Текст книги "Скитания души неприкаянной(СИ)"

Автор книги: Юлия Абрамова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

   Когда солнышко засветило уже совсем по-весеннему, я начала гулять – я всегда весной гуляю. Я уходила кругами от приютившего меня дома, разведывая местность и любуясь видами. Маленькие улочки, узенькие проулки, тупички и переходы, скрывшиеся под надстроенными вторыми и третьими этажами. Здесь замечательно было бы скакать по крышам – вот уж любимая забава детства. Вот говорят – грязно было, грязно, а посмотреть – так и в реальности, в нашей современности во многих европейских городах, про азиатские и не говорю даже – не особенно-то и чище. Здесь ведь тоже мусор вывозят, а что не вывезли – сгнивает само – ведь тут асфальта нету, земля сама берет свое. Запах, правда, не очень кошерный, да и босиком не походишь – но в этом и реальность не сильно балует – вдруг, да попадутся осколки, гвозди, выпотрошенные консервные банки – тоже очень больно впивается. А вот чистота в домах – личное дело каждого. Я заглядывала в окна – благо, большей частью они невысоко – где-то было чистенько и красивенько, а где-то – форменный бардак и дикие крики – я оттуда старательно уносила ноги – не особо приятно находиться в таких местах. С мытьем – тоже личное дело каждого – кто-то весьма блюдет себя (например, я – но у меня привычка с детства) – к таким относилась и Ирмильда, и молочник, а кто-то ходил по улицам, благоухая всеми ароматами Шанель помойной серии. Все, как в реальности. Жизнь – личное дело каждого. Зубной щетке тут были замены – начиная от пепла и угля, заканчивая каким-то мне неизвестным растением, которое собирали летом и засушивали, а потом размачивали и растирали в зубах. Кариеса, кстати, было очень мало – не то у людей питание, чтобы им болеть. Мыться было неудобно, но для русских, которым ежегодно воду горячую отключают – вполне привычно – в тазиках. Другое дело – тут водопроводов не было – что принес, то и твоя ванная. Поэтому частенько экономно обтирались. Голова тут, кстати, не сильно-то и пачкается, главное, беречь ее от тех, кто ходит, благоухая Шанелью – вошек хрен выведешь, здесь еще не изобрели, чай, выводящего их средства. То есть, говоря простым языком – все, что я читала про средневековье – не более, чем ложь. И даже исторические записки русской княгини, приехавшей в Европу и ужаснувшейся грязи, меня не убеждают. Знаете, есть такие люди, которым все не айс. Помнится, на днях общалась с человеком, которому пятизвездочный отель в какой-то европейской стране показался задрипанной конторкой – там, видишь ли, полотенца просто вешали, а не укладывали красивыми фигурами, да и было их всего четыре, хотя человек привык к шести. А уж то, что светильников на двоих в комнате было всего три – один под потолком и два у кровати с разных сторон – это, вообще, верх варварства – положено два с направленным светом в с разных сторон под потолком, два у кровати, несколько по полу, чтоб ночью не навернуться и ночник. Короче, чем больше я путешествую, тем критичнее отношусь к официальной истории, хотя все, что происходит – плод моей фантазии. Но ведь мозги-то шевелиться заставляет, думать вынуждает, сравнивать... С каждым днем гуляла я все длительнее, ноги мои все меньше дрожали, руки я тренировала мятием теста – сначала болтушкой мучной, только чуть вязкой, потом все гуще и гуще – очень пальцы тренирует. Делала выпечку в силу своих способностей и набираемых по крупинкам ингридиентов. По весне пошли все больше вегетаринские пирожки из травки – сныти, крапивы, лопуха, первоцвета, что легко набирались за городом. Конечно, пока я не могла сама мять тугое тесто, чтобы печь пироги, но мне помогала Ирмильда и, утром наделав пирогов, мне навешивали лоток и отпускали восвояси. Это хоть как оправдывало мои отлучки, принося прибыль. В доме появилась утварь, сменили одежду, начинали подумывать о козе – корову в городе не прокормить и негде содержать. Пирожки, с моим участием приготовленные, шли нарасхват, но неожиданностью для меня это уже не стало. Ту одежду, в которой меня принесли – пустили на тряпки – на большее она уже не годилась. Я научилась подвязывать волосы, как здешние мадамы, научилась копировать их манеры и стиль разговора, только вот поведение нет-нет, да и выдавало во мне другое воспитание, нередко привлекая взгляды. Знаете, какая самая большая мечта мужчин? Найти женщину, непохожую на других. Все фильмы, как один, явно выделяют главную героиню, как отличную от всех остальных женщин. Особенно меня радуют фильмы, где главные героини нравятся мужчинам, попадая в другие страны. Но ведь это неудивительно. Когда все поголовно воспитываются в одной системе – сложно найти среди гальки бриллиант. А вот галька, пришедшая из другой системы воспитания, поневоле становится бриллиантом, потому что поведение ее обусловленно другими привитыми нормами. В своей среде бриллиант стараются задушить, а из чужой среды с радостью принимают. Так удивительно. Поэтому я очень уважаю женщин, ставших бриллиантами в своей системе воспитания. И поэтому я не удивлялась мужским заинтересованным взглядам – частенько я забывала опускать глаза долу, рассматривая с любопытством окружающее, мне не составляло труда приподнять юбку, чтобы сохранить ее, переступая лужу, я с некоторым запозданием кланялась монахам, напрочь забывая, что они тут – главные. Но я старательно копировала поведение аборигенов, потому что возможное очередное обвинение в колдовстве меня пугало до дрожи. И я старалась не заигрывать с мужчинами, шарахаясь от них, как от огня – напоказ и явно подчеркивая свое отношение – я слишком хорошо помнила, как попала в подвал инквизиции и нарваться на еще одну госпожу Ханну мне не улыбалось.

   Где-то в конце весны, по-нашему, в мае – я снова настолько пришла в себя, что задумалась об очередной авантюре – почти год я провела в городе, приходя в себя, и это при ошибке инквизиции. При явной и легко проверяемой, только вот, похоже, никому ничего не хотелось проверять – одного обвинения было достаточно, а местные женщины, видимо, не спрашивали те вопросы, что догадалась задать я – они, видимо, только молились и кричали, что они невиновны. Да только кто их слушал... Как возможно, что возникла такая вакханалия? Почему ее никто не сдерживает и попустительствует любым ее начинаниям? Прогуливаясь по городу, я частенько наблюдала, как ни с того, ни с сего людей хватали и уводили – женщин чаще, но брали и мужчин. Судя по всему, никто застрахован не был. И никто не восставал – все делали вид, что их это не касается – до тех, пор, пока касаться не начинало, но теперь уже они становились неуслышанными. Происходящее удивляло меня донельзя и я решилась на то, на что в своем теле вряд ли бы осмелилась. Я решилась проникнуть во дворец и узнать, почему король такое позволяет. Смешная затея, скажете вы? Не спорю, но в конце-концов, это все происходит только в моем воображении. Так что я тепло попрощалась с Ирмильдой и ушла. Ирмильда плакала и старалась меня остановить – я стала ей, как дочь и терять еще и меня ей было больно. Будь я действительно девушкой данного времени, я бы осталась, но я жила в чужом теле и мне было тесно в заданных рамках – я говорила, что бесноватые обычными не бывают. Так что я обняла ее, пожелала счастья, посоветовала обратить внимание на молочника и завести еще одного ребенка, пообещав, что обязательно будет девочка – и ушла. Вот сейчас вспомнила, что совсем не рассказывала про настоящую владелицу тела, но этому есть оправдание – она молчала и я полностью ее не чувствовала – видимо, она свернулась гораздо сильнее, чем предыдущая девушка – что неудивительно, учитывая, в каком состоянии я в нее вселилась. Я попробовала хоть как ее разбудить, да хоть просто нащупать – но все бестолку – ее душу я даже не чувствовала, настолько она спала.

Королевские проблемы

   А пока я шла по городу, не имея плана, но полагаясь на свои чувства. Так что я просто внаглую направлялась во дворец. Нет, не ко главному входу, как кто-нибудь мог подумать. К черному – устраиваться на работу. Дойдя до главных ворот, я развернулась и пошла кругом, зная, что где-то есть вход и для слуг. Таких было несколько – я обошла дворец целиком, чтобы знать его – четыре маленьких, для частных входов-выходов и два больших, где бы прошли и телеги. Наугад выбрав один из маленьких, я стала стучаться в дверь. Сначала никто не открывал, потом вышел детинушка и с подозрением меня осмотрел. Я, впервые за все время здесь, на улице тепло улыбнулась мужчине, изо всех сил стараясь быть обаятельной и он, первоначально явно имевший намерение гнать меня в шею, запнулся:

   "Тебе чего?" – спросил он

   "Я на работу хочу устроиться" – пролепетала я, старательно краснея и теребя передник

   "Ишь, чего захотела?" – рассмеялся он – "Да кто ж тебе позволит тут работать?"

   "Я думаю, что, верно, не ты это решаешь? – не ушла я, и он удивленно на меня вытаращился – "Подскажи, пожалуйста, куда мне пройти, чтобы об этом спросить того, кто решает?"

   Он помолчал, оглядел меня с ног до головы, еще раз оглядел, недоумевая, почему я не потупляюсь смущено и, извинившись за настырность, не уйду? Все же есть свои прелести в другом воспитании – он для меня был всего лишь стражником, а не приобщенным к небожителям из дворца. Он еще раз оглядел меня, подумал и, наконец, выдал решение:

   "Идешь прямо, у колодца сворачиваешь налево и поднимаешься на второй этаж, там проходишь три двери с левой стороны и стучишься в четвертую. Считать-то умеешь?"

   Я кивнула и он пропустил меня внутрь. Пройдя указанным маршрутом – никем не останавливаемая, ни для кого не выделяющаяся – раз хожу, значит, можно – я оказалась перед старой деревянной дверью с окантовкой из металла. Рукой туда стучаться было бы самоубийством и я осмотрела ее на предмет молоточка, кторый и был найден у самой замочной скважины. После тройного вежливого стука я минут пять ждала, вовсе не собираясь уходить – и была вознаграждена. Мне открыла упитанная женщина – в яркой одежде, не похожей на мои темно-серые одеяния, с красиво уложенными волосами, в противовес моей затейливо сплетенной косе, выше меня и имеющая гораздо более ухоженный вид. Благоухала она за километр, но запах был цветочный. Я постаралась не отпрянуть и не сморщиться. Волосы у нее были блондинистые, руки ухоженные, но крепкие, глаза бледно-бледно голубые, лицо круглое, с тремя подбородками. Эта тоже меня осмотрела, недоумевая, и вопросила:

   "А ты здесь откуда?"

   Я заученно ответила:

   "Я работать здесь хочу"

   Та рассмеялась, но не прогнала, еще раз осмотрела и поинтересовалась:

   "И кем же?"

   Об этом я как раз подумала, пока еще шла. Поваром работать неудобно – нужно постоянно находиться на кухне, для горничной я не уверена, что вышла лицом и выучкой, да и конкуренция у них, скорее всего, высокая, остальных профессий дворцовых я не знаю, поэтому бодро ответила:

   "Убощицей. Навыки у меня хорошие, трудолюбивость зашкаливает, умею привносить новое в процесс уборки и мне можно поручать сколь угодно большие пространства – протестовать не буду"

   Опешив от такого напора, она даже подалась назад, потом хмыкнула и велела заходить. Внутри было не протолкнуться от стопок всяческих документов, правда, не из бумаги, а из чего-то другого. Стояли разные предметы, несколько стульев, кровать – широкая и просторная, сундуки, какие-то ящики, стойки со свечами. Была и настоящая бумага, но очень неприглядная – она лежала неподалеку от мужчины с такой же емкостью, как у пришедшего в подвал – ну точно, чернильница. Тот, не отрываясь, старательно писал – смотрел на разные стопки не-бумаги сводил все воедино в толстую переплетеную книгу – пальцы его чуть не по локоть были в чернилах, капли чернил были и на щеках, и на носу, разбрызгались по столу и даже по книге, которую он старательно заполнял. Света, льющегося из маленького окошка, было явно недостаточно, так что свечи и факелы жгли даже днем, чем, кстати, и согревались еще – несмотря не лето, в помещениях было очень прохладно. Об эргономике стульев тут тоже не задумывались, поэтому страшнейшему сколиозу писаря я даже не удивилась – тут уж официальная история не врет. Сама же женщина велела записать меня в приход, вкратце рассказала, к кому я поступаю в распоряжение и велела зайти за одеждой и инвентарем, заодно и задание получить. Никаких бюрократических проволочек, пришла – работай. Что я и сделала, предварительно спустившись во двор с дощечкой от женщины и постучавшись в гораздо более хлипкую дверь. Там мне открыли, осмотрели дощечку, выдали черную хламиду с серым передником и серым же чепцом, велев переодеться, потом свели вниз, показав, где я буду спать и есть, выдали в руки деревянное ведро и тряпку, показали рукой фронт работ – отсюда и до обеда – и оставили в одиночестве. Почти – в этом дворце в одиночестве невозможно было находиться – кто-то постоянно куда-то бегал, суетился, что-то делал. Благородные не замечали слуг, слуги строго ранжировались и тоже друг друга не замечали, но все друг за другом следили. О времена, о нравы, хм, не продолжаю. Кстати, уборщицей очень удобно работать, это почти в самом низу табели о рангах и меня почти никто не замечал. Фронт работ был действительно огромный. Складывалось впечатление, что вся уборка тут заключалась в том, чтобы скинуть мусор с более высоких поверхностей на более низкие. Ошметки, огрызки, пыль и даже трупики мышей и крыс, которых даже кошки уже есть не могли, обожравшись ими до икоты – все валялось на дивной красоты полах – и хоть бы кого это обеспокоило. Тут уж я невольно вспомнила русскую княжну с ее ужасом. Отпечатки грязных ног, куски недоеденной еды, валяющейся месяцами, пыль ниже уровня глаз благородных – все это цвело самым пышным цветом. Веник бы. Кстати, веник... Великое изобретение. Вышла из дворца, провожаемая удивленным взглядом стражника, выехала за город, набрала веток – упругих для большого мусора, мягких для мелкого – и вернулась обратно огородами – еще примут за ведьму, метлу изготовляющую – заставив глаза стражинка округлиться до размеров пятака. Помогла дощечка с записью о моем приеме на работу, а то бы весь мой план полетел бы к чертям. Сделала метлу и веник и начала методично убираться. Сначала на меня смотрели с подозрением и удивлением, потом менее пристально и, наконец, убедившись, что я просто тихо работаю и ничего другого вообще не делаю – отстали, полностью перестав замечать. Уставала я адски – ела урывками, работала с момента просыпания и до полуночи, приходя и падая через день. Потому что через день я упрямо мылась, вызывая ажиотаж своей чистоплотностью. Стирали здесь только высокородным, так что к заботам о своем теле прибавилась забота и об одежде, но делать было нечего и я старалась. Но, казалось, все мои усилия ни к чему не приводили – убрав местность и приходя туда несколько дней спустя, я обнаруживала почти ту же самую картину – руки прямо опускались. Несчастная русская княжна. Неужто я тут вообще одна так работаю? К счастью, моей целью было не вычистить дворец, а утихомирить внимание всех в округе, чего я в конце-концов и добилась. Теперь никто не провожал меня взглядом, если я куда-нибудь шла с ведром или ставшим достопримечательностью веником. Никто не давал мне новых участков работы, привыкнув, что я сама их назначаю себе и работаю, не покладая рук. Я оказалась предоставлена сама себе. План мой работал. Поэтому я стала все ближе подбираться к королевским комнатам. Очень удобно, повторяю, быть уборщицей – вообще никто не замечает. Меня словно и не было – так, я проходила сквозь полные залы, не встретив ни одного взгляда или жеста. Кстати, про тайные ходы – многие их них, те, что не были тайной самой правящей семьи, были давно изучены самими слугами, так что подсмотреть за кем-то из знати – было чуть ли не самым изысканным удовольствием у прислуги. Поначалу этого ждали и от меня, но я упрямо показывала, что я здесь только, чтобы работать, поэтому я стала неинтересна даже с точки зрения шантажа, что здесь цвел буйным цветом – все друг про друга почти все знали и при обиде какой – это моментально всплывало, поэтому частенько здесь менялись кадры рангом, хотя высшая мера наказания была все же редка – из города слуги приходили настолько редко, что я была, что синяя птица. Все слуги были потомственными и для них потерять ранг, заработанный годами упорного труда было страшнее смерти, так что шантаж был весьма действенен. Я ни под кого не копала, ни на чье место не претендовала, ни от кого ничего не требовала, в надзоре не нуждалась – и я пропала с их поля зрения.

   В конце-концов, окрестности королевских покоев стали мне доступны – нужно было только непрестанно убираться. Я слушала и вылавливала разговоры про короля – оказывается, он страдал какой-то болезнью, частенько впадал в беспричинный гнев или начинал рыдать и нести бред, просил его спасти, говорил, что его окружают враги и мучают чудовища – был неадекватен и очень боялся демонов. В приступах агрессии мог убивать людей и ему старались не попадаться, везде видел темные силы и именно это обстоятельство, я думаю, позволяло инквизиторству расцвести. В демонизме подозревали всех и с горячего одобрения монарха всех подозреваемых же и истребляли. А уж под шумок сама инквизиция забирала себе все, что хотела. М-да-а, приблизительно это я и подозревала. Что, интересно, мучает короля? Уж не еще ли один путешественник, как я? Надо бы с ним поговорить, по нашему, по современному. В глаз ему, в глаз!

   И я стала дожидаться приступа. И дождалась. Вечером, моя полы, я услышала крики и грохот, а затем мимо меня пронеслись фрейлины с криками, что опять его величество не в себе. Мне пора.

   Отложив ведро и вытерев руки, жалея, что негде их вымыть по-привычке, я аккуратно пошла к королевским покоям. На моем пути попадались только спешно покидающие это крыло люди – никто не хотел оставаться поблизости от бушующего короля. Я проходила комнатами и залами – и все они стремительно пустели. Репутация короля была настолько страшной, что когда я нашла его комнаты – по огромным красивым дверям – возле них даже не было стражников, что вообще невероятно. А за дверью сейчас было тихо. Я оглянулась, посмотрела по сторонам и тихо подкралась к двери. Самое здоровское во дворце – это то, что королевские двери не скрипят, так что в комнату я пробралась совсем тихо и так же тихо прикрыла за собой огромную створку. Комната тонула в полумраке. По ней были разбросаны вещи, оборваны гардины и валялись скинутые предметы. Прямо от дверей я увидела самого монарха – он скорчился на краю кровати и схватился за голову. Но не это меня удивило. Я видела, как фигуру короля облегает гораздо большая, полупрозрачная, темно-серая фигура – громадная и страшная. И когда король повернул голову, одновременно с ним повернулась и эта фигура. Дура, и что я пришла?

   Низкий мужской голос спросил:

   "Ты зачем сюда пришла?"

   "Я на тебя посмотреть хотела" – смело ответила я, не в силах отвести глаз

   "Посмотрела?" – хихикнул голос и король прямо без разбега подпрыгув, преодолел почти все пространство от кровати до двери, где находилась я. Я не взвизгнула только потому, что это в равной степени было губительно – услышат меня или нет. Вместо этого я метнулась в противоположную сторону и теперь мы были разделены кушеткой. Демон, обволакивающий короля, внимательно меня рассматривал.

   "Ты зачем вселился в короля?" – высказала я ему претензии и он удивился:

   "Ты меня видишь?"

   "Вижу" – отмахнулась я – "Так зачем ты вселился в него? Ты знаешь, что из-за тебя он стал паранойиком и благодаря тебе в стране расцветает насилие – людей жгут и пытают, просто так, по огульным обвинениям, по неосторожным словам, да еще и по интересам инквизиции, которую ты поощряешь"

   "И буду поощрять" – ухмыльнулся он – "Я хочу найти всех своих братьев и поубивать их, сделаться единственным демоном и править миром"

   "Да ты псих" – искренне возмутилась я – "Каким миром? Твои возможности не выходят за пределы дворца, а, по большому счету, за пределы страны. Ты с этим-то справиться не можешь, а туда же, на мир покушаешься"

   "А чего это ты меня не боишься?" – внезапно осенило демона

   "А что, обычно боятся?" – с интересом спросила я

   "Обычно белеют, седеют, падают в обмороки или убегают"

   "Ну, видимо, они просто не пытались поговорить с тобой по-человечески" – предположила я

   "А по-человечески со мной и не получится" – хохотнул он – "Человек меня и не увидит"

   "Ага, счас, я-то увидела" – парировала я

   "Ну так ты и не человек" – прищурился он

   "А вот хрен тебе, с чесночком и маслицем. Я человек. И это звучит гордо"

   "Что ж тут гордого, если я сильнее человека – вот, смотри, он мне подчиняется" – и демон заставил короля пройтись колесом, подпрыгнуть до потолка и покачаться на гардине.

   "Это потому, что он забыл, что сильнее тебя. А на самом деле – он могущественнее. Ведь ты живешь только в одном мире – нематериальном, а ему доступны оба – материальный и нематериальный. Ты без него не смог бы здесь быть"

   "Что ты все человеком меряешь? Для тебя человек что – эталон?" – буркнул демон

   "Да, человек для меня – самое любимое, самое лелеемое и оберегаемое существо, созданное Богом"

   Мелькнула мысль – как бы этот сложный разговор еще и запомнить, чтобы перенести на бумагу? А еще я заметила, что теперь мы разговариваем напрямую – король и моя девушка в этом разговоре не участвовали. Я умудрилась вырасти до размеров демона и теперь мы общались наравне, без тел. Тела стояли безучастно. Блин, как занятно, если бы не разговор – внимательно изучила бы данный феномен. И себя заодно – это ж надо – так из тела высовываться. Демон, кстати, утратил всю свою агрессию, если заметили, как только не увидел привычной реакции на себя. Вывод – относись к ... м-м-м-м, собеседнику игнорируя его природу – и он не сможет вести себя, согласно своей природе. Все в этом мире ждет отклика – даже демоны, и не находя его – теряются.

   "Ну так и смотри, как я над ним издеваюсь" – захохотал мой собеседник. Нет, что-то остается...

   "А зачем, кстати, он тебе понадобился?" – заинтересовалась я

   "Для адреналина – мне остро не хватало ощущений" – честно ответил демон

   "Ты знаешь, что такое адреналин?" – аж раскрыла рот я

   Тот недоуменно нахмурился, потом кивнул:

   "Адреналин, фермент гормональной системы человека, что откроют несколько десятилетий спустя"

   Мне стало крайне интересно:

   "Так для тебя тоже не существует времени?" – я прямо прониклась к нему теплотой и нежностью. Родная душа, живет, как и я!

   "Для нас для всех, кто существует за пределами бытия – времени не существует"

   "Эй, подожди, я-то существую в пределах бытия" – не поверила я. Рассказала о том, как вижу и где бывают и он хмыкнул. Весь разговор прошел совершенно нетипичным для меня образом – обмен картинками, что даже мозгом не успели осознаться, но теперь я знала, где бывают такие, как он, а он знал, где шастала я.

   "Так потому ты и видишь души, что смотришь снаружи" – просветил меня демон – "Души, находящиеся внутри в одном пространстве, друг друга не видят"

   Да, точно, поди все это запомни, чтобы потом записать. Может, мне сюда заходить с блокнотиком или, лучше, диктофоном? Вот пишу сейчас и понимаю, что половину уже забыла. Мы, меж тем, продолжали.

   "Собственно, хорошо, что мы о людях заговорили, потому что подходим к сути моего появления здесь" – теперь уже демон на меня смотрел с интересом – "Ты не мог бы, хм-м-м, короче, уходи из короля"

   "А то что?" – заинтересовано подошел он ближе. А, действительно, что?

   "А то я буду тебя выгонять" – честно ответила я. Тот расхохотался:

   "Как? Ты сама-то едва в этом теле держишься, а мало того, что я силен, так еще и душа, которую я контролирую, сильна – до сих пор сопротивляется, зараза, да и тело у него покрепче твоего будет"

   "Ты за мое тело не беспокойся, я им, в отличие от тебя, одна распоряжаюсь, а тебе может помешать настоящий его хозяин"

   "Так потому и одна распоряжаешься, что душа этого тела из него ушла. Оно теперь только тобой поддерживается, забирает твои силы. Я в любом случае сильнее"

   "Э-э-э-э, так, поясни – как это душа из тела ушла? А я тогда как в нем все еще держусь?"

   "Да мертвая девушка, мертвая. Только тобой тело и держится."

   "А-а-а-а, а-а-а-а!" – забегала я кругами, чем немало повеселила демона – "А-а-а, какая гадость, тьфу, чур меня, чур" – отряхивалась я от мерзейшего ощущения мертвечины

   "Так!" – резко остановилась я на повороте и уселась прямо на пол, для успокоения – "Так я что, выходит, зомби?" – мне утвердительно кивнули – "Тогда понятна и сила притяжения этого тела и постепенно нараставшие ощущения от оживающих рецепторов, и то, что управлять им в разы легче, чем когда вдвоем в одном теле. И что душа не отвечала на мои вопросы – тоже понятно. Так, я – зомби. Тьфу, какая гадость. А ты, ты – кто?"

   "Как нас только не называли. Пусть будут демоны" – подошел он поближе

   "А откуда вы вообще взялись?" – я все еще сидела на полу, это почему-то здорово успокаивало

   "Мы возникли из-за противоречий, сомнений, раздирающих Бога. Мы – это отражение противоречий, разрывающих его"

   "Бога? То есть вы его знаете? Ой, а вы его видели? Какой он?" – заинтересовалась я

   "Поди его увидь, если он вездесущ и неуловим" – погрустнел демон

   "А хочется?" – я, наконец, встала и снова оказалась одного с ним роста

   Демон совсем задумался:

   "Я не знаю. Ведь мы возникли от того, что приносит боль Богу. Захочет ли он нас увидеть?" – он подошел совсем близко и я увидела в его глазах смертную тоску нежеланного ребенка.

   И мне стало его очень-очень жалко. Я помню, какие раздирали меня противоречия, когда я была Богом, я помню, какие меня мучают сомнения в реальности – и я понимаю опасения демона. Если бы я была Богом, захотела бы я увидеть отражение своей боли? Я положила руку на руку короля, показывая, что я понимаю настроение демона. Он меж тем рассматривал меня:

   "А ты не похожа на отражение противоречий, ты – кто тогда?"

   Я вздохнула:

   "Если бы я сама еще знала, кто я..." – помолчали и я продолжила – "И давно ты тут?"

   "Именно с этим человеком уже четыре года" – ответил демон.

   "А серьезно, прекрати мучать короля – это же ни к чему хорошему не приведет" – тихо просительно сказала я

   "Но мне нравится!" – искренне недоумевал демон – "Мне приятно чувствовать боль других, это как наивысшее наслаждение, почему я должен от этого отказываться?"

   "Потому что люди гибнут пачками, не зная, за что, просто так – из-за тебя" – продолжала тихо я

   "Так это нормально, ведь я тоже – воплощение боли. Что мне до них? Никто ведь не спрашивает, каково мне" – демон заглянул мне в глаза.

   Казалось бы, мне стоило разозлиться и закричать, что он – негодяй и эгоист. Раньше бы я именно так и поступила. Бросилась бы его обвинять, возможно, дралась бы – ведь именно для этого я сюда и шла... Но... Но в его глазах плескалась тоска. Та самая тоска ребенка по родителям, тоска замерзающего под холодным дождем котенка, грусть от незнания ничего, кроме боли и опасение увидеть то, что было самым желанным – родителя. И мое сердце наполнилось нежностью. Это была совсем новая для меня реакция. Раньше, когда я ходила в брюках, я бы отстранилась и сказала, что его страдания меня не касаются, но теперь, когда я уже год ходила исключительно в юбках – что-то во мне изменилось, добавив мягкости, нежности и понимания – исключительно женских качеств. Как занятно переплетаются события в моей жизни...

   И я, неожиданно для себя, подалась вперед и заключила его в обьятия. Он дернулся от неожиданности, но ничего не успел предпринять – все видимое пространство затопило золотое сияние. Оно было настолько ярким, что перебило свет солнца, бьющего мне прямо в глаза в реальности, где я сидела в маршрутке, по дороге домой. И еще на сердце разливалось тепло. Сияние ширилось и росло, казалось, пределов ему не будет, но оно начало ослабевать и свиваться золотистым червячком в моем сердце, потихоньку отдавая мне свой жар. Я и сейчас, когда пишу эти строки, чувствую этот жар в сердце. Там, успокоенный, преображенный, свернулся бывший демон, медленно тая, отдавая ненависть, ставшую теплом – сомнения, ставшие уверенностью. Все-таки я оказалась сильнее. На сердце плавала нежность – прощай, маленький. Бывший таким грозным, ты был всего лишь забытым ребенком... Я открыла глаза и посмотрела вокруг. Тело девушки лежало на полу и не было никаких сомнений, что она полностью и окончательно мертва. Я слишком вышла из тела, когда обняла демона и она этого не пережила. А с пола поднимался король и его глаза были осмысленны – в них жил человеческий разум. Я подлетела к нему и погладила по голове – не беспокойся, мой хороший, теперь тебе ничего не угрожает. Он недоуменно завертел головой, но меня увидеть не мог, тела я лишилась – да и слава Богу, мало ли, что бы он подумал. На королевский зов прибежали люди и тоже уставились на мертвую девушку – что она тут делает? Король приказал вынести ее и похоронить с почестями, потому что она явилась причиной того, что он оказался освобожден от демонической власти. Какое счастье, что он нормально истолковал свое пробуждение на полу в компании с мертвецом. Мог бы ведь и обвинить, что это ведьма пришла наложить на него страшные чары, да только сама же и не выдержала их силы – да и повесить на королевской стене в назидание. И продолжить бесчинства. А он оказался нормальным, адекватным человеком. Покинув его, я полетела к знакомому дому. Теперь весь город, где я провела почти год, казался незнакомым – он тонул в полумраке и ему не хватало живой силы людей, явственно чувствуемой, когда находишься в мире поматериальнее. Бедные призраки... Я подлетела к приютившему меня дому и остановилась у дверей – интересно, мне можно войти? Словно в ответ на мою неслышную просьбу – дверь отворилась и за порог выглянула Ирмильда – посмотрела на улицу, выглядывая кого-то, вздохнула и начала закрывать дверь. Прежде чем она окончательно закрылась, я проскользнула внутрь. Это в пределах дворца я пронеслась через стены внаглую, а дом бывших ко мне добрыми людей – это святое, к нему нельзя без уважения. Ведь дом – это территория комфорта человека. Как бы вам понравилось, если кто угодно сквозь него шастает? Вот я и стараюсь не шастать без спроса. Ирмильда села шить, вернувшись к прерванной работе, а я уселась напротив нее, наблюдая. Прости, теперь у меня нет осязаемых рук, чтобы еще раз тебя обнять. Полюбуюсь еще на тебя и уйду. Я посмотрела на дом молочника, скрытый для Ирмильды за стенами. Ведь она нравится ему, иначе бы он не помогал. А она заперла себя в четырех стенах. И я нашла способ отблагодарить за доброту. Я подлетела ближи и обняла ее своими руками – она их не увидит, но, кто знает, может быть, хотя бы почувствует?