Текст книги "Железный Ворон 2 (СИ)"

Автор книги: Ярослав Мечников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 22

Следующие дни превратились в странный, лихорадочный марафон. Я старался. Честно старался быть нормальным студентом, но это было невыносимо. Утром, после завтрака с Линой, который стал для меня единственным островком покоя, я шёл на занятия. Я сидел в гулких аудиториях, уставленных рядами дубовых скамей, пропахших пылью и вековой магией. Я смотрел на преподавателей, на их аккуратные мантии и самоуверенные лица, и пытался слушать, но всё это казалось… ненастоящим. Фальшивым. Декорацией.

На «Истории Родов» пожилой магистр с энтузиазмом рассказывал о великих битвах прошлого, о чести и доблести, а у меня перед глазами стояла картина разгромленной лаборатории, наполненной запахом тлена и отчаяния. На «Древних Рунах» магистр Филонов, который теперь смотрел на меня с благоговейным ужасом, с восторгом показывал мне сложнейшие плетения, а я «видел» их структуру так ясно, так просто, что мне становилось невыносимо скучно. Я мог бы сплести их с закрытыми глазами, просто по наитию, но я сдерживался, изображая прилежного ученика. Я царапал пером по пергаменту, делая вид, что конспектирую, чтобы не вызывать новых слухов. Эта мысль, это знание о ректоре, не давало мне покоя. Оно сидело внутри, как раскалённый гвоздь, отравляя всё. Я был в аду своей собственной головы, в клетке подозрений, и я не знал, как из неё выбраться.

Каждый вечер мы собирались втроём в общей гостиной Башни Магистров. Это стало нашим ритуалом, нашей тихой гаванью посреди бури. Мы зажигали синий огонь в камине, и его спокойное пламя отбрасывало причудливые тени на стены. Мы почти не говорили о расследовании. Лина приносила свои новые «железки», и мы часами могли наблюдать, как она с ювелирной точностью собирает какой-нибудь сложный механизм. Дамиан иногда читал вслух отрывки из древних, мрачных поэм, и его тихий, ровный голос странным образом успокаивал. Эти вечера были единственным, что удерживало меня на плаву. Но они не могли длиться вечно.

В один из таких вечеров, когда напряжение достигло предела, я понял, что больше не могу молчать. Мы сидели за столом, и Лина, взяв в руки ту самую статуэтку из чёрного камня, задумчиво её вертела.

– Странный артефакт, – проговорила она, хмурясь. – Техника… очень древняя. Глубокое зачарование, многослойное. Словно десятки плетений наложены друг на друга, как слои в луковице. Доступ к таким знаниям имеют единицы. Я бы… я бы, наверное, смогла сделать что-то похожее, но здесь… здесь уникальный почерк мастера. – Она подняла на нас глаза. – И этот почерк, эта «подпись» в плетении… я видела её раньше. В книгах из Запретной секции. Так работал один из бывших ректоров Академии, Эразм, прозванный «Ткачом Теней». Но он умер двести лет назад.

Я посмотрел на Дамиана, потом на Лину. Их анализ был важен, но он не приближал нас к главному.

– Я собираюсь следить за ректором, – сказал я тихо. – Постоянно. Через Сеть.

Дамиан оторвался от своей книги. – Опасно. Он один из сильнейших менталистов в Империи. Он может тебя почувствовать.

– Я знаю, – ответил я. – Но я должен. Я не могу просто сидеть и ждать.

Этой же ночью я начал. Я сел в своей комнате, отгородившись от иллюзорного сада и бездны, и погрузился в Сеть. Я нашёл его эфирный след – мощный, сложный, как хитросплетённый узел, защищённый десятками ментальных щитов. Но я не пытался их пробить. Я нашёл тончайшую ниточку, связывающую его с пространством самой Академии, и привязал к ней частичку своего внимания, став его невидимой, неосязаемой тенью. Я провёл так почти сутки. Я «видел» всё, что он делает, как будто смотрел плохое, скучное кино.

Сначала – ничего подозрительного. Он работал с документами, подписывая приказы и распоряжения. Проводил совещание с магистрами факультетов, отчитывая их за падение дисциплины. Принимал послов из Тевтонского Ордена, обсуждая с ними какой-то пограничный конфликт с холодной, выверенной вежливостью. Вечером долго читал в своей личной библиотеке, попивая чай. Обычная, рутинная жизнь главы огромной Академии. Я уже начал думать, что Дамиан прав, и я ошибся, что это какая-то сложная ловушка, подстава.

А потом… глубокой ночью, когда вся Академия спала, он встал. Подошёл к стене своего кабинета и открыл портал. Не в Башню Магистров. В другое место. След был рваным, нестабильным, защищённым от слежки. Я едва не потерял его, но в последний момент успел «зацепиться» за саму структуру портала. Ректор вышел в трущобах Петербурга, в том самом Гнилом Переулке, где мы нашли мёртвого некроманта. Он встретился с двумя фигурами в тёмных плащах. Я не мог расслышать их разговор через такое расстояние и помехи, но я «видел» обмен. Ректор передал им какой-то свёрток, а они ему – маленький, туго набитый мешочек, который тихо звякнул. Золото.

Затем он вернулся. Я продолжал следить. Я был вымотан, ментальная слежка на таком уровне отнимала колоссальные силы. И в тот момент, когда я, полностью выжатый, разорвал связь и открыл глаза…

Он стоял в моей комнате.

Он стоял у моего стола и смотрел на меня. Без гнева. Без удивления. С холодным, почти научным интересом. Он не пришёл через портал. Он просто… был здесь.

– Довольно увлекательное занятие, не так ли, Алексей? – спросил он спокойно. – Следить за чужой жизнью. Подглядывать.

Я потерял дар речи. Меня прошиб холодный пот. Я был в ловушке. Он всё знал. Он чувствовал меня всё это время и просто играл со мной, как кошка с мышкой.

– Зачем ты следишь за мной? – спросил он, и его голос был абсолютно лишён эмоций.

Я молчал, лихорадочно соображая. Любое слово было бы ошибкой. Но я был готов. Моё тело было напряжено, я был готов в любой момент «сдвинуться» или атаковать.

– Хорошо, – он кивнул, словно прочитав мои мысли. – Раз ты не хочешь говорить, скажу я. Мне поступило распоряжение. – Он выдержал паузу. – От Императора.

Я замер.

– Наша Империя давно не демонстрировала свою мощь. Тевтонский Орден наглеет на границах. Конфедерации на юге поднимают голову. Император желает напомнить миру о силе Российской Магии. И ты, Алексей… ты станешь лицом этой демонстрации. Ты отправишься в большое турне по всем дружественным и не очень странам. С показательными выступлениями. Ты покажешь им, на что способен наследник Рода Воронцовых. Ты покажешь им свой дар.

Я слушал, и я понимал. Это была ловушка. Или просто… попытка убрать меня из Академии. Надолго. Изолировать от друзей, от расследования.

– Это большая честь, – сказал я, входя в игру. – Для меня и для моего Рода. Но… у меня здесь есть дела поважнее. Например, «Химеры».

– «Химерами», – отрезал он, – отныне занимается Служба Безопасности Академии. Официально. Твоё расследование прекращено. Это приказ. И он не подлежит обсуждению. За ослушание последует самое суровое наказание. Твои друзья будут отчислены. Твои союзники в Совете потеряют свои позиции. Ты останешься один.

– Вы забываете, с кем говорите, ректор, – прошипел я.

– Нет, Алексей. Это ты забываешь, – он подошёл ближе. – Ты – всего лишь студент. Могущественный, уникальный, но студент. А я – ректор этой Академии и, по совместительству, твой опекун. И моя власть здесь абсолютна. – Он остановился в шаге от меня. – Советую тебе больше не следить за мной. И готовиться к путешествию. Через неделю ты уезжаешь.

Он развернулся и, открыв портал, вышел, оставив меня одного.

Я вылетел из своей комнаты в общую гостиную. Лина и Дамиан тут же вышли из своих комнат.

– Что случилось⁈ – спросила Лина. – Мы почувствовали всплеск его энергии!

Я рассказал им всё. О слежке. О его визите. Об «императорском турне». О запрете на расследование.

Дамиан выслушал меня, и его лицо было мрачнее тучи.

– Он почувствовал тебя, – сказал он. – Я предупреждал. Следить за ним должен был я. Из тени. Мои методы незаметны.

– Что теперь делать? – спросила Лина.

– Теперь… теперь я пойду к нему снова, – решил Дамиан. – И если я не вернусь через час…

На следующий день Дамиан не появился. Он просто исчез. Мы с Линой не находили себе места. Мы ждали до полудня, а потом я не выдержал.

– Идём к ректору.

Мы ворвались в его кабинет. Он был там. И он был не один. Рядом с ним стоял высокий, аристократичного вида мужчина с холодными тёмными глазами. Отец Дамиана. Князь Одоевский.

– А, Воронцов, Полонская, – сказал ректор. – Проходите. Мы как раз вас ждали. Ваш друг, княжич Одоевский, пропал.

Отец Дамиана посмотрел на меня. И его взгляд был полон подозрения. Ректор явно успел его «обработать».

– Вы были последними, кто его видел. Рассказывайте, что он делал. Что планировал?

Я посмотрел на Лину, потом на князя Одоевского. Хватит игр.

– Уважаемый князь, – сказал я твёрдо. – Ваш сын сказал, что собирается следить за ректором Разумовским. Из тени. А затем исчез. Не находите это… подозрительным?

Ректор вскинул на меня яростный взгляд. Князь Одоевский перевёл свой изучающий взгляд на него.

– Следить за мной? – спросил ректор. – Зачем?

– Может быть, из-за этого? – я вытащил из кармана чёрную статуэтку и бросил её на стол. – Мы нашли её в квартире с трупом некроманта, который работал на «Химер». И её управляющая нить… ведёт прямо к вам, ректор.

Князь Одоевский посмотрел на статуэтку, и его лицо окаменело.

– Артефакт-тюрьма… Создание Эразма «Ткача Теней»…

– Ложь! – взорвался ректор. – Это провокация! Попытка меня подставить! Я понятия не имею, что это такое!

– Нить ведёт к вам, – сказал я холодно. – А нашли мы её в квартире с трупом подельника «Химер».

Одоевский теперь был насторожен. Ректор убеждал его, что это какая-то ошибка, ловушка.

– Это не доказательство! – крикнул он. – Я требую, чтобы вы ушли!

Одоевский, не говоря ни слова, развернулся и вышел. Он не поверил ни ректору, ни мне. Он будет вести своё расследование.

Ректор был в ярости. Он начал абсолютно искренне говорить о том, что «Химеры» – его враги, что для него возмутительно, что его в чём-то подозревают. Он рассказал нам, что этот артефакт действительно когда-то хранился у него в кабинете, в коллекции древностей. Но был украден кем-то несколько месяцев назад. Это попытка его подставить.

Я не верил ему.

Мы вышли из кабинета. Я был опустошён.

В тот же вечер я заперся в своей комнате с книгами. Я нашёл то, что искал. «Пространственный камуфляж. Продвинутый уровень: сокрытие эфирного следа». Я тренировался всю ночь. Я научился не просто становиться невидимым. Я научился скрывать своё присутствие в Сети. Растворяться в ней.

И я снова пошёл по следу. Невидимый. Неосязаемый.

Я «увидел» ректора. Он был в своём кабинете. Нервничал. А затем… он открыл портал. В то же место в трущобах.

Я шагнул за ним.

Он встретился с теми же фигурами в плащах.

– Он знает! – прошипел ректор. – Он всё знает про артефакт! Одоевский теперь подозревает меня! Что говорит Магистр⁈

– Магистр недоволен, – проскрипел один из них. – Он приказал ускорить подготовку. Он хочет получить «материал» как можно скорее.

– Где он? – спросил ректор.

– Там, где его никто не найдёт. В сердце Леса.

Я слушал их, и всё встало на свои места.

Зачарованный Лес. Магистр был там.

И я знал, что мне делать.

Я вернулся в свои апартаменты, и моя душа была выжжена дотла. Ректор. Магистр. Зачарованный Лес. Картина была полной и чудовищной. Я вышел в общую гостиную. Там сидела Лина, она ждала меня.

– Я всё знаю, – сказал я, не в силах ходить вокруг да около. Я рассказал ей всё. О двойной игре ректора, о его связи с Магистром, о его планах отправить меня в «турне». И о том, что логово главного злодея – в сердце Зачарованного Леса.

– Я иду туда, – сказал я в конце. – Один.

– Нет! – она вскочила. – Я иду с тобой! Ты не можешь идти туда один, это самоубийство!

– Именно поэтому ты и не идёшь, – ответил я, подходя к ней. Я взял её за руки. – Я не могу рисковать тобой, Лина. Ректор работает на Магистра. Он знает о тебе. Он может навредить тебе, чтобы добраться до меня.

– Но… – она хотела возразить, но я покачал головой.

– Нет. Это не обсуждается.

Она смотрела на меня, и в её глазах стояли слёзы. Но это были не слёзы обиды. Это были слёзы отчаяния и страха за меня.

– Тогда… тогда возьми это, – прошептала она.

Она сняла с пальца кольцо, над которым работала всё это время. Это был простой серебряный перстень с небольшим, алым камнем.

– Это «Гладиатор Света», – сказала она. – Моя лучшая работа. Он поглощает тёмную энергию, но только на время. Если почувствуешь атаку, он даст тебе несколько секунд неуязвимости. Возможность нанести свой удар первым. – Она посмотрела мне в глаза. – Я… я вдохновлялась тобой, когда его делала. Ты и есть мой гладиатор света.

Она надела перстень мне на палец. Он был тёплым.

– Пожалуйста… будь осторожен, – прошептала она.

– И ты тоже, – ответил я. – Будь очень осторожна. И лучше… лучше, чтобы ты ушла из Академии на время.

Она испуганно посмотрела на меня.

Я не стал ничего больше говорить. Я просто обнял её, прижал к себе. А потом, не отпуская её, закрыл глаза. Я нашёл в Сети её родовое поместье, которое видел в её ауре.

Шаг. Хлоп.

Мир моргнул. Я стоял в своей комнате один. А она – уже в безопасности, в холле своего дома.

А теперь – моя очередь.

Я закрыл глаза. Я не искал след. Я искал «рану». Точку, где Сеть была разорвана и кровоточила хаосом. Сердце Леса. Я нашёл её. Это был бурлящий, безумный узел энергии.

И я шагнул в него.

То, что произошло дальше, не поддаётся описанию. Это был не просто «прыжок». Это было падение. Падение в безумие.

Меня начало бросать из стороны в сторону, как щепку в шторм. Этот Лес, он будто плавал в самом космосе. Я чувствовал, как мои руки и ноги отрываются от меня. Я буквально ощущал, что моя голова находится в одном мире, торс – в другом, а ноги – в третьем. Я был внутри гигантских, светящихся деревьев, на их переливающихся листьях, а в следующую секунду я снова летел сквозь россыпи звёзд и туманностей. Пространство и время здесь не существовали.

Это был поистине сумасшедший, психоделический трип. Я видел цвета, у которых нет названий. Слышал звуки, похожие на музыку звёзд. Мимо меня проносились образы – моё прошлое, моё настоящее, тысячи возможных будущих. Я видел Петю у станка. Видел себя в мантии ректора. Видел себя, умирающего в тёмном подвале. Видел себя и Лину, старых, сидящих у камина.

Всё смешалось в один безумный, калейдоскопический вихрь. Я начал терять себя. Терять свой «якорь». Я забывал, кто я – Петя или Алексей.

И в этот момент, на пике безумия, я увидел Тень.

Она была огромной, бесформенной. Она начала накрывать весь этот космос, весь этот Лес, поглощая свет, пожирая звёзды. Она тянулась ко мне. Это был он. Магистр. Или что-то, что стояло за ним.

Я понял, что если она коснётся меня, я исчезну. Растворюсь.

И тогда я, из последних остатков воли, выставил вперёд руку. Руку с перстнем, который дала мне Лина.

«Гладиатор Света».

Опал на перстне вспыхнул ослепительным, чистым, белым светом. И Тень… она испугалась. Она взвыла беззвучным криком, который сотряс саму ткань реальности, и отпрянула, как нечисть от креста.

Свет от перстня пробил в окружающей тьме дыру. И в этой дыре я увидел его. Портал. Неровный, дрожащий, похожий на рану в пространстве.

Я не думал. Я рванулся к нему.

Я влетел в него. Сначала головой. Затем в портал втянуло мои руки, торс, ноги.

И я вывалился на твёрдую землю.

Я лежал на траве, тяжело дыша, и приходил в себя. Когда я открыл глаза, я увидел…

Я лежал на круглой поляне. Она была идеально ровной. Трава здесь была изумрудно-зелёной и, казалось, светилась изнутри. А вокруг, по краю поляны, стояли гигантские, древние деревья. Но они не росли вверх. Они все, как одно, склонились к центру поляны, образуя над ней живой, зелёный купол. Будто в центре неё находился какой-то магнит, притягивающий к себе всё живое.

В центре поляны стоял он. Магистр Аверьян Корф. Без капюшона.

Он был именно таким, как я и представлял. Иссохший, с жёлтой, пергаментной кожей. Но его глаза… они горели не красным, а фиолетовым огнём. Огнём чистого, безумного знания.

Рядом с ним, в воздухе, в стазис-поле, висели двое.

Дамиан. Он был без сознания.

И… Игнат Воронцов. Настоящий. Живой.

– Я ждал тебя, – сказал Магистр, и его голос был спокоен. – Я знал, что ты придёшь, Аномалия. Добро пожаловать в моё святилище. В сердце Леса. И… в твою могилу.

Глава 23

Я стоял на изумрудной, неправдоподобно зелёной поляне в сердце Зачарованного Леса, и мир, который я с таким трудом начал понимать, рухнул, рассыпавшись на миллион острых, как стекло, осколков. Тот, кого я считал Магистром, древним, безумным некромантом, был… мной. Другим мной. Искажённым, озлобленным отражением в кривом зеркале судьбы.

– Петя? – вырвалось у меня шёпотом, и это имя, моё имя, прозвучало в этой нереальной тишине как святотатство, как слово из давно забытого, запретного языка.

Иссохшая фигура в фиолетовой мантии усмехнулась. Это не была усмешка триумфа. Это была усмешка вселенской усталости, полной горечи и выжженной дотла души. Кожа на его лице, жёлтая и тонкая, как старый пергамент, натянулась на черепе, делая его похожим на ожившую мумию. Но глаза… его глаза были моими. Только выцветшими, полными фиолетового, холодного огня безумия и запредельного знания.

– Удивлён? – проскрипел он, и его голос был как шелест сухих костей, скребущих по могильной плите. – Я тоже был удивлён, когда много лет назад, копаясь в потоках Сети, которые этот мир называет магией, почувствовал в ней ещё одно эхо. Ещё одну шальную, ничтожную душу с проклятого завода, которую однажды, как и меня, затянет в этот грёбаный мир.

Он сделал шаг ко мне, и трава под его ногами чернела и увядала.

– Только мне повезло меньше, двойник. Я попал в тело умирающего, изгнанного гения, изуродованного собственным провальным экспериментом. Мне пришлось карабкаться наверх из грязи, из невыносимой, ежедневной боли, собирая себя по частям, как одного из моих гомункулов, вплавляя в себя чужую силу, чужую жизнь, чтобы просто не развалиться. А ты… – он обвёл рукой идеальную, сияющую поляну, где висели в янтарных стазис-полях мои друзья. – Ты получил всё на блюдечке. Тело здорового, молодого аристократа. Силу, которая пробудилась сама. Друзей, которые готовы за тебя умереть. Любовь, о которой я уже и забыл, что это такое. Несправедливо, не находишь?

Он говорил, и я слушал, и во мне боролись ужас, шок и… странная, извращённая, чудовищная жалость. Я видел перед собой не монстра. Я видел себя, прошедшего по другому, более страшному пути. Я видел, кем я мог бы стать, если бы моя ненависть и отчаяние оказались сильнее.

– Ты… ты тоже Петя? – спросил я, всё ещё не в силах поверить.

– Я был Петей! – отрезал он, и его фиолетовые глаза вспыхнули яростью. – Тем жалким, наивным дураком, который верил в справедливость и честный труд! Который думал, что если будет хорошим, то жизнь его вознаградит! Этот мир, Петя, не вознаграждает хороших. Он их жрёт. Я это понял. Я принял его правила. Теперь я – Магистр Аверьян Корф. А ты… ты – просто аномалия, ошибка, которую я сейчас исправлю. Я заберу то, что по праву принадлежит мне. Этот мир. И твой дар. Твоё чистое, незамутнённое, сильное тело. Оно станет идеальным сосудом для моего знания и моей воли!

Наш диалог был коротким. Мы всё поняли без слов. Два отражения. Две судьбы. И только одна может остаться.

Он атаковал первым. Тьма, которую он призвал, была не похожа на то, что я видел раньше. Это была не просто магия теней. Это была пустота, анти-жизнь, концентрированная боль и отчаяние, накопленные им за десятилетия страданий. Она хлынула на меня, как чёрная река, высасывая свет и тепло из самого воздуха. Я выставил вперёд руку, сплетая свой самый мощный, адаптивный «Кокон». Серебро и золото вспыхнули, создавая двухслойную сферу, но под натиском его воли щит начал трещать и плавиться, как стекло под ударом молота. Он не просто бил. Он разрушал саму структуру плетения.

Я отвечал «Пространственными лезвиями», срезая куски реальности вокруг него, пытаясь отсечь его от источника силы – от этой поляны. Но он уходил от них, «сдвигаясь» с нечеловеческой скоростью, оставляя за собой лишь чёрные, дымящиеся разрывы в пространстве. Его движения были рваными, неестественными, как у сломанной марионетки, но невероятно быстрыми.

Наш бой был не просто битвой магов. Это была битва двух мировоззрений. Его – полного горечи и ненависти ко всему миру, который его отверг, который заставил его страдать. И моё – полного новообретённой, отчаянной любви к этому же миру, к его друзьям, к его будущему. Он был воплощением прошлого, от которого я сбежал. Я – воплощением будущего, которое он потерял.

Он был сильнее. Опытнее. Злее. Каждое его заклинание было отточено годами боли. Каждое движение – выверено и безжалостно. Я чувствовал, как слабеет мой щит, как силы покидают меня. Он загонял меня в угол, теснил к краю поляны.

– Ты слаб! – кричал он, и его голос гремел над поляной. – Ты всё ещё цепляешься за свою человечность! За свою мораль! Отбрось её, Петя! Вспомни, кем мы были! Вспомни унижения! Вспомни безнадёгу! Прими свою тьму, и ты станешь таким же, как я! Мы могли бы править этим миром вместе!

Я падал. Мой щит рассыпался серебряным пеплом. Его тьма уже касалась меня, ледяная, высасывающая жизнь, и я увидел, как на моей руке появляются чёрные вены проклятия. Я понял, что у меня остался только один ход. Последний. Отчаянный. Я не мог победить его силой. Но я мог лишить его цели.

Я посмотрел на стазис-поля, где в янтарной магии висели Дамиан и Игнат. И я отпустил себя. Я перестал быть Петей-стратегом. Я позволил другому голосу зазвучать во мне. Голосу Алексея. Тому, что было скрыто глубоко внутри. Тому, кто отчаянно любил своего брата и винил себя в его «смерти».

«Игнат!» – прозвучал во мне его безмолвный, полный тоски и раскаяния крик.

И моя магия, магия Пространства, послушалась не меня, а его. Она рванулась не ко мне, не на защиту, а к ним. Она ударила по стазис-полям, разрывая их в клочья.

Игнат и Дамиан рухнули на траву, приходя в себя, кашляя.

Корф взревел от ярости, поняв, что я сделал. Он лишился своих трофеев. Он бросил в меня последний, смертельный заряд тьмы.

– Теперь ты умрёшь!

Но было поздно. Игнат, едва придя в себя, увидел, что происходит. Увидел меня, увидел тьму, летящую в меня. Он вскинул руку, и пространство вокруг нас троих – меня, Дамиана и его самого – исказилось, свернулось, как скомканный лист бумаги.

– Брат! – это было единственное, что я услышал, прежде чем мир исчез.

Мы оказались в полной, абсолютной темноте. Это не была просто комната без света. Это было… ничто. Я не чувствовал своего тела. Я был чистым сознанием, парящим в бездне. Я слышал голоса. Далёкие, полные боли крики Дамиана и Игната, которые тоже попали сюда, в эту ловушку между мирами, в изнанку Леса.

«Ты звал меня,» – пророкотал голос, который, казалось, исходил отовсюду и ниоткуда. Он был древним, как сама Вселенная, и в нём не было ни добра, ни зла, лишь безграничное, холодное знание. «Ты пришёл в моё сердце. В сердце Леса. И теперь ты – мой.»

– Кто ты? Что это за место? – крикнул я в пустоту.

«Я – то, что было до света. Я – то, что останется после. Я – кровь этого Древа Миров. А ты, дитя Старой Эры, – забавная аномалия.»

Голоса друзей становились всё тише, полные страдания. Тьма поглощала их.

«Но я предложу тебе сделку, маленький человек,» – продолжал голос. «Я чувствую твою связь с тем, другим „листом“. С твоим домом. Я могу отправить тебя назад. Прямо сейчас. В твоё тело. В твой мир. Ты забудешь всё это, как дурной сон. Или… ты останешься здесь. Навечно. Один. В этой тьме, со своим даром. Твоя боль будет расти. Твои страдания будут вечными. Выбирай.»

Я был в отчаянии. Вернуться домой? Но я знал, что там меня ждёт смерть. Остаться здесь? Это была пытка хуже смерти. Я слушал крики Игната и Дамиана и падал на колени в этой небытийной пустоте. Я не знал, что делать. А потом я вспомнил. Свет. Всегда есть свет.

– Ты – тьма! Ты – смрад! А свет есть! И свет здесь! – я ударил себя в грудь. – Это любовь!

Я вспомнил Лину. Её улыбку. Тепло её руки. Её поцелуй. Её веру в меня.

– И свет здесь! – я выставил вперёд руку с перстнем. – «Гладиатор Света»!

Я направил в него всё, что у меня было. Не просто эфир. Свою душу. Свои воспоминания. Свою любовь к ней. Свою надежду. Всю свою сущность. Перстень завибрировал. Камень в нём начал светиться. Сначала тускло, потом всё ярче… «НЕТ!!!» – взревела Тьма. А затем перстень взорвался ослепительной, чистой, белой вспышкой, которая заполнила собой всё.

…Мы снова оказались в лесу. Но это был просто лес. Обычные деревья. Обычная трава. Утреннее солнце пробивалось сквозь листву. Мы лежали на земле – я, Дамиан и Игнат. Мы были живы. Но мы ошибались, думая, что всё кончено.

Земля задрожала. Весь лес, насколько хватало глаз, начал темнеть. Деревья чернели, трава увядала. Огромная, как цунами, волна чистой, концентрированной тьмы шла на нас, сметая всё на своём пути. «Кровь Древа» была в ярости.

– Нужно уходить! Портал! – закричал Игнат.

Но я покачал головой. – Нет. Хватит бегать.

Я встал. Выставил вперёд руки. И создал щит. Огромный, до неба. Не из «Зеркала» или «Чешуи». А из чистого, белого света. Из своей души. Самое мощное плетение. И тьма врезалась в него. Мир содрогнулся. Я стоял, и мой щит трещал, но держался.

– Помогите мне! – крикнул я.

Игнат и Дамиан встали рядом. Они вложили свою силу в мой щит. Пространство. Тьма. И Свет. Три силы против одной, первобытной. И в этот момент, на границе двух реальностей, я услышал его голос у себя в голове. Голос Корфа.

«Ты не понимаешь, Петя! Обстоятельства делают людей! Это не наша заслуга, что мы добрые или злые! Это просто… условия, в которые нас поставили!»

Я чувствовал, как его сила слабеет. Его ненависть, его боль. Он был частью этой тьмы.

– Я знаю! – крикнул я ему в ответ, пробиваясь сквозь его защиту. – Но я выбираю свой путь!

Я прорвался через тьму. Я увидел его. Он стоял, истощённый, почти прозрачный. Я окутал его своим эфиром, готовый уничтожить.

– Убей меня, – прошептал он. – И ты вернёшься домой. Навсегда. Это единственный способ разорвать связь.

Вернуться домой. К своей серой, но простой и понятной жизни. Где не было этого ужаса.

Я вспомнил Лину. Её смех. Её тепло. Я вспомнил Дамиана, протягивающего мне камень связи. Вспомнил Игната, кричащего «Брат!». Вспомнил старого князя Шуйского, предлагающего мне убежище. Вспомнил даже суровое уважение магистра Громова.

Этот мир, такой жестокий и чужой, стал моим.

Но я понимал – другого выхода нет. Я направил весь эфир в него, готовясь и самому покинуть этот мир.

Он смотрел на меня, не понимая. А затем его пергаментное лицо начало разглаживаться. Безумный фиолетовый огонь в его глазах погас, сменившись… удивлением. Он снова становился… Петей. А потом он просто… растаял. Исчез. Вернулся в общий поток Сети. Чистым.

Я рухнул на колени без сил. Тьма окутала меня.

Надо мной склонились два лица.

– Петя! – кричал Дамиан.

– Брат! – кричал Игнат.

– Лина… – прошептал я. И отключился.

* * *

Я медленно приходил в себя, выныривая из вязкой, тёплой темноты, где не было ни боли, ни страха. Первым пришёл запах. Резкий, чистый запах карболки и горьковатый аромат сушёных трав. Я знал этот запах. С него всё началось.

Я разлепил тяжёлые, словно свинцовые, веки. Белый потолок. Знакомая комната в лазарете. На мгновение мне показалось, что всё это был лишь лихорадочный сон. Что сейчас войдёт нянюшка Агриппина и скажет, что я слишком долго спал после дуэли.

– Очнулся, герой, – услышал я знакомый, уставший голос.

Рядом с кроватью стоял лекарь Матвеев. Он выглядел постаревшим, но на его лице была слабая, искренняя улыбка. За его спиной стояла Агриппина, и она смотрела на меня с такой теплотой и слезами на глазах, что моё сердце сжалось.

Я был в шоке. Я был ещё здесь. В этом мире.

– Но… как? – прохрипел я. Мой голос был чужим, слабым. – Корф… он сказал… что связь разорвётся…

– Перстень, – сказал Матвеев, подходя ближе. Он осторожно взял мою руку, на которой всё ещё тускло светился алый камень, теперь покрытый сетью тончайших трещин. – «Гладиатор Света». Лина Полонская создала не просто артефакт, а… якорь. Когда ты направил в него всю свою сущность, всю свою волю и… – он запнулся, – … твою любовь, он не просто защитил тебя. Он вплёл твою душу в саму ткань этого мира, используя её как точку привязки. Он не позволил Сети забрать тебя. Ты привязал себя к ней, Алексей. Намертво.

Я лежал и слушал его. И слёзы хлынули из моих глаз. Это были не слёзы радости или горя. Это были слёзы человека, который прошёл через ад и вернулся. Который обрёл дом там, где меньше всего ожидал.

Я провёл в лазарете три дня. Три тихих, спокойных дня. Моё тело и эфирное поле восстанавливались с невероятной скоростью, словно сама Сеть теперь лечила меня. В эти дни ко мне приходили посетители.

Первой пришла Лина. Она вошла тихо, без своей обычной шумной энергии. Села на стул рядом и просто взяла меня за руку. Мы долго сидели молча. И в этой тишине было сказано больше, чем в тысячах слов. Мы оба были изранены, мы оба заглянули в бездну, но мы были вместе.

Потом пришли они. Дамиан и Игнат. Мой друг и мой «брат». Они стояли в дверях, неловкие, не зная, что сказать.

– Спасибо, – сказал Игнат, и его голос был полон сложных, противоречивых чувств. Он смотрел на меня, видя во мне и спасителя, и того, кто занял место его настоящего брата.

– Ты спас меня, брат.

– Ты спас нас всех, Петя, – поправил его Дамиан, и впервые на его лице была не усмешка, а тень настоящей, искренней улыбки.

От них я и узнал новости.

Ректора Разумовского арестовали в тот же день. Когда они вернулись в Академию, гвардия Полонских и Одоевских уже ждала его. Он не сопротивлялся. Говорят, когда с него сняли ментальные щиты, он выглядел как сломленный старик. Вся его связь с Магистром, с его тёмной волей, исчезла, оставив после себя лишь пустоту и вину. Его увезли в Ледяную Цитадель Голицыных, ту самую тюрьму для магов, ждать суда. Новым исполняющим обязанности ректора, к всеобщему изумлению, стал магистр Громов. Совет решил, что в такие смутные времена Академии нужен не политик, а солдат.

Мой «отец», Дмитрий Воронцов, и князь Голицын были опозорены. Их ложь, их интриги – всё вскрылось. Их лишили права голоса в Совете на десять лет и обязали выплатить огромную компенсацию Роду Шуйских. Мой отец заперся в монастыре и никого не принимал. Голицын же, говорят, устроил своему сыну Родиону такую порку, которую тот запомнит на всю жизнь.

Мир менялся. Я лежал и слушал, и понимал, что ураган, который я поднял, пронёсся по всей Империи, срывая старые маски и ломая гнилые троны.