Текст книги "Пути и маски (СИ)"

Автор книги: Юлия Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– И всё же без магии Альсунг размажет их, точно вот это варенье по хлебу, – хищно усмехнулся Тейор, демонстрируя, как именно это произойдёт. – Как же они там дрожат, если соизволили признаться в своей слабости… Лорда за такое по головке не погладят.

– И что ты решил? – спросила вдруг Индрис, рассеянно поправляя волосы. Нитлот не сразу сообразил, к нему ли она обращается.

– Я?…

– Ты, Зануда, – она ласково, но немного покровительственно улыбнулась ему. – Ты проводил Альена в путь, победил его умертвие, сражался с тенями из Хаоса… Теперь вот начитался о тауриллиан. Это уже твоя война, разве нет?

Его война… У Нитлота почему-то пересохло в горле. Он не боевой маг и, тем более, не воин. Войны всегда вызывали у него отвращение, в особенности войны беззеркальных. Мерзкая, бессмысленная кровавая возня.

Вот Ниамор всегда была зачарована рыцарством, даже училась худо-бедно владеть мечом… Может, не зря в Долине со смехом шептались, что природа ошиблась, сделав её женщиной, а его – мужчиной?

– Я не Старший, – сказал Нитлот. Эта фраза, как и прежде, причиняла если не боль, то большие неудобства. – Его заменяет Мервит – ему и решать. Или, по крайней мере, Наилил.

– Но Мервит всё-таки тоже не Старший, – задумчиво протянула Индрис, лениво потягиваясь. Нитлот заметил, что волосы у неё сегодня снова изменили оттенок и теперь отливают тёмно-зелёным. – А старый Регидрог, следующий по возрасту, заранее отказался от этой чести.

– Откуда ты знаешь? – удивился Тейор. Для этого ему пришлось перегнуться через Нитлота; тот обречённо вздохнул.

– От него самого, – смешок Индрис прозвучал легко, как серебряный колокольчик – но куда более порочно. – Он мой дядя, забыл?

Нитлот сжал кулаки под столом – и понял, что не выдержит.

– О бездна! Вы в открытую делите место Старшего так, будто он уже умер. Это отвратительно!

– Э, какой чистоплюй… – хмыкнул Тейор. – Всем ясно, почему тебе это особенно не даёт покоя.

– Я думаю не о власти, а вот об этом, – огрызнулся Нитлот, хлопнув себя по карману. На них уже с любопытством посматривали из-за соседних столов, так что он сбавил тон. – Пока Альен ищет разрыв, мы могли бы помочь Дорелии. Я считаю, что мы обязаны сделать это. И буду на этом настаивать – перед Мервитом или любым другим, кто станет Старшим.

Тейор присвистнул, и они с Индрис выразительно переглянулись. Всего на секунду, но в голове Нитлота уже зароились подозрения. Когда живёшь в Долине, нужно быть начеку…

Он осторожно прощупал их мысли. У обоих – пусто и глухо, конечно: чего ещё ожидать от мастеров? Прекрасные, гладкие стены защиты на сознании. Нитлот мог бы вломиться, но такая грубость вызвала бы большой скандал.

– Размяк, размяк… Не обижайся, дружище, но странно слышать от тебя такие слова, – проговорил Тейор, промакивая салфеткой дрожащие в улыбке губы. – Ты же презираешь беззеркальных. Чуть ли не животными их считаешь. А поход в Дорелию – большой риск. Если Альен не закроет разрыв и проиграет тауриллиан, она обречена…

– Но Альен не проиграет, – промурлыкала Индрис, победоносно сверкая глазами. – А сдерживая натиск Альсунга здесь, в Обетованном, мы выиграем для него время… Да и бросить бедняжек беззеркальных было бы подло. Я согласна с Занудой.

До Нитлота запоздало дошло, что эта беседа – часть плана этих двоих, нечто вроде маленького заговора… Неожиданно, надо признать.

Однако не всё удастся так, как они хотят… Явно не всё. Нитлоту не стать Старшим. Он мечтал об этом так долго, что время выпило из него всю надежду – дочиста слизало языком, испещрённым числами.

Вопрос тут был даже не во власти: каждый из зеркального народа, по сути дела, волен поступать, как ему вздумается, если это не принесёт вреда Долине в целом. Личная воля свободна и свята. Но Старший – это вождь, кормчий, символ. Ядро, куда стягиваются потоки магии в Долине. Возможно, лишь функция – часто бесполезная, но воодушевляющая.

Нитлот всегда хотел занять это место. Хотел вести за собой других. Он считал себя достойным и не сомневался, что принесёт Долине пользу. Хотя, что уж скрывать, соображения пользы для других обычно меньше всего руководили им… Он вспомнил Старшего, погружённого в сон в Меи-Зеешни, – и впервые почувствовал из-за прошлых мыслей стыд.

– Я не утверждаю, что мне не важно, кто станет Старшим, – медленно выговорил он, не глядя ни на Тейора, ни на Индрис. Они оба внимательно прислушивались к нему – крайне непривычное ощущение. – Не утверждаю, что не хотел бы этого сам. Или что не буду завидовать. Но на первом месте сейчас действительно другое… – Нитлот помолчал, перебирая в уме главное. – Лорд Заэру пишет не только об угрозе Альсунга, а ещё и о болезни, что напала на них. Они зовут её Чёрной Немочью, и она явно магического происхождения… Наверное, ещё одно проявление Хаоса, который выпустил Альен. Беззеркальным не выстоять в одиночку.

– Но они никогда не согласятся, Зануда, – тихо и серьёзно сказала Индрис. – Жрица Наилил, и зеркальщик Гиллер, и старая Кетлабат… И многие, многие ещё. Они хотят переждать войну, как мы делали всегда.

– Вот только с этой войной так не получится, – вздохнул Тейор, катая по столу хлебный шарик. – Помню я Хелт – та ещё стерва, честно говоря… Если она связалась с тауриллиан, нам не отсидеться в тиши. Но их большинство, Зануда – тех, кто за Наилил. А Мервит, став Старшим, поступит, как велит большинство.

Нитлот помолчал. Перед глазами у него встало укоризненное лицо Ниамор. А потом пояс, на котором она повесилась.

Сестра любила Альена. Так уж вышло, и хватит это отрицать. А Альен никогда не делал то, чего хотело большинство – во вред ли, во благо…

– Если понадобится, я пойду против Мервита и Наилил. Если понадобится – поеду в Дорелию один.

ГЛАВА IX

Кезорре, Ариссима

Муза Ринцо была строптива и, несмотря на мягкость характера, подвержена вспышкам гнева. Эр Алья за годы брака с нею привык к этому и сносил бури, стойко отмалчиваясь или (в тяжёлых случаях) скрываясь в своём кабинете. Лауру (обычно – воплощение женственности и очарования) мог вывести из себя любой пустяк, особенно если накопились какие-то неполадки с картинами.

Но такой суровой Ринцо не видел её уже давно.

Он наклонился, грустно послушав свист пролетевшей над головой тарелки и потом – звон за спиной. Челла, по его предусмотрительной просьбе, не оставляла на видных местах бьющиеся предметы: и виантское стекло, и тончайший хрусталь из Маритты хранились на кухне, докуда Лауре бывало просто лень доходить. Так что тарелка была из жести.

За ней последовали бронзовая статуэтка тигра, привезённая отцом Ринцо из Минши, коробочка игральных костей и надкушенное яблоко. Чтобы не наклоняться каждый раз, Ринцо терпеливо стоял в полусогнутом положении.

В пояснице скопилась боль. Да, немолод он уже для таких развлечений…

– Успокойся, радость очей моих! – взмолился эр Алья, глядя на покрасневшие от злости щёки Лауры. – В сотый раз прошу – дай мне всё объяснить…

– Нечего здесь объяснять, я чудесно тебя поняла! – прошипела Лаура, с угрозой схватившись за погашенный светильник. – Ты приводишь к нам в дом дорелийскую девку и заявляешь, что она будет жить здесь – здесь, со мной под одной крышей!.. Если собрался обманывать меня, Ринцо, то для начала научись это делать, не позоря!

Лаура занесла руку; тяжесть светильника явно была для неё чрезмерной. Ринцо вздохнул.

– Ты сама выбирала его, помнишь, родная?

– Кого? – ещё сильнее озлобилась Лаура.

– Светильник, – решив воспользоваться секундой замешательства, Ринцо шагнул к жене и мягко отобрал изящную вещь в форме паруса. Поставил светильник на низкий столик и, взяв Лауру за оба запястья, осторожно усадил на софу. – Мы тогда ездили в столицу в мой выходной и обошли все лавочки на главной улице. Помнишь, как тебе понравилось?

– Брось заговаривать мне зубы, Ринцо! – воскликнула Лаура, но уже не так уверенно. Она всё ещё тяжело дышала: грудь нервно вздымалась под натянутым жёлтым шёлком. – Я ни за что не соглашусь на это, никогда. Не понимаю, как тебе могло прийти в голову, что я соглашусь!..

– Эта девушка – мне не любовница, – вновь отчеканил Ринцо – так спокойно, как только мог. За стеной раздалось приглушённое пение Челлы: кухарка убедилась, что ураган миновал. – Клянусь, что вчера вечером я впервые в жизни увидел её. Но ей больше некуда идти…

Лаура всплеснула руками, и один из широких рукавов полоснул Ринцо по лицу.

– Леди эи Заэру некуда идти?! Очень смешно, Ринцо. Видишь – я умираю от хохота!.. Если она – в самом деле та, за кого себя выдаёт, то у неё есть семья и толпы слуг в Дорелии!

Ринцо вздохнул. Он и сам до конца не понимал, почему поверил рыжей чужестранке. Возможно, ир Пинто прав, и его рыцарство неуместно. Возможно – она обычная воровка или мошенница…

Но чар Энчио, который много раз ездил в Энтор по дипломатическим делам, легко опознал Синну эи Заэру. Это и стало для Ринцо главным аргументом.

Это – а ещё, пожалуй, её неприязнь к Линтьелю. Но при Лауре лучше даже не думать о подобном, не то что произносить.

– Ей стыдно возвращаться к отцу. Она считает, что подвела его и… опозорена.

– Опозорена? Моим братом? – на этот раз Лаура действительно рассмеялась – истерически заливистым смехом – и откинулась на подушки. – Самая забавная небылица, клянусь Мудрейшей!.. Да он прикоснуться бы побрезговал к девушке, сбежавшей из дома, будь она хоть прекраснее луны!

Ринцо на всякий случай отодвинул лишние подушки на другой край софы. Пение Челлы стало увереннее.

– Не знаю, радость моя. Ты, конечно, лучше знаешь Линтьеля, но сбежать-то она сбежала. Она леди и, вернувшись, очернит имя отца.

– Какая принципиальность, – язвительно выдохнула Лаура. – А явиться в дом к незнакомому женатому эру показалось ей менее постыдным?

– Она явилась к тебе, а не ко мне, – повторил Ринцо. – Как к единственному человеку, которого знает здесь, хотя бы понаслышке. К тебе – и ещё к Совету Правителей. Она хочет помочь в войне против Альсунга… Если Кезорре вступит в неё.

«Лицемер, – с отвращением сказал он себе. – «Если»… Будто не знаешь, что всё уже решено».

– Женщина – и помочь в войне? У них там в обычае лезть не в своё дело? – кипела Лаура. Ринцо не отпускал её руку, и постепенно тонкие смуглые пальцы прекратили вырываться. Он тактично не стал напоминать, что саму Лауру с её художествами большинство соседей в Ариссиме и бонз в столице считают именно «лезущей не в своё дело».

За окнами догорал ещё один жаркий день. Золотистые солнечные лучи заливали беспорядок в гостиной. На полу трепетали занесённые ветром белые лепестки… Ринцо казалось, что он может чувствовать издали запах винограда, и раздольных полей, и поджидающей за углом лунной ночи. Ему вдруг остро захотелось подхватить Лауру на руки и унести её куда-нибудь далеко, прижав к груди – туда, где их не найдут ни суетные, завистливые Правители, ни война, ни угрозы Дома Агерлан.

Где не будет зловещих слухов о предательстве Линтьеля – тех, которые вполне могут эти самые угрозы объяснить.

– Просто выслушай её, хотя бы раз. Это всё, о чём я прошу.

«Я у мельницы девушку встретил – на свою, бесталанный, беду-у…» – затянула Челла за стеной, энергично нарезая овощи. Лаура помолчала.

– Хорошо, пусть приходит на ужин. Но это будет единственный раз: жить она здесь не может. Оплати ей, в конце концов, гостиницу в Вианте. Или… – она поморщилась. – Кто-нибудь из Совета согласится её приютить. Эр Даола, думаю, точно не будет против.

* * *

Дорелийка пришла тем же вечером, когда алый шар солнца уже скрылся за горизонтом. Дневная духота отступила, и земля под ногами понемногу отпускала свой жар, прекрашая быть раскалённой. Меж кипарисами скопилась густая темень, а усики винограда на шпалерах казались теперь чёрными.

Ринцо велел Челле зажечь перед домом два фонаря и достать самую старую бутылку вина, покрывшуюся ароматной пылью. Путём нехитрых подсчётов эр Алья вывел, что в указанный на этикетке год дед был его ровесником.

Лаура сидела в гостиной, скрестив руки на груди, с лицом красивой мраморной статуи. Идти в столовую она решительно отказывалась – даже тогда, когда на дорожке у дверей раздались тихие шаги.

Пальцы Лауры сегодня не были в следах от плохо отмытой краски, как обычно: весь день она не прикасалась к кистям. И не от дел или развлечений в Вианте, как это бывало раньше, а просто так. Ринцо это тревожило. Тревожила и её обида, и напряжённо-прямая спина, и эта странная вспышка ревности… Он мерил шагами лестницу и вдыхал ночной воздух, не в силах успокоиться.

Раздался стук дверного молоточка. Побелевшие ноздри Лауры затрепетали, пальцы нервно сжались на жёлтом шёлке.

– Эр Алья? – позвал голос с певучим дорелийским акцентом. Челла, громоздко переваливаясь, кинулась к дверям.

Гостья вошла спокойно и уважительно, но всё с тем же достоинством. Ринцо, как человек, несколько лет проведший у власти, мог с одного взгляда оценить это. Горделивая осанка, никаких украшений, спокойно опущенные руки – и, конечно, факел рыжины на голове. Ринцо только сейчас заметил, что уголки глаз леди Заэру как-то по-лисьи, остро приподняты; похожее впечатление иногда возникало от глаз Лауры – если та была в хорошем настроении…

– Я счастлива познакомиться с Вами, эра Алья, – по-кезорриански выговорила девушка, приседая перед Лаурой в реверансе; Ринцо знал, что многим дамам Вианты годами так ловко не даётся это простое движение. Лаура, снизу вверх глядя на высокую дорелийку, угрожающе улыбнулась.

– Я тоже счастлива, чара Заэру, – сказала она, демонстративно опустив чужеземный титул. И, к досаде Ринцо, с ног до головы окинула девушку тем взглядом, который он в ней не любил, – взглядом женщины на другую женщину. Совершенно любую, за исключением матери и пары подруг. – Красивое платье. Вам очень к лицу зелёный.

Гостья поблагодарила кивком. До Ринцо лишь сейчас дошло, что она уже в одежде, задрапированной на виантский манер, и в полупрозрачной вуали, прикрывающей плечи, шею и большую часть лица. Уж не ир ли Пинто постарался?…

– Это не сравнится с изяществом Ваших картин, – заметила девушка, и Ринцо мысленно ей поаплодировал. Лаура, впрочем, явно не смягчилась. – Я видела два портрета и пейзаж в галерее при Дворце Правителей. Свет и тень просто великолепны.

Лаура смотрела на девушку с враждебным прищуром, и в полумраке гостиной по её лицу скользили те самые тени. Ринцо, стоявшему между дам, казалось, что воздух скоро затрещит от напряжения; он поспешил пригласить их в столовую. Челла уже маячила там цветастым шаром: раскладывала закуски и хлеб с пряностями.

Как хозяин дома, он предложил руку леди Синне; Лаура лишь сверкнула глазами. Пожатие девушки было менее напористым и более вкрадчивым, чем её. Ринцо почему-то стало неприятно; он спросил себя, с какой стати вообще заметил это.

Разговор долго не завязывался, ели в молчании. Леди Синна хвалила то одно, то другое блюдо и пила много воды: не привыкла к острому. Лаура прохладным тоном задавала ничего не значащие вопросы о плавании, об энторском дворе, о боях в Хаэдране… Ринцо иногда вмешивался, пытаясь потактичнее направить беседу в нужное русло, но определённо не вписывался в их поединок.

– И что же, альсунгцы действительно так страшны, как о них говорят? – спросила Лаура, ковыряя ложечкой желе. Ринцо отлично видел, что думает она совсем о другом, и мучился догадками.

– Дорогая, по-моему, для леди Синны это не самые приятные воспоминания, – мягко сказал он. Однако дорелийка, одарив его своей лисьей улыбкой, лишь постучала ноготками по бокалу с вином.

– Не нужно считать меня неженкой только потому, что я выросла в замке, эр Алья… Боюсь, они много хуже. Хотя… Что с них взять. Просто головорезы. Вот королева, что ведёт их… – она высокомерно вздёрнула бровь – в точности как Лаура – и Ринцо стало ещё больше не по себе.

Он взглянул на тонкий профиль жены и вдруг ощутил знакомый жар, бьющий в голову: желание иногда находило на него приступами, будто болезнь. Но сейчас?… Ринцо провёл рукой по лбу и с трудом восстановил дыхание.

«Бред какой-то… Это всё вино».

Мысленно он пожал Лауре руку – как пожимают старому другу. Почему-то в такие моменты он чувствовал вину перед ней.

– И что же эта королева? – холодно спросила Лаура. – Я о ней наслышана, конечно… Та самая, которую, по-Вашему, собирался убить мой брат?

Повисло неловкое молчание; выражение лица Синны, однако, не изменилось. Слышно было, как оглушительно верещат цикады в саду и топочется по дому Челла. Ринцо ощутил жалящий укол боли в груди – проклятое сердце, та самая болезнь, что сгубила отца… Главное – не показать Лауре: она сойдёт с ума от беспокойства.

– Не собирался, – спокойно поправила дорелийка. – Мой отец приказал ему. Это был его долг.

– Чушь! – оборвала Лаура, и жилка забилась на её золотистом виске. – Линтьель не убийца и не слуга Вашего отца. И он никогда не поднял бы руку на женщину. К тому же, – она опасно усмехнулась, – я и не знала, глупая, что таковы теперь методы Дорелии вести войну.

– Лаура!.. – выдавил Ринцо молящим полушёпотом, но Синна опередила его:

– Не мне рассуждать о методах его величества Абиальда – да продлят боги его дни! – но методы моего отца мне известны, – она выдержала паузу, и взгляды – тёмно-карий с угольно-чёрным – скрестились через стол, как мечи в поединке. – Ваш брат служил ему по доброй воле – как менестрель и волшебник… И Коготь. Коготь должен быть готов убивать ради тех, кому служит.

Ринцо дико было слышать такие циничные слова из девичьих уст – и Лауре, видимо, тоже.

– Это мерзость, – прошипела она. – Мерзко, что Линтьеля вовлекли в это. Он никогда не был жестоким. Музыка и магия – вот единственные его страсти.

– Возможно, – невозмутимо согласилась Синна. – Но главная из них – честолюбие. Смерть Хелт была бы подвигом, необходимой жертвой. Она остановила бы тот хаос, что сейчас творится в Ти'арге и подходит к моему королевству. Но Линтьель, как Вы верно сказали, не поднял бы руку на женщину… Он упал перед нею на одно колено и поклялся в верности от имени магов Кезорре.

Лаура вцепилась в край столешницы, точно собираясь подняться. Сердце Ринцо скрутило новой болью – на этот раз от того, сколько безумной любви было в этом рывке… Никакими усилиями ему не заслужить того, что всегда заслуживал Линтьель – на правах общего лица и крови.

Не выдержав, Ринцо положил ладонь Лауре на предплечье, и вторая вспышка золотистого жара сразила его от её тепла. Лаура – прекрасная, нежная, любимая… Как терпкость вина, что остаётся на языке горьковатым послевкусием. Как инжирная мякоть, тающая в гортани…

Как соколиный пух с буквами родного имени на нём – пух и перья, залитые кровью.

Ринцо вздрогнул и качнул отяжелевшей головой. Иногда ему думалось, что любовь тоже сродни тёмному колдовству.

Медленно, очень медленно для него прояснялся смысл сказанного. «От имени магов Кезорре» – уж не связаны ли с этим угрозы Дома Агерлан?… Если они, конечно, не в сговоре с Хелт на самом деле…

Это надо бы сообщить надёжному человеку в Совете. Ир Пинто подойдёт.

– Пожалуйста, уходите! – выдохнула Лаура, в бессилии уронив голову на руки. Редко, очень редко она показывала при посторонних свою слабость: лишь плохие вести о брате и могли заставить её беззащитно сжаться и так быстро дышать. – Я не желаю видеть под своей крышей ту, что обвиняет Линтьеля в преступных планах или предательстве. Вы не знаете его по-настоящему. Я не верю Вам.

Леди Синна дёрнула острым плечиком.

– Как угодно… Но я всё равно буду просить защиты и помощи у Совета, – красноречивый взгляд в сторону Ринцо. – Я приложу все силы к войне против Альсунга, если только Хелт посмеет переступить границу Дорелии. Пусть исход войны решает судьбу Вашего брата, – презрительная полуулыбка. – Лично я не держу на него зла.

– Вон, – почти беззвучно произнесла Лаура, комкая скатерть. Ринцо знал, что сейчас она мысленно пишет портрет леди Синны – чёрной чернью, тенями без света. – Прочь, гадюка!

– Дорогая, не нужно… Простите, миледи…

Однако дорелийка не собиралась закатывать истерику или падать в обморок. Несгибаемостью характера она тоже походила на Лауру – но лишь так, как ледниковое озеро походит на горную реку, ворочающую камни.

– Ничего, эр Алья… Я искала Вас, Лаура, всего лишь чтобы познакомиться и рассказать о его поступке. Он много говорил о Вас, – её голос дрогнул – и вдруг потеплел, смягчился, растеряв кокетливую гортанность. – Он Вас любил.

Цикады запели ещё громче – если это было вообще возможно.

– Ваш кезоррианский пока плох, леди Синна, – тихо и грустно сказала Лаура. – «Любит», а не «любил».