Текст книги "Невероятные приключения циников в Скайриме (СИ)"
Автор книги: Юлия Пасынкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)
Глава 24. Спящая красавица и неспящее чудовище
После нескольких часов споров, перекрикиваний, одного обморока и снесенного яйца военный совет, наконец, закончился, и все разбрелись по делам. Бишоп насчитал тринадцать дыр, из-за которых все могло пойти великану в гузно, но не спешил делиться мыслями. Судя по мрачным лицам, остальным хватало и своих сомнений.
Сразу после окончания совета довакины получили от Пит по клочку бумаги, пополнили запасы и ушли на задания. Делвин с Бриньольфом получили бумажки и пузырьки с парализующим ядом, отправились созывать гильдейское собрание и раздавать указания. Векс получила пузырь с медовухой и ушла «снимать напряжение». Кречет получил заверения, что никто не заметил его конфуза с яйцом – большего унижения бравый офицер снести не мог. Бишоп начал шутить, что «снести» ему теперь под силам многое, но, получив под столом по коленке от Пит, милостиво умолк. Бишоп вообще ощущал себя до странного покладистым, что тут же начало его раздражать. Когда в зале совета остались только они с Пит, рейнджер вернул сторицей моральный ущерб от убитой шутки и раскритиковал дову в хвост и в гриву.
– Красотка, напомнить тебе, что строить планы – не самая твоя сильная сторона? Совсем. Помнишь Винтерхолд? Говорят, там сейчас ни одного целого дома не осталось, а немногие выжившие подались на юг…
– Ты же знаешь, что это не я, а форс-мажорные обстоятельства…
– Я могу насчитать тринадцать фо… этих обстоятельств, из-за которых сейчас у вас ничего не выйдет.
Дова ничего не ответила, продолжая собирать записи со стола. Но Бишоп решил так просто не сдаваться:
– Слушай, красотка, а давай мы отправим тебя к врагам, и ты им составишь план? Мы тогда с связанными руками и закрытыми глазами провернем любое дельце…
Девица только дернула плечом. Бишоп, не дождавшись реакции, продолжил:
– О, а еще можно… Во имя правой ягодицы Шора, красотка, где твой задор? Завтра нас ждёт настоящее веселье, а ты киснешь, как свернувшееся мамонтовое молоко под солнцем, – Бишоп уселся на край стола, придавив задом карту, – да и пахнешь, кстати также…
– Э-э, нет. Это от тебя запашок, приятель, – усмехнулась девица. Она впервые за вечер выдавила из себя подобие улыбки и, толкнув Бишопа, вытащила из-под него свиток. – Смердишь, как переваренной злокрыс, выпавший у дракона из-под хвоста.
– Ага! – рейнджер повеселел, – а вот и моя девочка! Слушай. Раз уж ты завтра возвращаешься в свой мир, то может мы…
Пит подняла на него изучающий взгляд.
– … сходим вместе помыться? Только помыться, – он поднял руки в примирительном жесте, – во имя Обливиона, я даже дам слово не приставать…
– Вот как? Жаль. А то у меня как раз подходящее настроение… – Пит завязала мешок и, забросив его на плечо, вдруг как-то нервно вцепилась в лямки. – Ну… Чтобы ко мне кто-нибудь пристал.
Она неловко замялась, подбирая слова:
– Хм-м… Слушай… Я не знаю, как это делается – все эти процедуры перед сексом… Ужин, вино, полагаю, нет смысла разыгрывать?
Не веря своим ушам, Бишоп замер, глядя в пустоту, пока девица не кашлянула:
– Биш?
– Так… Кажется, я ненадолго потерял сознание, но мне послышалось, что ты не против…
– Ага.
Бишоп вздрогнул, словно спросонья:
– Вот опять! Не шути так, женщина!
– И не думала…
– Это твой самый жестокий розыгрыш…
– Святые нейроны, Бишоп! Хватит разыгрывать из себя припадочного! Пойдём, займёмся животным сексом, прежде чем миры схлопнутся.
Рейнджер пару раз моргнул, переваривая услышанное, и наконец на заросшем щетиной лице расцвела счастливая улыбка:
– О-о, да-а… Никаких глупых ужимок и хождения вокруг! – Бишоп схватил Пит за руку и бросился к выходу, – в Обливион эти ухаживания надушенных пижонов и бардов в цветастых подштанниках. Никаких подарков, песен и прочего дерьма! Все просто, как и должно быть в природе!
Они едва ли не бегом ворвались в общий зал гильдии. Их было окликнул Бриньольф, но получив от рейнджера «отсоси хоркеру, рыжий», недоуменно проводил их взглядом. Бишоп летел на крыльях вожделения подальше из гильдии, крепко сжимая женскую руку. Один поворот. Ещё один… И через мгновение их встретил вечерний Рифтен.
Бишоп замер на пороге, решая куда пойти.
– Слушай, не хочу умалять твою маскулинность, но от тебя всё ещё несёт… кхм… средневековьем. Не мешало бы сперва помыться… – Пит пошевелила пальцами сжатой руки, – и ещё… Ты не мог бы ослабить хватку?
Бишоп показал головой:
– Извини, красотка, но пока я не получу желаемого, ты от меня ни ногой. Пойдем, здесь недалеко есть запруда на озере и охотничий лагерь на берегу…
Они двинулись в сгущающиеся сумерки через главную площадь Рифтена, где торговцы уже закрывали лавчонки и неторопливо разбредались по кабакам. Миновали городские ворота и Рифтенскую конюшню. Теплый воздух был пропитан запахами сырой земли и печного дыма, а на небе не осталось ни облака – луны Скайрима висели под куполом двумя гигантскими ночниками. Бишоп шел легким шагом, иногда бросая на дову мимолетный взгляд – не передумала ли? Но на ее лице застыла решимость: нахмуренные брови, поджатые губы – словно девица собиралась в бой или решать хитроумную задачу. Бишоп усмехнулся про себя. Ничего… Он сможет ее расслабить… А заодно отвлечь, чтобы даэдра смог добраться до ее записей – повезло, что девица взяла их с собой. Видимо, не доверяет никому в гильдии. Но Бишопу она, выходит, верит? Рейнджер почувствовал легкий укол совести, но быстро задавил ненужное чувство в зародыше. Он еще наддал, чтобы выкинуть из головы дурные мысли, но тут же услышал за спиной сдавленную ругань:
– Бишоп, я ни бельмеса не вижу! Если ты пойдешь еще быстрее, то я просто переломаю ноги… Или неси меня, или сдерживай свои животные порывы.
Рейнджер хотел было вставить шпильку про неуклюжесть довы, но вовремя прикусил язык – неподалеку показались очертания охотничьего лагеря. Шатер из шкур высился невысокой пирамидой у самого берега. Бишоп облегченно вздохнул и наконец отпустил руку Пит.
– Есть хочешь? Я разведу костер, чтобы согреться после купания, а ты возьми в моем мешке еды, – Бишоп вытащил огниво и перекинул сумку Пит. – Яблочный пирог, пара бутылок медовухи и жареное мясо Векела. Чудо, но этот трактирщик научился сносно готовить…
Они засуетились около костровища. Действовали слаженно и умело – Бишоп и сам не заметил, как они с Пит уже сидели у костра, если мясо, а рядом лежал запас дров и два разложенных спальника. Дова сидела по другую сторону костра. Под рукой лежал кинжал и сумка, а сама девица уплетала мясо за обе щеки. Быстро, но бережливо. Хищно. Сок тек по пальцам, но она успевала слизать его и снова вгрызться в сочный кусок. Как лисица… У Бишопа вдруг комок встал в горле, и рейнджер закашлялся.
Дова вскинула бровь:
– Похлопать?
Бишоп замотал головой, содрогаясь от кашля:
– Я тут… Кха-х! Итак подыхаю… Кха-кхе… а она добить меня хочет… Жестокая женщина… Сейчас влюблюсь…
Пит усмехнулась уголком губ.
– Где-то я уже это слышала… Погоди, у меня тут есть хорошее средство для подобных случаев…
Дова развязала мешок и начала выкладывать склянки, бормоча под нос:
– Лечебное, лечебное, тонизирующее, антипохмелин, снотворное, еще снотворное, а вот! Держи, – она перекинула Бишопу маленький пузырек, – горло небось саднит? От этого полегче станет.
Бишоп вытащил зубами пробку и в один глоток выпил зелье. Теплый маслянистый напиток проскользнул в желудок, а вместе с ним и непрожеванный кусок. Рейнджер облегченно вздохнул, а Пит сгребла выложенные пузырьки в сторону и поднялась, отряхивая колени.
– Ну, раз смерть от асфиксии тебе не грозит, то я пойду мыться. Хотя… Не, даже твоя смерть – не повод забыть про гигиену.
Дова, стараясь не смотреть на рейнджера, сняла гильдейский капюшон и отстегнула подсумок. Бишоп неотрывно наблюдал, как одна за другой детали воровской брони ложились на разложенный спальник к забытым пузырькам. Рейнджер пожирал взглядом женское тело, которое совсем скоро окажется в его руках. Эта девица нелегко ему далась, а Бишоп умел ценить добычу, полученную с таким трудом…
Дова сняла второй сапог и развязала ножные обмотки, оставшись в одной рубахе и просторных нательных штанах. Подумав немного, она тяжело вздохнула и несмело посмотрела на рейнджера:
– Ну… Назвалась груздем – полезай в кузов, верно?
Она взяла рубаху за шиворот и неспешно стянула через голову, отчего Бишоп непроизвольно задержал дыхание. Оставшись в одних штанах, дова и тут помедлила, но через мгновение последние тряпки, отделяющие женское тело от взгляда желтых глаз, оказались на земле, и девица встала перед рейнджером, разведя руки в стороны:
– Во всей красе, так сказать… Ну как?
Бишоп хотел выдавить какую-то остроту, но в горле пересохло, и он просто кивнул.
– Хм… Буду считать это за «сойдет»…
Девица осмотрела себя с ног до головы. Она повернулась и так и эдак, рассматривая обнаженное тело в тусклом свете. Бледная кожа словно светилась в темноте, казалась прозрачной, и Пит подняла руку, будто хотела отгородиться от луны. Сквозь пальцы едва пробивался слабый свет, окрашивая их кончики в розовый. Бишоп не сводил глаз, и дова вдруг глубоко вздохнула и тихо пробормотала «я буду скучать по нему…».
Она взяла в обе ладони груди. Одной рукой скользнула вниз и огладила подтянутый за время странствий живот:
– …такое красивое и такое… здоровое… – едва прошелестело в тишине.
Бишоп молча наблюдал, как женщина ласково исследовала собственное тело… Едва касаясь кончиками пальцев, она прошлась по бедрам, спустилась еще ниже и дотронулась до голени, где еще пару дней назад торчала кость, а теперь остался лишь кривой рубец. Рейнджер различил только тихое «буду скучать»… Не в силах усидеть на месте, он поднялся, на ходу расстегивая ремни брони.
Вздрогнув от резкого движения, словно позабыв, что не одна, дова подняла темный взгляд:
– Да… Бишоп… Я… – она моргнула, рассеянно огляделась по сторонам, – сперва нам надо отмыться и, наверное, захватить кинжал – в воде могут быть рыбы-убийцы, – девица подхватила с земли оружие и направилась мимо рейнджера к воде, – и еще, Биш… Иди-ка ты мыться ниже по течению. А то, не знаю в чем ты там вывалялся, но смердит от тебя, как от мокрой псины, облазившей все помойки.
Рейнджер вприпрыжку, поднимая тучу брызг вломился в нагретую за день воду. Ступни погрузились в мягкий ил, и Бишоп, едва ежась от холода, коротко выдохнул и нырнул, сверкнув голыми ягодицами. Холодная на глубине вода немного привела его в чувство и охладила пыл, но когда он вынырнул и заметил вдалеке знакомый силуэт, желание вернулось. Бишоп в несколько коротких гребков достиг отмели и, встав неподалеку от Пит, начал яростно натираться, смывая с себя недельную грязь. Но чтобы он не делал, взгляд сам с собой возвращался к женскому телу поблизости.
Пит стояла к нему спиной, и длинные черные волосы облепили каждый ее изгиб. Рейнджер осторожно придвинулся ближе – главное не спугнуть добычу… Не дышать… Делать вид, что она тебе не интересна, притупить бдительность… Девица вздрогнула и обернулась. Бишоп ожидал остроты или еще каких-нибудь бессмысленных слов, но дова, не торопясь, сама двинулась навстречу. Она молча положила ладонь ему на грудь и, бросив быстрый взгляд, словно желая поскорее закончить с этой частью, приникла к его губам поцелуем. Что было дальше, Бишоп помнил словно в тумане. Скопившееся с момента встречи желание наконец нашло выход…
Он приподнял дову на руках, усадил на себя. Хватило несколько движений, чтобы понять, что так он быстро потеряет контроль. Пришлось замедлиться… Бишоп зарычал. То ли с досады, то ли от возбуждения. Сдерживаясь, прижал ее сильнее и впился в шею диким поцелуем – или уже не поцелуем? – зубы сами прикусили дурманящую запахом кожу.
Все тело горело огнем… Каждое движение било вспышками по нервам. Казалось, с Бишопа сняли кожу и оставили абсолютно безащитным… Эта уязвимость, эта женщина и внезапно накатившее отчаяние – всё перемешалось, завязалось в узел. Бишоп едва прохрипел сквозь стоны:
– …не бросай… меня…
Она лишь негромко всхлипнула… Прижалась сильнее, вцепившись в голые плечи рейнджера, и тот почувствовал, как внутри все сжалось. Он чувствовал ее прерывистое дыхание и напряженное тело; знал ее и чувствовал, как самого себя со всеми своими грехами, страстями и слабостями. Она стала его частью, а он, наконец, стал целым…
Он ощущал, как жар разливается по венам, и как вдруг… что-то вцепилось ему в икру. Бишоп инстинктивно дернул ногой; вторая, потеряв противовес, уехала в сторону, и, не размыкая объятий, рейнджер рухнул в воду вместе с Пит.
На какие-то доли секунд боль в ноге притупилась, но тут же возникла по новой – на этот раз в правой ягодице. Какая-то тварь трепала Бишопа за задницу. Рейнджер ощутил толчок под ребра и, наконец, разжал руки – девица тут же исчезла в стороне. Едва нащупав почву под ногами и рыбу на своей жопе, он кое-как поднялся, изо всех сил сжимая трепыхающуюся скользкую тварь.
– Пас-скуда… Вот твар-рь. Убью…
Теперь каждое движение приносило боль, и Бишоп, подволакивая ногу, захромал к берегу, где уже суетилась Пит:
– Не дергай ее, а то лишишься большого ягодичного куска! Я сейчас!.. Да где же этот клятый нож?!
Наконец лезвие сверкнуло в ее руке, и девица вприпрыжку побежала к рейнджеру. Бишоп громко матерился, проклиная всех рыб и водяных богов вместе взятых, но покорно замер, когда дова занесла нож. Ухватив тварь за хвост, девица в один точный удар перерубила рыбе позвоночник и, пока Бишоп не успел вырваться, отрезала ей голову. Рейнджер скулил на одной ноте, иногда сменяя вой на матюки, а дова бросила еще трепыхающееся рыбье тело к костру и огляделась по сторонам:
– Вот зараза, а я ведь кинжал с собой брала в воду. И где теперь его искать?
Рейнджер матерился как дьявол, вертелся на месте, стараясь снять рыбью голову, прочно застрявшую в ягодице. Дова едва успела его поймать, и с помощью ножа развела челюсти рыбе: зуб за зубом девица вытащила отрезанную рыбью башку из плоти и швырнула вдогонку к остальному туловищу.
– Уху можно будет сварить… Меня батя учил. Надо обязательно добавить столовую ложку водки и бросить уголек в котелок – запах буде-ет… – девица умолкла под злобные взгляды рейнджера. – Что? А я говорила, что здесь водятся рыбы-убийцы.
– Говорила она… Это ты виновата.
Дова только закатила глаза:
– Ну конечно, кто ж еще…
– Это все твой… – рейнджер запнулся, – …запах.
Бишоп тряхнул головой, прогоняя остатки воспоминаний, и грубо выругался. Зажав сочащуюся кровью ягодицу, он захромал к мешку. В спину ему долетел едкий смешок:
– Не уверена, что мой… Она же вцепилась в твою задницу…
– Провались в Обливион.
– Только вместе с тобой, милый, только вместе с тобой… – веселилась девица.
Она пошла за рейнджером и силком оттащила его к разложенным шкурам:
– Ложись, – велела Пит, – да не дергайся, я раны обработаю.
Ворча, Бишоп улегся на живот и, когда дова склонилась над ним, чтобы рассмотреть потрепанную задницу, рейнджер непроизвольно уставился на оказавшиеся перед глазами груди. Не теряя времени даром, он вытащил свободную руку и ухватил дову за титьку.
– Это еще зачем? – слегка удивилась девица, но вырываться на стала.
– Обезболивающее.
– Аа, резонно. Раз подгузник меняю, можно и сисю дать…
– Болтай-болтай, – проигнорировал Бишоп издевку, – только далеко не отходи…
Она и ухом не повела, накладывая смоченные в зельях тряпицы на рану и позволяя Бишопу наслаждаться «компенсацией». Рейнджеру, привыкшему во всем полагаться только на себя, было удивительно приятно, что о нем заботятся и ничего не просят взамен. Задница побаливала, нога саднила, но в целом Бишоп был доволен оказываемой ему заботой. Странно… Прежние его бабы иногда порывались оказаться полезными, но рейнджер за версту чуял, что те хотели его «одомашнить»… Бишоп аж скривился от отвращения, и дова, заметив это, восприняла на свой счет:
– А ты что хотел? У нее зубы с две моих фаланги. Скажи спасибо, что она тебя за задницу укусила, а не за самое интимное. Держи… – Пит сунула рейнджеру пузырек с лечебным зельем, – на ночь хватит.
Рейнджер послушно опорожнил пузырек и, повертев его в пальцах, щелчком отправил в темноту. Он с любопытством посмотрел на Пит. От ночного холода та вся покрылась гусиной кожей, но не отходила за одеждой: кровь еще сочилась из раны, а дова не закончила накладывать повязки. Упертая. Или дурная. А может и то, и то. Не уходит, пока дело не сделано, даже такое никчемное, как латать задницу вшивому рейнджеру. А как закончит? Что будет, когда все закончится? У Бишопа внутри что-то оборвалось – словно вернулась сосущая пустота Апокрифа. Пока еще не поздно, надо остановиться. Пока еще может…
Бишоп молча оттолкнул женские руки, морщась сел.
– Эй, я еще не закончила!
– Закончила.
Он поднялся, стараясь не смотреть на нее. Прихрамывая, направился к оставленной одежде и молча подхватил с земли рубаху…
– Ну и что там в твоей голове происходит? – Пит поднялась следом.
Она едва коснулась его плеча, но Бишопу показалось, что в этом месте заалел ожог, словно стегнули кнутом.
– Ничего, – он дернул плечом, – лучше оденься, ночь будет холодной.
Он подхватил с земли ее нательное и, не глядя, швырнул. Пит молча сжимала в руках тряпье, не сводя изучающего взгляда с рейнджера. Бишоп отвернулся – опять она смотрит, будто ножом режет. Ей бы инквизитором быть…
– Как скажешь, – девица зашуршала тканью. – Захотел бы – поделился. Свобода воли и все-такое…
Бишоп бросил на девицу недоверчивый взгляд.
– А чего ты ждал? Что я буду клещами из тебя вытягивать? Выяснять отношения? Брось. Ты вменяемый свободный мужик, захочешь – сам расскажешь. – Она накинула рубаху, натянула штаны, отжала и замотала в пучок еще влажные волосы. – Так. Завтра нас ждет тяжелый день. Надо выспаться, так что ты первый дежуришь – все равно со рваной задницей не уснешь, а я отдохну.
Не глядя на Бишопа, дова подбросила дров в костер, подтащила спальник поближе к огню и залезла под теплые шкуры. Высунув одну руку, она сцапала валявшийся неподалеку пузырек:
– Я сейчас напьюсь снотворного и отключусь часа на четыре. Если на лагерь нападут враги – просто убей всех, но меня не буди. Иначе прокляну на драконьем. Спокойной ночи. И, Бишоп…
Рейнджер невольно напрягся, ожидая продолжения.
– …рада, что мы встретились… – дова скомкала фразу, – в смысле… а, не важно…
Она вынула пробку из пузырька, и в несколько глотков выпила снотворное зелье. Икнула, поморщилась и залезла с головой в спальник.
Бишоп едва закончил застегивать ремни на броне, когда из-под шкур донеслось тихое сопение. Рейнджер устало выдохнул… Проклятье… Как так вышло, что он ввязался во все это дерьмо? Жил себе спокойно, ходил на охоту, грабил простаков, а теперь… Он еще раз взглянул на спящий силуэт. Надо проверить, точно ли спит? Рейнджер, приглушив шаги, подошел к дове и опустился на колено. Острый рейнджерский слух уловил глубокое ровное дыхание – точно спит. Бишоп собрался уйти, но, сам не зная зачем, отодвинул шкуру спальника и взглянул на лицо женщины.
Он старался запомнить все, что было в этот момент: ее запах и аромат костра, звуки – шелест деревьев и тихое дыхание, ее профиль, зарывшийся в черный мех спальника… Спохватившись, Бишоп поднялся, тихо ругая себя за подобную романтичную чушь: развлечение для томных девиц и бардов в цветастых подштанниках. Не для рейнджера. Он сморщился – раны на заднице разболелись сильнее прежнего. Вынув еще один пузырек лечебного зелья, Бишоп, не глядя, приговорил и его.
– А дова права… У нас еще остались дела, – он засунул пустой флакон обратно в подсумок.
Оглядевшись, рейнджер поднял с земли лук с колчаном, привычными движениями закинул в петлю на спине. Знакомая тяжесть подействовала успокаивающе, и Бишоп осмотрелся в поисках сумки Пит.
– Прости, красотка, но мне нужны твои записи. Если выбирать между тобой и даэдра – я ставлю на комок щупалец.
Бишоп подхватил мешок и, порывшись внутри, вытащил дневник Пит, перетянутый бечевкой. Рейнджер аккуратно развязал узел, пролистал дневник и, ни не разобрав ни слова, повертел его в руках.
– Ну и что теперь делать? За этим охотится даэдра?
И рейнджер тут же пожалел о своих словах: воздух вдруг стал плотным, словно кисель, исчезли все звуки, а время, казалось, остановилось.
– Твои фокусы уже в печенке сидят, даэдра… – проворчал Бишоп.
Он снова приготовился к боли в груди, и она не заставила себя ждать, Его связь с Апокрифом крепко держала его на поводке – пятно на груди налилось холодом и разверзлось, заставив рейнджера застонать от боли. Тьма толчками полилась наружу, заполняя собой мир вокруг рейнджера, пока не осталась лишь сосущая пустота Апокрифа. Из нее протянулось несколько щупалец. Они цепко ухватили и потянули дневник из рук рейнджера, но тот не спешил расставаться с записями:
– Верни волка, даэдра! У нас был уговор! – сквозь боль прорычал он.
Бишоп приготовился к перепалке, спорам, драке – к чему угодно, но из темноты с громким скулежом вдруг вылетел Карнвир, словно выпущенный из пращи. Рейнджер едва успел поймать зверя, как черное щупальце, выхватив дневник, скрылось в пустоте. Бишоп ждал, чувствуя обжигающе горячее тело волка в своих руках, не давал тому вырваться, чтобы снова не потерять, когда из густой темноты вдруг вылетел дневник Пит. Мелькнуло и исчезло гибкое щупальце, и все вернулось в норму, будто ничего и не было. На Бишопа разом навалились все звуки и запахи, а боль в груди снова стихла – ледяная пустота Апокрифа растворилась также мгновенно, как появилась. Похоже, даэдра сделал, что хотел…
Рейнджер взглянул на дневник, лежащий перед ним. Тот был аккуратно перевязан, и, казалось, никто кроме довы его не трогал. Бишоп выпустил волка из рук, поднял записи и осторожно, словно боялся запачкаться, двумя пальцами вернул его в сумку Пит.
Карнвир, получивший свободу, принялся кружить возле ног, начал облизывать и кусаться. Бишоп, уворачиваясь от летящих слюней, только успевал отталкивать вонючую пасть.
– А ну прекрати, шерстяной засранец. Ведешь себя, как вшивый пес! Ка… Карнвир!
Волк, не обращал внимания на слова рейнджера, принялся жаловаться на непривычную темноту, в которой он просидел так долго! На отсутствие запахов, на одиночество и как было страшно-страшно-страшно… Он поскуливал, взрыкивал, ворчал, продолжая кружить возле рейнджера.
– А-а, разорви тебя хоркер, я тоже рад тебя видеть, парень!
Рейнджер впервые от души рассмеялся и сжал в стальных объятиях знакомую черную тушу. Волк забил лапами, вырвался, облизал такое любимое бородатое лицо.
– Вот так, парень, – рейнджер поднялся и потрепал за загривок счастливого волка, – ну что? Хочешь на охоту?
Карнвир тряхнул лобастой головой и шумно чихнул.
– Буду считать, что да, – Бишоп усмехнулся, – пойдем прошвырнемся, пока дова спит.
Рейнджер подбросил еще дров, чтобы отпугнуть случайного зверя от спящей, а сам впервые за последнее время почувствовал себя почти прежним. Карнвир снова с ним, скоро Бишоп избавиться от даэдра – осталось только сказать правду в назначенный час, и снова всё будет как прежде. Хм… А конец – это не всегда плохо, верно?
