Текст книги "Пыль и бисер (СИ)"
Автор книги: Юлия Алева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
4. Лето нашего покоя
Как показала практика, Анфиса Платоновна обладала характером сильным и непростым. И отсутствием наблюдательности не страдала.
– И откуда же тебя к нам Бог принес? – спросила, как только освоила голосовые связки.
– Я, Анфиса Платоновна, родом из Симбирской губернии. Там у папеньки именье было. Потом он разорился, усадьба сгорела, папеньку схоронили, а я вот… – привычно выдавила слезу.
– А ты вот к молодому мужчине в услужение нанялась. – закончила за меня старуха.
– Это так случайно получилось.
– Ты не сомневайся, я за исцеление век буду Бога молить за тебя, но насчет Фролки даже не думай.
– Я и не думаю. – Это мы с ней очередной круг по гостиной наворачиваем в обнимку.
– Ему не такая жена нужна. – вещала старуха.
– Совершенно верно.
– Ты ж ему голову заморочишь и бросишь. – продолжала она рассуждать сама с собой уже.
– Это вряд ли.
– Ты-то? – она въедливо уставилась в глаза придерживая мой подбородок сухонькими пальцами. – Да таких своевольных я ни разу за всю жизнь не встречала.
– Зато будь я менее упертой, Вы бы так и лежали.
– И то верно. Но Фролку тебе не отдам. – сварливо заключала она.
– Хорошо, Анфиса Платоновна.
И вот в подобной тихой дружеской беседе мы постепенно освоили лестницу вниз, а к Покрову уже выбирались на улицу.
Лето выдалось очень жарким, и прогулки мы устраивали сразу после раннего завтрака, остаток дня посвящая вышивке, до которой Анфиса Платоновна была большая охотница, а я оказалась удивительной бездарностью. Единственное, что нам удалось совместными усилиями – чехол для зеркальца из черного бархата с ягодками по периметру, за которым я спрятала телефон, права и коронку ключа жука – мои самые ценные артефакты.
5. Беда
Как обычно это и бывает, несчастье случилось не там, где его ждали.
Осень в тот год пришла неприятная. Строго в середине августа (тогда я еще вела учет по новому стилю – 1 сентября), зарядили обложные дожди. Резко захолодало и летнее пекло сменилось собачьим холодом. У крестьян на корню гнили яровые, мельники ходили сердитые, торговцы мукой ждали повышения цен.
Фрол съездил в Москву и вернулся простуженный. То есть я-то поняла, что к чему уже днем, потому что вернулся он поздно, от чая отказался и сразу лег. С утра в лавке мы переживали наплыв покупателей, так что отсутствием начальника я озаботилась после обеда. Авдюша отпросился к матери в деревню, а Данилка побожился, что Фрол Матвеича не видел и лишь тогда я отправилась наверх. Пощебетала с Анфисой Платоновной, которая увлеклась чтением и теперь домучивала «Преступление и наказание». Я уже нашла ей романчик полегче, «Петербургские трущобы» Крестовского, но она еще старалась. Каждое событие в романе она переживала близко к сердцу, подолгу обсуждала поступки персонажей. Я же еще в школе возненавидела всю эту гоп-компанию во главе с Раскольниковым, но раз старой купчихе они заменяли сериалы…
У комнат хозяина я уже услышала кашель и вошла без стука. Совершенно мокрый Фрол в одной рубахе стоял у открытого окна.
– Жарко мне, Ксюшенька, душно…
– Да что же Вы, Фрол Матвеевич!
Я бросилась к окну, закрыла. Отвела хозяина в его спальню, крикнула Феклу и вдвоем мы перестелили мокрое белье, переодели хозяина, несмотря на его вялые протесты в чистое, и вызвали врача.
Доктор Скакунов долго осматривал пациента, а потом вынес вердикт, что у него лихорадка. Прописал кровопускания и хинин. Как в этом городке еще не передохли все жители, я не понимаю.
Всю ночь я не отходила от постели больного, обтирая его простынями с уксусом, заливая чаем с малиной и ежеминутно молясь о его выздоровлении. Впервые поймала себя на мысли, что Фрол мне дорог не только как гарантия стабильности, но и как близкий человек. Пусть брата у меня никогда не было, но по-моему, я начинаю понимать, что к нему могу чувствовать. К вечеру прибежал Рябинкин, у которого удалось выклянчить салицин. Аспирин еще не придумали, от салицина блевали, но жар начал спадать.
Я и задремала-то лишь на вторые сутки ненадолго, но этих двух часов Анфисе Платоновне хватило, чтобы, посидев у ложа сына, подцепить то же самое.
Следующую неделю я продержалась на кофе и животной ярости. Фрол уже вставал на ноги и почти уверенно спускался по лестнице, чтобы там руководить мальчишками, а вот Анфиса Платоновна не смогла: на фоне высокой температуры случился второй инсульт, который полностью ее парализовал. Через шесть дней она скончалась на руках у безутешного сына.
Я слегла в день похорон.
Полагаю, что грипповала я дня четыре, и это были очень долгие и тягостные дни. Вымотанная стрессом, усталостью и безысходностью, я вяло лавировала на границе между горячечным бредом и сном. Фекла меня удивила – она повторяла все, что я делала с Фролом, и мне, изрядно похудевшей и ослабевшей, удалось выжить. Вирусы в это время поядренее будут, чем в двадцать первом веке.
Как только я смогла сохранять бодрствующее состояние более чем на полчаса, зашел Фрол.
– Фрол Матвеевич, извините, что я… – пристроила хотя бы голову в вертикальное положение.
– Оставьте, Ксения Александровна. Вы со мной-то возились, когда я куда хуже был. – Он осунулся, постарел за эти дни, а ведь на пару лет младше моего биологического возраста.
– Как Вы? – я коснулась его сухой, прохладной ладони.
– Ничего, Ксения Александровна, ничего. Образуется все… – он помялся и продолжил. – Может Вам надо чего?
– Спасибо, теперь только отлежаться нужно будет.
Он посопел и глядя в одному ему ведомую точку на полу, продолжил.
– Я вот что спросить хотел…. Сказать…. Спросить… – помолчал, посопел, потом опять продолжил. – Вы теперь-то что думаете?
– Теперь-то? – я побарахталась в подушках и все же попыталась сесть. Со второго раза получилось, значит к вечеру пора вставать.
– Ну раз маменька… Нет больше маменьки…
Ой, черт! Точно. Куда ж мне теперь, когда зима катит в глаза?
– Да, компаньонкой мне теперь не быть… – И даже рекомендательное письмо после такой скандальной истории я не получу.
– Не уходите, а? – Он бухнулся на колени перед кроватью. – Я придумаю что-нибудь, только останьтесь.
Я даже растрогалась.
– Хорошо, Фрол Матвеевич. Все наладится.
* * *
Фрол думал основательно и не на сухую. Я только рискнула встать к столу, как он, с мокрыми от утреннего туалета волосами и заметным перегаром возник на пороге столовой.
– Я, Ксения Александровна, предлагаю Вам стать моей супругой.
Ну, тут, в общем-то, можно и тушить свет.
Осторожно нащупав стул и осев в него, я просипела.
– Фрол Матвеевич, а Вы сами-то этого хотите? – По глазам видно, что он сам не знает, как еще умнее поступить. – То есть, это для меня большая честь, и я с удовольствием составлю Ваше счастье…
Что я несу?
– Но я же бесприданница. Для Ваших коллег это будет… Неприемлемо. И, хотя я привязана к Вам всей душой, сделаю ли я Вас счастливым?
Мой ненаглядный тускнел на глазах. Не говорить же в глаза то, о чем мы оба знаем, но что обсуждать нельзя. Я, конечно, могла бы стать чудесной женой для прикрытия, но Фрола бы заклевали другие купцы. Да и женитьба на бедной перезрелой девице с потрепанной репутацией – это совсем не то, что содержание любовницы-дворянки.
– Вас оскорбило, что я – купец? – это, видимо, из внутреннего диалога.
– Нет, меня опечалит, если Вы вступите в брак на всю жизнь с той, к кому не лежит сердце. – Я мягко улыбнулась. – Вряд ли брак со мной упростит или облегчит Вашу жизнь.
Он молча кивнул, развернулся и ушел к себе. Весь день и ночь продолжал сосредоточенно думать. Фекла носила еду, задумчиво косилась на меня, а пару дней спустя я официально стала счетоводом в лавке за 60 рублей в месяц, крышу над головой, стол и платье.
Счета – это легко. В общем-то, Фрол не был туповат, просто не всегда расторопен, поэтому обязанности мои оказались необременительны. И я, наконец-то, смогла в полной мере развернуться с маркетингом.
6. Лавочница
Началось все с залежалого по всем признакам ящика корицы весом в два пуда.
– Фрол Матвеевич, а как Вы относитесь к благотворительности? – спросила раз за завтраком я.
– Ну…. Нищим грех не подавать. – не сразу понял идею начальник.
– Я предлагаю устроить конкурс пирогов с корицей, купленной у нас. Лучшему пирогу приз какой… Подешевле… И пироги пожертвовать приюту.
– А… Зачем это все? – сипло спросил шеф, когда откашлялся.
– Про такое напишут в газете, и будет нам реклама. Продадим все запасы корицы. Заодно и еще что толкнем.
Я смотрела на Фрола призывно и уверенно. Он же обдумывал эту мысль дня три, прям серьезно обдумывал, сопел, что-то считал у себя по вечерам, и, наконец согласился. А потом понеслось! Мы повесили объявление на дверях и напечатали крохотное объявление в газете. Потянулись желающие, которых оказалось более, чем прилично. Пришлось обращаться к полицмейстеру за разрешением на тент на улице. Каждое действие стоило денег, и шеф уже нехорошо косился в мою сторону – но мы распродали в ноль не только корицу, но и большинство наших запасов. Практически обнулили подвал. К нам заглядывали любопытствующие с разных концов города и снова покупали или делали заказы.
В исторический день нам принесли 79 пирогов. Полицмейстера Тураева, представителя гильдии купца Печатникова, отца Нафанаила и газетчика Тимохина назначили в жюри, выбрали победителей – очень чопорная мещанка получила в подарок чайничек, а еще три – грамоты, которые я рисовала накануне. Пироги отвезли по приютам, где Фрола разве что не облобызали. Он краснел, конфузился, но был страшно горд.
«Саратовский Листок» с хвалебной статьей мы повесили в рамку напротив входа в лавку. А через пару недель Фрола пригласили Коммерческое собрание, где князь Мещерский лично пожаловал ему Благодарственное письмо.
Конкуренты давились от зависти, купцы первых гильдий наперегонки устраивали то же самое, но в таких делах нужно быть первым. К нам потянулись гости и конкуренты, даже сваха заходила пару раз, но ее Фрол как-то сам завернул.
Во всей этой суете я старалась держаться в тени. И хотя меня безумно распирало желание посмотреть на живого князя, осмотрительность брала верх. Я всегда была приветлива с посетителями, игнорировала косые взгляды купеческих жен и дочерей, отшучивалась от двусмысленных предложений их спутников и ждала завтраков, за которыми мы с Фролом могли побыть наедине.
– Вот уж не думал, Ксения Александровна, что эта ваша идея так откликнется. – он подстригся по моде, справил новый костюм и выглядел почти что столичным франтом. Рябинкин ревновал, но пока исподтишка.
– Вот Ваши родители-то радуются на Небесах. – добавила благочестия я.
Фрол перекрестился и мечтательно улыбнулся.
По горячим следам первого маркетингового успеха я протолкнула новую идею кондитерского Хеппи-мила – когда в наборе конфет находилась игрушка, но какая – неизвестно, и можно было бы собрать коллекцию. Эту самую коллекцию я выставила в окне, которое уже давненько хотела использовать в рекламных целях, но все как-то не складывалось. В качестве подарков мы взяли железные дороги для мальчиков и семейства игрушечных зверят для девочек.
На четвертый день Фрол сам поехал в столицу за конфетами и игрушками.
Вернувшись, подсчитал выручку, пристально посмотрел на меня и спросил:
– Ксения Александровна, а Ваш папенька точно не из купечества будет?
– К сожалению, нет. – потупилась я.
Недели три нас осаждали дети и их родители. Потом ажиотаж спал, но мы решили периодически обновлять коллекции, что сулило немалые барыши под Рождество и Пасху.
* * *
Третий моей проект был посложнее, но именно на него я делала ставку с самого начала своей торговой карьеры. И пришлось окучивать сразу двоих.
Тем вечером я выворачивалась наизнанку, собственноручно приготовив ужин для Фрола и Антона, даже спела для них что-то слащаво-романтическое.
– Дорогие мои, Фрол Матвеевич и Антон Семенович! Вы оба торгуете тем, что есть и у других. Поэтому цены вынуждены держать около конкурентов, и прибыль особо не велика. Но что если попробовать продавать то, чего у других нет? Тогда и доход может быть больше, и интерес тоже.
Антуану это было не очень интересно. Отчего он пошел в лавочники, я так и не поняла: предпринимательской жилки не было, порошки свои он делал из-под палки, даже окна мыл не часто. А Фрол выслушал внимательно.
– Так то ж верно, но где такой товар-то взять, которого у других не будет? – он огладил бородку, как поступал в раздумьях. Этот жест я замечала и у других купцов, а вот мои современники такой медитации были лишены, что само по себе забавно.
– Да, это самая серьезная загвоздка, но у меня есть идея! – я, сияя, как новогодняя елка, извлекла лист, на котором давно уже зарисовала мегапроект.
– Это что? – они оба уставились на рисунок.
– Это новое слово в женской гигиене. Антон Семенович может запатентовать, а мы производить. Прибыль пополам.
– Я все же не понял. – повторил Фрол, пытаясь уложить в голове мою непростую мысль.
– Раз в месяц женщинам необходимы дополнительные средства гигиены. И вот мы можем им предложить аккуратное решение, которое крепится за вот эти резинки к корсету. Низ – непромокаемой, внутри вата. Чисто, аккуратно, красиво.
Судя по лицам моих собеседников, в Саратов прокладки придут лет через шестьдесят. С боем.
Я поникла, собрала свою презентацию, попрощалась и пошла к себе. Ну не получится у меня больше ни с кем кроме них, а как быть то?
* * *
Утром за завтраком Фрол смущенно шептал.
– Ксения Александровна, ну срамное это… Как же такое продавать – засмеют.
– Фрол Матвеевич, это природа. Еще государыня Екатерина Алексеевна в своих мемуарах о таких вещах говорила. Вы только подумайте – каждая женщина с 14 лет и до 40 ежемесячно в этом нуждается. Рано или поздно додумается кто-то. Нельзя же простынками обвязываться до бесконечности. – этот момент меня саму выбешивал до невозможности: и так состояние сомнительное, да еще жара, кокон между ног, а работу никто не отменял. – И мы сможем быть первыми. Запатентовать это, а потом продавать патент сами. Тем более, кто засмеет-то? Я предлагаю это в аптеке продавать. Деликатно. В коробочках.
Фрол был смущен и темой разговора, и тем, что ему нашептал Антуан.
– Ну не расстраивайтесь так, Ксения Александровна. Я поговорю еще с Антоном Семеновичем.
* * *
Поговорил. Результат разговора получился так себе. Теперь мне разрешили еще подрабатывать в аптеке («Приглядишься, примелькаешься») после обеда и попросили что-нибудь другое придумать.
Я придумала манекен сестры милосердия в витрине поставить, чтобы хоть так клиентов привлечь. Манекены – очень дорогое удовольствие, так что мы обошлись только парикмахерским, а остальное – это сложная конструкция из говна и палок, папье-маше с моей фигурой и одежды.
Это самое произведение лепили в лавке ночью мы с мальчишками – их очень заинтересовало изготовление человека. Торс мне помогла слепить Фекла, которая вышла на шум и хихиканье, отругала парней и помогла обмазать меня гипсом. Гипсовую форму заполнили мокрыми старыми газетами, просушили и закрепили на деревянной основе. Руки лепили аналогично, но тут уже мальчики освоили, да и не было особого позора в изготовлении слепка предплечья.
Получилось неожиданно хорошо, особенно если не трогать. Нашу Нюсю рассматривали часами. Даже полицейские сменили маршрут так, чтобы полюбоваться на наше творение. Конечно, сиськи я ей накрутила шикарные, а талию уменьшила до предела. Секс бомба с красным крестом на груди. Мальчишки со всего города бегали смотреть на это чудо, равно как и более взрослые граждане. Но тем было неудобно стоять у витрины, так что приходилось заходить внутрь, где я уже успевала их убедить что-то купить. К вечеру язык отказывался шевелиться и сил даже на еду не хватало.
Скрепя сердце Антон начал доплачивать мне 10 рублей в неделю.
* * *
И все равно нужны деньги. Свои собственные. Идея с прокладками пока не особо выстрелила, да и зависеть от доброй воли веселых голубков мне как-то не хотелось. Мысль оставалась у меня одна, но крайне сомнительная, даже для двадцать первого столетия.
Восстановление девственности – процедура скользкая в моральном плане и рисковая при кустарном воплощении. Люська была одержима темой удачного замужества, подозрительна к посторонним и патологически прижимиста. После нескольких дней практики в известной косметической клинике на четвертом курсе она приволокла домой набор инструментов и усадила меня перед экраном ноутбука. Только чудом и хорошими антибиотиками я объясняю то, что мы обе пережили ту зиму. Попыток сделали восемь, прежде чем до Люси дошло, что в век соцсетей скрыть кое-что из прошлого не получится.
Конечно, изготовление кетгута из бараньих кишок и подручных антисептиков – та еще лотерея, но в свое время та же Люська писала курсовик по истории медицины и много экспериментировала дома. Так что за пару недель я ухитрилась в обход начальника заказать глазные хирургические иглы, иглодержатель, зеркало и нахимичить с нитями.
* * *
Но тут впрямую я уже предлагать не стала. Ходы кривые роет, подземный умный крот, нормальные герои всегда идут в обход.
– А отчего Вы, Фрол Матвеевич, не торгуете свадебными сладостями? – С новыми идеями всегда было непросто подъехать, но хозяин мой умел обдумывать, даром что такой эмоциональный.
– Так на свадьбах я как-то… Другие у нас этим промышляют. – опешил начальник.
– А может попробуем?
7. Ласточки
Послеобеденные часы я стала проводить в аптеке. Похожую я помнила по своей прошлой/будущей жизни. В самом раннем детсадовском возрасте такая аптека с деревянными прилавками, массивными шкафами и смесями порошков в толстой коричневой бумаге была самым главным аттракционом по пути домой. Она даже пахла особенно. И пол был покрыт такой же метлахской плиткой, желтовато-коричневой. Я научилась солидно вышагивать вдоль прилавка шурша муаровой юбкой, и почти уже полюбила свою новую жизнь.
Заплаканная девица и нервная мать выделялись более обычного. По-моему, моя целевая аудитория. Но как к ним подъехать… Это вам не на Авито объявления размещать или сайтики кропать на коленке.
– Чего изволят сударыни? – я поднесла к ним тарелку с сухофруктами.
– Капель анисовых. – нервозность матери, дородной купчихи явно не в первом поколении, была почти спрятана, но у сумочки ручку менять придется к концу недели, если так ее теребить.
– К Вашим услугам весь выбор лучших европейских и отечественных поставщиков. – Я щедрым жестом метнула не только анисовые капли, но и успокоительные сборы. – Может чайку сразу заварить?
– Ну отчего ж не попить… – растерялась клиентка.
Пока я отходила за чайником, дамы успели пошептаться.
– Убьёт же, как есть убьет. – сорвалась на крик невеста.
– Замолчи ты. – шипение и звук пощечины.
Мои девочки.
– Невеста-то у Вас какая красавица. – я подлила в чай старшей гостье немного коньячку, нагло украденного у Фролушки.
– Да, управил Господь, свадьбу через две недели справим. – степенно согласилась гостья.
И тут невеста наша захлебнулась чаем и зарыдала в голос.
– Перед свадьбами всегда так, волнительно. Вот чаек с пустырником – очень помогает. – И в сторону купчихи отправилось еще несколько пакетиков.
– И жених-то хороший, небось? – я напустила наивности и тупости во взор.
– Да отца нашего, Федора Никитьича, компаньона сын старший. С образованьем, в самой Москве учился. Почитай пять годков дома не бывал.
– Да, женихи сейчас требовательные, особенно столичные…. В чем не угодишь – ославят, и лишнего порасскажут. А уж свекрови-то…. – и я пододвинула еще одну рюмочку.
– Да что говорить-то, коли невеста хороша – чуть агрессивнее, чем нужно для нейтральной беседы и быстрее, чем для добропорядочной ответила Матрена Саввишна.
– Вот и я говорю, что невестато у вас хороша, любому на зависть. Не то что нонешние девицы, которые хвостами крутят перед парнями, а потом стыд весь после свадьбы вылезает…
Я избегала прямых взглядов и потихоньку заворачивала покупки.
– Сделанного не воротишь. Доктора-то руки-ноги вправлять могут, а вот дела женские им без интересу.
Матрена Саввишна забыла как чай глотается и тонкая струйка текла по подбородку на шелковые оборки.
– Ведь мало кто учился таким искусствам, только заграничные, швейцарские дохтора (ой, что я несу!). А наши-то так, лишь куражатся да деньги берут. – я взяла долгую паузу. – Ну да что об этом, пустое все… Вам, Матрена Саввишна, и Вам, Агафья Федоровна, желаю доброго здоровьичка, да хорошего дня.
Дамы переглядываясь удалились, а я выдохнула. Клиент наживку заглотил и повелся.
Вечером я подбила кассу, подмела зали уже готовилась закрываться, когда нерешительно звякнул колокольчик.
– Доброго здоровьица, Матрена Саввишна. Али забыли чего? – наивность моего взгляда можно отрезать и продавать карточным шулерам.
Купчиха почти незаметно перевернула табличку на двери на «Закрыто».
– Да вот разговор наш все из памяти не идет, Ксения свет Александровна.
Я вытащила из-под прилавка поднос с рюмочкой. Такими темпами разорюсь раньше, чем начну зарабатывать.
– Чем могу служить? – подобострастие и лесть, лесть и подобострастие.
– Али правда, коль с девицей какая беда приключилась, то помочь ей можно? – бусинки зрачков уцепились за меня, как утопающий за корягу.
– Ну мы же к примеру говорим, да? – я дождалась кивка и продолжила. – Вот если с девицей случай какой произошел, что жениху объяснять неуместно, а скрыть не получится, то помочь можно. Повитухи пузырь с кровью предлагают, так про то женихи уж знают. Деревенские суриком натираются, а потом родить не могут – что тоже тайна невеликая. А вот заморские операции есть… Там все можно сделать, как до случая было… Если случай тот через месяц на нос не полезет, конечно.
– Нешто ножом резать? – испугалась, а пугаться-то не надо.
– Резать там уже нечего, до нас все раскрыли, там сшить надо. Особой иглой да особой нитью. И станет девичество как новое и нарушится в брачную ночь как положено.
Я протянула гостье пирожок и замолчала.
– А…. Откуда ты про то знаешь?
– Батюшка мой, царствие ему Небесное, пока не разорился, год иностранного доктора в именье держал. Тот меня биологии и химии учил. Ну и так, по мелочи нахваталась.
– Хороша мелочь…
– Так она для женщины судьбу сломать может, а мужчины-то друг за друга всегда… – я наполнила рюмки и задумалась, что идти мне по морозной улице, а переломы тут лечат даже без рентгена.
– Да, мужчины друг за друга… – она машинально дотронулась до скулы и я поняла, что огребут мои дамы обе от супругов, коли дело наше не выгорит.
– И ты можешь… вот это вот все…. – она изобразила это все руками и тут мне стало казаться, что зашивать нужно как минимум Марианскую впадину.
– Могу. Только нитки особенные, раньше чем через неделю не придут. За три дня до венчания операцию можно провести, накануне живот очистить и потом три дня есть только бульоны, ничего твердого, ходить осторожно и молчать. Про все это молчать. Ни отцу, ни мужу не говорить. Исповедаться ежели решите – то потом, не своему священнику.
Матрена Саввишна кивала, как китайский болванчик у Фролушки в кабинете.
– И дорого ль возьмешь? – ну вот наконец-то включилась купеческая жилка, а то я уж думала не очухается.
– Нитки, говорю, особенные, дорогие. 80 рублей. – Глаза округлились, но удар сдержала. – Шелком-то шить – потом из самого интересного места нитки повалятся – совсем неудобно выйдет. А эти особенные, растворяются. Даже врач не определит (вот тут вру, потому как вменяемый врач это рукоделие определит, а вот то, что Люська от щедрот в свое время наваяла мне – не определил. Поэтому теперь я реально побаиваюсь секса, дома к гинекологу с подобным сходить все откладывала, а теперь вот…)
– Недешево, сударыня.
– Недешево, – согласилась я и долила остатки настойки. – Так мне с этого что? Еще 30 рублей за операцию. Вам особую скидку даю, как очень душевной клиентке, с другой бы и сто рублей взяла. – Душевная клиентка чуть покраснела. – И еще за 20 рублей забываю про все, о чем мы тут разговаривали.
– Как забываешь?
– Да вот просто помню, как Вы травки успокоительные покупали. Про житье-бытье мое расспрашивали, и жалели сироту.
Клиентка мялась и страдала.
– Матрена Саввишна, давайте поступим так. Вы заплатите только за материалы, а мое вознаграждение принесете после свадьбы. – очень рискованное предложение, но нужен рекламный агент и эта купчиха мне подойдет.
– И прямо здесь что ли? – Она огляделась и уставилась на окно. То самое, в котором кукольная медсестра подавала страждущим поднос с пилюлями.
– Ну что Вы. Я у купца Калачева, Фрола Матвеича, благодетеля моего, комнатку снимаю, туда и заходите с утра. Мы с девицей побеседуем, а Вы шоколад можете выбрать для стола.
* * *
Дамы пришли к самому открытию лавки и были необычайно бледны. Матрена Саввишна уже домучила прежнюю сумочку и теперь блистала новой, цветным бисером вышитой. Мы с Агафьей пошли наверх.
– Раздевайся.
Агафья оглядела мои апартаменты и поджала губы.
– Вот поэтому нужно выходить замуж и убедить мужа, что ему за счастье обеспечивать тебе роскошное житье. – пробормотала я.
– И то правда.
– Тяжела ли ты матушка?
Та головой замотала. Ну ей виднее.
– Укладывайся на стол. Да, прямо на стол и на эти подушки. Вот, ноги так и так…И давно ли срамные дела были?
– Так как к Вам приходили….
А, ну это уже попроще будет.
А теперь эфир под нос, шторы чуть одернуть, кисею оставить, инструменты из шкафа достать и вперед, с песней.
Два года прошло, а руки-то помнят. Напевая кое-что из песенок моей юности, я чуть было не прослушала стук в дверь.
Вот что за нахер, а?
Я прикрыла натюрморт на столе ширмочкой и подошла к двери.
– Ксения Александровна, пустите на два слова. – полушепотом блеяла мать пациентки.
Я молча открыла дверь, приложила палец к губам и завела ее к себе. Дышать стало тесно. Отодвинув ширму и зажав вскрик купчихи, я тем же шепотом пояснила картину.
– Вот эти четыре шва создают hymen. На латыни так девство зовут. В брачную ночь оно все снова порвется и все будут счастливы.
Ну кроме невесты, само собой. Она и от нашатыря-то не обрадовалась. Слезть со стола я ей помогла, одеться тоже, и вот скоро она поймет, что боль останется надолго. Про то, что крови будет еще больше на свадьбе я ей говорить не стала.
Пока мы наверху предавались вышиванию крестиком, купчиха Прянишникова набрала недельный запас шоколада, так что Фрол Матвеич смотрел на меня с умилением.
– Хорошая у Вас, Фрол Матвеич, помощница в делах. Не хуже любой родни будет.
– Да уж, Бог послал.
* * *
В четверг с утра в лавку заехала чета Прянишниковых. Я сидела за конторкой максимально сливаясь с интерьером, потому как Фёдор Никитыч был из тех купцов, что двух быков на спор узлом свяжет. И не факт, что хвостами. Но зашел он к нам в настроении хорошем, принял многословные поздравления с удачной свадьбой, пожелал угоститься конфетами с ананасным марципаном, купил на пробу еще несколько коробок лакомств, а супруга его передала сиротинушке кулек орешков со свадебного стола. Я счастливо разулыбалась, поблагодарила щедрую гостью, и лишь у себя рассмотрела, что среди орешков серьги с аметистами лежат. Оно, конечно, подороже 50 рублей, но наличка бы тоже не помешала. А… Купюры вложены между слоями бумаги. Предусмотрительная женщина.
* * *
Матрена Саввишна хранила секрет недели две. А потом пришла в аптеку с высокой, тонкой как жердь дамой с поджатыми губами. Не в пример уютной и какой-то домашней Матрене, та была наряжена в элегантный парижский туалет, чем несколько выделялась из купеческой массы, которая до сих пор еще носила налет крестьянского происхождения. Как я поняла, часть купцов втайне гордилась тем, что произошла из незнатного сословия, а теперь может себе позволить куда больше, чем иные князья. Другие же мехом внутрь выворачивались, чтобы стать неотличимыми от дворянства. Так что ко мне принесло даму из другого лагеря.
– Чем могу Вам помочь?
– Доброго здоровьюшка, Ксения Александровна! – Матрена Саввишна чуть разрумянилась от смущения.
– Изволите чайку?
– Да, чайку будет в самый раз.
* * *
И потянулись в дом купца Калачева матери семейств с дочерями на выданье. По будним дням сложился особый ритуал, когда с утра пара взволнованных грядущим торжеством дам проходили в мою комнатку, откуда через час-полтора выходили бледны, но довольны собой и увозили корзину шоколада. Спустя несколько недель я пришла к выводу, что пора расширять линейку товаров, так как узнаваемый шоколад на столе становился нездоровым маркером для посвященных. И мы перешли на продажу нижнего белья. Заодно и себе кое-что прикупила. Какое-то особое очарование есть в этих кружавчиках, но панталоны с открытой попой – жесть.
Не сказать, чтоб широкой колонной шли, но на новый гардероб к Рождеству уже хватило. Поначалу заглядывали купчихи, а потом потянулись и барышни в вуалетках. С этими было посложнее, но тариф я увеличивала – товар брали не всегда, а хозяину прибыль приносить надо. Не все имели возможность тряхнуть родителей, так что копился у меня и запас девичьих украшений – жемчугов, браслетов эмалевых, брошек, шпилек с камушками… К Масленице я была морально и материально готовой невестой с сундуком приданного.
– Неугомонная Вы, Ксения Александровна, – повторял Фрол, подбивая к вечеру кассу.
– Дурная, но доходная. – я никогда не спорила с очевидным.
