Текст книги "Чудовы луга"

Автор книги: Ярослава Кузнецова

Соавторы: Анна Штайн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

22

Возвращались быстро, по знакомой дороге. Первый порыв непогоды иссяк, побелели ветки, куртины сухой травы осыпало снежными хлопьями. В небе, теперь прозрачном, дымчато-голубом, как роспись на драгоценной тарелке драконидского фарфора, кружились редкие белые пушинки.

Три рыцарских коня перебирали копытами, шли быстрым шагом пехотинцы, закинув щиты за спины.

Котя, примостившаяся на крупе тальенова вороного, держалась обеими руками за высокую, как спинка кресла, луку и все оглядывалась – черные, тянущиеся вверх столбы дыма нарушали холодную красоту первого зимнего дня.

– Разговоров о колдовстве… только языками трепали, – разочаровано пожаловался Радо. – Я уж не чаял сразиться с толпой демонов, поглядеть, каковы они…

– Это ж беглые были, добрый сэн, – неожиданно пояснила Котя, оглядываясь в очередной раз. – Станет им разве Шиммель помогать? Они его предали, отреклись. Шиммель теперь с сыночком своим ездит, руку его держит.

– Это мы посмотрим, – Радо фыркнул.

– А чегой тут смотреть? – удивилась Котя. – Шиммель раньше человеком был, разве ж сына оставит? Ясное дело, поможет отродью своему.

– Человеком? – Радо навострил уши. Ехать было скучно, отчего не послушать пару сказок.

– Он еще полста лет назад в здешних местах лордом сидел, сэн рыцарь, – Котя зажмурилась. – Ох, и рассказывают про него… великий лиходей, ни своих, ни чужих не жалел. Бешеный.

– Наверняка свои и прикончили, – хмыкнул Радо, не поворачивая головы.

– Если бы. Такие же душегубы, ворон ворону глаз не выклюет. Это Канела, дева прекрасная, волшбу сотворила и лиходея остановила. Шиммель-то, известно, до красивых девок охоч был, прям удержу не знал. Вот и нашла коса на камень. А было это так… – Голос Коти сделался мечтательным и зазвенел, как колокольчик. – Жила-была в наших краях девушка по имени Канела, собою хороша как заря, косы пшеничные до пояса, глаза, как озера синие, щеки румяные… и говорили люди, что знает она травы и слова волшебные, и кровь может заговорить, и ветер вызвать, и болезнь злую наслать, если что не по нраву ей придется…

– Заливай больше, селянка, – подначил ее любопытный Элспена, подъезжая ближе и придерживая коня вровень с вороным.

– А не любо, не слушайте, добрый сэн, – не унималась Котя. – У нас эту историю каждая собака знает.

– И что ж, Канела эта?

– А то, что Шиммель окаянный прослышал про прекрасную деву-волшебницу и поклялся страшной клятвой, что заполучит не только ее саму, но и волшебством ее попользуется. Как-то на исходе осени наехал он со своими людьми в ее хижину, что в лесу стояла, целую ночь над ней куражился, а наутро приставил к горлу девушке свой острый меч и говорит: «Сделай меня бессмертным и в бою непобедимым, а не то жизни лишу!»

– Ха, губа не дура была у вашего Шиммеля!

– Вечно жить хотел, – зло сказала Котя.

Тальенов вороной переступил через выпирающий корень, нервно вскинул задом. Крестьянка сунулась носом в колючий рыцарский плащ и пискнула, цепляясь изо всех сил.

– Ты там держись, э!

– Держусь, благородный сэн. Несподручно без седла.

– А тебе в рыцарское седло надо сесть? – хохотнул Радо и нарочно кольнул вороного шпорой. Тот шарахнулся, снова скакнул вперед. Элспена, которому прижало правую ногу, выругался и добавил вредной скотине плетью поверх попоны.

– Эээ!

– Прекратите, – Мэлвир начал потихоньку закипать. – Что с вами сегодня?

– А я не знаю! – Тальен зло сверкнул глазами. – Так и жмет что-то под сердцем. То ли запеть хочется, то ли еще порубить кого. Ровно вымороженного вина напился. Приедем в лагерь, помашем мечами, а? Мэл?

– Намашешься еще, – Соледаго потер лоб, пригладил короткую золотую стерню, огляделся по сторонам. – Что за отвратный день…

– Ты рассказывай, девушка, – сказал он Коте. – Может в твоей сказке полезное поучение отыщется.

Котя тяжело отдыхивалась, до боли стиснув пальцы на высокой луке.

– Ну вот… ффух…Вобщем, делать нечего, согласилась Канела сделать его бессмертным и в бою непобедимым. Только сложное это дело, сказала. Не всякий выдержит. Тут разобрало Шиммеля. Я, говорит, не всякий! Все выдержу! Сказывай, что делать надо! Опоясалась тогда Канела пояском вышитым, что ей от матушки остался, заткнула за него топор батюшкин, а в рукав зеркальце серебряное спрятала, что жених подарил.

Котя рассказывала вдохновенно, не сбиваясь – должно быть, обрадовалась, что кому-то еще неизвестна с детства заученная сказка.

– И повела храбрая девушка супостата…

– Бывшая девушка, – дотошно поправил Тальен.

Котя сбилась, замялась, но потом продолжила:

– Так вот, повела Канела супостата по тропке между болот к вековому дубу…

– Еще и дуб, – не выдержал Соледаго, который ехал рядом и прислушивался против воли. – Радо, правда эта история смахивает на ваши драконидские сказки? Когда злодея кладут в котел, сковывают железными цепями и на всякий случай топят в море.

– Ага, на мой вкус вернее злодея сжечь, – поддержал Тальен. – Слишком много мороки с дубами и цепями. Тюк по башке и в костер, вот как надо.

– Ни в какой котел Канела Шиммеля не клала, – обиделась Котя. – Я про дуб вам толкую, а вы про котлы… Вы дальше слушать-то будете?

Рыцари нестройно прогудели согласие, и Котя продолжила:

– Привела Канела злодея к дубу вековому, поставила к стволу и привязала матушкиным поясом. А пока привязывала, слова волшебные говорила: «Как этот пояс вьется-оплетает, так кора дубовая вейся-заплетай». И Шиммелю сказала потом:

«Стой, сказала, смирно, не рвись, и людей своих не зови, как бы тебе холодно и голодно не пришлось, что бы тебе не привиделось и не прислышалось. Если выстоишь до первого снега – смерть от тебя отступится, а вместо нее сила небывалая явится. А по первому снегу освободит тебя первый, кто сюда придет». Так сказала, повернулась и ушла. А когда между болот проходила, вынула зеркальце, разрубила его топором напополам, да и бросила половинки в разные стороны. «Как половинки друг к другу стремятся, так и вы, воды болотные, друг к другу стремитесь!» И стало по ее слову – поднялось болото и слилось воедино, и отрезало к дубу дорогу.

– Вот хитрая девка! – восхитился Радо. – Наобещала золотые горы и оставила в лесу куковать, когда они с неба свалятся.

– Так что же тогда ваш Шиммель до сих пор по лесам шарахается? – скептически поинтересовался Элспена.

– А про то уже другая история, добрые сэны. – Котя с удовольствием огляделась – трое благородных рыцарей с интрересом смотрели ей в рот. – Ни единую живую душу не любил Шиммель-лихоимец, только кобылу свою сивую любил. А кобыла та была, надо сказать, презлющая, хуже мары полуночной. Никого к себе не подпускала, окромя хозяина. Так вот, как стало известно, что хозяин сгинул и следов его не сыскать, на кобылу молодой лорд сел. Она его об стену расшибла, а сама к хозяину кинулась, по болотам, не разбирая дороги. Так в трясине и потопла.

Рыцари сочувственно молчали.

– Только вот что… – Котя понизила голос. – Кобыла, говорят, и дохлая к нему пришла, и хозяина освободила, по слову Канелы. Вот с тех пор Шиммель по первому снегу выходит, если ему сивую лошадь послать. От снега до льда и от льда до снега – его пора.

– Это как? – поинтересовался Элспена. – От первого снега – понятно, а почему до льда?

– Ну как же, добрый сэн, сами посмотрите, кобыла-то выйти из болота может до тех пор, пока лед не станет. А летом дуб Шиммеля сторожит, пока соки под корой текут. Вот и остается им по чуть-чуть от целого года, да и то, если какой злодей проклятый кобылу зарежет. Только уж если они выйдут – мало не покажется. – Котя помолчала мрачно, потом добавила: – И ведь всегда подлец найдется…

Радо невольно передернул плечами, должно быть, вообразив себе полуистлевший труп верхом на кобыльем скелете, страшном, заросшем водорослями и болотной тиной.

– Ну и сказочки тут у вас. В сам раз младенцам рассказывать…

– Постой-ка, – Мэлвир приподнялся в стременах, выпрямив ноги, пригляделся.

Дымы поднимались не только за их спинами – впереди, над близкой деревней, сгущалось сизое многоногое облако.

Элспена прищурился и длинно присвистнул.

– Вот, – сказала Котя мрачно. – Снег пошел, они и повылазили. Все потому, как Шиммель…

Соледаго рявкнул на девицу так, что ее чуть не снесло с крупа коня. Вороной слегка осел на задние ноги. С веток спорхнула пара перепуганных клестов. Тальен едва заметно поморщился.

– Ты бы поберег голос для битвы… – рыцарь осекся, прислушался. – Сюда скачет кто-то. Один.

Лязгнули мечи. Котя покрепче вцепилась в седло.

Глухой топот копыт стал отчетливее. На дороге появился всадник на тонконогой южной лошадке, в изрубленном плаще, с буйной гривой смоляных волос… Хасинто.

– Давайте к деревне! – закричал он сорванным, осипшим голосом. – Одно нападение отбили… Сэн Мэлвир, поспешите! Мы…

Мэлвир выругался, беззвучно одними губами.

– Мы потеряли лорда Раделя, – закончил южанин, натягивая повод и разворачиваясь.

Глаза у него были слепыми от гнева, рот перекошен. Край плаща махрился темными покоробленными лоскутами. Клочья пены падали с лошадиных губ, вскипали на потемневшей лоснящейся шее.

Не дожидаясь ответа, Хасинто развернулся и поскакал обратно. Хлестнули тяжелые еловые ветви, роняя снежные шапки, южанин пригнул голову, его лошадь перескочила поваленный ствол и скрылась за тем же поворотом.

Рыцарские кони тяжелым галопом понеслись за ним. Солдаты ускорили шаг, на ходу перекидывая со спин щиты.

* * *

Ласточке связали руки впереди и накинули петлю на луку седла. На той же лошади везли лорда Раделя – завернутого в плащ и перекинутого как тюк через конскую холку. «Осторожней! Осторожней!» – впустую заклинала Ласточка. Разбойники похохатывали и перекидывались шуточками, к мольбам и увещеваниям прислушивались не больше, чем к скулежу замерзшего пса. Цыкнуть и замахнуться, вот и весь разговор.

Кай куда-то делся. Да Кай ли это был? Исчез как призрак. Снег повалил гуще, ничего не разглядеть.

Когда лошадь тронулась, Ласточка попыталась ухватиться за стремя, но всадник, тощий как пугало парень с торчащим кадыком, редкими усиками и козьми сумасшедшими глазами, пнул ее сапогом в плечо. Засмеялся отрывисто, словно лисица затявкала. Снежный след его сапога отвалился, и на плече Ласточки, на сером сукне, осталось пятно – перемешанная с грязью кровь и сосновые иглы.

Некоторое время вся ласточкина забота была о том, как бы не упасть. Лошадь шла шагом, но снег залеплял глаза, ни капюшона накинуть, ни подола поддержать – руки связаны. Сквозь пургу двигались тени, слышались голоса, спереди и сзади. Каждая проплывающая мимо фигура, каждый голос мерещились ей каевыми. Но – мерещились или были?

Под ногами ощутился подъем, потом подъем стал круче, а снег реже, тропу стиснули черные ели, над головами крышей сомкнулись обремененные снегом лапы. Разбойник-хохотун слез, повел лошадь под уздцы. Ласточка боялась, что сверток с несчастным лордом соскользнет наземь, а поддержать его плечом никак не удавалось – под ноги лезли корни и собственный подол.

Подъем неожиданно закончился, распахнулся лес, обнаружив небольшую проплешину прямо под стеной высокой круглой башни. Снегопад прекратился, только редкие снежинки кружились в воздухе. Из-за стены доносился невнятный гомон, выкрики и смех. Шедшие впереди разбойники один за другим скрывались в узком проходе. Дверца оказалась низенькой, верхом не проедешь.

Темный тоннель под башней вывел отряд во двор.

Боже, сколько тут народу! Они мельтешили, суетились вокруг, размахивали руками и орали. Толкучка, как на базаре, только продавцы и покупатели все взвинченные, нечесаные, с цепами, рогатинами и топорами, в одежде с чужого плеча и грязные донельзя. Они кишели во дворе, на галереях, на стенах и внешних лестницах. Все внутренние постройки облеплены навесами, шалашами, плетеными из ивняка, кое-как сбитыми из досок и крытыми рогожей. Альханский табор какой-то, а не крепость. Двор, может быть даже мощеный, сейчас напоминал сточную канаву.

Прибывший отряд продвинулся недалеко и завяз в сутолке. Лошадь, груженая бесценным свертком, остановилась на краю пустого пятачка, под глухой стеной донжона. Здесь не было никаких ветошных пристроек, только серая стена в известковых потеках. На ее фоне, на шесте, вбитом в грязь, торчала мертвая конская голова цвета неочищенной соли.

Совсем свежая голова, с глянцевой еще шерстью, с не запутавшейся гривой. С новым оголовьем, украшенным серебряными бляшками. Черные сгустки облепили шест, на светлой шкуре, у пряжки оголовья, отпечаталась красным чья-то пятерня.

Хотя, почему – чья-то?

Ласточка стиснула зубы, помотала головой, перемогая внезапную боль за грудиной.

«Не надо тебе об этом знать»

Не надо было, ты прав.

Она поморгала, дернула веревку, огляделась.

Похоже, сюда, незадолго до них, вошел еще один отряд. Кажется, там были раненые – вон кого-то волокут на плаще под навес.

Впереди, в буром месиве толпы, как вороны среди галок, высились несколько черных фигур. Кольчуги, вороненые шлемы, мечи.

Найлы? Откуда у Кая…

А вот и он.

Ей не померещилось. Это он добыл их с Раделем из-под палатки. Это его шевелюра полощется на ветру, полная колтунов и мусора. Это его бархатный плащ распущен лентами, словно все кошки святой Невены его драли. Это его – проклятье! – длинный меч на тяжеленном рыцарском поясе, с какого несчастного снятый, с бывшего лорда этой пропащей крепости, должно быть…

Стоит спиной, разговаривает с найлами.

– Кай! – закричала Ласточка. – Подойди сюда, сукин ты сын! Ка-ай!

Он слегка повернул голову, не прерывая разговора, рассеянный взгляд мазнул Ласточку, тюк на спине лошади, задержался на кобыльей голове…

– Кай!

Когда требовалось, Ласточка умела крикнуть так, чтобы ее услышали в любом гаме. Несколько десятков глаз обратились к ней, но не каевы, нет. Паршивец отвернулся и продолжил разговор.

– Ты будешь последним ублюдком, если погубишь лорда Раделя! – кричала Ласточка, дергая веревку. – Он твой заложник, бестолочь! Если он помрет, королевские рыцари сроют всю вашу Вереть до основания, и ничто их не остановит! Радель спасет тебя! Он спасет тебя, свинья неблагодарная! Ты слышишь? Кай! Змееныш, жабья кровь, гадина ты болотная, тупоголовая, больше ничего… Ай!

В глазах полыхнуло черным, в голове загудело. Земля ударила Ласточку под колени, руки чуть не вырвало из суставов. Она опрокинулась на спину и проехалась по грязи – лошадь, испугавшись, прянула в сторону.

– Ить, разоралась, кошка драная! – знакомый отрывистый смешок.

Пинок в бедро – больно, черт! Ласточка, кое-как прозрев, завозилась на земле, силясь подняться.

Убьют. И меня и лорда. А Кай даже не почешется.

Что-то свистнуло, на Ласточку обрушилось… одна из галерей, полная бандитов, не меньше. Запястья и локти опять чуть не вылетели прочь. Лекарка взвыла, отпинываясь ногами… от бандитов… от одного бандита. От рухнувшего тела. Повернулась с трудом – и застыла.

Из растоптанной грязи на нее смотрели безумные козьи глаза и кривились губы под маленькими усиками. Отпавшая от затылка шапка блестела засаленным нутром. Из обрубка шеи толчками выплескивалось красное.

Она забыла рот закрыть. Перевела взгляд выше – размазанный полукруг плаща, проблеск стали под ним, разворот, Кай уже уходил, повернувшись спиной, оставив на земле обезглавленное тело своего человека. И свою бывшую возлюбленную, пока еще живую, тоже.

Как он успел оказаться рядом и ударить – бог весть. Кай дошагал до найлов, что-то коротко приказал одному из них, и, не оглянувшись, канул в толпу.

Найл – молодой парень с непроницаемым лицом – впрочем, морды у всех найлов непроницаемые, как их проклятая Полночь – приблизился, на ходу вытаскивая кинжал.

Ласточка, умудрившаяся, наконец, забрать веревку в одеревеневшие пальцы, напряглась, примериваясь, как бы ловчее двинуть ему пяткой под колено. Юбка промокла, и сидеть в слякоти было прегадостно. Волосы противно липли к лицу.

Не дойдя пары шагов, найл остановился и заговорил на хорошем альдском языке, почти без акцента:

– Прекрасная госпожа, – сказал он. – Позволь, я разрежу веревки и помогу тебе встать.

23

Деревня затихла, словно мор прошел. На площади хлопала непривязанная дверь шатра, валялся мусор. Мэлвир проскакал по главной улице, обогнул общинный дом и уткнулся в проломленную деревенскую ограду. Похоже, тут пронесся весь отряд хинетов – верхняя жердь слетела, сломана пополам. Земля взрыта копытами.

Теперь стало ясно, что горит здоровенная рига с сеном, торчавшая посреди поля, перед лагерем. Сама же стоянка…

Столпотворение и суета, тающие снежные заносы… темное на белом, много…

Слышится надорванный простудой голос Энебро, выкрики, сип раненой лошади.

Копыта скребут землю, двое пехотинцев пытаются вытащить из-под нее упавшего всадника, тот, что справа, наносит резкий, быстрый удар.

Лошадь умолкает и больше не дергается…

Пахнет паленым, воет белый пес, осев около еще одного неподвижного тела. Лай множества песьих глоток.

Легкая хинетская конница, весь сотенный отряд, галопом разворачивается за заваленной телами насыпью, возвращаясь в лагерь.

Мэлвир обвел глазами поле боя – а здесь был бой, не маленькая стычка – пытаясь подсчитать потери.

Зацепил взглядом синюю попону Тирана, две фигуры рядом.

Сэн Марк, вне себя от ярости, тряс за плечи мальчишку-оруженосца в раделевых цветах.

Того мотало, как соломенную куклу, голова болталась.

– Ты почему бросил своего лорда одного, сученыш!? – орал рыцарь.

Мальчишка только жмурился и дрожал, ожидая, что его сейчас прикончат.

– Марк, оставь парня.

Мэлвир спешился, подошел. Тяжесть кольчуги на плечах вдруг сделалась непереносимой.

Заболел, что ли…

Марк разжал пальцы, Наль не устоял, уселся прямо на землю и позорно всхлипнул.

Выла еще одна собака, далеко, в деревне.

Соледаго, избегая смотреть на почерневшее от гнева лицо маренгова военачальника, уставился на ближайший шатер, провисший от мокрого снега.

«Под сердцем жмет», сказал Радо.

Под сердцем.

Собака заходилась, как истеричная девка, только выла низким, тяжелым голосом боевого пса.

– Лорд Гертран убит?

Приготовимся к худшему.

Вместо ожидаемых бунтовщиков лорд-тень четвертует на Четверговой площади меня. Будет совершенно прав.

– Увезли его! – выкрикнул мальчишка, даже не пытаясь подняться с растоптанной земли. – Увезли, и лекарку с ним… а остальных… и сэна Эверарта и сэна Крида…

Это дурной сон. Кошмар.

Размечтался, как же.

– Марк?

– Не знаю я ничего, – Энебро схватился за ворот кольчуги, царапая железом по железу. Мэлвира передернуло. – Этот сопляк свалился мне на голову на чужой лошади, весь в крови, в чужой естественно. И бормочет, что Герта… лорда Гертрана увезли в крепость, лесопилку разнесли в клочья со всем, что там было. Как он тогда выжил? Как ты выжил, щенок, а!?

– Они думали, что я задохнулся под палаткой, – Наль наконец совладал с собой и поднялся на трясущихся ногах. – Оттащили в сторону и бросили. А сами – словно пьяные… или бесноватые. Забыли про меня совсем, а сначала хотели мечом ткнуть. Их главный не велел. Я откатился и в кусты… метель была, не видно ничего…лошадей порубили почти всех, скотину тоже…зачем?

Губы мальчика, белые, искусанные, кривились, но он не плакал.

– Башни? – Мэлвир уже бросил надеяться, что спит.

– Башни целы…а сэн Эверарт…у них и мечей нету ни у кого! – выкрикнул Наль.

– У вас что? – Мэлвир перевел взгляд с шатра на земляной вал, покрытый телами, темными на сивом снегу.

Смотреть куда угодно, только не на Марка.

Одинокий всадник, похоже, кто-то из хинетов, неспешным шагом проехал мимо, направляясь к деревне. В лучах заходящего солнца его фигура казалась черной.

Голова гудела, как с похмелья.

– У нас был бой, тяжелый. Ты не заметил?

Заржала лошадь, глухо, точно из-под воды.

– Днем повалил снег, и они напали тут же, быстрые, как демоны. Сотни две, не меньше.

Рыцарь тяжело закашлялся, его согнуло пополам.

– Прорвались в лагерь, никакой вал их не сдержал. Дрались, как черти, никогда такого не видел. Мары болотные, не успел я сесть в седло, как мне срубили наплечник и разнесли в щепки щит. Топором.

Марк говорил, задыхаясь, серые глаза блестели от лихорадки.

Мэлвир не отвечал, слушал молча.

Еще пятно на валу, на сей раз светлое, рыцарский плащ расплескался крылом. Один из Доранов.

Соледаго не хотел спрашивать, кто это, Кунрад или Ворран. Не хотел знать.

– Снег застил все, стеной сыпал. Собственного меча было не разглядеть. Я отвел людей из лагеря, и построил там, у ограды. Эти… они сражались как звери, как одержимые… – Марк переглотнул. – Мэл, я промахивался – так быстро они двигались. И другие тоже…

– У тебя жар.

Кто же там лежит. Который из братьев?

– К черту жар. Я отвел своих, мы закрепились, а Хасинто ударил с тыла. Поднял хинетов, они снесли ограду к дьяволу и ударили все вместе. Если бы не легкая конница и не собаки, мы потеряли бы половину войска.

Мэлвир как слепой, двинулся к лежащему лицом вверх рыцарю.

Светлые волосы перьями рассыпались в темной луже, глаза распахнуты. Через нижнюю губу идет старый шрам.

Кунрад.

– Где его брат?

– В лазарете. Получил по башке.

– Что с вами, королевские рыцари? Что с вами, если толпа разбойников творит здесь, что пожелает? – очень тихо спросил Мэлвир, чувствуя, что его подташнивает от злости.

Кунрада ткнули под подбородок, точно и безжалостно, похоже, рогатиной. Рядом, черное с белым, ничком лежал зарубленный найл.

– А ты бы помолчал, молокосос! – вызверился Марк. – Я двадцать лет сражаюсь! Ты не видел, что тут творилось.

– Мы четверть тому назад смяли точно таких же разбойников, как скорлупу! – глаза застило от ярости. – А эти… опились какого-то зелья! Воспользовались вашей беспечностью! Вы должны были покрошить их, как цыплят, черти б вас драли кверху задницей!

Марк закаменел лицом, потом в воздухе мелькнул затянутый железной рукавицей кулак. Мэрвир уклонился, отводя удар левой, тут же ударил в ответ.

– Какого черта!

Где-то за спиной выругался Элспена и кошкой повис у Мэлвира на плечах.

Наль, молча, закусив губу, кинулся наперерез Марку, заставив рыцаря остановиться.

Мэлвир зарычал и рванулся, его перехватил еще кто-то. Потом недрогнувшая рука сунула ему за шиворот комок мокрого снега.

Соледаго взвыл, перед глазами все покраснело.

Марк, тяжело дыша, отпихнул раделева оруженосца и прижал руку к груди.

– Охолони, золотой полководец.

Радо, а это был его язвительный голос, протер для верности снегом еще и лицо.

– Хочешь еще трупов добавить? Правильно, поубивайте друг друга, а мы с Элспеной примем командование. Героями домой вернемся.

Мэлвир с трудом отдышался, чувствуя, как колотится сердце, открыл рот, чтобы рявкнуть на засранца и понял, что у него свело губы и язык. В ушах нарастал тяжкий гул.

Его противник выглядел не лучше. И тоже молчал.

– Вы понимаете, что нам теперь придется идти на переговоры с бунтовщиками? – выговорил он наконец. – Если только лорд Гертран и впрямь еще жив.

– Я понимаю, что крепость надо штурмовать немедленно, если только целы башни, – зло ответил Марк. – Иначе мы столкнемся еще с каким-нибудь «зельем» и идти на приступ будет некому…

Он осекся, оглянулся.

Через поле бежала растрепанная девица, та самая, что слушала песенки Хасинто. Мэлвир узнал ее по роскошным пшеничным косам.

– Ой, беда, обороните нас, добрые сэны! – закричала она, вцепившись в мэлов плащ. – Вы же священника с собой привезли, так скажите ему!

Девица заплакала, лицо ее некрасиво сморщилось.

Мэлвир испытал жгучее желание рубануть ее мечом, чтоб заткнулась. Аж пальцы свело.

– Да что ты… прекрати… что еще?

– Мужики, кого на лесопилку не погнали, как обезумели, передрались все! Брата моего ножом порезали! – судорожный всхлип. – Хорошо…не до смерти… мы думали, хоть об эту осень вы нас избавите… Шиммель встал, по лесам скачет, в деревню заехал!

– Да с чего ты взяла?

– Амбар, в котором вы разбойника пленного держали, нараспашку стои-и-и-т….

Подошла Котя, хлопотавшая над ранеными, и молча принялась отдирать девицу от плаща. Губы ее были плотно сжаты.

– Нараспашку, а в нем мертвец лежит, заледенелый весь… и собаки ваши… мертвые.

* * *

Молодой найл, назвавшийся Лаэ, привел Ласточку на второй этаж донжона. Здесь находилось около десятка комнат, выходящих на общую галерею. Внизу пропастью темнел большой зал.

Два хмурых найла, молчаливых или не разговаривающих по-альдски, несли на плаще бесчувственного лорда. Сознание к нему еще не вернулось, и Ласточка гнала мысль, что, может, вообще не вернется.

– Милорду нужна комната с камином, – заявила Ласточка категорично. – И с окном. И с кроватью. Не сломанной!

Лаэ отворил очередную дверь, и Ласточка покачала головой. Если в комнате имелся очаг, то вся мебель, включая кровати, давно уже туда перекочевала. Эти скоты спали на полу, на каких-то драных тряпках, среди хлама и грязи. Вереть пропитывал тяжелый запах сырости, гари и старого пота, в комнатах воняло еще хуже.

– Выбирать не из чего, прекрасная госпожа, – сказал Лаэ. – Везде одинаково. Зато тут есть камин, и он почти не дымит.

– Тогда пусть твои люди набьют несколько мешков сеном и принесут сюда. Сено же у вас найдется? Или солома на худой конец.

– Сено найдем.

Ласточка, хрустя мусором, вошла в комнату, огляделась. Здесь кто-то жил, везде разбросаны вещи, на старых плащах валялась раскрытая сумка, куски кожи, дратва и сапог с оторванной подошвой. У стены – что-то вроде стойки для оружия, пустой. Каминная полка засыпана покрытыми пылью осколками.

– Кладите лорда Раделя сюда, – Ласточка стряхнула сапог и сумку на пол. – Временно, пока я не вычищу эту конюшню. Мне нужно: шесть мешков, набитых сеном, несколько одеял или теплых плащей, простыни… все, какие найдутся. Полотно. Полотно в сундуках осталось или все изгадили?

– Не знаю, прекрасная госпожа, поищу. Может, женщины знают.

– Здесь есть женщины? – удивилась Ласточка, опускаясь на колени рядом со свертком и раскрывая его. – Совершенно незаметно. О, проклятье! Я так и знала. Черт, он как печка, весь горит… Черт, черт! И бинты все мокрые… – Ласточка подняла глаза на найла. – Ну что стоишь, прикажи своим людям, пусть принесут горячей воды, полотна, уксус… У вас тут ничего нет? Вообще? Никаких лекарств?

– Сейчас позовут Коновала.

Лаэ что-то быстро проговорил на гортанном найльском языке, двое его людей вышли, закрыв за собой дверь.

– Ты понимаешь, что лорд Радель очень ценный заложник? Пока он жив, вы можете требовать выполнения своих условий, если он умрет…

– Я это понимаю, прекрасная госпожа. Кай тоже понимает, уверяю тебя.

– Да ну? А мне показалось, ему голова нужна только чтобы хлам разный на нее цеплять… Кай? Ты по имени его зовешь? Не служишь ему разве?

– Служу. Но мы друзья, потому и зову по имени.

Хрипло вздохнул лорд Радель. Замычал, завозил головой по плащу.

– Пусть хоть воды принесут! – Ласточке оставалось только отирать ладонью его лоб и щупать пульс под челюстью. – Потерпите, милорд, миленький. Потерпите немножко…

Скрипнула дверь, в проем всунулась кипа белой ткани. Протиснулась и вплыла, верхом на торчащем далеко вперед животе, а следом появилась владелица живота – молоденькая чернявая девица. Она робко улыбнулась Ласточке.

– Это Лана, – представил девицу Лаэ. – Будет тебе помогать. Лана, эту даму зовут Ласточка.

– А это – лорд Гертран Радель, – Ласточка не смогла скрыть усмешку в адрес «дамы». – Давай сюда полотно. Очень хорошо. Принеси теперь горячей воды. Лаэ, доставай кинжал, сейчас нарежем бинтов.

– М-м-м… – мычал Радель, ерзая затылком. Влажные волосы свивались кольцами, цеплялись за лисий мех. Лорду было жарко. Он тяжело, с хрипом дышал.

Лана принесла воды, с трудом опустилась на колени. Поддержала голову лорду, помогая Ласточке напоить его.

– Я видела милорда этим летом, – сказала девица. – Веселый был, щедрый. Жалко его.

– Подержи здесь, – велела Ласточка, завладев кинжалом найла. – Да чтоб у меня руки поотсохли, опять все разошлось! Лана, вот я его чуть поддержу, а ты подсовывай полотно… Сумка у меня с собой была, там и осталась, под палаткой…

– М-м-м… – застонал Радель и вдруг хрипло принялся звать: – Марк! Марк… пп… подойди…

– Тихо, тихо… Лана, придави ему рукав коленом. Так, держи теперь здесь… Проклятье, чем мне его лечить, слюнями?

– Ему бы чудова молочка, – вздохнула жалостивая Лана. – Враз бы жар сняло.

– Кто его видел, это чудье молочко?

– Я видела. – Ласточка мельком заглянула в темные, честные глаза. Девица покивала для убедительности. – Дядь Зарен ходил, приносил молочко-то. Стеше, сеструхе моей приносил, когда она Веську рожала. Чуть не померла Стешка от горячки, на молочке только и выкарабкалась.

– А еще осталось? Молочко это. У дяди твоего?

– Да не… Он принес-то чуточку совсем. Да и расходится оно враз. У всех что-нить болит, или мает, или сон нейдет…

– Ну и нечего мне голову морочить тогда! – рявкнула Ласточка с досады.

Девица моментально съежилась и закусила губу.

У двери забубнили, вошли несколько человек. Приволокли мешки с сеном и резаный торф для камина.

Один, здоровенный громила, лысый, с бровями как два можжевеловых куста, протопал к куче тряпья, на которой лежал Радель и смерил его взглядом.

– Это чтоль лорд старостержский?

Голос у него был как из колодца, гулкий.

– А ты, что ли, Коновал? – Ласточка ответила таким же неприязненным взглядом. – У тебя лекарства есть? Хоть какие-нибудь?

– А то! – громила сунул большие пальцы за пояс, уложил щетинистый подбородок на грудь и пошевелил бровями. – Собачий жир есть. Сера еловая топленая, деготь, льняное масло. Сулема.

– Хотя бы ивовая кора, прах тебя побери, есть?

– Нет. Мазь есть из лягушачей икры. Тока ему, – он кивнул на Раделя, – оно уже не поможет. Горячка у лорда вашего. Гнилой огонь начинается.

– Сама знаю что горячка. Поди и надери коры! Коновал!

Громила хмыкнул.

– Я те не коза, кору драть. Вон пусть мальчишка найльский дерет. Или девка брюхатая, им все равно делать нечего. Тока и кора ваша ему не поможет.

– Проваливай тогда отсюда! Помрет лорд, тебя первого к воротам приколотят! – в сердах заорала лекарка.

– Ты меня не пугай, пугало нашлось, – Коновал преспокойно развернулся и исчез, даже не посмотрев на раненого.

Ласточка закусила рукав и молча засопела. В комнате стало тихо, только слышно было, как кричат во дворе и стонет лорд Гертран.

– Я пойду, постараюсь сделать что-нибудь, – подал голос Лаэ. – Может у Кая найдется это… снадобье.