Текст книги "Железный Ворон 2 (СИ)"

Автор книги: Ярослав Мечников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Железный Ворон 2

Глава 1

Я оказался в том самом коридоре по которому мы шли с лекарем Матвеевым, в мой второй день пребывания в академии.

Я огляделся по сторонам.

Ну вот. Наконец-то. Долгожданная свобода!

И только получив её, я почувствовал… растерянность. А что мне с ней теперь делать? Я так её хотел, а получив, будто бы не почувствовал ничего. Наверное, это последствия напряжённого Совета.

И тут я понял, что мне отчаянно хочется знать, что на самом деле думает Анастасия. Что скрывалось за её вновь холодным поведением, когда она уходила?

Так, ладно… просто прогуляться. Просто прогуляться… – сказал я сам себе, чтобы унять рой мыслей.

Я пошёл по коридору, с любопытством разглядывая всё вокруг. Портреты на стенах всё так же провожали меня взглядами, но теперь я не вздрагивал, а лишь кивал им в ответ. Они, кажется, были удивлены.

Коридор был полон студентов. Они расступались передо мной, как вода перед носом корабля, и провожали меня шёпотом и любопытными взглядами. Я старался не обращать на них внимания.

Я шёл, шёл… и понял, что заблудился. Академия была гигантским лабиринтом. Я не понимал, где здесь выход на улицу.

Не помешала бы какая-нибудь карта! – подумал я. – Или… лекарь! Лекарь бы смог мне помочь!

Эта мысль показалась спасительной. Матвеев был единственным взрослым в этом мире, который не вызывал у меня прямого отторжения.

Я увидел студента, который спешил куда-то с кипой книг, и остановил его.

– Прошу прощения, – сказал я как можно вежливее. – Вы не подскажете, где я могу найти лекаря Матвеева?

Студент, невысокий паренёк с гербом рода Шуйских на кителе, вздрогнул, когда я к нему обратился. Он поднял на меня испуганные глаза, узнал и тут же побледнел.

– К-княжич Воронцов! – пролепетал он, чуть ли не роняя книги. – Лекарь Матвеев?.. Он… он обычно в это время в лазарете. В Северном Крыле.

– А как туда пройти? – спросил я.

– Туда… – он показал дрожащей рукой в конец коридора. – Прямо до Большого Зала, а там налево, по лестнице вниз… там будут указатели…

– Спасибо, – кивнул я и пошёл в указанном направлении, оставив его стоять посреди коридора с открытым ртом.

Путь до лазарета занял минут десять. Северное Крыло было тихим и пахло знакомыми травами и карболкой. Дверь в лазарет была открыта.

Я заглянул внутрь.

Лекарь Матвеев был там. Он стоял у одной из кроватей и делал перевязку какому-то студенту. Увидев меня, он удивлённо приподнял бровь.

– Княжич? Что вы здесь делаете?

Он закончил с перевязкой и подошёл ко мне, вытирая руки.

– Что-то случилось?

– Лекарь, у вас будет минутка? – спросил я, заглядывая ему в глаза. – Можем отойти на пару шагов?

Степан Игнатьевич внимательно посмотрел на меня, затем кивнул дежурной нянечке, давая понять, что он отойдёт.

– Конечно, княжич. Пройдёмте в мой кабинет.

Он провёл меня через палату в небольшую, смежную с ней, комнату. Это был его кабинет. Здесь было чисто, даже аскетично. Стол, два стула, и огромные шкафы, заставленные склянками с травами, минералами и какими-то заспиртованными существами в банках. Пахло здесь ещё сильнее, но к запаху карболки примешивался аромат чая.

Он указал мне на стул, а сам сел за стол.

– Я слушаю вас, Алексей. Что-то не так?

Он впервые назвал меня по имени, без титула.

Я вошёл в его кабинет, собираясь задать свои вопросы, но тут мой взгляд упал на банки с заспиртованными органами. И меня передёрнуло.

Шуйский… рука… лазарет…

Мысли в голове закрутились с бешеной скоростью. Этот студент, Костя Шуйский, имел доступ в лазарет. Он поставлял отсюда «материал» для «Химер». А лекарь Матвеев – главный в этом лазарете.

А лекарь… может ли он быть в этом замешан⁈ Мысль была дикой, параноидальной. Не может быть такого! Но червь сомнения уже был посеян.

– Эм-м… – я запнулся, вся моя первоначальная уверенность испарилась. Я растерянно посмотрел на него. – Да… я… Мне дали свободу, как видите… и…

Мысли были уже не о том, о чём я хотел спросить. Как я могу спрашивать его о чём-то личном, если он сам теперь под подозрением?

– … и я заблудился, – нашёлся я наконец. – Кое-как вас нашёл. Вы могли бы рассказать мне об устройстве этой Академии? Где тут что вообще?

Я выдал первое, что пришло в голову. Просьба была глупой, но она казалась безопасной.

Степан Игнатьевич смотрел на меня с недоумением. Он видел, как изменилось моё настроение, как я запнулся. Он понял, что я хотел спросить о чём-то другом, но в последний момент передумал.

– Заблудились? – он медленно кивнул, подыгрывая мне. – Это неудивительно. Академия – огромный комплекс.

Он достал из ящика стола чистый лист пергамента и перо.

– Хорошо. Давайте я вам нарисую схематичный план, чтобы вы больше не плутали.

Он начал быстро, уверенными штрихами, рисовать на листе.

– Вот это – Главный корпус, где находится ректорат. От него отходят четыре крыла. Северное – это наш лазарет и жилые помещения для младших курсов. Западное – это библиотека и архивы. Южное – лекционные аудитории и тренировочные полигоны. А Восточное…

Он на мгновение запнулся, и его лицо стало мрачным.

– В Восточном Крыле живут старшие курсы и… Голицыны. Вам туда пока лучше не соваться.

Он нарисовал основные здания, соединил их линиями коридоров.

– А вот здесь, – он ткнул пером в точку за главным корпусом, – площадь и Астрономический шпиль.

Он протянул мне схематичную, но очень понятную карту.

– Этого вам пока хватит.

Он отложил перо и посмотрел на меня в упор.

– А теперь, Алексей, скажите мне, о чём вы на самом деле хотели спросить, когда пришли сюда.

Он не поверил моей отговорке. Он ждал правды.

Я взял карту, которую он нарисовал. Она была простой, но понятной.

– Спасибо, – я улыбнулся.

А затем, не меняя тона, не отводя взгляда, я задал вопрос, который теперь стучал у меня в висках.

– Лекарь… что вы слышали о «Чёрных Химерах»?

Рука Степана Игнатьевича, тянувшаяся к чашке, замерла на полпути. Его лицо, до этого спокойное и немного уставшее, на мгновение окаменело. В его глазах мелькнул холод. Тот самый, который я видел у него, когда он впервые пришёл ко мне в палату.

Он медленно опустил руку.

– Откуда вы знаете это название? – спросил он тихо, и его голос был абсолютно лишён эмоций.

Это был не просто вопрос. Это был допрос.

– Не важно, – отрезал я, не давая ему уйти от ответа. – Вынужден задать ещё один вопрос.

Я подался вперёд, и мой голос стал жёстким.

– Студент Шуйский, которого нашли мёртвым в Запретной секции. Он… он выполнял поручения для «Химер». Приносил им части тел. Отсюда. Из вашего лазарета.

Я смотрел, как меняется его лицо.

– У меня в голове не укладывается… как ему это удавалось. Вы знали об этом?

Последний вопрос прозвучал как выстрел. Я не просто спрашивал. Я обвинял.

Степан Игнатьевич медленно поднялся из-за стола. Он подошёл к шкафу, достал оттуда бутылку с тёмной настойкой и плеснул себе в стакан. Он не предложил мне.

Он сделал большой глоток.

– Знал ли я? – он горько усмехнулся. – Нет. Не в полной мере.

Он повернулся ко мне, и в его глазах была такая боль и усталость, что мой пыл немного поугас.

– Я знал, что из морга при лазарете пропадают… образцы. Мелкие органы, ткани, которые списываются после сложных операций или неудачных реанимаций. Я думал, это кто-то из студентов-целителей таскает для своих нелегальных опытов. Пытался поймать его. Но я и представить не мог… – он помотал головой, – … и представить не мог масштаба. Что он выносит части тел студентов, чью смерть мы констатировали.

Он сделал ещё один глоток.

– Я не уследил, Воронцов. Я, глава лазарета, не уследил за змеёй, которая свила гнездо прямо у меня под носом. Это… мой позор. И моя вина.

Он не оправдывался. Он признавал свою ошибку.

Я слушал его, и моё подозрение медленно таяло, уступая место… чему-то другому. Он не врал. Я это чувствовал. Его вина и горечь были настоящими.

– Теперь расскажите мне всё, что вы знаете о «Химерах», – сказал я уже не как прокурор, а как следователь. – О Магистре этих самых «Химер». Вы знаете, кто это? Это может быть кто-то из магистров самой Академии?

Степан Игнатьевич поставил стакан и устало сел обратно за стол.

– Всё, что я знаю, – это слухи и обрывки из старых докладов. «Чёрные Химеры» – это не просто культ. Это ересь, которая появилась ещё во времена Смуты. Они считают, что эволюция магии зашла в тупик. Что чистокровные рода вырождаются.

Он посмотрел на меня.

– И они нашли свой путь – «искусственную эволюцию». Создание совершенных существ из лучших частей других. Их первый Магистр, Иероним, был гениальным некромантом и хирургом. Его и его последователей почти полностью уничтожили гвардейцы моего деда. Мы думали, что с ними покончено.

– Но они вернулись, – закончил я за него.

– Да, – кивнул Матвеев. – И у них новый Магистр. Кто он? Я не знаю. Может ли это быть кто-то из Академии? – он нахмурился. – Теоретически, да. Для таких ритуалов нужны колоссальные знания и в некромантии, и в алхимии, и в боевой магии. Такими познаниями обладают единицы. И все они – на виду.

Он посмотрел на меня, и в его глазах появилось что-то новое. Решимость.

– Но теперь, когда я знаю, что происходит… я не буду сидеть сложа руки. Я начну собственное, тихое расследование. Здесь, в лазарете. Я проверю все записи за последние годы. Все «несчастные случаи», все «пропажи». Я найду его след.

Он предлагал мне союз. Неофициальный, опасный, но союз.

– Хорошо.

Степан Игнатьевич с облегчением кивнул, но я остановил его жестом.

– Степан Игнатьевич, по какой-то нелепой причине я продолжаю вам верить. Хотя все следы ведут сюда, к вам… Понимаете?

Я встал и подошёл к его столу.

– Сначала меня чуть не убили в вашем отделении. Затем выясняется, что органами ваших же студентов, покойников и не только, питается древний культ. Представляете, как это выглядит со стороны?

Я не угрожал. Я просто констатировал факты. Холодные, упрямые факты.

Лицо лекаря Матвеева помрачнело. Он прекрасно всё понимал.

– Я понимаю, княжич, – сказал он тихо, и в его голосе была горечь. – Я понимаю, что в глазах Совета и вашего отца я сейчас – либо некомпетентный дурак, либо предатель. И если правда о Шуйском вскроется, ректор не сможет меня защитить.

Он поднял на меня свои уставшие глаза.

– Поэтому я и должен найти Магистра. Не только ради Академии. Но и ради спасения собственной шкуры и чести моего имени. Вы правы, не доверять мне – это самое разумное, что вы можете делать.

Он сделал паузу.

– Но я также скажу вот что. Если вы найдёте что-то… что-то, что нельзя нести ректору или отцу… вы можете принести это мне. Я не задам лишних вопросов. И, возможно, смогу помочь так, как не сможет никто другой.

Он предложил мне не просто союз. Он предложил себя в качестве «чёрного ящика». Места, куда можно принести самую опасную информацию.

Я слушал его и криво усмехнулся. Принести ему самую ценную информацию. Хех.

– Вы сами понимаете, что я не могу вам доверять полностью, – сказал я, возвращаясь к своему стулу. – Но при этом предлагаете принести вам самые опасные секреты. Это, как минимум, нелогично, Степан Игнатьевич.

Я сел и посмотрел на него.

– Докажите, что вы на моей стороне. Найдите мне доказательства. Улики. Следы. И тогда, возможно, я поверю вам до конца. Не просто как человек, который интуитивно чувствует в вас правду, но как… – я сделал многозначительную паузу, – … как тот, кто сейчас расследует это дело.

Я не знал, в курсе ли он решения Совета, но я сделал этот акцент намеренно, показывая свой новый статус.

Лекарь Матвеев на мгновение замер. Мои слова о «расследовании» явно застали его врасплох.

– Вам… поручили расследование? – переспросил он с нескрываемым изумлением.

– Мне и княжне Голицыной, – уточнил я. – С полными полномочиями от Совета.

Степан Игнатьевич откинулся на спинку стула. Он несколько секунд молчал, обдумывая эту новость. А потом на его лице появилось выражение… облегчения. И мрачной решимости.

– Понятно, – кивнул он. – Ректор идёт ва-банк… Хорошо.

Он посмотрел на меня, и теперь в его взгляде не было ни тени сомнения.

– Вы правы, княжич. Слова ничего не стоят. Нужны дела. – Он открыл ящик своего стола и достал оттуда тонкую папку. – Я уже начал своё расследование. Как только прочёл «Вестник».

Он положил папку на стол и пододвинул её ко мне.

– Это списки всех студентов, чья смерть за последние два года была классифицирована как «несчастный случай» или «последствия неудачного эксперимента». Я сравнил их с отчётами о пропавших «биологических образцах» из морга. Есть три совпадения. Три студента, у которых после смерти «пропали» те или иные органы.

Он ткнул пальцем в одно из имён.

– Особенно интересен вот этот. Игорь Вяземский. Третий курс. Официальная версия – самоубийство через эфирное истощение. Неофициально – у него был уникальный дар к регенерации костной ткани. А после вскрытия у него «пропало» сердце.

Он посмотрел на меня в упор.

– Это – моя первая улика. Это – моё доказательство. Этого достаточно, чтобы вы начали мне доверять?

Он сделал свой ход. Он не просто пообещал. Он уже начал работать и поделился со мной первой, смертельно опасной информацией.

Я посмотрел на папку, которую он мне протянул, но не притронулся к ней.

– Этого недостаточно, лекарь, – сказал я холодно.

Он удивлённо поднял на меня брови.

– Это лишь доказывает, что в вашем лазарете творится бардак. Мне нужны следы. В вашем отделении есть кто-то, кто сотрудничает с «Химерами». Наверняка. Вряд ли дело ограничилось одним Шуйским. Мне нужно проследить, куда шли эти органы. К кому они шли.

Я встал.

– Продолжайте искать все подозрительные случаи. Подготовьте полный список, как можно скорее.

Я подошёл к двери.

– И… зайдите ко мне в Башню Магистров, если что-то узнаете.

Я сделал паузу, мой тон чуть смягчился.

– И спасибо за карту. Доброго дня.

Степан Игнатьевич остался сидеть за своим столом, глядя мне вслед. На его лице была сложная смесь эмоций: удивление от моей наглости, уважение к моей хватке и… мрачное понимание. Он только что из главы лазарета превратился в исполнителя в расследовании, которое ведёт студент-второкурсник. И он принял эту роль. Он понял, что у него нет другого выбора.

Я ушёл, не дожидаясь ответа, и тихо прикрыл за собой дверь.

Я вышел из душных коридоров лазарета, и моя рука сама сжала в кармане нарисованную лекарем карту. Но я не пошёл обратно в Башню. Мне нужен был воздух. Настоящий, а не иллюзорный.

Ориентируясь по схеме, я нашёл выход в один из центральных дворов Академии.

Здесь кипела жизнь. Яркое солнце, которого я не видел уже несколько дней, слепило глаза. Десятки студентов в синей форме сидели на траве под деревьями, стояли группами у фонтана, спешили по вымощенным дорожкам. Смех, обрывки разговоров, тихие хлопки от тренировочных заклинаний – всё это сливалось в единый гул.

Я встал под аркой, оставаясь в тени, и просто наблюдал. Смотрел, как живут эти люди. Как они общаются, как смеются. Это был другой мир. Мир, в котором я теперь должен был жить.

И тут я их увидел.

Недалеко от фонтана стояла «золотая» компания. В центре – Родион Голицын. Он что-то оживлённо рассказывал, а его свита подобострастно смеялась. Рядом с ним стояла и она, Анастасия. Безупречная и холодная, как всегда.

Но была там и третья знаковая фигура, которую я узнал по воспоминаниям Алексея. Княжна Вера Оболенская. Девушка с тёмной косой и хитрыми, насмешливыми глазами. Та самая, из-за которой и случилась дуэль. Она стояла рядом с Родионом, смеялась его шуткам и бросала на него восхищённые взгляды. Но я заметил, как её глаза то и дело быстро, почти незаметно, стреляют в мою сторону, оценивая и изучая.

Анастасия не участвовала в общем веселье. Она смотрела не на брата и не на Оболенскую. Она смотрела… на меня. Наши взгляды встретились через весь двор. Она не улыбнулась. Просто смотрела. Долго. А затем медленно отвернулась.

Я отвёл взгляд от них и продолжил наблюдать за толпой. И тут моё внимание привлёк знакомый студент.

Это был тот самый паренёк из рода Шуйских, у которого я утром спрашивал дорогу к лазарету. Он сидел один, на скамейке в стороне от всех. Теперь, при свете дня и без спешки, я мог рассмотреть его лучше. Он был худым, с нервным, затравленным лицом. Он делал вид, что читает книгу, но я видел, что его глаза бегают по строчкам, ничего не воспринимая. Он постоянно озирался по сторонам, словно боялся чего-то. Его руки, державшие книгу, мелко дрожали.

Я не знал, кто он. Но я почувствовал исходящий от него эфирный след. Слабый, но знакомый. Такой же, какой я ощущал в Запретной секции, рядом с телом Кости. Они были связаны. Возможно родные братья. Или близкие родственники. И он был напуган до смерти.

Он был ключом. Слабым звеном.

Глава 2

Когда я увидел её, Веру Оболенскую, смеющуюся рядом с Родионом, внутри что-то взревело. Это был не я. Это был Алексей. Из самых глубин его души поднялась волна ревности, обиды и униженного восхищения.

Какого хрена⁈ – мысленно рявкнул я на него. – Так, спокойно, Алексей! Если ты меня слышишь, напоминаю: ты из-за неё чуть коней не двинул! Остудись маленько!

Но с этим было сложно что-то сделать. Чувства уже нахлынули, горячие и чужие. Я понял, что сейчас мне к ним нельзя. Эта встреча неизбежна, но я к ней не готов.

А вот тот Шуйский… Его реакция на меня утром в коридоре. Его страх сейчас. Может быть, он что-то знает.

Я принял решение.

Спокойным, размеренным шагом я пошёл через площадь, прямо к его скамейке. Пока шёл, я ещё раз бросил взгляд на «золотую молодёжь». Я заметил, как Вера Оболенская, увидев, что я иду не к ним, а в другую сторону, удивлённо приподняла бровь. Родион же просто проводил меня полным ненависти взглядом. Анастасия… Анастасия делала вид, что не смотрит, но я чувствовал её внимание.

Я подошёл к скамейке, на которой сидел дрожащий студент.

Он был так погружён в свой страх, что заметил меня, только когда я встал прямо перед ним, отбрасывая на его книгу тень.

Он поднял голову. Увидел меня. И его лицо исказилось от ужаса. Он вскочил, роняя книгу, и инстинктивно сделал шаг назад, словно собирался бежать.

– К-княжич Воронцов! – пролепетал он. – Я… я ничего не знаю! Я ничего не делал!

Он был на грани истерики.

– Так! Спокойствие! Без паники! – сказал я, подняв руки в примирительном жесте. Я постарался, чтобы мой голос звучал как можно мягче и спокойнее. – Я пришёл с миром.

Он замер, тяжело дыша, готовый в любую секунду сорваться с места.

– Сядь, – попросил я. – Сядь, прошу тебя. Прошу по-хорошему.

Я улыбнулся ему. Открыто. По-дружески. Без тени угрозы или насмешки.

Моё поведение его сбило с толку. Он ожидал чего угодно – угроз, обвинений, драки. Но не спокойной просьбы и улыбки.

Он колебался несколько секунд, его бегающие глаза смотрели то на меня, то на «золотую молодёжь» вдалеке, словно ища там защиты или, наоборот, опасности.

Наконец, медленно, очень неохотно, он снова опустился на скамейку. Он не сел расслабленно, а лишь на самый краешек, готовый в любой момент вскочить. Он поднял с земли свою книгу и вцепился в неё так, будто это был его единственный щит.

– Что… что вам угодно, княжич? – спросил он дрожащим голосом.

Он всё ещё был напуган, но он не сбежал. Он был готов слушать.

Я не стал садиться рядом, чтобы не пугать его ещё больше. Я просто остался стоять перед ним.

– Представься, – сказал я мягко. – Можешь звать меня не «княжич», а Алексей. А как мне звать тебя?

Моё предложение снова его озадачило. Аристократы никогда не предлагали обращаться к ним по имени, тем более таким, как он. Он посмотрел на меня с недоверием.

– Я… я Пётр, – пробормотал он, опустив глаза. – Пётр Шуйский.

– Очень приятно, Пётр, – кивнул я.

Имя «Пётр» резануло по сердцу. Моё имя. Из той, другой жизни. На мгновение мир качнулся. Я с усилием заставил себя сосредоточиться на здесь и сейчас.

Я посмотрел на скамейку.

– Могу я присесть?

Пётр Шуйский вздрогнул от моего вопроса. Он, очевидно, не привык, чтобы аристократ его о чём-то спрашивал. Он быстро, испуганно кивнул и инстинктивно подвинулся к самому краю скамейки, освобождая мне как можно больше места.

Я сел на скамейку. Я как слепой котёнок, – пронеслось в голове. – Или котяра… Вообще не понимаю, что тут происходит. Кто этот Шуйский? Его брат?

Я почесал подбородок, не зная, с чего начать этот сложный разговор. И решил пойти самым простым путём.

– Слушай, Пётр… Петя… – обратился я к нему, и от этого имени у меня снова что-то дрогнуло внутри. – Скажи мне честно… ты чего меня так боишься, а?

Мой прямой вопрос застал его врасплох. Он вцепился в свою книгу так, что побелели костяшки.

– Я… я вас не боюсь, княжич… Алексей, – пролепетал он, но его бегающие глаза говорили об обратном. – Я… я просто…

Он запнулся, ища слова.

– Все… все говорят… – он сглотнул. – Все говорят, что вы изменились. Что вы… стали… сильным. И… жестоким. Как вы… с теми, в подвале…

Он замолчал, испугавшись собственных слов.

Так вот оно что. Слухи. Они уже поползли по Академии. История о нашей вылазке, переданная тем самым «Химерой», которого я отпустил, уже обросла подробностями и превратилась в страшную легенду обо мне.

– Ах вот оно что! – я усмехнулся. – А ты верь побольше всяким сплетням!

Я по-дружески хлопнул его по плечу. Он вздрогнул, но не отшатнулся.

– Ты мне скажи лучше, – я понизил голос, делая его более доверительным. – А вот Костя, тот что погиб недавно… он тебе был братом? Или кем? Я что-то в вас, Шуйских, не разбираюсь. Уж прости и не держи зла.

Я специально добавил последнюю фразу, чтобы показать, что мой вопрос – не допрос, а простое любопытство.

При имени «Костя» он вздрогнул ещё сильнее. Его лицо побледнело, а глаза наполнились слезами.

– Он… он был моим младшим братом, – прошептал он, и его голос сорвался. – Моим единственным братом.

Он уткнулся лицом в свою книгу, и его плечи затряслись от беззвучных рыданий. Он был не просто напуган. Он был раздавлен горем.

Я сидел рядом и не знал, что делать. Передо мной был не свидетель. Передо мной был мальчишка, который только что потерял брата.

Вот чёрт… не ожидал такого. Мужик плачет при мне. Я к такому не привык. Что делать-то? Все мои планы по допросу рухнули.

Я неловко, по-дружески, похлопал его по спине.

– Да… Сочувствую. Тяжёлая ситуация.

Слова казались банальными и неуместными, но ничего другого в голову не приходило.

Я огляделся по сторонам. «Золотая молодёжь» у фонтана всё ещё была там, но они, кажется, потеряли к нам интерес и были заняты своими разговорами. Остальные студенты тоже занимались своими делами. На нас никто не обращал внимания.

Пётр Шуйский медленно поднял голову. Его лицо было мокрым от слёз.

– «Тяжёлая ситуация»?.. – он посмотрел на меня с горькой усмешкой. – Он мёртв! А в газетах пишут… пишут, что это несчастный случай!

Он сжал кулаки.

– Я знаю, что это не так! Он… он связался с плохими людьми! Я предупреждал его! Говорил ему, что эти деньги до добра не доведут! А он не слушал! Говорил, что нашёл способ «решить все наши проблемы»! Идиот…

Он снова уткнулся в книгу. Он был сломлен, и он был зол. И он был готов говорить.

– Вот! Вот что я хотел услышать! – я подался к нему, мой голос стал низким и настойчивым. – Плохие люди! Я тоже так считаю!

Я схватил его за плечо, заставляя посмотреть на меня.

– Пётр, ты можешь мне помочь, слышишь⁈ Я хочу прищучить этих «плохих людей»! Но для этого… для этого мне нужно, чтобы ты рассказал мне всё! Понял⁈ Всё, что ты знаешь!

Я смотрел ему прямо в глаза, пытаясь передать ему свою ярость и решимость.

– Как он с ними сотрудничал? Как он на них вышел? Кто с ним связывался? Всё, что ты знаешь! И я обещаю, – я сжал его плечо сильнее, – я за него отомщу! Слышишь⁈

Мои слова, моя энергия подействовали на него. Его слёзы высохли. Горе в его глазах сменилось… надеждой. Дикой, отчаянной надеждой на возмездие.

– Отомстишь?.. – прошептал он. – Ты… ты правда?..

– Правда, – твёрдо кивнул я.

Он несколько секунд смотрел на меня, а потом сломался.

– Я… я не всё знаю, – зашептал он торопливо, оглядываясь по сторонам. – Он не всё мне рассказывал. Он вышел на них через… через одного человека. Бывшего студента. Его отчислили год назад за тёмную магию. Фамилия… Корф. Баронский род, захудалый. Этот Корф и познакомил его с ними.

Он сглотнул.

– Костя встречался с ними не здесь. Он использовал старые катакомбы под Академией. Вход… вход в них из нашей родовой усыпальницы. В крипте Шуйских, на старом кладбище за Академией. Он говорил, что это самое безопасное место.

Он дал мне две ключевые зацепки: имя – Корф, и место – усыпальница Шуйских.

– Это отлично. Просто отлично! – я ободряюще кивнул. – Ты молодчина. Это всё очень важно.

Я ослабил хватку на его плече, но мой взгляд оставался таким же напряжённым.

– Это всё? Больше ты ничего не знаешь? Ты уверен? Вспомни!

Пётр испуганно замотал головой.

– Нет, клянусь! Это всё, что он мне говорил! Он… он хвастался, что нашёл «лёгкие деньги», что этот Корф – его билет в богатую жизнь… А потом… – он снова сглотнул, – … потом он стал меня бояться. Говорил, что они… они не любят свидетелей. Он запретил мне подходить к усыпальнице.

Он посмотрел на меня с мольбой.

– Я правда больше ничего не знаю, княжич! Я боюсь! Они могут узнать, что я говорил с вами!

Он был на пределе. Давить на него дальше было бессмысленно и жестоко. Он сказал всё, что знал.

– Всё-всё, я понял. Хорошо, ты ничего больше не знаешь…

Я откинулся на спинку скамейки, давая ему немного пространства. Но один вопрос не давал мне покоя.

– Единственное… я не понимаю… вы же Шуйские. Великий Род. – Я посмотрел на него с искренним недоумением. – Как же так получилось, что… Я видел твоего отца недавно в Совете. Неужели у вас заканчиваются деньги?

При упоминании денег и отца Пётр снова сжался, но на этот раз в его взгляде была не только горечь, но и стыд.

– Заканчиваются? – он горько усмехнулся. – Княжич, они давно закончились.

Он посмотрел по сторонам и понизил голос до шёпота.

– Всё, что у нас осталось – это имя. И видимость. Наш отец… он тратит последние крохи, чтобы поддерживать эту видимость. Приёмы, балы, дорогие мантии… Он верит, что если все будут думать, что мы всё ещё сильны, то мы и будем сильны.

Он отвёл взгляд.

– Наши шахты пусты. Земли заложены. Он влез в огромные долги… в том числе и перед Голицыными. Поэтому он и молчал на том Совете. Он не может перечить им.

Он посмотрел на меня с отчаянием.

– А Костя… он просто хотел помочь. Хотел вытащить семью из этой ямы. Только выбрал не тот способ.

Теперь всё встало на свои места. Это была не просто жадность. Это было отчаяние. И этим отчаянием умело воспользовались «Химеры».

Я слушал его, и картина этого мира становилась всё мрачнее и сложнее. Великие Рода, которые грызлись за власть, на самом деле были колоссами на глиняных ногах, погрязшими в долгах и интригах.

Я посмотрел на этого запуганного, раздавленного горем и стыдом парня. И почувствовал к нему не жалость, а… уважение. Он был честен со мной.

– Ты мне очень помог, Петя, – сказал я тихо и искренне. – Спасибо тебе.

И я протянул ему руку. Не как княжич. А как человек – человеку. Как Петя – Пете.

Пётр Шуйский смотрел на мою протянутую руку так, будто это был какой-то магический артефакт. Он не понимал. В их мире так было не принято.

Он колебался несколько секунд. А потом медленно, очень нерешительно, вложил свою холодную, дрожащую ладонь в мою. Его рукопожатие было слабым, но я почувствовал в нём… благодарность. И облегчение.

– Что… что вы будете делать? – прошептал он.

Я посмотрел на него. Ох, Петя, тебе лучше не знать… На мгновение мелькнула мысль, что его познания в целительстве могли бы нам пригодиться. Но тут же я вспомнил его отца, потерявшего одного сына. Нет. Я не мог ввязывать его в это. Не мог рисковать им.

– Береги себя, – сказал я твёрдо. – Смотри по сторонам. И… оставь этот разговор между нами.

Он кивнул, и я увидел в его глазах благодарность за то, что я не требую от него большего.

Я развернулся и пошёл прямо через площадь. В сторону фонтана. В сторону «золотой молодёжи».

Моё приближение не осталось незамеченным.

Свита Родиона Голицына, заметив, что я иду прямо к ним, замолчала и напряглась. Они расступились, образуя вокруг своего лидера защитный круг.

Родион развернулся мне навстречу. Его лицо было искажено от ненависти и презрения.

– Чего тебе надо, Воронцов? – прорычал он. – Полюбовался на свою работу? Пришёл поглумиться?

Я остановился. На моём лице отразилось искреннее, неподдельное недоумение.

– «Полюбовался на свою работу»? «Поглумиться»? – я переспросил, чуть склонив голову набок. – Прости, но я правда не понимаю, о чём ты говоришь.

Я улыбнулся. Спокойно, дружелюбно, как будто он только что спросил у меня, который час.

Мой ответ его обескуражил. Он был готов к драке, к оскорблениям, к чему угодно, но не к этому вежливому недоумению. Он открыл рот, чтобы что-то выпалить, но запнулся, не найдя, что ответить на мой, казалось бы, невинный вопрос.

Его свита тоже была в замешательстве. Их агрессивный настрой дал сбой.

Вера Оболенская, однако, не растерялась. Она рассмеялась своим мелодичным, как колокольчик, смехом.

– Ох, Родион, он просто издевается над тобой! – сказала она, с явным удовольствием наблюдая за его смущением.

А затем она повернулась ко мне, и в её глазах плясали хитрые огоньки.

– А вы, княжич Воронцов, стали таким… интересным собеседником в последнее время. Что же вы хотели мне сказать?

Она полностью проигнорировала гнев Родиона и с готовностью приняла мою игру.

Я посмотрел на Веру Оболенскую. Хитрая лиса. Она чем-то напомнила мне продавщицу из магазина у завода. Та тоже думала, что она королева бала.

– Вам сказать? – я рассмеялся. Громко, от души. – Да вы что, княжна!

Я обвёл их всех насмешливым взглядом.

– Я заметил, у вас тут такая компания собралась… провидцев. Каждый уверен, что я хочу сделать что-то эдакое. Уже все всё за меня решили! – я снова рассмеялся. – Я вам ничего не хотел сказать.

Я сделал паузу, наслаждаясь их полным недоумением. А затем повернулся к Анастасии.

– Я пришёл к моей невесте.

И, проигнорировав все правила этикета, я обратился к ней так, как никто никогда не смел.

– Настя, можно тебя на секундочку?

Если моё предыдущее поведение было пощёчиной, то это была бомба.

Родион Голицын: Его лицо побагровело так, что я испугался, как бы его не хватил удар. «Настя»⁈ Он сжал кулаки и сделал шаг ко мне, но его сестра остановила его едва заметным движением руки.

Вера Оболенская: Её лицо застыло. Улыбка исчезла. Она привыкла быть в центре внимания, а я только что публично, на глазах у всех, показал, что она для меня – пустое место. Я видел в её глазах вспышку настоящей, холодной ярости. Я нажил себе ещё одного врага.