Текст книги "Пыль и бисер (СИ)"
Автор книги: Юлия Алева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
3. Первый шаг
Пробуждение было удивительным. За два года я так привыкла к высоким потолкам – и у Фрола, и в Самаре, и в усадьбе Татищевых, и в Петербурге, конечно, всюду эти поднебесные выси, после которых 2.55 смотрятся коробочкой. Зато свой дом. Наверное.
Фохт так и заснул с ноутом на коленях, и, судя по всему, сны его посещали плохие.
Я аккуратно забрала ноутбук, накрыла одеялом горе-путешественника и отправилась в душ. В конце XIX века можно организовать ванну, но теплый душ с утра – это роскошь, которую люди нашего времени не ценят.
Первый день без корсета. Как-то даже голой себя чувствую. Нормальные трусы, джинсы, которые теперь свободноваты в талии, майка…. И рубашка поверх. Чересчур открытые вещи уже кажутся вульгарными. Некоторые привычки стоит сохранять.
Я заварила нам кофе, приготовила овсянку, сервировала стол.
– Федор Андреевич, извольте завтракать!
Он взвился, ошарашенный и грустный. Раньше он всегда был настороженным, собранным и холодным. Вряд ли очень приятный человек в непрофессиональном общении, но сейчас все еще хуже.
– Я бы хотел привести себя в порядок. – ох, он все-таки умеет краснеть.
Из закромов я выдала ему бритву, полотенце, мыло, свой безразмерный банный халат и приготовилась ждать.
Как и было задумано, утренний туалет моего гостя сопровождался падениями мелких предметов, тихими ругательствами и умилением на моем израненном сердце. Да, это детский сад, но сколько нервов было потрачено на его угрозы и придирки. Нельзя, нельзя такое прощать.
Наконец все стихло, но дверь оставалась закрытой.
– Федор Андреевич, Вы живы?
Тишина.
А ну и правда пропал – смылся во всех смыслах? Я теперь уже и не знаю, в каком месте можно провалиться в прошлое.
Нельзя сказать, что я вообще не думала на этот счет. Как только поняла, что тут я вообще ничего не потеряла, начала вдумчиво анализировать все произошедшее. Пока выходило, что перемещаться у меня вышло только при угрозе жизни. Хотя, когда меня в юности сбил престарелый автомобилист на пешеходном переходе, провалилась я только в «Скорую». Ну а вдруг там в подвале было опасно? В Петербурге же опасность была вполне реальной.
Если считать, что я волшебной удачливостью нашла порталы в прошлое, то почему они одноразовые?
И самое скользкое во всем – паспорт. После того, как с помощью Фрола мы его выцыганили у будущих предков, он не мог вообще очутиться снова там, где мама бы его нашла.
Я пожала плечами и решила погуглить моего гостя. Как ни странно, Федор Андреевич Фохт был знаком архивам российских газет. В частности, он обвинялся в участии в дуэли с поручиком П.Н. Татищевым в октябре 1894 года. В ходе той дуэли поручик был смертельно ранен, а жандарм подвергся служебному расследованию с последующим понижением в чинах. Конфликт между моим мужем и спасителем возник в ходе следствия по обвинению офицеров 6 артиллерийской бригады в антиправительственном заговоре.
В дальнейшем господин Фохт служил на мелких должностях и погиб при задержании бомбиста в феврале 1895 года.
Меня начали терзать смутные сомнения. Род Татищевых в Википедии описывался поверхностно, но родовую усадьбу я таки нашла, как и сведения об эмиграции выживших. Графини Ксении Татищевой обнаружить не удалось. Стало ясно, что в понедельник я иду в областной архив изучать брачные метрики июня 1894 года.
Урчание внизу живота напомнило, что время идет, а гость уже запропал в ванной. Я еще раз окликнула, постучала и вошла. Федор Андреевич всем своим телом занял пол моей тесной ванной. Из носа текла кровь, а сам он пребывал без сознания. Я охнула и полезла за нашатырем – помогло, хоть и не сразу. Видно, что сосудики в глазах полопались. Определенно, сейчас он и меня не узнает. А нет, узнал. Неловко запахнулся и сычом смотрит.
– Что с Вами, Федор Андреевич?
– Да что-то дурно стало, пройдет. – он явно не из ипохондриков.
– И частенько ли Вам так дурнеет? – послал Господь припадочного.
– Редко. – он попытался встать, не смог. Пришлось помочь опереться на стену, чтобы сохранилась иллюзия самостоятельности. А ведь здоровый же тип, сантиметров на пятнадцать выше меня. Очень неудобен в транспортировке.
– С рождения этими припадками страдаете?
– Я не припадочный, сударыня.
– Конечно. Так вот, потери сознания с носовыми кровотечениями давно начались?
Он долго молчал, надеюсь, обдумывая вопрос, а не измышляя отговорку.
– Лет 7 уже.
– Вот просто в один прекрасный день началось само?
– Нет. – язвительно парировал он. – В один не самый прекрасный день я выслеживал бомбиста в императорском поезде.
– Вы видели то крушение? – да ладно, живой очевидец удивительнейшей истории.
Он горько вздохнул.
– Я в нем участвовал.
* * *
Время завтрака по умолчанию считают безопасным. Ну что может произойти за едой? Свита полусонно занимала места, Государь и Императрица улыбались старшим детям, когда идиллия закончилась. Вагон подпрыгнул, небо и земля сменялись местами. Первый удар, второй, уже тихий третий. Роскошный, сияющий вагон-столовая превратился в скомканную ловушку. Первым собрался Государь, и придерживая часть потолка своим мощным плечом, организовал выход остальных сквозь прорванную стену. Он оплатит этот подвиг болезнью и безвременной смертью, но спасет всех. Оглушенные придворные не сразу сообразили, что находятся почти в самом низу оврага. Из вагона обслуги слышались слабые стоны, но когда подоспела помощь, там спасать было уже некого. Молодой франт, жутко гордый от того, что может видеть весь двор на расстоянии нескольких шагов, в момент крушения был выброшен из тамбура своего вагона и успел прикрыть грудью большеглазую девочку в серо-голубом платье, когда мимо пронеслась сорванная стальная крыша. Лишь потом он сможет поклониться Великой Княжне, а пока прижимает к земле ее трясущееся тельце.
Суета, крики, стоны. Императрица мужественно помогает раненным, лишь на несколько минут преклонив колени перед обезглавленным телом казака. Тот сопровождал ее больше 20 лет, всю ее российскую жизнь.
* * *
Я протянула ему мокрое полотенце, стерла кровь, и мы приступили к остывшему завтраку.
– Федор Андреевич, я тут отъеду на несколько часов: мне нужно встретиться с семьей. – Он с подозрением посмотрел на меня.
– У Вас есть семья?
– Да. Мама, отчим, сестра. Я дико скучала по ним все это время. – я повертела в руках ложку и отложила в сторону. – Наверное, Вам понадобится одежда. Более современная.
Он чуть неуверенно встал, дошел до сюртука и порывшись внутри достал несколько ассигнаций.
– Боюсь, они нас не спасут, друг мой. Сейчас в ходу совсем другие деньги.
Он сжал губы и побледнел чуток.
– Я не альфонс и не могу допустить, чтобы Вы меня содержали.
– Тогда могу Вам одолжить. – улыбнулась я. – Вы сами-то как видите свое будущее?
– Не знаю, Ксения Александровна. – он обреченно изучал свои ладони. – Вы проводите меня туда, откуда Вы попали к нам?
– Почему бы и нет? В понедельник, если все будет хорошо, я снова поеду к господину Углич-Спасскому, и Вы своими глазами увидите эту яму.
– Вот и хорошо. – Он выдохнул с облегчением. – Полагаете, стоит туда попасть – и я вернусь?
– Да понятия не имею. – я с трудом сдержала порыв добавить в кофе конъячку в пропорции 1:1. – Тут есть несколько непонятных мне моментов.
И я рассказала о паспорте, даже помахала оригиналом.
– Да, припоминаю. Я сам его держал в руках. – задумчиво протянул гость.
– Когда же?
– Ну… – он помялся. – Перед нашей встречей в Суздале. Только тогда в нем была запись о Вашем замужестве.
То есть это не тот, а другой паспорт. Вообще другой. И все это вообще можно списать на бред, не сидел бы посторонний мужик на моей кухне.
– Я тут посмотрела архивы некоторые. – неуверенно начала я. – Там нет графини Татищевой.
– Да? – вот она его фирменная ирония.
– Да. Зато есть печальная история графа Петра Николаевича Татищева, который в ноябре 1894 года вызвал на дуэль чиновника из Петербурга. Сам был смертельно ранен, а чиновник – осужден за дуэль.
Он все еще не догадывался.
– Чиновника понизили в должности и тот стал рядовым жандармом. И точно так же пошел на склады на Лиговской улице.
– А что же с ним…. Со мной… Стало?
Вместо ответа я молча протянула ему ноут с раскрытой статьёй.
– И что это значит?
– Это значит, что у нас есть две новости: одна хорошая, а другая – так себе. Мы не совсем в будущем и не совсем в прошлом. У нас есть рассказ Рэя Бредбери «И грянул гром». Там человек, попавший в прошлое, раздавил бабочку, а вернувшись в настоящее, застал мир совсем иным. А я в вашем времени уже много чем отличилась. Ваше время уже начало меняться, потому что я там появилась. Но, если мир не почувствовал этого, значит то прошлое – это параллельная линия. Поэтому то, что у нас случилось в 1894-95 гоах – оно не изменилось.
– Это хорошая или плохая новость? – вряд ли ему понравилось объяснение, но лучшего у меня нет и не предвидится.
– Хорошая. Для меня, во всяком случае. Не обязательно изменение будет улучшать жизнь. Предположим, Вы бы попали в Ваше прошлое и познакомили бы Вашего папеньку с другой женщиной. Он прожил бы совсем иную жизнь, а Вы бы не появились на свет. И все хорошее, что Вы делали – не случилось бы. Следовательно, и Вы не cмогли бы их познакомить. Классический временной парадокс. Мир – цепочка нелепиц и случайностей, на самом деле.
– Ну а плохое-то что?
– А плохо то, что у нас теперь нет свидетельств того, что Вы вернулись в прошлое.
– Но я же еще и не вернулся.
– Если бы все было предопределено, то мы бы уже знали, что один жандарм пропал, а потом чудесным образом вернулся и прожил достойную жизнь.
– Но и обратного утверждения нет. – он с внезапным аппетитом принялся за еду.
Когда завтрак был окончен, я собрала посуду и начала ее мыть. На кухне воцарилась тишина. Краем глаза я заметила точку интереса моего собеседника.
– Федор Андреевич, Вы что-то хотели мне сказать?
– Ксения Александровна, у вас так принято ходить дома? – заметил все-таки. Значит голова не сильно пострадала.
– Что Вы, я стараюсь не травмировать Ваше чувство прекрасного. Так у нас ходят вне жилища. А дома допустимо и в нижнем белье. – и мерзко захихикала.
Тот поджал губы и явно не поверил. Жаль не лето, а то сходили бы на пляж. Хотя…. Вот заодно и маму с Люськой развлеку.
4. Движение
– Федор Андреевич, а Вы плавать умеете?
– Я участвую в ежегодном заплыве Управления. – гордо заявил он, чем подписал себе приговор.
Десять минут мне понадобилось на организацию моих барышень и бронирование билетов в аквапарк. Полчаса на сборы и уговоры зайти за нормальной одеждой. Я помнила еще исподнее Фрола, мужа и догадывалась, что даже за большие деньги нас так не пропустят. Мы забежали в дисконт-центр мужской одежды, быстро нашли ему джинсы, шорты, несколько маек, свитер, толстовку, плавательные шорты и трусы, которые он долго вертел, пока не покраснел окончательно.
Я игнорировала его смущение, забившись в соседнюю примерочную.
– Федор Андреевич, я вынуждена взять с Вас два обещания.
– Каких? – безнадежно уточнил он, рассматривая свое отражение в зеркалах.
А неплохо вписался. Этакий менеджер среднего звена на досуге. Или преуспевающий молодой ученый, учитывая манеры и некоторую оторванность от мира. Все же образ делают в основном тряпки.
– Спокойно реагировать на одежду других людей. – пусть хоть попробует. – И при моих близких не называть мой титул.
– Но…
– Договорились?
– Даю Вам слово.
Ага, а теперь сдержи.
* * *
Я слишком часто в последнее время поступаю порывисто. Это обратная сторона чопорности последних двух лет – женщинам позволялось быть взбалмошными, наивными и восторженными, а в этом выделяться мне не хотелось. Теперь же я тащила на встречу с родней совершенно постороннего мужчину. И как его объяснить? «Мама, познакомься, живой жандарм – теперь таких не делают уже!» или «Люся, помнишь, в детстве ты искала кости мамонта на даче? У меня есть для тебя живой!». И вообще, если он не сумеет свалить завтра, то выгнать на улицу я его не смогу, а появление такого экспоната долго хранить в тайне не получится.
– Федор Андреевич, помните, Вы в нашу первую встречу были инженером?
* * *
Слава Богу, Люська заехала к родителям вовремя и нам не пришлось кружить по городу.
– Родные мои, как же я соскучилась! – даже прослезилась, когда обняла моих родных девочек.
– За неделю? – с подозрением протянула сестра. Она не изменилась совсем. Хотя да, за неделю куда меняться. Все та же язвительная мелкая глиста с проволочными темно-рыжими волосами, россыпью веснушек по всему телу и зеленущими глазами.
– Я так вас обеих люблю. – не обращая внимание на ее ворчание я не могла отпустить маму. Ее запах, ее взгляд… Я успела смириться, что уже не увижу ее больше.
– Ты пила с утра? – подозрительно обнюхала меня сестрица.
– Нет, вредина. Поехали купаться.
Я усадила маму рядом с собой, а сестра устроилась на заднем сиденье с господином Фохтом.
– Девушки, познакомьтесь. Это Федор Андреевич Фохт, наш партнер с Санкт-Петербургской железной дороги. Приехал на день раньше и согласился с нами отдохнуть. Федор Андреевич, это моя сестра Людмила, и мама Анна Степановна.
И тут он чуть приподнялся, насколько это позволяло сиденье и поцеловал им руки. Штирлиц как никогда был близок к провалу.
– Счастлив с Вами познакомиться, Анна Степановна, Людмила Александровна.
– Я не Александровна, я Сергеевна. – сразу расставила акценты Люся и начала окучивать столь галантного мужчину, рассказывая о себе все и немного больше. – Я от второго брака мамы. А Ксюша о Вас не рассказывала… Это так здорово, что Вы с нами. А откуда Вы? Из Петербурга, да? Я очень люблю там бывать. Очень-очень. А Вы в центре живете? Да Вы что, прямо на Итальянской улице?!!!! Это же можно на Невском каждый день гулять…. Ах, да, работа. Но по ночам-то…. А Эрмитаж… Вы часто бываете в Эрмитаже? Я вот еще не успела сходить, но очень хочу. А давайте мы сходим вместе.
– Лююююся. – мама умеет быть удивительно доходчивой.
В общем, дорога прошла в тихой семейной обстановке.
* * *
Аквапарк наш не чета Самарскому или Казанскому, но для Фохта сойдет. Мы чинно вошли в холл, получили магнитные браслеты, обращению которыми я едва успела научить гостя и оказались в раздевалках.
– Ксюша, это неприлично – тащить незнакомого человека в сауну. – вступила мама. Не то чтобы гневом пылала, скорее пожалела мужика. – Он устал, ночь не спал – ты его глаза видела?
– Мамуль, его надо как-то развлечь. Он сам согласился. И, Люсь, он только что прошел курс лечения от водобоязни. Не глумись, если что не так.
– Ксюш, у тебя нет сердца. – огорчилась мама.
Мы быстро переоделись и вышли. Фохт изучал потолок, пытаясь не видеть проходящих мимо девиц в бикини.
– На горки, да?! – заверещала сестрица и потащила его за руку.
– Он очень важный клиент? – задумчиво спросила мама, глядя им вслед.
– Не критичный. Рядовой аудитор. С ним лучше проявить гостеприимство, а на контракт раскручивать начальство. – судорожно додумывала я легенду гостя.
– А, ну тогда не жалко. – философски заключила моя маман и мы отправились к аттракционам.
* * *
Жаль, очень жаль, что чиновники Суздальского отделения жандармерии не увидели с каким лицом важный петербургский чин слетает с сорокаметровой спиральной горки.
– Ксюша рассказала, что Вы ни разу не были в аквапарке. Это так грустно. Зато теперь-то можно? – заткнуть Люсю под силу только одному человеку, но этот человек только что забрался в пузырьковую джакузи, заказал себе «Маргариту» и не планировал спасать чужака. Я тоже.
– У тебя необычное кольцо. – она взяла мою левую руку и рассмотрела обручальное кольцо графа Татищева повнимательнее. – Серебряное? Очень миленькое.
– Да, это необычное кольцо с очень долгой историей. Как-нибудь обязательно расскажу. – Я погладила тонкий ободок на пальце.
– Ты похудела? – мама озадаченно посмотрела на мою усовершенствованную двумя годами корсета фигуру.
– Слегка. А ты как?
– Вообще тихая неделя была. Сережа работал с утра до ночи. И сегодня уехал. Усиление у них, из-за всей этой обстановки. Люська в ординатуре тоже сутками торчит.
– Мы таки получим врача в семью. – рассмеялась я.
– Хотелось бы дожить. – улыбнулась мама.
А мне было все равно, что она говорит, что говорить мне, лишь бы она улыбалась и ее можно было коснуться.
– Ты такая тихая сегодня. – мама коснулась моего запястья. – не заболела?
– Нет, мам. Мне очень-очень хорошо.
* * *
– Ксюх, странный он, твой Федя. – Рядом плюхнулась Люся.
– Он не Федя, а Федор Андреевич. И не мой, а совершенно самостоятельный. – тоном занудной училки поправила я.
– Голубой? – огорчилась сестра.
– С чего ты взяла? – а вот с этой точки зрения я как-то не рассматривала проблему Фохта.
– Ну он на сиськи не пялится, от баб шарахается.
– А к мужикам лезет?
– Нет. Вообще с отвращением на все смотрит. Говорю же, странный.
– Нормально все. – я наблюдала, как он рассекает бассейн. Там, где располагались обыкновенные дорожки, особо толпы не было, и мой гость мог спокойно отдохнуть. А форма-то у него ого-го. Под 40 в 1895 – это преддверие старости, но выправка, мускулатура – моим ровесникам в этом бассейне фору даст. Я огляделась и поняла, что Люськиным тоже.
Он уже почти не стеснялся своих плавательных шорт, и вернул былую уверенность в себе. Я напряглась, когда к нему подошли трое мужиков, о чем-то заговорили, но вскоре стало понятно – начали гонять наперегонки. Опыт столетней давности не пропьешь, порвал жандарм пивные животы как тузик грелку, и компания отправилась к бару. Оттуда вышел через полтора часа, изрядно повеселевший, нашел глазами нас и присоединился.
– Нравится Вам, Федор Андреевич?
– Да. Чрезвычайно, Ксения Александровна. Благодарю за приглашение.
Полупоклон вежливости в бассейне выглядит странновато, но к жителям Санкт-Петербурга в России особое отношение, поэтому старомодная учтивость только восхищает.
* * *
Потом мы собрались обратно, завезли моих родственниц домой и отправились к себе.
– У Вас очень теплые отношения с семьей, Ксения Александровна. – осторожно начал мой спутник.
– Да. Я очень скучала по ним там. – расплываюсь в улыбке я.
– Да, пожалуй, такой секрет я разгадать бы не смог.
Ооооо! Прям победа на нашем углу ринга.
– Я же намекала Вам, что копаете не с той стороны.
Мы ехали по гололеду, так что получалось медленно, и Федор Андреевич смог насладиться пейзажем.
– Ваш город очень изменился. Как, впрочем, и весь мир. – снова ушел в себя.
Мужчины все же другие. Женщины имеют более гибкую психику, нам легче подстроиться под изменения. Им же легче идти выбранным маршрутом, но проще же и сломаться под давлением.
* * *
Поскольку еда – ресурс не бесконечный, мы заехали в О'КЕЙ. Вообще, если быть честной с самой собой, я глумилась над Федором Андреевичем. Аккуратно, иногда бережно, но глумилась. Это детская месть за все хорошее против всего плохого: и за его преследование, и за мои переживания в начале приключения, и за трудности ассимиляции. За все нес ответ один жандарм. А в царстве всеобщего потребления он завис, как устаревшая операционная система под новым антивирусом.
– Это выставка?
– Нет, это такой магазин. Вы же видели, небось, лавку Фрол Матвеевича? Вот то же самое, но побольше. – я выбирала замороженную пиццу с учетом мнения соседа.
Он оглядывал бесконечность рядов с суеверным ужасом.
– У Вас строятся огромные лавки, высокие дома, а Вы живете в столь тесной квартирке.
– Парадокс урбанизации, друг мой.
Скорее всего со стороны мы были похожи на обычных супругов, затаривающихся едой на неделю. С Петенькой у нас такого не было. Это уже парадоксы моей личной жизни.
* * *
Вечером мы трапезничали пиццей с пивом. Оно моего гостя не впечатлило от слова совсем.
– Ксения Александровна, я вот давно хочу Вас спросить – почему Вы это едите? – он укоризненно смотрел на яркую коробку.
– Это своего рода умерщвление плоти, Федор Андреевич. – с непроницаемым скорбным лицом ответила я.
Я подготовила письмо для Фрола, где сообщала о внезапном отъезде по монастырям на молебны, давала инструкции по ведению дел, приложила доверенность на его имя. Подумала. И написала письмо свекру с самой искренней благодарностью за все, что он сделал. Мой современник бы возиться не стал. Очень осторожно подбирая слова намекнула, что некоторым трупам лучше оставаться неопознанными, а всем приятнее поверить, что вдовствующая графиня с компаньонкой отправилась молиться о бессмертной душе поручика Татищева.
