние слова, она все-таки покраснела, но взгляда не отвела. Дима просиял.
– Ура, свершилось! Люсь, а теперь ответь мне так же откровенно – ты сама хочешь этого или просто идешь у меня на поводу?
Она снова прямо взглянула ему в глаза.
– Дим… если честно… то очень хочу.
– Я тебя обожаю! – он снова порывисто притянул ее к себе и уже привычно нашел губами ее губы. Она доверчиво прижалась к нему, и руки ее поначалу робко, а затем все более уверенно исследовали его спину, плечи, грудь… От него восхитительно пахло, и у нее слегка кружилась голова. Хотелось только одного – не разжимать объятий никогда, чтобы чувствовать на своей коже его горячее дыхание и слышать биение его сердца.
…В полудреме сквозь ресницы она наблюдала, как Дима ходит по спальне, одеваясь и стараясь производить как можно меньше шума при этом. Уже стемнело, и он зажег ночную лампу. Свет был ненавязчивым и мягким. Не хотелось шевелиться, во всем теле была приятная расслабленность и легкость. Напряжение, не отпускавшее ее столько долгих месяцев, наконец схлынуло – она ощущала полное умиротворение и тихую радость. Дима присел на кровать и осторожно погладил Люську по волосам, думая, что она спит. Она широко открыла глаза, показывая, что он заблуждается.
– Хотел написать записку, но, раз уж ты все равно проснулась… Мне пора ехать на концерт, – сообщил он. – А ты отдыхай, не волнуйся ни о чем. Я тебя закрою снаружи, не вставай. Вернусь через несколько часов.
Она рывком села на постели, натянув одеяло до подбородка.
– А может, я домой поеду?
– Вот еще, глупости, – отозвался Дима. – На ночь глядя? Нет уж, дорогая, останешься сегодня у меня.
В его голосе по отношению к ней появились новые нотки – хозяйские, но Люське это было даже приятно.
– Если проголодаешься, найдешь все в холодильнике. В крайнем случае, звони. Постараюсь не задерживаться… Не скучай тут, хорошо? Можешь посмотреть фильм какой-нибудь, книжку почитать, – он наклонился, чтобы поцеловать ее. – Или хочешь со мной поехать?
– Нет уж, спасибо, – отказалась она. – Мне сейчас не до светских вечеринок.
– Ну, тогда жди меня, – он взглянул на нее такими сияющими глазами, с такой неприкрытой нежностью, что у нее перехватило дыхание. – Будь умницей. Можешь постирать мои носки с трусами, они замочены в тазу в ванной… Шутка! – он весело расхохотался. Она показала ему язык.
– Я люблю тебя, – выдохнул он. Она отозвалась:
– Я тебя тоже…
Это было правдой. Теперь она понимала, что полюбила Диму довольно давно, просто старое чувство к Андрею мешало осознать это. Она цеплялась за свою прежнюю душевную привязанность, уже изжившую себя, но ей казалось, что та любовь все еще жива, потому что сердце болело. Однако это были всего лишь фантомные боли – ведь, когда у человека ампутируют руку или ногу, он все равно ощущает боль в этой уже не существующей части тела.
Дима поцеловал ее, затем еще раз поцеловал, затем, увлекшись, еще и еще… Люська, смеясь, едва ли не силой выпихнула его из дома со словами: «Если из-за меня ты опоздаешь на собственный концерт, твои фанатки меня четвертуют!» С нее окончательно слетел всякий сон. Она некоторое время самозабвенно кружилась по комнате, напевая. Затем, сообразив, как, должно быть, глупо это выглядит со стороны, смущенно рассмеялась.
Потом Люська решила позвонить домой и предупредить девчонок, что не придет сегодня ночевать. При мысли о возможном разговоре с Жанкой у нее испортилось было настроение, но она решила звонить не на домашний телефон, а на мобильный Алины, чтобы гарантированно избежать негативных эмоций.
Услышав новость, Алина совершенно по-детски радостно завизжала.
– Ну все, вы наконец-то с Димой! Как это здорово! Я знала, знала, что вы обязательно будете вместе, иначе и быть не могло, ах, как замечательно!!!
Люське немного смешно было слушать эти слегка наивные восторги, но в то же время и очень приятно.
– Ты его правда любишь? Прямо вот, по-настоящему, любишь? – счастливо вопрошала Алина, и Люська с удовольствием подтверждала: да, да, да…
– Ну, супер! – в этот радостный момент Алина на время превратилась в прежнюю, до-мусульманскую Алину, и ликовала как раньше, без всяких этих ее, ставших обычными теперь, «машАллах», «альхамдуллиЛах» и «субханАллах». Люська не осуждала ее за принятие ислама – не смела, но просто подруга стала немного чужой для нее, непонятной и незнакомой. Алина и имя-то себе при смене веры взяла новое, мусульманское, Фарида – в честь Феридэ, героини ее любимой книги «Птичка певчая». Но у Люськи не поворачивался язык называть ее так, хотя всем своим новым знакомым Алина представлялась теперь исключительно Фаридой.
Поговорив с подругой, Люська поняла, что спать ей по-прежнему не хочется. Может, действительно, надо было поехать с Димой на концерт?.. Но она тут же отказалась от этой мысли, вообразив на секундочку, как бы она чувствовала себя там. Все-таки, «звездное» окружение – это единственный Димин недостаток. Зато серьезный. Но тут уж ничего не поделаешь, потому что Дима по роду своей деятельности не может существовать вне этого, ему необходимо вращаться в светских кругах.
Впрочем, на сольном концерте вряд ли будет присутствовать кто-то из звезд кроме самого Димы. Но зато – фанатки, фанатки!.. Люська поежилась, вспомнив, как несколько месяцев назад, приревновав к Диме, одна из поклонниц ни за что ни про что обозвала ее «уродкой». Да, пожалуй, фанатки – это второй Димин недостаток, и тоже серьезный… Но без них, опять же, певцу не обойтись.
Люська попыталась представить, как проходит концерт. Девочки, наверное, предсказуемо визжат и беснуются, подпевают хором, скандируют: «Дима! Ди-ма!!!», швыряют на сцену букеты и, возможно, даже нижнее белье. При мысли о белье в груди неприятно екнуло. Она вдруг поняла, что ужасно ревнует. Это было глупо – тем более теперь, когда между ней и Димой все было выяснено, все сказано. Но, почувствовав, что у нее на Диму есть права, Люська ощутила также и неприятную досаду от того, что на ее собственность может кто-то покушаться. Она задумалась. Интересно, что потом делают с этими разбросанными по сцене трусами, неужели выкидывают? Или возвращают владелицам? Но как они их узнают?.. Надо, пожалуй, спросить у Димы, когда он вернется, решила Люська и невольно рассмеялась своим мыслям.
Чтобы отвлечься, она схватила книгу, лежащую на Димином письменном столе. Это оказался Булгаков. «Вот и отлично, почитаю до его возвращения, все равно не засну…»
Из книжки выпал листок бумаги – наверное, закладка, а может быть, Дима забыл эту бумажку в книге по рассеянности… Лист был исписан торопливым Диминым почерком. Люська вдруг увидела свое имя. Свое ли?.. Но на листе было написано не «Людмила» или «Люда», а именно «Люся», вряд ли у него много знакомых, которых зовут так же. Под именем – мелкие убористые строчки…
Да это же стихи, догадалась она. Интересно, он что, пытался сочинить о ней стихотворение?.. В том, что это его собственное творчество, Люська не сомневалась – было видно, как Дима пытался подобрать нужную фразу, судя по кое-где зачеркнутым отдельным словам. Стихотворение не было закончено – наверное, просто не успел.
Мне печаль твоя знакома до черточки:
Пусть лицо твое сейчас улыбается,
Я же вижу, как тоска, словно облачко,
Под ресницами укрыться пытается…
Некоторое время Люська сидела, пытаясь осмыслить прочитанное. Затем перечитала еще раз. Какой он все-таки наблюдательный… Он видел, что с ней в последние дни творится неладное, он все чувствовал. Как трогательно!.. Люська еще раз прочла эти строки, хотя они и так моментально врезались в память. «Мне печаль твоя знакома до черточки…» Что ж, пожалуй, так и должно быть у людей, которые любят друг друга.
Люська, улыбаясь, вернула листок на место и положила книгу на стол. Пусть себе лежит в неприкосновенности. Вряд ли Дима хотел это ей показывать – во всяком случае, не сейчас. Что ж, она умная девочка, она себя не выдаст…
На следующее утро на работе Люська порхала по офису такая счастливая, что это заметили абсолютно все. Секретарша Катя многозначительно улыбалась, словно была в курсе Люськиной личной жизни, хотя Люська обычно никогда не делилась с ней секретами. Впрочем, Катя всегда все про всех знала. Вполне вероятно, что у нее были догадки и на Люськин счет… К тому же Люська давно подозревала, что секретарша неравнодушна к фотографу Михаилу. Катя не могла не видеть его явной симпатии к Люське, да и все остальные сотрудники были в курсе их тесной дружбы. Теперь Катя наверняка воодушевилась, узнав, что сердце журналистки занято другим молодым человеком.
Даже генеральный директор Артурка, забежав в редакцию на минуту, завопил восторженно:
– Люсенька, да ты сегодня такая красотка, прямо сияешь!
На этот раз она простила вечное ненавистное ей обращение «Люсенька» за искренность похвалы.
– Людмила, вы что, замуж выходите? – с любопытством спросила главная редакторша Мария Викторовна. Это были ее любимые темы для разговоров со всеми девушками: когда выйдешь замуж? когда родишь? когда второго заведете? «Кто о чем, а вшивый – о бане!» – подумала с легкой досадой Люська, но сегодня она не могла долго сердиться.
– Кто знает, – отозвалась она с загадочной улыбкой. Даже надувшийся, как индюк, Миша не испортил ее чудесного настроения.
– Тебя можно поздравить? – вопросил он язвительно, когда они пили кофе в буфете.
– С чем это?
– Ну, это тебя надо спросить. Бегаешь весь день, прыгаешь, щебечешь… – он исподлобья взглянул на нее, незаметно опытным мужским взглядом отмечая все изменения в ее лице: румянец, легкая полуулыбка, сияющий взгляд, припухшие губы, заметные тени под глазами… Диагноз был ясен – она провела с кем-то эту ночь. Неужели же с Дроздовым? Или с Ангелом? А может, нашелся кто-то третий?
– Я звонил тебе вечером на домашний, – сообщил он осторожно. – Мне сказали, что ты еще не вернулась. Поздно пришла вчера?
Люська весело посмотрела ему в лицо и сказала просто:
– Я вчера вообще не ночевала дома.
– А-а-а, – протянул Миша неопределенно. Некоторое время он боролся с собой, а затем все-таки спросил:
– И где же ты была?
Вопрос прозвучал по-нищенски жалко, да и голос заметно дрогнул, он сам это почувствовал и рассердился на себя. Люська пристально взглянула на него. В ее глазах явственно читались сочувствие и понимание.
– Я была с парнем, – тихо, но вполне определенно ответила она. Миша не поверил бы другому ответу, но от ее слов все равно невольно дернулся, как от пощечины.
– Вот я и говорю – тебя можно поздравить… – выдавил он, чувствуя себя крайне глупо. Ну что, добился признания, а дальше?.. На его счастье, у Люськи зазвонил мобильный, и этот неловкий для обоих разговор прекратился. К тому же, ответив на звонок, Люська тут же забыла, о чем разговаривала с Мишей, – звонила Алина, очень расстроенная.
– Что у тебя стряслось? – испугалась Люська.
– Ой, Люсь, я так больше не могу… – еле различимо выдохнула Алина. – Они меня все достали…
– Кто – они? – не поняла Люська. – Я не слышу тебя, ты можешь говорить громче?
– Не могу громче…
– Тебя подслушивают?
– Нет…
Тут Люська сообразила, что Алина с трудом подавляет рыдания, и испугалась еще больше.
– Надо мной все издеваются и смеются… – жалобно произнесла она. Люська вздохнула. В принципе, это было не ново. Но странно, почему сотрудники Алины до сих пор не успокоились? Ведь девушка далеко не первый день приходит на работу в таком виде.
– Сейчас сижу, понимаешь, работаю… – принялась рассказывать Алина, – вдруг вижу, по офису проходит девушка в хиджабе. Я не удержалась, подбежала к ней. Вот в такие минуты сразу чувствуешь, какое счастье быть мусульманкой, сразу тебя видно! Встречаешь друг друга – можно говорить, как будто знакомы тысячу лет! – голос Алины потеплел. – Это оказалась Зуля, секретарь розницы в Махачкале, в командировку приехала. Обменялись телефонами, поболтали… В общем, машаАллах, очень приятно было познакомиться. Я к себе возвращаюсь, а навстречу – наш главный бухгалтер. Я его не заметила, вот Люсь, правда не заметила, клянусь Аллахом! А он остановился у моего стола и язвительно так говорит, на весь офис, и все слышат: «Дорогая, тебе теперь вместо «здравствуй» нужно говорить «салям алейкум?» И все опять ржут… Я так не могу, я не выдержу…
– Да уж, положеньице, – коряво посочувствовала Люська. Но впрочем, что еще она могла сейчас сделать, чем помочь?..
– Алин, а если тебе закинуть резюме в другие компании? Мало ли, чем черт не шутит.
– Я сама уже об этом думала, – призналась она. – Надо искать другую работу. Конечно, нет гарантий, что на новом месте будет лучше, но все-таки стоит попробовать…
Люська закончила разговор с тяжелым сердцем. Не было печали – теперь прибавилась и эта беда. Ну, беда – не беда, а все-таки неприятность… Если у Люськи-то нехорошо на душе от произошедшего, то что сейчас должна чувствовать сама Алина?!
– Какие-то проблемы? – с тревогой спросил Миша, вглядываясь в ее лицо. Она покачала головой.
– Не у меня, у подруги…
– Я могу чем-то помочь?
Она выдавила из себя улыбку.
– Ну, что ты. Спасибо, мой хороший. Но тебя это совершенно не касается.
Она задумчиво отхлебнула уже остывший кофе, усилием воли заставляя себя отвлечься от Алининых забот – не до того сейчас, ей работать надо.
– Поехали сегодня вечером к нам? Ника давно ждет тебя в гости, – неуверенно предложил Миша. Никой – вернее, Никитой – звали его четырехлетнего сына. Мишина жена погибла несколько лет назад в автомобильной катастрофе, и он воспитывал ребенка один. Люська вздохнула. Она тоже соскучилась по малышу Никите, но выносить весь вечер Мишины просящие взгляды было выше ее сил. Слишком уж явная, такая неприкрытая страсть читалась в его глазах…
– Слушай, а тебе нравится наша Катюша? – в лоб спросила она фотографа, беря быка за рога. Миша вытаращил глаза от неожиданности.
– Какая Катюша?
– Ну, здрасьте. Наша секретарша. Катя-Катерина.
– Ах, Катя… – тень сбежала с его лица. – Очаровательная молодая леди, притом совсем не дура.
– И красавица, – с нажимом произнесла Люська. Миша пристально посмотрел ей в лицо.
– Ты меня сватаешь, что ли? Бог мой, Люся, оставь эту прерогативу для Марии Викторовны, – буркнул он сердито.
– Не сватаю, просто советую обратить внимание. Она, к слову, была бы не против, ты ей нравишься…
– Перестань! – Миша брезгливо поморщился. – Ты что, не понимаешь, как это отвратительно звучит? Ты сейчас уподобляешься бабкам, сплетничающим о соседях на лавочке у подъезда, и тебе это ужасно не идет. Не надо, ладно? Я сам разберусь, на кого мне стоит обратить внимание. Я все-таки мужик, хоть ты этого и не замечаешь, – ядовито добавил он.
Люське стало стыдно. Щеки ее моментально сделались пунцовыми.
– Прости меня, – пробормотала она. – Ты прав, конечно же… Я просто хотела как лучше… Но разумеется, решать только тебе.
В редакцию оба вернулись в молчании. Проходя мимо Катиного стола, Миша заметно смущался и старательно отводил взгляд. Люська вовсю корила себя за бестактность. Ей сейчас тоже не хотелось встречаться с секретаршей глазами, хотя та ни о чем и не догадывалась. Чтобы немного остудить пылающее лицо, Люська подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу, обозревая унылый пейзаж. Погода тоже не радовала – осень, дожди, серое небо, набухшие тучи… Люське казалось, что теперь, после того, когда между ней и Димой все наконец-то определилось, у нее всегда должно быть прекрасное настроение. Однако личного счастья, оказывается, недостаточно для ощущения полной гармонии; приходится переживать и за другие вещи тоже, пусть даже не имеющие к тебе прямого отношения… Конфликты с Жанкой, неприятности у Алины, а тут еще Миша и влюбленная в него Катя, черт бы побрал этот идиотский многоугольник…
Однако Миша все же задумался над Люськиными словами. Во всяком случае, когда рабочий день подходил к концу, фотограф остановился возле Кати и сказал непринужденно:
– Слушай, давно хотел поинтересоваться – ты никогда не работала моделью?
Катя растерянно захлопала ресницами.
– Н-н-нет, а что? – выдавила она из себя. Миша пожал плечами:
– Да вот диву даюсь. С такой-то роскошной фотомодельной внешностью тебя еще никто не пробовал заманить в мир глянца? Предложения должны сыпаться одно за другим.
Катя вспыхнула, еще не совсем понимая, за что ей вдруг как снег на голову свалился комплимент от Михаила, но уже счастливая до смерти.
– Скажешь тоже – фотомодельная внешность, – отмахнулась она. – Сейчас же одни анорексички в моде. А я, между прочим, дорожу своими формами.
– И есть чем дорожить! – горячо поддержал Миша и беззастенчиво уперся взглядом ей в декольте. Люська, наблюдавшая эту сцену, была шокирована, пожалуй, не меньше самой секретарши. «Это он передо мной, что ли, выделывается и дурака валяет? – подумала она. – Или это все серьезно?» В редакции никого из сотрудников, кроме них троих, уже не осталось. Следовательно, если это и был спектакль, то предназначался он явно для Люськиных глаз и ушей.
– А с чего это вдруг ты завел разговор о моих… хм, формах? До этого ты, помнится, не обращал на них внимания, – подозрительно спросила Катя, тем не менее продолжая кокетливо улыбаться Мише, поощряя его на дальнейшие действия.
– Да мне девушка нужна для съемки, – Миша сменил тон на серьезный, даже официально-деловой. – Между нами, Катюш, – халтурка одна подвернулась для женского журнала. Нужна девушка твоего типажа. Вот я и спросил, есть ли у тебя опыт работы перед камерой.
Катя заметно огорчилась.
– Ну вот… В кои-то веки появился шанс блеснуть в журнале, и на тебе – не подхожу, – она махнула рукой.
– Ну почему же сразу не подходишь, я этого не говорил, – Миша ободряюще улыбнулся ей. – Мы можем попробовать. Собственно, что и как тебе нужно будет делать – я скажу. А там и посмотрим, любит ли тебя камера. Может, все еще выгорит. Так ты согласилась бы на это предложение? – уточнил он.
– Согласилась бы… То есть – да, конечно, я согласна! – Катя расцветала на глазах. – А где и когда будет съемка?
– Давай на выходных созвонимся, я все расскажу. Телефончик оставишь?
– Конечно, запиши…
Вопреки здравому смыслу, Люська вдруг ощутила, что где-то в глубине души у нее зашевелился червячок ревности. Казалось бы, она сама хотела устроить Мишину судьбу, да еще и с такой замечательной девушкой, как Катя, о чем можно было только мечтать. Но сейчас ей стало немного неприятно. «Ну и дура!» – обругала Люська саму себя. Некстати вспомнилась услышанная когда-то хохма: «Девушка ревнует своего парня, чужого парня, бывшего парня, парня подруги и вон того симпатичного мальчика!» Вот-вот, в каждой шутке есть доля правды. Она собственница и эгоистка… Не может искренне порадоваться за друга, хотя сама несколько часов назад пыталась всячески обратить его внимание на Катю. Выходит, она ратует за его счастье только на словах, а на деле ей вовсе этого не хочется?.. «Как собака на сене, – рассердилась она еще сильней. – Показушница!»
– Ну ладно, ребята, – она торопливо схватила свою сумку, – вы как хотите, а я побежала. У меня еще уйма дел сегодня, извините, я вас не жду!
Она стремглав вылетела из редакции и помчалась вниз по лестнице, пытаясь скоростью сбить все ненужные мысли. Если бы она услышала, о чем говорили Миша и Катя в ее отсутствие, ей бы, наверное, сделалось еще больше не по себе.
– По-моему, она приревновала, – промолвила проницательная Катя, когда за Люськой захлопнулась дверь. Миша взглянул на нее с плохо скрываемым восторгом:
– Ты думаешь?
Катя вздохнула и посмотрела на него в упор.
– Скажи, вся эта затея со съемками – ты же это нарочно придумал, чтобы ее разозлить? Ведь никаких съемок и в помине нет?
Он смешался на миг, но быстро справился с собой и беззаботно воскликнул:
– Ну что ты, Катюша! Я действительно хочу тебя снимать, и эти фотографии действительно пойдут в журнал.
– А снимки не в стиле «ню», кстати? – уточнила секретарша. Миша хмыкнул.
– Не бойся, будешь вполне одетой!
– Какая жалость… – вздохнула Катя. – Всю жизнь мечтала позировать голышом, не поверишь. Назло маме. Она в меня никогда не верила и до сих пор заявляет, что я ни одному мужику в жизни не понравлюсь.
– Суровая у тебя мама, – присвистнул Миша. – Однако она не права. Катя, ты просто восхитительна…
– Ты столько раз повторил это сегодня, что я уже сама начинаю верить, – она одарила его ласковой улыбкой. – Однако, пойдем по домам. Поздно уже…
Спустя пару дней, роясь дома в письменном столе, Люська нечаянно выдвинула не свой, а Алинин ящик и обнаружила поверх листков чистой бумаги один с напечатанным стихотворением. «Судьба у меня в последнее время такая, что ли, – находить чужие стихи?» – подивилась она, вспомнив, как совсем недавно в Диминой квартире обнаружила трогательные строчки о ней самой… Впрочем, Алинины стихи были не о Люське. Да и вряд ли сама Алина их сочинила. Скорее, просто скачала в Интернете и распечатала, найдя на них отклик в своей душе. Стихотворение было о мусульманском хиджабе. Люська прочитала его и поразилась, как много боли, должно быть, скопилось в сердце у подруги… Да, стихи были наивные, неумелые, но какие же пронзительные и проникновенные!
Быть мусульманкой нелегко, когда вокруг кишат гиены —
Они от правды далеко, и оттого пускают пену,
Они порочат облик твой, пытаясь слухом опозорить:
Мол, раньше не была такой, и вдруг монашку стала строить.
Свою проблему осознав, другие скажут от корысти:
«Это не искренний Хиджаб, она лишь замуж хочет выйти!»
Родные станут избегать, друзья решат тебя оставить,
Родители, возможно, снять его попробуют заставить…
Всегда Всевышний за тобой, лишь у Него твоя награда.
Так будь же истинной сестрой для твоего по вере брата! [1]1
Стихи Алихана А. Урусханова.
[Закрыть]
В выходной Люське с утра позвонил Дима.
– Увидимся сегодня, красавица? – весело предложил он ей. – У меня более-менее свободный день, ну а вечер и ночь – полностью в твоем распоряжении! Приглашаю к себе домой на романтический ужин при свечах. Только с условием – я готовлю, едим вместе, а ты потом моешь посуду!
– Звучит заманчиво, – засмеялась Люська.
– В двенадцать у меня съемки на телевидении, прямой эфир, – сообщил Дима. – Хочешь поехать со мной? Посидела бы в студии, послушала… Это на пару часов, не больше. Шоу Андрея Дроздова.
Люська помертвела.
– Ко… кого? – выговорила она, запинаясь.
– Дроздова, Андрея, – внятно повторил Дима. – Ну неужели ты не слышала о нем? Его все знают…
Люська сглотнула ком в горле.
– Слышала, конечно… Так ты едешь на программу к Дроздову?
– Люсь, по-моему, ты еще не проснулась, – засмеялся Дима. – Я и забыл, что ты соня… Ну так как, поедешь со мной сейчас или встретимся уже вечером?
– Наверное, лучше вечером… – мысли Люськи лихорадочно заметались. Она вдруг почувствовала, что нельзя, не надо Димке ехать на эту проклятую передачу! Но объяснить свой панический страх ничем логическим она не могла. Одно она знала точно: ей самой ни в коем случае нельзя было показываться Андрею на глаза! Хотя, положим, он и так знал, что у нее роман с Димой. Дура, дура, зачем она ему все рассказала при последней встрече? Хотелось похвастаться – вот, мол, и у нее в жизни все налаживается…
Впрочем, чем Андрей может быть опасен для нее с Димой? Да ничем… Единственное – Андрей знает про них, а вот Дима про нее с Андреем не в курсе. Сказать Диме об этом сейчас?.. А стоит ли? Ну в самом деле, не станет же Андрей прямо в эфире палиться на всю страну и рассказывать о том, что изменял своей жене с нынешней девушкой Димы Ангела!.. Пожалуй, она и в самом деле подняла бурю в стакане воды, и ничего страшного там не случится… Но на душе все равно скребли кошки.
