Текст книги "Безудержная страсть"

Автор книги: Юлия Кузьминых

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)

Открыв глаза, Шеннон заметила на себе недоумевающий взгляд своей соседки по столику.

– Ты все это съешь? – Недоверчиво спросила она.

Едва заметно кивнув в ответ, Шеннон вдруг пришло на ум, что не поделиться кусочком столь вкусного десерта, будет крайне невежливо с ее стороны.

– Я могу поделиться с тобой. Хочешь половину?

Увидев, как Шеннон на полном серьезе разламывает вилкой бисквитное сердечко пополам, Микелина недоуменно затрясла головой.

– Конечно же… нет! – Укоризненно проронила она и словно, чтобы подчеркнуть свой решительный ответ, девушка как можно дальше отодвинулась от стола, вжавшись спиной в мягкую спинку дивана. – Я вообще не понимаю, как ты можешь это есть?!

– А что такого? – Непонимающе спросила ее собеседница. – По-моему, это очень вкусно.

– Это очень калорийно! – Скривившись, будто от боли, выдавила Мике.

Безразлично пожав плечами, брюнетка продолжила свою трапезу.

– Была бы моя воля, я бы каждый день на завтрак ела подобные лакомства.

Усмехнувшись услышанному, Мике приподняла руку, взглянув на свои изящные часы с фигурным золотым ремешком.

– Во-первых, сейчас поздний полдник, а во-вторых, – она томно вздохнула, впервые посмотрев на лежащее неподалеку пирожное с легкой долей грусти, – везет же некоторым. Могут есть как… – Резко вспомнив об их короткой перебранке в машине, Мике вовремя прикусила язык. – В общем, не каждому дано есть кондитерские изделия килограммами, и при этом оставаться с идеальной фигурой.

Шеннон усмехнулась, пропустив мимо ушей комплимент относительно своей фигуры.

– Поверь, я не так часто ем подобное, как тебе кажется.

Заинтриговавшись, Мике пригубила свой ароматно пахнущий чай и, не став спорить, словно невзначай повторила ранее услышанные слова:

– Ты сказала: «была бы моя воля». А что, в твоей семье кто-то против подачи сладких пирожных на завтрак?

– Мой папочка. – Сымитировав капризное выражение лица, Шеннон решила быть максимально честной, пока это возможно. – Он с детства не позволял мне подобную роскошь.

Не совсем поняв, что общего между обычным десертом и роскошью, Мике изумленно изогнула брови.

А может, родители Шеннон священнослужители, которым не принято есть сладкое? Это могло объяснить и многое другое, как например, столь явную стеснительность Шеннон в джакузи или неведенье относительно Маурисио.

Мике, конечно, мало что знала об образе жизни подобных людей, но даже она сомневалась на данный счет.

– А твой отец… откуда он?

Прожевывая каждый кусочек сладостного десерта с особой тщательностью, словно ест зажаренное мясо, а не воздушно-кремовую массу, Шеннон старалась сохранить на лице беспечную улыбку. Их разговор заходил совершенно не в то русло, по которому ей хотелось бы продолжать плыть, поэтому набрав на вилку тройную порцию таящего на языке лакомства, девушка хотела как можно скорее закончить их совместную трапезу.

– Он итальянец. – Вновь не став лгать, искренне признала она.

Пытаясь вспомнить кого-нибудь столь строгого уклада жизни, Мике призадумалась.

– Он священник?

Поперхнувшись от неудержимого смешка, Шеннон отрицательно покачала головой.

– Что ты, ему до святого, как мне до балерины.

– А как его фамилия? Ты, как я понимаю, носишь фамилию матери, так как она совершенно не здешнего происхождения, но твой отец…

Громко закашлявшись, Шеннон резко поднялась из-за стола. Наспех промокнув губы широкой салфеткой, она взяла в руки свой бумажный пакет, в котором лежала ее прошлая одежда и решительно произнесла:

– Я подожду тебя снаружи. Мне что-то просто катастрофически стало не хватать свежего воздуха.

Выбежав из маленького кафе, Шеннон лихорадочно растерла ладонями не в меру озябшую кожу рук. И как же так получилось, что за все двадцать три года ее бродяжной жизни ее ни разу не спрашивали об отце, благополучно заставляя забыть об этом подонке. Все было просто и честно: никому не было дела до твоего прошлого, пока ты отвечал требованиям окружающего тебя общества. Однако, стоило ей только вступить в мир модных платьев и бриллиантовых аксессуаров, в мир полный интрижек и обоюдной лжи, как за последние две недели Леонардо Пасквитти встречался почти в каждой теме любого разговаривавшего с ней человека. Нервно прогуливаясь вокруг небольшой клумбы цветов, Шеннон не заметила, как к ней подошли сзади.

– Простите, синьорина. – Послышался мужской голос со спины.

Непонимающе обернувшись, Шеннон, казалось, впервые в жизни готова была лишиться чувств в самый неподходящий для этого момент.

Рядом с ней стоял мужчина, одетый в служебную форму властителей закона. Но что хуже того – в его руке лежал откопированный на широкий лист снимок молодой девушки с достаточно крупными буквами под ним: «Шеннон Пэкстоун».

Внимательно посмотрев на побелевшее лицо окликнутой женщины, затем на снимок у себя в руке, патрульный неуверенно произнес:

– Синьорина Пэкстоун?

Потеряв дар речи, Шеннон впервые не знала, как поступить. Обычно при виде служителей порядка ее пятки сверкали со скоростью света, но сейчас, стоя в узком коротком платье на высоких каблуках, она сомневалась в том, что ей вообще удастся сделать хоть один поспешный шаг в сторону.

– Я… я… не…

Слова застряли в горле. Лихорадочно ища выход из сложившейся ситуации, Шеннон едва ли не в отчаянье хотелось со всей силой дернуть за корни своих распущенных волос, крича при этом во весь голос, так как выхода она найти не могла. По договоренности с губернатором, она должна находиться под строжайшим наблюдением в доме Мануэля, а не разгуливать расфуфыренной куклой по улицам города, пусть даже она и не собиралась сбегать от своего наказания.

Заметив паническую нервозность в глазах незнакомки, мужчина интуитивно напрягся. Очень медленно потянувшись к висящим на поясе металлическим браслетам, служитель закона приготовился в любой момент набросится на подозреваемую, если вдруг та удумает бежать.

Как в замедленной съемке, она наблюдала за движением рук полицейского, решившего пустить в ход наручники. С мгновенной скоростью, словно карточный домик, стала рушиться ее последняя надежда на сегодняшний совместный ужин с Мануелем. Мысленно представив себя в грязной, воняющей помоями, тюремной камере, она содрогнулась и резко отпрянула в сторону.

Побег!? Но это приведет только к новым проблемам. И эта мысль, словно высоковольтный разряд молнии, заставила ее остановиться, превращая в существо без чувств и эмоций, безвольно починившуюся насмешкам госпожи-судьбы, женщину.

– Какого черта здесь происходит? – Как гром среди ясного неба, прозвучал поблизости голос Микелины.

Предостерегающе подняв ладонь в сторону подошедшей девушки, молодой представитель закона, по-прежнему, не отрываясь, следил за стоящей в паре шагов брюнеткой.

– Не подходите, синьорина. Здесь может быть опасно!

Едва не рассмеявшись во весь голос от подобной чуши, Мике решила снять свои солнечные очки, чтобы как можно лучше разглядеть эту чудовищную угрозу. Поняв, что Шеннон находится в глубоком ступоре, рыжеволосая девушка не на шутку возмутилась, заметив, как стоящий перед ней мужчина все же снял с пояса наручники, готовый в любую секунду заковать в них ее временную подопечную. И если это произойдет, она сильно сомневалась, что ее дорогой братец отблагодарит ее теплой улыбкой. Мануэль придет в ярость от того, что какой-то идиот решил забрать у него из-под носа одну из своих самых любимых содержанок, снося при этом головы винновых. В том числе и ее собственную. А начинать войну между ними у нее не было никакого желания.

– Простите, офицер, но мне кажется, реальная опасность может исходить к вам с совершенно другой стороны. – С надменной улыбкой спокойно продолжила она. – А именно – от меня. По какому праву вы размахиваете своими игрушками перед лицом моей сестры?!

– Простите? – В замешательстве переспросил ее мужчина, начав настороженно следить уже за обеими девушками. – Что вы имеете в виду?

Решив, как можно скорее положить конец столь драматургической ситуации, Микелина уперла руки в бока и с бойким голосом начала свою тираду:

– То, что слышали. Да вы хоть знаете, кто я такая?

Уловив растерянное выражение лица законодателя власти, Мике иронично усмехнулась.

– Меня зовут Микелина Горнели. – Заметив с какой невероятной скоростью расширились глаза мужчины от услышанной фамилии, девушка едва заметно согласно наклонила голову. – Да, да, именно мой отец – Лукас Горнели ежемесячно инвестирует немалые средства на развитие нашей любимой и глубокоуважаемой служебной системы Италии.

– Простите, синьорина. – Вконец растерявшись, выдавил из себя молодой служитель порядка.

Каждый сотрудник полиции прекрасно знал, что Лукас Горнели являлся одним из самых щедрых покровителей полиции в этой стране. Не желая выслушивать недовольство своего начальства по этому поводу, мужчина решил пояснить свои действия дочке одного из влиятельных олигархов.

– Я не знал, кто вы такая… Я всего лишь хотел арестовать опасную преступницу…

– Преступницу? – Недоуменно переспросила Микелина. – И кто же, по-вашему, здесь преступник?

Взгляд офицера неуверенно остановился на все ещё потрясенном лице темноволосой девушки.

– Вот она. – Наконец, изрек он. – Эта преступница залезла в мирный дом, выкрала бриллианты, оставив разоренной одну из самых многоуважаемых семей во всей стране.

Безудержный смешок Микелины наконец-то вывел Шеннон из глубокого оцепенения. Изумленно сообразив, что кузина Мануэля на ее стороне, ошеломленная брюнетка решила молча проследить за дальнейшим развитием беседы.

– Офицер, вы действительно думаете, что моя двоюродная сестра могла обокрасть семью Пасквитти?

– Ваша… сестра? – Будто впервые услышав подобное утверждение от молодой синьорины, нерешительно переспросил полицейский. – Разве, это не Шеннон Пэкстоун?

Словно в оправдание своим словам мужчина показал снимок разыскиваемой преступницы.

С интересом рассмотрев портрет взлохмаченной девицы с изрядно перепачканным лицом, Микелина брезгливо скривила губы.

– Вы что, серьезно полагаете, что это чудовищное убожество похоже на мою сестру?

Ошеломленно округлив брови, Мике посмотрела на свою все ещё молчащую «сестренку».

– Изабель, ты только посмотри, с кем тебя спутали?! Уму непостижимо!

Моментально ухватив игру своей неожиданной спасительницы, Шеннон медленно подошла ближе.

Взглянув на снимок, она вдруг весело усмехнулась, вспомнив, как после нескольких изматывающих часов преследования ее все-таки смогла догнать полиция и сделать столь неудачную фотографию.

– Неужели я и, правда, так плохо выгляжу? – Как можно беззаботнее спросила она.

Ещё раз взглянув на фотографию перепачканной преступницы и на эту столь роскошную молодую синьорину, растерянный сотрудник порядка не на шутку засомневался в собственном уме.

– Простите меня, синьорины. – Слабым голосом произнес он, словно только что поняв, с какой семьей он имеет дело. – Произошла небольшая ошибка.

Снисходительно улыбнувшись, Микелина взяла Шеннон под локоть, открыто продемонстрировав свою крепкую любовь к кузине.

Однако последующая реплика заставила ее губы вновь принять горизонтальное положение.

– Вы не могли бы предъявить ваши документы?

Впервые отдав должное служителю закона, которого она ещё секунду назад принимала за полного болвана, Мике приняла самое что ни на есть оскорбленное выражение лица.

– Вы нам не верите? – Холодно проронила она.

– Верю, но все же…

– Но все же требуете документов! – Негодующе воскликнула она, привлекая к себе любопытные взоры прохожих туристов. – Никогда не думала, что в своей родной стране меня станут в чем-то подозревать! Я что, каждый раз, выбираясь с подругами в кафе или какой-нибудь бутик должна брать с собой паспорт?

– Синьорина, Горнели… – Видя, как не на шутку разбушевалась рыжеволосая девушка, попытался успокоить ее полицейский.

– Вот именно, я – синьорина Горнели! – С чувством явного достоинства выкрикнула Микелина, поспешно раскрыв свою дамскую сумочку. Вытащив из нее мобильный телефон, девушка начала неистово нажимать на кнопки, пока ее губы не изогнулись в торжествующей улыбке.

– Вот, посмотрите. – Протянув дисплей телефона замолчавшему мужчине, довольно произнесла она.

Посмотрев на интернет страницу с газетной статьей, на снимке которой была изображена Микелина со своим отцом, служитель закона совсем сник, почувствовав свою очередную оплошность.

Расчетливо поймав момент полнейшего поражения сотрудника порядка, Мике нанесла решающий удар.

– Я думаю, я достаточно подтвердила свою личность. Так что давайте решим всё мирно: вы отпускаете нас с сестрой, а я не звоню своему отцу и не называю ему вашу фамилию.

Прекрасно понимая, что после такого звонка с его карьерой в правоохранительных органах будет навсегда покончено, мужчина опустил взгляд.

Вспомнив тактику хорошего и плохого полицейского, Шеннон быстро вжилась в образ столь любимой обаятельной пай-девочки .

– Вы, кажется, говорили, что произошла небольшая ошибка? – Вмешалась в разговор темноволосая девушка, подбадривая приунывшего мужчину. – Мы все понимаем, офицер. У вас такая сложная работа.

Нежно улыбнувшись, она крепко обхватила Мике за плечи.

– Простите мою сестру, она зачастую бывает вспыльчива и груба. Неприятности на любовном фронте – с кем не бывает? – Добродушно хмыкнула брюнетка. – Но раз никто ни на кого не держит зла, то, может, мы уже пойдем?

Не удержавшись от ответной улыбки столь милой девушке, молодой служитель закона и впрямь откровенно недоумевал, как же он смог спутать столь обворожительную женщину с грубой преступницей? Ещё раз посмотрев на стоящих перед ним девушек, мужчина пораженно покачал головой. Сразу видно, что они не родные сестры, так как одна из них была настоящим ангелом с милым, покладистым характером, в то время как вторая – настоящая богатая стерва, готовая с упоением пить свежую кровь от таких обычных работяг, как он.

Решив поскорее закончить свое недолгое знакомство со столь могущественной семьей, пока это не закончилось его скоропостижным увольнением с работы, полицейский, сложив откопированный снимок в несколько раз, поспешно убрал небольшой лист в карман брюк.

– Приятного дня, синьорины. – Отдав честь, он быстро кивнул головой, после чего, развернувшись, решительным шагом направился прочь.

Ликуя от их небольшой победы, девушки не спешили размыкать объятий. Опомнившись первой, Мике, не стирая улыбки с лица, тихо произнесла:

– Уходим. И как можно скорее. – Продолжая крепко обнимать Шеннон за плечи, она поспешно направилась в сторону салона красоты, на парковке которого до сих пор стояла ее машина. – Без обид, но на мою двоюродную сестру ты похожа ещё меньше, чем на свой собственный снимок. Так что, нам лучше убраться отсюда, пока наш дорогой друг не проверил остальные данные.

Затерявшись среди толпы людей, безмолвно сговорившиеся сообщницы поспешили скрыться со столь открытой площади. Почти добежав до подземной парковки «Райских Грёз», девушки юркнули внутрь элегантного салона «Порше», наспех закрыв за собой все двери. Только после того, как откидная крыша автомобиля снова оказалась на своем месте, полностью скрывая не в меру обеспокоенных пассажирок, они наконец-то смогли спокойно отдышаться. В немом молчании отчетливо слышалось сбивчивое дыхание обеих соучастниц, и Шеннон могла поклясться, что ритм сердца Микелины нисколько не уступал ее собственному. Поразившись от того, что ещё совсем недавно ей нравилось это чувство экстрима, девушка в конец приуныла, осознав, что прошлой «сорванца-Шеннон» больше нет в ее жизни. И неважно, что будет дальше: тюрьма или снова беспризорная жизнь, она уже никогда не станет прежней. Мануэль показал ей другую часть жизни, заставив ее повзрослеть, перешагнуть свой прошлый период прошлого. Только вот к чему приведет этот новый шаг, она пока и сама не знала.

Позабыв на секунду прошлые распри с сидящей поблизости Микелиной, Шеннон не смогла скрыть подмеченные наблюдения.

– Да у тебя талант! – Не скрывая иронию в голосе, невольно усмехнулась она. – Ты далеко пойдешь.

Сухо хмыкнув в ответ, Мике обхватила длинными пальцами мягкую кожу руля и, замерев на мгновение, наконец, резко включила зажигание. Пренебрегая знаки рекомендуемой скорости, девушка поспешно выехала из подземного гаража, после чего мча спортивный «Порше» вдоль узких улочек, все дальше и дальше уезжала от центра города, уносясь в сторону от элитных особняков к самому пику высокой скалы. Только остановившись на обширном пустыре, она заглушила мотор, после чего тихо и очень четко заговорила:

– Ладно, детка, мы круто поиграли. Было весело. Но теперь давай начистоту. Кто ты? Что ты? И как смогла так близко подобраться к моему брату?

Понимая, что после всего произошедшего на площади лгать Микелине не имело смысла, Шеннон ничего не осталось, как сказать чистую правду:

– Я обычная беспризорная сирота, выросшая в грязных трущобах Чикаго, ставшая профессиональной воровкой. – Пожав плечами, она, словно оправдываясь, развела раскрытые ладони по сторонам. – Вот и вся моя биография.

Ошеломленно приоткрыв рот, Мике посмотрела на Шеннон, пытаясь поверить услышанному.

– Так это, и правда, ты украла бриллианты Пасквитти? – Словно полный бред, тихо произнесла она совершенно недоверчивым голосом.

Гуманно промолчав, Шеннон ожидала дальнейшей реакции своей собеседницы, с легкой долей иронии размышляя: спихнет ли младшая сестренка столь мерзкую преступницу обратно своему брату или, как истинный законопослушный гражданин, прямиком отвезет ее в полицейский участок?

– Ты украла бриллианты Пасквитти. – Вновь послышался тихий голос Микелины, словно она только сейчас осознала каждое слово произнесенного ею предложения.

– О, Боже, ты украла бриллианты Пасквитти! – Наконец, приняв столь невероятный факт, вдруг громко воскликнула рыжеволосая девушка, посмотрев на Шеннон, будто видит в первый раз в жизни. – Вот это да!

На этот раз Шеннон пришлось с трудом удержать свою так и норовившую отвиснуть челюсть, поскольку совсем не была готова к такой бурной реакции. Заметив на себе полный восхищения взгляд, она всерьез опасалась, что у Микелины случился припадок.

– Я так и знала, что ты не одна из светских дамочек моего круга, какой бы чертовски хорошенькой не казалась на самом деле. – Деловито изрекла Мике, вновь беря себя в руки.

– Так уж и знала? – Сведя брови, сомневающимся голосом переспросила Шеннон.

– Конечно. – Довольно хмыкнула собеседница. – Ты ведь ничего не понимаешь в современных аспектах моды. Не знаешь элементарной разницы между педикюром и маникюром. Ты никогда не заходила в бутик модной одежды Джо Кре, хотя и живешь в Чикаго. Господи, да ты даже с солярием справиться не могла!

Вяло усмехнувшись в ответ, Шеннон ничего не оставалась, как с поражением признать свое полное фиаско. Да, что не говори, но тягаться с Микелиной в знаниях моды и прочей ерунды с косметическими процедурами – было ее самым слабым местом.

– И все-таки, я не понимаю, – развернувшись к ней в пол-оборота, продолжала рассуждать Мике, – ты попалась на краже в Искье. Так зачем мой брат вытащил тебя из лап губернаторской полиции и привез в свой дом? Откуда он вообще о тебе узнал?

Почувствовав, как зарделись ее щели, Шеннон опустила глаза.

– Потому что до этого я пыталась обокрасть его.

Услышав со стороны сначала приглушенный смешок, который быстро перерос в сдавленный смех, Шеннон недоуменно посмотрела на, казалось бы, ополоумевшую собеседницу.

– Да уж, – кое-как успокоившись, покачала головой рыжеволосая девушка, – ты не профессиональная воровка. Ты – горе-неудачница.

– Тем не менее, я все-таки лишила бриллиантов Пасквитти. – Оскорблено парировала Шеннон.

Забывшись о том, что их чуть не арестовали на улице, Микелина продолжала весело посмеиваться, словно они разговаривали об очередной комедии, вышедшей на большой экран.

– Я, конечно, понимаю, тебе тяжело пришлось, иначе ты бы вряд ли вступила в подобный род деятельности, но, все же, как ты смогла так сильно зацепить моего брата? Обычно он терпеть не может лгунов и мошенников.

– Он и не мог. – Открыто признала брюнетка. – Поначалу, он лишь хотел отомстить мне за содеянное, но постепенно наши отношения… – Задумавшись над тем, что же между ними происходит на самом деле, Шеннон на секунду замолчала. Она с ума сходила по Мануэлю. И казалось, чем больше пыталась им насытиться, тем больше хотела его снова и снова. Не зная, как объяснить все это Микелине, девушка тихо вздохнула. – В общем, теперь всё сложно. Уже завтра за мной приедет конвой во главе с губернатором, чтобы переправить в Неапольскую тюрьму. Так что, можешь не беспокоиться, скоро твой брат навсегда обо мне забудет.

Мгновенно поникнув, Мике впервые стерла со своего лица так долго хранившийся на нем энтузиазм.

– Печально, что все так сложилось. – Искренне признала она. – Я, конечно, никогда не думала, что мой брат может сойтись с подобного рода женщиной, но, кажется, я только сейчас понимаю, что ты во многом отличаешься от тех глупых белобрысых идиоток, так часто цепляющихся за его шею. Ты во многом интереснее, чем хочешь казаться на первый взгляд. С тобой можно поговорить, не боясь, что ты, словно немая корова, уставишься на меня круглыми глазами и начнешь непонимающе моргать в ответ… Хотя, о моде с тобой все же лучше не заговаривать. – Простодушно улыбнулась Мике. – И все же, главное твое достоинство – это мой брат.

Заметив на себе вопросительный взгляд карих глаз, девушка смещено пояснила:

– То, как он сегодня смотрел на тебя… Я никогда прежде не видела у него подобного взгляда. Ты была не просто его новой пассией на очередной вечер, ты была его жизнью. – Задумавшись на миг, она трепетно произнесла. – Если на меня кто-нибудь когда-нибудь посмотрит точно так же, клянусь, я не раздумывая брошу все, что у меня есть, только лишь бы навсегда остаться с ним.

– Жаль только, что мне бросать нечего.

Откинувшись на спинку своего сидения, Шеннон невидящим взглядом посмотрела в окно. Как бы она ни старалась забыть об ожидающем ее кошмаре, как бы ни пыталась оставаться сегодня в совершенно непринужденном настроении, крадущаяся боль все же острым камнем давила в груди. Сдерживая подступившие слезы, молодая девушка обхватила себя за озябшие плечи, пытаясь согреться сквозь пробивающиеся через окна лучи палящего солнца.

– Мне жаль, что все так получилось. – Вновь послышался приглушенный голос Микелины. – Именно поэтому я никогда не создаю себе подобных тупиков. Не хочу потом ни жалеть, ни быть под чьим-то подчинением. Я люблю свою свободу. Я хозяйка своей судьбы.

– Люди заблуждаются, утверждая подобное. – Холодно проронила Шеннон, все ещё невидящим взглядом смотря в свое окно. – Поверь, я знаю.

– Не в моем случае, детка. – Вдруг самодовольно усмехнулась Микелина. – Только не в моем случае. Да и, честно говоря, будь я на твоем месте, то не стала бы так заранее расклеиваться. Борись! Ищи выход! Действуй любой ценой, но борись, а не сиди тут и не ной, проклиная судьбу.

Сузив глаза, Шеннон повернула голову, чтобы встретиться с ней взглядом.

– Ты думаешь, я не боролась? Думаешь, я в тюрьму хочу? Единственный для меня шанс на спасение – это побег. Но если я на это пойду, они придут за твоим братом. Губернатор ясно дал знать, что один из нас обязательно ответит за содеянное мной преступление.

– Губернатор – всего лишь мелкая сошка, по сравнению с нашими семьями. Он не рискнет даже пренебрежительно посмотреть в сторону Мануэля.

– И все-таки я не хочу проверять. – Твердым голосом произнесла Шеннон, ставя окончательную точку в этом вопросе.

Понимая, что разубедить сидящую рядом брюнетку ей не удастся, Мике лишь беспечно пожала плечами.

– Ну и зря. А я бы попробовала. Нужно испробовать все шансы, пока они ещё актуальны.

Выведенная из себя столь беззаботным тоном собеседницы, Шеннон, наконец, отбросила свои душевные терзания на задний план и, ошеломленно покачав головой, вновь посмотрела на веселящуюся особу.

– Микелина, оглянись! Это всё серьезно. А для тебя жизнь это… это просто театр какой-то!

– Вся наша жизнь – театр, а люди в нем актеры. Так, кажется, ещё сам Шекспир сказал. – Лениво потянула Мике, открыв дверцу со своей стороны.

Горестно покачав головой, Шеннон усмехнулась самой себе.

– Мы слишком разные. – Вслух рассудила она. – Ты никогда не поймешь моих проблем. Никогда не окажется в той безвылазной яме дерьма, в которой оказалась я. Для меня вся моя жизнь – это сплошная борьба за выживание, для тебя же жизнь – это веселая игра в театре, в котором ты всегда будешь исполнять главную роль. Не стоило мне ждать от тебя понимания, ведь чтобы понять мои чувства, нужно пережить ту боль, которую испытала я. Ты не знаешь, что чувствует человек, когда совершенно чужие ему люди смотрят на него, словно ты он достоин своего рождения. Они презирают его, за то что он грязный, голодный… За то, что он нищий и беспомощный. Меня может понять только такой же отверженный человек, как и я. А тебя это никогда не касалось.

Словно наконец-то услышав говорившую рядом девушку, Микелина горько усмехнулась, с тяжелым взглядом посмотрев через лобовое окно машины.

– Давай, выйдем. Хочу тебе кое-что показать.

Последовав за собеседницей, Шеннон не спеша вышла из приятной прохлады, создаваемой включенным кондиционером, в знойное пекло солнечного дня. Осмотревшись на широком пустыре, резко обрывающимся у подножия голой скалы, Шеннон осторожно сделала пару шагов вперед, пытаясь максимально приблизится к стоящей у самой кромки камня рыжеволосой девушки. Находясь на границе между безопасностью пологой равнинной местности и резко начинающегося крутого утеса, о который далеко внизу бились непокорные морские волны, рассыпаясь в своей борьбе на миллиарды крошечных брызг, Мике казалась отрешенной от всего мира. Не замечая кружащего у основания пропасти вихря, беспощадно бьющего в лицо, Шеннон непроизвольно задержала дыхание. Вид у этого места был опасно красивым.

Выйдя из тяжелой задумчивости, Мике оглянулась и, сделав пару шагов назад, чтобы не кричать из-за гуляющего в этих просторах вольного ветра, раскинула руки широко в стороны.

– Правда же, здесь очень красиво? – Слишком напряженно для простой счастливой улыбки, слабо усмехнулась она. – Последние одиннадцать лет, я каждый год приезжаю на это место. Но лишь дважды я была здесь не одна. Ты, как раз, вторая.

Чувствуя разительную перемену настроения в стоящей поблизости девушке, Шеннон как можно бесстрастнее спросила:

– И кто же был до меня?

– Моя мать. – После недолгой паузы, холодно проронила Мике, вновь посмотрев в бескрайнюю голубую даль, где мерцающее яркими солнечными бликами море плавно сливалось с безоблачными просторами небес.

Отойдя от опасного обрыва, сестра Мануэля не спеша вернулась к стоящему по центру пустыря «Порше» и, облокотившись бедрами капот, прищуриваясь от ярких лучей солнца, посмотрела на Шеннон.

– Ты говоришь, мы слишком разные. – Задумчиво начала она. – Да, ты права, я не знаю, что такое выживание в одиночестве на грязных улицах огромного города. Не знаю, как можно жить без крыши над головой. Не знаю, что такое голод, кроме тех случаев, когда по собственной инициативе сижу на диете. Я выросла в роскоши. Моими детскими игрушками были изумруды, рубины и бриллианты, которые я выковыривала из своих кукол, сделанных для меня на заказ… Да, мы разные. Но в одном ты все же ошибаешься. Я знаю, что такое боль. Боль от ненависти самого близкого и любимого тебе человека, ничем не уступает твоей… а может, даже и превышает ее.

Недоверчиво поймав взгляд смотрящей на нее Микелины, Шеннон тоже подошла к машине.

– Тебя кто-то ненавидел?

– Вообще-то, я не стерва, – лениво улыбнулась девушка, продолжая свой рассказ, – но иногда меня заносит. Все эти тряпки, разговоры о драгоценностях, вечеринках – всему этому я научилась благодаря своей матери. А ведь когда-то я не была такой. Когда-то я была маленькой девочкой, обожающая своих родителей… в особенности – маму. – Ее взгляд углубился, стал на мгновение теплым, нежным, изменяя облик Микелины до глубины души. – Отец Мануэля и мой – родные братья. Оба властные, состоятельные люди, с одной лишь разницей – Густаво Конте женился по любви на дочери итальянского нефтяного магната, а мой отец выбрал в жены дочь эмигрировавшего из Италии в Кубу опасного наркобарона, которая очень хотела вернуться в родную страну. Этот брак был построен лишь на расчетливой выгоде, благодаря чему Лукас и выстроил свою империю. По условию моего деда, он взял его фамилию, чтобы род Горнели и дальше процветал в Европе. Моей матери было всего лишь восемнадцать, когда ее выдали замуж. Она была молодой, очень красивой и до смерти ненавидела моего отца…а потом и своего ребенка, порожденного им. Но я была далека от всего этого. Я страшно любила свою мать. Бывали дни, когда я бегала за ней, словно ее тень, выполняла любое ее пожелание, посвящала ей свои дифирамбы и очень часто просила подарить мне ещё одного братика или сестренку. Но я так и осталась единственным ребенком. Наверное, поэтому я так сильно привязана к своим двоюродным брату и сестре, чьи матери обожали своих детей.. Моя же мать умилялась мной, как послушной маленькой собачкой. Видимо, из-за отца она никогда не показывала своего настоящего отношения ко мне. Но однажды, ей все это надоело. Лукас стал часто уезжать на трехмесячные командировки в Штаты. Мать почувствовала свободу и тоже перестала бывать дома. До переезда во Францию, мы жили неподалеку от резиденции Мануэля. Именно поэтому я так часто просила нашего шофера отвезти меня к своему любимому дяде, чтобы поиграть со старшим кузеном.

Внезапно голос Микелины дрогнул. С видимым усилием проглотив ком в горле, она все же тихо продолжила:

– В один из таких, казалось бы, беззаботных дней в особняк дяди приехала моя мать. Мне было десять лет – достаточно разумный ребенок, чтобы кое-что понимать из жизни взрослых. В тот день я впервые увидела свою мать в таком состоянии. Она не была пьяна. Не сходила с ума. Она просто была под кайфом. Вероятно, Густаво это заметил, отвел ее кабинет, где они очень долго и очень громко о чем-то спорили. Пока мой дядя звонил брату с целью рассказать о том, что происходит, моя мать резко выбежала из кабинета, схватила меня за руку и бегом отвела к стоящей у крыльца машине. Это был поздний вечер. Она вела машину, как сумасшедшая, пару раз сбив ограждающие дорогу столбцы. Я притихла, вжалась в сидение и молила лишь о том, чтобы мы как можно скорее приехали домой. И вот, наконец, она остановилась…

Выпустив вместе со вздохом давно ушедшие переживания той ночи, Мике горестно осмотрелась вокруг.