Текст книги "Пыль и бисер (СИ)"
Автор книги: Юлия Алева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)
5. Разбег
Ранним утром мы собирались очень интересно. Обычно по понедельникам я просыпала, но теперь, с гостем в доме, приходилось блюсти порядок и с легкой ненавистью взирать на него – бодрого и свежего, красными глазами. А потом уговаривать одеться во вчерашний костюм. И не компрометировать себя в глазах моих коллег.
В офис прибыли первыми, что позволило тихо проскользнуть в мой закуток. Как аксакалу нашей конторы – я пережила уже пару полных смен состава – мне полагалась отдельная стекляшка. Там Фёдор Андреевич сразу устроился за чтением и конспектированием – видимо уж очень интересовало будущее, а я заглянула к шефу.
– Я договорился, там примут нашу презентацию, а потом уже решат, стоит ли встречаться с тобой. – величественно сообщил наш белый господин. Начальник шибко увлекается генеалогией и периодически находит в себе разные корни. Терпимо было бы, если бы примитивно купил дворянский титул, но ему нужно было все по-настоящему, и контора оплатила расшифровку ДНК. То есть до сих пор оплачивает по мере новых достижений в науке. И теперь мы все в курсе, где жили некоторые предки господина Гиляева в Х веке.
– Хорошо, я завезу. – быстро ответила я и технично рванула в голубую даль. Последние полгода фирма переживала не лучшие времена, настолько не лучшие, что пришлось обновить резюме, так что бывать в офисе хотелось все меньше и меньше. – Мне еще в Саратове в пару мест заглянуть надо, так что буду на телефоне.
Я уволокла Фохта под изумленные взгляды подтянувшейся широкой общественности и скрылась за дверью.
– Ксения Александровна, я так и не понял, чем Вы занимаетесь. – осторожно начал мой спутник, убедившись, что в пробке мы обосновались всерьез и надолго. Оказалось, это явление ему знакомо по профессиональным поездкам.
– На работе-то? Да всем понемногу. Проводим анализы работы компании, разрабатываем стратегии развития, делаем из ничего конфетку, оцениваем и рекламируем. – я профессиональный швец, жнец и на дуде игрец. В девятнадцатом веке это не помогло мне найти работу, зато способствовало сохранению психического здоровья в экстренной ситуации.
* * *
Когда мы подъезжали к мукомольному комплексу, оба несколько напряглись. Я побаивалась, что меня опять поведет куда не попадя, он – что оставит на месте. Повезло девочкам. Рухнувшее дерево было видно издалека. Вековой тополь не пережил влажного снегопада и теперь его пенек вонзался в атмосферу острыми иглами годовых колец. А ствол аккуратно так накрыл и яму, и пару неудачно припаркованных автомобилей.
Я отловила одного из работников, тихо куривших за углом.
– Как у вас эффектно деревце-то легло.
– Прямо Тополь-М. – заржал мужик.
– И когда убрать обещали? А то мой шеф сюда собирается, а теперь к офису не проехать.
– Эээ, теперь не скоро, пока страховщики все не соберутся, главный трогать не велел. Недели две-три пролежит.
* * *
На Фохта было больно смотреть, поэтому я быстренько занесла презентацию в приемную Углич-Спасского, ужаснулась дресс-коду – наша Фекла куда лучше одевалась, с достоинством, и рванула оттуда в голубую даль.
– Федор Андреевич, Вы, главное, не переживайте. За две недели яма не пропадет, а мы тем временем займемся чем полезным.
– Чем же таким полезным я могу тут заняться? – язвительно ответил он.
* * *
В диагностический центр я его завезла украдкой. Вряд ли можно было получить на это согласие, но здоровье постояльца меня очень беспокоило.
Надо было видеть лицо оператора МРТ, когда я выпрашивала разрешения сидеть рядом с пациентом. Но несколько месяцев титульного дворянства сделали меня убедительной, и вскоре мы остались вдвоем в этом сумрачном помещении.
– И что теперь? – произнес голос с каталки.
– Насколько мне известно, пациента помещают в этот прибор на полчаса и он ждет. Я буду держать Вас за ногу. – шепнула ему ободряюще и тут как раз это началось.
Процедура оказалась удивительно нудной, но прошла без эксцессов. А вот процесс анализа снимков, наоборот, принес неприятные открытия.
– Уважаемый Федор Андреевич! У Вас были травмы головного мозга? – этой даме бы допросы в Гестапо проводить – такая стареющая валькирия.
– Да, контузия.
– В ДТП, – подсказала я, заслужив неодобрительный взгляд медика. – 7 лет назад.
– Странно, что проглядели тогда. И шили-то Вас как-то странно.
– В райцентре. – прошуршала я снова.
– Ну тогда понятно. – удовлетворилась объяснением женщина. – У Вас интракраниальная аневризма височной доли. Веретенообразная.
– А это операбельно? – снова вылезла я.
– Да, но постарайтесь это сделать быстро. По-хорошему это показания к госпитализации…
– У него медполис забрали на переоформление. Спасибо, мы пойдем.
Я собрала все бумаги, за руку практически увела пациента и быстрее вышла на мороз.
Там отдышалась и набралась сил посмотреть на своего спутника. Тот выглядел озадаченным, не более того.
– Федор Андреевич, вы услышали диагноз?
– Ну да… Что-то с виском.
После недолгого совещания с всемирной сетью я выяснила, что проблема моего гостя так себе, требует быстрого решения и остается лишь выбор метода операции. Лично мне больше нравилась идея эндоваскуляной эмболизации – без трепанации черепа и с малым сроком реабилитации. Но это не мой главный орган, принимать решение не мне.
– Федор Андреевич, один из сосудов Вашего головного мозга поврежден и его стенка медленно, но верно идет к разрыву. Прорыв аневризмы – это апоплексический удар, по-вашему.
Собеседник помрачнел. Уж как он решился мне доверять не знаю, наверное, ломать себя через колено пришлось, но хотя бы в вопросах моего времени споров не возникало.
– И сколько у меня… осталось времени?
– Этого Вам никто не скажет. Может год-два, может неделя. – Блин, да ты в любую минуту можешь уехать в край вечной охоты. – Но сейчас такое лечат. Можно вскрыть череп и удалить это хирургическим путем или через крупные сосуды сделать это изнутри.
– То есть как изнутри?
Я сначала пробовала показать на себе, но уж очень это его смутило. Пришлось обращаться к медицинским сайтам. Современные технологии шокировали моего гостя.
– И через все туловище в голову проведут что?
– Тонкий щуп, которым сделают заплатку на сосуде.
– И?
– И все. Отлежитесь и будете жить дальше. Возможно, даже без мигрени. При втором сценарии побочных эффектов многовато – провалы в памяти, нарушение координации движений, затрудненность речи.
– Я подумаю над Вашими словами. – завершил разговор Фохт и пошел вперед.
* * *
А я осталась бороться с сомнениями. С самого начала путешествия было трудно понять, что я с ним вожусь. Могла бы в одиночку уехать из Питера и черта с два бы Федор Андреевич меня нашел. Из обезьянника и психбольницы особенно. Но мне казалось правильным отплатить миру тем, что он сделал для меня, послав в свое время Фрола. И как купец, не задавая лишних вопросов, вообще не зная ничего обо мне, принял и поверил мне, так и я позабочусь об этом осколке чужого прошлого. Тем более, мужик мне жизнь спас – пора отвечать.
Я сидела за рулем, как и не поворачивая замок зажигания – смотрела прайсы частных клиник. Потом хмыкнула, и ознакомилась с государственными. Там расходы были на порядок меньше, а квалификация врачей подкреплялась не только рекламными фотографиями. По зрелом размышлении и обзвоне знакомых, пришлось выбрать железнодорожную клинику. Там бесплатно обслуживали своих и за деньги чужих, зато с документами можно будет пройти менее строгий контроль. Но, блин, деньги. Столько у меня не было, и даже если заодно вырезать на продажу почку у пациента, мы вряд ли выручим нужную сумму. Приходилось принять неизбежное, хотя и очень-очень жаль.
* * *
– Ефим Давидович, какая радость – слышать Ваш голос. Это Ксения, из «ИнфинитумКонсалтинг».
– Кисонька, помню-помню.
Да, уж, мы все тебя запомнили с восемнадцатью пересъёмками рекламного ролика. Тот режиссер вообще наши телефоны потом в черный список занес.
– Да, мне тоже очень приятно, что помните. Как Ваше здоровье?
– Ой, вэйз мир, какое здоровье может быть у старого еврея?! Я прихожу в больницу и мне кланяются даже уборщицы, потому что половина их зарплаты – точно из моих денег. Милочка, старость не радость.
Да ты нас всех еще в линеечку уложишь и оградку красить придешь.
– Вы мужчина в самом расцвете сил. Молодым и не снилось. Как Ваш бизнес?
– Да какой тут бизнес, сама понимаешь, кризис, одни долги. – привычно запричитал мой собеседник, а я, как наяву, вспомнила его ехидную улыбочку.
– Ну может, все-таки какой гешефт получить можно? Я к Вам человечка завезу, у которого есть кое-что на продажу. Вам понравится.
– Вези, кисонька, вези.
Человечек сидел напротив и воплощал отвращение от своей роли. Я понимаю, что именно ему нахлебником быть не хотелось. Но иных возможностей не было. Да и в любом случае, продажа моего сокровища – вопрос времени.
* * *
На прощание я сфотографировалась с этим браслетом, даже поплакала над ним.
– Вам так дорога эта вещь? – не выдержал Федор Андреевич.
– Это же Фаберже. – благоговейно прошептала я. – Мне его все равно не одеть, но даже шанс потрогать бы никогда не выпал.
Он изумился.
– В городе несколько магазинов торгуют их изделиями, и далеко не все из них стоят астрономических сумм.
– В вашем городе. В наших городах за яйцами Фаберже охотятся коллекционеры и все несколько десятков сохранившихся изделий хранятся в далеких сейфах у сверхбогачей.
– Фаберже?
– Ну как Вам объяснить… Вот представьте, что есть бриллиант с кулак размером бирюзового цвета. Таких в мире мало, а шансы их увидеть – ничтожны. И больше такого не добудут, потому что место добычи провалилось в бездну. Наше место добычи провалилось в бездну в 1917, заодно прихватив множество сокровищ и их владельцев.
Он хотел что-то сказать, но замолчал.
– Тогда не стоит это продавать.
– Не в том дело. Я все равно не смогу с ним… Но это же Фаберже… Я в детстве мечтала вот об этой штуке. – Быстро нашла в поисковике нужную картинку – пасхальное яйцо «Клевер». Его сделают в 1902 году. Красиво, правда?
Он неопределенно фыркнул.
– Обычно женщинам нравится, чтобы много бриллиантов…
– Чтоб «бохато»? – рассмеялась я. – Такое бы вообще без драгоценных камней, только с листками клевера – это было бы очень элегантно. Но подобных вещиц точно история не сберегла.
Помните Вупи Голдберг в «Привидении»? Я с бархатным футляром расставалась почти так же. Но после небольшой заминки мы таки прошли в заурядный ювелирный магазинчик, где мечтательный продавец отвел нас в пыльную подсобку.
* * *
Если бы Ефима Давидовича не было, его бы обязательно придумали. Вообще, я подозреваю, что образ еврейского патриарха он эксплуатирует совершенно сознательно, и старые брюки зря скрывают астрономической роскоши туфли, а кудельки полуседых волос при необходимости можно уложить в прическу психически благополучного гражданина, но имидж – наше все.
– Доброго дня, Ефим Давидович!
– Здравствуй, кисонька! – меня трижды облобызали, сообщили, что похудела, повзрослела, и таки совершенно непонятно, куда смотрят эти поцы, кто не берет меня замуж.
– Познакомьтесь, Ефим Давидович, с моим давним знакомым Федором Андреевичем!
Его оценивающе осмотрели, и увиденное в стандарт не уложилось – гость мой уперся бараном и поехал в собственном костюме.
– Очень рад, очень рад.
Нас устроили на стульях, явно снятых с палубы Ноева ковчега и принялись рассматривать.
– Федор Андреевич хочет продать семейную реликвию. – начала издалека я. – Браслет женский, вторая половина XIX века, Россия.
Мой спутник после небольшого пинка подал ювелиру наше сокровище. Тот сохранял невозмутимое лицо практически все время, пока гемтестером отщелкал все до последнего камушка, даже когда достал из закромов микроскоп. Только спина напряглась.
– Симпатичная вещица.
– Да, внезапно обретенный подлинник Фаберже не каждый день встретишь, верно? – безмятежно улыбнулась я.
– Ну не факт, что подлинник. – затянул тоскливую песнь наш хозяин.
– Подлинник. – Первый раз отверз уста мой спутник. И как-то так сказал, что возражать даже у меня бы язык не повернулся. Расслабилась я на своей территории, забыла, что это профессионал в работе с людьми.
– Ефим Давидович, аукционная цена на Sotheby» s на такое начинается с полумиллиона долларов. Вы это знаете, я это знаю. У Вас будет товар в прекрасном состоянии, который не обязательно продавать открыто.
– Деточка, где Сотби, а где мы. – а в глазах работает счетчик, и это чудесно.
– Ефим Давидович, уж кто-кто, а Вы точно сможете на этом неплохо заработать. Сто пятьдесят.
– Нет, откуда такие цифры?! Даже на своем аукционе столько не отобьётся.
– Тогда восемьдесят, но быстро. Половину в рублях.
– Послезавтра устроит, кисонька?
– Замечательно, да, Федор Андреевич? – я обернулась к владельцу, который так и продолжал изображать невозмутимую фигуру на барельефе.
– Хорошо.
Мы распрощались и быстро покинули гостеприимное логово.
– Это не очень дешево? – уточнил мой спутник уже в машине.
– Моя зарплата за десять лет. Очень хороших лет. – прикинула навскидку я. Несколько автомобилей, пара квартир. Для наших целей вообще достаточно и половины было бы.
* * *
Через день Федор Андреевич вызвался пойти один, что меня чуточку напрягло, но была логика в том, чтобы не светиться лишний раз. Я дожидалась его в нескольких кварталах от ювелира, и через полчаса увидела, как он идет молодцеватой походкой, плечи расправлены, в глазах огонь. Тут-то и поняла, что все время здесь он не чувствовал себя полноценным мужчиной, подчиняясь моим решениям, моему выбору, моим аргументам.
Деньги мы разделили на несколько частей, кое-что убрали подальше, а с оставшимся капиталом двинулись по медучреждениям.
Доктор нам попался хороший, понимающий, что время от времени паспорта находятся на оформлении и вполне хватает копий (за небольшие деньги, кстати, понял), а что на копии возраст и фотография не очень сочетаются – так то издержки нездорового образа жизни. На этот раз я утащила копии документов Лёни и чуть-чуть поработала в фотошопе. Федор Андреевич уже с подозрением косился в мою сторону.
– Ну что?
– А почему нельзя обойтись без этого? – он брезгливо ткнул в несколько неудачных попыток познакомиться с 327 статьей Уголовного Кодекса Российской Федерации.
– Потому что без документов Вас в нормальной клинике не примут. И так-то нет гарантии, но лучше, чем вообще ничего.
– Вы обдумываете действия на несколько шагов вперед. – по некотором размышлении послышалось из его угла.
– Да. Так проще. – чуть-чуть и получится хороший скан.
– Это не пристало женщине.
– Так. – я откинулась на стуле. – Федор Андреевич, эмансипация женщин уже случилась, причем началась еще на Вашем веку. Сейчас женщины летают в космос, руководят правительствами и армиями и вообще делают много разного, для чего нужны мозги. А еще рожают без участия мужчин, кстати говоря. Это мое общество, и Ваши современники вскоре тоже вынуждены будут это принять. Если Вас так ранит подобное обстоятельство, попробуйте видеть во мне друга без признаков пола.
Обиделся. Патриархальный он слишком.
* * *
С больницей получилось настолько все гладко, насколько это вообще было возможно. Ну если не считать того, что в ночь после операции Федору Андреевичу стало хуже и потребовалась экстренная вторая (еще минус несколько десятков тысяч). Рассвет я встречала в его индивидуальной палате (оплата посуточная, пребывание родственника – по тарифу при наличии флюорографии).
Утром он медленно открыл один глаз, затем другой. Молча сфокусировал их на мне.
– Воды…
Я резво бросилась за бутылкой, потом смотрела, как он жадно пьет – после наркоза и меня сушило несколько дней.
– Ну как?
Он осторожно пошевелил ногами, поочередно поднял руки, ощупал голову.
– Странно очень.
– Если очень странно – то это лекарства, пошутила вошедшая медсестра.
Он хорошо видел, прекрасно слышал, сохранил все двигательные функции, срезался только на одном вопросе.
– Какой сейчас год? – дежурно уточнил врач.
– Одна тысяча восемьсот девяносто пятый. – автоматически произнес пациент и все замолчали.
Полстраны проехали, множество людей встретили и все прокатило, а тут вот…
За спинами переглядывающихся медиков я показала пациенту кулак и деланно рассмеялась. Ко мне повернулись тревожные и недоуменные лица.
– Это у нас семейная шутка. Когда кто-то хочет сменить тему разговора, вспоминаем 1895 год. Тогда родился прапрадед Лёнечки – легендарнейшая личность в их роду, пламенный революционер, знаете ли. И как у некоторых есть фраза «словно и не было советской власти», так и у нас 1895-й.
Абсолютно бестолковое объяснение, но что можно придумать на ходу?
– Март, 2015-го. – хрипло отозвался мужчина в кровати.
– Вы бы, Леонид Борисович, не шутили так. А то и в третий раз на операционный стол уедете ни за что. – ответно съехидничал медик и ушел.
Я даже глумиться не стала – грех смеяться над больным.
* * *
После обеда его поставили на ноги и позволили сделать несколько шагов по палате, на третий день начали готовить к выписке. Лекарств прописали не так чтобы очень много, но где их взять в конце XIX века. Так что придется моему гостю бросить курить, завязать с алкоголем и вести здоровый образ жизни.
* * *
Дни потекли размеренные, почти семейные – я работала, а он целыми днями исследовал исторические сайты. Изучал историю страны и мира так подробно, что я устыдилась – в школе подобной основательности у меня не было. Порой мы подолгу дискуссировали о каких-то событиях, и я все чаще спотыкалась о нехватку знаний. Пришлось купить себе новый планшет, и подыскивать аргументы прямо за разговорами. Особо яростно мы бились на тему личности Николая Последнего.
– Его Величество оказался в сложнейшей ситуации.
– Он упустил все, что можно, привел страну к пропасти и позволил горстке самовлюбленных идиотов захватить власть. И это я, Федор Андреевич, не о большевиках. Те взяли лишь то, что плохо лежало.
– Но эти министры… Вы же посмотрите, что за чехарда творилась на ключевых постах! – горячился гость.
И я только из трепетного отношения к его черепушке щадила Светлейшее самолюбие.
– Он был наделен абсолютной властью. И несет ответственность за то, как она была использована или не использована. Вступили в войну – надо было дожимать противника. С Японией позор вышел. Это же героизм в сражениях и крысятничество в Генштабе. Революция 1905 года – вообще апофеоз бездействия властей. Вон посмотрите любые новости – Украина показывает, что бывает, если власть попадает к улице и кого эта улица приводит.
И ведь смотрел. Ужасался и читал. Неделю изучал вторую мировую и просто мертвел над фильмами о Хатыни и блокаде Ленинграда. Хотя и Первая мировая тоже не особо воодушевляла.
Зато можно было всласть позлословить над крушением Британской империи, к которой мы оба испытывали единодушную тараканью любовь, посочувствовать судьбе Столыпина, пройтись гребнем критики по европейским политикам. Бывали, бывали вечера, когда я радовалась его соседству.
Ему понравилась идея стикеров и скоро холодильник и стена рядом с диваном покрылись ровным слоем пометок с ятями. Там были и напоминания, о чем меня спросить, и идеи, и советы. Еще страньше, чем с Фролом или Петей жили.
– Ксения Александровна, – окликнул он меня однажды в ночи. – Мне неловко спрашивать, но иначе узнать не получилось. И я прошу прощения за бестактность вопроса.
Я высунулась из своей норы в кровати. Это что же он этакое усмотрел?
– Давно хочу заметить, что в этой Вашей Сети попадаются непристойные изображения.
– Ну а где еще людям порнуху-то смотреть? – удивилась я.
– То есть Вы это видели? – ужаснулся мой гость.
Я откинулась на подушку.
– Федор Андреевич, вот ответьте честно – вы в детстве за голыми женщинами подглядывали?
– Это неприлично. – засопели с дивана.
– Вопрос звучал иначе. Смотрели или нет?
– Предположим.
– То есть интерес был. Вот и сейчас людям интересно. Кому-то еще и познавательно. Так что даже девственники могут в теории знать все техники секса. Да и иные потребности тоже можно удовлетворять. Вообще, если любопытно – посмотрите видео. Только звук потише, пожалуйста сделайте.
Утром он избегал смотреть мне в глаза. Забавный.
* * *
Несколько раз выбрались погулять по вечернему городу. Его изумляли огни, неоновые вывески, красочные рекламные экраны. Я же почему-то скучала по тишине. Раз прошлись по старой Ильинской улице, на которой все теперь не так – одна из важнейших магистралей города, вечные пробки. На перекрестке, где мы познакомились с Петей уже почти и не осталось тех домов. Дом, где была лавка Фрола, начинали сносить, и я не удержалась – поднялась наверх. Моя комната почти не изменилась, а вот гостиную разделили перегородкой. Я стояла и плакала по всему, что прожила, по всем, кого потеряла… Фохт тактично ждал на темной лестнице и, к моему облегчению, не стал утешать.
* * *
Побывали и в ночном клубе, откуда вынесли мигрень, легкое отравление неудачным коктейлем и выбитые барабанные перепонки.
– Что это было? – спросил он меня, когда выскочили за дверь как были, в майках.
– Ну у нас это вместо балов. – как еще обозначить место развлечений в жизни моих современников.
– Смеетесь надо мной? – он не поверил.
– Не сегодня.
В общем, не погрузился он в мир электронной музыки. Может и стоило сводить на какой приличный концерт, но моих любимых групп пока не было.
* * *
Но все кончается. Одна из вылазок в Саратов, когда я утвердилась в информации о холостой жизни поручика Татищева, а заполировала это данными домовой книги купцов Калачевых, гласившими, что Анфиса Платоновна была выписана еще в мае 1893-го, а Фрол как самоубийца – тремя месяцами позднее, дала зеленый свет нашему путешественнику.
* * *
Вечером мы вдвоем стояли у злополучной ямы. Брошенный вниз фонарик исчез, как и не бывало, так что проход работал. Не факт, что в то же место, но работал. Мой гость был сосредоточен, собран и погружен в себя.
– То есть просто прыгать туда? – уточнил в пятнадцатый уже раз.
– Полагаю, да. – кивнула я, не отрывая взгляда от бездны.
Он прыгнул, но недалеко и неглубоко. Выругался и с нескольких попыток с помощью моего автомобильного троса таки смог вылезти. На такой поворот мы не рассчитывали.
В ближайший час он несколько раз прыгал, падал и аккуратно спускался. Раз я его даже толкнула – а толку чуть.
– Это точно то место? – он больше уже ничего не говорил.
– Точно то. Фонарик же пропал.
Фонарик действительно, поступил с нами по-свински.
Он посветил в бездну моим телефоном.
– Ничего похожего на фонарик. Один мусор. – пробормотал зло.
– Какой мусор? – взвилась я. – Там же пустота.
– Откуда? Был я там. Яма как яма. Кирпичные стены, мусор какой-то. – проворчал жандарм.
– То есть Вы не видите того, что я, а я не вижу того, что доступно Вам. – констатировала я полный тупик и с размаху ударила по листу, прикрывавшему временную дыру. Гнев – это грех, и воздаяние мне случилось почти сразу же. Кровищи – хороший такой ручеек.
– Ну что же Вы, Ксения Александровна! – он перехватил мою ладонь, обмотал собственным носовым платком и прижал к губам. Не может быть!!!
– Не может быть!!! – произнес он вслух и рассмеялся. – Я вижу. Вижу ее.
Поднял меня в воздух закружил, поцеловал в щеку крепко-крепко.
– Спасибо Вам. За все. И прощайте.
Даже долгий взгляд на прощание не получился.
Тьма поглотила тело, словно и не было никогда на Земле этого путешественника между эпохами. На смену уже начавшей подсыхать мартовской грязи пришел пушистый снег, хлопьями кутающий город, и эти хлопья противно таяли на щеках. Они всегда так делают. Я же не плачу, верно?
