Текст книги "Любовь и Смерть. Убийство Курта Кобэйна (ЛП)"

Автор книги: Йэн Гальперин

Соавторы: Макс Уоллес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

В тот же день Джекки Фэрри, одна из нянь Фрэнсис, принесла ребёнка в клинику к Курту, который играл с дочерью приблизительно двадцать минут. Курт жаловался Фэрри на свои сражения с Кортни по поводу Лоллапалузы. На следующий день Джекки снова принесла Фрэнсис, и на сей раз Курт играл с девятнадцатимесячным ребёнком почти час, подбрасывая её в воздух и заставляя её хихикать – любимая игра Фрэнсис Бин.

После того, как они уехали, Курт вышел во двор и выкурил сигарету с ещё одной рок-звездой, проходящей здесь лечение – это был его друг Гибби Хэйнс из «Butthole Surfers». Хэйнс рассказал ему об одном из друзей, который недавно сбежал из «Эксодуса», перепрыгнув через стену заднего двора. Оба посмеялись над этой историей, потому что «Эксодус» не было учреждением со строгой изоляцией, и поэтому не было никакой причины убегать. Каждый при желании мог в любое время просто выйти прямо через парадный вход.

Позднее вечером того же дня в 19:25 Курт сказал медсестре, что он выйдет во двор покурить, на этот раз один. Не ранее чем через час сотрудники «Эксодуса» заметили его отсутствие. Он перелез через ту самую стену, по поводу которой они с Гибби Хэйнсом шутили ранее в этот же день.

Семь дней спустя его тело было найдено в комнате над его гаражом. Большая часть из того, что случилось за тот промежуток времени, оставалась тайной в течение почти десятилетия, но со временем несколько отсутствующих частей этой головоломки обнаружились, предоставив возможность нарисовать более чёткую картину того, что произошло в течение той недели.

* * *

В 8:56 утром 8 апреля Вон Левандовски, офицер Сиэтлского полицейского управления, ехал в своём патрульном автомобиле, когда по полицейской рации ему поступило сообщение, чтобы тот исследовал труп в особняке на бульваре Лэйк Вашингтон, принадлежащий Курту Кобэйну и Кортни Лав. Когда Левандовски прибыл на место, электрик Гэри Смит привёл его к веранде над гаражом. Через застеклённые створчатые двери офицер увидел человека с длинными белокурыми волосами, лежащего на спине с винтовкой поперёк тела. Приклад ружья находился между ногами жертвы, а ствол был на уровне середины груди. Левандовски, которого недавно вызывали в этот дом для расследования семейной ссоры с участием Курта и Кортни, немедленно опознал жертву как Курта Кобэйна. Несколько минут спустя к дому подъехала пожарная машина, посланная Отделом пожарной охраны Сиэтла по вызову офицера. На улице, не прекращаясь, шёл дождь. Пожарным пришлось взобраться на веранду и разбить оконное стекло на створчатых дверях, чтобы войти внутрь. Войдя, один из них пощупал пульс и констатировал смерть Кобэйна. Пожарный попросил удостоверение личности из бумажника, который лежал на полу на расстоянии приблизительно в два фута от тела. Левандовски взял водительское удостоверение Штата Вашингтон, установив личность жертвы – Курт Дональд Кобэйн, дата рождения – 02/20/67, и положил его рядом с телом. (Многие СМИ неправильно сообщали, что Курт переложил водительское удостоверение перед тем, как застрелиться, так, чтобы любой, приехавший на место происшествия, мог опознать жертву, даже если выстрел сделает его лицо неузнаваемым). К этому времени приехали ещё два офицера, и оба принялись фотографировать место происшествия, один «Полароидом», другой – 35-мм. камерой. Офицер Левандовски позвонил в Отдел по убийствам.

В ожидании Левандовски осмотрел комнату 19 на 23 фута, которая очевидно некогда использовалась в качестве оранжереи, но теперь не содержала никаких явных признаков растительной жизни, за исключением опрокинутого цветочного горшка в углу и забрызганных грязью цветочных лотков, стоящих вдоль стен. На жертве были надеты джинсы, чёрные кроссовки и расстегнутая рубашка с длинными рукавами, надетая на чёрную футболку с надписью по-японски. Справа от тела находилась коробка из-под сигар «Том Мур», в которой находились шприцы, ложка «и другие принадлежности, связанные с наркотиками». На полу находились шляпа, два полотенца, 120 долларов наличными, бумажник, пачка сигарет, зажигалка и солнцезащитные очки. Слева от тела лежало коричневое вельветовое пальто и бежевый футляр от винтовки, поверх которого лежал использованный патрон. Коробка с двадцатью двумя неиспользованными патронами была найдена в пакете из грубой обёрточной бумаги у левой ступни Курта. (Первоначально в ней было двадцать пять патронов.) В нескольких дюймах от головы Курта, рядом с большой лужей запёкшейся крови, находилась открытая банка пива из корнеплодов «Барк», на три четверти полная. Листок матовой бумаги, исписанный красными буквами, проткнутый ручкой, лежал на цветочном лотке из нержавеющей стали у северной стены. По прочтении Левандовски написал в протоколе, что это «было явно написано Кобэйном своей жене и дочери, объясняя, почему он покончил с собой» (См. страницу 101).

В кармане вельветового пальто была квитанция на покупку винтовки «Ремингтон» 20 калибра, серийный номер #1088925. Квитанция на 308.37 долларов была выписана на имя Дилана Карлсона и датировалась 30 марта 1994 года, днём, когда Курт уехал из Лос-Анджелеса в Сиэтл.

Вскоре прибыли трое детективов Полицейского Управления Сиэтла, чтобы оградить место происшествия, вместе с тремя членами медицинского судебно-экспертного управления округа Кинг, в том числе доктор Николас Хартшорн, которому уже было поручено произвести осмотр трупа. Хартшорн с трудом вынул винтовку из левой руки Курта, сжимающей ствол с такой силой, что его след был виден на его ладони. Судя по повреждению внутренней части рта, отметил Хартшорн, Курт стрелял туда. В патроннике винтовки находился один боевой патрон, а другой – в магазине, указывая на то, что оружие было заряжено тремя патронами, включая использованный, которым, по-видимому, был произведён фатальный выстрел. Тело жертвы было холодным, на ранних стадиях гниения, что означало, что он был мёртв уже некоторое время. На внутренней стороне каждого локтя были следы от уколов.

Хартшорн сделал фотографии тела и затем освободил карманы: 63 доллара наличными и клочок бумаги для записей с надписью: «Seattle Guns», 145 патрона или меньше, настроенный на лёгкий выстрел». В том же кармане был использованный билет на самолет авиакомпании «Дельта», датированный 1 апреля, место 2F, на имя Кобэйна/Курта – билет, по которому он летел из Лос-Анджелеса в Сиэтл после того, как он покинул «Эксодус» неделей ранее.

После того, как Хартшорн закончил обследование места происшествия, он принял меры, чтобы тело было доставлено в судебно-медицинское управление округа Кинг, где он проведёт вскрытие трупа, чтобы установить причину смерти. Это было стандартной процедурой, хотя его обязательное заявление для собравшихся офицеров – включая и сержанта Кэмерона, который прибыл часом ранее – таковым не было: «Это дело – очевидное самоубийство. Жертва умерла от причинённой самому себе раны в результате выстрела».

СМИ, предупреждённые сообщением по радио, что в особняке Кобэйна было найдено тело, начали собираться снаружи вскоре после 10:00 утра. В течение нескольких минут заявления Хартшорна мир узнал, что Курт Кобэйн совершил самоубийство в возрасте двадцати семи лет. Его фэны были потрясены этим известием, но после того, что они узнали на следующий день от Кортни Лав, никто не удивился.

* * *

Когда в «Seattle Times» спустя месяц была опубликована история лауреата премии за журналистские расследования Даффа Уилсона, подробно излагающая несколько любопытных противоречий по этому делу, она не дала особых поводов для волнения. Повторные утверждения Николаса Хартшорна и Дональда Кэмерона, что эта смерть была «хрестоматийным случаем самоубийства», сделали своё дело. Большинство людей к тому времени восприняло эту смерть как просто очередную рок-н-ролльную трагедию – самоубийца-наркоман, который отчаялся. Кроме того, он уже однажды пытался покончить с собой. Спустя несколько часов после того, как было обнаружено его тело, Кортни рассказала всем, кто её слушал, что римская передозировка в марте по сути была попыткой самоубийства, а не несчастным случаем, как утверждалось ранее. Она сообщила, что в Риме он также оставил записку. Единственная разница заключалась в том, что на этот раз он добился цели.

Но сведения Уилсона не давали ему покоя. Его источники в Полицейском Управлении Сиэтла информировали его о множестве фактов по поводу смерти Кобэйна, которые просто противоречили один другому. Среди наиболее явных был тот факт, что последующее полицейское расследование не выявило никаких чётких отпечатков пальцев на винтовке, патроне винтовки или ручке, которая была обнаружена воткнутой в записку. Но именно сама записка вызывала большинство вопросов. Несмотря на то, что полиция на месте происшествия сразу же описала её как «предсмертную записку», те, кто её видел, говорят, что в ней и речи нет о самоубийстве. Очень тревожит то, что всего лишь часть записки, которая, возможно, ссылается на такую участь, казалось, была добавлена в конце, в совершенно ином стиле почерка.

Усиливает загадочность то, что кто-то попытался воспользоваться кредитной карточкой Курта за промежуток времени с момента, когда судмедэксперт констатировал смерть Курта, до вскрытия его тела. Полиция никогда не устанавливала, кто пользовался кредитной карточкой, пропавшей из бумажника Курта, когда он был найден.

Но ещё более настораживающая деталь обнаружилась в другой сиэтлской газете тремя неделями ранее. Николас Хартшорн закончил вскрытие трупа в день, когда было обнаружено тело Курта, и немедленно объявил, что патологоанатомическая экспертиза подтвердила его первоначальное мнение – что Курт Кобэйн умер от раны, причинённой самому себе в результате выстрела. Поскольку закон штата Вашингтон относит результаты вскрытия трупа к секретной медицинской документации, управление Хартшорна отказалось рассказывать о деталях его выводов. Но 14 апреля опытные репортёры Майк Мерритт и Скотт Мейер из «Seattle Post-Intelligencer», которые за эти годы обработали довольно много источников, чтобы добыть то, что недоступно, опубликовали статью, утверждая, что источник в управлении судебно-медицинской экспертизы дал им информацию о результатах вскрытия трупа Кобэйна. Выделялась одна маленькая техническая деталь. Токсикологические исследования показали, что в теле Кобэйна присутствуют следы диазепама (валиума), и уровень морфия в крови составляет 1.52 миллиграмма на литр. Хотя Николас Хартшорн был медиком, он, как и большинство врачей, имел очень небольшие познания в комплексной области фармакологии и опиатов, и поэтому этот критерий не получил резонанса. Однако любому сведущему в этой области человеку такие данные сказали о многом.

4

Рошелль Маршалл, как и сотни тысяч подростков во всем мире, была потрясена, услышав сообщение о самоубийстве Курта Кобэйна. Как и у многих из них, после того, как своё распространение получили теории убийства, у неё и её друзей появились вопросы. Однако в отличие от большинства из них её мать была в состоянии дать на них ответ.

«Моя дочь сперва была очень взволнована. Она была большой поклонницей Кобэйна, – вспоминает Дениз Маршалл. – Потом через некоторое время она стала говорить, что не уверена, что он действительно покончил с собой, и я сказала ей: «Видишь ли, многие так воспринимают самоубийство, потому что просто не могут в это поверить». Но она сказала, что всё совсем не так. Она хотела, чтобы я в этом разобралась».

Маршалл хорошо подходила для этой задачи. В качестве помощника коронера Колорадо она расследовала сотни дел со смертельным исходом, включая многочисленные самоубийства и убийства. Она говорит, что за годы работы судебно-медицинским экспертом она усвоила важный урок: «Обстоятельства не всегда таковы, какими кажутся сначала». После прочтения нашей первой книги и несметного количества прочей информации о смерти Кобэйна, включая полицейские отчёты, Маршалл пришла к собственному выводу о том, что произошло. «Ставлю свой годичный заработок на то, что он был убит, – заявляет она. – Просто недостаточно улик, чтобы признать это самоубийством».

Маршалл объясняет, что к такому выводу её привело множество факторов. «Слишком много подозрительного. Очень много вопросов как раз по поводу того, как велось дело, – говорит она. – Когда я читала полицейские отчёты, я была поражена тем, сколько всего они сделали неправильно. Например, старший офицер на месте происшествия дотрагивался до тела, когда доставал бумажник жертвы, чтобы вынуть водительские права. Это совершенно недопустимо. Вы должны ждать приезда помощника коронера или судебно-медицинского эксперта, чтобы не загрязнять место происшествия. Вы никогда не дотрагиваетесь до тела».

Особенно её смутило поспешное, по её мнению, решение и полиции, и помощника судебно-медицинского эксперта, которые, ещё не покинув место происшествия, пришли к выводу, что смерть наступила в результате самоубийства.

«Это само по себе смешно, – говорит Маршалл. – Я не знаю ни одного дела, которое было бы элементарным самоубийством, а именно это все они и констатировали в данном случае: сразу же квалифицировали это как самоубийство. Вы просто не можете этого делать. Вы ждете результатов всех исследований и исследуете обстоятельства до того, как их квалифицировать. Вот как это делается».

Даже в такой ситуации, с предсмертной запиской на месте происшествия и с винтовкой в руках жертвы?

«Это – одно из тех обстоятельств, которые меня беспокоят, – отвечает она. – Записка присутствует в большинстве самоубийств. Я всегда отношусь к этому слегка недоверчиво, по крайней мере, достаточно недоверчиво, чтобы присмотреться поближе. И я отнеслась к этому с особым подозрением после чтения так называемой предсмертной записки в случае с Кобэйном. Исходя из собственного опыта, я с трудом назвала бы её типичной предсмертной запиской. У меня есть много вопросов по поводу почерка. Видите ли, в этой записке нигде не говорится о том, что он хочет умереть. Ему просто не нравится то, что он делает, и он хочет изменить свою жизнь. Я не рассматриваю эту записку как предсмертную и думаю, что было крайне непрофессионально судить об этом так поспешно».

Однако ни один из этих факторов не убеждает Маршалл, что Кобэйн был убит. Она утверждает, что решающий довод – это уровень героина. «Когда я увидела результаты токсикологической экспертизы наличия в крови морфия – 1.52 миллиграмма на литр – я сразу же сказала себе: «Как же он смог нажать на курок?». В этом просто не было смысла. С таким количеством героина в организме это было бы практически невозможно». (Когда героин попадает в кровь, объясняет она, он тут же превращается в морфий – поэтому исследуется не уровень героина, а уровень морфия в крови).

Маршалл рассказывает, как, движимая подозрениями, она стала копаться в архивах округа, пытаясь найти данные о вскрытии какого-нибудь трупа, который имел бы схожий с Кобэйном уровень морфия в крови. «Не было ничего даже приближающегося к такому уровню, – сказала она. – По сути дела, когда я стала продолжать поиски по штату, я просто не могла найти никаких дел с таким уровнем. Количество морфия в крови Кобэйна было поистине ошеломляющим. С таким высоким уровнем он бы просто не понимал, что нажимает на курок».

Как мог Курт застрелиться после того, как он принял столько героина? Проводя расследование в нашей первой книге, мы задали этот вопрос помощнику судебно-медицинского эксперта Николасу Хартшорну. Допустимый уровень был смягчающим фактором, объяснил он. У наркомана с такой тяжёлой формой зависимости, как у Кобэйна, переносимость намного больше, чем у обычного наркомана; поэтому опиаты действовали медленнее, прежде чем привести его в бессознательное состояние. «У него была тяжёлая зависимость от героина, – сказал Хартшорн. – Его организм мог обрабатывать значительно большие количества героина, чем [у] обычного человека». Начальник Хартшорна, доктор Дональд Риэй, который в то время был главным судебно-медицинским экспертом округа Кинг, соглашается: «Это – действительно результат переносимости: сколько этот человек употребляет, – сказал Риэй. – Если постепенно за месяцы или годы увеличивать дозу, с таким количеством наркотиков человек мог бы функционировать».

Дениз Маршалл в этом не уверена. «Конечно, переносимость действительно является одним из факторов, в этом нет сомнений. Я не буду с этим спорить, – говорит она. – Но мне всё равно, каков ваш уровень переносимости. Его уровень морфия был настолько высок, что я очень сомневаюсь, что у кого-то переносимость настолько высока. Я видела несколько крайне поразительных результатов, и я видела, что они пережили это, но я никогда не видела никого с его уровнем. Это просто ошеломляет. Если бы переносимость была так важна, не было бы стольких наркоманов, у которых всё время случается передозировка, чей уровень значительно ниже, чем тот, что был в крови Кобэйна».

Довод по поводу переносимости в деле Кобэйна всегда опирался на утверждение, что он долгое время употреблял героин, и его организм постепенно за месяцы и годы выработал переносимость к всё большим и большим количествам наркотиков. И, несмотря на его собственные частые публичные отрицания этого, нет никаких сомнений в том, что Кобэйн время от времени принимал большие дозы героина. Однако ещё неизвестно, сколько же героина он принимал на самом деле в последние месяцы своей жизни. По словам музыкантов, которые играли с ним во время его последнего европейского тура в феврале и марта 1994 года, Курт почти наверняка обходился без героина во время того тура. В апреле 1994 года Тони Барбер, басист «Buzzcocks», игравших на разогреве у «Нирваны» на нескольких концертах во время их европейского тура, сказал в интервью журналу «Melody Maker»: «Я знаю, что в том туре он не принимал наркотики. Он ходил, попивая воду «Эвиан», и каждый раз, когда я видел его, он выглядел «чистым». В той же статье гитарист «Buzzcocks» Пит Шелли вторит Барберу: «Он, похоже, на самом деле был чист, когда мы были в туре. В определённой степени это было слегка неудобно, потому что он вообще не участвовал в наших весьма спокойных пьянках».

Эти музыканты просто не знали о том, что Курт принимает героин? Возможно, но есть другой более надёжный источник, который, кажется, поддерживает их. Когда Курт был поспешно доставлен в больницу после его передозировки в Риме 4 марта, врачи сказали, что не нашли в его крови никаких следов наркотиков, кроме прописанного транквилизатора – роипнола. Таким образом, ровно за месяц до смерти Курта в его крови не было героина, и, вероятно, не было в течение некоторого времени. По мнению Кортни, Курт снова начал принимать героин спустя восемь дней после того, как он вернулся в Сиэтл. В качестве доказательства мы можем предположить, что он продолжал его принимать в течение последних двух недель перед своей реабилитацией, укрепляя возобновлённый уровень переносимости. Однако даже судебно-медицинский эксперт Сиэтла, ссылаясь на переносимость как на смягчающий фактор, сказал, что наркоман должен был увеличивать дозу «постепенно в течение нескольких месяцев или лет», чтобы функционировать с таким количеством наркотиков, которые нашли в организме Кобэйна. Но Дениз Маршалл предупреждает: не читайте слишком много о продолжительности его наркомании. «Переносимость может выработаться довольно быстро, – объясняет она. – Однако я по-прежнему не думаю, у кого-то может быть такая переносимость».

Как пишет Джеффри Берстон в учебнике по медицине «Самоотравление», «воздействие героина имеет такую короткую продолжительность и такую интенсивность, что оно препятствует любому типу физической деятельности, как преступной, так и не преступной». В 1996 году мы опросили одиннадцать различных наркоманов, думают ли они, что тот, кто ввёл себе столько, сколько ввёл Кобэйн, затем смог произвести выстрел и убить себя сразу же после инъекции, как утверждает полиция и судебно-медицинские эксперты. Все утверждали, что это невозможно независимо от уровня их переносимости. По словам наркомана с восьмилетним стажем, «тот, кто говорит, что такое может быть, никогда не кололся».

Коронеры и судебно-медицинские эксперты, не имея всего необходимого для обучения наркотической токсикологии, будут часто ссылаться на переносимость в таких делах, как дело Кобэйна, говорит Маршалл. «Моя специальность – из области фармакологии, в особенности она касается наркотических веществ, поэтому я разбираюсь в этих вопросах лучше, чем какой-нибудь врач, у которого нет такого специализированного фармакологического образования. Они могут знать азы, но не будут схватывать знания, которые предусматривают необходимые данные об определенном вопросе в нашей области. Я всё время сталкиваюсь с такими видами дел, где мне трудно вести своё дело, потому что коронер не может должным образом разбираться в том, что стоит за наукой об опиатах или прочих наркотических веществах. Если вы обратитесь к медицинской и научной литературе, она совершенно не поддержит вашего объяснения «переносимости» как доказательства, когда речь идёт о такой дозе. У большинства наркотиков есть терапевтический уровень, есть токсический уровень и есть смертельный уровень. Но в случае с опиатами нет никакого точного предела смертельного уровня, потому что уровень переносимости продолжает увеличиваться. Конечно, у каждого свой предел, иначе столько людей не умирали бы от передозировок. Если речь идёт об опиатах, увеличивается ваш токсический уровень, а также ваш смертельный уровень. Именно поэтому те, кто употребляет наркотики, могут принять их в большом количестве, прежде чем умереть. Но если вы приблизитесь к тому уровню, который был у Кобэйна, или даже гораздо ниже, вы тут же отключитесь».

Кровь часто характеризуется как «прямое доказательство». Смертельные наркотические уровни, как правило, различаются в зависимости от таких факторов, как переносимость и вес тела и хотя официально признанного предела нет, максимальная смертельная доза героина должна быть немного выше, чем самая высокая известная доза, которую кто-то принял и выжил. В историческом плане токсикологи полагались на опубликованные судебные отчёты о смертельной интоксикации, чтобы определить концентрации данного препарата, требующегося для получения измеряемого уровня в крови. В своей книге «Героиновая Наркомания», выпущенной в 1986 году, Джером Дж. Платт – бывший директор Института Наркотических Расстройств при Университете Аллегейни – пришёл к выводу, что наибольшая известная смертельная доза для мужчины весом в 150 фунтов – это уровень морфия в крови приблизительно 0.5 миллиграмма на литр. За несколько месяцев до смерти Кобэйн весил 115 фунтов. По словам Дениз Маршалл, это даже понизило его смертельную дозу. «Как правило, чем меньше вы весите, тем ниже смертельная доза», – объясняет она. В других исследованиях, процитированных в «Журнале Судебных Наук», также предполагается, что предельная известная смертельная доза для героина – это приблизительный уровень морфия в крови 0.5 миллиграмма на литр. Иными словами, уровень Кобэйна – 1.51 миллиграмма на литр – составлял более трёх обычных предельных смертельных доз.

Однако было бы ошибочным просто заявить, что Кобэйн принял тройную смертельную дозу героина. Фактически, если следовать медицинской литературе, доза, которую он принял, для среднестатистического человека составляет почти семьдесят пять смертельных доз. Наиболее важно то, что это было тройной смертельной дозой даже для самого закоренелого наркомана.

Тем не менее, эта статистика не даёт полной картины. Несмотря на то, что героина, который принял Курт, было вполне достаточно, чтобы убить себя три раза, есть много исследований, которые доказывают, что он, возможно, умер не сразу после приёма такой дозы. В этой литературе указывается, что он, возможно, оставался в живых в течение нескольких часов, даже после введения в его организм такого большого количества героина. Весь вопрос в том, мог ли он достаточно долго оставаться в сознании после укола, чтобы поднять винтовку и убить себя. Согласно утечке информации о результатах вскрытия, в действительности наиболее вероятной причиной смерти было огнестрельное ранение, а не инъекция героина, и это означает, что Курт был всё ещё жив в течение некоторого времени после укола.

В 1973 году «Журнал Медицины Новой Англии» опубликовал всестороннее комплексное исследование, «Концентрации Морфия и Периоды Выживания при Смертельных Случаях от Острой Героиновой Интоксикации», фармакологов Дж. C. Гарриотта и У. О. Стёрнера, которые изучили сотни связанных с героином передозировок. Во всех смертельных случаях, которые они исследовали по этому вопросу, эти двое ученых не столкнулись ни с одним случаем с уровнем морфия в крови более чем 0.93 миллиграмма на литр – что более чем на 50 процентов ниже уровня Кобэйна.

Однако хотя ни Дениз Маршалл, ни Гарриотт и Стёрнер никогда не находили такого же высокого уровня морфия в крови, как у Курта, такие случаи действительно есть. Во всестороннем обзоре уровня морфия крови в 1.526 смертельных случаях, касающихся внутривенных передозировок, связанных с героином, обнаружились двадцать шесть случаев, или 1.7 процентов, когда уровень был равен или превышал уровень Кобэйна – 1.52 миллиграммов на литр.

Обратимся к статистическим данным. Согласно исследованию, упоминавшемуся в «Международном Журнале Судебной Медицины», почти 85 процентов случаев с таким высоким уровнем кончаются так называемым «золотым уколом», завершающимся немедленной смертью. Но, сопоставив эти случаи, исследование заканчивается выводом, что «смерть не настолько быстра, и нужно учитывать период выживания в коматозном состоянии». Ещё одно исследование 1996 года о периоде выживания после наркотической передозировки, опубликованное в «Журнале Судебных Наук», подтверждает, что наркоман испытывает состояние острого шока «в пределах нескольких секунд» после введения смертельной дозы.

Однако во всех двадцати шести известных случаях передозировки героина, при которых уровень морфия в крови был равен или превышал уровень Кобэйна, когда тело было обнаружено, жгуты были всё ещё на месте, и шприц по-прежнему был прикреплён к руке жертвы или лежал на полу рядом с телом – что означало или мгновенную смерть, или бессознательное состояние.

Да, как замечает Дениз Маршалл, в полицейских отчётах не рассказывается о таком сценарии, когда было найдено тело Курта: «Это было самоубийство? Я не представляю себе, как возможно было это сделать физически. Я не представляю, как он мог принять столько героина, чтобы достичь такого уровня, убрать шприц и другие наркотические принадлежности, оправить свой рукав, схватить оружие, положить его прямо в рот и спустить курок. Я этого не представляю».

Маршалл была не единственным экспертом, имеющим сомнения по поводу официальной версии. В 1997 году телешоу Эн-Би-Си-ТВ «Неразгаданные Тайны» показало результаты вскрытия трупа Кобэйна доктору Сирилу Вехту, одному из самых известных судебно-медицинских экспертов Америки. Профессор юриспруденции из Гарварда Алан Дершовиц окрестил его «Шерлоком Холмсом судебной науки». Доктор Вехт немедленно отверг аргумент о переносимости, на который ссылался Николас Хартшорн. «Для большинства людей, включая наркоманов, 1.52 миллиграмма на литр морфия – это существенный уровень, – тщательно объяснил Вехт, – и для большинства из них, для большого процента, это будет уровень, который довольно быстро вызовет бессознательное состояние. Речь идёт даже не о минутах, а о секундах…. Это действительно поднимает вопрос, большой вопрос относительно того, действительно ли он стрелял из этой винтовки».

Однако перед камерой доктор Вехт отказался полностью исключить возможность самоубийства, заявив, что «такое могло быть, но это маловероятно». Таким образом, уважаемый специалист, казалось, был уверен в этом, однако с незначительной вероятностью того, что Кобэйн мог в самом деле застрелиться, как указывается в официальной версии. Однако спустя годы после этого интервью мы узнали, что это интервью доктора Вехта было больше, чем тем вечером передала Эн-Би-Си. По словам продюсера этой передачи Синди Боулз, Вехт вообще был не полностью информирован об обстоятельствах смерти Кобэйна до своего интервью, зная только то, что он был найден выстрелившим себе в рот и с посмертным уровнем морфия в крови 1.52 миллиграммов на литр. Вот что Вехт на самом деле сказал при выключенной камере после объявления о том, что самоубийство могло быть, но маловероятно: «Если это было самоубийство, он, вероятно, должен был держать оружие в руке, вводя себе героин, а потом застрелиться сразу же после инъекции».

Мы, конечно, знаем из полицейских отчётов, что такого не было. До того, как взять ружьё, Кобэйну понадобилось время, чтобы оправить рукава, убрать свои наркотические принадлежности и положить их обратно в лежащую поблизости коробку от сигар. Снова официальный сценарий с научной точки зрения кажется невозможным.

Новое открытие, касающееся мнения доктора Вехта, однако, не единственная важная часть информации, появившейся в последние годы. В 1995 году, после того, как Николас Хартшорн и его начальник, доктор Доналд Риэй, сообщили нам, что переносимость была смягчающим фактором, который позволил Кобэйну выстрелить в себя – даже после введения такой огромной дозы героина – мы бросили вызов каждому из них, чтобы они указали хотя бы на один случай, когда кто-нибудь принял такую же дозу, как Кобэйн, и оставался в сознании в течение более чем нескольких секунд. Ни один из них не смог сослаться на такой случай.

Два года спустя в своём документальном фильме Би-Би-Си «Курт и Кортни» его создатель Ник Брумфилд полагал, что он принял этот вызов. В этом фильме Брумфилд показал интервью с британским врачом, доктором Колином Брюером, который настаивал на том, что кто-то мог действительно застрелиться после принятия такого количества героина, которое было найдено в крови Курта. Чтобы доказать свою точку зрения, доктор достал фотографию, которую он взял у одного из своих пациентов. На этой фотографии, показанной в фильме Брумфилда, человек балансирует на одной ноге спустя пятнадцать минут после предполагаемого принятия «дозы, вдвое большей, чем у Курта». Когда этот документальный фильм был выпущен в 1998 году, одна эта фотография нанесла почти смертельный удар по теории убийства. На самом деле это доказательство было единственным элементом, на который ссылается Брумфилд, когда он поменял своё мнение о том, как умер Кобэйн. До того, как взять интервью у доктора, создатель фильма признаётся, что он склонялся к мысли, что Курт был убит. После интервью Брумфилд был уверен, что Кобэйн совершил самоубийство.