Текст книги "Гражданские войны в Риме. Побежденные"

Автор книги: Юлий Циркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Сколько времени Брут находился в Киликии, точно не известно. Когда весной 51 г. до н. э. Цицерон приехал в Киликию сменить Клавдия в качестве наместника этой провинции, тот вопреки обычаю не встретил своего преемника вблизи границы и не сдал ему тотчас дела, а в ее восточной части еще продолжал свою деятельность. Но Брута в это время в Киликии уже не было; он, вероятно, уже находился в Риме. Но и сравнительно недолгое пребывание в Малой Азии Брут использовал с большой пользой для себя. Он обладал довольно большим состоянием и часть его пустил в рост, давая большие деньги в долг как зависимым царям Галатии и Каппадокии, так и провинциалам, причем последним он ссужал деньги вопреки закону. Правда, Брут действовал через посредников – своих друзей Марка Скапция, Публия Матиния, Люция Главцию. Он добился (может быть, с помощью дяди), что сенат специальным решением разрешил эту финансовую операцию. Используя свое служебное положение, он с конным отрядом окружил здание городского совета кипрского города Саламина, так что пять членов совета даже умерли от голода, и заставил признать долг с процентами, в четыре раза превышающими законные. Сменивший Клавдия Цицерон пытался урегулировать спор между друзьями Брута (за которыми стоял он сам) и жителями Саламина, но в конце концов пошел, видимо, на уступки Бруту. Брут использовал близкое знакомство с Цицероном, чтобы и в его проконсульство добиваться своих целей в Азии и «проталкивать» друзей нате или иные выгодные и нужные должности. Позже Брута не раз обвиняли и в корыстолюбии, и в жестокости при «выколачивании» долгов, и в протекционизме, чем он решительно отличался от дяди.

После возвращения из Киликии Аппий Клавдий был обвинен в «вымогательстве», т. е. в произволе по отношению к провинциалам. Хотя Цицерон был обижен на него, он сразу же встал на его защиту. Правда, непосредственно защитить Клавдия он не мог, ибо находился не в Риме, а в Киликии, но его письма в защиту своего предшественника повлияли на ход дела, причем Цицерон не скрывал, что делал это лишь ради Брута. Клавдия поддержало и государство, т. е. сенат, который увидел в этом обвинении попытку дискредитировать одного из самых видных нобилей. Характерно, что Брут, хотя и являлся ближайшим помощником Клавдия, к суду привлечен не был. Похоже, он даже не выступал в качестве свидетеля.

Брут в это время был заметной фигурой в римской жизни. Он уже довольно давно, хотя, когда точно не известно, получил почетный титул princeps iuventutis – первого среди молодежи. Это означало, что когда цензоры составляли список всаднической молодежи, то первым в этом списке стояло имя Брута. Много позже, уже при империи, princeps iuventutis станет титулом сына императора как главы всаднического сословия. В эпоху же республики этот титул не давал никаких особых преимуществ, но был очень почетным и являлся знаком общественного признания.

В 49 г. до н. э. Брут снова находился в Киликии в качестве легата ее нового наместника Публия Сестия, верного друга Цицерона. Там его и застало начало новой гражданской войны. Сестий, естественно, примкнул к Помпею. То же самое вопреки всеобщему ожиданию, поскольку все знали о его ненависти к Помпею, сделал и Брут. В этом явно сказалось влияние Катона и даже, по-видимому, его прямой приказ. Как и его дядя, Брут считал Помпея в этот момент меньшим злом для республики, чем Цезаря. Встав на сторону Помпея, Брут уже не хотел отсиживаться в далекой провинции, где по существу ничего не происходило, и решил уехать непосредственно к Помпею, который в это время находился в Македонии. Впрочем, и Сестий вскоре тоже решил присоединиться к армии Помпея, так что возможно, что они покинули провинцию вместе. Присоединение к нему Брута стало приятной неожиданностью даже для самого Помпея. Неизвестно, участвовал ли Брут в битве при Диррахии в январе 48 г. до н. э., но в июне этого года он еще находился в лагере около этого города. Через месяц он уже был в главной армии Помпея.

9 августа 48 г. до н. э. около Фарсала произошла решительная битва этой гражданской войны, в которой помпеянцы были наголову разгромлены. Еще до того, как остатки армии Помпея разбежались, Брут покинул лагерь и, спасая свою жизнь, укрылся в каком-то болоте, а затем добрался до близлежащего города Лариссы. Оттуда в полном отчаянии он написал письмо Цезарю, прося, вероятно, прощения за свою позицию в этой войне. Мы не знаем, ответил ли Цезарь ему письменно, но вскоре Брут сам явился в его лагерь и был чрезвычайно благосклонно принят победителем. Цезарь приблизил его к себе и даже стал обсуждать с ним различные вопросы. И во время этих бесед Брут высказал мысль, что бежавший Помпей, вероятнее всего, направился в Египет. Что это было? Холодно рассчитанным предательством своего бывшего командующего и доказательством своей верности новому господину? Или результатом вполне понятной депрессии, в которую впал Брут после страшного поражения? Как бы то ни было, после этого Брут очутился среди ближайших соратников и даже друзей Цезаря. Он был не один такой. Среди других, например, на сторону Цезаря перешел и начальник Брута по Киликии Сестий. К чести Брута, очнувшись от первого шока, вызванного сражением при Фарсале, он использовал свое новое положение при особе Цезаря, чтобы начать защищать других бывших помпеянцев. Так, он сумел добиться оправдания Кассия. Но его горячая речь в защиту галатского царя Дейотара, активно, хотя и вынужденно помогавшего Помпею, оказалась безуспешной, и Цезарь лишил Дейотара трона. Впрочем, надо заметить, что Кассий был родственником Брута – он был женат на его сводной сестре, дочери Сервилии от второго брака с Силаном, а с Дейотаром были связаны еще и его дядя Катон, и отец Катона, да и сам Брут. Защищал ли Брут тех, кто с ним или его семьей связан не был, мы сказать не можем.

После битвы при Фарсале враги Цезаря собрались в Африке. И в конце 47 г. до н. э. Цезарь отправился в африканский поход. Перед этим он принял ряд мер по укреплению своего тыла. Брута, который не был до этого ни претором, ни консулом, он, вопреки закону и обычаю, назначил наместником Цизальпинской Галлии. Эта провинция по существу являлась предпольем Италии и в значительной степени ключом к ней, ибо не была от нее отделена ни морем, ни горами, а, наоборот, соединена с ней прекрасными дорогами. Еще совсем недавно сам Цезарь использовал Цизальпинскую Галлию как плацдарм для начала новой гражданской войны. Так что назначение Брута в эту провинцию было делом весьма ответственным и явным знаком доверия к нему со стороны Цезаря. И Брут полностью оправдал это доверие, проявив себя в провинции как очень неплохой администратор, при этом никак не покушавшийся на власть Цезаря. Правда, узнав о гибели своего дяди, он побудил Цицерона написать сочинение, восхвалявшее Катона, да и сам вскоре тоже написал такое сочинение. Но Цезарь особенного внимания на эту фронду не обратил.

В марте 45 г. до н. э. истекал срок наместничества Брута в Цизальпинской Галлии, и он стал готовиться к передаче дел своему преемнику, а уже в апреле или мае снова появился в Риме. Цезарь высоко оценил деятельность Брута и его верность. Он назначил его, оформив через народное собрание как избрание, городским претором на следующий 44 г. до н. э. Преторов было несколько, они считались равными между собой, но городской претор (praetor urbanus), разбиравший дела между гражданами, занимал все же наиболее почетное положение в этой коллегии. Назначение Брута на этот пост было следующим знаком цезаревского доверия и оценки его деятельности. В Риме даже стали ходить слухи, что Цезарь якобы намеревается сделать Брута наследником своей власти.

Пока же Брут был просто частным человеком. Но он не терял времени даром, продолжая вращаться в кругах римских интеллектуалов, таких как Цицерон и Аттик. В то же время много толков в Риме вызвал развод Брута с Клавдией и его женитьба на своей двоюродной сестре Порции, дочери Катона и вдове Марка Кальпурния Бибула. В свое время Бибул был одним из близких друзей Катона и видным деятелем республиканского лагеря. В 59 г. до н. э. он являлся консулом и неудачливым коллегой Цезаря. Позже именно он предложил (или, может быть, просто «озвучил» решение, принятое Катоном как признанным главой республиканцев) назначить Помпея единоличным консулом, а во время гражданской войны командовал помпеянским флотом в Адриатическом море, но не сумел помешать переправе войск Цезаря на Балканский полуостров, а вскоре после этого события тяжело заболел и, не желая покидать свой пост и не имея возможности в этих условиях лечиться, умер. Брак Брута с Порцией, несомненно, имел политическую подоплеку, что еще больше подогрело толки в римском обществе и вызвало недовольство матери Брута Сервилии, которая, по-видимому, не хотела, чтобы ее сын этой своей выходкой испортил недавно налаженные отношения с диктатором. Что же касается самого Брута, то он в это время всячески подчеркивал свою лояльность Цезарю. Он даже уговаривал Цицерона посвятить Цезарю какое-либо сочинение или составить приветственный адрес по случаю победы Цезаря над остатками помпеянцев при Мунде в Испании. И Цезарь, со своей стороны, не проявлял недовольства Брутом. Само его назначение на ответственный пост городского претора было знаком сохраняющегося благорасположения Цезаря. А интеллигентские выходки, вроде панегирика Катону или женитьбе на Порции, Цезаря не особенно беспокоили. Он сам сочинил памфлет «Антикатон», но этим и ограничился, считая, что пока эти высоколобые пустомели болтают и ничего практического не предпринимают, они ему совершенно не страшны. Однако он ошибался.

Римское общественное мнение начинало потихоньку изменяться. Возвратившись из Испании, Цезарь отпраздновал новый триумф. Если раньше он таким образом отмечал свои победы над Галлией, Египтом, Понтом и Нумидией, то на этот раз это был праздник победы в гражданской войне. Конечно, все понимали, что в действительности речь идет в том числе и о разгроме римских врагов Цезаря; особенно ясно это было в случае победы над Нумидией, чей царь выступал лишь союзником помпеянцев. Но внешний декор был соблюден. Теперь же и он был отброшен, и Цезарь открыто отмечал свою победу в гражданской войне. В процессии статую Цезаря несли вместе с изображениями богов. Позже сенат вообще разрешил Цезарю построить над входом в свой дом фронтон, как это было в храме. Не один раз Цезарю предлагалась царская диадема. Каждый раз он такое предложение открыто отвергал, но мало кто сомневался, что в глубине души он был бы не прочь диадему надеть. С течением времени Цезарь все откровеннее бросал вызов республиканским порядкам. Все это вызывало неприятие образованной элиты, а из нее распространялось и в народе, где еще тоже сохранились приверженцы старых ценностей, среди которых была «свобода», противопоставленная «царству». Когда Цезарь, разгневанный на народных трибунов Эпидия Марулла и Цезетия Флава, отрешил их от должности, на консульских выборах на следующий год эти люди получили довольно много голосов, хотя, естественно, и не были выбраны. Под статуей самого старшего Брута, по преданию, возглавившего свержение царей, появилась надпись: «О если бы ты был жив», а под статуей самого Цезаря надпись, прямо обвинявшая его в стремлении стать царем.

Брут долгое время колебался. Но на его преторском кресле все чаще появлялись неизвестно кем подкинутые записки типа: «Брут, ты подкуплен? Брут, ты труп? Ты – не его потомок». Это давление общественного мнения сыграло свою роль. Но еще важнее было поведение самого Цезаря. Хотя все прекрасно понимали, что единственной целью Цезаря было абсолютное единовластие, Брут еще «хватался за соломинку». Когда Цезарь принял полномочия префекта Рима, Брут расценил это как возвращение к конституционным нормам. И в дальнейшем он надеялся на восстановление республиканского строя даже при сильном авторитете Цезаря. Но когда Цезарь стал пожизненным диктатором, никаких надежд на возрождение свободного государства не осталось. Возродить такое государство можно было, только убив Цезаря. Так возник заговор.

Ни о времени возникновения, ни о деталях этого заговора мы ничего не знаем. И это вполне естественно, ибо заговор – дело тайное. По одним сведениям, непосредственным инициатором заговора был двоюродный брат Марка Брута Децим Юний Брут Альбин. Он когда-то был активным цезарианцем, участвовал в войне с галлами, а затем в гражданской войне на ее первых этапах, занимал ряд видных должностей, в том числе претора, был наместником Цезаря в завоеванной им части Галлии, а в начале 44 г. до н. э. ему как доверенному лицу было поручено управление Цизальпинской Галлией, но он туда не уехал и все еще находился в Риме. Поведение Цезаря, и особенно принятие им, как это сделал когда-то Сулла, поста пожизненного диктатора, глубоко разочаровало Децима Брута, и он выступил против своего бывшего вождя. По другим данным, у колыбели заговора стоял все же Марк Брут. Он поделился своими мыслями с женой Порцией, и та не только активно его поддержала, но и посоветовала составить заговор с привлечением как можно большего числа верных сторонников. И среди первых был Гай Кассий Лонгин.

Род Кассиев был плебейским и выступил на сцену римской истории в середине III в. до н. э. во время первой войны с Карфагеном, когда некий Квинт Кассий был военным трибуном консула Гая Аврелия Котты. Лонгины были важнейшей и наиболее известной ветвью этого рода. Первым известным Кассием Лонгином был Гай, который достиг поста консула в 171 г. до н. э., затем активно участвовал в войне с Македонией и, наконец, стал цензором; на этом посту он пытался добиться постройки в Риме первого стационарного театра, но это было ему запрещено специальным сенатским решением. Отцом заговорщика был Гай Кассий Лонгин, консул 73 г. до н. э., который в следующем году управлял Цизальпинской Галлией и потерпел поражение от войск Спартака. Тем не менее он сумел приобрести в провинции обширную клиентелу, особенно в северной, транспаданской части, и эту клиентелу он по наследству передал сыну. Позже, ужа давно став частным человеком, Кассий активно поддержал закон Манилия, по которому Помпею были предоставлены огромные, по существу чрезвычайные, полномочия для войны с Митридатом. Судя по имени, будущий заговорщик был старшим сыном консула.

Гай Кассий Лонгин прославился в конце 50-х гг. I в. до н. э. Когда Красе отправился в Сирию воевать с парфянами, Кассий был его квестором, но занимался не хозяйственными делами, как обычно делали квесторы при наместниках провинции, а военными, выступая фактически его легатом и командуя частью его армии. Он предлагал Крассу двигаться вдоль Евфрата, что было вполне разумно и более безопасно, а также давало римской армии возможность быстрее достигнуть основных центров Месопотамии. Но Красе его не послушал, и это привело к катастрофе. Парфяне сумели завлечь войско Красса в почти безводную местность и в битве около Карр наголову разгромить римлян. Римская армия была окружена, и сам Красе, отправившийся на переговоры, был захвачен в плен и убит. Пытавшиеся вырваться из кольца римляне были перебиты окрестными арабами, и только сравнительно небольшой отряд во главе с Гаем Кассием Лонгином, командовавшим левым крылом римской армии, сумел прорваться в Сирию. Кассий стал ею управлять в ранге проквестора. Укрепив свой тыл и подавив очередное восстание в Иудее, Кассий попытался организовать на Евфрате оборону против возможного парфянского вторжения. Однако сдержать парфян он все же не смог, и те прорвались до Антиохии. Парфянское вторжение вызвало панику в Риме, и там хотели отправить на Восток снова Помпея или Цезаря. Но Кассий сумел организовать защиту Антиохии, и взять ее парфяне не смогли. Бывший в то время наместником Киликии Цицерон двинулся ему на помощь и подошел к Иссу, где когда-то Александр разбил Дария. Не решившись оказаться между двумя римскими армиями, парфяне предпочли отступить. Кассий, воспользовавшись этим отступлением, начал их преследование и разбил парфянское войско, причем в бою пал сам его командующий Озак. 7 октября 51 г. до н. э. Кассий сообщил в Рим, что им закончена война с парфянами. Добиться, однако, наделе окончательной победы Кассий не смог, так как в качестве проконсула в Сирию был направлен Марк Кальпурний Бибул, который взял в свои руки общее командование. Вскоре после этого Кассий, получивший известность как искусный командир, вернулся в Рим. Его авторитет был довольно высок; недаром Цицерон, который тяготился своим наместничеством в Киликии и опасался, что его могут продлить, просил Кассия похлопотать о том, чтобы ему прислали замену. И когда Кассий выставил свою кандидатуру на пост народного трибуна на 49 г. до н. э., он был избран и 10 декабря 50 г. вступил в должность. А в следующем году началась гражданская война.

Уже накануне войны обнаружились резкие разногласия между трибунами. В то время как Антоний, Курион и Квинт Кассий (вероятно, двоюродный брат Гая) были явными или тайными цезарианцами, Гай Кассий выступал решительным противником Цезаря, хотя перед выборами некоторые почему-то считали его цезарианцем. Такую позицию, видимо, в значительной степени определяли его родственные связи. Он был женат на младшей дочери Сервилии и Силана, племяннице Катона и, пожалуй, находился под влиянием своего знаменитого родственника. Когда Цезарь в январе 49 г. до н. э. из Цизальпинской Галлии вторгся в Италию, перед Кассием выбор не стоял, он был на стороне Помпея и вместе с ним покинул Рим. Но очень скоро Помпей направил его к консулам, которые, оставив Рим, в то время находились в Капуе. Помпей приказал им вернуться в Рим и открыть тайную и неприкосновенную казну, в которой собиралась часть государственных доходов и которой распоряжались именно консулы, и, забрав оттуда деньги, привезти их ему, Помпею. 8 февраля Кассий прибыл с этим распоряжением в Капую, но выполнить его консулы были не в состоянии, ибо, хотя Цезарь в Рим еще не вошел, все, в том числе и консулы, в страхе ожидали его прибытия. Некоторое время Кассий находился в усадьбе Цицерона вместе с хозяином и еще некоторыми их друзьями, постоянно колеблясь между надеждой на разгром Цезаря и страхом перед его становившейся все более очевидной победой. Когда же было получено известие, что помпеянцы в Италии разбиты и консулы покинули Капую, Кассий перебрался к Помпею, который к этому времени уже находился на Балканском полуострове.

Помпей, получив некоторую передышку в связи с возвращением Цезаря в Рим, а затем его кампанией в Испании, стал собирать новую армию и решил во чтобы то ни стало не допустить переправы Цезаря через Адриатическое море. С этой целью он сосредоточил свой флот вдоль западного побережья Балканского полуострова. Одной из эскадр, состоявшей из сирийских кораблей, командовал Кассий, уже довольно хорошо знакомый с сирийцами. Все же помешать переправе сначала авангарда цезаревской армии во главе с самим Цезарем, а затем и значительных подкреплений этот флот все же не сумел. А скоро умер Бибул, и флот лишился общего командования, так что отдельные командиры, и в их числе Кассий, стали действовать по собственному усмотрению. Тем временем армии Помпея и Цезаря удалились от побережья и ушли в глубь полуострова, где и разыгралась битва при Фарсале. Еще до этого Кассий, подчинив себе также киликийские и финикийские корабли (а они, пожалуй, были лучшими в помпеянском флоте, ибо финикийцы и киликийцы обладали древнейшей морской традицией), видя полную бесполезность дальнейших действий на Адриатике, совершил рейд на Сицилию. Воспользовавшись разделением цезаревского флота на две отдельные эскадры, он неожиданно напал на ту, которой командовал Публий Помпоний, и полностью ее уничтожил. Это вызвало панику в цезаревском лагере, и только полученное известие о победе Цезаря при Фарсале удержало его воинов и сторонников от капитуляции. Вслед за тем Кассий обрушился на эскадру Публия Сульпиция и тоже начал сжигать вражеские суда. Однако в дело вмешались находившиеся поблизости ветераны, которые по собственному почину взошли на корабли и обрушились на флот Кассия. Исход этого морского сражения по существу был ничейным, и каждая сторона, как это обычно водится в таких случаях, считала себя победительницей. Но в это время уже сам Кассий получил совершенно достоверное известие о поражении Помпея. Он решил, что в таком положении дальше сражаться бессмысленно. На какое-то время он со своими кораблями пытался удержать Геллеспонт, но вскоре без всякого сопротивления сдал свои суда и отправился на остров Родос, где по традиции находили убежище римские изгнанники. Его родственник Брут ходатайствовал за него перед Цезарем. И сам Кассий порой порывался уехать с Родоса в Александрию, где тогда находился Цезарь, но все же не решился. Только после того, как Цезарь разбил сына Митридата Фарнака, пытавшегося вернуть себе отцовское Понтийское царство, и находился в Малой Азии, Кассий двинулся навстречу ему, и они встретились в Киликии. По просьбе Брута Цезарь простил Кассия и даже дал ему ранг своего легата, но в армию на всякий случай не принял и оставил его в провинции Азии, которая занимала западную часть Малоазийского полуострова.

В Азии Кассий находился не меньше полутора лет. Было ли это выполнением поручения Цезаря или более, или менее почетной ссылкой, но Кассий своим пребыванием там и своим бездействием тяготился. Правда, несколько неожиданно выпавший досуг он использовал для изучения философии. Наиболее близким ему оказалось эпикурейство, и он стал серьезно его изучать, даже критикуя за искажение учения Эпикура некоторых его римских последователей. И все же в январе 45 г. до н. э. Кассий с удовольствием покинул Азию и возвратился в Италию. Правда, ему пришлось на некоторое время задержаться в Брундизии. Цезарь в это время находился в Испании, где вел свою последнюю войну с помпеянцами. Может быть, оставшиеся вместо него в Риме его сторонники все же побаивались пребывания в городе Кассия. Сам Кассий в это время еще не помышлял о выступлении против Цезаря. Сравнивая его с Гнеем, старшим сыном Помпея, стоявшим в то время во главе помпеянских сил, он отдавал предпочтение Цезарю. На какое-то время Кассий, похоже, снова покинул Италию и побывал в Афинах, где стал свидетелем убийства Марка Клавдия Марцелла, друга Катона и противника Цезаря, но помилованного последним и готовившегося вернуться в Рим, однако убитого до того, как предпринял эту поездку.

Вернувшийся из Испании Цезарь оценил лояльность Кассия и назначил его на 44 г. до н. э. претором, ведшим дела между римлянами и иностранцами, включая считавшихся тоже иностранцами провинциалов (praetor peregrinus). Может быть, Кассий рассчитывал стать городским претором, но Цезарь предпочел Брута. Не исключено, что Кассий счел это обидой. Но еще важнее было то, что, как и Брут, Кассий, еще с детства ненавидевший всякую тиранию, оставался в глубине души республиканцем, а поведение Цезаря, как уже говорилось, не оставляло никаких надежд на восстановление республики. Поэтому Кассий сразу же согласился с Брутом, примкнул к готовящемуся заговору и с самого начала стал играть в нем руководящую роль. Даже если инициатором заговора был Децим Брут, он по своему характеру не подходил на роль лидера. И для современников, и для потомков, в том числе самых отдаленных, руководителями заговора были Брут и Кассий. Первый был скорее его идеологическим вождем и вдохновителем, а второй возглавил практическую подготовку убийства Цезаря.

Заговор был довольно разветвленным, число заговорщиков достигало 60 человек. Среди них были бывшие цезарианцы, разочаровавшиеся в своем вожде. Кроме Децима Брута надо упомянуть еще Гая Требония. Это был опытный политический деятель, враг Клодия, друг Цицерона, в свое время верный сторонник триумвиров. Именно он в 55 г. до н. э. предложил и вопреки сопротивлению Катона провел закон, по которому Помпею и Крассу предоставлялись испанские провинции и Сирия, а Цезарю продлевалось наместничество в Галлии еще на пять лет. Затем он воевал в Галлии под командованием Цезаря, в 49 г. до н. э. руководил осадой и взятием Массалии, был городским претором, наместником Дальней Испании, участвовал в битве при Мунде, в 45 г. до н. э. стал консулом-суффетом, т. е. «дополнительным консулом», исполнявшим консульские обязанности часть года. Но будучи убежденным республиканцем, он примкнул к заговору против Цезаря. Бывшими цезарианцами были также Люций Тиллий Цимбер, которому в 44 г. до н. э. было поручено наместничество в проконсульском ранге в провинции Вифиния-Понт, хотя консулом он не был, Люций Минуций Базил, также воевавший под знаменами Цезаря в галльской войне, а затем хорошо проявивший себя и в гражданской, и ряд других. Были среди заговорщиков, естественно, и бывшие противники Цезаря Квинт Лигарий, которого Цезарь сначала никак не хотел помиловать и который только в октябре 46 г. до н. э. сумел вернуться в Рим, бывший сенатор Секстий Назон, убежденный республиканец Понтий Аквила, который был в 45 г. до н. э. народным трибуном и принципиально не поднялся со своей трибунской скамьи во время триумфа Цезаря, праздновавшего разгром своих сограждан, и многие другие.

Заговорщикам нужно было торопиться. Цезарь уже полностью подготовил поход против парфян и был готов отправиться на войну 18–19 марта 44 г. до н. э. Было ясно, что если эта война будет победоносной, а в этом никто в Риме не сомневался, то никаких преград для установления Цезарем абсолютной власти, если не официальной монархии, уже точно не будет. К тому же столь широкий заговор не мог долго оставаться в полной тайне, и о нем, действительно, уже стали поговаривать, что грозило заговорщикам разоблачением. Акцию назначили на 15 марта 44 г. до н. э., мартовские иды по римскому календарю, когда в курии Помпея состоится очередное заседание сената. Казалось, что сама судьба благоприятствует убийству, ибо в этой курии стояла статуя Помпея, который таким образом был бы отомщен за свою гибель. Заговорщики собрались в доме Кассия, чтобы обсудить последние детали. Об этом узнали, и Цезаря попытались предупредить. Он и сам догадывался о заговоре, но решительно отказался от дополнительной охраны, заявив, что не может всю оставшуюся жизнь жить в вечном страхе. 15 марта, устрашенный неблагоприятными предзнаменованиями, Цезарь хотел отменить заседание, но Децим Брут уговорил его не делать этого. И Цезарь смело вошел в курию, где его уже ждали заговорщики, которых Кассий привел из своего дома.

Децим Брут (или это был Требоний) в соответствии с составленным планом отвлек Марка Антония, который казался заговорщикам слишком опасным. А когда Цезарь сел в свое кресло, его окружили заговорщики, якобы пришедшие с просьбами, и один из них сдернул тогу с плеч диктатора. Это было знаком, и удары кинжалами посыпались на Цезаря. Кто-то из заговорщиков заколебался, но Кассий решительно приказал ему действовать. Сначала Цезарь пытался сопротивляться, но, увидев среди нападавших Брута, перестал. Труп Цезаря упал к подножию статуи Помпея. «И мертв объемлет он Помпея мрамор горделивый», – много веков спустя написал А.С. Пушкин. Брут обратился было с речью к сенаторам с объяснением убийства, но сенаторы в страхе разбежались, а рабы лишь через несколько часов подняли тело и на носилках вынесли из курии.

Заговорщики были уверены, что римляне с восторгом встретят убийство тирана. Но когда они после неудачи своего обращения к сенату вышли на форум, и Брут пытался с подобной же речью обратиться к народу, его встретило то же глухое молчание. Перед Римом возник призрак новой гражданской войны, чего римляне боялись больше всего. Еще до убийства Цезаря верный друг и старый соратник и спутник Катона Марк Фавоний в разговоре с Брутом, который зондировал его взгляды, без обиняков заявил, что самое беззаконное единовластие лучше междоусобной войны – и таково было настроение большинства римской политической элиты. А настроение городской толпы было переменчиво, в последние дни она была недовольна Цезарем, но теперь уже с сожалением вспоминала убитого. Заговор преследовал только одну цель – убийство тирана. Что делать дальше, заговорщики не представляли. Никаких личных целей ни Брут, ни Кассий, ни их товарищи не ставили, они не стремились ни к власти, ни даже к какому-либо материальному вознаграждению. Они полагали, что после гибели диктатора народ с восторгом примет возрождение свободы и дела пойдут сами собой. Не встретив активной поддержки ни в сенате, ни на форуме, заговорщики растерялись.

Положение становилось тем серьезней, что один из цезаревских полководцев Марк Эмилий Лепид, который в то время собирал солдат для отправки их в Галлию, вывел их на площадь, а консул Марк Антоний стал собирать цезаревских ветеранов. В таких условиях Децим Брут решил, что лучше всего вообще покинуть Рим. Он обратился к Антонию с просьбой предоставить лидерам заговора «свободное посольство»: это была поездка сенатора или должностного лица по своим частным делам, но на правах служебного путешествия с соответствующей защитой. Но Брут и Кассий решили пока остаться в городе. Они собрали своих сторонников на Капитолии, а затем туда созвали и народ на сходку. Сходка (contio) отличалась от народного собрания тем, что на ней не принималось никакого закона и не избирались должностные лица. И Брут снова обратился к народу с разъяснением происшедшего. Он не отвергал всей деятельности Цезаря и заверял собравшихся, что он не требует отмены распоряжений покойного диктатора, в том числе и относительно предоставления земель ветеранам. Это сыграло свою роль, и на этот раз среди народа появились у Брута и Кассия какие-то сторонники. Однако большинство толпы, а особенно цезаревские ветераны, было настроено враждебно. Антоний и Лепид собирали силы. Брут отпустил с Капитолия всех тех, кто боялся возможного нападения, а с оставшимися он вместе с Кассием стал укрепляться. Рим подошел к грани новой гражданской войны. Но перейти эту грань ни Бруте Кассием, ни Антоний с Лепидом не решились. И уже на заседании сената 17 марта Антоний называл Брута и Кассия не убийцами, а «славнейшими мужами». Он стал уговаривать их спуститься с Капитолия, послав им в качестве гарантии безопасности своего сына и сына Лепида.

А 17 и 18 марта в храме богини Теллус (богини земли) собирался на свое заседание сенат, и на этих заседаниях Цицерон предложил компромисс: Цезаря тираном не объявлять, похоронить его за государственный счет, утвердить все его распоряжения, а цезареубийцам объявить полную амнистию и предоставить им все должности, которые Цезарь им назначил или собирался назначить, судя по его бумагам. Сенат принял это предложение, и казалось, что в Риме воцарился мир.