Текст книги "Железный Ворон 2 (СИ)"

Автор книги: Ярослав Мечников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Глава 13

Обратный путь до Башни я помнил смутно. Я шёл на автопилоте… Моя правая рука горела тупой, ноющей болью, а в голове была звенящая пустота.

Я добрался до своих апартаментов, открыл дверь и, не раздеваясь, не умываясь, не думая ни о чём, просто рухнул на кровать.

Я был вымотан до предела. Это был слишком долгий, слишком тяжёлый день. Допрос отца, откровения о моём даре, побег, деревня, возвращение, тяжёлый разговор с друзьями, жестокая правда о Голицыных, визит к лекарю, адская боль…

Мир вокруг перестал существовать. Я провалился в глубокий, тяжёлый сон, похожий на небытие.

Я проснулся от тихого стука.

Солнце, льющееся из-за купола-сада, стояло уже высоко. Я проспал всю ночь.

Стук повторился. Более настойчивый.

Я с трудом сел на кровати. Тело ломило. Рука всё ещё болела.

– Войдите, – прохрипел я.

Дверь открылась, и в комнату заглянула Лина. Вид у неё был встревоженный.

– Алексей? Ты в порядке? Мы уже начали волноваться.

Она вошла, а за ней – Дамиан. На его лице, как всегда, не было эмоций, но в его взгляде я уловил тень беспокойства.

– Мы… мы не стали тебя будить. Подумали, тебе нужен отдых, – сказала Лина. – Но…

Она запнулась.

– К тебе пришли.

Я нахмурился.

– Кто? Ректор? Отец?

– Нет, – покачал головой Дамиан. – Хуже.

Он указал на дверь, ведущую в общую гостиную.

– Тебя ожидает делегация от Рода Голицыных. Официальная. Твоя… невеста. И её брат. Они сидят в гостиной и ждут, пока ты проснёшься. Уже полчаса.

Я сидел на кровати, растрёпанный, в помятой форме, с больной рукой. А за дверью меня ждала Снежная Королева со своим братом-предателем.

Затишье закончилось.

– Понял. Спасибо, что зашли и сообщили…

Я посмотрел на них. Я всё ещё помнил наш вчерашний разговор, как я фактически распустил нашу команду. Укол вины кольнул меня. Я был довольно резок, а теперь они пришли, потому что беспокоились.

– Скажите… скажи им, что я сейчас выйду, – попросил я.

Они кивнули и вышли, тихо прикрыв за собой дверь.

Я встал. Умылся ледяной водой, пытаясь окончательно проснуться. Посмотрел на себя в зеркало. Вид был так себе. Форма – помята после сна. Волосы взлохмачены. Вот же блин.

Я быстро переоделся в свежий комплект домашней одежды – простую тунику и брюки. Наспех пригладил волосы рукой.

В десять должен был быть Совет… зачем Голицыны пришли раньше? Не узнаем, пока не спросим.

Я собрался с духом, наложил на лицо лёгкую «Маску Покоя», чтобы скрыть остатки усталости, и вышел в гостиную.

Они сидели в креслах у камина. Непринуждённо, словно у себя дома.

Анастасия была в строгом, дорожном платье тёмно-зелёного цвета. Она выглядела безупречно. Рядом с ней сидел Родион. Он выглядел… лучше. Страх в его глазах ушёл, сменившись каким-то упрямым, настороженным выражением. Он не смотрел на меня.

Лина и Дамиан сидели на диване напротив, сохраняя напряжённое молчание.

Увидев меня, Анастасия встала.

– Доброе утро, княжич, – сказала она своим обычным, холодным тоном. – Надеюсь, вы хорошо отдохнули. Мы не хотели вас будить.

– Что вам нужно? – спросил я прямо, не тратя времени на любезности.

– Мы пришли, чтобы сопроводить вас на Совет, – ответила она. – Наш отец счёл, что будет правильным, если мы прибудем туда вместе. Как единая… семья.

Она произнесла последнее слово с едва уловимой иронией.

– А ещё… – она сделала паузу, – … мы пришли отдать долг.

Она посмотрела на своего брата. Родион нехотя поднялся. Он подошёл ко мне и остановился в паре шагов.

– Княжич Воронцов, – сказал он, глядя в пол. Его голос был глухим, но твёрдым. – Я приношу вам свои глубочайшие извинения. Мой поступок был продиктован слабостью и завистью. Я предал свой Род. И я готов понести любое наказание, которое вы сочтёте справедливым.

Он поднял на меня глаза. В них не было страха. Была какая-то мрачная, тяжёлая решимость.

Я был сбит с толку. Этот спектакль с извинениями… он был таким же фальшивым, как и всё в их мире.

– Что ж, у меня просить прощения не нужно, – ответил я холодно, глядя на Родиона. – Было бы правильнее, если бы ты просил прощения у отцов и матерей тех студентов, которые из-за тебя пострадали.

Я перевёл взгляд на Анастасию, полностью игнорируя её брата.

– Очень любезно, что вы пришли за мной. Но я бы предпочёл, чтобы вы были со мной откровенны. Что у вас на уме?

Родион от моих слов вздрогнул и побледнел ещё сильнее. Он не ожидал такого. Я не простил его, не наказал. Я просто… указал на его истинное преступление. Он опустил голову и молча отошёл в сторону.

Анастасия же выдержала мой взгляд.

– «На уме»? – она чуть склонила голову. – Хорошо, Воронцов. Вы хотите откровенности.

Она сделала шаг ко мне.

– На уме у меня то, что сегодня на Совете наши отцы попытаются снова превратить нас в разменные монеты. Они будут спорить о землях, о титулах, о влиянии, используя нашу помолвку как предлог.

Её голос стал тише, но жёстче.

– Я пришла, чтобы предложить вам сделку. Не помолвку. А настоящий союз. Сегодня мы должны выступить единым фронтом. Не как Воронцов и Голицына. А как третья сила, которая не позволит им играть нашими судьбами.

Она смотрела на меня в упор.

– Я пришла, чтобы спросить: вы со мной? Или вы позволите им снова дёргать вас за ниточки, как марионетку?

Это было не просто предложение. Это был вызов. И проверка. Она хотела знать, был ли мой вчерашний бунт случайностью, или я действительно готов играть по-крупному.

– Что ж… – я усмехнулся. – Ты знаешь, как я к этому отношусь. Роль марионетки – не для меня.

Я посмотрел ей в глаза, давая понять, что я на её стороне.

– Но что конкретно ты предлагаешь?

Анастасия, увидев, что я готов её слушать, кивнула. Её лицо стало сосредоточенным.

– Они будут спорить о Северных Территориях. Твой отец захочет получить контроль над шахтами с лунным камнем, которые сейчас принадлежат Роду Шуйских, но находятся под залогом у моего отца. Мой отец будет требовать взамен военный форпост на границе с вашими землями. Это их старая игра.

Она сделала паузу.

– Мы должны прервать их. В тот момент, когда они начнут торговаться, ты должен будешь встать и сделать предложение, от которого они не смогут отказаться.

– Какое предложение? – нахмурился я.

– Ты откажешься от всех претензий на шахты, – сказала она. – И потребуешь передать их под совместное управление Академии и… Рода Шуйских. В качестве компенсации за «несчастный случай» с их наследником.

Я опешил. Это был безумный ход.

– А я, – продолжила она, и в её глазах блеснула сталь, – в этот же момент заявлю, что мой Род отказывается от претензий на форпост и передаёт его под командование Императорской Гвардии.

Она смотрела на меня, и я видел гениальность и опасность её плана.

– Мы не дадим им ничего. Мы вырвем предмет их торга и отдадим его третьей стороне. Мы покажем им, что их игры окончены. Что мы не будем пешками в их борьбе за ресурсы. Мы покажем им, что у нас есть своя воля.

Она предлагала не просто бунт. Она предлагала политическую революцию. Мы вдвоём против двух самых могущественных Родов Империи.

Я обдумывал её слова. План был красив. Дерзок. Но…

– Но разве моё мнение будет иметь значение, пока я не глава Рода? – спросил я, глядя ей в глаза.

Анастасия усмехнулась. Холодно. Уверенно.

– Формально – нет, – ответила она. – Твой отец может отменить любое твоё слово. Но мы будем играть не по формальным правилам.

Она подалась ближе.

– Представь себе сцену. Ты, «пробудившийся» наследник, на глазах у всего Совета публично отказываешься от богатства во имя… справедливости. В пользу обедневшего и пострадавшего Рода Шуйских. Ты будешь выглядеть не как непослушный сын, а как благородный герой.

Она посмотрела мне в глаза.

– А теперь представь, что сделает твой отец. Отменит твоё благородное решение? Заберёт у несчастных Шуйских последний шанс? На глазах у всех? Он может это сделать. Но его репутация, его «честь», о которой он так печётся, будет уничтожена. Он будет выглядеть как жадный, мелочный тиран.

Она выпрямилась.

– Мы ударим не по его власти. Мы ударим по его гордыне. А для таких, как он, это страшнее смерти. Он не сможет ничего сделать, не потеряв лицо.

Она была не просто магом. Она была гениальным политиком. Она просчитала всё до мелочей.

– А я, поддержав тебя, покажу, что Род Голицыных тоже ставит честь выше выгоды, – закончила она. – Мы свяжем их по рукам и ногам их же собственными правилами чести и достоинства.

Я вздохнул. Род Шуйских… Благородство…

– Настя, – сказал я, и мой тон был серьёзным. – А ты уверена, что Род Шуйских достоин того, чтобы им возвращать эти шахты?

Она удивлённо на меня посмотрела.

– Их сын, Костя, помогал «Химерам». Его брат, Пётр, знал об этом и молчал. А их отец, глава Рода… ты уверена, что он честный и достойный человек? Уверена, что он не был в курсе, откуда у его сына появились «лёгкие деньги»?

Я смотрел ей в глаза, заставляя задуматься над моральной стороной её идеального плана.

Анастасия на мгновение замерла. Она об этом не думала. Для неё Шуйские были лишь фигурой на доске, «слабым Родом», который можно использовать в своей игре.

– Это… – она запнулась. – Это неважно.

– Неважно? – переспросил я. – Мы собираемся развязать войну с нашими отцами, чтобы помочь людям, которые, возможно, такие же прогнившие, как и все остальные? В чём тогда смысл?

Она отвернулась, и я увидел, как на её лице отражается борьба.

– Смысл не в том, чтобы помочь Шуйским, – сказала она наконец, и в её голосе была холодная ярость. – Смысл в том, чтобы помешать им. Моему отцу и твоему. Смысл в том, чтобы показать им, что мы больше не их марионетки.

Она снова посмотрела на меня.

– Достойны ли Шуйские? Возможно, нет. Но это самый удобный предлог. И единственный, который у нас есть. И если ради нашей свободы придётся помочь недостойным… я готова заплатить эту цену. А ты?

Она задала мне главный вопрос. Готов ли я играть в грязные политические игры, даже если цель – благородная? Готов ли я использовать тех, кого презираю, чтобы достичь своей цели?

Я слушал её, и я понимал её ярость. Её отчаяние.

– Я понимаю твои мотивы, – сказал я тихо. – Я вижу, чего ты хочешь. Ты устала быть марионеткой. Очень устала. И тебе кажется, что, не сделав этого, мы так и останемся марионетками.

Я сделал паузу, давая ей понять, что я её слышу.

– Но… я бы хотел тебе сказать кое-что. Не для того, чтобы ты тут же изменила своё мнение, а только для того, чтобы ты подумала об этом.

Я посмотрел ей в глаза.

– Мы с тобой никогда не будем марионетками, что бы мы ни сделали, если мы сами понимаем, что это не так. Наша свобода – она не в том, чтобы переиграть их в их же игре. Она здесь, – я коснулся пальцем своего виска. – Внутри.

Анастасия смотрела на меня, и на её лице было написано полное недоумение. Мои слова были для неё чем-то из другого мира. Вся её жизнь, всё её воспитание учили её, что свобода – это власть, статус, независимость от чужой воли. А я говорил о какой-то внутренней свободе.

– «Внутри»?.. – прошептала она, не понимая. – Что за… философия?

Она покачала головой.

– Это красивые слова, Алексей. Но в реальном мире они не работают. Если мы сегодня не нанесём удар, они просто найдут для нас новые ниточки и новые клетки. Может быть, более удобные, но всё равно – клетки.

Она не приняла мою философию. Она была практиком. И она хотела действовать.

– Так ты со мной? Или твоя «внутренняя свобода» велит тебе просто сидеть и наблюдать?

Она ждала ответа. Конкретного. Да или нет.

Эх, не понимает… Я смотрел на неё и видел, что мои слова для неё – пустой звук. Она не поймёт. Возможно, никогда.

Но в моей голове созрел другой план. Дерзкий. Очень дерзкий.

– Хорошо, – сказал я с лёгким вздохом, изображая, что она меня убедила. – Хорошо. В конце концов, ты моя будущая жена, и я должен к тебе прислушиваться.

Я улыбнулся и снова коснулся её руки.

Моё внезапное согласие и особенно его причина («ты моя будущая жена») застали её врасплох. Она ожидала спора, а получила… покорность?

– Ты… ты согласен? – переспросила она с недоверием.

– Да, – кивнул я. – Твой план хорош. Он ударит по их самолюбию. Мы сделаем так, как ты сказала.

В её глазах на мгновение мелькнуло торжество. Она добилась своего.

– Отлично, – сказала она, быстро беря себя в руки. – Тогда нам пора. Совет скоро начнётся.

Она повернулась, чтобы идти.

– Постой, – остановил я её.

Она обернулась.

– Я пойду первым, – сказал я. – А ты… войди через минуту после меня. Так будет… эффектнее.

Она нахмурилась, но кивнула.

– Хорошо.

Она осталась в гостиной с Линой и Дамианом.

А я, один, направился к порталу. У меня был её план. Но теперь у меня был и свой.

Я шагнул через портал и снова оказался в Парадном зале Приёмов.

Всё было как в прошлый раз. Колонны из белого мрамора. Хрустальные люстры. И они. Весь Совет Родов, мой отец и ректор уже были в сборе. Они стояли и чего-то ждали. Меня.

Я прошёл в центр зала. Остановился. И, в отличие от прошлого раза, сделал то, чего от меня ждали.

Я поклонился. Глубоко, уважительно, как и положено наследнику перед лицом Совета.

– Уважаемые князья. Магистр-ректор.

Мой жест вызвал у них замешательство. После моего вчерашнего бунта они ожидали чего угодно – новой дерзости, ультиматумов, но не этого демонстративного подчинения протоколу.

Мой отец нахмурился, пытаясь понять, что я задумал.

Князь Полонский и другие члены Совета недоумённо переглянулись.

Ректор Разумовский смотрел на меня с непроницаемым выражением, но я «видел», что он напряжён. Он тоже не понимал моей игры.

– Что ж, княжич Воронцов, – сказал ректор, беря на себя роль председателя. – Похвально, что вы решили проявить уважение. Мы собрались, чтобы обсудить условия вашего… нового статуса. И определить дату вашей свадьбы.

В этот момент дверь зала открылась, и вошла Анастасия. Она тоже сделала уважительный реверанс и встала рядом со своим отцом. Она бросила на меня быстрый, вопросительный взгляд.

– Итак, – начал мой отец, переходя прямо к делу. – Мы с князем Голицыным пришли к соглашению. В знак нашего примирения и будущего союза, Род Голицыных передаёт под наше управление спорные шахты с лунным камнем, ранее принадлежавшие Роду Шуйских.

Князь Голицын при этих словах скрипнул зубами, но промолчал.

– В свою очередь, – продолжил мой отец, – Род Воронцовых передаёт Роду Голицыных право на размещение военного гарнизона и строительство форпоста на наших Северных землях, у границы с Ледяными Пустошами.

Он посмотрел на всех с видом победителя. Это была не просто сделка. Это был триумф. Он не только получал ценные ресурсы, но и фактически ставил гарнизон своего главного врага под свой контроль на своей же территории.

– Дата свадьбы, – заключил он, – будет назначена на конец месяца.

Он закончил. Он изложил свой план. Теперь он ждал формального одобрения Совета.

Анастасия, стоявшая рядом с отцом, побледнела. Она посмотрела на меня с отчаянием. Её план провалился ещё до его начала. Они уже обо всём договорились за нашими спинами. И сделка была гораздо хуже, чем она предполагала. Она ждала, что я сейчас встану и исполню нашу договорённость…

Я слушал его, и что-то страшное, дикое начало подниматься из самых недр моей души. Я не понимал, могу ли я это контролировать. Моё дыхание стало частым, тяжёлым и глубоким.

Мой план был другим… обратиться к Шуйским, узнать об их связи с «Химерами», вывести их на чистую воду, а потом уже передавать им право на шахты…

Но я не мог. Я смотрел на своего отца – и я видел убийцу. Безжалостного, холодного убийцу, место которому не здесь. И ярость затмила все мои планы.

– СТОЙТЕ! – выкрикнул я, и мой голос эхом разнёсся по залу, заставив всех вздрогнуть.

Мой отец: Он медленно повернулся ко мне, и на его лице было написано ледяное презрение. Он уже ожидал моего бунта.

Анастасия: Она смотрела на меня с ужасом, понимая, что сейчас произойдёт что-то непоправимое.

Ректор: Он напрягся, готовый вмешаться.

Остальные члены Совета: Они смотрели на меня с любопытством и предвкушением скандала.

И тут же я поймал себя. Осознал, что ярость почти захлестнула меня. Я вернул себе контроль.

В моей голове с бешеной скоростью закрутились шестерёнки. Я был готов прямо сейчас телепортироваться к моим убийцам в темницу и каким-то образом притащить их сюда, чтобы раскрыть всё. Абсолютно всё. Но что-то остановило меня. Это было бы слишком просто. Слишком грубо.

Я тяжело дышал, мой голос был сбивчивым и дрожал.

– Прежде… я хотел сказать…

Я сделал паузу, собираясь с мыслями, чувствуя на себе десятки удивлённых взглядов.

– Я знаю, что причинил множество неудобств всем вам. Ректор. Князь Голицын… – я говорил искренне, сам не зная до конца, почему. – Отец…

Я низко поклонился.

– Все мои выходки… были очень детскими. И неразумными. Недостойными… – я замер, наконец понимая, к чему я веду. – … недостойными имени Великого Рода. Я прошу у вас прощения за всё это. Отныне я обещаю, что буду действовать с холодной головой и чистым сердцем.

Я говорил, и я успокаивался. Мне становилось легче.

Я поднял голову и посмотрел на Настю, на её перепуганные глаза. И тут до меня дошло. Её план… он хорош. Я могу искренне, абсолютно искренне отказаться от шахт. Но…

Я повернулся к главе Рода Шуйских, пожилому, измождённому на вид аристократу.

– Уважаемый Род Шуйских, позвольте обратиться к вам, – мой голос был спокоен, без тени злости. – Можете ли вы поклясться своей честью, что ни вы, ни члены вашей семьи не были причастны к тёмным делам, что творятся в стенах этой Академии?

Мой вопрос был как гром среди ясного неба.

Все замерли.

Глава Рода Шуйских побледнел как полотно. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но не смог выдавить ни слова.

Мой отец и Голицын переглянулись. Они поняли, что я делаю. Я не обвинял их. Я загнал в угол Шуйских.

– Я… – пролепетал старый князь. – Я… клянусь…

Я смотрел ему в глаза с выражением сочувствия. А сам… я «смотрел» на него через Сеть. Я искал следы. Эхо. Соприкосновение его ауры с той грязной, тёмной магией Магистра. Было ли оно?

Я «увидел» его эфирное поле. Оно было слабым, «больным», как у всего его Рода. Полным отчаяния, страха и стыда.

Но следов магии Магистра на нём не было. Никаких. Он не встречался с ним. Не заключал контрактов.

Но я увидел другое.

Я увидел слабые, но отчётливые нити, тянущиеся от его ауры… к его сыновьям. К Косте. И к Петру. Я «увидел» его любовь к ним. Его страх за них. И я «увидел», что он знал. Он не знал про «Химер». Он не знал про Магистра. Но он знал, что его младший сын, Костя, связался с чем-то грязным, чтобы добыть деньги для семьи. И он… он закрывал на это глаза. Из слабости. Из отчаяния. Он позволил этому случиться.

Он не был злодеем. Он был просто слабым, сломленным человеком.

Глава 14

Я отвёл от старого князя Шуйского взгляд и повернулся к Совету. Я видел правду. И я знал, что делать.

– Совет Родов… – начал я, и мой голос, спокойный и сильный, заполнил зал. – Какое громкое название, не находите? «Совет». Это слово, оно такое доверительное. Но во что он превратился на самом деле? В делёжку того, что нам не принадлежит.

Я обвёл их всех взглядом.

– На наших глазах Великий Род увядает. Он на грани исчезновения. И нам может показаться, что на нас это не скажется никаким образом. Но это неправда. Будет нарушена Гармония. Наши отцы-основатели очистили мир от скверны. Семь Великих Родов. Защитники мира. Наша гордость. Я уверен, что они помогали друг другу, потому что без этой помощи им было не справиться.

Я сделал паузу.

– А мы? Что делаем мы? Мы – достойные преемники наших великих предков? Или просто мелочные торгаши?

Я посмотрел на своего отца, потом на Голицына.

– Я знаю, что не имею формального права голоса. Я не глава Рода. Но у меня есть моё слово. И его никто не может у меня отнять.

Я выпрямился, и в моём голосе зазвенела сталь.

– Я, Алексей Воронцов, будущий глава объединённого рода Воронцовых-Голицыных, отказываюсь от претензий на то, что по праву принадлежит Роду Шуйских. В эту трудную для них минуту я призываю вас поддержать их. Протянуть им руку помощи. Так же, как наши великие предки, которые сражались плечом к плечу со тьмой – помогали друг другу.

Я низко, до земли, поклонился им.

– Благодарю за внимание.

В зале воцарилась гробовая тишина.

Я поднял голову и увидел их лица. Они были ошеломлены. Я не просто разрушил их сделку. Я заговорил с ними языком чести, долга и истории. Я воззвал к тому, на чём держалась вся их аристократическая спесь.

Старый князь Шуйский смотрел на меня, и по его щекам текли слёзы. Впервые за долгие годы кто-то заговорил о его Роде не с презрением, а с уважением.

Князь Полонский, суровый воин, смотрел на меня с… одобрением.

Глава Рода Оболенских, хитрая интриганка, задумчиво постукивала пальцем по подбородку, просчитывая новые расклады.

А мой отец и князь Голицын… они были в ловушке. Они не могли спорить со мной. Отказаться – значило публично признать, что они – «мелочные торгаши», а не «достойные преемники».

И тут встала Анастасия.

– Я, – сказала она громко и чётко, – как будущая глава объединённого Рода, полностью поддерживаю решение моего жениха. Род Голицыных также отказывается от всех претензий.

Она нанесла последний, решающий удар. Теперь их отцы были полностью обезоружены.

Ректор Разумовский смотрел на нас двоих, и на его лице впервые за долгое время была… гордость.

Анастасия села. Её слова прозвучали как приговор для их отцов. Тишина в зале была почти осязаемой.

Первым её нарушил ректор Разумовский. Он встал.

– Что ж, – сказал он, и его голос был полон едва скрываемого удовлетворения. – Позиция будущих глав объединённого Рода ясна. Я выношу на голосование Совета предложение: вернуть Роду Шуйских полное и безоговорочное право на владение шахтами Северных Пределов. А также… рассмотреть вопрос о выделении им беспроцентной ссуды из казны Академии для восстановления производства.

Князь Шуйский при этих словах пошатнулся и чуть не упал.

Ректор обвёл взглядом членов Совета.

– Кто «за»?

Князь Одоевский, отец Дамиана, после короткой, но внимательной паузы, тоже поднял руку.

– «За».

Теперь всё зависело от Голицына и моего отца. Они переглянулись. Их лица были каменными. Проголосовать «против» было политическим самоубийством.

– «За», – процедил Голицын.

– «За», – глухо повторил мой отец.

– Единогласно, – констатировал ректор. – Решение принято. Заседание окончено.

Члены Совета начали расходиться. Никто не смотрел в нашу сторону. Они спешили обсудить этот немыслимый поворот.

Старый князь Шуйский подошёл ко мне.

– Княжич… – пролепетал он, его губы дрожали. – Я… я не знаю, как вас благодарить… Мой Род… вы… вы спасли нас.

Он хотел поклониться, но я остановил его.

– Не нужно, – сказал я. – Просто… наведите порядок в своём доме. И в своей семье.

Он всё понял и, низко склонив голову, ушёл.

В зале остались только мы – я, Анастасия, и наши отцы, которые стояли, как две грозовые тучи.

– Вы, – прошипел князь Голицын, глядя на свою дочь. – Вы пошли против Рода. Вы опозорили меня.

– Нет, отец, – ответила Анастасия спокойно. – Я спасла вашу честь.

А мой отец подошёл ко мне. Он не кричал. Он не угрожал. Он просто посмотрел мне в глаза.

– Умный ход, Алексей, – сказал он тихо. – Очень умный. Ты выиграл эту партию. Но не думай, что ты выиграл войну.

Он развернулся и ушёл.

Мы с Анастасией остались одни посреди огромного зала.

Я посмотрел на опустевший зал, а затем на Настю. Я подошёл к ней.

– Ну что, – сказал я с кривой усмешкой, – кажется, я был в шаге от того, чтобы сделать очередную глупость. А может быть, я просто струсил.

Она посмотрела на меня, и в её серых глазах уже не было ни льда, ни смятения. Только спокойная, ясная оценка.

– Ты не струсил, Воронцов, – ответила она. – Ты выбрал не самый простой, но самый эффективный путь. Ты мог обвинить своего отца, и это привело бы к гражданской войне между Родами. Вместо этого ты ударил по их чести. И победил. Это был не страх. Это была… стратегия.

Она сделала паузу.

– Ты снова меня удивил.

Она повернулась, чтобы уйти.

– Куда ты? – спросил я.

– К себе. В Родовое крыло Голицыных, – ответила она. – Мне предстоит очень неприятный разговор с отцом и братом. И… мне нужно подумать. Обо всём.

Она остановилась у выхода.

– Но наш союз… он в силе. Когда ты решишь действовать против «Химер»… дай мне знать. Я буду готова.

Она ушла, оставив меня одного с моей победой и её последствиями.

Я смотрел ей вслед. Она ушла. И ощущение победы сменилось… пустотой.

Ощущение было скверное. Я снова играл в их игры. В игру этой Снежной Королевы, которая держит меня на ледяной дистанции. Я не продвинулся к «Химерам». Я не сделал ничего настоящего. Я просто стоял там и произносил красивые речи.

Хватит.

Я не стал возвращаться в Башню. Я не стал ни с кем советоваться.

Я закрыл глаза. Увидел Сеть. Нашёл знакомый след ректора.

Одно движение. Один шаг сквозь пространство.

Хлоп.

Я оказался в пустом коридоре, прямо перед массивной дверью его кабинета.

Я постучал. Резко, настойчиво.

– Войдите, – донёсся изнутри его спокойный голос.

Я вошёл.

Ректор Разумовский сидел за своим столом. Он уже снял парадную мантию. Перед ним стояла чашка с дымящимся чаем. Он посмотрел на меня без удивления, словно ждал.

– Я так и думал, что вы придёте, Алексей.

Он указал на кресло.

– Присаживайтесь. Полагаю, эйфория от победы уже прошла, и у вас появились вопросы.

Он был прав. Как всегда.

Я сел в кресло. Вся моя бравада исчезла.

– Ректор, – спросил я, глядя на него. – Скажите… каковы будут последствия этой выходки? Как вам кажется?

Ректор сделал глоток чая.

– Последствия? – он поставил чашку. – Они будут масштабными. И непредсказуемыми.

Он посмотрел на меня своим пронзительным взглядом.

– В краткосрочной перспективе… ты унизил своего отца и князя Голицына. Они тебя ненавидят. Они будут искать любой повод, чтобы уничтожить тебя, но теперь им придётся делать это тайно, не теряя лица. Ты нажил себе двух самых могущественных врагов в Империи.

Он сделал паузу.

– С другой стороны, ты завоевал уважение и поддержку Рода Шуйских. И, что важнее, – он усмехнулся, – ты заставил всех остальных в Совете – Полонских, Оболенских, Одоевских – смотреть на тебя не как на мальчика, а как на новую, непредсказуемую силу. Они будут тебя опасаться. И, возможно, кто-то из них захочет заключить с тобой союз.

Он откинулся в кресле.

– Но это всё – политика. Мелкая возня. Главное последствие – другое. Ты публично объявил войну «Химерам». Ты показал Магистру, что знаешь о нём. И что ты – его враг. Теперь он не будет просто «наблюдать» за тобой. Он начнёт действовать. Жёстко. И не только против тебя. Против всех, кто тебе дорог.

Он посмотрел мне в глаза.

– Ты превратил тихую охоту в открытую войну. И теперь отступать уже поздно.

– Ясно… – пробормотал я. – Ясно, что ничего не ясно.

Я проигнорировал его выводы о войне и политике. У меня были более насущные вопросы.

– У меня есть ещё несколько. Скажите, Игнат… он жил в моей комнате в Башне Магистров?

Ректор на мгновение задумался, копаясь в своей памяти.

– Игнат Воронцов… – он кивнул. – Да. Это были его апартаменты. После его… трагической гибели они пустовали. До твоего перевода.

Так и есть. Тайный ход – это наследие моего «старшего брата».

– И ещё один, – я посмотрел ему прямо в глаза. – Есть ли в Академии профессор – бывший, скорее всего – кто пострадал от какого-то заклинания или ритуала? Пострадала его кожа. Стала жёлтой, как пергамент, и потрескавшейся.

Ректор Разумовский замер. Его спокойствие исчезло. Он смотрел на меня с острым, напряжённым вниманием.

– Откуда… – начал он, но тут же осёкся. – Неважно.

Он встал и подошёл к одному из книжных шкафов. Порылся в нём и достал тонкую, пыльную папку с личным делом. Он открыл её.

– Да, – сказал он тихо, не глядя на меня. – Был такой.

Он вернулся за стол.

– Магистр Аверьян Корф. Глава кафедры Алхимии. Гений. Один из самых блестящих умов своего поколения. Десять лет назад он проводил несанкционированный эксперимент. Пытался создать… эликсир бессмертия.

Он сделал паузу.

– Произошёл взрыв. Его лабораторию разнесло. Его самого нашли под завалами. Едва живого. Его тело было изуродовано. А кожа… – он посмотрел на меня, – … стала именно такой, как ты описал. Последствия алхимического некроза.

– Что с ним стало? – спросил я.

– Совет Родов лишил его титула и всех регалий. Его с позором изгнали из Академии. Официально – он умер через год в ссылке. Неофициально… его след просто потерялся. Никто не знает, что с ним стало на самом деле.

Он закрыл папку.

– А теперь скажи мне, Алексей. Зачем тебе это?

Он дал мне имя. Имя моего главного врага. Магистр Аверьян Корф. Тот самый Корф, о котором говорил Пётр Шуйский.

– Аверьян Корф… – повторил я, и все кусочки пазла в моей голове сложились в единую, уродливую картину. – Да… да…

Я поднял на него глаза.

– Я могу сказать, зачем мне это. Я думаю, что это и есть наш Магистр «Химер».

Ректор Разумовский застыл. Он смотрел на меня, и на его лице отразилось медленное, страшное осознание.

– Корф… – прошептал он. – Конечно. Это всё объясняет. Его гений в алхимии и некромантии. Его ненависть к Академии и к Родам, которые его изгнали. Его одержимость «совершенствованием» тел… он ведь пытался «починить» своё собственное…

Он резко поднялся.

– Десять лет… Десять лет он был у нас под носом! И никто… никто не мог сложить два и два!

Он прошёлся по кабинету, его спокойствие испарилось. Он был похож на хищника в клетке.

– Он использовал Академию как свой личный склад «запчастей»! А этот проклятый культ – его руки и глаза!

Он остановился и посмотрел на меня. В его глазах горел огонь. Не гнев. А ярость охотника.

– Ты… Алексей… ты только что дал нам то, чего мы не могли найти десять лет. Ты дал нам его имя.

Он снова сел за стол, но теперь это был не мудрый наставник. Это был главнокомандующий, который готовится к войне.

– Теперь мы знаем, кто наш враг. Но это делает его ещё опаснее. Корф – гений. И он безумен. Он не остановится ни перед чем.

Он посмотрел на меня.

– Твоя жизнь теперь в ещё большей опасности. Он знает, что ты знаешь. Он будет пытаться убрать тебя.

Я слушал его, и страх, который должен был меня охватить, сменился холодной, кристальной ясностью. Я знал, что делать.

– Ректор, – сказал я, и мой голос был спокоен и твёрд. – Могу я попросить об одолжении? Это чрезвычайно важно.

Он вопросительно поднял бровь.

– Я намерен закрыться в своей комнате. До самой свадьбы. Всё это время я буду там. И… я буду изучать. Изучать всё, что только можно.

Я подался вперёд.

– Окажите мне содействие, ректор. Велите доставить в мою комнату книги. Библиотека – это крайне неудобно и небезопасно. Мне нужны книги – чем больше, тем лучше. Стихии, искажение пространства, защита, атака, иллюзии, вся Высшая магия… и… некромантия. Мне нужна некромантия. Мне нужно всё. А также вся история, география, социология, управление, дипломатия. Книг должно быть много. Очень много. Это возможно?