Текст книги "Цветы всегда молчат (СИ)"
Автор книги: Яся Белая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
47
Цветы всегда молчат
Он с порога опустился на колени, раздавленный, разбитый, с глазами больного пса:
– Простите меня! Я отвратителен! Просто … просто… я так давно живу один… совсем одичал, хуже горного тролля, – горько усмехнулся он, – разучился быть нормальным. А тут вы – сотканная из света! Являетесь и оглушаете меня юностью, музыкой, красотой… Простите меня! Не уезжайте!
Останьтесь ради Пола! Он всё, что у меня есть! Я очень люблю своего младшего брата и совершенно не готов потерять… И цветы… они, правда, здесь вянут… я проверял…
Она позволила ли ему припасть к своей руке и осталась.
Вечером того же дня они устроили ужин примирения. На ней снова было платье, приоткрывающее плечи. И Пол снова надел ей на пальчик кольцо. Колдер был вежлив, обходителен – подал ей стул, положил на тарелку кусок торта повкуснее – и даже шутил. Правда, ничего не ел, только пил бокал за бокалом…
Пожелав им спокойной ночи, она уже собралась к себе, когда услышала разговор:
– Ты что, пытался приударить за моей невестой?
– О нет, это было бы слишком грязным даже для меня.
***
А утром была свадьба. Простая деревенская свадьба. И она шла по проходу, легкая и тонкая, в светлом безыскусном платьице и венке из осенних цветов. Фаты не было, но длинные золотисто-рыжие волосы, ниспадая до осиной талии, придавали ей сходство с нимфой. И Пол улыбался ей, счастливо и светло. Колдер тоже улыбался, поздравлял… и прятал за спину руки, чтобы близкие не видели, как у него дрожат пальцы… Но она заметила всё равно…
… Теперь они могли сколько угодно целоваться и дурачиться… Едва выйдя из церкви, Пол потащил её за собой, куда-то вверх…
– Ты должна их увидеть! – ликующе кричал он. – Это просто чудо, что они расцвели сейчас!
Она пыталась сказать, что не нужно, звала вниз. Но он лишь с мальчишеским упрямством мотал головой. Потянулся за ними, неловко сверзился и кувырком рухнул вниз, к её ногам, со сломанной шеей…
В его широко распахнутых, ещё счастливых, глазах отражалось небо. В руках он сжимал букетик незабудок… Они тут же увяли и рассыпались в прах…
– Динь-дон, дин-дон, – прозвонил колокольчик…
Мифэнви лишилась чувств…
***
Графство Нортамберленд, замок Глоум Хилл, 1878 год
Направляясь сюда, в Глоум Хилл, Аарон Спарроу и представить себе не мог, что его встретят столь необычным способом. Меж тем, замковая калитка открылась и прямиком к нему в объятия вылетела очаровательная блондинка. Запущенна она была с такой силой, что, врезавшись в него, несмотря на своё довольно хрупкое телосложение, в буквальном смысле сбила его с ног.
Немного придя в себя и помяв его обширный живот своими нежными ручками, она тут же воздела их к небу, закричав:
– О, боже! Я, юная девушка, в объятиях джентльмена! Какой пассаж! Моя репутация погибла! О, горе мне! Есть только один вариант, всё исправить: если вы джентльмен, в чём я ни секунды не
48
Цветы всегда молчат
сомневаюсь, то женитесь на мне!
Хотя видеть их могли только высохшие кусты вереска да вороны.
Поняв о чём собственно речь, Аарон стукнулся затылком оземь, улетая в сладостное небытие…
***
Колдер едва успел подбежать, чтобы подхватить падающую Мифэнви.
– Латоя! – заорал он так, что древние стены замка едва не заходили ходуном. – Латоя, чёрт тебя побери!
Она, конечно же, примчалась, поскольку вопль его, должно быть, было слышно на другом конце земли. Испуганная, как заполошная квочка, часто моргая своими длинными, словно веера, ресницами, она смотрела, как её кузен с беспредельной нежностью и столь же беспредельным отчаянием прижимает к себе тоненькое тело Мифэнви. И на лице его было такое выражение, с каким идут убивать.
– Что случилось? Рассказывай, дрянь! – голос его звенел концентрированной яростью.
– Ничего, – запинаясь, пролепетала Латоя. – Мы просто поговорили!
– О чём вы поговорили?! – Латое почудилось, что начался камнепад. – Ну, о чём вы поговорили, что она потеряла сознание?! Что ты сказала ей, тварь?!
– О, так она жива! – ликующий возглас разбился о взгляд, ясно давший понять, чтобы случилось с ней, Латоей, не будь Мифэнви жива. Поэтому она поспешила заверить: – Мы просто говорили о ханжах и морали! Кто бы мог подумать, что она такая неженка!
– Ах, вы просто говорили! – голос хозяина Глоум Хилла стал предельно нежным, но глаза опасно сверкали. – Ну что ж, сейчас мы с тобой тоже … просто поговорим, – и надёжнее перехватив Мифэнви, он направился к лестнице, ведущей на третий этаж, где располагались спальни. У края лестницы он обернулся, прожёг взглядом Латою. – Жди меня здесь, маленькая дрянь, и если посмеешь сдвинуться хоть на йоту, я убью тебя, клянусь семью поколениями Грэнвиллов!
И Латоя застыла, как вкопанная и не на шутку перепуганная, вмиг припомнив все тёмные легенды и слухи, что окружали имя её кузена.
Поднявшись в комнату Мифэнви, бывшую комнату Пола, Колдер очень осторожно, словно величайшую ценность на земле, опустил невестку на кровать, откинул с лица золотисто-рыжую прядку, наклонился вперёд, прислушиваясь к дыханью. Дыханье было спокойным, но глаза её оставались плотно закрытыми. Невесомо поцеловав её в лоб, он встал и, тихонько притворив за собой дверь, стремительно ринулся вниз.
Латоя, действительно, ждала его на том же месте, буквально приросла к полу. Сейчас она проклинала тот день, когда мать уговорила её, опозоренную, уехать сюда, в Глоум Хилл. Отправляясь в это путешествие, Латоя сильно рисковала – она происходила из такой далёкой ветви Грэнвиллов, что степень её родства с обитателями этого замка являлась весьма сомнительной. Но, тем не менее, наличие древней фамилии позволяло ей рассчитывать на некоторый успех предприятия, как делало прежде вхожей в лучшие дома Лондона. Историю Пола и Мифэнви она узнала от не в меру болтливой Мэрион, остальное легко разглядела опытным взглядом светской львицы. Версия про кузину показалась ей самой простой и надёжной – чутьё подсказывало, что спрашивать с неё гербовые бумаги, удостоверяющие родство, нынешние хозяева Глоум Хилла не станут. А присочинить о своём знакомстве с Полом до их с Мифэнви свадьбы – не составило труда. Честно говоря, у неё были основания полагать, что, узнав о её грехе, Грэнвиллы отнесутся к этому спокойнее, чем лондонская знать: учитывая-то репутацию
49
Цветы всегда молчат
старого лорда Грэнвилла. Каково же было её удивление, когда в лице Колдера и Мифэнви, она наткнулась на святош, чопорных и застёгнутых на все пуговицы. И вот теперь ей оставалось только стоять и ждать расправы.
Кара её не замедлила явиться в лице Колдера. Он грубо схватил её за локоть, основательно встряхнул и произнёс, свистящим от ярости голосом:
– А теперь выкладывай, о чём вы с ней говорили? И только попробуй мне что-то утаить!
По телу Латои пробежала дрожь возбуждения – властные, грубые мужчины заводили её. И хотя Колдер был вовсе не в её вкусе – слишком худой, слишком бледный, слишком отрешённый от земных страстей – сейчас она отчаянно пожалела, что не заполучила его в мужья: она могла побиться об заклад, что в постели он более чем горяч.
– Ну же, я жду! – прошипел он.
– Твоя обожаемая, – она нарочно подчеркнула «обожаемая», – Мейв просто сделала из мухи слона!
– Поподробнее, пожалуйста, а там я сам разберусь, кто из чего что сделал, – недобро сощурился он.
– Хм… да просто эта святоша зашла ко мне – без стука, заметь! – когда я ласкала себя в ванной…
– Что ты делала? – с давешней вкрадчивой нежностью поинтересовался он.
– Я уже сказала! Зачем ты хочешь, чтоб я повторила это, Колди…
– Не смей сокращать моё имя, шлюха, иначе, клянусь могилой Пола, я пришибу тебя на месте…
– Ой, ладно она, но ты-то не ломай из себя святошу! Про похождения твоего папаши в Лондоне только глухой не знал! А яблочко от яблоньки, как известно… И твой любимый братик Пол разве не был бастардом!..
Он влепил ей пощёчину, да так, что она отлетела к стене.
– Колдер, ты что, спятил! Ты же испортишь мне лицо!
Он не ответил, лишь с рычанием подскочив к ней, схватил её за волосы, намотал на кулак и поволок к входной двери.
Она визжала, как раненный поросёнок.
– Что?! Что ты собираешься делать?!
– То, что должен был сделать с самого начала – собираюсь вышвырнуть тебя отсюда ко всем чертям! – прорычал он.
– Но мне некуда идти!
– Какое мне до этого дело?! Ты мне – седьмая вода на киселе! Я не обязан о тебе заботиться!
– Колдер! Ты окончательно спятил, да?! Мне же больно! – вопила она, пытаясь вырваться, но лишь усугубляя своё положение.
– А мне – противно, что я вообще вынужден прикасаться к тебе!
– Ты – маразматик, у которого сдвиг на почве длительного воздержания! Тебе следовало бы давно переспать с ней! Ты ведь хочешь её, эту твою святошу Мейв! Ты ведь не раз мечтал раздвинуть ей ножки и как следует прочистить её, а, Колдер!
50
Цветы всегда молчат
Он сжал её волосы так, что ей показалась, будто сейчас слезет кожа, встряхнул её, вызвав очередной вопль, и прорычал:
– Как смеешь ты, – он грязно выругался, – касаться самого её имени своим поганым ртом!
Он волок её по брусчатке двора, как тряпичную куклу, и Латое оставалось от всей души благодарить изобретателя турнюров за то, что её прелестный задик ещё не стёрт совсем.
Наконец, достигнув ворот, Колдер, одной рукой всё ещё удерживая Латою за волосы, другой распахнул входную калитку и, проигнорировав мелькнувшую в проёме тень, швырнул свою дражайшую кузину вперед, снабдив напоследок солидным пинком. Хлопнув калиткой так, что затрещали доски, он отряхнул руки, крутнулся и понесся в сторону замка.
***
Чёрным вихрем он влетел в винный погреб, он схватил ближайшую бутылку, шарахнул её об стену, отбивая горлышко, опорожнил всю, не обратив внимание на то, что острый край рассёк ему губу… Равнодушно смазав кровь, Колдер помчался дальше… Путь его лежал через помещения для слуг, и те ужасе разбегались в стороны при виде хозяина. А испугаться было чего – кровь на тонких губах и подбородке, мёртвенная бледность, дико горящие глаза, развивающиеся чёрные одежды …
– Загрыз! Не иначе загрыз, бедняжку! Вампирюга! – шикали ему вслед люди, памятуя о том, что буквально несколько мгновений назад он куда-то тащил громко верещавшую девушку.
Только Колдеру сейчас было плевать на эти пересуды: темная фамильная похоть Грэнвиллов, давно заглушённая и задавленная, и разбуженная сейчас словами Латои, корёжила его, почти лишая рассудка. Он несся к заветной двери, плохо соображая, что будет делать…
Наконец, он распахнул дверь и замер… Мифэнви лежала в той же позе, в какой он её оставил – такая хрупкая и до боли желанная. Он вошёл и притворил за собой дверь, сползая по ней, ударяясь затылком, и, со сдавленным стоном, хватая себя за волосы…
Грязные твари внутри него – наследие семи поколений распутников и сластолюбцев – бесновались, грозя вот-вот порвать железные цепи самоконтроля…
Глядя на Мифэнви, ему больше всего на земле хотелось содрать с неё это уродливое платье, обнажая усыпанные веснушками худенькие плечи, разметать по подушкам червонное золото волос и попробовать, каковы на вкус эти детски-припухлые, сейчас чуть приоткрытые, губы.
Но он давным-давно, ещё, когда сам умолил её остаться, чтобы отдать брату, запретил себе даже мечтать об этом.
А потом, когда она юная и невозможно красивая, шла по проходу в церкви, чтобы принести брачные клятвы его брату, он шептал:
– Только будь счастлива!
Когда отрывал её, бьющуюся в истерике, от безжизненного тела Пола и нёс в замок, он шептал:
– Только не плачь!
Когда, потухшую и присмиревшую, удерживал за талию на похоронах, сам готовый ринуться в могилу за любимым братом, последним его родным человеком в этом мире, он шептал:
– Только не уходи!
Потом, когда целых полтора года бился с её меланхолией и депрессией, шептал:
– Только живи!
51
Цветы всегда молчат
И, наконец, когда она сама впервые вышла во двор и сказала, ещё тихим, едва слышным голоском, что хотела бы здесь, на камнях, разбить клумбы и посадить цветы, он самолично таскал почву из долины и шептал:
– Только улыбайся!
А после цветы расцвели, и она впервые за много дней рассмеялась, и он понял, что победил. Победил мерзких демонов, что пытались, сбив его с пути потерями и горем, потушить её свет.
И вот сейчас они вылезли вновь, алчущие и жаждущие, впивающие когти и зубы в его душу, и требовали: накорми! накорми! И ему приходилось всаживать ногти себе в ладони, иначе бы он, содрав с неё одежду, взял бы её, зло и неистово, не делая скидки на хрупкость, не церемонясь с невинностью… Он бы упивался её криками, слизывал бы её слёзы, терзал бы её груди…
Колдер мучительно застонал. Как же давно у него не было женщины. По сути – у него никогда не было своей женщины. Те же, кого он бы хотел назвать своей, уходили к другим – к отцу, к брату… А ему же оставались только шлюхи. Он брезговал шлюхами, презирал себя за каждое посещение, но по-другому было просто нельзя, чтобы не слететь с катушек. Шлюхи у него были постоянные,
чистые и проверенные, чтобы избежать участи отца. Он достаточно платил им, чтобы они принимали только его, чтобы терпели его утончённый садизм, настоянный на фамильной спеси и столь присущий выходцам из старинных аристократических династий…
– Но почему, почему ты не выбрала меня, моя Незабудка! – прошептал он, горестно и обречённо. И тут длинные, загнутые и будто осыпанные золотой пыльцой по краям, темно-рыжие ресницы Мифэнви затрепетали. Она открыла глаза и встретилась с алчущей бездной его взгляда.
– Вы сказали – незабудка? Та старуха… она тоже звала меня незабудкой…
– Да, Мифэнви, Незабудка, – произнёс он, когда дыхание все-таки восстановилось после недавнего забега по кругам ада, – цветок. Вы – Цветок. А я – Смотритель Сада Ордена Садовников[1].
– Что ещё за орден? Нечто вроде секты религиозных фанатиков? – почти с презрением сказала она.
– Нет, скорее, нечто вроде рыцарей – хранителей баланса и равновесия.
– Цветы, Садовники, тайный орден. Вы пугаете меня, Колдер. Это попахивает языческой ересью!
– почти гневно проговорила Мифэнви. Хотя она и не отличалась излишней набожностью, её, тем не менее, возмутило услышанное.
– Ничего подобного, – уверено сказал он, вставая и отряхиваясь, – мы ведь охраняем Сад.
– Какой ещё сад? – удивилась она. – И от кого?
– Сад, Мифэнви, только один. Тот самый, о котором сказано в Святом Писании – Эдемский, – отозвался он. – Приходите ко мне в лабораторию, вам ещё столько предстоит узнать… – с этими словами он поклонился и выскользнул из комнаты.
Мифэнви сидела потрясенная, не в силах поверить, что всё происходящее, – реальность. Сначала та старуха, теперь Колдер, – зовут её Незабудкой. Пол тоже умер, сжимая в руке незабудки…
Ох, может всё-таки стоит сходить и выслушать его.
Раньше Мифэнви никогда не была в лаборатории Колдера. Ну химичит там себе, да и пусть химичит. Её как-то и не тянуло. Поэтому сейчас, остановившись у солидной кованой двери, она приложила руку к груди, где сейчас испугано колотилось сердце.
52
Цветы всегда молчат
Наконец, собравшись с духом, толкнула дверь, та специально была чуть-чуть приоткрыта, вошла и обомлела – кругом валялись пергаментные свитки и лежали стопы старинных книг, в перегонных кубах и ретортах что-то булькало, в шкафах стояли банки с заспиртованными фантасмагорическими тварями… Мифэнви удивилась себе, что не лишилась чувств при виде этого.
– Колдер, чем вы тут занимаетесь? Магией? Алхимией? – холодный липкий ужас полз по её ногам, подымаясь выше, и, наконец, ледяной рукой стискивая сердце. – Может, мне стоит начать верить, что вы – вампир?
Он проговорил, стоя к ней спиной и смотря на свет, что лился из крошечного окошка под потолком.
– Здесь я изготавливаю Удобрения и Реактивы. Но если вам проще – можете называть их магическими зельями.
– Зачем вам всё это?
– Удобрения, чтобы питать Цветы. – Мифэнви вздрогнула. Если допустить, что она этот самый цветок, то в неё будут вливать эту жуткую жижу? Бррр… – Реактивы, чтобы травить Сорняки и Паразитов…
– А эти сорняки и паразиты – это же не просто трава и насекомые? – дрожащим голосом спросила она, уже почти осознавая, каковым будет его ответ.
– Разумеется. Это – демоны, что извечно пытаются уничтожить Эдемский Сад.
– Тогда эти ваши Садовники – они, получается, ангелы?
– Нет. Они тоже демоны, ибо только монстры могут на равных сражаться с монстрами. Конечно, и тех, и других просто сотрёт в прах Цветение, потому что оно суть божественный свет, но Цветение забирает все силы у Цветка и он погибает. Поэтому, долг Садовника и Смотрителя Сада, – каждого из нас, кому вверено по Цветку, – сражаться изо всех сил, чтобы Цветку пришлось расцвети только в самом крайнем случае…
– Я не верю! Этого просто не может быть! Демоны… Сорняки… Божественный свет… Мы же живём
в прогрессивное время!
Он обернулся, их взгляды встретились, в его – клубилась густая кромешная тьма.
– Вы знаете, – произнёс он голосом гипнотизёра, – незабудка – мощнейший колдовской цветок. Человеку достаточно лишь один раз посмотреть на неё – и он уже приворожен навек, – он полез во внутренний карман сюртука и извлёк оттуда иссохшую веточку какого-то растения. В тусклом свете, что проникал в лабораторию, она смогла разглядеть, что поникшие его цветы имеют голубой
оттенок. – Я сохранил его, тот цветок, брошенный прекрасной принцессой в утешение несчастному, что сходил с ума от запретной страсти.
Мифэнви покраснела. Ей потом ещё долго было стыдно за тот свой странный порыв. Она собиралась уж, было, попросить прощения, но тут Колдер, словно хищник, в один прыжок преодолел расстояние между ними и схватил её, отрывая, тем самым, её ноги от пола более чем на фут. И он сделал то, о чём мечтал с того самого дня, как впервые увидел её, и о чем запрещал себе даже думать долгих три года, – запрокинул ей лицо и впился в нежные губы голодным злым поцелуем…
***
А в это время во двор Глоум Хилла вошли, сопровождаемые Филдингом, Аарон Спарроу об руку со своей очаровательной невестой Латоей Грэнвилл.
Небо вновь затягивали тучи. Надвигалась гроза.
53
Цветы всегда молчат
_________________________________________
[1] Орден Садовников не придуман автором, а существовал на самом деле. Пик его деятельности пришёлся на конец XVIII-го – XIX век. Действовал орден в Европе, в том числе и в Англии. По аналогии с масонами, вольными каменщиками, Садовники пользовались терминологией представителей своей профессии – отсюда «цветы», «смотрители сада» и пр. В отличии от классической масонской ложи, орден Садовников делился на несколько мужских и две женские ложи. Мужские – внешние. Женские – внутренние, совершенно сакральные. Женщины считались почти богинями, хранительницами жизни. Мужчины же защищали и оберегали их. Во главе ордена стоял Мастер-Дракон. По некоторым сведениям орден действует до сих пор. Автор позволил себе некоторые вольности, построив немного свою иерархию и наделив членов Ордена сверхспособностями. Хотя кто знает, какие они на самом деле, эти садовники
Графство Сассекс, Рай, поместье «Маковый плёс», 25 и менее лет назад
– Не тронь меня! Ты – грязный, грязный, грязный!
Девочка поджимала ручки и топотала ножками. На ней было белое платьице, а по бокам округлого личика свисали два пушистых хвостика, подхваченные розовыми бантами. Это придавало её некоторое сходство с ухоженной собачонкой.
– Нет, – упрямо помотал головой худенький мальчик лет семи с нереально синими глазами. – П-п-по-о—о-с-см-мо-о-о-т-т-т-р-ри-и-и, а-а-он-ни-и-и ч-ч-чи-и-ис-с-с-сты-ы-е-и-и! – он вытянул вперед руки.
– Заика! Заика! Не тронь меня! Я заражусь заиканием! – она заложила уши, завертелась на месте волчком, заголосила на одной ноте.
На крик прибежал лощёный мужчина лет пятидесяти.
– Дедушка, дедушка! – бросилась к нему девочка. – Он опять! Опять! – она растирала кулаком слёзы, тыча пухленьким беленьким пальчиком в мальчишку.
Тот, кого она называла дедушкой, присел рядом и обнял:
– Не плачь, Долли, милая. Лучше скажи дедушке, что он хотел сделать? – мужчина строго посмотрел на мальчишку.
Мальчик сжал кулаки и пытался не плакать. Если он плакал, его запирали на ночь в чулан, где стояла бочка с нечистотами. Там царило жуткое зловонье и кишели отвратительные насекомые. Спрятаться от них было негде. Приходилось всё время вертеться. Но черви, слизни, жуки, пауки все равно залазали под одежду, премерзко касаясь тела. А утром все малолетние обитатели поместья
– от пяти до пятнадцати – тыкали в него пальцами и кричали:
– Фу! Грязнуля! Помойка!
В ванну его в таком виде не пускали, а вымыться хотелось невыносимо. Поэтому приходилось бежать на задний двор, где стояла кадка с талой водой, и прямо на улице, в любое время года, драить себя, помогая кирпичом, желая содрать с кожу.
Если он сейчас не заплачет, то есть шанс, что его не запрут в чулан и вечером даже дадут немного теплой воды. И пусть это будут смывки после всех, но в ней хотя бы будут остатки мыла.
– Так что же он сделал, милая Долли? – продолжил допрос лощеный господин.
– Ах, дедушка Хедндрик, он хотел взять меня за руку! – возмущённо проговорила девочка. – И ещё – он заикается!
