Текст книги "Скитания души неприкаянной(СИ)"

Автор книги: Юлия Абрамова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

   Ой-ой, похоже паллиативные меры на меня не подействовали, то есть теперь, по логике хирургов – надо резать. Я судорожно сглотнула – дожидаться хирургического вмешательства мне совсем не улыбается. Поэтому я начала дергаться и выворачиваться, стремясь выпутаться из ремешков. Фигушки – тонкие, прочные, они надежно обхватывали мои запястья и совсем не скользили, а чтобы ослабить петли, нужно было сократить расстояние между руками и хоть как помочь одной руке другой. Обхвата моих рук не хватало, чтобы свести руки сзади за столбом, как я только не извивалась. Ну что я вечно во всякие передряги попадаю, а? Да без меня эта девушка уже либо погибла от голода, либо замерзла – она ж двигаться не могла, так бы и сидела, где ее выкинуло. Ну и плюс дикие животные, но их я сама боюсь. Сдавшись, я замерла, оперевшись на столб. И снова заснула – усталость была просто нечеловеческая. Проснулась от предутреннего холода – меня-то никто ничем не накрывал. И тут с холодка в голову стукнула свежая мысль. Я выгнулась и вывернулась, заламывая руки и ремешок перекрутился, а я оказалась лежащей с запрокинутыми над головой руками. Так я подползла к столбу и обняла его – как раз длины моих рук хватило, чтобы они соприкоснулись. Так как ремешок был надет на мои руки в виде петель, а не узлов, я просто потянула кожаную полоску и она поддалась, выпуская руку. О, счастье, я свободна! Вторую руку я освободила вообще за секунды. Запястья, перетертые ремешками, когда я елозила ночью, горели и полыхали красным, но это так, мелочи жизни. На цыпочках я подкралась к выходу – никого. Все спали, только где-то далеко ходили часовые. Чудненько.

   Так же тихо я выскользнула и, крадучись, пошла мимо разновеликих и разнообразно украшенных типи, обходила костры – а вдруг уголек хрустнет?, замирала в тени жилищ, если показывалась человеческая фигура или прижималась к земле, если других укрытий не было. Таким образом я добралась до края их стоянки и тут уж, оглянувшись и убедившись, что поблизости нет никого, кто мог бы меня заметить, рванула со всех несвоих сил. Бежать пришлось с передыхами, но это уже моя вина, не индианки. Я-то помнила, что у меня с физической нагрузкой не очень и мозги автоматически проецировали усталость на менее уставшее тело девушки – у нее с физнагрузками было явно лучше, но это я заметила еще в первые мгновения, когда пластика ее движений сбивала меня с толку. Так или иначе, перебежками с передыхами я успешно удалялась от лагеря. Погони за мной не было. До самого-самого рассвета. Но стоило мне расслабиться, как тут же случилась вселенская свинскость. По привычке я оглядывалась назад и поэтому в лучах восходящего солнца моментально увидела нескольких всадников, весьма успешно меня нагоняющих. Вот черт! Оглянувшись вокруг, я не увидела никакого возможного укрытия на ближайшие десять километров. Ну и куда мне бежать? Тем не менее я не могла просто стоять и ждать, когда они подъедут и преспокойно схватят меня опять. Надо бежать – вдруг да что случится? Ну там гроза? Я посмотрела на небо – там не было ни одного облачка, а дождь, прошедший вчера, вообще после себя никаких следов не оставил. Хм. Или землетрясение? Или, появятся еще какие племена, враждующие этим и про меня забудут? Ну мало ли? Не могу я просто стоять только от того, что меня уже заметили и прятаться мне негде. Поэтому я со всех ног ломанула дальше. Лошадь движется быстрее человека, поэтому бежать мне пришлось недолго, но все равно, когда топот раздался совсем рядом, дышала я уже, как загнанная собака. Я спринтер, а не марафонец, надолго меня не хватает. Впрочем, ловить меня руками никто и не собирался – в воздухе свистнуло и меня накрыла сетка, напрочь спутав мне все конечности и еще обмотавшись вокруг меня, больно хлопнув напоследок грузиками, что были привязаны к концам сетки. И я кулем с разбега свалилась на землю. Больно, кстати, еще и щеку, локоть и бедро расцарпала. Я хмуро лежала, не будучи способной даже пошевелиться. Спешившись, ко мне подошел индеец, молча закинул на лошадь и так же молча, в сопровождении еще шестерых мужчин, поехал обратно. Этот индеец был не тем, что меня вытащил, тот ехал поодаль, но рассмотреть его я не могла, потому что утыкалась носом в бок лошади. Так, между прочим, ехать совсем невыносимо, поэтому я попыталась хоть как облегчить себе существование. Но мои телодвижения были пресечены на корню тяжелой ладонью, прижавшей меня к крупу. Тот, кто меня вытащил, подъехал и что-то сказал тому, кто меня вез. После чего меня перевели в сидячее положение и дальше я спокойно ехала в более-менее удобных условиях, не преминув благодарно улыбнуться за улучшение качества жизни. Мужчина отвел глаза. Через некоторое время мы вернулись туда, откуда уехали. Меня сняли с лошади и распутали, плотно затем обступив. Да я и не дергаюсь даже. Я, вообще, тихая, мирная и даже не сопротивляюсь....

   Подошел, тяжело ступая, старый индеец, что ночью передо мной вытанцовывал. Остановился, оперевшись на длинную палку, и угрюмо спросил:

   "Руи на нечЕто?"

   Я огрызнулась: "А что вы меня пугаете? Знаете, как страшно мне было там, внутри? Вы ж ничего не обьясняете. Хмуритесь, связываете и вообще, ведете себя, будто я очень опасное существо. А я девушка – молодая, впечатлительная, мне страшно. Что вы от меня хотите? Вот и убежала, от греха подальше. А вы меня, ровно дичь, обратно привозите. Эх, что я вам тут распинаюсь, вы ж меня нифига не понимаете?" (Их языка не знаю, перевести не могу, но это никакого значения не имеет, потому что они меня тоже не понимают)

   Они отступили, впечатленные моей явно связной и очень пламенной тирадой. Старик махнул рукой и меня снова отвели в типи. На этот раз одну не оставляли и ждать мне пришлось недолго. Ну хоть не связывали, хотя, может, если бы я дернулась, тут же бы и прирезали, даром, что ли, рука у моего охранника с ножа не слезала? Буквально совсем скоро меня вывели и подвели к столбу, куда и привязали. Сердце неприятно екнуло. Затем начали обкладывать травой и сучьями, привезенными, как я понимаю с собой, потому что поблизости лесов не было. Я не задергалась только потому, что раскладывали не прямо вот подо мной, а на расстоянии, формируя тот же круг. Поэтому я пока молча наблюдала. А ведь они только добра желают этой девушке, меня из нее изгнать хотят, их не обвинишь в жестокости. Только бы по незнанию обеих нас не убили... Когда круг был завершен, его подожгли и травы стали испускать дым – сладковатый и дурманящий. Я слышала звуки каких-то инструментов, слышала снова напевную речь старичка и тихие песни вокруг, но ничего из-за дыма не видела. Потом у меня закружилась голова, меня замутило, я сильно ослабла и сползла по столбу на землю. Голова стала чугунной-чугунной и просто упала на грудь, звуки отдалились, тело все меньше меня слушалось и в какой-то момент я перестала его ощущать. Одновременно прошла слабость и дурнота. Я подняла голову и встала. Веревки уже не держали меня, я была свободна и, кажется, могла уйти. Но пока я не торопилась, оглядываясь и наблюдая. Находилась я в каком-то фиолетовом тумане, который делал очертания привычной уже местности размытыми и нечеткими. Круг, в котором я находилась, ярко светился, в воздухе летали черные хлопья, а подняв глаза к небу я увидела только темноту, которая словно слоями черного дыма застилала небо. Потом черные хлопья исчезли, уступив место ярким искоркам, круг тоже исчез, а вся поверхность под ногами стала подсвечиваться тем же фиолетовым цветом – красиво. Только я хотела пойти исследовать новую область, как из туманной завесы, что мешала четко разглядеть окружающую обстановку, выступил тот старичок-шаман. Он входил осторожно и напряженно, но увидев меня в недоумении остановился. Я с интересом осмотрела себя, думая, чем же я его удивила. Собственно, после этого удивилась я сама. Я выглядела ровно так, как в данный конкретный момент находилась в реальности. В реальности в этот момент я ехала в маршрутке с работы домой и закрыв глаза, наблюдала такую картину – на мне были вполне привычные юбка, рубашка, куртка и туфли, что меня несколько удивило. Я еще ни разу не оказывалась "там" в цивильном. Закончив осмотр себя, я снова перевела взгляд на старичка. Тот тоже внимательно смотрел на меня, все больше опуская оружие, наготове с которым входил.

   "Так ты не демон?" – спросил он

   "А я похожа на демона?" – огрызнулась – "Нет, вроде бы я не демон" – с сомнением продолжила и еще раз на всякий случай оглядела себя, убеждаясь – "А как вообще демоны выглядят?" – испуганно уточнила я. Ну, кто его знает, какие они?

   "Да, ты точно не демон" – ошеломленно покачав головой, сказал старичок. Тут только я обратила внимание, что вполне его понимаю:

   "Эй, я понимаю тебя. Как?"

   "Здесь все друг друга понимают. Тут нет барьеров для общения. Зачем ты мучаешь эту девушку?"

   "Я? Я ее не мучаю. Я вообще туда случайно попала. Она как то вывалилась откуда-то, причем именно в этот момент я в нее и попала. И посмотри сам – ее душа сломлена и спит, без меня она не сможет сейчас жить. Я ей сейчас только пользу приношу" – я посторонилась, открывая его взгляду душу девушки – та темным комочком безучастно располагалась неподалеку, никак не реагируя на происходящее. Старичок, увидев ее, убедился, что я не вру и еще больше успокоился.

   "Ты навсегда хочешь занять ее тело?" – он с подозрением смотрел на меня, вновь поднимая оружие

   "Нет, что ты – как только она очухается, я уйду – у меня свое есть, оно мне гораздо привычнее"

   "Поклянись на земле, что ты ее оставишь"

   "Ой, а как это?"

   "Приложи руку к земле и скажи, что отпустишь ее"

   Ну ладно, не вопрос. Тем более, что я не врала – мне она нафиг не сдалась. Я присела и положила руку на землю – та была горячая и мягкая:

   "Клянусь оставить это тело, как только ее хозяйке перестанет быть нужна моя помощь. Все?" – уточнила я. Старичок кивнул. Я отняла руку и увидела, как мой отпечаток горит ярким желтым светом. Старичок, увидев его, удовлетворенно кивнул:

   "Земля запомнила твои слова. Теперь я тебе верю" – тьфу, Фомы неверующие меня окружают.

   "Ай, ой, погоди – как ты меня распознал? Я ж вроде тихо себя вела?" – я аж подпрыгнула, боясь, что он уйдет, а я забуду спросить то, что мне интересно.

   "Тебя сразу видно было – ты слишком большая для этого тела" – загадочно улыбнулся старичок и больше не сказал ни слова. Загадка. Что, наши тела под душу, что ль, подстраиваются? Занятненько...

   "Теперь ты можешь возвращаться обратно" – милостиво разрешил мне старичок – "Мы примем тебя"

   "А... А как?" – смущенно заерзала я

   "Ты вошла в ее тело и не знаешь, как это сделала?" – брови старичка взлетели на лоб

   "Ну-у-у, вроде того-о-о" – неуверенно протянула я, ковыряя землю носком туфли – "Я случайно. Более того, я даже не знаю, где я сейчас нахожусь. Где мы вообще?"

   Старичок удивленно качал головой:

   "Мы находимся на обратной стороне сознания" – теперь уже вытаращилась я. Это как?

   "Занятно. Но я все равно не знаю, что делать" – я удрученно опустила голову.

   "Я тебе помогу" – раздалось сзади и, прежде, чем я поняла что-то, его руки толкнули меня вперед. Я обо что-то стукнулась головой и вырубилась.

Степная жизнь моя

   Маршрутка как раз доехала и темнота перед моими глазами сменилась привычным видом знакомого мира. Какое счастье, на самом деле, быть уверенным в том, в каком мире ты живешь. Тут мне все известно, тут я– это я, тут никто не кидается на меня только потому, что что-то там показалось. Здорово! Здесь меня ждут обычные дела, мои знакомые, мои привычки и мое, адаптированное под меня, пространство. Все-таки, как мне нравится просто жить! Что я раньше ныла? А-а-а, знаю, мне нравится, что сейчас я творчеством занимаюсь, вот и не тянет плакаться по поводу скучности жизни. Слушайте, отличный способ снятия депрессии – нужно больше психологов слушать – ведь, как один, предлагают! А, кстати, пока я тут разговариваю, я уже много переделала и снова, уже весьма привычно, закрыв глаза, открываю их совсем не туда...

  

   Проснулась я от того, что выспалась. Я лежала внутри типи, в области, специально огороженной для лежания, укрытая теплым одеялом – совсем ничего не осталось от враждебного отношения ко мне – ну правильно, я ж не бес. Я так, на минуточку вышла погулять. Типи изнутри все-таки бывает уютным, как бы не кричал мой предыдущий опыт знакомства с этим типом жилища. Здесь это – настоящий дом – ухоженный и по-своему красивый. Сквозь дырку сверху поступал свежий воздух и солнечные лучи, в свете которых плавали пылинки, завораживая и заставляя улыбаться. Посередине типи было место для костра и там не было покрытия, а вот у стен пол был чем-то аккуратно застелен и на это что-то были положены плетеные коврики, на которых я спала. Сюда уже в обуви не полезешь. От входа к месту до костра шла дорожка, ничем не застеленная, что тоже понятно. В нескольких местах были расставлены плетеные корзины с разными вещами – до некоторых можно было дотянуться, не разуваясь, некоторые были в "чистой" зоне – все было продумано и гармонично. Красота, одним словом. Пока я оглядывалась, полог откинулся и зашел тот самый индеец, что меня вытащил. Он шел с кружкой в руках и, увидев, что я проснулась, улыбнулся, подошел, присел на корточки, протянул мне кружку и сказал:

   "Ба саи римо ха руи"

   Я улыбнулась, беря кружку. Ничего не понятно, но все равно спасибо, очень приятно. Да, непонятно, несмотря на то, что что-то упорно хочет мне сказать, что я его понимаю. Я не могу его понимать, я не знаю их языка и все мои догадки – это не более, чем догадки. Не бывает так, чтоб вот сразу начали понимать абсолютно чужой язык. А я не языковой гений, я вообще, даже не факт, что на самом деле в этом теле – в конце-концов, все это происходит только в моей голове. Какой простор для психиатров!!!

   Пока занятая этими невеселыми мыслями я прихлебывала травяной сладкий напиток, кстати, горячий – он меня рассматривал. Потом протянул руку, коснулся меня, привлекая внимание и положил руку себе на грудь:

   "Кенайа"

   Я уточнила – "Ты – Кенайа"?

   Он кивнул. А мне как назваться? Я не знаю имени этой индианки, а ее душа молчит. Индийских имен тоже не знаю. Ну, кроме Махатмы, Шивы и Индиры – но они мне не нравятся. Я подумала и приложила незанятую чашкой руку к своей груди:

   "Ранита"

   В любом случае, пока я здесь, мне будет приятно откликаться на это имя, а шаман наверняка объяснил, что я тут временный гость, так что, когда я уйду, настоящий владелец этого тела вполне сможет называться своим именем.

   Кенайа улыбнулся. Он все пытался мне что-то рассказывать – большей частью мимикой, жестами и рисуя. Я слушала и смотрела, спрашивала жестами и картинками и даже на мгновения забывала, что мы общаемся на разных языках. Когда очень интересно и нравится собеседник, как то забываешь, что язык-то разный. Мы вполне научились друг друга понимать – пока в самых простейших вещах, но чужими уже друг-другу не казались. Оказывается, они здесь проездом и едут домой, на постоянное место жительства – там у них не походные строения, там у многих семьи, там хозяйство. Задержались тут ненадолго, меня выловивши, но сейчас снова собираются. Мне остро не хватало слов, чтобы знать подробности, но и то, что я узнавала, мне было очень интересно. Мы вышли на улицу, он провел меня по лагерю, показал – что и как делается. Люди, видя нас вдвоем, уже не сторонились меня, а улыбались, разглядывая. Так же мирно прошел и вечер – за костром с едой, за непонятной завораживающей речью сидящих вокруг, под светом крупных ярких звезд, в окружении шумно пыхтящих коней и незаметно лежащих собак. Это мне еще спасибо сказать надо, что меня ими не травили – говорю же, они с самого начала мне зла не желали, как девушке – они помочь хотели. Тут вспомнилось, как они девушку от меня очищать собирались. Со стороны если зарисовывать, то вполне себе костер, только вот значение у него другое – круг, чтобы не сбежала, столб с веревками, чтобы не вырвалась во время обряда, огонь – из трав, чтобы попасть "туда" и еще для чего-то. Мой бог, а ведь кто-то со стороны, да с больной фантазией, увидев такие зарисовки вполне мог бы подумать, что это настоящий костер и очищение – это сжигание. Мать моя женщина, может вся инквизиция – это одна большая ошибка от неполного знания! Вся надежда на то, что все, что сейчас происходит – мое больное воображение, в противном случае мне больно за историю. Одно неправильное толкование древних знаний – и целая кровавая эпоха. Ой, мама, а ведь сейчас много всего находят при раскопках – чуть что недорасшифруют – и кто защитит от недоучек? Слава богу, что я не претендую на историческую достоверность – я никак ни подтвердить происходящее сейчас со мной, ни опровергнуть не могу.

   Теперь меня никто не сторожил, я вольна была идти, куда вздумается. Само-собой, моя любопытная натура начала с изучения окрестностей. Я удалялась от костра кругами, разведывая порядок расположения строений и принципы разбивки жилищ, пусть даже и временных. Они располагались весьма, кстати, занятным образом – концентрическими, накладывающимися друг на друга кругами – словно лепестки не до конца раскрывшегося цветка. Весьма мудрено... и красиво. Общий костер находился чуть в стороне от центра – одинаково достижимый с любой точки стоянки. Лошади были вольны ходить, где вздумается, но, видимо, с детства приученные, явно не пересекали определенную черту -там, где ходила большая часть людей. Они курсировали вокруг лагеря, словно огибая лепестки, и в самой ближней точке соприкосновения с людской частью стояли неподалеку от костра – не мешая, но находясь в пределах досягаемости в случае острой необходимости. Как так можно выучить животинку – ума не приложу. Во время моих блужданий я наткнулась на место, где другие лошади уже решили потихоньку укладываться спать – не все они, оказывается, стремились быть поближе к человеку. Пока я к ним присматривалась, ко мне подошла лошадь и приветственно фыркнула. Яблок у меня с собой не было, поэтому я просто погладила ее по морде. А потом еще и по шее, и по туловищу... Снова вернулась к морде – хороша животина! А она молча млела под моими руками – видимо, я ей понравилась. Когда я уходила, она грустно фыркнула мне в спину...

   Собственно, дальше потекла обычная, ничем не примечательная жизнь. Меня приняли в семью и учили жизни в новых для меня условиях. Действительно, они лишь ненадолго остановились тогда, когда случайно вместе с вечерней рыбой выловили меня. Уже на следующий день после описываемых событий, они снялись с места и пошли дальше. Дальше от скального обрыва, от истока реки, от места, где я осознала себя в новом теле. Всегда грустно прощаться с прошлым, даже если ему всего два дня. Передвигались довольно упорядоченно, но не в строгой дисциплине, меняясь с течением дня по группам, разделенным общими интересами. Вещей у них было на удивление мало, несмотря на то, что поход был довольно длительным. Самое тяжелое несли лошади – те, что ночью раньше всех укладывались. Соответственно, те, что стояли неподалеку от костра, были верховыми и всадники частенько забегали далеко вперед, проверяя проход или уезжали назад, прикрывая идущих от неожиданностей. Вообще, с лошадями тут очень интересные отношения. Есть общие лошади, лелеемые всеми и есть лошади, которые выбрали себе хозяев. Далеко не у всех была своя собственная лошадь. И те счастливцы, которые обладали лошадью, лелеяли их просто сверх всякой меры и были особо уважаемы, думаю, в силу объективных причин – чуть что, на лошади быстрее можно среагировать. Сами лошади, впрочем, не хуже всякой собаки были привязаны к своим хозяевам – норовистые под чужаком, хозяина слушались беспрекословно. Когда у лошадиной пары появлялись жеребята, все безжеребые жители деревни приходили их смотреть – и если жеребенок к кому тыкался носом, а тыкнутый принимал жеребенка – считалось, что они нашли друг друга. Кстати, такое бывало далеко не всегда. Даже окруженные всемерной любовью, новорожденные жеребята частенько сторонились людей – кто знает, может, порода такая? Недоверчивая? Нашедших друг друга было очень мало, но это была связь до гроба. Такая вот взаимная любовь. Я было сначала подумала, что, не успевши появиться, уже обзавелась таким же другом, но меня ждало разочарование. Та лошадь, что доверчиво тыкалась в меня носом вечером, была лошадью-учителем для молодняка индейцев. На ней учились ездить все в деревне. Вот и подходила она ко мне знакомиться – новенькая же. Ведь вне зависимости от того, была ли у тебя своя личная лошадь или только общественная, а ездить верхом умели все поголовно. Кстати, колесо есть даже у индейцев и пусть мне не говорят, что они дикари – простенькое, совсем непривычное для моего современного глаза, но колесо – есть!!! На нем и катили типи, да еще вещи, что потяжелее. Остальное, весьма немногочисленное, несли в руках, ничуть не заморачиваясь весом и шли, кстати, весьма ходко. Кенайа теперь неотступно следовал за мной – учил языку, хозяйству, обычаям. С лошадью было легче – какие-то навыки у меня, как ни странно, остались после "Сказки". Я научилась готовить по-ихнему, научилась распознавать виды ветров, научилась узнавать что можно есть, а что не стоит. Узнала, как распознать скрытый в породе гор разлом, как не попасться на охотничьей тропе животных, как узнавать, что впереди есть водоем, распознавать своих и чужих – это вообще целая песня, но издалека хватает и пары признаков. Я все так сумбурно, потому что сама до сих пор не могу уложить все это в голове – меня обучали всему и сразу – плюя на языковой барьер, на разницу культур, на мою, хм, одержимость. Просто – жили рядом и учили, как свою. И это давало плоды – пусть связно я все вряд ли смогу сейчас описать, но на подкорке что-то явно откладывалось, потому что видеть вокруг я стала больше, распознавать знаки этих степей яснее, понимать окружающих людей лучше. И, знаете, они жили – гармонично. Непонятно и странно для взгляда со стороны, они жили, идеально вписываясь в среду обитания, и тем привлекли мое немое обожание. Я, вообще, очень уважаю такой, гармоничный образ жизни. До сих пор не могу понять, почему Кенайа со мной не расстается – то ли я ему понравилась, то ли ему было поручено меня воспитывать, если уж выловил, сам он захотел или его попросили?.... Почему-то в какой-то момент это стало для меня важно. Немного привыкнув к себе, к нему и к жизни, в которую попала, я поймала себя на мысли, что он-то мне очень нравится, но я опять-таки не знаю – мои это чувства или девушки, что потихоньку, под влиянием обычной размеренной жизни стала просыпаться, заставляя меня потесниться. А мне-то как раз начала надоедать такая жизнь. Поначалу мне все было интересно и я не понимала тех, кто говорил, что ему скучно. Но, оказывается, все дело было в новизне ощущений. Чем больше она притуплялась, тем скучнее становилось и мне. Знаете, самый лучший способ избежать одержимости – жить самой обычной жизнью. Я теперь в глаза плюну сценаристам фильмов про одержимых – ну скажите мне, нафиг занимать тело человека, если оно изо дня в день занимается одним и тем же? Ходит на одну работу, возвращается в одно место, делает одно и то же? Интересны те, чья жизнь кипит впечатлениями – вот у них есть реальный шанс стать одержимыми. Заявляю со всей ответственностью беса! Мне самой начало становиться скучно. Восемь дней – и ощущения притупились, мне хотелось приключений, куда-то нестись, что-то делать, что-то узнавать. Но я все равно оставалась – ну красиво тут у них, необычно, да и Кенайа... В-общем, как раз через две с половиной недели мы пришли туда, куда стремились. Тут и впрямь сразу было видно, что живут прочно и давно. Вроде те же типи, но куда основательнее и мощнее сделаны – выше, просторнее, прочнее. Домашняя живность, разделанные участки земли с посадками, хозяйственные пристройки. Очень непривычно для меня и интересно. Самое забавное было все же пока вычленять в речи индейцев знакомые слова – непонятная вязь слов и среди нее, как бриллиант, известное выражение. Таких день ото дня становилось больше. Поэтому я легко смогла понять, почему меня спокойно приняли оставшиеся здесь – те, что впервые меня увидели. Из-за шамана. Доверие к нему было почти безграничным. Таким, что впечатлило даже меня. Одно то, что он принял меня, хватило для того, чтобы никто меня не боялся. Даже вождь – внушительный дядя в летах, только осмотрел меня, подозвал шамана и что-то уточнил. По-моему, он тоже имел навыки шаманизма и увидел, что я – это не совсем я, по крайней мере, взгляд его прошелся по мне точно так же – сначала прямо, потом по бокам, потому вверх-вниз. Шаман что-то объяснил вождю и тот качнул головой, размышляя, снова оглядел меня, а потом просто развернулся и ушел. Оказалось, что так меня приняли. Вот, кстати, сейчас пишу и удивляюсь, как много всего мне удалось запомнить – казалось, я была там набегами, по схеме, отработанной еще в "Сказке" и, когда выходила, отмечала только сам факт моего там нахождения, а сейчас печатаю и удивляюсь, сколько подробностей всплывает, заставляя раз за разом возвращаться и смотреть, написала я это или пропустила.

   Как бы то ни было – мы прибыли и началась оседлая жизнь. Потянулись дни, наполненные заботами, учебой и привыканием. Я потихоньку привыкала жить индейской жизнью, их слова все более осмысленно звучали для меня, я увидела, как рождается дружба между жеребенком и человеком. Из двух жеребят один-таки подошел, покинув мамкину защиту, и осторожно понюхал протянутую ладонь. Мамка, кстати, была общественной, отец – личным – может, потому так и потомство для себя определилось? Выбранный был мальчонкой лет тринадцати – шестнадцати, но никто не оспорил его право на лошадь ввиду его малолетства. Так принято. И я частенько наблюдала потом, как жеребенок, ровно привязанный, хвостиком волочился за хозяином, тыкаясь ему носом и требуя внимания. Он бы, мне даже казалось, и не кушал мамкино молочко, если бы хозяин рядом не стоял – это совершенно другая любовь, чем я наблюдала у своих домашних животинушек. Я стала полностью частью деревни – так же работала, так же веселилась. Шушукалась в меру своих возросших способностей с девушками, рассказывая им свои секреты красоты и узнавая их, подтрунивали над мужчинами, что перед нами хвосты свои распушали, внимала старшим бабушкам и дедушкам, научившись бежать к ним за советом если сама не знала, что делать. Я влилась и в эту среду почти тихо и незаметно. Тут помню, как один человек в реальности все постоянно пытался меня обвинить, что я отношусь с небрежением к другим народам, на грани презрения. А у меня невольно выскакивает мысль – какое же тут может быть небрежение, откуда – если я бог знает где еще могу оказаться, с кем еще вот так пожить? Или – уже пожила – я ведь не знаю, какой сейчас год от рождества христова здесь? А ведь они становятся мне почти родными и любимыми. Мне так скорее легче стать полностью толерантной, чем небрежной на грани презрения... Правда, это не обьяснишь тому, кто так не жил – каждый сам выпячивает свои заморочки.

   Я стала очень часто выходить оттуда и так же часто ненадолго возвращаться, мне оказалось очень сложно удерживать внимание при все более просыпающейся душе девушки. Без меня она по-прежнему застывала, но и меня так покорно уже не вмещала. Я загрустила, понимая, что осталась тут совсем ненадолго и увядшие было краски повседневности снова заиграли. Я все чаще замечала на себе взгляд шамана и думала, что недалек тот день, когда он попросит меня покинуть тело, как я и обещала ему тогда на земле. И еще я видела глаза Кенайи – он тоже понимал, что я тут ненадолго – и он не знал, что ему чувствовать – понравится ему настоящая обитательница тела или он будет скучать именно по мне? С какого-то момента он стал задумчивым и грустным...

Прости-прощай, мой милый край

   В первый раз занырнув в «туда» – я увидела пустоту. Пустоту, где не было ни света, ни ориентира, ни хоть чего-то привычного для человеческих чувств. Я научилась избегать этой пугающей меня пустоты, перепрыгивая сразу туда, куда мне нужно – это было легко – ведь тело, куда я прыгала, принадлежало мне, оно словно ниточкой было связано именно со мной. Но когда я закончила сказку и впервые вошла «туда», не имея желания создать собственное тело – я снова очутилась в пустоте. Потом появилось тело, готовое меня принять и я подумала, что опять смогу избегать этого пугающе непривычного места. Но когда я, вынырнув впервые, захотела вернуться в то же тело – меня ждало удивительное открытие – я понятия не имела, куда мне двигаться. В темноте теперь мерцало множество искорок, которых раньше там не было – и какая из них вела к моей индийской девушке, я понятия не имела. Эти искорки, как звездочки мерцали и переливались, перемигивались и гасли, вспыхивали и меняли цвет – нежно-перламутрово-голубые, нежно-салатовые, желтые, оранжевые и красные, они сияли и манили. Словно я смотрела на небо безлунной ночью в поле. Мне стало интересно и я решила посмотреть поближе. Я двинулась вперед и поймала себя на мысли, что я будто плыву в воде – та же плавность передвижения и никакой гравитации. Может, потому я с детства замечательно плаваю, что умение у меня это принадлежит тоже душе, а не телу? Я как пловец, мягко и плавно перемещалась в пространстве и достигла первой ко мне звездочки – и заглянула глазами кого-то в мир – на поле залитое солнечным светом. Шарахнувшись от неожиданности, я «переплыла» к другой зездочке – и снова «увидела» – мчашийся по рельсам поезд. Это души – дошло до меня. Я смотрю глазами людей, к чьим душам прикасаюсь. Я огляделась – меня окружали мириады душ – разных – мерцающих и горящих ровным светом, разноцветных, близких и далеких. Хм-м-м, занятно. А я как выгляжу? Осмотреть себя не получилось. В тот раз я смотрела от первого лица. И так и не найдя свою индианку, ушла – оказалось, прошло больше часа времени – а я там словно пять минут побывала – но я всегда говорю, что со временем у меня проблемы. Когда я зашла «туда» второй раз – все же до индианки я хочу добраться, я заметила, что полнее чувствую это место – появилось какое-то чувство, которое хрен опишешь, нету в моем словаре для него описания, только пространство это стало мне ближе и понятней. И в это раз я словно смотрела, как в играх от третьего лица. Так вот, я была чем-то таким непонятной формы, перламутрово-черным и непонятным. Испугавшись, я решила сделаться человеком – все же этот облик мне привычен. Получилось на удивление легко, только вот плавательные способности резко уменьшились – аэродинамика у тела другая. Я хмыкнула и решила вернуться, как было – я больше ценю скорость и легкость передвижения, чем четко определенный внешний вид. К тому же, перед кем мне тут красоваться? Снова я зависла в этой мерцающей звездами пустоте. Но теперь на меня напала мания исследования. Я решила получше узнать, что собой представляет то, где я нахожусь. Первое я узнала – тут я могу иметь любой облик. Второе... М-м-м, вспомнив свои приключения с видом от первого лица и от третьего, я решила узнать – а круговую панорму я себе могу устроить? В тот же момент я увидела все и сразу. Это было так страшно, что я поспешно себе вернула направленное зрение. Все же так привычнее, да и понятнее, куда, в случае чего двигаться – прямо. Поди угадай, где прямо, если видишь во все стороны. Хм-м-м, а какое по протяженности пространство отведено под этот «резервуар» душ? Я устремилась взглядом в одну сторону, в другую, по кругу и вглубь – везде была бесконечность. Казалось, где-то здесь должно оно закончится – уже давно не было видно ни одной души, но пространство словно тянулось за моим взглядом. Куда проникал взгляд – образовывалось новое пространство, продолжением того, что уже имелось. Так, ясненько, с этим закончили. Я снова вернулась к душам – там как-то поспокойнее, все же не одна, знаете ли. Я – человек – общественное существо, мне в компании спокойнее. Угум, если нет пространств, есть ли материя? Посмотрим. В окрестностях не было ничего, напоминающего материю, души не в счет, они немного не подходят под это определение. Вспомнив, как я измывалась над собственным телом, я решила создать материю – и сделала кувшин глиняный. Это на самом деле просто – берешь такие маленькие фигулевинки, которых вокруг дофигища – может, это атомы, может, эти, как их, кварки, а, может, что и еще помельче – и уплотняешь их концентрацию. Мне хотелось чего-то материального – а у меня это явно ассоциируется с чем то земляным, ну а к гончарному делу я всегда была неравнодушна, вот и получила. Кувшин висел в моей руке прямо посреди ничего. Я оглянулась, ища, куда бы его положить, не нашла, вздохнула, представила, что, если я его отпущу, он вечно будет плыть в пространстве – один, единственное материальное тело здесь, а вдруг кого, через многие миллиарды лет зашибет еще – и развеяла. Материю создать несложно, если знать, ЧТО ты хочешь создавать. Я знаю, что такое материя. А как было здесь до этого знания? Что здесь вообще – было? Кстати, если здесь нет пространства, может, здесь нет и времени? Посмотрим сначала... Вот между прочим, времени здесь действительно, нет – потому что заглянув в одну душу, я увидела Колизей с гладиаторами, заглянув в другую – старенький чадящий пароход, заглянув в третью – высоченные многоэтажки, в четвертую – дымящиеся руины... Я заглядывала во многие-многие окна и видела множество жизней – души, здесь находящиеся, были сразу все – от сотворения и ... и до меня. То и дело во мраке вспыхивала очередная звездочка или гасла та, что раньше светила. Заинтересовавшись, я подплыла к только что погасшей – она была, но не светилась, она темным комочком висела в пространстве – как черная жемчужина. Занятно – то есть, раз появившись, уже душу не сотрешь? Расслабтесь, мы живем не один раз. Слушайте, а ведь есть у людей поговорка, что как только рождается человек, на небе загорается звезда. Это что, тот, кто это сказал, тута был? Э-э-эй, люди, вы где? Вокруг меня не было никого, кто мог бы услышать мои вопли. Ну что они все попрятались? Мне тут одной скучно... И грустно... И некому лапу пожать... А ведь, действительно, похоже на ночное небо... А если посмотреть, что здесь было до душ? Я видела, как одна за одной исчезают звездочки – не гаснут, а именно исчезают, стираются. Пространство вокруг меня пустело и становилось все страшнее. В какой-то момент не осталось ни одной звезды – я снова висела в пустом непонятно чем, где не было ориентиров, не было ощущений, не было чего-то, за что можно зацепиться хоть одним человеческим чувством. И мне стало так страшно и так одиноко, что я не смогла вынести этого. Я закричала от ужаса одиночества и пустоты. Я не хочу быть одна! Не хочу! Звездочка, вернись! Мой крик растворился в пустоте... И спустя мгновение, словно услышав и ответив на просьбу, посреди пустоты засияла звезда – перламутрово-голубая, такая, как если смотреть из-подо льда на солнце глубоко-глубоко подо льдом, яркая, невероятно теплая и родная. Душа. Уф, меня отпустило. Теперь я была не одна и страшно мне не было. Она сияла, как бриллиант, щедро раскидывая свои лучи в полнейшем мраке. Завороженная ее сиянием я подплыла ближе. Такая теплая, такая родная – я нежно обняла ее, благодаря, что она есть. Счастье-то какое, она ЕСТЬ!!! Уф, нет, в самом деле, попустило... Это вам не на дне марианской впадины оказаться – там хоть бактерии есть... Я отплыла подальше и снова увидела, как пространство заполняется звездами. Я снова была окружена людьми. Не-е-е, больше я такие эксперименты не проводун. Страшно. Так, я хотела найти мою индианку. Метнулась в одну сторону, в другую – душ дофигища, а именно ее – не видать. М-м-м, чем отличается душа? Наверное, именем. Ведь только то, чему дали определение – может полноценно быть. Имени самой индианки я не знала, зато я знала, как назвала ее для себя. И я позвала в пространство – «Ранита». Раз позвала, другой. Отклик был, но настолько слабый, что уловить, откуда он, не представлялось возможным. Я слишком недолго называлась Ранитой, чтобы знать это тело. А найти-то охота! Тогда я закрыла глаза и сделала то, что делаю крайне редко – я положилась не на логику и умения, а на чувства. И меня медленно понесло куда-то с закрытыми глазами...