Текст книги "Еврейский вопрос Ленину"

Автор книги: Йоханан Петровский-Штерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Мошко Бланк – уникальный тип добровольца-осведомителя: он доносил не на конкретную общину, группу или отдельного человека, а на всех евреев в целом. Специалист по русской истории тонко заметил, что доносчики-евреи были «психопатами еще до того, как это состояние признали заболеванием».[48]48
  Charles van Onselen. Jewish Police Informers in the Atlantic World. 1880–1914 // Historical Journal, vol. 50. no. 1 (2007): C. 119–144. цитата со C. 119.


[Закрыть] Болезненная одержимость Мошко молитвой о Мессии – поразительный пример его расхождения с Хаскалой. Хорошо известно, что молитва иудеев, которую приводит Мошко в подтверждение своей точки зрения – Я верю полной верой в приход Мессии… – это все лишь рекомендуемое дополнение и ни в коем случае не обязательная ежедневная молитва. Это один из 13 Принципов веры, еврейское кредо, сформулированное в средневековой Испании в ту пору, когда иудаизм щедро черпал у Аристотеля и неоплатоников. И сформулировал его, между прочим, Моисей Маймонид, Рамбам, еврейский философ-рационалист par excellence. Благодаря глубокому знанию эллинистической и арабской философии и светских дисциплин Маймонид стал центральной фигурой еврейского прошлого, одним из далеких предвестников еврейского Просвещения.

В своем неуклюжем критиканстве еврейских верований с просветительских позиций и отрицании одного из принципов веры Маймонида Мошко не уразумел главного. Именно в это время еврейские просветители заявляли письменно и устно, что иудаизм – наряду с христианством – есть религия, а не образ жизни и что настало время заменить громоздкую еврейскую ученость прозрачной системой верований, катехизисом, – разумеется, построенным на принципах Маймонида. Что касается Мошко Бланка, он руководствовался тщеславием и самоненавистничеством, а не идеями еврейского Просвещения.

Может, Мошко был поборником религиозной реформы, подобной немецкому реформистскому иудаизму якобсоновской закваски? Начиная с Израиля Якобсона в Вестфалии, а также усилиями проповедников Франкфурта, Гамбурга и Берлина движение за еврейскую религиозную реформу изменило иудейское богослужение. Сторонники религиозных реформ – они называли себя реформистами – считали, что евреи должны радикально изменить свои обряды, подражая тем изменениям, которые произвел некогда Лютер в христианском богослужении в противовес католицизму. Еврейское реформистское движение инициировало перемены, бросающие вызов установившейся литургической традиции и раввинистическим авторитетам. Долой шофар (бараний рог), этот пастушеский религиозный атрибут с его разрывающим сердце звуком, не имеющим ничего общего с религиозной музыкой. Долой стеклянный бокал под свадебным балдахином, который жених должен разбить в память о разрушении Храма – какое кому дело до Иерусалимского Храма в прогрессивный и либеральный XIX век? Давайте забудем о Земле Израиля и выбросим упоминания о ней из ежедневного богослужения: мы, современные евреи, любим германскую землю и считаем ее своей родиной, а не местом горького изгнания. Да и от идеи возвращения из галута в Святую землю также лучше было бы отказаться: нам и здесь хорошо.

Раввины-реформисты также полагали, что евреи не нуждаются в Мессии, поскольку эпоха Просвещения и эмансипации уже сама по себе есть избавление. Бланк, как и реформисты, настаивал, что Святая земля и упоминания Мессии в иудейском богослужении свидетельствовали о еврейской нелояльности. Однако Бланк не был религиозным реформистом. В отличие от немецко-еврейских реформистских проповедников Бланк предлагал обратить евреев в христиан, а не превратить их в верноподданных Моисеева вероисповедания, слуг Его Величества. Реформисты покончили с упоминанием Мессии, Иерусалимского храма и Святой земли в богослужебной практике, но в остальном иудейская литургия осталась неизменной – и нормативной. Мошко Бланк предлагал вычеркнуть Мессию только для того, чтобы раз и навсегда покончить со всем этим иудейским религиозным трепетом.

Первый среди равных

Даже если Мошко и не был приверженцем прогрессивно-либеральных направлений в иудаизме, это еще не значит, что он был дьяволом во плоти. Мошко был не лучше и не хуже большинства других евреев-осведомителей, многие из которых строчили доносы на всю общину. Возьмем, например, более изобретательного, хотя и менее удачливого Шлему Козлинского, зажиточного купца третьей гильдии из Немирова. Козлинский пообещал, буде ему представится возможность приватно поговорить с Его Императорским Величеством, открыть тайны еврейской коммерции и разоблачить еврейских фальшивомонетчиков. В качестве скромной награды он просил всего только назначить его главой над еврейскими купцами всех гильдий.[49]49
  CAHJP. НМ2/9479.1 (оригинал в ЦДIАУ, ф. 444, on. 1, од. зб. 8, «По доносам отличившегося в разоблачении фальшивомонетчиков купца Ш. Козлинского о контрабандной торговле евреями м. Немиров». 18 221 828), арк. 1–26.


[Закрыть] Или возьмем Гершко Грималовского из местечка Жванец, известного русским властям пьяницу и шантажиста. Гершко жаловался, что каменецкий кагал утаивает еврейские души от налогов и тратит большую часть своих доходов на взятки местным чиновникам. Гершко обратился к губернатору: он просил о личной встрече и о назначении его государственным инспектором, дабы, воспользовавшись предоставленной ему властью, доказать истинность своих обвинений.[50]50
  CAHJP. НМ2/9307.19 (оригинал в ЦДIАУ, ф. 442, оп. 142, од. зб. 539, «Дело по записке еврея Гершка Грималовского о злоупотреблениях по каменецкому уезду». 1835), арк. 2. См. также CAHJP. НМ9452.17 (оригинал в ЦДIАУ, ф. 442, оп. 785, од. зб. 45. «О еврее Каменецкого уезда Гершке Грималовсклом». 1835), арк. 1–2.


[Закрыть]

Некоторые доносчики регулярно рапортовали о нелояльности и подрывной деятельности евреев. Гершко Копершмит из Староконстантинова, бывший поставщик русской армии, находясь под арестом, сообщил тайной полиции, что евреи покупают порох в Житомире и Киеве и продают его затем мятежным польским панам; что еврейские цирюльники занимаются проплаченным членовредительством и калечат евреев, занесенных в рекрутские списки; что они, эти расторопные выжиги, подрывают российские финансы.[51]51
  ГАРФ, ф. 109,1-я экспедиция, оп. 10, ед. хр. 164 («О желании еврея Гиршки Копершмита открыть известную ему тайну». 1835), л. 2–5 об.


[Закрыть] Еще один печально известный осведомитель, Яков Липе, доносил на руководителей еврейской общины – дескать, они привержены предрассудочному хасидизму, игнорируют русские законы, презирают русский язык и всячески поддерживают издателей запрещенных еврейских книг.[52]52
  CAHJP. НМ2/9452.24 (оригинал в ЦДIАУ, ф. 442. оп. 786, ед. хр. 211, «Бумаги, принадлежащие Якову Липсу». 1836), арк. 2, 3, 14.


[Закрыть] Аврум Купербант просил о встрече с Николаем I, чтобы рассказать ему лично, что знаменитый Ружинский цадик (Израиль Фридман) сложил магическую молитву – для произнесения при сжигании квасного хлеба перед Пасхой и наводящую пагубу на царя и всю его семью.[53]53
  CAJHP. НМ2/9423 (оригинал в ГАРФ, ф. 109. 1-я экспедиция, д. 277, «По доносу еврея Аврума Купербанта о преступных замыслах евреев против государя императора». 1846), л. 11,10,14,16 об., 23.


[Закрыть]

Многие доносчики были гораздо изобретательнее Бланка. Абрам Кнох из Белице, обвиненный в ложных доносах, сообщал из тюрьмы, что он хотел ни много ни мало спасти русский трон и императорское семейство. Если Бланк утверждал, что евреи – непатриотичны, то Кнох открыл, что евреи в своих ежедневных молитвах проклинают Россию, русский народ и русское государство. В качестве подтверждения он привел строчку из молитвы Амида (Восемнадцать благословений), которая читается трижды в день. Одну из бенедикций он тщательно транслитерировал: у-малхут ха-раша ке-рега то-вед. Приведенная строка – слезная просьба, чтобы Господь сокрушил «царство зла». Что же это за «царство зла»? Кнох решил приоткрыть завесу над главной еврейской тайной. По его мнению, слова молитвы – о «русском» царстве: он читает древнееврейское «раша» (зло, злое, злобное) как «Россия», причем не без некоторой зловещей логики. «Малхут ха-раша», в его интерпретации – это и есть царство российское. Во-вторых, он заявил, что это благословение хабад-любавичские хасиды, якобы ненавидящие русское правительство, специально – и совсем недавно! – включили в свой молитвенник. В традиционном ашкеназском молитвеннике, утверждал он, ничего подобного не было. При проверке его сведений тайная полиция установила, что данное благословение имеется во всех еврейских молитвенниках и что оно было включено в канон более 1000 лет тому назад, когда России еще и в проекте не было.[54]54
  ГАРФ, ф. 109, оп. 5, д. 207 ([ «Абрам Кнох»]. 1830), л. 29–35 об.


[Закрыть]

Вообще власти тщательно проверяли доносы своих оплаченных и волонтерских осведомителей. Так, например, было установлено, что один доносчик уклонился от рекрутской повинности, а когда был задержан, вдруг сообщил о незаконных уловках, к которым евреи прибегают с целью обмануть рекрутское присутствие. Другой был пойман на мошенничестве и, пытаясь избежать тюрьмы, пообещал в письмах к царю разоблачить связи евреев с польскими мятежниками и декабристами. Многие осведомители весьма раздражали высшее начальство, и их доносы часто отправлялись в долгий ящик. Так, например, Яков Зандиман из Умани, находясь под арестом в Звенигородке за пьянство и нелегальную торговлю лифами, несколько раз посылал свои разоблачительные записки в Санкт-Петербург. Он до такой степени надоел, что граф Бенкендорф приказал киевским чиновникам запретить Зандиману в дальнейшем беспокоить начальство беспочвенными разоблачениями.[55]55
  ДАКО, ф. 2, on. 1, од. зб. 4824 («Дело о внушении еврею Зандиману, чтобы он не утруждал высоких особ неосновательными просьбами». 1833), арк. 1–2.


[Закрыть]

Кто такие эти доносчики? Некоторые были обижены соседом или торговым партнером и не нашли лучшего способа, чем обратить гнев правительства на своих обидчиков. Другие пребывали в длительном конфликте с общиной и, интригуя, доносили в полицию на старейшин кагала. Многие осведомители отчаянно пытались добраться до высокого начальства, чтобы избежать тюрьмы, наказания или суда. Некоторые мечтали стать государственными чиновниками и таким образом решить свои финансовые проблемы. Но почти все они, как и большинство выкрестов, считали себя незаслуженно «униженными и оскорбленными», жаждущими, чтобы русское правительство наделило их властью и взяло их на государственное содержание.[56]56
  Ср. с классификацей выкрестов, приведенной в работе Stanislawski Michael. Jewish Apostasy in Russia: A Tentative Typology // Todd Endelman. ed. Jewish Apostasy in the Modern World (New York: Holmes and Meier. 1987). P. 189–205; о евреях, обратившихся в христианство в Восточной Европе, см.: Endelman Todd. Jewish Converts in Nineteenth-Century Warsaw; A Quantitative Analysis // Jewish Social Studies.vol. 4. no. 1 (1997). P. 28–59; Endelman Todd. Jewish Conversion from the Seventeenth to the Nineteenth Century // Leo Baeck Institute Year Book 40 (1995); Endelman Todd. Jewish Self-Hatred in Britain and Germany // Michael Brenner et al. eds. Two Nations: British and German Jews in Comparatvie Perspective (Tubingen: Mohr Siebeck. 1999). P. 201–210; Chae Ran Y. Freeze. When Chava Left Home: Gender, Conversion, and the Jewish Family in Tsarist Russia // Polin: Studies in Polish Jewry, vol. 18 (2005). P. 153–158; Klier John. State Policies and the Conversion of Jews in Imperial Russia // Robert Geraci and Michael Khodarkovsky. eds. Of Religion and Empire: Missions, Conversion, and Tolerance in Tsarist Russia (Ithaca: Cornell University Press, 2001). P. 92–112.


[Закрыть]

Доносчики отлично сознавали, что столичная администрация уже наделила некоторой властью отдельно взятых евреев, сделав их цензорами, советниками при губернаторах (в должности «ученых евреев»), переводчиками, городскими чиновниками нижнего уровня. Потерпев крах в торговых или хозяйственных делах, они теперь пытались прибиться к единственно ценному и с их точки зрения незыблемому в империи: к власти. Многие из них обращались к правительству с одним и тем же вопросом, который особенно красноречиво сформулировал Хаим Вормс из Острога, обрусевший французский подданный, просивший назначить его секретным агентом, подотчетным непосредственно Третьему отделению.[57]57
  ГАРФ, ф. 109, оп. 5, ед. хр. 233 («О жителе г. Острог, изъявившем желание открыть тайну»), л. 80.


[Закрыть] Вся эта публика мечтала об одном и том же – стать «евреями в ливреях».

В 1810–1830-е гг. Третье отделение получало десятки душераздирающих записок, авторы которых обычно прибегали к стандартному обороту: «Ваше величество, прикажите Вашему смиренному слуге явиться перед Вами в Санкт-Петербург, и я открою Вам лично тайны, которые помогут защитить Вас и Вашу семью от предательства моих соплеменников». Осведомители просили подъемных денег, разрешения выехать за пределы черты оседлости и дозволения предстать перед императором, в чьем присутствии они охотно раскроют тайны величайшей важности с точки зрения безопасности государства. Доверять эти тайны бумаге они не решались, но дерзко требовали личной встречи с царем, которому грозят немыслимые и неисчислимые беды, если их к нему не допустят. Иначе, заявляли они, – как делал и Мошко – тайные враги, очернители трона найдут способы помешать им открыть самую что ни на есть правду. Взамен, разумеется, просили денег и тепленького местечка на государственной службе. Очень часто шеф корпуса жандармов писал на этих претенциозных записках: «Нет надобности».

Осведомителями иногда были персоны известные, например, некоторые ведущие миснагиды, ярые противники хасидизма, вроде рабби Авигдора из Пинска. Среди многочисленных раввинов, противников хасидизма, был и некий Моисей Каценеленбоген, обвинявший еврейских издателей в публикации каббалистических и хасидских книг, напичканных, как он утверждал, «мечтательным противозаконием». На деле же, как и во многих других случаях, этот раввин также добивался места на государственной службе – вряд ли он ставил себе целью очернить своих единоверцев. Так, он просил назначить его главным раввином Киевской, Волынской, Подольской, Екатеринославской и Херсонской губерний, чтобы, как он заявлял, искоренить зло, то бишь – хасидизм.[58]58
  CAHJP. HMF 777 A-В (оригинал в ГАРФ, ф. 109, 1-я экспедиция, 3 отд., ед. хр. 53, «Материалы по доносу раввина М. Каценеленбогена о существовании в Могилевской, Киевской, Волынской, Подольской, Полтавской, Херсонской, Екатеринославской и Бессарабской губерний хасидских сект». 1836), л. 2–33.


[Закрыть]

У этих доносов начала XIX в., включая доносы Бланка, есть одна забавная общая черта. Вместо того чтобы сообщать о реальном положении дел на местах, осведомители сообщают обо всем том, что соответствует намерениям и совпадает с планами правительства. Так, например, в 1810–1820-е гг. русское правительство прилагает немалые усилия к тому, чтобы остановить контрабанду через австрийскую границу. В эти годы доносы пестрят разоблачениями продажных государственных чиновников, с которыми еврейские контрабандисты делятся добычей. В 1820–1830-е гг. правительство принимает должные меры, чтобы не позволить евреям уклоняться от рекрутской повинности; в эти годы осведомители доносят на катальных как на главных манипуляторов с рекрутскими списками. После польского восстания 1830–1831 гг. доносчики сообщают о евреях, которые якобы поставляют коней и порох мятежному польскому панству. В конце 30-х гг. правительство прикрывает большую часть еврейских типографий, и тогда доносчики открывают правительству глаза на нелегальное печатание (и продажу) еврейских книг. После неудачной образовательной реформы 40-х гг. они указывают правительству на отвращение евреев к русской культуре и их врожденную нелояльность. При этом подхалимы-державники несколько запаздывали: хорошо зная, что именно планирует правительство в отношении евреев, они в своих доносах подчеркивали, что правительственные планы обречены на провал и приведены в исполнение не будут, если только правительство не возьмет себе в союзники, советчики и сотрудники их самих, жаждущих служить и выслуживаться доносчиков.

К этой группе и принадлежал Мошко, хотя в свои восемьдесят он и не претендовал на государственный пост. Непрерывные судебные тяжбы стали для него побудительным мотивом: сперва он доносил на своих соплеменников, затем на кагальных старост и, наконец, на всех русских евреев. К 40-м годам он превратился из обычного осведомителя, преследующего свои узкие цели, в ренегата, доносящего на все еврейское общество. Не то чтобы Бланк отставил в сторону свои эгоистические интересы, скорей он решил сделаться добровольным слугой вертикали власти, бескорыстным помощником высокого начальства, незаменимым источником сведений о еврейской общине, разумеется, за скромное вознаграждение. Примем во внимание, что в 1850 г. Мошко с дочерью, после многолетних занятий ростовщичеством, объявили о банкротстве.[59]59
  Штейн. Ульяновы и Ленины. С. 43.


[Закрыть] В это время Мошко был далеко не беден, и тем не менее он мог ожидать – и даже лелеял эту мысль – получить хорошенькое вознаграждение от царя за свои далекоидущие предложения, как это порой случалось с энтузиастами-лизоблюдами, восторженными сторонниками правительственных мер. К этому времени им двигала амбиция государственника-неудачника, а не одно только еврейское самоненавистничество. В конце концов Мошко был вознагражден: в 1846 г. Санкт-Петербургский еврейский комитет рассмотрел Мошкины рекомендации, обсудил их с губернаторами некоторых западных губерний и, следуя предложению министра внутренних дел, потребовал от Раввинской комиссии составить стандартный текст молитвы за царя и царствующий дом.[60]60
  Эйтингина Мария. «Да соделаемся верными слугами…» еврейская молитва за российского императора // Бойцов Михаил, Данилевский Игорь ред. Казус: индивидуальное и уникальное в истории. М.: Наука, 2007. С. 334–360, особенно см. с. 339–344.


[Закрыть]

Раввинская комиссия составила новый текст молитвы, порекомендовала включить ее во все издающиеся в России еврейские молитвенники и обязала раввинов и канторов читать ее в Шаббат, на еврейские праздники, на годовщину коронации и в дни ангелов-хранителей императора и императрицы. Напечатать напечатали, но вот заставить евреев читать или повторять произнесенное кантором вслух были не в силах ни Мошко Бланк, ни Раввинская комиссия, ни сам Николай I.

Во всяком случае, Мошко мог поздравить себя с великим свершением, хотя в жизни он изведал и горечь, и разочарование. Он не разбогател; к ужасу своему, он пережил своего старшего сына, вынужден был в свое время бежать из родного Староконстантинова и потерял почти все, что нажил, в многочисленных судебных тяжбах. Между тем, хотя бы отчасти, его мечта осуществилась: его сын Александр стал врачом и, женившись на женщине благородного происхождения, создал настоящую православную семью и стал отцом шестерых детей. В конце 30-х гг. Александр Бланк посетил отца и прожил с ним несколько месяцев в Житомире, доставив ему, тайному христианину, как говорили в Староконстантинове, а штик нахэс – немного радости.

Мошко сумел отгородиться от ненавистных ему соплеменников. Как и его сыновья, он выкрестился, и, принимая во внимание, кем были его крестные, можно предположить, что в Житомире он был на хорошем счету у государственных чиновников среднего звена. Его предложения достигли благосклонного царского слуха. В каком-то смысле Мошко сделал карьеру, и даже успешную карьеру, отмеченную неуклонным движением вверх и заметным духовным ростом. Он перебрался из Староконстантинова, который он почитал забитым еврейским местечком, в губернский град Житомир. Он отверг презираемые иудейские мерзости и принял высокочтимое им наиправославнейшее христианство. Кроме того, он, безусловно, преуспел как выдающийся доносчик, так сказать, классик жанра, который успешно оболгал евреев черты оседлости.

Пророчества мадам Финкелынтейн достигли небесной канцелярии в слегка усеченном виде и были удовлетворены лишь отчасти. Мошко умер православным, но для евреев он оставался ничтожным подхалимом, местечковым обывателем, лебезящим перед государственной властью. Даже крестившись, теперь уже в роли Дмитрия Бланка, до конца своей жизни он оставался Мошко Бланком, евреем, страдающим от клинического самоненавистничества, – индивидом, который даже свою ненависть к бывшим соплеменникам мог сформулировать только на идише. Впрочем, ему делает честь, что он помог двум сыновьям получить врачебную специальность, хотя их личный и профессиональный рост никак не связан с бланковским еврейским самоненавистничеством. Дмитрий и Александр жили на другой планете.

Теперь мы зададимся вопросом, унаследовал ли правнук Мошко Бланка какие-нибудь черты своего дальнего родственника, которого он никогда в жизни не видел.

Глава третья
Ленин, евреи и власть

^{Шмуц третьей главы Юлий Мартов (Цедербаум), 1917. Из коллекции Д. Заславского. С любезного разрешения Алексея Литвина.}

^{Владимир Ленин (Ульянов), фото 1895 г. Из полицейского досье 1907 г. ГАРФ, ф. 1742, оп.1, д. 37 015, л. 1. С любезного разрешения ГАРФ.}

В июне 1870 г. родители Ленина Мария Бланк и Илья Ульянов приехали в деревню Кокушкино с новорожденным сыном. В это лето пять дочерей Александра Бланка, зятья и многочисленные внуки съехались в их семейном имении. У них давно стало традицией проводить каникулы в Кокушкино. Однако на этот раз Мария Бланк и Илья Ульянов приехали по особому поводу – показать двухмесячного Владимира шестидесятишестилетнему дедушке, опытному врачу, специалисту-акушеру, занимавшемуся также натуропатией и бальнеологией. Крещеный, хотя и обрезанный Александр Бланк внимательно осмотрел своего необрезанного крещеного внука и нашел его в отличной форме и добром здравии. Что почувствовал, о чем подумал Александр Бланк, осматривая внука?

Д-р Бланк был доволен. В его прохладных опытных руках лежало теплое двухмесячное существо. Второй после Саши внук! Дочерей у д-ра Бланка было много – пять! А его единственный сын, психически неустойчивый, покончил с собой. Но вот теперь у него будет двое внуков – мальчишек. Да, он был горд. Владимир – так назвали мальчика – родился в семье дворянина среднего достатка. Илья Ульянов был инспектором народных училищ в ранге действительного статского советника и получал жалованье от Министерства народного просвещения. За внука можно было не беспокоиться: родители вполне могли обеспечить ему достойную жизнь. Мария Бланк и Илья Ульянов принадлежали к образованному культурному слою России. Их семейная жизнь казалась устойчивой и предсказуемой, будущее Владимира – безоблачным и прекрасным.

Бланк не мог не радоваться, что на долю внука не выпадет тех испытаний, которые выпали на его долю, сначала когда он был Израилем, а затем Александром: он имел в виду нравственные страдания из-за взбалмошного отца в Староконстантинове; ссоры отца с матерью в Житомире из-за крещения детей; гнусные подозрения коллег и дурное обращение со стороны начальства в Смоленске, Казани и Перми. Д-р Бланк даже пожалел, что его собственный отец, Мошко Бланк, ныне покоящийся в мире, не дожил до того, чтобы подержать на руках православного мальчика, родившегося у Бланков далеко от проклятой черты оседлости. Д-р Бланк был уверен, что маленького Володю Ульянова ждет совсем иная судьба. У него, разумеется, не будет проблем с латынью. Отучится в хорошей гимназии. Станет врачом или юристом. Будет жить в Санкт-Петербурге, повидает мир.

Это была первая и последняя встреча староконстантиновского Бланка с Владимиром Ульяновым (Лениным) из Симбирска. Несколько недель спустя д-р Бланк умер. В семейных преданиях память о нем сохранилась как о человеке строгом и умном, знатоке своего дела, придерживавшемся демократических убеждений, добром враче (он бесплатно лечил крестьян), стороннике нетрадиционных методов лечения – включая холодные ванны, о человеке, чей ум и либеральные убеждения, если не происхождение, были причиной нередких конфликтов с медицинской бюрократией.

И сам Ленин, и его сестры знали, что их мать, Мария Бланк, происходит из семьи д-ра Бланка. Возможно, они также знали, что матерью Марии Бланк была первая жена д-ра Бланка Анна Гроссшопф из обрусевшей немецко-шведской семьи. Ее воспитала Екатерина Эссен – тетя Катя, как ее звали в семье, сестра ее матери, которая после смерти Анны стала гражданской женой д-ра Бланка. Если принять во внимание корни Анны Гроссшопф и Екатерины Эссен, вполне правомерно предположить, что и Бланки были из немцев. До поры до времени Ульяновы и Ленины в этом не сомневались.

Говорить об этнической принадлежности в окружении Ульяновых считалось дурным тоном. Глубоко укорененные в ценностях Просвещения, Ульяновы считали ниже своего достоинства различать людей по национальному происхождению. Для Бланков и Ульяновых назвать кого-нибудь евреем было равнозначно ксенофобской выходке. Оба семейства были православными, и Бланки, и Ульяновы жили в русских городах на Волге и говорили по-русски. Добившись всего самостоятельно, эти семьи принадлежали к первому-второму поколению русского дворянства среднего достатка: людям почтенным, но без наследственного капитала. Село Кокушкино закладывали и перезакладывали: в хозяйственном отношении оно было скорей обузой, чем приносившей прибыль собственностью.

Происхождение семьи Марии и Ильи Ульяновых было весьма пестрым – тут были и калмыки, и шведы, и евреи, и немцы, – но младшие Ульяновы знали только о русских и немецких корнях и были глубоко ассимилированы в русскую культуру. Они никогда не бывали в черте оседлости и не вели никаких дел с евреями. Так что когда в возрасте 30 лет молодой социалист Ленин приехал в Польшу, он впервые в жизни увидел настоящих евреев. В проникновенном письме к матери он, между прочим, сравнивает их с православными людьми: ему просто больше не с кем было их сравнить.[61]61
  Ленин В.И. Полное собрание сочинений (5-е издание). Т. 55. М: Издательство политической литературы, 1967–1981 гг. С. 328. Здесь и далее: Ленин В.И. ПСС.


[Закрыть]

Даже если бы Мария Бланк знала, что ее отец Александр, дед Ленина, был крещеный еврей, ей было бы неловко обсуждать этот вопрос с детьми. Скорее всего, она никогда об этом не упоминала. Ее сыновья и дочери были знакомы со многими родственниками со стороны отца, Ильи, но ничего не знали о семье Александра. Забегая вперед, упомянем, что сестра Ленина Анна обнаружила еврейские корни Александра только после смерти Ленина, в 1924 г. Это открытие изумило ее, и она пожалела, что брат так и не узнал об этом обстоятельстве. Сам Ленин не любил отвечать на вопрос партийных анкет о его национальности. Когда же все-таки приходилось, он либо ставил прочерк, либо указывал: «русский». Не потому, что хотел солгать или, наоборот, сказать правду о своем происхождении, а потому, что считал неудобным обсуждать национальное происхождение в любом виде. Вот почему есть серьезные причины сомневаться в обоснованности утверждения маститого историка, будто Ленин «гордился еврейскими корнями своих предков».[62]62
  Service Robert. Lenin: A Biography. London: Macmillan. 2000. P. 28.


[Закрыть]

Специалисты по русской истории без конца спорят, знал ли Ленин о своих еврейских корнях. Нам представляется второстепенным, знал или не знал Ленин о еврейском происхождении своего деда по материнской линии. Гораздо важнее определить отношение самого Ленина к русским евреям, понять, как он относился к своим партийным товарищам еврейского происхождения и что для него значило еврейское происхождение – если вообще эта тема хоть в малейшей степени его беспокоила. И если вопрос о том, знал ли Ленин о еврейском происхождении Бланков, остается пока предметом исторических спекуляций, то вопрос об отношении Ленина к евреям и, шире, к еврейскому вопросу представляется более надежным способом поставить Ленина лицом лицу с его собственными предками.