Текст книги "Флетчер Мун — частный детектив"

Автор книги: Йон Колфер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– Правильно! – рявкнула директриса. – И для тебя же будет лучше, если, вернувшись после линейки, я увижу тебя там.

Мне показалось, что Ларри и Адам сдавленно захихикали, но, возможно, они просто зарычали. Не знаю даже, что хуже. Миссис Куинн увела их, чтобы удостовериться, что классы выстроены «по линеечке», как положено.

Я поплелся к главному зданию. От торжества, которое я испытывал всего несколько минут назад, не осталось и следа. Да, я разгадал головоломку, но нарушил первое правило Бернстайна: «Никогда не становись частью головоломки». Сыщик не должен бояться последствий своего расследования, поскольку страх повлияет на его работу. В данном случае все – и жертва, и свидетель, и преступник – знают, где меня найти, чтобы отомстить. Оба Шарки пытались использовать меня, но это обернулось против них, и теперь на Ироде будто мишень нарисована. И на мне тоже. Может, даже несколько мишеней, учитывая характер Реда.

Зазвенел школьный звонок. Вообще-то это лишь так говорится – зазвенел. На самом деле это была запись, смоделированная на компьютере. В качестве образца использовался голос миссис Куинн.

– Учащиеся, все на построение! Не заставляйте меня повторять!

Хотя, конечно, компьютер повторял свой призыв снова и снова. Не так давно Джимина Грэди исключили из школы за то, что он проник в кабинет директора и подменил образец голоса миссис Куинн своим. Его голосом компьютер говорил куда менее любезные слова.

Только я взял сумку, как из тени школьных стен выступил Ред Шарки. Сначала из темноты показалась рука, потом нога – ну, прямо злодей из мультиков.

– Думаешь, ты очень умный, Минимун? – спросил он.

Глаза его злобно сверкали. В такие минуты Ред Шарки был способен на все, что угодно.

– У меня вообще-то имя есть. Меня зовут Флетчер, – сказал я, втайне гордясь собой из-за того, что не позволил трясущимся коленям подогнуться.

– Так вот, Флетчер, будет лучше, если я больше ничего не услышу об этой истории с органайзером. У меня хватает хлопот и без детективов с игрушечными значками, раздувающих всякие истории.

В его голосе прозвучали какие-то неожиданные нотки – сквозь злость проглянуло отчаяние. Похоже, раздражение Реда было направлено не только на меня.

– Лично я считаю, дело закрыто, но советую твоему брату какое-то время держаться подальше от Беллы.

Ред кивнул, принимая совет, но тут же вспомнил, что по идее должен злиться на меня. Он наклонился так близко, что мы едва не соприкоснулись носами.

– Родди будет держаться подальше от Беллы, а ты держись подальше от нас! Начиная с этого момента, Минимун, ты в отставке. Дошло?

Я не стал прятать глаза и ответил на взгляд Шарки. Не ему решать, в отставке я или нет. Это касается только меня. Я считал делом чести твердо посмотреть Реду в глаза, но спустя пять минут оказалось, что именно этого он, Шарки, и добивался. Потому что, пока я таращился ему в глаза, Ред стащил мой значок.

Глава 2
ЧЕЛОВЕК С ДУБИНКОЙ

Я сидел на детском стульчике у двери миссис Куинн, ожидая, пока красный огонек сменится зеленым. Красный означал «не беспокоить»; зеленый, что можно постучать. Нехитрый код, понятный даже малышам.

Мне было не по себе. Значок исчез, и я превратился в обычного мальчишку. Теоретически я понимал, что значок – всего лишь кусок металла и что я остаюсь детективом и без него. Однако я два года учился, добиваясь этого значка, и благодаря ему последние шесть месяцев чувствовал себя особенным, выдающимся. Без него же я стал просто еще одним парнем, воображающим себя Шерлоком Холмсом.

Я должен был вернуть значок во что бы то ни стало. Я знал, где он, или, точнее, знал того, кто знал, где он, но никаких доказательств у меня не было и рассчитывать на признание преступника не приходилось. Что ж, где вор, там и улики. Я найду их и предъявлю Реду. И тогда, если он не вернет мне значок, я обращусь в полицию.

Кто-то сел рядом со мной. Я обернулся и с удивлением обнаружил, что это Эйприл Деверо. Она широко улыбнулась, обнажив отличные зубы и ядовито-голубую жвачку.

– Привет, Эйприл. У тебя тоже неприятности?

Она покачала головой, отчего нитки розовых бусин у нее в волосах загремели, словно трещотка на хвосте гремучей змеи.

– Скажешь тоже! У меня не бывает неприятностей. Просто принесла депешу для Фитца. – Эйприл произнесла слово «депеша» на французский манер.

Мистер Фитцджеральд – учитель. Он разрешает называть себя «Фитц» – должно быть, думает, что это делает его в наших глазах крутым и стильным. Однако шансов стать крутым у него не больше, чем у меня – выиграть олимпийское золото в прыжках в высоту.

– Я просто хотела узнать, много ли ты берешь.

– Беру?

Эйприл вытащила из кармана банкноту в десять евро.

– За детективную работу. Ну, типа как с органайзером.

– Гм, думаю, сегодняшняя работа десятки стоит. Я сильно рисковал.

Эйприл рассмеялась.

– Ты серьезно, Минимун? Для этой работы я тебя не нанимала. Если уж на то пошло, с коробкой из-под печенья тебе просто повезло. Педикюр стоит тридцать евро. Выходит, ты по важности типа втрое меньше. Я дам тебе эту десятку в качестве предоплаты. Если согласишься поработать на меня.

Нельзя сказать, что я с радостью ухватился за это предложение. Честно говоря, я не привык иметь дело с девочками. Разве что иногда пропадет карандаш и приходится спрашивать, не они ли взяли. А те, что понахальнее, запросто могут слямзить даже мою коробку с завтраком.

– Предоплата? И что за расследование?

Эйприл встала, перекинув волосы на одно плечо. В своем пушистом розовом жакете она походила на растрепанную маргаритку.

– Речь идет о Шарки. Не просто об этом вонючем воришке, а обо всей их семье.

Я похлопал по карману, где обычно лежал значок. Значит, тут замешан Ред Шарки. Я уже и сам решил заняться Шарки, так почему бы заодно не заработать несколько евро? Последить за Редом для Эйприл, нарыть на него немного компромата… Кто знает? Может, я даже смогу поймать его с поличным. В смысле, с моим значком в руках. Сделаю исподтишка пару фотографий, и длинным рукам закона будет проще дотянуться до Реда Шарки.

– Ладно, – сказал я. – Рассказывай, что за дело.

Эйприл вытащила пудреницу и оглядела себя в зеркало.

– Bonjour[1]1
  Bonjour (фр.) – добрый день. (Здесь и далее примеч. перев.)


[Закрыть], – сказала она своему отражению. – Как дела? Выглядишь неплохо. Ты, кажется, похудела?

Я откашлялся.

– Эй, Эйприл! Что за дело-то?

Она захлопнула пудреницу.

– Прости, Минимун. Небольшое упражнение для повышения самооценки. В передаче «Здоровые нервы» показывали. Значит, дело. Ну, поначалу я думала, мне просто кажется, но теперь уверена, что в Локке определенно происходит что-то странное.

Внезапно над дверью вспыхнул зеленый огонек.

– Входи! – произнес пронзительный голос директрисы.

– Мне пора. – Я с трудом выбрался из детского стульчика.

Эйприл схватила меня за рукав.

– Приходи к моему дому. После обеда.

Из кабинета раздался новый призыв, на этот раз громче.

– Приду, – пообещал я Эйприл, взявшись за дверную ручку. – Около семи.

– Ладно. Только не болтай об этом. Ты, типа, мне не чета. Не хочу, чтобы люди думали, будто у нас rendezvous[2]2
  Rendezvous (фр.) – свидание.


[Закрыть] или что-то в этом духе. Ты работаешь на меня, как… ну, как служанка. Довольно туповатая служанка.

Я сумел сохранить бесстрастное выражение лица. Детективу часто приходится сталкиваться с неуважением. Однако Эйприл вела себя совершенно неприлично. Я привык к оскорблениям от своих ровесников, но она-то была всего десяти лет от роду и сантиметров на десять ниже меня. А тот, кто на десять сантиметров ниже меня, – самый настоящий коротышка.

«Ладно, я с тобой еще разберусь», – подумал я и с мрачной улыбкой открыл дверь директорского кабинета. Я верну свой значок, даже если ради этого придется какое-то время терпеть Эйприл Деверо.

Миссис Куинн сидела за столом-недомерком из малышового коридора. Стол был завален отчетами и официальными бланками, и где-то под бахромой вязаного кардигана директрисы звонил телефон, но она не обращала на него внимания.

Оба добермана, Ларри и Адам, возвышались за спиной миссис Куинн. Сейчас, когда они были без намордников, стало ясно, что они действительно ухмыляются.

Вспомнив, зачем я здесь, я согнал с лица улыбку.

– А-а, маленький Флетчер Мун, – засюсюкала миссис Куинн, – Какой приятный сюрприз!

Потом она в свою очередь вспомнила, зачем я здесь, и на ее лице возникло суровое выражение. Псы тоже перестали ухмыляться. С их пастей свисала слюна.

Директрисы – они такие. Настроение у них может измениться за долю секунды. Прямые кандидаты в шизофреники.

– Что скажешь в свое оправдание? Может, есть какие-то обстоятельства, смягчающие твою вину?

Я покачал головой. Втягивать в свои неприятности других означает добровольно стать изгоем в школе.

Миссис Куинн кивнула на маленький пластиковый стульчик перед столом.

– Каждый день мы теряем еще одного. Садись.

Я сел. Снова детский стульчик. Колени стукнулись о подбородок, я щелкнул зубами.

Миссис Куинн достала из ящика стола огромную тетрадь с обложкой из тисненого бархата.

– Хочу кое-что показать тебе, Флетчер. Это мой личный гроссбух. Здесь я храню записи о каждом ученике школы Святого Иеремии.

На вид гроссбуху было лет сто. Я не удивился бы, если бы, стоило директрисе его открыть, из него бы вылетели драконы. Страницы были разделены на графы: в каждой строке значилась фамилия, а за ней – ряд квадратиков с картинками.

– У меня свой метод ведения учета, он позволяет все видеть с первого взгляда. Боюсь, сегодня ты удостоишься картинки, означающей мелкое хулиганство. – Она перелистала первые пожелтевшие страницы, пока не добралась до нынешних учеников. – Вот и мы. Прекрасный набор будущих мировых лидеров.

Я подозревал, что миссис Куинн иронизирует, но кто ее знает? Быть может, она верит в нас больше, чем мы сами.

– Посмотри сюда. Прелестная малышка Мэй Деверо в четвертом классе. Ни разу за всю учебу не заслужила замечания.

Мэй – двоюродная сестра Эйприл. Их отцы – братья, они живут в соседних домах и вообще не разлей вода. Вот и девочкам Деверо приходится быть не разлей вода, нравится им это или нет. Им даже имена дали по названиям соседних месяцев[3]3
  Мэй (May) – май, Эйприл (April) – апрель.


[Закрыть]. Родители, видимо, сочли, что это невероятно остроумно. По слухам, Эйприл высказывала недовольство тем, что Мэй недостаточно розово одевается.

– Посмотри на картинки Мэй: счёты, потому что она преуспевает в математике; пара балетных туфелек, потому что в прошлом году она танцевала на нашем смотре талантов; и ангел, потому что она и есть ангелочек. Мало у кого картинки, как у Мэй Деверо.

У меня в голове начала складываться общая картина. Простите за каламбур.

– Ага, понимаю. – Я указал на другой ряд картинок. – Дермот Кармоди. На этой картинке он сидит у огня, потому что летом работал в пекарне Рили.

Миссис Куинн разочарованно вздохнула.

– Нет, Флетчер, очнись, мой мальчик! Это адский огонь. Дермота исключили из школы, и куда он направился? Прямиком в ад. Видишь эти маленькие рога?

– А-а!.. – Я вцепился в стульчик, чтобы ноги самовольно не унесли меня прочь из кабинета.

Миссис Куинн указала на другой ряд маленьких картинок.

– А вот это Ред Шарки. Видишь, какая у него первая картинка?

Я наклонился поближе. В рамке был грубо нарисован человек с дубинкой.

– Мелкое хулиганство, – высказал я предположение.

– Прекрасно, Флетчер. Умница. Мелкое хулиганство. С этого всегда начинается. Вроде бы безобидная игра. Однако, прежде чем ты поймешь, что к чему, возникают серьезные неприятности. В точности как у Реда. Драки, прогулы, временное отстранение от занятий…

Каждому проступку соответствовала своя картинка. Отстранение от занятий было остроумно изображено в виде повешенного человека с дубинкой.

– И теперь вот он, Флетчер Мун. Что у нас здесь? Только хорошее. Взгляни на эту маленькую, трудолюбивую пчелку…

– В первом классе я победил в конкурсе на лучшее правописание.

Миссис Куинн шутливо ткнула меня кулаком в плечо. Я едва не свалился с детского стульчика.

– А потом вот это, Флетчер. Маленькое увеличительное стекло, потому что?..

Ну, это было легко.

– Потому что в прошлом году я был вынужден… я сам вызвался найти ваши ключи.

Миссис Куинн наградила меня новым шутливым ударом. Я почувствовал, что плечо немеет. Директриса достала из коробки огрызок карандаша и в моей третьей рамке нарисовала человечка с дубинкой, обозначающего мелкое хулиганство.

– Теперь, Флетчер, – с грустью сказала она, – на тебе стоит клеймо. Будем надеяться, что этим дело и ограничится. Не хотелось бы видеть, как ты идешь по стопам Реда. Ведь ты не пойдешь, а?

– Нет, мэм.

– Не хотелось бы, чтобы ты закончил рядом с адским пламенем или в маленькой полицейской машине.

– Да, мэм, не хотелось бы.

– Видишь? Это, если разобраться, научная система. Она позволяет улавливать тенденции и предсказывать поведение. Иногда я наказываю человека авансом, потому что эти маленькие картинки подсказывают мне, что он собирается сделать.

Я понял, что настало время произнести небольшую речь.

– Не беспокойтесь о Флетчере Муне, госпожа директор. Я усвоил урок. Больше человека с дубинкой у меня не будет.

Миссис Куинн с победоносным видом захлопнула гроссбух.

– Надеюсь. А теперь можешь идти. Не обратил внимания, кто там следующий? Надеюсь, это по-настоящему скверный ребенок – тогда я с удовольствием накажу его на законных основаниях. Второго падшего ангела мне не вынести.

Чувствительность в моем удостоившемся тычков плече восстановилась. Вместе с чувствительностью пришла и боль.

– Разве что кто-нибудь пришел, пока я был здесь.

– Существует единственный способ выяснить это, – сверкнув глазами, заявила миссис Куинн и переключила огонек над дверью на зеленый.

Закрывая за собой дверь, я не знал, кого мне жаль больше, миссис Куинн или следующего в очереди – в коридоре сосал палец малыш со взъерошенными волосами и расквашенным носом.

– Входи! – громко провыла директриса.

Ларри и Адам вторили ей зловещим воем, который эхом разнесся по школьным коридорам.

Глава 3
МУН БЕРЕТСЯ ЗА ДЕЛО

Моя мать беспокоится обо мне. Беспокоится, что я медленно расту. Беспокоится, что когда-нибудь вдруг начну расти очень быстро и тогда ей придется постоянно покупать мне новую одежду. Беспокоится, что у меня мало друзей и что я увлекаюсь расследованиями преступлений.

Когда она рядом, я стараюсь улыбаться, как будто у меня во всем полный порядок. Однако на самом деле я человек неулыбчивый, и она понимает, что я притворяюсь. Тогда я перестаю улыбаться, а она принимается ходить за мной по пятам и спрашивать, все ли у меня хорошо.

В тот день, когда мама пришла ко мне в комнату, чтобы проверить домашнее задание, я воспользовался возможностью в кои веки обрадовать ее.

– После обеда я иду к Эйприл Деверо.

Мама пришла в экстаз.

– О господи! Эйприл Деверо! Эйприл и Мэй… остроумно их назвали, правда? Не у всяких родителей хватит духу дать такие имена своим дочкам, но, если девочки вырастают хорошенькими, оно того стоит. О чем ты собираешься с ней говорить?

– Ни о чем. Я собираюсь слушать. Это Эйприл хочет поговорить со мной.

Мама восторженно всплеснула руками.

– Эйприл Деверо хочет поговорить с моим маленьким Флетчером! Она такая прелесть! Само совершенство. Знаешь, тебе тоже придется говорить хоть что-то, дорогой. Не можешь же ты весь вечер просидеть, просто молча кивая?

Я начал сожалеть, что рассказал о предстоящей встрече.

– Я буду действовать по обстановке, мама. Как получится.

– Ох, нет, нет! – воскликнула она. – Знаю я, как ты действуешь по обстановке, Флетчер Мун. Начнешь излагать свои заумные рассуждения. Помнишь, как ты сказал кузине Ифе, что у нее нехватка кальция?

– Но это же правда. У нее на ногтях белые пятнышки. Я просто хотел помочь.

Мама встряхнула меня за плечи и с силой сжала их.

– Поверь мне, дорогой. Это не то, что нравится слушать девочкам. Нужно почаще повторять, как великолепно мы выглядим.

Я нахмурился.

– Даже если это неправда?

Мама вытащила из гардероба три мои рубашки.

– В особенности если это неправда. Какую наденешь?

Я указал на простую черную рубашку, которую хотел надеть с простыми черными джинсами. Будь невидимкой.

– Мама, не надо так волноваться. Это не светский визит. Эйприл нуждается в моей помощи. Она клиент, понимаешь? И ей всего десять.

Мама округлила глаза.

– Мужчины! Вы такие наивные! Думаешь, я говорила твоему отцу, что он симпатичный? Нет, я просила его помочь мне разобраться с домашним заданием по физике.

– И папа клюнул на это?

– Конечно. Он хотел клюнуть. На самом деле физика была необязательным предметом, и я даже не записалась на этот спецкурс.

Мама – дизайнер по интерьеру, у нее свой бизнес. Папа – инженер-компьютерщик, работает в местной компании, которая изготавливает материнские платы. Родители очень разные. Наука и искусство. Разум и сердце.

Не потрудившись постучать, в комнату ворвалась моя сестра Хейзл. Ей пятнадцать, она начинающая писательница, сочинительница жестоких драм. Обычно Хейзл либо горбится над старенькой пишущей машинкой, либо отражает атаки целого стада парней, которых привлекают прекрасные черты ее лица и светлые волосы. Отражает атаки всех, кроме своего возлюбленного Стива.

Хейзл достала из сумки листок бумаги.

– Хочу услышать твое профессиональное мнение, Флетчер.

Она вручила мне сложенную записку. Хейзл, возможно, единственная на свете, кто воспринимает всерьез мои профессиональные занятия. Конечно, если не считать недавнего интереса со стороны Эйприл Деверо.

Я развернул записку. Она была от бойфренда Хейзл.

Дорогая Хейзл!

Очень жаль, что так получилось с кино вчера вечером. Папа заставил меня остаться дома, делать домашнее задание по истории. Оно касается битвы на Сомме во время Второй мировой.

Но я готов все исправить. Позволь мне пригласить тебя на обед в «Le Bistro» на следующих выходных. Я угощаю.

ХХХХХ

Стив

Я потер страницу между пальцами и понюхал ее.

– Ну? Что скажешь? – спросила Хейзл.

Я поскреб подбородок.

– Я бы посоветовал тебе расстаться с ним.

Хейзл топнула ногой.

– Так я и знала, – жалобно сказала она. – Как ты догадался?

– Ну, тут несколько улик. Во-первых, Стив сваливает вину на отца – классический ход. Потом он ссылается на битву на Сомме, которая произошла во время Первой мировой, а не Второй. И Стив знал бы об этом, если бы и впрямь учил историю. Тоже избитый ход – упомянуть какое-нибудь известное название, чтобы придать своей истории правдоподобие. А на деле преступники этим сами себя выдают, позволяя детективу поймать их на лжи.

– Это все косвенные улики, – заметила сестра.

Я взял со своего письменного стола банку с опилками графита.

– Я еще не закончил. Стив приглашает тебя в «Le Bistro», а это уж больно щедрая компенсация. Значит, он чувствует за собой немалую вину. От письма исходит слабый аромат «Мимолетного счастья». Ты этими духами не пользуешься, и это наводит на мысль, что он держал за руку другую девушку. И наконец, на ощупь на бумаге чувствуются следы от ручки или карандаша, которым писали на другом листе, лежавшем поверх этого. Подозреваю, наш Стив сочинил это послание далеко не с первого раза. Быть может, он даже подумывал рассказать правду, да не хватило мужества.

Я разгладил листок на столе и посыпал его графитовой крошкой. Медленно досчитал до десяти, слегка наклонил бумагу и ссыпал графит в корзину для бумаг. Не все частички свалились, некоторые застряли во вмятинах.

– Вот что было написано на предыдущем листе. Разобрать можно лишь одну строчку. Думаю, ты узнаешь почерк.

Хейзл взяла листок и вслух прочла слабо проступившие темные письмена:

– «Дорогая Хейзл, не знаю, как сказать тебе об этом, но я встретил другую…» – Сестра разорвала записку на клочки и подбросила их в воздух, словно конфетти. – Значит, он встретил другую? – Она вытащила из кармана мобильник. – Которая душится «Мимолетным счастьем»? Через пять минут я буду знать ее имя.

Она вручила мне батончик «Марс».

– Спасибо, братишка. В благодарность я целый день не буду тебя дразнить.

– Предпочитаю наличные, – заявил я.

– Деньги? Тебе? – Хейзл уже летела по коридору к своей комнате. – Ни в коем случае. Это было бы эксплуатацией детского труда.

Дверь за ней захлопнулась.

Мама вздохнула.

– Теперь мы несколько дней ее не увидим. Хейзл сделает из этого по крайней мере одноактную пьесу.

Я опустился на колени, чтобы собрать клочки бумаги.

– Видишь, мама, как все усложняется, когда начинаются дела сердечные? Мое призвание – искать преступников, и я хочу полностью посвятить себя ему. Поэтому, думаю, лучше подождать со всякими там охами-ахами несколько лет. Если, конечно, ты не возражаешь. Эйприл Деверо – клиент, только и всего.

– Ладно, – сказала мама. – Но все-таки надень что-нибудь поярче. Никогда не знаешь, как все обернется.

Как понять, что ты прирожденный детектив? Что отличает нас от остальных? Согласно моей теории, большинству людей нравится существовать на светлой стороне жизни. Они хотят замечать только коврик у порога, а не заметенную под него грязь. Другое дело детективы. Мы сдергиваем коврик и собираем грязь в мешок для вещественных доказательств. После чего тщательно обследуем пол с помощью липкого валика, на случай, если немного грязи все же осталось. Нам нравится разбирать людей на части и смотреть, как они устроены. Чтобы стать детективом, не надо быть семи пядей во лбу. Достаточно, чтобы было желание.

Эйприл жила на улице Рододендронов. Это название, наверное, когда-то возникло как шутка, но прилипло, да так и осталось. На дорогу у меня ушло двадцать пять минут: надо было пройти по историческим деревянным тротуарам города Локка и пересечь мост. И все это время я думал о своем значке.

Дом Эйприл представлял собой большой особняк с вылизанными лужайками и обсаженной деревьями подъездной аллеей. Усыпанная белым гравием дорожка, с обеих сторон которой тянулись клумбы с цветами, вела посетителя к переднему крыльцу.

Я прошел по этой дорожке, однако, как оказалось, зря. Садовник сказал мне, что Эйприл гостит у своей кузины, но оставила для меня записку. Записка была на душистой розовой бумаге с водяными знаками в виде единорога. Наверху темно-розовым шрифтом было напечатано: «Эйприл Деверо».

Вот что я прочел:

Дорогой Минимун.

Иди по дороге из желтого кирпича.

Э. (Эйприл)

Записка оставила у меня не лучшее впечатление. В самом деле, это не слишком-то вдохновляет, когда твой наниматель считает тебя слишком тупым, чтобы самому догадаться, что «Э.» означает «Эйприл». В особенности в конце записки от Эйприл и на бумаге с личной монограммой Эйприл.

Дорога из желтого кирпича ответвлялась от дорожки, усыпанной белым гравием, и вела к воротам в стене, разделявшей сады Эйприл и Мэй. Ворота были отперты, и, пройдя сквозь них, я увидел дом, во многих отношениях неотличимый от дома Эйприл.

Едва я закрыл за собой ворота, на дороге из желтого кирпича показалась Мэй.

– Флетчер! Ты здесь. Я просто вышла, чтобы убедиться.

Все признают, что Мэй Деверо гораздо симпатичнее своей кузины. В тот день на ней был костюм для ирландских танцев, полный комплект, включая подкованные башмаки. В наряде преобладали золотой и зеленый цвета. Никакого розового – и это приятно удивило меня.

– Упражняешься?

Она состроила гримасу.

– Да. Хочу выступить хорошо в этом году на школьном смотре талантов. Осталось всего несколько дней.

– Уверен, у тебя получится, – доброжелательно сказал я.

Шансы Мэй выступить хорошо на каком бы то ни было смотре были примерно такие же, как у меня назначить свидание Белле Барнес. Весь класс знал, что Мэй – худшая танцовщица в нашей вселенной, а возможно, и во всех параллельных тоже. Когда Мэй танцевала на деревянном полу хорнпайп[4]4
  Хорнпайп – английский матросский танец.


[Закрыть], стук стоял такой, будто какой-то карапуз, толком не умеющий ходить, гоняется с молотком за тараканом и раз за разом промахивается.

– Симпатичный костюмчик, – заметил я.

– Он у меня счастливый. А у тебя симпатичная рубашка.

Мама не позволила мне выйти из дома во всем черном. Ей казалось, что в таком виде я буду излучать негативные эманации. После долгих споров я сдался и согласился надеть гавайскую рубашку, которую подарил мне дядя, понятия не имеющий, что я за человек.

Я с извиняющимся видом пожал плечами:

– Мама…

Мэй кивнула. Никаких больше объяснений не требовалось. Всем в Локке известно, что моя мать обожает яркие цвета.

За спиной Мэй возник ее отец, при всех садоводческих регалиях, включая кожаные наколенники и перчатки, которым никакие колючки не страшны. Высокий, худощавый человек с загаром заядлого путешественника. Он выглядел в точности так, как должен выглядеть идеальный отец (по крайней мере, такими идеальных отцов показывают по телевизору), вплоть до клетчатого свитера. И как только мать Мэй могла бросить такую на вид безупречную семью?

– Мистер Деверо. – Я протянул руку. – Я Флетчер Мун.

Отец Мэй с улыбкой пожал мне руку. Зубы у него оказались белыми и безупречными, как и следовало ожидать.

– Называй меня Грегор. Ах да, ты – юный детектив. Мэй рассказывала, что ты закончил соответствующее учебное заведение.

– Это правда. Я получил удостоверение, согласно которому имею право заниматься сыскной деятельностью в США… точнее говоря, в Вашингтоне… когда мне исполнится двадцать один.

Мистер Деверо кивнул с серьезным видом.

– Это впечатляет, Флетчер. Может, ты сумеешь помочь Эйприл и Мэй разобраться с их пропажей. Если, конечно, у девочек не поехала крыша и им все это не померещилось.

Отец Мэй подмигнул мне и покрутил пальцем у виска. Международный жест, понятный любому.

– Папа! – Мэй ткнула отца локтем под ребра.

Мистер Деверо издал театральный стон и схватился за бок.

– Ладно, ладно. Открою тебе страшную тайну: это у всех остальных крыша поехала, а эти две сестрички – единственные здравомыслящие люди на белом свете.

Мэй схватила меня за руку.

– Пошли. Эйприл в домике Венди[5]5
  Венди – героиня сказки «Питер Пэн и Венди».


[Закрыть].

Когда тебя тащит по саду хорошенькая девочка из кукольного комплекта, это, безусловно, приятно, однако перспектива оказаться в домике Венди не вызывала у меня восторга. Если слухи о такого рода событиях просочатся в школу, мне конец. Мы прошли мимо фонтана в виде морской раковины в окружении шаловливых херувимов, который выглядел так, словно уже десятилетиями не работал. Однако домик Венди оказался вовсе не хижиной из пластика, набитой куклами и игрушечной посудой. Это был всамделишный мини-дом с электричеством, доступом к Интернету и водопроводом.

Когда мы вошли, Эйприл сидела за ноутбуком, проглядывая веб-сайт по мировой экономике. Компьютер был ничего себе, оснащенный сканером, принтером и цифровой фотокамерой.

– Флетчер пришел, – сообщила Мэй.

Эйприл посмотрела на нас и кивнула на компьютер.

– Подожди секунду. Хотела почитать последние сплетни о жизни звезд, а тут все время выскакивает это занудство. Только взгляни – финансовый рынок в Азии! Кого это волнует?

– Несколько миллиардов азиатов, надо полагать, – ответил я.

Эйприл сердито уставилась на меня. Не похоже было, что мое появление ее обрадовало. Впрочем, меня это мало волновало. Детектив должен привыкать к негативному отношению, ведь одна из наших основных обязанностей – сообщать плохие новости.

Эйприл закрыла крышку компьютера и повернулась ко мне. Если в школе она была вся из себя розовая, то сейчас ее розовость просто утомляла. На ней было столько розового, что даже по стенам плясали розоватые блики.

– Как много розового! – вырвалось у меня.

– Что тут такого особенного? Мы, девочки, любим розовое. Это воплощение женственности.

Неужели пару-другую розовых вещиц она нацепила ради меня?

Мэй достала из холодильника две бутылки воды и протянула одну мне.

– Милое местечко, – сказал я.

– Папа построил его для меня, чтобы было где упражняться в танцах. Он ужасно хочет, чтобы я получила медаль или еще какую-нибудь награду.

– Уверен, так и будет. Когда-нибудь.

Как у меня язык повернулся? Я вел себя как какой-нибудь жалкий льстец.

Эйприл сменила тему разговора:

– Давай поговорим о моем деле. Сколько твоего времени можно купить за десять евро?

Вот оно. Успех.

– Я беру десять евро в день. Плюс деньги на необходимые расходы. Но поскольку это мое первое реальное дело, о расходах забудем. И с учетом школы и домашних заданий, мне понадобятся три дня, чтобы выполнить работу одного полноценного дня. Значит, я твой до воскресенья.

Эйприл достала бумажник и отделила от пачки бумажку в десять евро. Если она станет моим постоянным клиентом, надо будет поднять ставку.

– Вот тебе за неделю.

Я задумался. Эйприл не была тем благородным клиентом, которого всегда рисовало мое воображение. Она не разыскивала ни похищенного отца, ни пропавший сиротский фонд. Однако у нее, как у нанимателя, были и положительные стороны: во-первых, ее дело касалось Шарки, а во-вторых, она расплачивалась наличными.

Я взял деньги и сунул их в нагрудный карман. Теперь я сам могу купить себе шоколад, а не принимать его в качестве оплаты. Ощущать банкноту в кармане было приятно. Я почувствовал себя настоящим частным детективом.

– Ладно. Теперь, когда с формальностями покончено, перейдем к делу.

Эйприл открыла рот, собираясь ответить, но Мэй опередила ее:

– Может, не стоит, Эйприл? Ты же знаешь, Флетчер неплохой парень. У него могут быть неприятности.

Эйприл посмотрела на Мэй так злобно, что вся ее розовость потускнела.

– Очень даже стоит, кузина. Может, тебе лучше пойти и поупражняться в танцах, а я с Флетчером сама разберусь? Как-никак считается, что он выдающийся детектив.

– Эйприл права, – успокоил я Мэй. – Вместе со значком приходят и неприятности. Это нормально.

Эйприл и Мэй уставились друг на друга, словно две девочки из манга[6]6
  Манга – японские комиксы.


[Закрыть], которые вот-вот начнут испепелять друг друга молниями. По какой-то причине Мэй не хотела, чтобы меня втягивали в это дело. То ли считала, что мне не хватит ума, то ли и впрямь беспокоилась обо мне. Все это лишь подогрело мое любопытство.

Наконец Эйприл и Мэй устали играть в гляделки и перешли к следующей фазе – игре в молчанку. При этом Мэй, чтобы позлить Эйприл, сняла танцевальные башмаки и принялась барабанить ими по столу.

Дождавшись, пока барабанная дробь хотя бы ненадолго утихнет, Эйприл начала излагать свою историю:

– Все Шарки – сущее наказание. Они, наверное, украли миллион всяких разных вещей.

«Миллион и одну», – подумал я.

– Вообще-то мне это было безразлично, – продолжала Эйприл, – пока они меня не трогали. Однако пару недель назад Шарки украли кое-что и у меня.

Я достал из кармана маленький блокнот.

– Почему ты решила, что это сделали Шарки?

Эйприл вытаращила глаза, и я заметил, что тени на веках у нее тоже розовые.

– Потому что знаю, Минимун. Знаю, и точка.

Я многозначительно покачал головой.

– «Знаю, и точка» – еще не доказательство.