Текст книги "Химеры 2 (СИ)"

Автор книги: Ярослава Кузнецова

Соавторы: Анна Штайн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Халетина, конечно, упоенно жалел себя, сочиняя эту сказку, какой он прекрасный, бедненький и весь преданный. И какой завистливый, самовлюбленный, жестокий принц. Это, конечно, ложь и очернение, но…

Разве Энери предал Халетину? Он ничего Халетине не обещал, и Альбе ничего не обещал, разве он виноват, что эти двое не смогли сохранить свою тайну?

Он остановился, глотнул из горлышка маслянисто-жгучей альсатры и прикрыл глаза, чувствуя, как печет в груди.

Не передергивай, Звезда, сказал он сам себе. И рыцарская честь, и обычная людская честность велят вернуть утерянный кошелек его владельцу, а утерянный секрет оставить при себе, как свой собственный.

Дело не в Халетине, а в тебе, Звезда.

Дрянной поступок – это дрянной поступок, как бы ты себе его не объяснял и чем бы не оправдывал. Горазд молодежь воспитывать, а сам-то!

Окно было закрыто плотными гобеленовыми портьерами. Цветы и птицы. Гобелен выткан по старинным рисункам. Как нарочно. Энери поморщился – такие же гобелены были… или похожие… а, впрочем, какая разница.

Летта.

Отец.

Теперь вот Халетина.

Сколько еще стыдного и недостойного ты не помнишь, Принц-Звезда? Сколько всего висит на твоей совести?

Что еще тебя держит тут, пригвоздив к Серединному миру ножом из черного стекла?

Анарен шагнул к окну, рывком отдернул портьеру – но за нею оказалась не осенняя ночь, полная дождя и ветра, а доски сомкнутых ставен, темные и глухие, как крышка гроба.

*

– Хорошая была идея отправляться на ночь глядя.

– Днем не видно огней.

Амарела горестно вздохнула. Им пришлось переправляться вплавь через реку, и, хотя одежду увязали в тючок, она все равно подмокла. Далекий огонь то терялся меж ветвей, то снова проглядывал яркой искрой. Совершенно стемнело, она шла практически наощупь. Сэнни же видел в темноте, как…как кот. Постепенно лес расступился и они вышли на опушку. Перед ними шумело травами поле, над которым изгибались пласты тумана. Огонь, казалось, приблизился. Амарела вгляделась в благоухающую полевыми травами ночь, нерешительно погладила рукой ствол березы, смутно белевший в темноте.

– Чего ждешь, идем.

– Но это костер и там наверное кто-то сидит. Вполне возможно, они нам не обрадуются.

Сырое платье заставляло зябко вздрагивать и туман, колыхаясь, плыл вокруг них обволакивая мутной пеленой почти по пояс.

– Идем, – повторил Сэнни. Не дожидаясь ответа, шагнул в шелестящий мрак. Амарела вздохнула и последовала за ним, старраясь не терять из виду серебряное пятно его волос, единственное, что не скрадывала ночная тьма.

У костра никого не было. Аккуратно сложенный шалашик из поленьев горел ярко и споро, освещая все вокруг теплым оранжевым светом и разгоняя туман. Припорошенные пеплом угли дышали алым.

– Видишь? – Сэнни повернул к рейне точеное лицо. Голос его в напитанном влагой воздухе звучал странно, приглушенно. Рейна протянула руки к огню, согреваясь.

– Давай хотя бы одежду просушим.

–Только недолго. Летние ночи коротки, а мне не хотелось бы блуждать здесь вечно.

Костер потрескивал, в поле тоскливо прокричала какая-то птица. Попискивали на пределе слышимости летучие мыши, иногда стремительно проносясь через освещенное пространство. Амарела грела руки. Всматривалась.

На пределе видимости зажглась новая искра – словно алый глазок.

– Гляди.

– Да, пожалуй. Нам туда.

Они вновь двинулись сквозь поле и росистая высокая трава вымочила рейне подол по колено.

– Звезды, – шепотом сказал Сэнни, тронув ее за руку.

Амарела подняла взгляд. В бесконечной черноте неба куполом светились яркие точки – такие знакомые. Она уже и позабыла, когда в последний раз видела солнце, звезды… Луну.

Бледный диск показался над краешком леса и невозмутимо взбирался все выше, окруженный тусклым гало.

– Что-то меняется.

– Идем. Не останавливайся.

Снова закричала незнакомая птица. Расхохоталась сова. Послышалось назойливое зудение, Амарела хлопнула себя по щеке и ощутила под пальцами влагу. Щека чесалась.

– А еще в твоих волшебных землях водятся комары.

Сэнни промолчал.

Следующим огнем оказался огромный сагайский фонарь из алой бумаги, небрежно повешенный кем-то на ветку. Свеча внутри фонаря не оплавилась и наполовину.

Потом был круг горящей травы, будто бы кто-то только что пустил пал, но огонь не двигался дальше. Потеплело, туман рассеялся и звезды казались крупнее. Луна рывком переместилась в зенит.

Потом была горящая нефть в топком болотце.

Сигнальный огонь на каменной башенке.

А потом они вышли на дорогу.

Широкая, мощеная светлыми каменными плитами, она светилась во тьме, как ожерелье огней. По бокам дороги через равные промежутки были установлены каменные чаши, в которых горело негасимое пламя. Неизвестно, что питало его – внутри чаш ничего не было, ни угля, ни масла – только огонь.

– Дорога Изгнанника, – сказал Сэнни. – Легенды не лгали.

На рассвете они пришли в город.

Город лежал в зеленой долине, как в ладонях, и дорога к нему полого спускалась с холмов. С наступлением утра пламя в каменных чашах побледнело и стало почти невидимым, только колыхался нагретый воздух. Город был пестрым, зеленым, ржаво-красным, розовым, болотно-коричневым. Все его здания, протоки улиц и круглые площади оплетали вьющиеся растения. Розы, плющ, глициния, клематис, жимолость, дикий виноград. Лиственные, отягощенные цветами, плети закрывали стены и крыши, лепились к распахнутым дверным проемам, обрешетке окон, ползли через уличную брусчатку.

Невозможно было понять, какова архитектура зданий. Очертания камня и дерева сглаживались, оплывали под натиском зелени. В остановившихся фонтанах дремала вода. Амарела и Сэнни беспрепятственно вошли в город, оглядываясь по сторонам. Город молчал. Благоухал. Шелестел. Ни человеческого, ни дролерийского голоса, только сонное цвирканье птиц, плеск воды, посвист ветра.

Амарела заглянула в первый попавшийся дом. Дверь была распахнута, как и все двери этого спящего города. Внутри было сумрачно, уютно, будто в зеленом гроте. Солнечные лучи лились сквозь частый переплет окна, пятнали стены и пол. Стол с утварью, полки, кровать, умывальник в углу – обычное человеческое жилище. Ни пыль, ни тление не тронули его обстановку. На столе сидела толстая белка. Она презрительно взглянула на пришелицу, неторопливо шмякнулась на пол и прошествовала к выходу, задрав хвост, как кошка.

– На площади я заметил куропатку, – сказал Сэнни. – Здешние животные наверное веками не видели разумных существ.

– И что нам теперь делать? – Амарела ощутила великую усталость. Золотисто-зеленое солнечное сияние успокаивало, затягивало в какую-то спокойную заводь. Все волнения остались далеко… далеко.

– Выберем дом и будем жить здесь. Пока не найдем способ вернуться.

– А…он есть?

– Не знаю. Но формально мы – в Сумерках. Я попробую дозваться до Королевы или кого-то из ее подданных. До Врана, если он все еще жив. Вран всегда меня слышал.

– Он был вашим наставником в юности?

– Только моего брата. Я-то вечно бегал от учебы. Но Вран всегда знал, где меня отыскать.

– Я помю, как его машину покорежило от взрыва, – нерешительно сказала Амарела. – И та дролери так страшно кричала. Не знаю, выжил ли он.

– Не представляю, что нужно сделать, чтобы прикончить Врана, – хмыкнул Сэнни. – Но точно что-нибудь посерьезнее куска взрывчатки. Он могущественный колдун.

– Тебе, конечно виднее.

– Давай устраиваться. Выбираешь второй этаж или первый?

Амарела задумчиво посмотрела на Сэнни. Он в непринужденной позе стоял у окна, чуть наклонив голову, серебряные глаза мягко мерцали. И почти ее не бесил. Удивительно.

– Знаешь, этот город такой большой. Давай лучше будем соседями. Не хочу разрушать с трудом возникшее согласие, – решительно сказала она.

23.

Парень был выше Киарана на голову и выглядел старше. По человеческим меркам он уже не считался подростком, причем достаточно давно.

Узкая найлская физиономия исполосована черным – то ли боевая раскраска, то ли знаки-обереги, такие же, как и у ребят, которые привели Киарана сюда, на заброшенный завод. Из-за перепутанных эманаций, пронизывающих ночь, он не мог точно сказать, есть ли в этой росписи какой-то смысл.

Собственные татуировки Киарана без материной руки потихоньку истаивали, впрочем, люди их уже не видели, даже без отвода глаз.

Старший парень задумчиво смотрел на Киарана, засунув руки в карманы широких парусиновых штанов, покусывал длинную черную прядь и покачивался с пятки на носок. Ребята тесной группкой стояли вокруг и молчали.

– Н-ну, рассказывай, – выговорил, наконец, старший.

– Что рассказывать? – хриплым от долгого молчания голосом спросил Киаран.

– Кто такой, откуда. Как звать. Почему шляешься по улицам во время налета.

– Киаран. Я не местный. Недавно приехал. С сестрой поцапался. Сбежал. Отец погиб. Дома еще братья остались, не знаю, что с ними.

– Из беженцев, значит?

– Типа того.

– Хочешь остаться с нами?

– А вы кто вообще?

– Бойцы невидимого фронта, – старший мрачновато усмехнулся, показав зубы, – Черные охотники. Сражаемся с Полночью.

Ребята зашевелились, встрепенулись, запереглядывались, скашивая глаза на слуа – как-то чужак отреагировал на такое заявление?

Киаран отреагировал честно разинутым ртом:

– Сражаетесь с Полночью? Вы? – оглянулся на ребят, потом опять на старшего. – Но…

– Они не стреляли, да? – усмехнулся тот. – Не палили по тварям, даже факелами не размахивали? А ты заметил, что ни одна тварюка их не тронула?

– Заметил.

– Вот то-то. – Старший кивнул. Протянул руку, положил Киарану на плечо. – Если тебе интересно, расскажу. Но это тайна. Пока у тебя есть возможность выбирать: оставаться с нами и бороться с полуночным нашествием, или отправиться домой, и трусливо ждать, когда Полночь сожрет тебя и всех твоих близких.

– Я… можно остаться?

– Конечно. Я не сомневался, что ты храбрый парень, а не трусливая крыса, которая прячется по подвалам. Пойдем, поговорим. Сандо, Раво, разберите добычу, шмотки в распределитель, продукты Моржу на кухню.

– Да, комиссар! – откликнулись несколько голосов. Группка развалилась, подростки разбежались кто куда.

Старший подтолкнул Киарана в плечо, заставив свернуть в полутемный боковой коридор.

– Не наткнись, арматура торчит.

– Я вижу. – Киаран поднырнул под скрученные ржавые прутья. – Вы прямо тут живете? Прямо в цехах?

– В цехах холодно. Тут комнаты есть, на втором этаже, всякие кабинеты бывшие. Даже мебель осталась. Мы ее, правда, жжем потихоньку. А вообще у нас генератор есть. Откуда, думаешь, тут электричество.

– А вас тут не найдут? Я имею в виду – взрослые?

Ньет рассказывал, что этот район обыскивали, а заброшенный завод осматривал едва ли не сам ньетов человек. Нашли только мусор и следы кострищ, но не самих подростков.

– Тут уже шарили, – парень приподнял провисшие провода, пропуская Киарана на узкую бетонную лестницу, освещенную единственной лампочкой. – Но нас фиг найдешь. Нас есть кому предупредить и есть где переждать.

– Но если вы с полуночными деретесь, то почему прячетесь? Сейчас каждый, кто может держать оружие…

– На это две причины, Киаран. Э, стой, теперь налево, вон дверь. Это моя комната.

Киаран толкнул обитую драной клеенкой дверь и вошел в тесное помещение, заставленное разбитыми железными шкафами и поломанной мебелью. Противоположная стена когда-то состояла из большого решетчатого окна, выходившего прямо в огромный зал цеха. Сейчас большая часть стекол была выбита, и дыры закрывали куски фанеры и сплющенные картонные коробки. В углу, на все тех же сплющенных коробках, валялся расстегнутый спальный мешок и какая-то одежда.

– В нашей группе есть ребята младше тринадцати лет, – парень закрыл за собой дверь и подошел к одному из шкафов. – Как ты думаешь, позволят ли им взрослые сражаться наравне с собой? Их просто-напросто запрут по подвалам и погребам, а когда они все-таки смогут взять оружие, запрещать будет уже некому. Потому что Полночь к тому времени сожрет наших отцов и матерей. Что ты застрял посреди комнаты, садись вон туда. Есть хочешь?

Киаран сел, куда указали и помотал головой. Клятва клятвой, но…

Неужели они тут и впрямь сами по себе?

– С другой стороны – как ты думаешь, могут ли ребята позволить себе ждать, когда их родителей сожрет полуночная сволота?

Киаран снова мотнул головой.

– Вот и они так думают. Ладно, тогда за встречу. – Парень вытащил из шкафа бутылку, отвинтил пробку и протянул гостю. – Давай, давай, не бойся. Это альсатра пятнадцатилетняя. Что, не пил никогда? Привыкай, иногда придется, если с нами останешься. Для храбрости, для успокоения нервов. На удачу, опять же.

Киаран взял плоскую квадратную бутылку и осторожно понюхал. Аромат оказался едкий, захватывающий дух, одновременно сложный и нежный.

– Давай, выдохни и – ап!

Киаран выдохнул – и глотнул жидкого огня. В груди мгновенно разлилось горячее, язык и горло заломило, защипало… жесткая, приятная боль.

– Молодец. На закусь, – в свободную руку воткнулся обломок шоколадной плитки.

– Вы не верите… что Найфрагир победит? – хрипло спросил Киаран, возвращая бутылку.

– Верим. Именно поэтому мы здесь, а не сидим, сложа руки и прячась за мамину юбку.

Старший щелкнул зажигалкой, озарив оранжевым светом исполосованное то ли краской, то ли битумом лицо с грачиным носом и глубоко посаженными глазами. Киаран приготовился к табачной вони, которой он нанюхался в кабинете у Комрака, но, совершенно неожиданно, на него пахнуло черносливом и сушеными яблоками.

– К сожалению, должен тебя уверить, то, чем занимаются наши военные и все, кто, как ты сказал, способные держать оружие, ведет только к поражению. Ты это понимаешь или будешь спорить?

Киаран моргнул.

– Понимаю, – выговорил он.

– Да? – Старший поднял бровь. – Занятно. Ты, похоже, парень с мозгами. Куришь, нет? Ну, как хочешь. Большинство взрослых умных людей этого не понимают и бьются о Полночь, как о стенку головой. Со стенки сыплется штукатурка и даже вмятины появляются – но ее невозможно ни отодвинуть, ни сломать. Голова сломается раньше, это факт.

– А вы знаете, что надо делать?

– Да, – просто сказал старший и затянулся, – Мы знаем, и уже делаем. Как ты успел заметить, когда шел сюда с ребятами, полуночные твари не тронули вас. И это в разгар налета! Ты удивлен?

– Я думал… может, они чем-то отвлеклись…

– Как же, отвлечешь их от горячей крови! Они не посмели. Они боятся нас. Хотят, но не могут. Руки коротки.

– Но как…

Старший поднял ладонь, останавливая удивленный возглас.

– У нас есть сила. Можешь считать это магией, или защитным экраном, или – как дарцы – благодатью. Называй, как хочешь. Пока охотники вместе – Полночь не в силах нам повредить.

– Невозможно.

– Возможно. Ты еще не то увидишь. Когда ты станешь одним из нас, Полночь шарахнется от тебя, поджав хвост. Будет выть и бесноваться в отдалении, но ничего не сможет с тобой сделать.

Киаран смотрел на человека во все глаза. Тот присел на край столешницы, щурясь в темноту, пуская ароматный дым и мрачновато улыбаясь. Что он говорит!? Неужели, это правда? Киаран знал, что люди действительно иногда обладают немалой личной силой, но тут что-то другое… он вдруг вспомнил часовню в Аркс Малеум и своего легендарного дядю, которого никогда не видел.

– Вы… верите в Белого Бога?

Человек расхохотался.

– Ты думаешь, дарцев, со всей их верой, не едят на улицах? – он хлопнул себя по колену и выронил дымящуюся палочку, – Едят, даже с большей охотой, чем нашего брата, они потолще будут, помясистей. Ха-ха-ха, ну ты сказал!

Киаран насупился.

– Ну, не злись, не злись. Ешь шоколад.

Он нагнулся, поднял тлеющую палочку, завернутую в табачный листок, и посерьезнел:

– Мы верим в себя и в Найфрагир, Киаран. Мы постепенно охватим всю столицу, а потом и всю страну. Всех, кто понимает, что обычным оружием Полночь не одолеть, всех, кто понимает, что наш путь – единственный, мы примем в свои ряды. С радостью, Киаран. Чем нас больше, тем мы сильнее. Мы вытесним Полночь со своей земли, понимаешь? Но это еще не все – мы сделаем полуночных своими псами, мы используем их зубы и когти, поставим на службу стране. И пусть тогда кто-нибудь к нам сунется! Полночь не тронет хозяев, но разорвет чужаков. Понимаешь? Понимаешь?

У человека вспыхнули глаза, на землистом лице, под черными полосами, зажегся румянец. Вот у него точно есть личная сила, подумал Киаран, невольно охваченный чужим воодушевлением. Он не маг, он человек, но сила у него есть… я чувствую.

Та, о которой он говорил? Или какая-то другая? Киарана, как представителя Полночи, эта сила почему-то не отталкивала и не пугала, а наоборот, словно приподнимала над землей. Неужели он прав? Неужели это возможно? Киаран не видел изъяна в его рассуждениях. Но масштаб затеи ошеломлял.

Человек описывал что-то похожее… что-то похожее на ту силу, что создала и поддерживала Аркс Малеум, огороженную территорию, пузырек воздуха в толще мертвой воды. У слуа на это ушли столетия, реки крови, своей и чужой, а в основе лежала огромная личная сила королевы Инары. Понимает ли смертный с размалеванной физиономией, на что они замахнулись?

Человек помолчал, испытующе глядя на Киарана, потом усмехнулся.

– Думаешь, я сбрендил, да? Думаешь, думаешь, ты не первый, кто смотрит на меня такими глазами. Я не требую от тебя немедленной веры, просто поживи с нами, присмотрись, пообщайся с ребятами. Если увиденное тебя убедит – а я в этом не сомневаюсь – добро пожаловать в наш отряд. Ни уговаривать, ни принуждать тебя никто не будет.

Парень спрятал переставшую дымить ополовиненную палочку в серебряный портсигар и поднялся со стола.

– Пойдем, найдем тебе место для жилья и постель. А завтра уже познакомишься с ребятами поближе. Да, я забыл представиться – меня зовут Даго.

*

Энери проснулся от бесцеремонного стука в дверь. Стучали резко, быстро и уверенно, будто стоявший за дверью имел такое право. Принц застонал и натянул на голову подушку – он всю ночь промыкался с бутылкой альсатры и своими воспоминаниями, и теперь не хотел никого ни видеть, ни слышать. В голове гудело, как в старые добрые времена молодости, когда им с Альбой и с остальными случалось по две ночи не спать и куролесить по кабакам.

Две птички-амандинки в золоченой клетке, прикрытой шалью, чирикали и шуршали крыльями, радуясь утру. Стук повторился, теперь еще громче.

– Ну кто там еще! Проваливайте, – выкрикнул Энери, потом закашлялся – в горле было сухо, как в заброшенном колодце.

Дверь бесшумно отворилась, и на пороге возник Комрак, мрачный, черный и высоченный.

Энери запоздало припомнил, что ему сегодня надо было явиться на работу.

– Одевайся, похмеляйся и топай в машину… ннаймарэ – приказал найл, брякая на стол матерчатую сумку с чем-то стеклянным.

– Я отлично себя чувствую. Не стоило так утруждаться.

– А раз отлично, тогда какого беса тебя нет в управлении, ленивая ты полуночная сволочь? Рабочий день вообще-то в восемь начинается.

– Какой еще рабочий день?

– Что значит, какой? Консультатом тебя взяли? Через бухгалтерию провели, через отдел кадров, допуск дали, документы оформили. Паек, опять же.

– Оставь паек себе, – поморщился Энери. – Ты за каждым опоздавшим лично приезжаешь?

– Только за принцами крови. С койки встанешь? Считаю до трех.

– Нет! Ни за что!

Комрак отошел, задумчиво покопался в сумке, скрутил крышку с зеленой бутылки с минеральной водой и бестрепетной рукой вылил ее на шелковое одеяло.

– Тогда сразу в душ.

*

– Меня никто в жизни так не оскорблял!

– Все когда-нибудь происходит в первый раз, – Комрак закопался в груду бумаг и Энери видел только черную спину и по всей форме стриженый затылок с отвратительно торчащими ушами.

– Я Лавенг, между прочим!

– Здесь тебе не Дар.

– Я Нож Холодного Господина!

– Здесь тебе не Полночь

– У меня носки еще со вчера мокрые.

– На батарею повесь. Ты будешь уже работать или нет? Писать умеешь? Вот и пиши отчет для герцога. И объяснительную записку заодно, о причинах опоздания.

– Лучше бы ты меня тогда пристрелил.

– Может еще и пристрелю, – стриженый затылок выглядел неумолимо.

Энери еще немного посопел от злости, потом неожиданно понял, что холодный душ из минералки каким-то образом смыл все его ночные страдания, и решительно придвинул к себе письменные принадлежности и картонную папку с чистой бумагой.

– …И тогда этот гад Комрак ввалился ко мне в комнату без предупреждения и вымочил всю постель, – мстительно зачитал он вслух через некоторое время. – Я прошу и требую принять к нему самые решительные меры, например, посадить на цепь и снабдить намордником.

– Нет, не годится.

– М-мм, наверное, я не умею писать объяснительные.

– Пробуй еще.

Энери повозил перьевой ручкой по бумаге и устремил взгляд в забранное решеткой окно. Веками он скитался, будто прикрытый от всего мира хрустальным непроницаемым колпаком, а теперь этот колпак рассыпался. Серая найлская осень не выглядела такой уж серой, бурые ошметки листьев на брусчатке и обломанные мокрые ветки не терзали сердце, мрачный и продымленный интерьер кабинета Комрака, с его крашеными коричневой масляной краской панелями и свисающей с потолка проводкой, казался… оригинальным.

Неужели я на самом деле так хочу жить, подумал он.

Милая колючая проволока, славное управление внутренних дел, лапочки полуночные, ненаглядное зеленое сукно… да, пожалуй, хочу.

– И тогда этот гад Комрак со свойственным ему садизмом содрал с меня одеяло и, невзирая на протесты, подверг репрессиям и выволакиванию из моих личных покоев, а также стаскиванию по лестнице и заталкиванию в машину.

– Ты читай, читай, – сладким голосом сказал найл, закуривая свою вонючую докерскую папиросу. – Век бы слушал.

– Ну ладно, Комрак, пошутили и хватит. Что у нас на сегодня – раз уж ты меня вытащил?

– Да ничего, – уквдшник обернулся к Энери и сдвинул темные брови. – Мальчишка полуночный вчера ушел на задание, а я теперь беспокоюсь. Вот скажи, нормально это – за полуночного дергаться?

– Номально. И… ничего?

– Ничего. Напарники его потеряли где-то на территории завода. Говорят, что полуночные так и ходят вокруг, как охрана.

– Все-таки завод?

– Да. Если снова туда сунуться с облавой – упустим. Или…

– Или что?

– Или он просто сбежал.

– Комрак, а ты не пробовал доверять людям?

– Какие же вы люди. Курам на смех.

Энери пожал плечами.

– Дай закурить.

– Еще чего, – найл мял в пальцах сигарету и таращился в стену. – Перетопчешься.

– Какой ты все-таки чудесный собеседник.

– Угу.

Вонючий, разъедающий склеру дым клубами расползся по кабинету, но Энери не стал протестовать. В который раз уткнулся в карту, поводил пальцем по флажкам, отмечавшим места, где пропадали люди. Ограбленные магазины. Наймарэ.

– На улицах должен появиться какой-то новый знак, – вдруг сказал он. – Не знаю…картинка. Рисунок или надпись.

– Это почему?

– Он ведь вербует себе армию. Подручных. Добровольных жертв. Восторженную еду. Чтобы сплотить в едином порыве толпу разношерстных подростков, нужно нечто такое… идеология, понимаешь? Символ. Знамя.

Энери с болезненной яркостью вспомнил коленопреклоненных лордов в главном зале Большого Крыла и бирюзовый, жадный, яростный взгляд Сакрэ.

– Уж я то знаю, – прибавил он.

К вечеру от Киарана все еще не было вестей. Комрак сделался мрачнее пасмурного неба, без конца смолил папиросы, ломал их в бронзовой перельнице, потом выковыривал бычки, снова закуривал, опять ломал. Энери сдался и ходил дышать в коридор. Время уже было позднее, но вредный найл настоял, чтобы принц отсидел прогулянные три часа вечером. И сам с места не двигался, только пару раз гонял курьера за чаем и гипнотизировал молчавший телефон, будто ждал чего-то. За окнами стемнело, полился жидкий электрический свет, фонари расплывались в лужах, как краска на акварельной бумаге.

Энери написал отчет, написал объяснительную, выучил наизусть карту города и даже нацарапал приличных размеров статью о видах полуночных тварей. Сначала было скучно, и он с трудом подбирал слова, но потом увлекся и бодро заскрипел, точнее, заскрежетал скверным, рвущим серую бумагу перышком, которое приходилось то и дело обмакивать в чернильницу.

– Эй, а потише нельзя? – нервно рявкнул Комрак.

– Я как бы работаю.

– Работай что-нибудь бесшумно, будь любезен.

Энери помотрел на него и отложил перо.

– А чего мы все-таки ждем?

– Ничего.

– Будто.

Комрак вскочил с места и зашагал по кабинету, широко ступая. Энери невольно провожал найла глазами и мысли его были невеселыми. Смешно подумать, что его бесцельное сидение в недрах здания УКВД зачем-то нужно северянам. А вот возможность партии герцога Астеля щегольнуть поддержкой Лавенгов – почему бы и нет? Дарские власти сейчас не пользуется популярностью в Найфрагире – и вполне заслуженно, но, вполне возможно, герцог смотрит дальше.

– Как самочувствие вашего короля? – поинтересовался Энери. – Он так и не пришел в себя?

– Нет.

– Твой господин считает, что я принесу ему лишние баллы во время выборов нового, когда старый окончательно испортится?

– Не мое дело размышлять о том, что считает мой господин.

– Оно и видно.

Комрак ничего не ответил.

– Я не уверен, что готов с головой окунуться в ваши северянские интриги. Лично мне роль знамени осточертела еще семь сотен лет назад.

Комрак остановился и презрительно осмотрел на Энери узкими черными, как у Полночи, глазами.

– А куда ты денешься?

*

Ньет бродил по выложенной неровным камнем дорожке, спиралью завитой вокруг подмокших под дождливой моросью серых менгиров и высокой статуи, распростешей над городом бронзовые крылья. На душе у него было муторно, фолари сунул руки в карманы стеганой куртки, вздохнул и нахохлился.

Отлично поохотились, ничего не скажешь. Вчера проследили за Киараном и группкой подростков до того самого завода, который уже один раз обыскивали. На границе территории, где начинались глиняные рытвины и колючая проволока, напоролись на мелких полуночных тварей, слабеньких, как крысы, но они напали толпой – пока разбирались с этой напастью, подростки уже всосались в какую-то дыру и исчезли. Пришлось отсиживаться ночь в крошечной бетонной подсобке, а утром возвращаться ни с чем. Человек Киарана сходит с ума от беспокойства за пропавшую сестру, а от слуа пока нет никаких вестей. Может его и вовсе убили.

Ньет снова вздохнул и поддал ботинком упавшую оперек дорожки ветку вяза с лохмотьями отставшей коры.

И Нальфран молчит…Неужели придется всю жизнь провести около ее святилища, безуспешно взывая к молчащей богине. Может она и не слышит вовсе?

Людям проще – они в своих богов только верят. А когда знаешь… но ответа все нет и нет.

К менгирам со стороны музея шагали двое – беловолосый старик в желтом дождевике и с неизменой метлой в руках, а второй – высокий, со стянутой в офицерский хвост черной гривой, в глянцево блестящем от влаги кожаном плаще… Высокую фуражку с ало-черным гербом человек нес в руках, не заботясь о том, чтобы прикрыть волосы от дождя. Ньет не узнал лицо, но ощутил ауру властности и уверенную силу, исходившую от найла.

Что у него общего с музейным сторожем?

Фолари присел на мокрую скамейку и насторожил уши. Рамиро говорил, что подслушивать нехорошо, но он же не прячется – значит и не подслушивает?

– Принес? – осведомился Аранон, заводя офицера в круг менгиров, поближе к алтарю.

– Да, вот, – тот протянул сторожу какой-то кулек в промасленной бумаге. – На корабле наковырял, в оружейке.

– Годится, – сторож пошарил в кульке узловатыми пальцами. – Клади на алтарь, чего стоишь.

Ньет заметил, что на руке Аранона поблескивали рамировы часы. Он их даже не особенно прятал. Какие все-таки люди бессовестные!

Офицер высыпал на древний плоский камень пригоршню мелких черных гвоздей.

Ньет пошарил в кармане куртки, добыл оттуда кусок хлеба с пайковым салом, и вгрызся, чтобы не сидеть совсем уж без дела. На один из менгиров уселась зарянка с алой грудкой, напоминающей герб Астелей, и выразительно поглядывала на лакомство в его руках. Ньет на всякий случай оскалился.

– Я бы за ней и на край света поплыл, – говорил тем временем офицер. – Но куда? А война тем временем нас изматывает. Свои же сочтут предательством, если я корабли уведу.

Сторож придирчиво перебирал кованые гвоздики.

– Этот забери, кривой какой-то, не глянулся мне. И вот этот тоже.

Найл принял забракованное обратно, подержал в руке, не решился выбросить и сунул в карман.

И тебе она не отвечает, мрачно подумал Ньет. Сколько ни проси. А гвозди твои старик беловолосый себе заберет и будет ими сапоги подбивать.

– С топливом перебои… как и со всем остальным. На сколько там его еще хватит. С боеприпасами тоже швах. В октябре шторма начнутся, – найла что-то мучало и он почему-то обсуждал свои мысли со сторожем. Может, больше не с кем было? – А если я даже и вернусь, но короля уже выберут? Или Полночь в Химеру прорвется. На пепелище приплывем?

– Ты это… – Аранон оторвался от гвоздей и помахал коричневым пальцем перед носом найла. – Ты или штаны уже надень или сольку сними. Как говорят эти невоспитанные дарцы. Ты в короли метишь или страну свою спасти хочешь?

– Я не хочу, чтобы мои люди гибли напрасно. Выгнать эту сволочь с нашей земли хочу. Пропасть, да я бы жилы отворил и по капле кровь на землю вылил, если бы помогло. Но поможет ли?

– Поосторожней с такими обещаниями: кровь, жертвы – это попахивает сделками с Полночью. И я не могу обещать, что вернешься ты, или твои люди.

– Никаких гарантий?

– Никаких. Возможно, немного веры, Эртао Астель. Все-таки Авалакх вывел твоих предков из моря.

Седоволосый найл перекинул неизменную зубочистку в другой угол рта и уставился на офицера. Потом, не глядя, сделал приглашающий жест рукой в сторону Ньета. Тот проглотил остаток бутерброда и подошел.

– Вот тебе мальчик, он точно знает, куда вам плыть.

– Не знаю я ничего! – испугался Ньет. – У меня дежурство вечером.

– Знаешь, – обнадежил его сторож. – Просто ты сам еще не в курсе. Но я помню, ты просил Нальфран – вот тебе и ответ. Хочешь себе в помощь боевой флот Найфрагира?

Ньет подумал, зажмурился и кивнул.