Текст книги "Пути и маски (СИ)"

Автор книги: Юлия Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Действительно, запах изменился. Хруст снега был совсем тихим, но лошадьми завоняло так, точно в бор пригнали целый табун, и Ао злобно оскалился. Хозяйка наклонилась и подвинула сумку так, чтобы ему было видно сквозь прорези.

Славная хозяйка. Её приказы всегда просты, не то что у Хозяина-со-Стеклом. Вот и этот был прост: убить чужака по её команде. Если команды не будет – сидеть тихо. Ао был горд, что она доверяет ему больше, чем двуногому со сладким голосом. Наверное, хочет в случае чего представить дело так, словно чужака загрызли обычные волки. Хозяйка умна.

Чужой двуногий выехал из-за сосен. В седле он сидел так, что казался сросшимся с лошадью; это напомнило Ао кентавров – туманное, далёкое-предалёкое воспоминание, похожее на сон. Несколько раз они зачем-то приходили в его племя. Гордые и странные.

Чужой двуногий пах необычно, но не противно – ветром, и разнотравьем, и кислым молоком; запах лошадей, однако, перебивал всё. Он был маленького роста, поджарый и жилистый, смуглый. Немного похожий на родичей Ао, когда они меняли облик. Ао стало так тоскливо, что он чуть не завыл, но потом вспомнил приказ хозяйки. Он должен молчать.

На ногах чужака вместо штанов были намотаны какие-то тёмные тряпки; голое тело прикрывала только овчинная безрукавка, а гладко выбритую голову – совсем ничего. Ао впервые видел двуногого, который так нелепо одет. Даже балахоны двуногих-со-стеклом не выглядели настолько смешно. И неужели он не мёрзнет, когда даже хозяйка кутается в плащ на меху и прячет ладони в муфте? У двуногих ведь нет шерсти, чтобы сносить холода.

Чужак был один. Подъехав на расстояние в пару прыжков, он остановил лошадь – без единого движения или звука. Не кланялся и смотрел на хозяйку в упор. Ао это не понравилось: так смотрят на того, с кем не прочь вступить в схватку.

– Поприветствуйте его, Линтьель, – вполголоса попросила хозяйка; от неё пахло настороженностью. – И спросите его имя.

Сладкоголосый двуногий повиновался и, не сходя с седла, выкрикнул несколько слов. Ао никогда не слышал более уродливого языка, даже среди двуногих. Какое-то булькающее рычание, громоздкое и длинное. Чужак откликнулся ещё более долгой фразой.

– Его зовут Ургр Левша, сын Одхи, – сказал двуногий. Он немного проехал вперёд, и теперь Ао видел его бледное встревоженное лицо под чёрными волосами. – Первый Всадник, Владыка Стойбищ, избрал его послом Шайальдэ. И он говорит, что… – двуногий замялся.

– Да?… – поторопила хозяйка.

– Что не здоровается с ведьмами, – закончил он.

Потянулось молчание. Лошадь чужака замерла на заснеженной поляне – такая же неподвижная, как её хозяин. Они оба точно ждали чего-то, но расслабленно; страхом от них не пахло, и, кажется, хозяйка тоже это чувствовала. И её это явно не устраивало.

– Одха – это ведь женское имя? – вдруг спросила хозяйка.

– Да, моя госпожа, – слегка удивившись, ответил двуногий. – В Шайальдэ передают родовое имя по женской линии… Они очень почитают матерей и бабушек. По крайней мере, я именно так помню это со своих… поездок туда.

– Поездок для лорда Заэру, я знаю, – раздражённо сказала хозяйка. – Можете не делать паузу всякий раз, как вспоминаете об этом. Все ошибаются.

Двуногий молча поклонился. Диковинный, горьковатый запах теперь исходил от него – смесь желания и ненависти. Ао не знал, которого из этих запахов хозяйке надо опасаться сильнее.

То, что было сказано о женских именах, не изумляло Ао. В племени тоже почитали Эйу – Праматерь всего живого с тысячью лиц, хвостов и когтей. Старики говорили, что когда-то она пришла из другого мира, чтобы выносить и родить здесь их предков.

– Спросите, откуда в нём такое презрение к женщинам, владеющим магией, – спокойно продолжала хозяйка. – И нет ли в степях Шайальдэ почитаемых ведуний, что общаются с духами и их главной богиней.

– Госпожа, я не знаю, стоит ли…

– Выполняйте.

Двуногий выговорил новую рычаще-горловую фразу. Чужак сразу ответил, немного повысив голос.

– Он говорит, что это другое, Ваше величество, – (забывшись, двуногий иногда обращался к хозяйке с чужеземным титулом). – Что у них женщины рожают и кормят детей, готовят еду и радуют глаз мужчин, а не ведут войны. А их ведуньи исцеляют болезни, а не насылают их, – карие глаза двуного полыхнули злостью. – Госпожа, за эту дерзость…

– Переводите и не отвлекайтесь, Линтьель. Спросите, почему же он тогда приехал на мой зов.

– Потому что хочет получить обещанное, – выслушав ответ, сказал двуногий. Его гибкие, затянутые в перчатку пальцы скрылись под плащом; Ао знал, что он теребит рукоятку кинжала. – Он говорит, что его народ потерял надежду. Что Чёрная Немочь никого не щадит и выкашивает лучших всадников. Что она забрала его отца и мать, и двух жён, и сына-первенца… И сестру, которая плясала в рассветы, приветствуя солнце… Кажется, так, Ваше величество, но я не знаю, что это значит.

– Что-то важное, надо полагать, – задумчиво протянула хозяйка. Ао чувствовал, что она смотрит прямо в скуластое, застывшее от отчаяния лицо чужака.

– Да, должно быть. Он сказал, что это навлекло несчастье на его семью… И, Ваше величество…

– Да? Передавайте всё, что поняли.

– Всё Шайальдэ ненавидит северную ведьму, говорит он, – с усилием процедил двуногий и крепче стиснул кинжал. – Они думают, что Немочь наслали на Обетованное Вы своим колдовством и… те, кому Вы служите.

– Как он назвал меня, Линтьель? – совершенно ровным тоном уточнила хозяйка, глядя только на чужака. – Не ведьмой, верно? Это было другое слово.

Двуногий опустил голову, и отросшие чёрные прядки закрыли ему лицо. Щёки покраснели, как ткань дорогого плаща.

– Блудливой девкой, моя госпожа.

– Что ж, – помедлив, сказала хозяйка. От неё запахло злым смехом и немного – грустью. Почти как рядом с братом мужа и старым большим королём. – Скажите, что настают иногда и такие времена, когда приходится принимать помощь от блудливых девок. И поинтересуйтесь, почему его прозвали Левшой.

Выслушав перевод, чужак вместо ответа поднял и показал правую руку. От него разило стыдом и застарелой болью. Ао лишь сейчас увидел, что кисть руки высохла, будто ветка мёртвого дерева – одни кости, обтянутые сморщенной жёлтой кожей. А выше, на сгибе локтя – следы сошедших чёрных пятен.

– Он пережил Чёрную Немочь, один из немногих, – сглотнув слюну, сказал двуногий. – Духи и Богиня-Мать спасли его, но в обмен забрали правую руку… Он говорит, что Шайальдэ неоткуда больше ждать помощи. Что вечное проклятие ждёт Вас и Ваших людей, если Вы подведёте их.

– Это честная сделка, – мелодично произнесла хозяйка и шевельнулась. Ао почувствовал, как её рука скользнула к шее – к флакончику на тонкой цепочке, который она очень давно прятала. Послышался тихий звяк; раскосые глаза чужака расширились, и от него запахло алчностью. – Одно в обмен на другое. Вот оно, лекарство от Немочи. Единственное противоядие, рецепт которого мне сообщили господа из-за моря, лучшие волшебники в нашем мире. Всё, как я и обещала. Я расскажу, как изготовить его, если и Шайальдэ выполнит свою часть договора. Первый Всадник согласен на мои условия?

На этот раз чужак долго молчал. Запахи вокруг него клубились удушливым облаком – Ао давно не встречал такую смесь страха, злобы, надежды, отчаяния и громадного, многодневного горя… Он испуганно прижал уши.

Скрипнув зубами от бессильной ярости, чужак внезапно ударил пятками лошадь; та громко заржала и вскинулась на дыбы, перебирая копытами. Сладкоголосый двуногий, видимо, подумал о том же, о чём Ао, и ринулся чужаку наперерез, прикрывая хозяйку собой. Но в этом не было необходимости: тяжело дыша, двуногий с обритой головой всего лишь проехал пару шагов в сторону и вцепился здоровой рукой в красноватый сосновый ствол. Ао чувствовал, что перед глазами чужака стоит пелена от стыда и жажды крови.

– Да, – как бы не веря своим ушам, вскоре выдохнул двуногий-переводчик. – Да!.. Всё как Вы просили… Степное войско ударит по Кезорре, если кезоррианские Правители поддержат короля Абиальда. Ударит по Вашему приказу. Первый Всадник согласен, моя госпожа!..

ГЛАВА VIII

Долина Отражений

Сотни золотистых огоньков – маленьких и круглых, издали похожих на светлячков – парили в воздухе, и их отражения множились в зеркалах. «Свечки» – так зовут их некоторые в Долине. «Свечки» часто зажигают, когда творят целительную магию.

Беззеркальные простолюдины иногда встречают их – в лесах, на болотах. И верят, что они отгоняют злых духов.

Нитлот, разумеется, не верил в злых духов. Зато знал кое-что о духах Порядка и демонах Хаоса. И предпочёл бы, честно говоря, остаться на другом уровне осведомлённости.

Интересно, Соуш тоже верит в «свечки»?… Хорошо ему, если да.

Нитлот шёл по зеркальным коридорам Меи-Зеешни, и только врождённое чутьё Отражения подсказывало ему, куда шагнуть в следующий момент. Зеркала злорадно ловили его облик – бледный, сутулый, с синяками под глазами и бесцветными редкими прядями. Но даже собственное уродство сейчас мало трогало Нитлота – пожалуй, ещё меньше, чем всегда. Очень уж тяжёлые пришли времена, и их тяжесть давила ему на плечи.

Из глубины Меи-Зеешни доносились вибрации волшебства и еле уловимый травяной запах. Нитлот шёл в особое место – небольшую комнату, построенную над древним очагом Силы. Любая магия работала в ней намного мощнее и чётче; это помогало, но и требовало большой ответственности, так что пускали туда не всех. Беззеркальных учеников – никогда.

Комната вообще использовалась крайне редко. Обычно – когда требовалась помощь Старшим. И ещё когда Старшие готовились к переходу в Мир-за-стеклом.

Честно говоря, Нитлот до сих пор не понял, к какой из этих категорий относится их случай.

Он скорчил гримасу, пытаясь прогнать крамольную мысль. Невозможно, чтобы Старший сам решил уйти и бросить Долину в такое время. Зная, что Хаос теперь на пороге Обетованного. Нитлот никогда не был особенно близок со Старшим (ладно, ладно, тот просто не подпускал его ближе…), но всегда верил в него. Воля Старшего была твёрже алмазов для резки стекла. Он не поступил бы так с ними.

«А если он всё-таки испугался?» – тоненько, со смешком шепнуло что-то в воздухе, когда Нитлот подходил к очередному повороту. Магия Меи-Зеешни, в числе прочего, имела свойство обнажать потаённые мысли и страхи…

«Он не испугался, – без слов ответил Нитлот, усиливая блок на своём сознании. – Он действительно болен. Он стар, и силы покидают его. Вот я бы испугался, но нечего мерить других по себе».

Чуть раньше Нитлот ни за что бы не задумался о собственном страхе. Однако он и сейчас не придал этому особого значения. Он изменился, вот и всё.

Да, всё меняется – это, наверное, главная мысль, которой обучают в Долине. Мысль, которую Нитлот совсем недавно принял полностью. После недель в Домике-на-Дубе и увиденного в Зеркале Теней он стал как-то тише и задумчивее. Злобное стремление вечно критиковать окружающих поблёкло, да и копаться в старых обидах теперь просто не было времени. Всё меняется – а ему всегда не хватало этой изменчивости. Готовности принимать немыслимое и заглядывать туда, куда никто не пытался. Того, что делает смертных похожими на моря.

Того, что было в Фиенни, Ниамор… И в Альене. Особенно в Альене.

И всё же то, что Нитлот узнал о смерти Фаэнто и прочем, нисколько не облегчило жизнь – скорее наоборот. Вопросы множились с каждым днём, а ответов не прибавлялось. Нитлот привык знать, что хорошо, а что плохо, и весь этот туман по-прежнему пугал его.

Возможно, Альен разобрался бы лучше – хотя кто его знает, Альена… Нитлот вздохнул. Таких всё-таки нельзя пускать к власти, а Долине сейчас нужен сильный вожак. Без Старшего Долина – точно отара упрямых овец без пастуха. Все блеют о своём, тянут в свою сторону, и никто не способен договориться.

«Всё оттого, что мы эгоисты, – грустно признал Нитлот, нащупывая наконец ручку в круглой стеклянной двери. – Старые, испорченные эгоисты, несмотря на всю нашу магию. Нам всем ещё учиться и учиться у таких, как Соуш».

И тут же ему стало смешно. Немой, полуграмотный крестьянин – пример для зеркального народа… Один вывод безумнее другого.

А теперь, когда Альсунг захватил Ти'арг, им как никогда необходим разум. Это, конечно, не касалось бы Долины, если бы…

– …Если бы Альсунгом не правила ученица Фиенни, которой помыкают тауриллиан, – произнёс музыкальный женский голос, как только Нитлот вошёл в комнату. Он с досадой вздохнул: в Долине не так уж много тех, кто способен без спроса пролезть к нему в голову. Но Верховная жрица, конечно, среди них.

– Здравствуй, Наилил, – сказал он, делая пару шагов. «Свечки» здесь кружили повсюду, но пол был так матово чёрен, что даже не отражал их блеска. – Я пришёл проведать Старшего.

Наилил стояла на коленях возле Старшего, подновляя светящиеся охранные знаки вокруг него. Старший лежал прямо на полу, и его с ног до головы окутывали золотистые нити целительной магии – гудящие, пропитывающие кожу и кости. Сквозь свечение Нитлот едва разглядел знакомый морщинистый профиль с орлиным носом и плотно закрытые глаза. Старший был высоким, очень крепким мужчиной – вопреки впечатляющему возрасту, – поэтому раскинулся почти во всю длину маленькой комнатки. Нитлот с болью смотрел на длиннопалые руки, сложенные поверх линий пентаграммы.

Казалось, он просто спит и скоро проснётся – спокойный и уверенный, как обычно. Парой чеканных фраз развеет все сомнения Нитлота, прихлёбывая свой любимый ромашковый чай.

Нитлот с детства ненавидел ромашковый чай. И когда-то очень боялся Старшего.

– Ему не лучше и не хуже, – сказала Наилил, стряхивая с пальцев золотистые искры. Выглядела она как женщина средних лет, хотя была не намного моложе Старшего. Нитлот знал её молчаливой и степенной – как и подобает жрице, служительнице зеркал. Тёмные с проседью волосы сползали до самых пяток, прикрытых простым балахоном; в них, как положено, покачивались древесные ветви. Мельком Нитлот удивился: и почему они не мешают ей работать?… – Он покидает нас.

Нитлот не стал спорить. Наилил искусная целительница – ей виднее, и нечего растить в других напрасную надежду… Но всё-таки, всё-таки ему хотелось бы, чтобы сейчас она солгала или ошиблась.

– Он не очнётся до конца зимы? – спросил Нитлот, делая ещё пару шагов к неподвижному старому телу. Наилил покачала головой, спокойно наблюдая за ним. Она, казалось, совсем не удивилась его приходу. – Хотя бы до тех пор, пока королева Хелт не нападёт на Дорелию?

– Никто не знает, – отозвалась Наилил, пальцем босой ноги подправляя штрих в одном из символов. – Но, я думаю, вряд ли. Он хотел этого. Хотел уснуть и уйти.

У Нитлота упало сердце. Звучало это довольно неоднозначно, но… Наилил не была женой старика (он вообще всегда был один – или предпочитал создавать такую иллюзию), однако отношения между Старшим и Верховной Жрицей – неизбежно особые. Если она так уверенно говорит об этом, то, скорее всего, так и есть.

– И… когда? – выдавил Нитлот, облизав пересохшие губы. Наилил пожала плечами.

– Пока в нём держится жизнь, ничего нельзя сказать наверняка. Болезнь подстерегла его из-за его же выбора. Мы можем лишь ждать.

Ждать, вечно ждать… Проклятая медлительность Долины. О каком ожидании речь, когда весь мир под угрозой?!

– Я знаю, ты рвёшься в бой с Альсунгом, – сказала Наилил, снова тихонько прочтя его мысли. – Поверь, не ты один. Но мы не можем поступать необдуманно. Всему своё время.

Нитлот вздохнул. Ему бы хоть чуть-чуть этого счастливого фатализма…

– Тебе ведь известно, что случилось с мастером Фаэнто?

Наилил склонила голову и в скорбном жесте прижала руки к груди.

– Это всем известно. Я верю, что он обрёл покой в Мире-за-стеклом.

– Я просматривал его записи после того, как их нашёл Мервит, – это признание далось нелегко: Нитлот пока ни с кем не говорил об этом так прямо… Кроме Соуша, конечно – но Соуш не в счёт. – И другие его зеркала.

– Да, Мервит попросил тебя. Я слышала об этом.

– Ничего не скрыть от тебя, мудрейшая, – усмехнулся уязвлённый Нитлот. Можно подумать, без просьб Мервита он не поступил бы так же. – Я обращался и к тому, что есть в наших хранилищах. И не нашёл почти ни одного точного слова о тех, кому Фаэнто когда-то служил и кого Хелт хочет привести в Обетованное. Ничего, кроме легенд и намёков.

– Прошло не одно тысячелетие с тех пор, как заточили тауриллиан, – ровным тоном отозвалась Наилил – и вновь склонилась над Старшим. – Естественно, что у нас ничего не осталось.

Нитлот ощутил глухое раздражение. Она так безмятежно рассуждает о тауриллиан и магической древности, будто это знает каждый ребёнок. Зачем тогда Мервит велел ему проделать всю эту огромную работу – чтобы книжный червь не мешался под ногами? Они что, издеваются над ним?!

– Значит, это не новость для тебя.

– Тауриллиан? Конечно, нет, – Наилил слабо улыбнулась. – Мы читали одни и те же книги, мастер Нитлот, но ты не читал между строк. Все наши знания корнями уходят в эти легенды. Вся наша магия берёт в них начало – а магия беззеркальных и подавно.

– И ты знаешь, что именно они делали? – настаивал Нитлот, подавляя нарастающий страх. Ему хотелось, чтобы Старший слышал их сейчас и вставил своё слово. – Им не требовалось даже усилий для того, во что мы вкладываем годы! Абсолютный контроль над материей, совершенный разум и бессмертная плоть – вот чем они были! Это же… Это…

– Свобода? – с тонкой усмешкой спросила Наилил.

– Беззаконие! – прошипел Нитлот, уже не заботясь о вежливости. – Анархия сродни той, что допустил Альен, только в сотни раз хуже… Это прямой контракт с Цитаделью Хаоса, грабёж всех источников Силы! «Долина призвана хранить баланс, она избегает как чистого Порядка, так и чистого Хаоса» – разве не так учили всех нас? Тауриллиан продались Хаосу, голимому Хаосу, мудрейшая, это ведь гибель…

Наилил взмахнула широким рукавом, усиливая защитное поле над головой Старшего, и кротко сказала:

– Ты так бушуешь, мастер Нитлот, точно я спорю с тобой… Ты совершенно прав. Это был чистый Хаос, и он грозит Обетованному, если тауриллиан вернутся. Но я не вижу в этом большой беды.

Вот это было уже чересчур: из груди у Нитлота будто вышибли воздух. Он попятился.

– Не видишь беды?… Боюсь, я не… Мудрейшая, я не понимаю. Каждому из них хватило бы щелчка пальцев, чтобы в щепки разнести полмира, одного усилия воли…

– Но почему-то они не сделали этого, верно? – жрица приподняла тонкие брови. – Возможно, потому, что были умнее нас?… Ты боишься за беззеркальных, мастер Нитлот, я это вижу…

– Ерунда, я боюсь за всё живое, – резко возразил Нитлот. – Мы не имеем права оставаться в стороне…

– …ты боишься за беззеркальных, – невозмутимо продолжила Наилил. – И я понимаю тебя. Им и правда, скорее всего, не выжить в случае победы Хелт и тауриллиан. Такая лавина магии их сметёт. Быть рабами, мясом для войн и игрушками бессмертных – вот лучшее, на что они могут рассчитывать. Но это коснётся их одних, мастер Нитлот. Не нас и не тех магических созданий, что остались на западе, за океаном, вместе с тауриллиан. И даже не агхов, ибо их когда-то тоже породила магия, разве что особого рода.

Нитлот сделал ещё один шаг назад. Он не верил в то, что слышал, не хотел верить; но ровный, низкий голос обволакивал, проникал в мозг вместе с золотистым светом, хрупко трепещущим на зеркалах… Он смотрел в мудрые серые глаза – и кощунство слов терялось, казалось пустыми домыслами книжника и педанта. Ничего кощунственного нет во власти и чистой силе – так говорил этот взгляд, и невозможно было противоречить ему.

– Наилил, я…

– Тауриллиан – наши учителя, мастер Нитлот, – почти прошептала женщина, закрывшись тёмными волосами. – Наши утраченные боги. Он тоже знал это, – она благоговейно кивнула на Старшего. – Он говорил мне. Тебе, наверное, это кажется безумием, но я не вижу ничего преступного в том, что мастер Фаэнто установил с ними связь. Он просто решился на то, о чём многие только думали.

– И ты… вы… – Нитлот не знал, какие слова подобрать. Наилил дала понять, что у неё есть единомышленники; это угнетало, пожалуй, сильнее всего. – Вы готовы пожертвовать толпами беззеркальных? Просто отдать их в пищу своим… богам? В том числе и… – на языке у него вертелось имя Альена; потом Нитлот вспомнил, что ему как раз вряд ли что-то грозит, как открывшему разрыв. Тогда перед глазами встал Соуш – его круглая голова, огромные неуклюжие ступни, восторженное мычание при взгляде на кокетку Индрис… Нет, такие, как Соуш, не станут аргументом для Наилил. Для неё их просто не существует. – В том числе и наших учеников? Или их вы пощадите?

Наилил долго молчала; золотые всполохи магии плясали вокруг неё. Потом наклонилась и коснулась лба Старшего невесомым поцелуем; одна из веток едва его не царапнула.

– Это всё ради магии, мастер Нитлот. Ради той Силы, которой мы наполнены и которой служим. Не следует забывать о ней в угоду… личным привязанностям.

Личным привязанностям?…

Нитлот не ответил. Он понятия не имел, что ответить на это. Развернулся и двинулся к дверце.

– На имя Старшего сегодня утром пришло два послания, – воскликнула Наилил ему вдогонку. – Одно из Энтора, другое из Гха'а. Думаю, оба будут тебе интересны.

Нитлот остановился, стиснув зубы. И почему бы не сказать об этом сразу? О, женщины!..

Из Гха'а – должно быть, об Альене; страшно даже предполагать, что там. А из Энтора… Неужели король Абиальд всё-таки перешагнул через гордость, чтобы попросить их помощи?

– Спасибо, мудрейшая. Обязательно попрошу их у Мервита, – сухо пообещал он.

* * *

Тем же вечером Нитлот сидел в трапезной, вяло ковыряясь в своей тарелке. Сегодня дежурство по кухне выпало кому-то из старших учеников, довольно нерадивых, поэтому на ужин были лишь плохо проваренные бобы и хлеб с вареньем. Варенье, правда, оказалось вишнёвое (не так давно Нитлот с удивлением обнаружил, что оно ему нравится: раньше он вообще редко задумывался о еде), но и оно не скрашивало мрачного впечатления от бобов – и от того, что сообщил ему Мервит.

Мало кто ужинал так рано: в Долине многие предпочитали ночной образ жизни. Однако из-за холодов народу набралось достаточно, и большой зал с низким потолком наполняли приглушённые разговоры. За отдельным столом сидели зажатые младшие ученики – беззеркальные подростки не старше лет четырнадцати-пятнадцати. Сегодня они особенно притихли, как будто чувствовали, что грядёт ещё много дурных вестей. Время от времени кто-нибудь заходил с улицы и, стряхивая снег с балахона, с дрожью плёлся за своей порцией.

Зима пришла немилосердная; возможно, хоть это остановит альсунгцев. Хотя с какой стати, если льды для них – родная стихия…

Нитлот вздохнул и отложил вилку. Вокруг сидели в основном парами или маленькими группками, но он был, как всегда, один: после возвращения все быстро потеряли к нему интерес, и даже Соуш, пожалуй, пользовался большей популярностью… Ещё бы, какая экзотика: настоящий ти'аргский крестьянин, да ещё и без Дара.

На месте у окошка, через два стола от Нитлота, сидел Тейор в компании двух юных учениц и что-то вещал, сверкая белозубой улыбкой. Вязь миншийских татуировок у него на руках то показывалась, то вновь пряталась под одеждой. Девушки ловили каждое слово, приоткрыв рты. Нитлота это и смешило, и почему-то раздражало.

Некстати он вспомнил, что обычно за тем столом сидел Альен. Вместе с Фиенни, разумеется. И Ниамор всегда предпочитала обедать в другое время…

Поморщившись, Нитлот вытащил из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, чтобы ещё раз перечитать длинное письмо на дорелийском. Мервит, конечно, аккуратностью никогда не отличался, но то, что он успел за пару часов хранения так измять письмо государственной важности, покоробило Нитлота. Когда он пришёл к нему в дом, седогривый изобретатель корпел над очередной хитроумной лупой – как он объяснил, для тех целителей, что составляют лекарства Старшему. Нитлот, впрочем, не доверял такой мотивации: в глазах Мервита горел азарт, вызванный скорее самой работой, чем желанием помочь.

В ответ на просьбу Нитлота Мервит только махнул рукой куда-то в угол, на гору цветных булыжников, заменявших стол, – забирай, мол. Даже не поинтересовался, зачем ему письма.

Под письмом от агхов стояли подписи вождей всех трёх кланов Гха'а, и принесла его маленькая почтовая птица. Нитлот давно не прикасался к гномьим рунам, так что пришлось покорпеть над словарём. Результаты его не обрадовали: агхи, конечно же, не поладили с Альеном, и разрыва он в их горах, разумеется, не нашёл. Послание было коротким, полным оскорблённой злости: каждый угловатый значок на толстом пергаменте точно выносил приговор. «Шарлатан», «колдун» и даже «убийца» – как агхи только не окрестили Альена, ухитрившись при этом ни разу не прибегнуть к имени. Никакой помощи, как следовало из письма, Альен им не оказал, а только подло похитил какие-то «древние знания» и сбежал, попутно убив «лучшего ювелира из клана Белой горы». С ним вместе ушёл «отступник и предатель, навеки отлучённый от нашего народа» – Бадвагур, сын Котра; его имя Нитлот запомнил ещё из прощальной записки Альена, которую нечаянно выучил наизусть.

Вспомнив то письмо, Нитлот снова вздохнул и с горя намазал вареньем второй ломоть. Он сильно подозревал, что всё несколько сложнее, чем описали вожди. Альен, конечно, тот ещё негодяй и абсолютный безумец, но далеко не идиот. Вряд ли он убил кого-то не ради самозащиты – и вряд ли вообще вёл себя неподобающе. Он хорошо умел вписываться в чужую среду, когда это требовалось.

Намного больше Нитлота интересовало, куда делся Альен после Старых гор. Вернулся в Ти'арг? Ушёл в Альсунг, по ложному следу магии Хелт? Или всё-таки нашёл разрыв где-то ещё и сейчас на пути туда?

«А если он узнал о тауриллиан?» – тоскливо спросил себя Нитлот, невидящим взглядом сверля изящные дорелийские буквы. Неизвестно как, но ведь мог узнать?… Есть ли надежда, что тогда он сдержит своё слово?

Старые глаза Наилил – точно небо в грозовых тучах. Её взвешенные и жестокие слова… Нет, Альен не похож на неё. Он устоит перед искушением. Он ведь и сам беззеркальный, в конце концов.

По крайней мере, Нитлот очень хотел в это верить.

Но агхи уже не успели передать Альену правду о смерти Фаэнто – и теперь едва ли захотят это сделать. Значит, он по-прежнему терзает себя и других.

К тому же Ти'арг взят, и его родовой замок тоже… Прикрыв глаза, Нитлот лишь на минуту представил, что творится сейчас в этой странной голове – и вздрогнул.

Нечего думать ещё и об этом. Что бы ни случилось с Альеном, зеркала свидетели, ему поделом.

Решительно надкусив хлеб с вареньем, Нитлот разложил на коленях второе письмо.

Послание из Дорелии привёз гонец – и сразу уехал, будто смертельно напуганный. Нитлот не знал, вызван страх содержанием письма, подбирающейся войной или самой Долиной.

Не так уж и важно это, наверное… Взгляд Нитлота рассеянно цеплялся за слова, выведенные уверенной и властной рукой. «С выражениями признательности…», «тяжёлые времена…», «неизвестная болезнь…», «вымирают целые деревни…», «иначе останемся беспомощны…» И крупная подпись: лорд Дагал Заэру, от имени его величества короля Абиальда.

Нитлот устало потёр глаза. Почему-то он был уверен, что король Абиальд понятия не имеет об этом письме. Он никогда не видел короля лично, но, судя по слухам и рассказам бывавших в Энторе Отражений, гордыня, страх перед магией и банальная глупость не дали бы ему поступить так. А лорд Заэру всегда был слишком независим.

На плечо Нитлоту с размаху опустилась тяжёлая ладонь; он вздрогнул от неожиданности.

– Ну, добрый вечер, Зануда. Даже в трапезной читаешь?

Нитлот поднял глаза; белозубо скалясь, над ним стоял Тейор. Он обогнул пару столов и приблизился бесшумно, как большая хищная кошка. От дрожащего света из очага под скулами скопились пятна теней.

– Приходится, – сказал Нитлот и неохотно подвинулся. Когда Тейор сел, он с досадой понял, что не успеет свернуть письмо.

– Деловая переписка или не совсем? – не церемонясь, Тейор отломил кусок хлеба от каравая Нитлота и обмакнул в его же варенье. А потом подмигнул.

– Скорее уж деловая.

– Да уж, чего ещё от тебя ожидать… – мгновенно уписав кусок, Тейор причмокнул и потянулся ещё за одним. Нитлот безрадостно заметил, что руки у него не первой чистоты. – Наш Зануда, как всегда, аскет, да? Мы тут думали, что ты хоть девушку найдёшь в своих разъездах… – он фыркнул от смеха. – А ты привёз только этого немого увальня.

К печали Нитлота, как раз в тот момент мимо проходила Индрис. Она уже поужинала и вдоволь насплетничалась с кем-то из зеркальщиков, но теперь не могла не вмешаться.

– Он совсем не увалень! – гортанно возмутилась она, грациозно присаживаясь с другой стороны. На Нитлота пахнуло медовым ароматическим маслом и ещё чем-то свежим – лимоном, кажется… Вот для кого точно не существует войны, хмуро подумал он и убрал письмо.

– Не совсем подходящее время, чтобы обсуждать Соуша, – заметил он. – Я собирался идти.

– Куда? Опять к своим книжкам, читать про тауриллиан? – Индрис положила Нитлоту на предплечье маленькую ладонь. Сквозь ткань балахона он почувствовал, какие острые у неё ногти – и с тысячей проклятий покраснел.

– Да уж, в последнее время он даже ест не так чтобы часто, – кивнул Тейор, энергично уплетая очередной ломоть. – Корпеет и корпеет над текстами да зеркалами. Смотри, Зануда: не будешь есть и спать – станешь кем-нибудь вроде Альена. Тоже призовёшь к нам красивую тёмную магию, от которой гнилью разит за полмира.

Нитлота передёрнуло. Индрис картинно вздохнула – как всегда, когда слышала имя Альена, – и убрала руку.

– Сделай одолжение, не сравнивай меня с этим… – Нитлот осёкся. – И это совершенно не смешно, к твоему сведению.

– Знаю, – Тейор слегка помрачнел, но не прекратил лакомиться. – Думаешь, я не догадался, что за письмо ты читал? Мервит сказал мне, что Абиальд всё-таки к нам обратился. Этого следовало ожидать.

– Абиальд Дорелийский? – мелодичным шёпотом уточнила Индрис, придвинувшись ещё ближе. С проклятий на родном языке Нитлот мысленно перешёл к ти'аргским ругательствам. – У меня сейчас учится сынишка одного дорелийского лорда, вон тот очаровательный малыш, – она ткнула пальцем в стол учеников; «очаровательному малышу» на вид было не меньше семнадцати. – Его отец близок к придворным кругам. И он говорит, что Абиальд – просто безвольный дурак. Ценитель книг и искусства, который не знает собственное королевство. Если бы не лорд Заэру…

– Вот именно, лорд Заэру, – вздохнул Нитлот. – Письмо написал он. Я думаю, без ведома короля. Мервит упоминал, что Дорелия заключила союз с Минши. Абиальд никогда бы не сделал ставку на нашу магию.