Текст книги "Клинки и крылья (СИ)"

Автор книги: Юлия Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Один боуги сидел на траве, скрестив тонкие, будто прутья, ноги в зелёных штанишках; другой стоял, склонив голову набок, и играл большой золотой монетой на нитке – точной копией той, что Фиенни и Тааль обнаружили в фонтане русалок. Отличались они разве что количеством конопушек и чем-то неуловимым в чертах. Тааль приняла бы их за близнецов, если бы не приглядывалась.

– Какая громадина… – боуги с монетой бесцеремонно оглядел её и, фыркнув, пихнул коленкой товарища. Тот недовольно вскинул на него глаза, сморщил нос – и Тааль почему-то вдруг отчётливо поняла, что перед ней птенцы… Тьфу, то есть дети, конечно.

– Ты оттуда, что ли? С поверхности Холма?

– И ты правда понимаешь наш язык?

Они спросили это в один голос, заставив Тааль растеряться ещё сильнее. Не суетиться, сосредоточиться и ничему не верить сразу – так учил Фиенни… Она вздохнула и достала из мешочка на поясе монету-пропуск.

– Я понимаю все языки. И не знаю, что значит «с поверхности холма».

– Ну, значит – не отсюда, – проворчал тот боуги, что сидел, скользнув до обидного равнодушным взглядом по позеленевшей монете. – Все мы тут под Холмом.

То есть?… Тааль ещё раз – проверки ради – взглянула на небо над собой, обвела глазами луг и дубы… Ладно, должно быть, у неё ещё будет время на расспросы.

– Тогда – да, наверное. Я с поверхности холма.

– Все языки понимает, ишь ты… – снова фыркнул другой боуги, щёлкнул пальчиками – и его монета вдруг раздулась, превратившись в золотой шарик. Потом шарик задрожал, выпустил крылья, оброс пухом, отделил от туловища шею с маленькой головой… По траве, попискивая, семенил цыплёнок; смешно и жалко трепыхались его немощные крылья. Пока Тааль смотрела на них, у неё пересохло в горле. – А вот так можешь?

– Ну чего ты начинаешь, Бригхи? – более серьёзный малыш тряхнул головой; кончики его ушей, казалось, сейчас вспыхнут от досады. – Нельзя хвастаться перед чужаками!.. И вообще… – боуги покосился на неё с открытой враждебностью. – Вдруг она из этих?…

– Да не-ет… – заботливо подхватив цыплёнка, Бригхи обошёл Тааль, точно она была столбом или деревом. – Непохожа на этих. Неказистый облик для них, и слишком обыкновенный.

В сознании Тааль против воли прозвучали тихие, обволакивающие слова Фиенни: «Ты стала красивой девушкой»… Замечание боуги уязвило её, и это неприятно удивляло. А ещё она, кажется, догадывалась, кто среди боуги именуется этими.

– Но если все языки понимает…

– Врёт, наверное.

– Я не вру! – она постаралась сказать это без злости, но уверенно. Скрипучая музыка тем временем сменила мотив, стала более тревожной и прерывистой; Тааль всё больше хотелось пойти на звук. – Но я не тауриллиан. Кто-то из ваших сородичей позвал меня вот этим, – она дотронулась до монеты и, не устояв перед искушением, мстительно добавила: – Кто-то взрослый, я думаю. А дар понимать слова всего живого достался мне от атури, духов стихий… Если вам это о чём-нибудь говорит.

Их странная словесная игра, впрочем, уже показала ей, что очень даже говорит… Кажется, только атури и были силой, способной выручить из любой беды как «мышку», так и «ястреба». Жаль, что Тааль, после разочаровывающего знакомства с Хнаккой и Эоле, уже не обрести такую же детскую веру.

– А-а… Точно! – Бригхи шлёпнул себя по лбу, и Тааль лишь сейчас заметила, что между пальцами у него протянуты полупрозрачные перепонки. – Вспомнил! Мать говорила мне, что передавала послание какой-то чужачке через русалок. Ну, тех, что в Молчаливом Городе.

Его друг покачал головой и встал, по-стариковски закряхтев.

– Твоя мать, как обычно, рисуется… – (по-видимому, уважение к старшим тут не насаждалось; в гнездовье Тааль птенец за такой тон получил бы клювом по макушке). – Ещё бы через мёртвого ёжика передала, как некроманты из Обетованного раньше делали.

Сердце Тааль пропустило удар. Она спрятала монету, стараясь складками мешочка прикрыть задрожавшие пальцы.

– А ты откуда знаешь, как делали некроманты в Обетованном?…

– Да так, просто слышал, – теперь малыш-боуги наблюдал за ней с большим любопытством. – А что?

– Н-нет, ничего… – Тааль повернулась к сорванцу Бригхи, который почему-то гораздо меньше её пугал. – Ты проводишь меня к своей матери? Мне очень нужно поговорить с ней.

– А что мне за это будет? – Бригхи хитро сверкнул глазами. Тааль задумалась.

– Могу рассказать тебе о драконах-призраках из Молчаливого Города, – предложила она, мысленно извинившись перед Фиенни за такое кощунство. По крайней мере, там эти проныры точно не побывали, поскольку живы.

– Пфф… Призраках. Я видел и настоящих драконов, – тоном капризного властителя отверг Бригхи. Тааль разволновалась ещё сильнее: раз он видел драконов и, возможно, общался с тауриллиан, то они где-то рядом – вместе с Гаудрун и Турием, вместе с…

– Лучше научи его языку русалок, – осклабился второй боуги. – А то ему матушка не позволяет – говорит, маленький ещё, вот исполнится триста…

Бригхи внезапно залился краской, да так, что даже Тааль ему посочувствовала.

– Научить не смогу, но перевести что-нибудь сумею, – пообещала она, вслушиваясь в далёкие рывки дудок, рожков и струн. Солнце почти скрылось, и на кроны дубов опускалась мгла. Холмы на востоке уже заволоклись ею, непрошенно напомнив о песчаных горах в Пустыне. Чутьё подсказывало Тааль, что ей крайне желательно добраться до жилищ боуги раньше, чем окончательно придёт ночь.

– Тогда пошли, – пожал плечами Бригхи, усилием воли возвращая себе хамоватый вид. Цыплёнок у него на ладошке снова стал золотником, а потом превратился в печенье, от которого боуги с аппетитом отгрыз кусок. В серединке печенья желтело масло, и на ум Тааль пришли все рассказы о боуги, которыми она заслушивалась в детстве.

– Погоди-ка, – позвал второй боуги, хотя Бригхи уже занёс ногу, чтобы переступить через дубовый корень. – А если она из возвращенников?

– Из кого?… – услышав нелепое слово, Тааль еле сдержала смех. Оба боуги, однако, сразу стали не по-детски серьёзны.

– Да, я ведь и не уточнил, – откусив ещё часть печенья, Бригхи преисполнился солидности и надул щёки. – Ты из возвращенников или из сиденцев?

– У нас это важно, – сказал его дотошный друг. – Вся деревня уже лет восемьдесят только и разбирается, что сиденец, а кто возвращенник. Борьба идёт такая, что держись.

– Ф фмыфле, хошешь ли ты, фтобы эти… – проглотив остатки печенья, Бригхи вытер жирные от масла губы. – Ну, чтобы тауриллиан прорвали барьер и вернулись? Чтобы правили в Лэфлиенне и Обетованном, как в старину? Мы живём на их землях и всё такое, но многие у нас не хотят этого. Мои родители, например.

– Нет, не хочу, – убеждённо ответила Тааль. – Я совсем не хочу этого, Бригхи. Потому я и здесь.

– Ну и хорошо, – сказал боуги, успокоенно тряхнув ушами. – Значит, всё в порядке. Только запомни, что ты сиденец.

Тааль кивнула и улыбнулась. После её улыбки взгляд второго боуги необъяснимо потеплел.

– Меня зовут Ришо, кстати. Или ещё – Ришо Вещие Сны… И в моей семье все возвращенники.

* * *

Боуги двигались бесшумно, как тени – если можно себе представить тень с острыми ушами и рыжей макушкой. Тааль еле успевала за ними, не уставая мысленно проклинать свои гигантские, негибкие ноги и тяжёлые кости, которые так трудно передвигать… Привыкнет ли она когда-нибудь к такому несовершенному телу? Вернут ли ей возможность летать?…

Лучше пока не думать об этом – пока два странных провожатых то скользят меж дубовых стволов, то подныривают под низко нависшими ветками, едва касаясь башмачками из мягкой кожи папоротников и густого мха. Тааль выбилась из сил, дышала часто и глубоко, когда скрипучая музыка наконец зазвучала совсем рядом.

– Мы чужачку привели! – простодушно объявил Бригхи, выскочив на большую поляну в самом сердце леска. Тааль заметила, что Ришо презрительно сморщился. – Она с поверхности холма и говорит, что кто-то из наших звал её.

Тааль остановилась, застенчиво оглядываясь и прижимая к заколовшему от бега боку мешочек с монетой. Музыка смолкла, и теперь на неё смотрели десятки по-кошачьи жёлтых или зелёных раскосых глазок. Все они оказались рыжими разной степени яркости и маленькими – настолько, что Тааль ощутила себя вдвойне громадной и неуклюжей. Самый высокий боуги (мальчик или мужчина? – в сумерках не рассмотреть, да и по играющему выражениями лицу не угадать возраст), наверное, не дотягивал макушкой ей до пояса.

Выступая из чащи как естественное её продолжение, к поляне жались пять или шесть домишек с окнами, мерцающими зеленоватым светом. Тааль не сразу поняла, что каждый домик будто вырастает из дуба, сплетаясь задней стеной с кряжистым стволом. Крошечные дымовые трубы кое-где высовывались из дупел, ступеньки создавались корнями, а округлые крыши прикрывали навесы из дубовых листьев. Над одной из входных дверок висела гирлянда из нежно-голубоватых колокольчиков, и Тааль почему-то нестерпимо захотелось подойти ближе, чтобы вдохнуть их запах… Наверное, её передались привычки Фиенни – с его жасмином и страстью к уюту.

Боуги – никак не меньше двух-трёх десятков – расселись вокруг огромного плоского пня, как вокруг стола. Пень был уставлен деревянными плошками, горшочками и кувшинчиками; обежав застолье взглядом, Тааль заметила множество плодов и сластей, которых никогда не встречала раньше. Бригхи невозмутимо привалился к пню и затолкал за щёку горсть орехов; этим вечером он явно успел проголодаться, заигравшись в лесу. Пухленькая женщина в венке из кувшинок сердито махнула рукой, отгоняя светлячка – они кружили здесь повсюду, так что на поляне было светло, совсем не как в заурядные сумерки.

Две парочки, наверное, плясали до появления Тааль и теперь замерли неподалёку от пня, глядя на неё без всякого страха. Вообще, она тут явно никого не испугала – несмотря на свой нелепый рост. Разве что вызвала снисходительное любопытство.

Тааль вздохнула. И что у неё за талант попадать в глупые ситуации?… Вот что хочешь теперь, то и говори. Жаль, рядом нет Турия с его красноречием – он бы представил Тааль-Шийи, псевдо-спасительницу Лэфлиенна, куда убедительнее, чем она сама…

– Добрый вечер, – сказала она, тщательно подбирая звуки на чужом языке. Кто-то одобрительно хмыкнул. – Простите, что помешала.

– Сразу к делу, – сквозь зубы, но весело протянул Ришо, по-прежнему стоя рядом с ней. – У нас не любят размазываний…

– Иди-ка сюда! – один из мужчин, дрогнув ушами, с напускной строгостью позвал Ришо, и тот поплёлся к пню, разочарованно опустив плечи. Наверное, ему польстила бы возможность провести «переговоры» от лица Тааль.

– Как ты попала под Холм? – спросила миловидная юная боуги – одна из плясавших под наигрывания музыкантов. Она смотрела на Тааль в общем-то доброжелательно, но не без женского оценивания украдкой. Швырнула пару беглых взглядов на её ноги, талию, волосы – и почему-то повеселела… Это не показалось Тааль хорошим знаком. – И откуда знаешь наш язык?

– Я не понимаю, что значит «под Холм», – пояснила Тааль, обречённо ожидая неизбежного момента, когда её посчитают дурочкой. – Мы ведь в лесу, а холмы – вокруг, разве нет?…

Кое-кто из боуги засмеялся – точно тихий мелодичный перезвон прокатился над поляной и затих, запутавшись в дубовых ветвях. Но большая часть хранила настороженное молчание.

– Откуда ты взялась, такая наивная? – недоверчиво спросил пухлощёкий боуги, очень похожий на отца Ришо – возможно, брат. Он встал из-за пня и вытер о зелёную куртку пальцы, жирные от масла. – Почему без приглашения пришла в наше убежище?

– Дай ей ответить хоть на один вопрос, Большой Ли, – примиряюще попросила женщина, скромно сидевшая в стороне. Лишь по голосу Тааль догадалась, что это не мальчик: волосы женщины были очень коротко обстрижены, а ещё она, кажется, носила брюки – зелёные, с серебряной вышивкой, не менее щегольские, чем у боуги-мужчин. – И кто сказал, что она пришла без приглашения? Это я позвала её… Проходи, странница. Будь нашей гостьей.

По поляне пробежал взволнованный шёпот – быстрый и почти неразличимый, как случайный порыв ветра тихим днём. Кисло переглянувшись с отцом Ришо, Большой Ли продолжил вытирать пальцы о солидный живот.

– Ну что ж, Дана, как и всегда, делает всё, что захочет… К чему советоваться с другими, ведь правда?

– Ах, только не ссорьтесь… – сонно протянула другая боуги, доплетавшая длинный венок из фиалок. На неё одну появление Тааль, кажется, не произвело большого впечатления. – Сегодня такая дивная ночь, и карп в лесном озере проплыл семь кругов – к счастью…

– Не лезла бы хоть ты, Че-ре-паа-шка, – протянул Бригхи, успевший тем временем уплести четверть угощения. Он явно передразнивал её медлительную речь, но боуги нисколько не обиделась – лишь посмотрела куда-то сквозь него и вернулась к своему венку.

– Ты сам подарил мне ту монету, Большой Ли, помнишь? – спокойно спросила Дана, убирая за ухо короткую прядь. – Твою старую монету для фокусов. И сам показал колодец, куда можно её опустить, чтобы связаться с призраками Молчаливого Города. Я именно так и поступила.

– Это было давно, – проворчал Большой Ли. – Когда по Городу ещё не бродил этот чужак из Обетованного…

– Вы о мастере Фаэнто? – Тааль обрадовалась, что появился наконец предлог вмешаться; зато все, к сожалению, снова уставились на неё. – Как раз он мне и посоветовал прийти к вам. Когда я… Когда мы нашли монету, он решил, что вы поможете мне встретиться с атури… С духами.

– Мы не властны сделать этого, если духи сами не захотят говорить с тобой, – сказал кто-то почти из самой чащи – он всё время стоял в тени, так, чтобы свет месяца его не коснулся. Тааль ощущала холодок враждебности, исходивший оттуда.

– Думаю, они захотят, – как можно скромнее сказала она. – Они уже не раз со мной говорили…

Как и следовало ожидать – новая волна перешёптываний и новое молчание после. Закончив венок, Черепашка неспешно устроила его на голове; для этого ей пришлось слегка прижать уши.

– Назови своё имя, – ободряюще попросила Дана. Через всю поляну Тааль встретилась с нею взглядом – и почувствовала, как её обволакивают покой и уверенность. Желтизна глаз Даны не пугала, напоминая о хищниках, грифах, Двуликих: она была тёплой и живой, как дикий мёд или солнце полудня.

– Тааль, майтэ из гнездовья у Высокой Лестницы… Атури и кентавры прозвали меня Тааль-Шийи, Сновидица.

Ришо встрепенулся, услышав прозвище, похожее на своё – но промолчал, встретив сердитый тычок отца.

– Майтэ? – Большой Ли фыркнул от смеха. – Большая выросла майтэ, ничего не скажешь… Да и крылья потеряла где-то по дороге. Наверное, сбросила, как змейка кожу.

– А я слышала, что такое бывает, – сквозь зевок пробормотала Черепашка; на неё шутливо зашикали.

– По-моему, всё ясно: дело в магии, – отец Ришо со злостью пододвинул к себе горшочек с маслом; в тишине тот оглушительно проскрипел по кольцам пня. – Кто-то заколдовал эту майтэ (а я не сомневаюсь в том, что она правда майтэ – только они так туго соображают), наложил искусные чары, превратив в… В то, что мы видим, – хмыкнув, он размазал масло по круглой булочке. – В самку людей из-за моря.

В самку?… Тааль вспыхнула – больше от смущения, чем от обиды, – и инстинктивно стиснула локти, скрестив руки на груди. Фиенни приметил у неё этот жест и пытался отучить, но не добился успеха.

– Это сделали духи, – выдохнула Тааль, ища спасения в глазах Даны. Так заботливо и чутко могла бы смотреть её мать – если бы, конечно, была здорова. – Атури испытывали меня, а потом, когда я прошла испытания и… И Пустыню Смерти… – память о беспамятстве тех дней и бдении всё ещё причиняла ей боль; говорить об этом, да ещё перед толпой, совсем не хотелось. – …Решили изменить мою суть.

– Они решили – и ты не смогла воспротивиться?… – Большой Ли с насмешливым сочувствием поцокал языком. – Бедняжка. Типичная безропотная майтэ, вы правы… Вот только пролететь через весь Лэфлиенн и миновать Пустыню у неё сил хватило. Как и выжить в Молчаливом Городе.

– Добрый волшебник из-за моря помог, – елейным тоном проговорил боуги из тени. Кое-кто снова засмеялся, хотя было уже совсем не смешно. – Наверное, нечасто к нему такие милые гостьи забредают – да ещё и без клюва с крыльями, как удобно…

– Спрячь своё жало, Лорри Язва, – негромко, но внушительно посоветовала Дана. Тааль показалось (хотя, возможно, так просто лёг лунный свет), что в её золотистом прищуре сверкнул гнев. – Надо было не лечить тебя от чар, когда атури в тот раз превратили тебя в каменного скорпиона… Тебе, знаешь ли, даже шло.

Лорри недовольно завозился, но примолк. Тааль, ещё не оправившись от стыда, прокашлялась; в горле у неё пересохло.

– Я отправилась в путь, чтобы помочь… кое-кому, – сбивчиво прохрипела она, уже не надеясь на успех. Пляски под луной, фокусы и горшочки с маслом у боуги, как выяснилось, прикрывали и ум, и продуманную жестокость. – А потом узнала, что нужна атури, чтобы… – Тааль поколебалась: она не забыла, само собой, слова мальчишек о сиденцах и возвращенниках, но есть ли смысл держать это в секрете?… – Чтобы остановить тауриллиан.

Раздалось несколько возгласов – не то возмущённых, не то радостных. Большой Ли поймал одного из светлячков и, помрачнев, зажал его в кулаке; светлячок медленно сменил цвет на густо-малиновый.

– Как это понимать, Дана? Все мы знаем, что некое чистое существо, – он с убийственной насмешкой покосился на Тааль, – нужно тауриллиан, чтобы закончить обряд и построить Мост… Сами понимаете, какой и куда. А она является, и вот пожалуйста – всё вдруг совершенно наоборот. Она, оказывается, летела сюда помешать им. Ну надо же, какая отвага, от майтэ и ожидать трудно…

Дана не успела ответить, поскольку вмешалась юная плясунья:

– Не просто чистое существо, а самое чистое в Обетованном, – поправила она. Услышав заветное слово, Тааль вздрогнула.

– Вы хотели сказать – в Лэфлиенне?…

– Мы привыкли называть Обетованным весь мир, о превращённая майтэ, – боуги по-кошачьи сморщила нос. – К чему делить материки на «там», где якобы так чудесно, и «здесь», где якобы хуже?… С тех пор, как Зелёная Шляпа уплыл в это хвалёное Обетованное, мы не получили от него ни одной доброй вести… Может, наши предки и пожили там какое-т время – однако теперь там не осталось удобных полян, а фокусы с кладами никому не интересны.

Зелёная Шляпа?… Выходит, в Обетованное можно вот так просто «уплыть» – но на чём, в такую-то неизмеримую даль? Возможно, дело в тех деревянных махинах с резьбы тауриллиан в Молчаливом Городе – в тех, о которых Фиенни не успел рассказат ей?…

Тааль нервно заломила руки, уже не пытаясь справиться с волнением и перестав что-либо понимать.

– Я ищу вашей помощи. Больше мне не к кому обратиться.

– Можно подумать, у нас мало своих сиденцев… – заметил Лорри; он немного выступил из тени, и Тааль заметила, что его шевелюра отливает не рыжиной, как у остальных, а опасным багрянцем. – Зачем ты пришла? Мы не лезем в дела бессмертных, не нужно нас туда втягивать. Так идёт уже много веков, и мы не жалуемся. Мы в убежище, право на которое заслужили давным-давно. Мы под Холмом: это всё, что ты видишь. А тауриллиан – на поверхности, вместе с кентаврами, оборотнями и прочими, кто выбрал жизнь южнее Пустыни… Да и сама Пустыня – там же, и твой волшебник, и дорога к твоему гнездовью. Я слышал, что в Городе мёртвых есть портал прямо к нам, сюда, но думал, это всё слухи… – Лорри покачал головой. На ухо к нему сел крупный светлячок, и он сразу стал совсем не опасным – только грустным и уставшим отчего-то. – Кем бы ты ни была на самом деле, лучше уходи. Игры духов и тауриллиан – не для нас… И никто из всего селения дольше меня не отговаривал тогда Шляпу от его ухода. Я всё сказал, – Лорри сел за стол – точнее, повалился, точно опустевший мешок.

Все притихли; Бригхи старательно отводил от Тааль глаза. А ей казалось, что ночь уже близится к рассвету, что прошло ужасно много времени – и теперь, по воле рыжих фокусников, ей уже никогда не выбраться из дубового леска…

Встала Дана.

– Ты хотел сказать, Лорри, что тауриллиан на поверхности вместе с теми, кто выбрал рабство, – глуховатым голосом произнесла она, и мальчишеский палец с коротким ногтем укоризненно ткнулся красноволосому в грудь. – С теми, кто согласен на грядущую войну за заморские земли. С теми, кто добровольно ходит к бессмертным и питает их своей жизненной силой, отдавая её ради обряда возвращения, ради их колдовского Моста… Так же, как – к чему умалчивать? – как это делаешь ты.

Лорри дёрнулся, словно от пощёчины, и светлячок испуганно слетел с его уха.

– Лишнее говоришь, Дана, – угрожающе произнёс отец Ришо. – Это не наше дело. Всякий под Холмом свободен в выборе.

– Вот именно. В том числе я, – несколько невесомых шагов по поляне (под узкими ступнями боуги, казалось, даже трава не сгибается) – и вот Дана уже стоит рядом с Тааль, снизу вверх протягивая ей маленькую ладошку. Наклонившись, Тааль осторожно дотронулась до тёплых шершавых пальцев. – И вот он, мой выбор.

– Мама, ну… – протестующе пискнул Бригхи, но отвлёкся на нетронутую башенку из черничных пирожных. Дана, даже не обернувшись, улыбнулась одними глазами.

– Я приглашаю тебя в свой дом, Тааль-Шийи – к себе и Вирапи, моему мужу. Будь среди нас, как среди друзей.