Текст книги "Чудовы луга"

Автор книги: Ярослава Кузнецова

Соавторы: Анна Штайн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Демона с черными крыльями и зубами, как ножи? На хромом лошадином скелете?

– Знаешь, моя сладкая… он совсем как обычный человек. И лошадь у него самая обычная. От других всадников не отличишь.

– Не страшный?

Кай ответил не сразу.

– Как тебе объяснить… Сам не страшный, когда с ним ездишь – не страшно. И потом… когда ночью заснуть не можешь или один сидишь… тоже не страшно… почти. Ну вот словно макового настоя напился, страх как бы есть, но его почти не чувствуешь. Стараешься не думать – и вроде не страшно.

– А если думать – то страшно?

– Ну… я же говорю, как настоя напился.

Ласточка пошевелилась, убрала затекшую руку.

– И ты предпочитаешь не думать.

Кай молча дернул плечом.

– Ладно, – сказала она сурово. – А если тебя поймают? Тебя уже не вздернут на суку, как обычного разбойника. Тебя лорд судить будет и четвертует, или лошадьми разорвет, или что таким как ты положено…

– Я не дамся живым.

– Если б каждый не давался живым, палачей бы не существовало, Кай.

– Вереть моя по праву. Я ее удержу.

– Лорд Гертран сильнее Шиммеля.

– Посмотрим. – Он зыркнул угрюмо. – Будешь опять меня воспитывать, Ласточка? Я вырос уже.

– А ума не вынес. Не буду воспитывать. Я сама виновата, что отпустила тебя.

– Выгнала.

Она вздохнула.

– Надо было с тобой ехать. В Тесору, – Ласточка прикрыла глаза. – Что теперь болтать про если бы да кабы. Останься со мной.

– Не могу.

Опять молчание, долгое как ночь. Капает вода, воет ветер. Жук точит стену в углу – скррр, скррр… скррр, скррр…

– Он… обещал мне…

Кай смотрел во мрак, где стояла в нишке фигурка святой Вербы. Тонко пахло прошлогодним вереском от ее венка.

– Он обещал, что заберет меня к себе, если я позову. Он сказал, чтобы я не боялся ничего. Не боялся мучений и смерти. Что смерти не будет, если я позову его. Хоть из тюрьмы, хоть с эшафота.

Ласточке стало холодно.

– Я смерти не боюсь, – сказал Кай. – Есть вещи похуже.

Она нашарила его руку и потянула к себе, положила себе на шею. Рука была жесткая, неловкая.

– Не буду его звать. Слышишь? Даже если заживо на части рвать начнут. Как подумаю, что придется вечно с отцом бок о бок ездить, из снега и грязи каждую осень подниматься… – Кай вздрогнул, Ласточка прижала к себе мокрую голову, затаила дыхание.

– Лучше б… я не родился…

18

В доме сладко пахло осенними яблоками, подсушенным сеном. Лорд Радель лежал на опрятно прибранной кровати, в бинтах, но уже не синюшно-бледный, блестел глазами.

Ярко горели свечи, дорогие, восковые – из собственных лордских запасов. Герт не желал лежать в вони и сквозняках общего госпиталя и потребовал перенести себя в избу почище.

Красивая хозяйская девка крутилась вокруг него, то одеяло поправит, то ложку с похлебкой поднесет.

На вошедших она посматривала ревниво и неласково, вот еще сию минуту вытащат пригожего рыцаря из постели, посадят на коня и прости прощай ласковые речи и радость побыть рядом не абы с кем – с хозяином Старого Стержа…

Герт благосклонно кивал ей, улыбался, но слушал пришедших гостей внимательно, иногда сдвигая темные брови в черту.

– Форт на Козловом озере мы бы удержать не смогли, – твердо сказал Мэлвир. – Вышибить оттуда бунтовщиков было не сложно, но оставлять полсотни воинов для охраны малозначимой крепости…

– Это была довольно хорошая крепость… совсем новая, – еле слышно пробурчал под нос Радель.

– Горела она и впрямь хорошо, – зло высказался Марк. – Сэн Соледаго полагает, что выжженная земля – это лучший способ сломить сопротивление.

– Сэн Энебро возможно полагает как-то иначе, – холодно ответил Мэлвир, покосившись на распростертого на койке Раделя. – Я вполне понимаю его стремление сохранить старому другу по возможности нетронутые укрепления…

Радель нахмурился сильнее.

– … но я предпочитаю поберечь людей и выполнить свою задачу, – закончил Соледаго.

– Вообще-то, Герт, он прав, – неохотно буркнул Марк. – Форт стоял у нас аккурат за спиной, людей не так уж и много… построишь новый, что там…

Герт молча закатил глаза и сказал девке, чтобы вышла.

– Сразу видно, Соледаго, у тебя своей земли нет, – укорил он.

Едва дышит, а поучает, с неудовольствием подумал Мэлвир.

– Ты еще амбары с зерном начни жечь, чтобы разбойников продовольствия лишить. Крестьян перевешай, чтобы приют душегубам не давали…

Судя по взгляду, которым Марк наградил золотого полководца, этот вопрос обсуждался.

– Я действую так, как подсказывает военная наука, – ответил Мэлвир. – Первым делом следует лишить врага припасов и укрытий. Мы выяснили, что разбойники прекрасно передвигаются по болотам, знают тайные тропы. Не стоит давать им лишнюю возможность разделить наши силы.

– На словах все это звучит очень умно.

– Вероятно, лорд-тень не послал бы меня сюда, если бы не был уверен в моих способностях.

– Я преклоняюсь перед твоим военным гением, Соледаго, но постарайся взять Вереть, не разрушив ее до основания, прошу. Ты в Катандерану уедешь и рыцарей королевских увезешь, а мне крепость удерживать всю зиму, еще и найлы налезут… чертов Кавен, угораздило его помереть и навесить мне на шею этот хомут с бубенцами!

Герт откинулся на подушки.

– Если бы… – начал Мэлвир, но осекся.

К чему в сотый раз говорить о том, что Вереть можно было бы лучше укрепить летом. Что земля застит глаза, как женщина, которую слишком любишь.

– Я привез с Козлова озера тела твоих людей, – сказал он. – Мы сломали клетки и достали… то что осталось. Их похоронят вместе с остальными погибшими.

– Спасибо, – Герт снова побледнел, осунулся, ему было лихо.

– Кончайте с этим болотным лордом, – попросил он. – Сил нет тут лежать. Муторно.

– Он действует так, как я и предполагал, – заметил Марк. – На болотах нас застали врасплох, но на сухой земле…

– Форт на Козловом почти не охранялся. Селяне говорят, что за четверть до нашего прибытия разбойники снялись с места и поспешно отступили. Мы нашли брошенные припасы и различные… следы, – Соледаго поморщился.

– Чудь предупредила, – мрачно сказал Радель. – Я до сих пор не могу взять в толк, как тварь, которая сейчас сидит на кавеновом месте, с ними договаривается. Может и впрямь человеческие жертвы гаденышам приносит…

– Ничего страшного. Пусть бегут, прячутся. Я бы не хотел всю зиму ловить бунтовщиков по элейрским чащобам, как тараканов.

– Болотный лорд стянет все силы в Вереть и мы накроем поганцев одним махом, – заключил Марк. – Они не обучены биться против рыцарей, числом надеются взять.

– Мне нравится этот план, – признал Соледаго. – Выковырнем их из оставшихся укрытий. Герт, на карте помечены еще два форта. Ты можешь что-то добавить?

– Да что тут добавлять, – пробурчал лорд Радель, прикрывая от слабости глаза. – Они деревянные. Отлично горят. Не думаю, что смогу тебя переубедить.

Мэл покачал головой. Коротко стриженые волосы при свечах отблескивали ясным золотом.

Вроде он получше сегодня выглядит? – Соледаго вопросительно глянул на своего спутника.

Марк хмурил брови, молча шагал рядом, думая о чем-то своем.

Который день дождь моросил и моросил сверху, нудный, выматывающий, готовый обернуться снегом в любое мгновение. Лужи под вечер подергивались хрупкой ледяной корочкой и хрустели под сапогом.

Однако сегодня, как неожиданный подарок, проглянуло солнце, и день выдался ясным, прозрачным, как слюдяная пластинка.

– Не держи на меня сердца, Энебро, – примирительно сказал Мэлвир. – Я бы рад сохранить Раделю эти укрепления. Но сам знаешь, какие у нас потери. Половина войска, черт побери, небоеспособна. Эта погода…

– Да, мары болотные, у самого в груди печет, – признался Марк. – Не привык я к такой сырости. Герт прав, надо кончать с разбойниками, очищать лес и уходить.

Мимо них прошла группка деревенских парней, настороженных, подобравшихся. Видно ждали от людей с оружием чего угодно, кроме хорошего.

– Пуганые они тут, – Мэлвир глянул вслед. – Ты сказал своим, чтобы не наводили шороху?

– Спрашиваешь! Лорд Маренг за беспорядки по голове не погладит.

– Место все-таки ужасное. Я думал, вылезем из болот на сухое, передохнем слегка и вперед, на Вереть…

Марк хмыкнул.

– Быстрый ты. Вон, грязи полное поле. Хватай Пряника и скачи. Можешь таран прихватить. Что это там за хрен торчит, кстати?

– Языческий пережиток, – чопорно ответствовал Соледаго. – Символ плодородия. Можешь пойти, ознакомиться.

– Аааа… – Марк на некоторое время задумался. – Нет, спасибо, я видел. У нас в Кадакаре такие же стоят, только каменные.

– У вас их тоже маслом к зиме натирают?

– А ты откуда знаешь?

Мэлвир замялся.

– Меня утром поймали около шатра какие-то сумасшедшие девки и попросили помочь. Откуда мне было знать, что они задумали?

Марк фыркнул и раскашлялся.

– А, ну да, ты же у нас пригожий. Прям таки ясно солнышко. Миску с маслом держал? Или мазать пособлял?

– Сэн Марк!

– Да ладно, брось. Ясное дело, девки на тебя вешаются. Даже странно, что ты их сторонишься.

– Негоже разбрасывать свое семя где попало.

– Да, черт, ты же дареной крови. Стриженый, вот и забываю.

– В этих Белых Котлах даже священника нет, – с возмущением заметил Мэлвир. – Чуди по вечерам таскают молоко в блюдцах, сам видел. Поля утыканы этими… хренами, как ты изволил выразиться. Приметы, суеверия на каждый случай… Неудивительно, что разбойники, прикрываясь болотными демонами, навели на людей такого страху.

– Знаешь, Соледаго, – Марк снова гулко закашлялся, сплюнул на дорогу. – Я вырос в крепости Око гор. Ты наверное о ней слышал. Там у нас и священники, и служба в церкви каждый день – а десять шагов пройдешь – и Кадакар.

– Ну и что? Непроходимый горный хребет, камнепады, единственный перевал, если судить по книгам…

– Ты по книгам судишь, а я там вырос. Да хоть Герта спроси – он у моего отца в свое время в оруженосцах бегал.

– И о чем же я его должен спросить?

– Почему в Кадакарские горы не ходят. Кто ходит – может живым не вернуться. А кто вернулся – расскажет и про демонов, и про чуд невиданных, и про такое, чему у людей названия не сыщешь. Так что не слишком доверяй книгам… да и своим глазам тоже.

– А ты во что веришь?

Марк задумался.

– В холодное железо, – ответил он. – И в то, что сердце подскажет.

Рыцарь отворил калитку, прошел за ограду дома, в котором остановился. Потом обернулся и посмотрел на Соледаго.

– А сердце мне подсказывает, что нахлебаемся мы тут еще по уши, – заключил он. – Что там, кстати, твой пленный, заговорил?

– Заговорил. И я бы хотел, чтобы ты его послушал.

Пленного разбойника держали в полупустом амбаре – там, где должно бы храниться зерно. Зерно разбойники вымели подчистую еще в начале осени, и теперь на остатках утоптанной соломы сидел остролицый парень с льняными волосами до плеч, в подранной саржевой куртке и кожаных штанах.

Ноги его были босы, а руки – не связаны. Зачем веревки, когда у порога лежат два здоровенных урсино, лениво поглядывая на доверенного им человека. Такому псу достаточно прыгнуть с маху на плечи, чтобы переломить беглецу хребет.

– Это ты тут кричал, что благородных кровей? – хмуро спросил Марк, притворяя дверь амбарчика. Хмыкнул, обвел смазливого разбойника тяжелым взглядом. – Ну да… сразу видно… Благородный, стало быть, сэн. Кланяюсь, кланяюсь.

Парень сник и прижался плечами к бревенчатой стене. На правой скуле у него багровела ссадина, уродовавшая лицо.

– И чего ты не повесил эту шваль с остальными вместе, Соледаго?

– Он говорит и много, – пожал плечами Мэлвир, даже не стараясь скрыть неприязнь в голосе. – Довольно занятные вещи рассказывает.

Марк сложил руки на груди и застыл статуей, ожидая пояснений.

– Между прочим, поведал, что этот их болотный лорд собирался следующей весной идти на Тесору.

– На Тесооору? А на Катандерану он идти не собирался? Или что там, Добрую Ловлю взять для начала… Для таких смелых бойцов, как эти – задача ничтожная. Слушай, Соледаго, а может нам присоединиться к Вентиске? – хмыкнул Марк. – Глядишь, получили бы кус арвелевских земель…

– Увы, я уже присягнул королю, сэн Марк.

– Тогда ничего не поделаешь. Ну, ты, благородное отродье, – рыцарь Медведя подошел ближе, возвышаясь над пленником, как осадная башня. – И чьей же семье такое позорище досталось?

– Я из Сессенов, – буркнул паренек, светлые глаза его от страха близкой смерти стали совсем водянистыми, почти белыми в полумраке. – С каторги сбежал.

– Хм… с каторги на виселицу… Это ты неплохо сбежал, удачно. Не иначе, мары помогали.

– Сэн Соледаго обещал мне помилование! – воскликнул паренек, заслоняясь рукой. – Я в разбойных деяниях не участвовал! Не убивал!

– А что ж ты делал? – умилился Марк. – Цветочки собирал? Прищучили тебя в старом форте, около пожженного села, с другими такими же паскудниками. Не убивал он…

– Меня Вентиска туда послал, потому как не сошлись мы с ним! Не сошлись и все тут, а убивать я не убивал!

Один из белых псов покосился на раскричавшегося пленного и открыл пасть, чтобы гавкнуть, но передумал.

Щелк! – клацнули сахарные клыки.

Разбойник испуганно умолк.

– Ты говори, говори, не стесняйся.

– Говори, – велел Мэлвир. – Не отвлекайся и не выкрутасничай. Нас не интересует, виноват ли ты. Пойман в бандитской крепости – значит виноват. Боюсь, что семейство твое только спасибо мне скажет, если велю тебя повесить. Так что говори по существу, по возможности – быстро.

– В крепости сейчас первого снега ждут, – зачастил светловолосый. – Ну, поверье у них такое. Вроде как у Вентиски сила удесятеряется в это время. Темный народ, что с них возьмешь…

– Ты когда в крепость попал? – спросил Марк.

– Летом…

– Ясно. И что ты знаешь про колдовские штучки?

– Ни про какие штучки я не знаю! Мало ли, что болтают. У Вентиски советник есть, старик страшный, вот кто всем заправляет! Я его видел пару раз – злющий, как черт.

Марк заинтересованно поднял бровь.

– Чумой его кличут, истинно чума и есть – говорят прошлой зимой приволокся, Вентиска его слушает, по струнке ходит, все делает, как скажут – потому как сам сопляк несмысленный, – пожаловался разбойник.

– Я тебе говорил, что у парня есть кто-то старше и опытнее, – напомнил Соледаго. – Может даже рыцарь.

– Истинно, рыцарь бывший. Его старый лорд Арвель к усечению руки приговорил, рассказывают, и из Тесоры изгнал с позором. Так он теперь в Верети объявился, как сыч страшный. Грозится все арвелевское семя извести!

Парнишка замолк и с надеждой глянул на Мэлвира. Страх перед виселицей затмевал в нем всякое разумение.

– Ладно, черт с тобой, – рыцарь отвел взгляд. – Посиди тут, может вспомнишь еще что.

Марк закашлялся, развернулся, так что край тяжелого синего плаща разметал солому на полу, встретил вопросительный взгляд Соледаго.

– Там уже баньку растопили, – сказал он. – Пойду пропарю кости, кашель замучал. Хорош я буду во время штурма, дохая, как больной телок. Еще с коня свалюсь… Что ты на меня так смотришь, Мэл?

– Я вспомнил одну историю… год назад Расона Стэсса золотой лорд судил и руку ему отсек. В Тесоре было дело, под осень.

– Да ну? – Марк аж остановился. – сэна Расона Арвель осудил за что-то? Вот это новость! Ты не путаешь?

– Нет, я прекрасно помню, в королевском дворце много об этом говорили. Вроде бы Стэсс зарубил парнишку, племянника арвельского, дареной крови.

– Черт возьми, я знаю его. Лет десять назад на турнирах блистал, здоровый был рыцарюга, – в охрипшем голосе Энебро звучало неподдельная досада. – Ты еще около мамкиной юбки бегал, а мы с Гертом были в Тесоре, роскошный турнир затеял тогда лорд Арвель. Так Стэсс половину рыцарей из седла повышибал. Красавец был, копна волос светлых, плечи – не обхватишь, а уж копьем владел… неужели Арвель его без руки оставил?

Марк невольно глянул на собственную ладонь, широкую, жесткую, покрытую мозолями от меча.

– Как это я пропустил такое известие? Год назад под осень, говоришь? Я в Око Гор, к отцу как раз ездил осенью.

– Ну…вот, – Мэлвир пожал плечами. – Я думаю, не он ли объявился в Верети? Там, знаешь ли, темная история была. Поговаривали, что тесорский лорд обвинил Стэсса в пролитии дареной крови, потому что кое в чем другом обвинить не решился.

– Политика, как всегда.

– Я точно не знаю, а домысливать не хочу.

– Ну и зачем ты меня потащил в этот грязный амбар? Душу только разбередил. Страшно подумать, что добрый сэн Расон преступником стал, с рабойниками якшается… Набрехал поди этот нобленыш задрипанный.

– Может и набрехал, – Мэлвир шел мрачный, думая о своем.

– Иэээх, собачья солдатская доля! – Марк стегнул плетью ни в чем неповинный куст репейника, брызнувший рассохшимися колючками. – Пойдем париться. С тех пор, как мы выбрались из этих Чертовых лугов, я весь тиной воняю.

– Чудовых.

– Один хрен.

На главной площади пестрели шатры хинетов – вольных наемников, приехавших с Энебро аж из Доброй Ловли, с того берега Ржи. Хинеты – сборная солянка, служить щедро платившему Маренгу приезжали даже с юга. Основная часть войска встала за околицей, укрепив временный лагерь земляным валом и частоколом.

Пользуясь короткой передышкой, хинеты растянули посреди площади полотняную палатку, служившую походной баней, оттуда валил пар и слышались радостные вопли.

– Половина младенцев в следующем году родятся чернявыми, – хмыкнул Марк, глядя на то, как разряженные крестьянки вьются около походных костров. – Почему бабы так южан любят, ты мне скажи?

Соледаго пожал плечами.

– Пусть любят. Главное, чтобы боевой дух не подрывали.

 
– Ах, краса с огнем во взоре,
Разреши от злого горя! —
 

увлеченно распевал плечистый смуглый парень с целым ворохом иссиня-черных кудрей. Правой рукой он отстукивал такт, левой – обнимал раскрасневшуюся девицу с пшеничными косами.

 
– Я давно к тебе стремился,
Только… чем-то зацепился! —
 

Закончил певец под одобрительный гогот рассевшихся на помосте наемников. Помост раньше служил для судилища и наказаний, но веселых парней это не смущало. За их спинами в промельках между плотно стоявшими шатрами серел общинный дом, превращенный теперь в госпиталь.

В разлитых по площади лужах отражалось жидкое северное небо, полотняные стены походных жилищ, почерневшие от времени деревянные столбы на помосте.

Завидев рыцарей, хинеты притихли, оставили выпивку и девиц. Только из шатавшейся купальни доносилось молодецкое уханье и шипение воды.

– Доброго дня, благородные сэны, – сверкнул улыбкой черноволосый. – Выпьете с нами?

– Благодарю, Хасинто, – Марк принял почтительно поданный рог, обвитый оловянными лентами, отпил, передал Мэлвиру.

– Ты что же, парень, еще с Доброй Ловли такой знатный рестаньо везешь? – удивился рыцарь. – И как это вы еще не вылакали все до донышка?

– Обижаете, сэн Марк. Мы еще в Старом Стерже разжились винишком у тамошних купцов. Сладкое конечно, как компот, не то, что седа или там хесер, но пить можно. Все ж наше, из самой Альта Мареи. После болот здешних не помешает принять пару капель, а?

– Ну, развлекайтесь, – Марк милостиво кивнул.

– А ты, девушка, – он глянул на пригревшуюся около пригожего южанина селянку, – этого певуна не слушай. Он тебе напоет с три короба. Пообещает жениться, гони в шею – ему еще за полгода верной службы заплачено.

– Так я через полгода и женюсь, – не растерялся Хасинто. – Крепость возьмем – и ей же ей, женюсь!

– Если вы мне крепость полгода будете брать, лентяи, я сам на вас женюсь, причем, не снимая доспехов… – проворчал Энебро.

Рыцарь забрал у Мэлвира пустой рог и кинул обратно.

19

– Они в Белых Котлах встали, окопались, вал земляной насыпали, – Кай пнул носком сапога шишку, она полетела полого, упала с всплеском и медленно поплыла по течению. – Смотри, как вода в Лисице поднялась. Осенью всегда так, а весной аж до крепостного холма доходит.

Лисица, мелкая, широко разлившаяся, с темноватой торфяной водой, текла по ржавому песчаному ложу, неспешно огибая поросшие осинами и ракитником островки. Почерневшие палые листья лежали на дне, их шевелило и переворачивало течение. Полоскались обросшие тинистой бородой бурые водоросли.

Лаэ уже очухался после болезни, держался прямо, поверх длинной найлской одежки тускло блестела вороненая кольчуга, пояс оттягивали ножны с мечом.

Кай с молодым найлом бродили под северной стеной Верети, около старой полуразвалившейся пристани. Известняковые наплывы здесь покрошились, щетинились бурьяном, влажный речной песок намывало течением под крепостной холм.

Крепость гнездом нависала сверху, серая, древняя, плоть от плоти каменного холма, спящего под земляной шкурой.

– Тяжеловато придется, – Лаэ подошел к самой воде, слабенькая волна плеснула ему на сапоги. – Надолго пришли сюда королевские рыцари.

– Они еще и лесопилку ладят, – Кай фыркнул. – Осадные башни собираются строить, мужиков согнали.

– Ты спокоен, я погляжу.

Багряный, как брусника, клест уселся на свисающую над водой еловую ветку, покачался, тенькнул.

– А с чего мне беспокоиться? Твой отец хорошо их на болотах потрепал. Королевские рыцари еще неделю отдыхать будут и раны зализывать, – Кай посмотрел на клеста, кровяной шарик на трепещущей ветке.

– В крепости народ беспокоится, – сказал Лаэ. – Я сегодня драку разнимал, ножи достали.

– Да они вечно грызутся, как псы. Особенно осенью. И весной, перед ледоходом. Отец просыпается, они чуют.

Лаэ согласно кивнул.

– Вы, найлы, около Полночи живете, с демонами за руку здороваетесь, – Кай пнул очередную шишку, поднял голову, вглядываясь в сосны, растущие на дальнем, высоком берегу. – Страшно там?

– Где?

– Ну, в аду этом.

– Ты видно что-то путаешь, – Лаэ глянул удивленно. – Я знаю про ваш ад. Полночь – совсем другое.

– Да неужели? Ну, у нас там всякое рассказывают. Хочешь сказать, что папенька мой – не адова тварь? – голос Кай звучал напряженно.

– В аду вроде как горят заживо, – дотошно пояснил найл, – а в Полночи холодно, очень холодно. Мы кладем своих мертвых в лодки и отпускаем в Полуночное море. Лодки уплывают, без весел и паруса…

– Куда?

– Те найлы, которые прожили жизнь, как подобает, достойно и не кривя душой, поднимаются высоко и уходят, у нас не рассказывают, куда. Ладьи же, несущие нечестивых и трусов, тонут под тяжестью злых деяний. Холодный Господин сетью вылавливает их из полуночных вод.

Кай молчал, упорно выглядывая что-то среди красноватых сосновых стволов. Клест вспорхнул и улетел, уронив шишку.

– Холодный Господин вовсе не жесток, – сказал наконец Лаэ. – Он только забрасывает сети. Люди сами запутываются в них.

* * *

Рослую мрачную деваху, носившую под подоткнутой юбкой мужские штаны, заправленные в сапоги, звали Котя. Катина, то есть. Девка оказалась сноровистая, сильная, не болтливая, крови не боялась, делала, что прикажут, и делала хорошо. Лежачих ворочала ловчее мужиков, к тому же аккуратно. Ласточке она сразу приглянулась.

– Пойдем-ка, Котя, я тебя к лорду Раделю приставлю, – сказала Ласточка. – От его оруженосцев и девок толку мало, один шум и суета. А у тебя сил достанет придержать лорда, а то он все встать норовит, бойкий очень.

– Тю! – опешила Котя, выронив половую тряпку. – Аж к самому лорду? Меня? А не погонит? Я ж того… – она растерянно похлопала себя по изгвазданному фартуку. – Ни рожи, ни кожи… За лордом Мыся с Зорькой ходят, они красивые, нарядные…

– И бестолковые. Передник я тебе свой выдам, чистый. Не бойся, лорд Радель добрый и веселый. Только получше ему стало, он и забаловал. А ему еще лежать и лежать. Мы с братом Родером все время сидеть над ним не можем, оруженосцы ему не указ, а девки его не удержат. Ты уже закончила тут? Руки сполосни и пойдем. Он тебе понравится.

– Ой, ты скажешь, теть Ласточка! – Девка зарумянилась. – Наш лорд тут каждой собаке люб. Кабы я ему пришлась, каб не погнал…

– Пусть только попробует, – фыркнула Ласточка и пошла за чистым передником.

На улице впервые за много недель распогодилось, выглянуло солнышко. Оказалось, что в мире есть не только черные и серые краски. Полегший бурьян под заборами прятал в глубине собирающуюся перезимовать зелень, на избах серебром блестела ольховая дранка, и деревья облетели не полностью, пестрели над крышами желтым и красным.

Еще дальше, над верхушками елок, поднимался длинный холм, увенчанный силуэтом крепости – донжон и три башни. Ласточка в первый раз увидела Вереть, ранее сокрытую нескончаемым туманом, хмарью и полотнищами дождя. Как близко! Мили три-четыре по прямой.

Она остановилась, прищурилась, заслонилаись рукой – с непривычки глаза слезились от яркого света.

«У тебя… кто-то был»

У меня кто-то был. Был или есть? Жив или нет? Три мили по прямой. Я собиралась их бегом пробежать в первый же вечер, как только наш фургон переправится к Белым Котлам. Вместо этого – хожу за лежачими, чищу раны, варю живицу и белый мох.

– Ага, – сказала за спиной Котя. – Вишь, гнездо-то разбойное, во-о-он оно, рукой подать. Им до нас тож рукой подать, злыдням. Пока лорд с благородными сэнами не подошли, шлялись тут паскудцы как хотели.

– Я слыхала, главарь у них молоденький очень, – забросила крючок Ласточка.

– Да он колдун, – Котя пожала плечами. – Колдун, известное дело, личину носит, какую пожелает. Душа-то у него черная, проклятая.

– Он правда такой злодей, как о нем рассказывают?

– Да нелюдь же, нетварями выкормленная. Ни жалости в нем нет, ни совести, ничего человеческого, и от мамки не досталось. Да и чего та мамка – относила, родила, да и сгинула.

– Погоди, кем, говоришь, он выкормлен?

– Чудью, кем. Мать его как родила, так в ту же ночь из крепости ушла. Одна ушла, и ребенка унесла, ночью, в пургу. Больше не видели их. А прошлой осенью он вернулся, ага. Вырос, значит, возмужал, да своего захотел.

– А чудь тут причем?

– А где он столько лет отсиживался-то? У чуди, ясное дело. Они его маревом выпоили, мертвечиной выкормили, а теперь он их приваживает, добычей своей разбойной делится, пленников гаденышам на прожор отдает. Они уж на сухое вылезают, не боятся ничего, скоро посреди улицы нападать бы стали, не приедь до нас лорд с сэнами…

– Разве чудь зимою ходит? Ты ж говоришь – мать Вентиски в пургу ушла.

– Как-то, видать, до Чаруси дошла, Чарусь в любой мороз дымится, горячие ключи там. Туман стоит теплый, и топи теплые. Тропки есть, но их знать надо.

– Вряд ли несчастная женщина тропки эти знала.

– Да не знала, конечно. По льду дошла до Чаруси, а там мож потопла, мож просто в теплую трясину легла, намерзнувшись. – Котя говорила так уверенно, что Ласточка поверила бы, не расскажи ей в свое время Кай настоящую историю. – Гаденыши ее нашли. Саму, небось, сожрали, а дите с собой взяли. Потому как дите-то от Шиммеля, диавольское дите. Маревом выкормили.

– Чем-чем?

– Чудьим молочком. Чудь им детенышей своих кормит. Если простого человека маревом напоить, он заснет и не проснется. А для шиммелева отродья – сам раз еда.

– Это яд что ли какой?

– Если много выпить – то яд. А если по чуть-чуть, то можно палец отрубить – ничего не почувствуешь. Жар сбивает, лихорадку унимает. Гнилой огонь им лечат. Бабка моя, пока совсем не состарилась, знатной повитухой была, она и роды принимала у матери аспида нашего. Лорд Кавен ее привечал. Всю историю я от нее слышала, из первых, почитай, рук. Если роды трудные, она роженицам марева по капельке давала.

– Впервые слышу. – Ласточка всерьез заинтересовалась. – Марево. Где его берут?

– У чуди. В обмен на что-нибудь ценное. Нож или котелок железные, отрез ткани или хлеб.

– Так с чудью торговать можно? Я бы купила этого марева.

Котя поморщилась, покачала головой.

– Это надо в Чарусь идти, там торговаться. С теми, что здесь шарахаются, не столкуешься. Подлые они, хитрые, обманут, подсунут подделку. Как проверишь? А сейчас и вовсе обнаглели, с Вентиской этим. Сейчас, небось, и за железный нож марева не выторговать.

– И у бабки твоей не осталось?

– Да нет, откуда. Ни у кого не осталось. Отец, упокой Господи его душу, пару раз в Чарусь ходил, дядя Зарен из Жуков ходил, а больше на моей памяти никто. Себе дороже, пока дойдешь… особенно сейчас.

Ладно, обойдемся без чудьего молока, подумала Ласточка. И вообще это, скорее всего, выдумки.

Ласточка с Котей, огибая шатры на деревенской площади, свернули к огородам. Одинокое пугало за покосившимся плетнем охраняло пустые грядки с кучками сопревшей ботвы. За облетевшими кустами дымила труба маленькой баньки, слышалось хихиканье и мелькало что-то пестрое. Несколько девок, разодетых как на праздник, топтались у двери и пересмеивались. Внутри чертыхались басом.

– А вот водичка холодненькая, благородные сэны! – Девица в красной юбке поскреблась в дверь. – Велите внесть?

– Венички дубовые, можжевеловые! – крикнула в щель другая. – Пустите, добрые сэны, попарим вас как следовает!

– Кваску, кваску яблочного не желаете, золотой сэн?

– От, кошки! – скривилась Котя. – Хвосты задрали и мяучат как в марте.

– Вееееничком обязательно! Для здоровьичка, благородные господа, чтоб душе и телу легче стало!

Одна из девиц попыталась оттеснить другую от щели, и они подрались.

– Идите прочь! – гаркнули из бани. – Тут и так не повернуться!

Сэн Марк, узнала голос Ласточка. Банька и правда была крохотная, к тому же в землю ушла по самое окошко, затянутое промасленной холстиной. Как в ней помещаются предбанник, печь с котлом и два здоровенных рыцаря, Ласточка представить не могла. Там и выпрямиться в полный рост невозможно.

Внутри что-то грохнуло, зашипело, чертыхнулось в два голоса. Дверь распахнулась в клубах пара, из бани, спиной вперед вывалился Соледаго, голый и красный, с полотенцем вокруг бедер. Девицы восторженно взвыли, потом расхохотались. Плечи, загривок и стриженое темечко королевского рыцаря были черными от сажи. Следом выскочил Марк, красный, голый, без полотенца, и злой как черт.

– Козы, дуры! – заорал он. – А ну, брысь! Щасс собак спущу!

Собак рядом не наблюдалось, но девки с хохотом прыснули в разные стороны. Марк схватил ведро с холодной водой и вылил себе на грудь.

– Ошпарились, сэн Марк? – заботливо спросила Ласточка.

– А ты что тут толчешься? – рявкнул он, страшно сверкая глазами на красном лице. – Спятила, что ли? Марш на свое место!

– Свое место я и без вас знаю, благородный сэн, – Ласточкино достоинство было непоколебимо. – А если ошпарились, приходите, мазью помажу. А вы, сэн Мэлвир, ох, лучше б и не мылись! Чище были б.

– Твоя правда, – растерянно пробормотал рыцарь, щупая загривок и рассматривая измаранные пальцы.

– Если обожглись, пописать надо на ожог! – посоветовала издали девка в красной юбке.

Марк зарычал от ярости, Ласточка подтолкнула остолбеневшую Котю:

– Пойдем, пойдем.

– А ты не боишься их совсем, теть Ласточка, – пробормотала Котя, когда они отошли подальше.

– А что их бояться, – фыркнула та. – Поорут, перестанут. Пусть их разбойники боятся, а нам с тобой они худого не сделают.

В сенях Ласточка придержала Котю – в зимней избе шумели, лорд Радель отрывисто командовал, два молодых голоса ныли и причитали в ответ.