Текст книги "Люций: Безупречный клинок (ЛП)"
Автор книги: Йен Сент-Мартин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Люций стоял рядом с троном Кларион, положив руку на рукоять своего меча. Наигранное доверие. Но девочка вряд ли могла его обвинять. Предательство – единственная постоянная вещь в их реалиях. И как тут можно ждать, что кто–то кому–то станет доверять?
Палубный офицер направился к трону Кларион с инфопланшетом, чтобы ознакомить её с результатами последних показаний авгуров. Он обошел Люция на расстоянии, почтительно отведя глаза. Вечный вырвал инфопланшет у него из рук.
– Я займусь этим.
Офицер тут же замер и покорно опустил голову, буравя палубу взглядом.
– Как пожелаете, мой повелитель.
Люций схватил его за лицо когтистой рукой и человек захныкал. Он встретился с Вечным взглядом, пытаясь унять дрожь во всём теле и проиграл.
– Именно, – сказал Люций, глядя на раба и лукаво улыбаясь, – я твой повелитель.
– А можно… – Кларион попыталась изобразить самую невинную улыбку, – хотя бы один?
Люций отпустил мужчину и тот поспешил обратно к экипажу. На мгновение Вечный замолчал, взгляд скользнул по инфопланшету перед тем, как он положил его на голову проходящего мимо сервитора. Лоботомированный раб шаркал дальше, не обращая внимания на устройство, покачивающееся на черепе, которое с грохотом свалилось на пол, когда тот завернул за угол.
– Ничего не сделается от одного, – настаивала Кларион.
Шрам на верхней губе задергался и стал похожим на щелкающий красный хлыст. Взгляд его налитых кровью глаз метнулся к Кларион.
– Только один?
Она кивнула.
– Один-одинешенек.
Люций вновь посмотрел на обзорный экран окулуса, занимающий всю переднюю стену мостика, прежде чем развернуться и вновь уставиться во тьму.
– Один-одинешенек.
Капитан Арвел Доната не видел ничего сквозь пламя, быстро пожиравшее мостик «Молнии Корса». Упавшая подпорка вспорола кожу до самого черепа и задавила насмерть трёх членов экипажа. Только сервиторы остались на своих местах, поскольку не могли их покинуть. Они стучали бесполезными обуглившимися конечностями по разбитым консолям, в которые их вмонтировали, пока оставшаяся плоть стекала, как грязный жир с их костей и бионики.
– Доложить обстановку, – прокричал Арвел в пламя, – хоть кто–нибудь и что–нибудь!
Но в живых не осталось никого, кто бы мог ответить. Пятнадцать тысяч человек на палубах «Молнии Корса» умерли вместе с капитаном, не понимая, что стало причиной их смерти.
Сначала всё шло по плану. После того, как второй залп торпед выстрелил, Арвел дал сигнал остальным кораблям, что бы те передали последние сведения о ходе боя. Их цель, чем бы она не являлась, не двигалась с тех пор, как появилась на радарах. Будь это фрегат-отступник, пиратский звездолёт, или же настоящий корабль Архиврага, он бы попытался сманеврировать и скрыться в кромешной тьме, увидев шесть имперских кораблей-убийц. Вместо этого цель оставалась неподвижной. Разочарование охладило пыл Арвела. Еще одна груда обломков или кусок окаменевшего и покрытого льдом корабельного остова. Не более.
Однако его разочарование быстро испарилось. Запыхавшийся офицер артиллерии бросился к своему трону, доложив что ни одна из выпущенных торпед в цель не попала. Арвел уже приготовился отчитать молодого человека за плохое чувство юмора, но тот подключился по воксу к другим кораблям эскадры.
Связь прерывалась, сигнал искажался помехами, но смысл каждого сообщения был и так понятен. Ни одна из торпед не попала в цель.
Это были последние отчеты, полученные «Молнией Корса» ровно перед тем, как все вокс-устройства и ауспексы отключились. Помехи и скрап-код хлынули со всех коммуникационных и сенсорных блоков «Молнии Корса», лишив звездолёт глаз, ушей и языка.
Но не зубов.
– Я требую, чтобы через четыре минуты третий эшелон уже был готов к стрельбе, – приказал Арвел, – активировать макро-пушку и зарядить её, восстановить связь с командованием флота и остальной эскадрой. Мне все равно как, даже если вам придется вылезти наружу и размахивать сигнальными флажками. Вы сделаете это.
Экипаж бросился исполнять его приказы. Минуты проходили с тревогой. Члены команды перекрикиваясь, пытались скоординировать друг друга. Техножрецы и технопровидцы вскрывали пульты контрольных станций. Последние копались во внутренностях машин, пытаясь восстановить ауспекс и связь по воксу, а первые вопили и умоляли духов машин о прощении, пока пели молитвы и наносили священные масла на их корпуса.
Поток искр вырвался из башни фокусирующих катушек ауспекса, и офицер, наблюдавший за показателями, радостно закричал:
– Ауспекс есть!
Выражение триумфа изменило черты лица пожилого человека, и его руки пробежали по рунной консоли, обновляя всплывающие строчки крошечного зеленого текста с показателями. Внезапно его лицо застыло в шоке, переходящем в ужас.
– О, Трон, – прошептал он, – Трон Терры, нет.
Офицер перевел обезумевший от паники взгляд на Арвела и закричал. Портал переднего обзорного окна заполнил ослепительный свет:
– Ложись!
Лэнс-батареи ударили идеально. Первые потрескивающие энергетические копья были поглощены пустотными щитами «Молнии Корса» в ореолах прозрачного многоцветия. Они сдержали огонь, но через секунду вспыхнули, не выдержав перегрузки. Пламя не утихало, разрезая застрявшую в пустоте «Кобру». Внутренние взрывы сотрясали палубу, разбрасывая экипаж вокруг постов. Кровь брызнула на металл, отражая свет пламени, вспыхнувшего на мостике.
Всего за минуту мир Арвела Доната разорвался на части. Над головой треснула потолочная балка и прижала к полу своей сокрушительной тяжестью нескольких членов экипажа. Командир поднялся на дрожащих ногах, кровь струилась по его лицу. Пламя поглотило его первую команду.
Его первую, и, как он с горечью осознал, единственную команду.
Капитан боевого флота Кадии Арвел Доната, пошатываясь, подошел к медным перилам перед обугленным командирским троном «Молнии Корса». Перила буквально расплавились до жидкого состояния. Дыхание вырывалось из его легких, влажное и горячее от дыма и внутреннего кровотечения. Арвел поднял голову, пытаясь что–то разглядеть глазами, которые щипало от жара, сквозь дым и пламя через смотровую площадку из бронестекла в конце мостика.
Пожар на мгновение затих. Достаточно для того, что бы он заметил массивный острый нос, выкованный из выцветшего пурпура и переливающегося серебра, за мгновение до того, как тот ударил в звездолёт.
Кларион сладко хихикнула в тот момент, когда «Диадема» пронзила имперский эсминец. Это был невинный смех, который противоречил тому, что она оборвала тысячи жизней в одно мгновение ока.
Звездолёт поменьше, уничтоженный лэнс-батареями ударного крейсера, разваливался на вращающиеся металлические осколки в расширяющемся облаке космического мусора вокруг корабля Когорты Назики. Остальные пять эсминцев запустили маневровые двигатели, отчаянно пытаясь спастись от урагана обломков, несущихся на них. И некоторым это частично удалось. Половина эскадры была уже уничтожена, когда «Диадема» проплывала мимо. Уцелевшие, но поврежденные эсминцы дрейфовали в пустоте, поскольку их двигатели превратились в шлак от хирургически точного залпа.
Один из больших обломков врезался в корпус «Диадемы» и палуба задрожала.
Кларион улыбнулась. Это был мостик «Молнии Корса».
Переборочный люк позади её трона открылся. Люций шагнул на мостик, стуча копытами по палубе. Он повернулся к хозяйке корабля.
– Это, – прорычал он обвинительным тоном, – не один-одинешенек.
Кларион хихикнула.
– От меня тут ничего не зависело. Другие корабли были слишком близко, чтобы избежать столкновения с трупом своего друга, – она махнула рукой, призывая к спокойствию, – всего лишь маленькая безобидная забава.
– Данные с ауспекса, – гундосил сервитор из ямы сенсориума. Кларион подалась вперед всем телом, – тип «Диктатор».
Девочка жестом показала Люцию, что можно расслабиться, прежде чем поняла, что сервитор не прекращал докладывать.
– Данные с ауспекса. Лёгкий крейсер типа «Бесстрашный». Данные с ауспекса. Крейсер типа «Готик». Данные с ауспекса. Фрегат типа «Огненный Шторм». Данные с ауспекса. Линкор типа «Победа».
Последнее лишило Кларион всех мыслей. Они стали целью линкора типа «Победа» – жемчужины в короне любого боевого флота. И это не предвещало ничего хорошего. Совсем ничего.
– Вытащи нас отсюда! – Кровавая слюна брызнула из пасти Люция, когда он увидел, как заполняются значками имперских звездолётов тактические гололиты. Возмездие Кадии приближалось слишком быстро.
Кларион поднялась на своём троне, выкрикивая приказы своей команде. Её тонкий и нежный голос властно зазвучал, прорезав хаос. Этот голос говорил об её истинном и нестареющим «я», а не об оболочке из костей и мяса, внутри которой она обитала. Члены экипажа в спешке бегали от одного поста к другому. Они выкрикивали обновленные данные о приближающихся выстрелах со звездолётов Кадианских Врат.
Палуба задрожала, как только шквал огня вдарил по щитам «Диадемы». Члены экипажа повалились на пол, но некоторые успели ухватиться за искрящиеся консоли.
Кларион даже не сдвинулась со своего места, будто находилась в оке бури. Еще один залп ударил по левому борту, ослабляя щиты. Кларион нахмурилась:
– Всю энергию направить на двигатели и щиты. Мы сбегаем!
Увидев её взгляд, Диренк остановился. Он отстранился от поцелуя, почувствовав как холодный ветер тянет свои когти по пышной луговой долине. Дрожь сотрясла землю, наполнив воздух эхом громовых раскатов. Диренк буравил взглядом холм, его тело упиралось в острие голой красной скалы. Трава вокруг высохла и превратилась в пепел на потрескавшейся пустынной почве.
Взбесившись, Диренк посмотрел вниз. Девушка исчезла. Боль пронзила разум кислотными когтями, вспыхнув резким жаром на левой руке. Пальцы пульсировали, он ощущал, как мышцы натягиваются под плотью с такой силой, что кости ломаются.
Удар, и земля изменила свой цвет. Свет пропал и Диренк погрузился в кромешную тьму. Он понял, что более не может пошевелиться, и что воздух наполнился кислым запахом антисептика и гнилой крови. От пронзительного гудения по коже прошли мурашки. Звук и ощущения, которых он не знал, сколько себя помнил.
Он находился на корабле.
Диренк открыл глаза, по-настоящему открыл. Алхимические круги затмили его зрение остаточными очертаниями. Он увидел ослепительный свет ярких шаров, свисающих с крепких цепей, тянувшихся из мрака наверху.
Помещение вновь сотряслось и цепи резко загремели. Диренка вдавило в его фиксаторы, похожие на клешни тиски плотно сжали его голову. В воздухе раздался сдавленный стон металла. Он знал этот звук. Огонь по кораблю из всех орудий. Еще один толчок. Мигрень пронзила голову Диренка, да с такой силой, что он закричал.
К нему вернулось зрение и он смог разглядеть огромный силуэт, находящийся в другом конце комнаты. Это был тот полубог, который забрал его из демонического мира. Жемчужные доспехи жужжали и рычали, пока он работал, склонившись над изможденным человеком, прикованным так же, как и Диренк.
Макушку мужчины вскрыли, плоть откинули назад, а открытая черепная коробка обнажала блестящую глыбу – его мозг. Полубог навис над мужчиной, и ковырялся в пульсирующей массе плоти изуверскими орудиями и узкими серебряными зондами.
Подопытный засмеялся. Струйки густой слюны потекли с иссохших губ и мужчина согнулся пополам от радостного экстаза. Полубог подправил зонды. Бедолага прекратил смеяться, его голова поникла, а костлявый позвоночник задрожал от рыданий, вызванных абсолютным отчаянием. Слезы бежали по чахоточным щекам, капая с губ – он застонал, полный бездонной печали.
Диренк не мог оторвать от мужчины испуганного взгляда, но очередная вспышка боли пронзила запястье. Он перевел взгляд вниз и обнаружил там кое–что еще более ужасающее.
Руку восстановили, но выглядела она далеко не так, как в саду. И все же, что–то занимало её место. Извивающийся пучок блестящих щупалец торчал из запястья, хлопая и обвиваясь вокруг руки и креплений. На каждом из отростков красовались бородавки и круглые пасти миног с полупрозрачными зубами.
Тошнота и шок забились в желудке Диренка. Его вырвало тонкой струйкой желчи на себя. Он отчаянно пытался освободиться из оков и убежать от страшно пугающей его мутации, позабыв о том, что та уже соединена с телом.
Раб поднял голову и застыл. Рычащий шлем полубога смотрел прямо на него. Кристально-голубые линзы полыхали – он изучал Диренка. Сервомоторы доспехов зажужжали по-осиному, когда огромный легионер поднялся и отстранился от рыдающего человека в цепях.
Космодесантник приближался, тяжелые шаги эхом отражались по комнате. Он возвысился над Диренком. Через мгновение он потянулся и отсоединил манжетные уплотнения шлема, под сопровождение шипения вырывающегося под давлением воздуха.
Он снял шлем и теперь уже бледное лицо вглядывалось в Диренка. Более холодное и бесчеловечное, чем сама керамитовая маска. Янтарные глаза сверкали в темноте. Глаза хищника, препарирующего связанного раба, как и любой другой образец в лаборатории. От этого взгляда все мысли в голове пропали.
Полубог посмотрел куда–то позади Диренка и коротко кивнул. Раздались неуклюжие шаркающие шаги железных ног.
– Этот для меня уже бесполезен, – сказал полубог нечеловеческим низким голосом. Диренк почувствовал, как неуклюжие руки из серой плоти и жесткого железа освободили его от оков. Он закричал, когда клешнеподобные тиски содрали с его головы, вырывая из висков зазубренные шипы интерфейса.
Космодесантник наклонился к рабу пугающе близко и прошептал:
– Лучше бы ты и дальше спал. – Полубог пошел к своему рабочему месту, крикнув через плечо, прежде чем надеть шлем. – Отведи его в башню.
Диренк смог поднять голову, когда его тело освободили от цепей. Мертвец нёс раба на руках, его лицо провисло, тело состояло из черного железа и кряхтящих шестеренок больше, чем из трупной плоти. Онемевшие ноги Диренка скользили по палубе, пока сервитор тащил мужчину через всю комнату. Взглядом он зацепил тусклые ряды выстроенных вдоль стен резервуаров, наполненных амниотической жидкостью. Эмбрионоподобные формы заполняли их изнутри, влажные внутренности подсоединили к ужасным машинам, перекачивающим и собиравшим бледные жидкости из тел и мозгов, переправляя их в контейнеры с ярким розовым веществом.
Взгляд раба остановился на одном из резервуаров перед тем, как сервитор вынес его из комнаты. Костлявая женская фигура безвольно плавала в химическом потоке, её конечности так же безвольно прижимались к телу. Приоткрытые глаза, чей некогда яркий цвет впитали машины, смотрели в пустоту.
Зеленые глаза.
II.V
Спектральная вспышка варпа была криком рождения «Диадемы» в разорванной реальности.
Несмотря на все чудеса техники, изобретенные человечеством в эпоху завоеваний галактики Императором, выход из Моря Душ для кораблей, бороздивших пустоту во имя Его, оставался актом невиданного насилия. Десять тысячелетий не изменили ничего, да и корабли девяти падших легионов не стали исключением.
На корпусе ударного крейсера появились новые шрамы, нанесенные во время побега от Кадианских Врат. Несмотря на то, что темперамент капитана корабля частенько раздражал Вечного, он никогда не сомневался в её мастерстве. Дитя-демон протащила «Диадему» через адский огненный шторм имперской ярости целой армады кораблей. Звездолёт выжил и добрался до пункта назначения.
Ожидавший их одинокий корабль неподвижно завис в пустоте. Как и «Диадема», затмевающая угловатый хрупкий силуэт корабля, тот принимал участие в решающих моментах, как выковавших Империум Человечества, так и в попытках его уничтожить. Он бороздил звёздное пространство под множеством имен, и даже в ограниченном лексиконе легионов ни одно из них не звучало приятно. Какое бы имя ему ни присвоили нынешние хозяева и не выбили на железной коже, все равно прокисший, низменный разум, затаившийся в сердце звездолёта, оставался неизменным – холодным, подобным клинку и всегда был готов причинить муки или учинить лихо.
Люций не знал, какое имя носит этот корабль теперь. Он был, или, по крайней мере, казался созданным на человеческих верфях. Очертания не соответствовали ни одному известному дизайну СШК, и он больше походил на жало какого–то огромного насекомого, чем на космический корабль. Сервитор проанализировал данные ответчика звездолёта и не выдал ничего, кроме бессмысленного потока тарабарщины. Расстояние сокращалось. И только сейчас Люций осознал, что ему не все равно.
Нет, не в имени было дело. Вечному было наплевать, как называется корабль. Всё, что его волновало – душа, командующая звездолётом.
Настороженные приветствия пронеслись между двумя кораблями в пустоте. Такие встречи, даже для тех воинов, которые когда–то были родственниками по легиону, являлись напряженным и тонким делом. Предательство и ожесточенное соперничество распространились среди потерянных и проклятых. Перспектива задержаться на неопределенный срок в Имперском пространстве, взращивала напряжение у экипажа, поскольку они не были готовы принять бой или улететь, если авгуры вдруг обнаружат нематериальные волны, свидетельствующие о лоялисте.
– Откуда ты знаешь, что ему можно доверять? – Кларион смотрела на Вечного, изучая хозяина светящимися глазами цвета жидкого золота. Справедливый вопрос, и он признавал это. В их нынешнем положении мало что его устраивало, хотя и это наводило на вопрос, чему же можно было доверять в прошлых веках.
Он командовал группировкой, стоящей на грани вымирания. Он – голова, чье тело уже ссохлось и находилось при смерти.
Если Когорта Назики переживет еще одну битву, им понадобится новая кровь. В царстве, где вариантов оставалось ничтожно мало, этот источник являлся самым надежным. Люций получит средства, способные пополнить ряды, если выживет, чтобы претендовать на них.
– Просто будь готова, – ответил Люций, – мы отправимся к ним на «Когтистой Королеве» и вступим в переговоры. Если их цель предательство – будь готова вернуть нас и принять бой.
– А я разве не всегда готова? – улыбка вспыхнула на губах, неудача у Кадианских Врат не смогла подкосить её гордость.
– Хозяин, – произнесла Кларион спустя минуту молчания, – ты так и не ответил на вопрос.
– Все до безобразия просто, – ответил Люций, спускаясь с мостика. Когда переборочный люк с грохотом открылся, пропуская его в коридор, он остановился и оглянулся через плечо на Кларион:
– Я знаю, что доверять ему нельзя.
Каждый из космодесантников Когорты Назики поднялся по штурмовому трапу в десантный отсек «Когтистой Королевы». Внутри находились все, кроме двоих. И так было каждый раз, когда отряд покидал «Диадему». Композитор никогда не выходил из святилища в своей башне, как и терминатор Афилай – его жестокий защитник.
Внутри, в алом свете «Громового Ястреба», легионеры заняли свои места. Рипакс расположился в носу звездолёта, магическим образом притаившись на потолке и внутренней обшивке корабля. Они были готовы в любой момент выскочить и окрасить свои когти кровью врага. В самом центре стоял Виспиртило – спокойный и неумолимый, как всегда. В свободной руке он держал копье.
Ни один из воинов не спрятал оружие. Они шли на встречу с теми, кто когда–то тоже бороздил пространство под знаменем III легиона, но сейчас эти узы не значили ровным счетом ничего. Даже если помыслы бывших братьев и были чисты, демонстрация силы оставалась необходимым атрибутом. Если они почувствуют, что группировка Люция хоть на толику уязвима, их намерения вполне могут сместиться в сторону кровопролития.
Абсолютная истина, которую Люций прекрасно понимал. Он бы поступил именно так, поменяйся они ролями.
Предводитель Когорты Назики поднялся на борт «Когтистой Королевы» последним. Его копыта цокали по штурмовому трапу при подъеме. Вместо того, чтобы занять место рядом со своими воинами в десантном отсеке, он зашел в кабину пилотов.
Вместо традиционной команды лётчиков или экипажа из специализированных сервиторов, «Когтистая Королева» управлялась извивающейся массой плоти, подсоединенной к эзотерическим машинам. Тела, умы и души двадцати лучших смертных пилотов III легиона слились воедино в комке подрагивающего мяса, гудящих механизмов и дергающихся конечностей, объединив мастерство и свирепый дух, дабы управлять древним кораблем и направлять его сквозь воздух и пустоту. Пилоты сражались в грандиозных воздушных турнирах, чтобы удостоиться этой чести. Их апофеозом стал подарок Оливо, иерарха представителя Тёмных Механикум на «Диадеме», присутствующего на борту со времен легиона. Еретех очень гордился своим творением, хотя много технологий и оборудования, необходимых для его создания, он получил от брата, с которым Люцию в скором времени предстояло воссоединиться.
– Вперед, – приказал Вечный, ощутив, как сразу же после этих слов содрогнулась палуба корабля в момент зажигания главных двигателей «Громового Ястреба». Боевой звездолёт грациозно поднялся с посадочной палубы «Диадемы». Когтистые посадочные опоры убрались обратно в смазанный маслом корпус и «Когтистая Королева» развернулась носом к выходу из отсека.
Грохочущие ставни раздвинулись, открывая вид на пустоту сквозь потрескивающий энергетический барьер. Шум двигателей «Когтистой Королевы» усилился, когда она рванула вперед, пронзив энергетическое поле и нырнула в ледяную тьму.
«Громовой Ястреб» закружился вокруг корпуса «Диадемы» и, поднявшись над её зубчатой поверхностью, направился к другому кораблю.
Оба борта звездолёта были уродливыми, распухшими от разложения. Вместо брони его покрывала тёмная плоть и пульсирующие органы. Ряды орудийных батарей превратились в блестящие хоботки, потрескивавшие от клубов нечистой энергии.
Сморщенное отверстие на левом фланге корабля извивалось и расширялось в огромную всасывающую пасть прямоугольной формы. «Когтистая Королева» развернулась, указывая на отверстие острым клювом прежде, чем приготовиться к посадке.
Волна порченых статических разрядов с шипением захлестнула «Когтистую Королеву» в тот момент, когда она прошла сквозь энергетическое поле корабля и приземлилась на палубу. Штурмовой трап опустился.
Рипакс вырвался из «Громового Ястреба». Двое вскарабкались на бронированный нос корабля, а трое других во главе с Виспиртило насторожено смотрели по сторонам у подножья трапа. Люций спустился следом за ними. Жалкие остатки группировки шли рядом, осматриваясь вокруг и держа оружие наготове.
Воистину ужасающая сцена поприветствовала их. Стены покрывали полуорганические машины, голый металл едва ли виднелся под полупрозрачной кожей насекомоподобных существ. За боевыми кораблями, шаттлами и другими транспортными средствами ухаживали аморфные существа выросшие в чанах с мерзостью. Они катались, грохотали и визжали. Палуба уже не была металлической, она представляла собой гибкий хитиновый материал, похожий на панцирь. Несмотря на обстановку, воздух отсека пропах запахом едкого зловонного антисептика.
Среди этого тошнотворного зрелища Люций не видел ничего, что можно было назвать человеком, не говоря уже о легионере.
– Всем быть начеку, – прошипел он по воксу. Визжащая мерзкая тварь споткнулась о копыто мечника. Он хватил существо за загривок и поднес к глазам. Несчастное создание билось и кричало, брыкаясь бесполезными конечностями, оставляющими кислотную полупрозрачную слизь на броне Люция.
Вечный презрительно ухмыльнулся и отшвырнул тварь подальше. Существо врезалось в штабель грузовых контейнеров. Кости захрустели, пока оно билось в конвульсии на протяжении нескольких секунд перед тем как опорожниться и утихнуть.
Тяжелый и тягучий грохот заставил Люция повернуть голову. Гигантский обезьяноподобный зверь бил себя чешуйчатым кулаком по груди. Его окружал рой из визжащих отвратительных тварей. Гигант уставился на Люция сверху вниз пучком фасеточных глаз-бусин и обнажил пасть, полную желтых клыков.
Зверь взревел, вонючая слюна брызнула с его губ. Рой болтающих без умолку тварей поменьше съежился сзади. Их количество не придало им смелости и они скользнули обратно в тень монстра, как только вой утих.
– Что ж, – вздохнул Люций, доставая лаэранский клинок, – допущу, что так все и начнется.
Каждый из воинов Когорты Назики поднял свое оружие, сжимая мечи и вскинув болтеры и игольные ружья к плечам. Рапторы зашипели, молнии переплелись вокруг их когтей. Зверь ударил кулаками по палубе и прыгнул вперед, бросившись в атаку.
– Достаточно, малыш.
Голос заглушил неистовый шквал возмущавшихся омерзительных тварей настолько, насколько они способны были молчать. Неуклюжий зверь резко затормозил, немедленно прекратив наступление и опустил голову на палубу в знак послушания.
Из–за его спины появилась фигура, небрежно прогуливающаяся по морю из странных созданий, которые отступали или устилали палубу под его сабатонами, словно прокладывая тропу. Древняя силовая броня, со следами пурпура III легиона под плащом из содранных лиц, искрилась и стонала от старости, но жужжащие паукообразные конечности хирургического ранца с наконечниками лезвий, хирургическими пилами для костей и другими грозными, менее узнаваемыми инструментами переливались на свету свежей смазкой. За ними явно ухаживали с огромной осторожностью и вниманием.
Он приблизился. Голова без шлема казалась изможденной оболочкой, натянутой на череп и увенчанной пучками седых, вьющихся волос. Лицо было острым и исхудалым, то самое ожесточенное лицо из сообщения астропата. Космодесантник погладил своего монстра по голове с отцовской нежностью, совершенно не состыковывающейся с убежищем безумца, которое он построил для себя. Он перевел взгляд на Люция. Эти глаза Вечный знал слишком хорошо.
– Рад встрече, Люций, – произнес Фабий Байл, бывший главный апотекарий Детей Императора, а ныне глава Консорциума – Прародитель. Он одарил Люция одним из самых редких из даров, который только мог подарить всей галактике.
Улыбкой.
– Я ждал тебя, – произнёс он.
II.VI
Сырое помещение окутывал мягкий янтарный свет. В самом центре, окруженный рядами таинственных гудящих инструментов, подергиваясь, висел кокон. За шумящими рядами приборов стояли резервуары из хрусталя и бронестекла. Там находилось нечто искореженное, дрейфуя и плавая в молочно-белой амниотической жидкости. Полускрытые очертания едва появлялись из алхимической жижи, плескавшейся внутри, и наружу выплывали огромные конечности с дополнительными суставами; кожей, покрытой хитиновыми гребнями; вялыми лицами с огромным количеством глаз или без них вообще.
В отличии от резервуаров по обе стороны, кокон состоял из плоти. Блестящий розовый овал был окутан тёмными сетками инъекционных трубок и синтетических вен, соединяющих его с машинами вокруг. Кокон мягко дернулся, поверхность натянулась, подобно коже, которой обтянули барабан. Он потел и дрожал, жар, исходящий от него, превращался в пар, клубился и извивался в воздухе помещения, добавляя влаги.
Непонятный силуэт был заперт там, под внешним слоем кокона, свернувшись в эмбриональной позе. Он спал и рос каждый день с момента своего зачатия. Он почти не двигался, не считая редкой дрожи и спазмов, как у ребенка с беспокойным сном. Сегодня его покою суждено прерваться.
Короткие тонкие пальцы прижались к стенкам кокона, натягивая поверхность. Вскоре и вторая рука заскользила вдоль внутренней стенки. Плоть изогнулась, заполняя комнату приглушенным треском, и мясистый барьер разорвался.
Тонкая струя маслянистой жидкости хлынула по кончику одного из пальцев, прорвавшего плоть, и потекла вниз. Маленький ручеек превратился в ручей, а потом уже и в хлещущий поток, когда пальцы разорвали крошечный прокол в коконе и широко растянули его. Звук рвущейся мокрой плоти наполнил помещение – кокон распахнулся и на пол упал комок биологической слизи вместе с бледной дрожащей фигурой.
Сирены издали пронзительный сигнал тревоги, когда диагностические мониторы потеряли связь с тем, что находилось внутри кокона. Ряды обзорных экранов ожили, транслируя картинку существа с нескольких ракурсов через видеорегистраторы безопасности. Оно дрожало и изо всех сил пыталось вдохнуть. Маленькие насекомоподобные создания сновали по стенам, рассматривая существо сложными скоплениями аугметических глаз, держась на расстоянии.
Новорожденный выгнул спину и задрожал, очищая дыхательные пути от околоплодных вод, и рот от жирной слизи. Впервые в жизни он сделал глубокий мокрый вдох, выйдя из своего кокона. Он втянул холодный, обеззараженный воздух и провел следующую минуту громко и сильно кашляя, пока легкие, ранее не функционировавшие, боролись, обрабатывая окружающую среду.
Со временем, после нескольких подобных припадков, сопровождающихся головокружением, он, наконец–то, задышал. Такое достижение расширило восприятие, и вскоре шум, холод и темнота наполнили разум дискомфортом.
Слепой, неспособный идентифицировать оглушительные звуки вокруг, он тихонько заскулил. После чего согнул пальцы и принялся отдирать от своего тела амниотическую жидкость, свернувшуюся в плотный эластичный гель.
Руки нервно шарили по полу и, наконец–то, надавили на холодные железные пластины – он попытался подняться.
Поверхность палубы, скользкой от слизи и питательной кашицы, лишила его опоры, и он рухнул вниз клубком бледных конечностей. Боль пронзила плоть сильнее, чем холод и он закричал в темноту. Ему было так одиноко, так страшно. Через несколько мгновений он сглотнул и вновь попытался подняться.
Еще три попытки не увенчались успехом. Наконец, он равномерно распределил свой вес на руки и колени и смог встать на четвереньки. Приложив все усилия, он поднялся на колени, рефлекторно вытянув руки для равновесия. Голова дергалась из стороны в сторону, лицо ребенка скрывала маска из слизи и серебристо – белых волос.
Ребенок отчетливо чувствовал, как за ним наблюдает бесчисленное количество глаз, хотя свои ему еще предстояло открыть. Онприсел на пятки и поднёс руки к лицу, вцепившись в мокрую массу волос, после чего отбросил их назад. Свет дразнил его слипшиеся от слизи веки.
По гибким мускулам побежали мурашки. И снова ощущение того, что за ним наблюдает кто–то недосягаемый, поползло ледяными когтями вверх по позвоночнику ребенка. Он погрузил пальцы в слизь, покрывавшую лицо.
Если бы он только мог открыть глаза.
Наконец–то корка, склеивающая сомкнутые веки ребенка, треснула. Её резиновые чешуйки упали на пол и он открыл глаза, впервые увидев свет и мир вокруг.
Внезапный тяжелый удар в спину – ребенок рухнул на палубу. Что–то тяжелое топталось сверху, раздавливая его. Пузырчатая пена соскользнула с губ, заглушая голос, когда ребенок закричал от боли.
