Текст книги "Пойманные в city"
Автор книги: Юлия Монакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
ЧАСТЬ 4
Считается, что москвичи не любят приезжих. Я бы не сказала. Мы на них смотрим равнодушно. Приехали – ну и приехали: крутитесь. Не выживете – убирайтесь туда, откуда приехали. Выживете – молодцы. Естественный отбор. Скорее наоборот: приезжие не любят москвичей. Они нас немотивированно ненавидят, считают зажравшимися и вообще: им за квадратные метры в Москве нужно пластаться годами, десятилетиями, а нам они как с неба упали. Несправедливо. Приезжий – он словно остро отточенная стрела, надеющаяся пробить и каменные кремлевские стены, и заскорузло-эгоистические сердца москвичей, которые катаются как сыр в масле и на все плюют с колокольни Ивана Великого. Это да: у москвичей нет географической векторности. Им некуда стремиться. Они и так в центре мира, у самых живительных сосцов планеты Земля. И в этом москвичи подобны древним китайцам, отгородившимся от всего прочего мира каменной стеной. Великая Китайская стена – это не столько оборонительное сооружение, сколько символ: нам тут хорошо, и вы, все прочие, нас не интересуете. И эта, китайская, психология, укоренялась в Москве одновременно с возвышением самой Москвы: в давние века в ней возник свой Китай-город, который существует и по сей день не только в виде топонима, но и в виде сознания. Москвичей считают эгоистами, которые никому и никогда не помогают. А мы не эгоисты. И душа у нас широкая. Просто мы живем, как китайские мандарины, за своей китайской стеной, и нам всего хватает…
Из блога Ольги Щелоковой (regenta)
Дима оказался совершенно прав: в Италии Люськин токсикоз исчез бесследно. Она уплетала так, что за ушами трещало, и сама дивилась своему обжорству. Какое же это было счастье – столь вкусно и разнообразно есть!..
На завтрак в ресторане отеля подавали местную выпечку (потрясающие теплые круассаны с шоколадом, булочки с вареньем, ванильные кексы), прошутто, яичницу, сосиски, питьевой йогурт и фрукты. Еще был ароматный бекон, нарезанный на тончайшие (с бумажный лист) ломтики, сложенные в несколько раз. Когда Люська попыталась развернуть этот «конвертик», то оказалось, что он представляет собой огромный круг.
На обед в любом кафе можно было заказать нежнейшую пиццу, тающую во рту. Люська поглощала кусок за куском и не могла остановиться. То, что она ела до этого в российских пиццериях, просто не имело морального права называться пиццей!
За ужином они с Димой лакомились пастой всех сортов: и пенне с несколькими видами сыра, и фарфалле с копченой колбасой и соусом из цукини и базилика, и спагетти с морепродуктами… Во второй их венецианский вечер Дима решил подшутить над Люськой и заказал пасту, выполненную в виде… крошечных пенисов. Они уплетали это произведение кулинарного искусства, давясь от смеха.
А знаменитые итальянские кондитерские с их восхитительными пирожными!.. Чего уж говорить о кофе – великолепный «Лавацца», конечно, был вне конкуренции. И мороженое, которое в Италии называлось красивейшим словом «джелато» – а кафе-мороженое, соответственно, именовалось «джелатерия». Люська до того разошлась, что даже позволяла себе вечером выпивать бокал вина – разве можно было уехать из Италии, не попробовав знаменитого Бардолино, и Вальполичелла, и Амароне!.. Вино являлось не банальным алкоголем, а своеобразным десертом. После ужина в ресторане им подавали маленькие сухарики с арахисом, которые полагалось макать в сладкое розовое вино и есть.
– Если наш малыш родится алкоголиком, я тебя убью, – шутливо грозил Дима.
– «Родившись, прежде чем крикнуть, выпил стакан водки», – цитировала Люська Чехова, и глаза ее смеялись. Давно она не чувствовала себя настолько счастливой, живущей в полную силу, дышащей полной грудью.
В саму Венецию Люська влюбилась с первого взгляда. С погодой несказанно повезло – несмотря на зиму, было солнечно и сухо; правда, довольно ветрено. Еще ей показалось, что, по сравнению с московским муравейником, венецианские улицы были практически пустынны. Однако Дима объяснил ей, что это затишье перед бурей – Венеция готовилась к ежегодному февральскому карнавалу; именно в это время сюда стекалось наибольшее количество туристов со всего света.
– Пару недель спустя здесь будет не протолкнуться, – сказал он. – Мы специально выбрали для съемок докарнавальный период, пока не начался весь этот ажиотаж.
Поселились они в «Луна Отель Бальони» на Сан-Марко. Это была одна из старейших гостиниц города – еще в двенадцатом веке она принимала рыцарей-тамплиеров, собирающихся в крестовые походы. Завтраки здесь подавали в гостиной, расписанной учениками великого венецианского художника Тьеполо. Чего уж говорить о самих номерах – у Люськи голова кружилась от подобной роскоши, и она все время боялась, что это ей только снится… Комнаты отеля были отделаны в старинном стиле, и, рухая вечерами на огромную кровать с золоченой резной спинкой под шелковым балдахином, Люська ощущала себя принцессой. «Нет, не прынцессой. Королевной!» – смеялась она про себя, вдыхая нежный аромат роз: каждый день в номере появлялись свежие цветы.
С террас открывался чудесный вид на собор Санта-Мария делла Салюте, а из окна номера отлично просматривался причал с табличкой «Servizio Gondole». Каждое утро Люська наблюдала, как молодой итальянец в шляпе с красной лентой, меланхолично навалившись грудью на перила мостков, терпеливо поджидает клиентов, желающих прокатиться на гондоле. Как-то раз он перехватил ее взгляд и, моментально преобразившись, расцвел в ослепительной улыбке, замахал руками в сторону окна и принялся выкрикивать что-то в духе:
– Белла рагацца!..
Люська уже знала, что это означает «красивая девушка», как знала и то, что итальянцы всегда очень открыто выражают свой восторг перед женщинами; только они орут и восхищаются не с целью познакомиться, а просто считают, что, если видят красотку, этого не надо скрывать – мол, и ему, и ей будет приятно. Однако этот бурный темперамент ее немного смущал. Хотя, конечно, итальянские мужчины были просто бесподобны – все как на подбор красивы, стройны и благоуханны. Люське льстило их внимание, и она даже шутливо сетовала в Димином присутствии, что явилась «в Тулу со своим самоваром». Но, разумеется, это были только слова – по большому счету, ей не был нужен никто кроме Димы, все остальные мужчины для нее просто перестали существовать. К тому же, большую часть ее мыслей занимала беременность, поэтому Люське было просто некогда заморачиваться всякими глупостями.
Пока Дима был занят на съемках, она гуляла по Венеции и просто наслаждалась жизнью. Однажды она даже слегка заблудилась среди узких старинных улочек. Поначалу ее ориентиром в центре города был мост Риальто, но, загулявшись, Люська не заметила, как потеряла его из вида. Впрочем, сильно испугаться она не успела, тут же обратившись за помощью к прохожему пареньку. Паренек как раз собирался закурить, но, увидев Люську, смутился и не стал этого делать. Он почти не понимал английского – сказал, что учил когда-то в школе, но уже все позабыл, однако на языке жестов им с Люськой удалось довольно-таки сносно объясниться. Люська ткнула пальцем в карту и назвала свой отель. Итальянец взял ее за руку – не как девушку, а как маленького ребенка – и так довел до гостиницы, хотя это было не очень-то близко. До самого отеля он так и шел, вертя сигарету в пальцах и стесняясь закурить. Довел, ласково улыбнулся Люське на прощание и удалился.
К слову, даже в отеле по-английски говорили только на ресепшене, а вот остальной персонал совсем ничего не понимал.
– В Италии вообще мало кто знает английский, – объяснил ей позже Дима.
– Мне кажется, я догадываюсь, почему, – улыбнулась Люська. – Просто их родной язык настолько красив сам по себе, что другие учить им банально не хочется.
Дима немного владел итальянским – сказались годы обучения в Гнесинке, где он разучивал партии из опер. Во всяком случае, объяснялся с местными он запросто, и его даже частенько принимали за своего – благодаря смуглой гладкой коже, темным глазам и волосам, белозубой улыбке. Пару раз на улицах с ним заговаривали по-итальянски, обращаясь с каким-нибудь вопросом. А в один из дней, катаясь с Люськой по Гранд-каналу и вяло отбиваясь от предложения гондольера спеть им серенаду (за дополнительную плату, разумеется), Дима не вытерпел и сам запел во весь голос традиционную «О соле мио». Шокированный гондольер разинул рот, впрочем, как и все, кто, проплывая мимо на гондолах и вапоретто, оказался поблизости. Дима дал маленький импровизированный концерт, исполнив затем и «Аве Мария», и «Карузо», и «Кон те партиро», и даже – контратенором – арию Париса из оперы Глюка. Гондольер кинулся пожимать Диме руки и бойко лопотал слова восхищения, а затем наотрез отказался брать плату за этот вояж.
– Ты такой талантливый, – сказала позже Люська даже с некоторым испугом в голосе. – Нет, серьезно, Дим, – ты жутко талантливый… Я не ожидала.
– Не ожидала? Ничего себе, – он в шутку сделал вид, что обиделся. – Я тут раскрываю перед ней все грани своей многосторонней натуры, сочиняю для нее песни и стихи, а она!..
– Песни ты пишешь хорошие, – согласилась Люська. – Но твой талант несравнимо больше и полнее этого, поверь!.. У тебя уникальные вокальные данные, ты не хотел бы записать серьезный оперный альбом?
– Ну, запишу я его, допустим, – кивнул Дима. – А кому это будет нужно? Кто моя целевая аудитория? Девочки-поклонницы подобные песни не оценят, им будет банально скучно. Им нужны незатейливые мелодии о любви… А поклонники и ценители оперы… Неужели ты думаешь, что кто-нибудь из них купит диск Димы Ангела?
– Но надо же что-то делать, развиваться, – не сдавалась Люська. – Хорошо, не целый альбом, но можно для начала включить пару классических песен в следующий сольный альбом. Ты будешь расти – и твои поклонники станут расти вместе с тобой, не все же опускаться до их уровня.
– Не знаю… – задумчиво произнес он. – С одной стороны, ты права – нужно постоянно расти. А с другой… Если я переключусь на академический репертуар, неизбежно потеряю часть аудитории.
– Но и приобретешь тоже – другую часть! – воскликнула она с жаром. – Хочешь, я поговорю об этом с Юрием Васильевичем? Постараюсь его убедить, что это действительно нужно, ведь у него профессиональное чутье, он должен понять, что я права!
– Скажите, пожалуйста! – усмехнулся Дима. – Помнится, было время, когда ты даже взглянуть в его сторону лишний раз боялась. А сейчас собираешься убеждать, отстаивать свою точку зрения…
Люська и сама не знала, когда наступил тот переломный момент, совершенно избавивший ее от робости перед Азимовым. Во время презентации?.. В новогоднюю ночь в его загородном доме? Сейчас, в Италии?.. Точного ответа она не знала, но одно было очевидно: теперь от ее страха не осталось и следа. Она бесконечно уважала этого талантливого человека, преклонялась перед ним, ценила за острый ум, хватку, железную волю, проницательность. И она искренне верила, что он вдохновится ее идеей, поэтому в тот же вечер отправилась к нему в номер.
Выслушав, Азимов благосклонно заметил, что Диме действительно нужно будет попробовать записать несколько классических вещей и включить их в третий сольный альбом. Однако бурного ажиотажа Люськино предложение у него не вызвало, он воспринял это довольно спокойно, даже отстраненно. Собственно, Люське и не нужны были его бурные восторги – хватит и того, что он поддержал ее затею, вопреки сомнениям Димы. Но продюсер, пожалуй, и в самом деле выглядел несколько отчужденно, словно все его мысли и чувства были заняты сейчас другим. Нет, не съемками клипа – за это как раз волноваться не приходилось, все шло по плану. Но на лице Азимова лежала тень – это не было метафорой, он действительно потемнел лицом и выглядел не совсем здоровым.
– Юрий Васильевич, вы хорошо себя чувствуете? – рискнула спросить Люська. Азимов стоял возле окна и смотрел на улицу, словно не слыша ее вопроса.
– У вас… что-то случилось? – Люська вовсе не была бестактной и никогда не лезла с неуместными расспросами человеку в душу, но что-то особое было в согбенной фигуре продюсера, в самой его позе, что заставило ее допытываться о причинах.
– А?.. Что?.. – Азимов перевел взгляд от окна на девушку и слабо улыбнулся ей. – Ты спрашивала, как я себя чувствую?.. Не волнуйся, все в порядке. Просто устал немного.
Люське сделалось тревожно. Не таким человеком был Юрий Васильевич, чтобы жаловаться на банальную усталость. Видимо, что-то и впрямь выбило его из колеи. Заметив колебания на ее лице, продюсер поспешил сменить тему разговора.
– Завтра наши последние сутки в Венеции, – сказал он, снова улыбнувшись. – Как тебе – понравилось здесь?
– Ой, понравилось – не то слово! – горячо воскликнула она. – Я словно в сказку попала. Все такое… волшебное.
– Сделаешь репортаж про съемки клипа? – спросил ее Азимов. – Ты же тут была, практически весь съемочный процесс от и до видела, а пишешь ты хорошо, легко… Нужно привлечь внимание к Диме перед конкурсом. Запустить клип в Европе…
– Где написать – в «Вертикали», что ли? – непонимающе спросила Люська. – Да я-то с радостью, но боюсь, наше издание не такое уж массовое, чтобы привлечь внимание общественности.
– Не для «Вертикали», а для меня, – поправил ее Азимов. – Для нашего пресс-центра. Ты напишешь интересный репортаж, а уж моей заботой будет распространить его по всем ведущим музыкальным изданиям… Я тебе, конечно же, выплачу гонорар, об этом не беспокойся, заключим с тобой официальный договор, не волнуйся…
– Да что вы, Юрий Васильевич, мне только в радость будет… – растерянно пробормотала она.
– Ты бы вообще поработала на меня, а? – предложил он. – На постоянной основе… В штат возьму, трудовую оформим, все как положено.
Люська была и смущена, и польщена таким предложением. Разумеется, это было заманчиво. Но она помнила также и о том, что уже через полгода в ее жизни появится новый маленький человечек, и все свое время она будет посвящать ему. До работы ли ей тогда будет?.. Но сказать о своей беременности Азимову она не могла. Об этом не знал никто кроме Димы, гинеколога Сушилы Кумар да секретарши Кати. Люська даже маме до сих пор не сообщила новость. Мысли ее заметались.
– Ты подумай, я не стану на тебя давить, – кивнул Азимов, внимательно наблюдая за выражением ее лица. – Просто, знаешь… Ты прости меня, если что не так, я к тебе поначалу предвзято относился… Но теперь вижу – ты хорошо на Диму влияешь, у него с тобой душа на месте. Это важно для работы, понимаешь? Ты… – он на мгновение запнулся. – Ты не оставляй Диму, пожалуйста.
Люське сделалось страшно от его слов, хотя ничего особенного он не сказал.
– Я его не оставлю, Юрий Васильевич, – сглотнув ком в горле, произнесла она. – Вы не беспокойтесь.
В последний венецианский вечер, во время ужина, Дима сделал ей предложение.
Все было как в романтических фильмах – кольцо в бокале с шампанским (Люська едва не подавилась), свечи, музыканты, Дима, с торжественным видом вставший перед ней на одно колено… На Люськин взгляд, это было уже, пожалуй, чересчур кинематографично и напыщенно, но Дима был так искренен в своем волнении, так трогателен, что у нее даже мысли не возникло ответить «нет».
– Я помню, что ты просила вернуться к этому вопросу годика через два, – запинаясь, проговорил он, – но обстоятельства же изменились… Нас уже не двое, а трое, и я хочу, чтобы у ребенка была полноценная семья.
– Только об одном тебя прошу, Дим, – сказала Люська, – давай не будем делать из нашей свадьбы событие. Я не хочу привлекать внимание прессы, никаких свадебных фотосессий для глянцевых журналов, как это сейчас модно… И, если честно, вообще хочется пожениться как-то тихо и незаметно.
– Как скажешь, – покладисто кивнул Дима. – Если хочешь, вообще никого не будем звать на свадьбу. Просто распишемся и… улетим куда-нибудь на Мальдивы или Бали на медовый месяц. Будем лопать фрукты, плавать с дельфинами, кататься на слонах, кормить попугаев с рук…
– Это было бы чудесно! – Люська расцвела в улыбке.
– Ну что, вернемся в Москву – и сразу пойдем в ЗАГС? – предложил Дима. – Кстати, по причине беременности нас могут расписать без очереди и всей этой ненужной волокиты.
– А куда нам торопиться? – Люська беззаботно пожала плечами. – Можем выждать положенный срок, какая разница, поженимся мы прямо сейчас или через месяц-другой. Или ты боишься, что я сбегу? – пошутила она. Дима неопределенно пожал плечами.
– Да кто тебя знает…
– Ну уж нет, мой миленький, – засмеялась она. – Так просто ты от меня не отделаешься… – тут она почему-то вспомнила просьбу Азимова и повторила твердо:
– Я всегда буду с тобой. Даже не сомневайся.
Февральская Москва встретила их мрачным пасмурным небом, из которого сыпался жидкий грязноватый снег.
– То ли снег, переходящий в дождь, то ли дождь, переходящий в снег… – задумчиво пробормотал Дима, пока они шли к такси. Люська украдкой вздохнула. Ей казалось символичным, что в столице была именно такая погода, словно намекающая на то, что праздники кончились и наступили суровые серые будни. Азимов прямо из аэропорта поехал в студию вместе с режиссером и оператором. Диме же было разрешено отдохнуть до вечера.
– Поедем сразу ко мне? – предложил он, открывая перед Люськой дверцу машины.
– Я бы хотела домой, – поколебавшись, ответила она. – Вещи разобрать и вообще посмотреть, что там без меня делается… А ты отправляйся к себе, отдохни, не буду тебе мешать.
– Когда это ты мне мешала, – пробурчал он себе под нос, однако спорить не стал и назвал таксисту Люськин адрес. – Доеду с тобой, помогу чемодан наверх поднять, – пояснил он.
– Да не такой уж он и тяжелый! – попыталась было запротестовать она, но Дима выразительно указал глазами на ее живот. В ту же секунду Люська почувствовала легкий приступ тошноты и поняла, что токсикоз, забытый было в Венеции, не замедлил к ней вернуться.
– Попроси водителя, пожалуйста, чтобы не слишком быстро ехал, – сказала она Диме, сжавшись в комочек на заднем сиденье.
– Что с тобой? – всполошился он. – Плохо? Тошнит?
– Тошнит, но не более, чем обычно. Не суетись. Это дело привычное…
– Вот, возьми пока, – он сунул ей в рот мятную жвачку и обратился к шоферу – здоровенному широкоплечему детине лет тридцати:
– Вы не очень-то гоните, хорошо? Девушка не совсем здорова, ее на большой скорости укачивает.
Водитель с интересом стрельнул взглядом в зеркальце, изучая своих пассажиров. Вдруг на него накатило озарение, и, забыв, что ведет машину, он обернулся к ним и радостно заорал:
– Ого, да вы же этот, как его… Дима Ангел!!!
– Он самый, – кивнул Дима. – Однако, вы все-таки смотрите на дорогу и руль не выпускайте.
– Не, ну вот это встреча, а! – продолжал радоваться он, словно повидался с любимым родственником после долгих лет разлуки. – Скажу кому – не поверят, что я самого Ангела вез из аэропорта!!! Ну, супер! А меня Сергей зовут, – он снова обернулся и протянул руку для пожатия. – Жена с ума сойдет… Вы ей автограф не оставите? Она же ваши песни обожает, у нее и альбом есть!
– Очень польщен, – сдержанно кивнул Дима. Люська, несмотря на то, что ее мутило, не смогла сдержать улыбки.
– Я сам, конечно, тебя не слушаю, ты не обижайся, – продолжал разглагольствовать детина, незаметно перейдя на «ты». – Извини уж, Диман, но песни у тебя – говно. Ну мужик ты или не мужик, елки?! Что это еще за любовь-морковь, в натуре… Волосы на груди сбривать для клипов своих – да это ж настоящему парню позор!
– Не реагируй, – легонько сжав Димину руку, попросила Люська. Тот успокаивающе улыбнулся ей:
– Да все в порядке. Интересно же послушать «глас народа»…
– Но голос у тебя есть, есть, – милостиво согласился между тем водитель, увлекаясь своим монологом все больше и больше. – Только, это самое… репертуарчик бы тебе сменить.
– А вы вообще сами какие песни любите? – кротко осведомилась Люська.
– Я? Я серьезные песни люблю, такие… настоящие! Михаил Круг, к примеру. Или «Любэ»… Но вообще шансон уважаю.
– Ясно, – хихикнула Люська, а Дима неожиданно заголосил нарочито приблатненным тоном:
– «Владимирский централ, ветер северный!.. Этапом из Твери, зла немеряно! Лежит на сердце тяжкий груз…»
Люську едва не разорвало от хохота, а Сергей, казалось, не заметил иронии, а воодушевленно заорал еще громче, чем Дима:
– Во-о-от!!! Ну можешь же, можешь, когда захочешь!!! Ну совсем другое же дело! Уважаю, Димон, вот без соплей!
Дима подмигнул Люське:
– А ты говоришь, опера, классика… Шансон – вот путь к сердцу слушателей!
– Только попробуй, – шутливо пригрозила она. – Я тогда за тебя замуж не пойду!
– Как, – театрально поразился он, – ты не хочешь стать женой настоящего реального пацана??? Который не бреет подмышки, грудь, ну и вообще не разводит все эти сюси-пуси?!
– А в целом весь ваш шоу-бизнес – это такая помойка! – переключился на другую тему водитель.
– Вот здесь не могу не согласиться, – кивнул Дима без тени иронии.
– Мужиков там нет настоящих, вот в чем проблема! Какие-то пидоры все! Девушка, извиняюсь, – обратился он к Люське. – Но ведь это правда! Один этот ваш… Киря чего стоит!
– Какой Киря? – не понял Дима.
– Ну, этот… Фикоров который, муж Пугачихи. Вот ведь мерзкий типчик! Истеричка натуральная, баба, а не мужик – одно слово! И вечно весь в каких-то балахонах, камзолах, рукава пышные, парики, павлиньи перья из жопы… – Сергей сплюнул в сердцах. – Смотреть противно.
– Кирилл – артист с огромным сценическим опытом, у него давно сложилась своя манера исполнения и поведения, имидж на сцене, оригинальный репертуар, – осторожно отозвался Дима. – За это его и ценят поклонники.
– Да какие там поклонники, елки зеленые! – с досадой отозвался водитель. – Тетки какие-то недотраханные его слушают и умиляются. А он – обезьяна в зоопарке, право слово!
Люська не выдержала и засмеялась. Она никогда не испытывала симпатии к Кириллу Фикорову, а слова водителя, хоть и грубые, очень точно соответствовали ее собственным мыслям на этот счет. Она не доверяла Фикорову и опасалась его. Опасалась не за себя, а за Диму, потому что ей интуитивно казалось, что после проигрыша на отборе для конкурса «Евросонг» Фикоров заимел на него зуб. К тому же вспомнились слова Юрия Азимова, которые он произнес на новогодней вечеринке год назад: «Кире не верь. Коварный лис, самовлюбленный до одури. И очень опасный».
– Вот Валера Меладский вроде бы неплохой мужик, – продолжал между тем разглагольствовать Сергей. – Но сейчас, конечно, его все травят… хотя, по-моему, по делу он этой дуре вмазал, сама нарывалась!
– Кому вмазал? Когда? – удивился Дима.
– Ну, скандал-то этот, с журналисточкой… – охотно объяснил водитель. – Или вы не слышали? Уже неделю как газеты только об этом и пишут!
– Мы были в Италии, – объяснил Дима, – поэтому все последние события и скандалы шоу-бизнеса мимо прошли… Так что там случилось?
Сергей поведал, что певец Валерий Меладский избил журналистку, попытавшуюся его сфотографировать во время приватного ужина с дамой. Мало того, что он разбил ее камеру, так еще и повалил пинками на пол и попытался задушить. Во всяком случае, так писали все желтые газетенки.
– Валера… не могу поверить, – в смятении пробормотал Дима. – Он всегда был таким выдержанным, таким… джентльменом! Это же надо было его так довести…
– Но избить женщину?! Фу, – перекосилась Люська. – Как бы его не вывели из себя, физическую расправу это не оправдывает. Мерзко и противно, когда мужчина поднимает руку на женщину.
– Ты не понимаешь, – растерянно отозвался Дима. – Это на него совсем, совсем не похоже! Валера – замечательный человек, я не верю, что он способен на такое. Может быть, его подставили?..
– Так свидетели есть, – вмешался водитель. – Они на видео снимали всю драку, и фотографии тоже остались.
– Вот это еще более странно! – возмутился Дима. – Допустим, Меладский прилюдно избивал женщину. Никто не кинулся ей на помощь, но зато зеваки спокойно успели сделать видеозапись! Бред какой-то…
Люське это тоже показалось странноватым, но из чувства профессиональной и женской солидарности она промолчала. Хотя Меладский ей и самой очень нравился. Она снова вспомнила их новогоднюю встречу в клубе – тогда певец показался ей единственным нормальным человеком (кроме Димы, разумеется) среди всей разряженной тусовки. А тут вдруг – скандал, избиение… Это не увязывалось в ее голове с образом благородного и приятного во всех отношениях Меладского. Она припомнила, как пару лет назад Кирилл Фикоров тоже избил журналистку – дело тогда удалось замять благодаря влиянию Анны Пугач. Так вот, Валерий Меладский открыто осуждал действия коллеги и не скрывал своего горячего неодобрения. И вот теперь он сам, в такой же ситуации, повел себя откровенно не по-мужски… Пьян был, что ли, или нервы сдали?
– Дело ясное, что дело темное, – негромко пробормотал Дима себе под нос. – Вечером я поговорю с Юрием Васильевичем – может быть, он знает больше.
Дима донес Люськин чемодан до двери и откланялся, не заходя в квартиру – такси ждало его у подъезда.
– Удачи тебе с разговорчивым Сергеем, – улыбнулась Люська, целуя его на прощание. – Постарайся дома хоть немного отдохнуть. Созвонимся…
Уже открывая дверь, она вспомнила, что сегодня воскресенье, а значит, девчонки должны быть дома. Алину из квартиры и клещами не вытянешь, боится дать своему драгоценному Тамеру лишний повод для ревности. Жанка, в отличие от нее, страстная любительница клубов и веселых тусовок, но время сейчас – полдень, и, скорее всего, она только что проснулась.
– Ура!!! Ты прилетела!!! – завизжала Алина, выскочив в коридор и повиснув на Люськиной шее. В ванной плескалась вода – очевидно, Жанка принимала душ. Люська порадовалась тому обстоятельству, что хотя бы в первые минуты дома ей не придется чувствовать внутреннего напряжения от общения с «Мисс Мира». Собственно, зла на Жанку она давно уже не держала – ей вдруг сделались совершенно нипочем все ее подколки, язвительные шуточки и снисходительные ухмылки. То ли перегорело, то ли зародилась жалость к подруге, ведь Люська не могла не понимать, что вся Жанкина агрессия – от неудовлетворенности собственной судьбой и самой собой.
– Ну, как тебе Венеция, рассказывай! – тараторила Алина. – Как каналы? Как гондолы?
– Каналы-гондолы на своих местах, что им сделается, – засмеялась Люська. – А напои-ка ты меня сначала чаем, а потом уж расспрашивай…
В кухне Люська заметила, что Алина едва сдерживается, чтобы сию же минуту не выпалить какую-то грандиозную новость. «Похоже, это мне придется ее расспрашивать, а не наоборот…» – подумала Люська. В глубине души она была даже рада, что не придется распространяться о себе – какая-то скрытная стала в последнее время, все осторожничала, ни с кем ничем сокровенным не делилась.
– Как у тебя с Тамером? – закинула удочку Люська, сообразив, что ветер дует именно оттуда. – Не удалось выяснить отношения по-человечески?
Алина словно ждала этого вопроса.
– Встретились! Выяснили! – ликующе произнесла она. – Ты была на все сто права во время нашего последнего разговора… давно надо было это сделать! Пока разбирались, оба разревелись… Господи, какие же мы с ним все-таки дураки!
– Вы не дураки, просто ведете себя как дети, – с улыбкой отозвалась Люська. Алина замотала головой.
– Нет! Наконец-то мы прекратили этот детский сад, наконец-то признались друг другу, что все у нас «по-взрослому», и любовь тоже – взрослая, глубокая, понимаешь? Настоящая и осознанная… А ведь я еще долго не подозревала бы, как сильно он меня любит. Да он и сам, честно говоря, не до конца понимал, как мы нужны друг другу, пока не понял, что действительно может потерять меня навсегда…
– Поздравляю, – с облегчением выдохнула Люська. – Дай Бог, все теперь пойдет по-новому.
Алина застенчиво улыбнулась.
– А все действительно теперь пойдет по-новому. Во вторник мы с ним улетаем в Стамбул… И там поженимся. Уже решено окончательно.
Люська открыла рот.
– Как – во вторник?.. – переспросила она в замешательстве. – Уже?! Так быстро? Разве можно так поспешно организовать свадьбу?!
– У нас будет «никях», то есть мусульманский религиозный обряд, – объяснила Алина. – Он не требует особой подготовки. Для родственников Тамера, да и для нас самих, это намного важнее, чем роспись в ЗАГСе. А саму свадебную вечеринку мы организуем позже, когда немного обустроимся там. Тогда уж все будет как положено – и платье, и угощение, и гости…
– То есть ты улетаешь насовсем? – ошарашенно уточнила Люська. – Ты останешься там жить?
Алина кивнула с сияющими глазами:
– Вот именно!
– А как же работа… как твои родители, ты их предупредила? – вспомнила Люська. Алина беззаботно махнула рукой:
– С работы, разумеется, я уволилась. В Турции работать мне не надо, там у женщин это не принято… А маме позвонила и рассказала все, как есть. Поначалу, конечно, она была в шоке. Но что ей еще оставалось делать, как не принять мое решение? Я взрослый самостоятельный человек…
Люська едва сдержала улыбку при этих словах подруги. К счастью, Алина этого не заметила, продолжая рассказ:
– …Она прилетит ко мне в Стамбул. Люсь, а ты? Ты приедешь?..
– На свадьбу? – растерялась Люська.
– Ну, если не на сам «никях», то хотя бы на свадебную вечеринку… Я тебе сообщу точную дату!
– А зачем так срочно жениться-то? – не поняла Люська. – Может, подождать немного, и тогда уж все вместе устроить – и этот, как его, «никях», и свадебный прием с гостями… Или ты того… этого… – хотя она понимала, что Алина никак не может быть беременной, они с Тамером просто не успели бы за ту неделю, что Люська отсутствовала.
– Ну, что ты такое говоришь! – Алинины глаза округлились. – Мы же с ним ни-ни, ты знаешь… – она слегка зарделась. – Просто он хочет непременно забрать меня в Турцию как можно скорее. Но, пока мулла не прочитает нам «никях» при свидетелях, мы не имеем права жить под одной крышей, это неприлично… Поэтому уж быстренько все организуем, уладим формальности, а деталями и оформлением займемся позже.
– Блин, с ума сойти, ты выходишь замуж! – завизжала Люська, до которой наконец-то дошло. Она кинулась обнимать подругу. Глаза у обеих блестели.
– А еще… Может, это и нехорошо, – призналась Алина, понизив голос, – но мне почему-то совершенно не хочется приглашать Жанку к себе на свадьбу… Как ты думаешь, это большое свинство с моей стороны?
– Не думаю. Более того, я тебя понимаю, – Люська невольно поморщилась. Она совсем упустила из виду одну деталь – ведь после Алининого отъезда Люське придется остаться с Жанкой в квартире один на один… Мало приятного, чего уж там. Конечно, это ненадолго, ведь она, скорее всего, в самое ближайшее время переедет к Диме на правах законной супруги… «Да, я ведь тоже выхожу замуж!» – вспомнила Люська. Но радость Алины от предстоящей собственной свадьбы была такой непосредственной, такой незамутненной, что она решила не омрачать подружкин триумф. Она скажет ей… как-нибудь потом.