Текст книги "Пыль и бисер (СИ)"
Автор книги: Юлия Алева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Юлия Алева
Пыль и бисер
ПРОЛОГ
Когда я таки собралась выйти из квартиры, то впечатление производила неизгладимое. На улице на меня косились, а детки помладше показывали пальцем и говорили, что тетя снимается в кино. На мне шляпка-ток, яркая шаль, короткая дубленка и юбка в пол. Хоть в храм, хоть на концерт художественной самодеятельности можно идти. Причем на концерт – солисткой. Но у всего есть свои причины, особенно занимательные они у глупостей.
В наш регион пришел жирный и заманчивый инвестор, на охоту за которым устремилось множество паразитирующих конторок всех мастей, и моя не исключение.
Концерн «Имперские продукты» широко известен в очень узких кругах как соцпакетом для сотрудников, так и духовным мировоззрением руководителя. Борис Андреевич Углич-Спасский – человек верующий, воцерковленный, высокодуховный. И духовность эту он внедряет всюду, куда дотянется, поэтому сотрудники его сплошь крещены, обвенчаны, причащены, соблюдают посты, целомудренно одеваются, платят десятину и еженедельно посещают «Курс молодого бойца православной культуры». Помимо прочего в его коллективе народ бодро стучит друг на друга по вопросам контрацепции, нарушения заповедей и кощунственных высказываний. Сказочное местечко.
Волшебным образом подобная тирания личного пространства сочетается с высоким качеством продукции, так что, когда компания пришла в наш город, моя консалтинговая контора решила заполучить его в свои сети. Поначалу решили заслать к нему Игоря, импозантного красавчика, чьи черные кудри и томные глаза очаровывали всех дам от 20 и до гробовой доски, но тот отказался жертвовать маникюром, который у лиц мужского пола Борис Андреевич почитал за паскудство и ересь. Дамира не снимает хиджаб, Лёню хоть в косоворотку обряди, а иудейство не спрячешь, Настя после очередной пластики плохо шевелит губами. В общем, короткая соломинка досталась мне. Добрый вождь посоветовал засунуть мой феминизм куда поглубже и стать кроткой и смиренной. Мечтатель, тоже мне.
Я долго трамбовала юбку так, чтобы она не мешала ни ремню, ни ручнику, смирилась с неизбежными морщинками и двинулась в путь. Города-спутники с долгой и мутной историей соединяет старый двугорбый мост. Полоса в областной центр, полоса в районный, реверс, на котором удачно развернуло автобус, и никто никуда уже не спешит. 3 километра за 4 часа и вот я почти что в обители зла. Империя господина Углич-Спасского разместилась неподалеку от центра, но в месте, несколько неизбалованном вниманием градостроителей – ему удалось за копейки арендовать здание полузаброшенного комбикормового завода, построенного еще в XIX веке. Кто-то от большого ума решил построить Копакабану на Волге, растянув имеющиеся 3 километра набережной до 20, но пока начался кризис, потом кончились деньги, а достроенная часть под жиденькие аплодисменты зрителей и громкие расследования на федеральных телеканалах сползла в воду… В общем здания сносить пока не спешили, чем и воспользовался наш герой.
Идти пришлось через огромный пустырь, ибо парадный входи парадный въезд – это два очень разных места. Деревья высоченные, сугробы, прикрывающие вековые залежи мусора и я, бредущая куда попало.
Нежно матеря самодура-директора, лентяев-коллег и чертову приличную одежду я отвлеклась от пейзажа и не заметила, что снегом припорошен не только асфальт, но и плохо закрепленный лист жести, который не захотел выдержать мои честные 58 килограмм плюс косметика. Ладно, пусть 65. В общем, лист не выдержал, я ощутила передаваемый восторг свободного падения.
– …. – не буду цитировать то, что произносит человек, падающий в бездну. Но мне немного стыдно, что в Вечность я могла бы уйти с этой фразой.
Не сказать, что падала я высоко. Приземлилась на какую-то шелуху, судя по запаху – гречишную, вообще практически как на перину. Но головой ударилась наверняка, потому что стало темно. Я нащупала сумку, на ощупь нашла телефон – а вот экран как раз светился. Значит не с глазами беда. Фонариком осветила помещение, оказавшееся просторным – метров тридцать в ширину – квадратным подвалом с низком сводчатым потолкам, изрядно захламленным вдоль стен. Дыру в потоке обнаружить не удалось, хотя не могло там смеркнуться – как было 13 с копейками, когда я прошла мимо проходной, так и оставалось. Сеть почему-то не ловила, но то ж смартфон, а не моя старенькая Nokia c черным щупальцем антенны – та даже на перегоне под Черной речкой уверено ловила все возможные сети. Разумно предположив, что где-то должен быть и вход, я обошла помещение по периметру и почти вернулась к первоначальной точке, когда между ящиками с неустановленным, но довольно тяжелым содержимым, обнаружилась дверь. О, чудо, она была не заперта. Ну то есть как… Там была щель в двери, через которую можно было подобранным с пола гвоздем подцепить крючок, запиравший дверь снаружи.
Я оказалась в коридоре, долго брела по нему, прежде чем уперлась в лестницу – добротную такую, каменную, с резными дубовыми перилами. Поднялась на добрых два десятка ступеней, толкнула тяжелую дверь, зажмурилась от яркого дневного света и лишь через несколько секунд открыла глаза.
И снова закрыла дверь. Конечно, я готовилась к поездке, но меня не предупредили, что с одеждой все так сложно. Все как будто ушли в XIX век и забыли дорогу обратно. Ну ничего, я в цыганском поселке однажды исхитрилась контракт продать, так что и тут справлюсь.
Подхожу к первому же мужчине в сюртуке, с тросточкой, бородкой и шляпой-котелком.
– Добрый день! Вы не подскажете, где офис господина Углич-Спасского? – ну ряженые-то все должны шефа знать.
– Не имею знать, сударыня. Первый раз слышу об этом господине. – Приподнял шляпу. – Честь имею кланяться.
И, вы не поверите, чуть поклонился и пошел дальше.
Еще двое практически полностью повторили этот монолог, и я перестала приставать к прохожим, понадеявшись на себя.
Что ж я, сколько раз уже без навигатора из степей выруливала, а тут, посреди миллионного почти города потеряюсь? Да ни в жизнь! Ну или легко и непринужденно: оглядевшись, чтобы сориентироваться я не увидела самого главного – гордости нашего губернатора, пятидесятиэтажной башни небоскреба, гордым шпилем встречающая каждого, въезжающего в город. Эту халабудину видно с любой точки близлежащих районов, и странно, что она мне не попадается, куда ни повернись. Да и вообще тут как-то все запущено. Я давно на другом берегу живу, здесь бываю нечасто, но не до такой же степени. И вот дошла до первого же перекрестка, свернула направо – рельеф местности явно шел под уклон и минут через 10 оказалась прямо на льду. Миновав новую, широко распиаренную набережную, которой не было. И в ошеломлении наблюдая за множеством рыбаков, возле которых были припаркованы сани с лошадьми. Моста с любимым городом на привычном месте не обнаружилось.
* * *
Я машинально повернулась и на автопилоте пошла обратно. На ощупь практически нашла нору, из которой вылезла – это подвал в непримечательном доме с заколоченными окнами и скрылась в нем. Поразмышляв чуть-чуть (здраво не вышло), поднялась по лестнице внутрь дома и устроилась у окна. Доски пригнаны друг к другу неплотно, есть куда подглядывать.
Мне открылась широкая улица с нечищеными тротуарами и множеством следов от полозьев саней. Вот и очередные, кстати, с очень живописным и не очень трезвым кучером. Ни одного признака электрических проводов. Я в разное могу поверить, но в то, что кто-то успел так хорошо поправить городок за полчаса – нет.
Ветер носит мусор, и среди всякого – обрывок газеты. Нужно незаметно вытянуть руку из подвала – да, вот так, и схватить. Прочитать и долго-долго подбирать цензурные слова.
* * *
1893 год. Моей прабабушке исполнилось 3 года. (Съездить бы, познакомиться – в ХХ веке мы не пересеклись). Где-то в Самаре молодой помощник адвоката пишет в стол свои первые труды, мечтая создать идеальное общество рабочих и крестьян. Четырехлетний карапуз в Браунау только учится рисовать. Летом грузный нервный юноша в третий раз пойдет на экзамены в Сэндхерст и наконец поступит. Сирота, сын сапожника оканчивает духовное училище в Гори. У них все только начинается.
А у меня все закончилось. Эта мысль идет фоном с тех самых пор, как я рассмотрела отсутствие набережной. Мозг еще цепляется за пустые надежды, но все в любом случае кончилось. И ежели я просто сошла с ума – а мозг наш очень хрупок на самом-то деле, и ежели произошло немыслимое – тем более. Мой мир, моя двадцатисемилетняя жизнь пошли прахом. Надежды и мечты – все нужно похоронить прямо вот под этим девственным, экологически чистым снегом. Планы все рассыпались в труху. Все закончилось и впереди чистый лист. Позади, впрочем тоже. Ну ладно, не самый чистый лист впереди, контуром обрисовано такое, из-за чего я даже фильмы об этой поре смотреть не люблю, так как даже благополучные финалы намекают, что лет через немного все умрут в страшных муках.
И вот теперь я оказалась в настоящей беде, которая куда хлеще несчастливой любви и оскорбленных чувств.
Через 10 лет грянет русско-японская война и первая революция. Через 20 – страшнейшая война в мировой истории, а потом и весь этот неуютный мирок накроется медным тазом. То есть к этому моменту мне, даме хорошо за сороковник, нужно будет свалить отсюда на безопасное расстояние. Еще лучше не откладывать это дело в долгий ящик и вернуться домой прямо сейчас.
Я прогулялась по подвалу, но нужной комнаты не нашла. За дверью оказался обычный чулан.
Здесь я бы взяла паузу на пару часов, потому что пересказывать данный отрезок моей жизни немного неловко.
* * *
Предположим, что назад я не попаду. И хотелось бы прожить свой век по возможности долго и спокойно. Значит, не в этой стране. Хотя…
* * *
Кабы знать, где соломку расстелить… Я вот знаю, а толку? Можно, конечно, денег поднакопить, приобрести хуторок во Франции. Или, для надежности, в Новой Зеландии, и организовать потом, в июне-июле 1917, ознакомительный тур для обеспеченных людей. Так-то оно задворки мира, а все катаклизмы мимо пройдут. Но накопить денег с нуля всегда непросто, а до революций еще надобно дожить.
* * *
Золотое правило менеджмента – алгоритм «Целеполагание-Планирование-Организация-Мотивация-Контроль». Я буду переживать о своих бедствиях только после того, как окажусь в безопасности. Поэтому цель – выжить. План – элементарно выжить, обеспечив себе кров, еду и социализацию. Мотивация – сильнейшая. Контроль – непрерывный. Осталось дело за организацией.
* * *
Начнем с ресурсов. Материальные не радуют – одежда моя смотрелась старинной только в начале XXI века, тут я мгновенно спалюсь, а увлекательная история моего появления вряд ли тронет полицейских. Начинать жизнь с воровства у местных – чревато. Можно продать что-нибудь ненужное, и на вырученные средства купить что-нибудь нужное. Что у нас в сумочке? Телефон, айпад, зарядка на солнечных батареях, водительское удостоверение. Косметичка осталась в бардачке, зато есть флешка, обширная коллекция дисконтных карт магазинов, о существовании которых планета пока еще не догадывается, спрей от кашля, влажные салфетки, ключи от дома и машины, купленная вчера, но благополучно забытая японская плитка для лица, пакетик с соленым арахисом. Сдается мне, ничего из вышеперечисленного не заинтересует моих далеких предков. На шее крестик и семейная реликвия, которые тут тоже особо не котируются. Часы вот есть. Китайский Китай, но выглядят умилительно. Их можно попробовать продать, но вряд ли вырученного хватит на двадцать лет.
Теперь адекватно оценим интеллектуальные. Бездарностью и неудачницей я себя не считала никогда, да и не попался мне на пути человек, в этом способный обвинить. Но что же можно использовать с некоторой выгодой для себя в нынешних условиях? Я прокручивала в уме свое резюме и с трудом сдерживалась от слез. Диплом ВУЗа, который будет основан через пятнадцать лет по специальности, которую тоже еще не придумали – не вариант. Все навыки по организации дистанционных переговоров, владения офисными пакетами программ и управления любимыми гаджетами – в топку. Я даже на родном языке грамотно писать не смогу – ибо грамматика тут совсем не та. О, английский подойдет. IELTS, не зря столько денег и времени на тебя потрачено. Хотя кому он тут нужен? Они же в основном французский предпочитали.
Математика – в плюс. Школьный курс биологии… я помню плохо. Физику и химию ненамного лучше. Из изобретений будущего могу предложить (и нарисовать как сделать) только мясорубку и миксер, но они у них уже есть. Мясорубка – точно. Водительские права будут годны еще 130 лет, но то мне тоже сегодня не поможет. Все, что можно делать руками – тут делают намного лучше и изящнее, чем мои современники. Вышивкой и шитьем, помниться, великокняжеские женщины кормили свои семьи в эмиграции. Я конкуренцию не потяну. И это у меня за плечами 11 лет школы, высшее образование и незаконченная диссертация. Никчемность.
При таком раскладе нужно только замуж. Ведь каждый уважающий себя мужчина мечтает жениться на подкустовом выползне без денег, связей и документов, что уж говорить. Можно, конечно, выйти за неуважающего… Что там было про среднюю продолжительность жизни женщины в крестьянской семье? 32 или 34 года? Бесконечные роды, отсутствие контрацепции, побои мужа, свекра, прочих родственников, обязанности и никаких прав. К чертям такие скрепы. Или искать работу… Тогда барышни где могли работать? Машинистками, секретарями, телеграфистками. И для всего нужно иметь образование и документы.
Можно пойти в революционеры, благо фамилии тех, с кем это выгорит, я знаю. Опять же, что мне Надежда Константиновна, она пока еще не жена…. Каких-то 24 года – и квартирка в Кремле с видом на Красную площадь. Но как-то это не мое. С таким везением я точно окажусь с бомбой, которая взорвется раньше времени.
Или вот можно пойти в проститутки. Я не урод, не писаная красавица, да и по здешним стандартам имею слишком высокий рост в 170 см, большеватый рот, чересчур длинную шею, слишком дерзкий взгляд и короткие рыжевато-каштановые волосы. Как раз для такого бизнеса. Там оформляют желтый билет и…. Сифилис, гонорея, герпес – это только то, что к этой поре открыли – а антибиотиков еще полвека не будет. Тоже не хочется как-то. В самом крайнем случае – подамся в юродивые и пристроюсь при монастыре. Буду иногда излагать пророчества, а в остальное время побираться. Не жизнь – мечта.
Вот мне бы домой. Совсем хорошо, если эта история окажется горячечным бредом, но если мирозданию так уж хотелось пошутить с петлями времени, то хоть на несколько минут – забрать шкатулку с антресоли, где хранятся семейные реликвии – желто-коричневые фотокарточки давно ушедших предков, прабабушкин заварочный чайничек – белый, с синими цветами, полустертой позолотой и гербом Поставщика Императорского двора, дедушкины медали и старые письма. Там на дне лежит паспорт совершенно чужого нам, но очень значимого человечка – девицы Ксении Александровны Нечаевой, дочери потомственного дворянина Александра Георгиевича Нечаева, родившейся в 1872 году в имении Вязовка Сызранского уезда Симбирской губернии. (Да, я – Мэри-Сью[1]1
Мери-Сью и Марти-Сью – герои, у которых под каждым кустом не по роялю, а по целому музыкальному оркестру, умеют все, знают еще больше, играючи преодолевая любые неприятности.
[Закрыть], только вся моя мэрисьюшность лежит в 120 годах отсюда, в доме, который еще не построен, улица не размечена, в стране, которой пока еще нет).
Мои предки по наиболее изученной линии обитали в славной, в ваше время затопленной Саратовским водохранилищем, деревне Малая Федоровка. И вот, когда властями было принято решение о переселении жителей, наша хозяйственная прабабка двинулась в путь вместе с домом и амбаром. Если кто не в курсе, то бревенчатые здания неплохо переживают перемену места. Мама десятилетней девчонкой принимала участие в общесемейном деле перевоза, и именно она обнаружила тайник под самой крышей амбара, где кроме нескольких купюр времен Александра III, проржавевшего ножа и непристойных фотографических карточек (вот же раритет был, наверное!), нашелся медальон с эмалевым портретом полной брюнетки, паспорт и письма на имя вышеозначенной девицы. А заодно и высокопарное письмо, в котором она прощалась с жизнью. Я потом по нему писать училась – и почерк у нас очень похож.
А теперь несколько слов о самой деревеньке. Славна она была не только преимущественно старообрядческим населением, но и тем, что течение делало у околицы некоторый финт ушами, и в результате значительная часть того, что несла Река, оказывалось на берегу. Еще моя тетка помнила, как издалека определяли пол утопленников, которых во множестве выносило по весне: мужчины обычно плыли лицом вниз, а женщины – вверх. И если даже в спокойные советские годы жители окраинных домов частенько держали наготове багор – оттолкнуть очередной водный дар, дабы все хлопоты, связанные с ним, упали на чужую голову, что уж говорить о старых временах, когда визиту полицмейстера в и без того задерганном новациями Победоносцева селении точно рады не были. Почему дядя моего прадеда позарился на утопленницу, да еще прибрал ее бумаги, установить сейчас уже невозможно. Сам он был призван в армию, где и сгинул в Русско-Японскую войну, не оставив ни семьи, ни мемуаров.
Моя родительница прибрала бумаги девицы Ксении себе и частенько их перечитывала. Образ юной утопленницы поражал воображение впечатлительной девочки и в какой-то момент она стала кем-то вроде семейного привидения. По-моему, мама даже за отца вышла из-за сочетания имени и фамилии. Когда она забеременела у меня не осталось выбора – я могла стать только девочкой и назвать меня могли только Ксюшей.
В век научно-технического прогресса и оцифровки информации нам удалось обнаружить кое-какую информацию относительно девицы Нечаевой. Та родилась в семье небогатого дворянина, мать умерла родами, жила безвылазно (и крайне небогато) в родительском имении. Господин Нечаев же был невоздержан в расходах, отчего к 1892 году совершенно разорился, и дабы не переживать позорного пришествия кредиторов, ясным воскресным сентябрьским утром отправил дочь к заутрене в церковь и поджег усадьбу вместе с собой. По некоторым сведениям, он сначала застрелился, а пожар начался сам собой, но это роли уже не играет. Вот все правильно сделал, черт возьми. Ксения, оставшись в чем была, дождалась похорон и вместе с врученными ей душеприказчиком бумагами об изъятии всех земель и паспортом отправилась топиться. Мама ни разу не смогла дать внятного ответа, почему меня назвали в честь столь никчемной особы.
Хотя время от времени я думаю, что мамочке просто хотелось дать Ксении Александровне прожить более счастливую жизнь. Поэтому у меня было хорошее образование, даже танцы бальные, стресс устойчивое воспитание и свобода самовыражения. И тот самый медальон на шее. Моей младшей сестре Люське не пришлось проживать чужую жизнь, а теперь, видимо, придется быть за двоих.
И начиная с этого места я перестала быть суперженщиной, которой нипочем путешествия во времени и кардинальные повороты судьбы, и заревела. Те, кто утверждают, что оказаться в абсолютном, безнадежном отрыве от семьи и привычного мира, полезно и увлекательно – врут.
Часть 1
1. Бакалейщик
Пакет орешков закончился еще с утра, откуда-то черт принес ветер с мелкой крупой, и непринужденно прогуливаться стало совсем не с руки.
Я шла по Вольской улице, находя до обидного мало знакомых домов. Зато к каждому найденному хотелось припасть грудью и не отпускать до тех пор, пока рядом не остановится машина ППС. Жаль, что это бесплодная мечта.
– Бесовы дети, что ж такое. – Высокий рыхлый юноша с неравномерно пробивающейся белесой бородой обходил по кругу несколько ящиков, один из которых точно шел на выброс, ибо в момент выгрузки упал и издал обреченное звяканье. – Ни слова на русском языке.
Я постаралась максимально безразлично пройти мимо, и лишь поравнявшись с ним оборонила:
– Сударь, Вам ящик с сухими специями в лужу поставили, а с бутылками разбили.
– Барышня, а Вы…. Иностранным языкам обучены? – потерянный было взгляд как-то сразу воспарил.
– Да, неплохо могу переводить…
Неужели так и оставит на улице?
– Так, может, зайдете?
Я по возможности степенно проследовала в лавку. А интересно у них тут, без евроремонтов и кондиционеров. Потолки только на первый взгляд кажутся низкими, а так метра три точно. Вдоль двух стен углом идет прилавок, за которым полки со всякой бакалеей. Очень вкусно пахнет. Где-то здесь еще ренсковый погреб (что это?), если верить вывеске.
Хозяин метался вокруг, пытаясь одновременно устроить меня за круглым столом, покрытым кружевной скатертью, достать какие-то бумаги, которые кучно рассыпались прямо на пол и угостить чаем.
– Уж не побрезгуйте. – Огромная, с два кулака чашка, почти доверху наполненная горячим сладким чаем, опустилась прямо перед моим носом. Я задумчиво покосилась на прилавок и тут же образовались три пряника.
– Благодарю. – Вот как-то надо теперь удержаться от того, чтобы не кинуться на все это богатство, и чинно набивать себе цену. Я сдержанно улыбнулась своему собеседнику.
– Я, это, купец третьей гильдии, Калачев, Фрол Матвеевич…. Вот, как видите, барышня, бакалеей торгую. От батюшки дело перенял. А с языками… как-то не очень.
– Нечаева, Ксения Александровна. – я протянула руку, которую купец неловка чмокнул (все утро вспоминала, как это делали в кино, но получилось все равно так себе).
С накладными я управилась довольно-таки быстро. Сама не ожидала. А уходить не очень хотелось: руки отогрелись, в ногах появилась ломота – первый признак, что этот мороз меня не любит. Я по крошке поглощала пряник, наслаждаясь каждой крупинкой. То ли от голода, то ли от других стандартов качества, но вкус не как в XXI веке.
– Да, и, Фрол Матвеевич, обращаю Ваше внимание, что продукты измерены в английских фунтах, а не в российских. – О, как круто быть эрудированной.
– Это что же, товара больше, чем я думал, выйдет? – расцвел ликом хозяин.
– Только если все в целости доехало. – остудила энтузиазм я.
Тут с улицы, занося снежные брызги и холод, залетел мальчишка лет четырнадцати.
– Фрол Матвеич, Фрол Матвеич, там товар…. – он осекся, глядя на меня.
– Да знаю уж. Ты сам где был, оглоед, когда встречать надо было? – привычно проворчал хозяин и оба они отправились заносить свои сокровища.
* * *
Хозяин лавки вызывал у меня сложные смешанные чувства. Сто двадцать лет спустя я пойму, как по малейшим нюансам в поведении, взглядам, жестам, едва уловимым флюидам определять тех мужчин, с которыми не стоит связываться. Не потому, что мудаки – этих-то я заранее определять так и не научилась, а потому что шансов нет от слова совсем. Такой навык я приобрела, вращаясь в компании, где оказалась сексуальным меньшинством. Очень, знаете ли, быстро ставит на место расклад, когда ты одна, а лиц, отдающих предпочтение своему полу – раз в 15 больше. С тех пор я не оцениваю людей по их ориентации, зато четко выделяю их из толпы. И пусть Фрол Матвеевич имел более чем брутальную внешность, повадки домашнего медведя и ни малейшего намека на жеманность – играть ему в другой команде, посему в работодатели он мне идеально подходил. Вопрос в том, зачем бы ему сдалась я.
Вскоре Фрол Матвеевич присоединился к трапезе.
– А Вы, Ксения Александровна, не из местных? Ни разу к нам не заходили. – во память!
С Богом, Ксюха, твой выход.
– Нет. Мы из Симбирской губернии. У папеньки там именье. Было. Он скончался осенью. – Я потупилась и всхлипнула.
Фрол Матвеевич покраснел, пошел пятнами, забормотал что-то утешительное и протянул мне большой, с две ладони пряник. Забавный он.
– Горе-то какое. Мой батюшка тоже в том году представился.
– Ах, я Вас так понимаю…. – И снова дозированная дрожь в голосе. – Маменька моя давно уже на Небесах…
– Ох… – нет, ну если он искренен, то как вообще с такой доверчивостью дела вести можно?
Где-то наверху послышался грохот, ругань и вой, безысходный человеческий вой.
– Матушка моя, Анфиса Платоновна, болеет, не в разуме. – отводя глаза произнес хозяин.
– Сочувствую Вам. – а маму-то он любит. Не просто почитает, а любит, как в наше время принято. Все, что я читала о девятнадцатом веке, предполагало покорность родителям, но не привязанность. А тут чувствительная натура.
Вой не прекращался, изменяя лишь тональность. Мы продолжали сидеть неподвижно.
– Возможно, помощь нужна… – я осторожно коснулась ладони моего vis-a-vis.
– Да там прислуга… – Он помялся. – Я на минуточку-с.
И сорвался с места.
Шум наверху обогатился увещеваниями мужского голоса, вой сменился невнятным бормотанием и стих.
– У нашей дальней родственницы была подобная хворь. – Я осторожно отхлебнула чай, пытаясь не сварить внутренности. Как-то наши предки имели иные пищевые привычки. – Все дело в том, как уход организован.
– Так я ей служанку нашел. – быстро ответил Фрол.
– Возможно, ей бы помогла не просто сиделка, но компаньонка. – я очень грубо закидываю удочку, но ночевать где-то надо уже сегодня.
– Так то у господ. Ей к чему, теперь-то?
– Здоровье психическое – материя малоизученная. Кто знает, что поможет. – Я допила чай и мне тут же налили новую чашку. – Иногда массажи, иногда упражнения всякие.
